Страница:
В тридцать втором году лишь считанные единицы «верных ленинцев» подвергались репрессиям. Массовый террор ещё не наступил. Уважаемый Надеждой Аллилуевой Бухарин ещё был членом ЦК партии, читал лекции студентам в Промакадемии, где училась Аллилуева, пользовался большим влиянием в Наркомате тяжёлой промышленности. Оставался пока что одним из безусловных вождей партии. Все его беды начнутся значительно позже, когда Надежды уже не будет в живых… В тридцать втором году и сам Бухарин, очень похоже, ничуть не считал себя жертвой каких-то репрессий. Следовательно, отпадает и этот аргумент. Не было к тому времени широких репрессий против верхушки партии, не было!
Крайне сомнительным выглядит и неведомо откуда взявшееся в душе Надежды сочувствие к раскулачиваемым крестьянам. Ничего подобного опять-таки не отмечено в дошедших до нашего времени воспоминаниях о ней и её собственных письмах. Нужно хорошо представлять себе психологию «пламенных революционеров» той эпохи, к которым принадлежала Надежда Аллилуева, и не приписывать им собственные мысли и ощущения конца двадцатого века.
Они были своеобразным народом, эти самые революционеры. Я не собираюсь ни осуждать их, ни восхвалять — просто мы должны знать их именно такими, какими они были…
А какими они были?
Назовём вещи своими именами: жестокими и безжалостными ко всему, что не укладывается в догмы. Жестокими и безжалостными ко всем, кто, с их точки зрения, был лишь «вязанкой хвороста для мировой революции». Многомиллионное российское крестьянство было для большевиков этакой тёмной, неразумной, тупой массой, которую следует, согласно лозунгам той эпохи, «железной рукой привести к счастью». Собирательным образом в речах многих, в том числе и Бухарина, был «мужик Пахом», этакое косматое и глуповатое олицетворение крестьянства. Более того, этот же Бухарин, безусловный авторитет для Аллилуевой, в своё время всерьёз уверял, что расстрелы-де — это просто способ выработки из сырого человеческого материала нового, социалистического, труженика.
Так что Надежда, чьи взгляды во многом формировались под воздействием как раз Бухарина и других близких ему по духу партийных теоретиков, попросту не могла ни с того ни с сего проникнуться жалостью к угнетаемым крестьянам. Это полностью противоречило образу мыслей тогдашнего «правильного» большевика.
Так что импортный фильм, английский, кажется, где «Наденька», насмотревшись из окна вагона на страдания «рюсс мужьик», где-то в Кремле, при большом стечении народа, укоряет Сталина в жёсткости по отношению к крестьянству, — очередной лубок, дешёвый миф… Аллилуева, выступающая против коллективизации — такой же нонсенс, как, скажем, Дзержинский, подающий в Политбюро докладную о немедленном введении многопартийности…
Отпадает. Тем более, что опубликовано изрядное количество писем Надежды Аллилуевой к Сталину, глубоко личных, со всей искренностью написанных. Никто до сих пор не решился утверждать, что эти письма фальсифицированы или урезаны публикаторами.
Что же мы видим? Какие насущные проблемы заботят Надежду в те самые времена, когда «верные ленинцы» якобы подвергаются тотальному террору, а в стране бурлит разорительная коллективизация?
Письмо от 2 сентября 1929 г. Экзамен по письменной математике прошёл успешно. Из-за дождей грибов собрали мало. В Москве очереди за молоком и мясом, но это, несомненно, можно исправить путём «правильной организации»…
Очередное письмо (где-то между 16 и 22 сентября 1929 г.). Очень длинное — и почти целиком посвящено какой-то сложной, запутанной, непонятной нам уже сегодня склоке, возникшей меж несколькими отделами ЦК и газетой «Правда», больше всего похожей на свару в коммунальной кухне.
12 сентября 1930 г. О том, что над Москвой летал какой-то дирижабль, и эта замечательная машина всех позабавила. А в общем, дела идут прекрасно — видела новую оперу, настроение публики сносное, а на даче наконец-то включили отопление…
И так далее, и тому подобное. Внутрипартийные дела, бытовые новости, и нигде, ни строкой, ни намёком нет сожаления о бедных крестьянах, скорби по угнетаемым «верным ленинцам»…
Версия «политика» становится все более хрупкой, нереальной…
Тогда?
Кружили слухи о ревности Надежды, о том, что к самоубийству её вынудило демонстративное увлечение мужа всевозможными доступными красотками. Слухи были долгими и устойчивыми, настолько, что их спустя много лет повторял даже Молотов, один из самых близких к Сталину людей, один из немногих, кто был со Сталиным на «ты».
И все же, все же… Подобные слухи, во-первых, обычно лишены определённости, то есть не направлены на каких-то конкретных особ, а если и направлены, то всякий раз всплывает иное имя или персона… Во-вторых, при серьёзном рассмотрении выясняется, что почти каждый из рассказчиков пользовался информацией из третьих рук. Никто ничего не знает точно, никто не видел, как Сталин за кем-то ухаживал. А это, простите, странно. Такой осведомлённый человек, как Молотов, мог бы и назвать конкретные имена — но его рассказы выглядят передачей полученных из чужих уст пересудов…
Так что и вариант «Сталинская измена» практически не аргументирован и скорее напоминает попытку подыскать хоть какое-то объяснение случившейся трагедии.
Гораздо более правдоподобны гипотезы о том, что причина самоубийства — чисто медицинского характера. Есть свидетельства, что Надежда была крайне неуравновешенной, с тяжёлой наследственностью, что некоторые врачи называли её череп «черепом самоубийцы». Сохранились также воспоминания, что в последние годы жизни у неё начались какие-то непонятные боли в животе и встревоженные кремлёвские медики собирались отправить её в Германию для всестороннего обследования.
Вот это гораздо более убедительно — человек, застрелившийся в приступе психического расстройства или узнавший о своей неизлечимой болезни…
Однако… Сохранилась масса достоверных воспоминаний о весьма странной реакции Сталина на безвременную кончину жены. В деталях они сплошь и рядом отличаются, однако смысл всегда один и тот же.
«Когда эта печальная церемония подошла к концу, в зал вошёл Сталин. Постояв несколько минут около покойной, он вдруг сделал движение руками, как бы отталкивающее от себя гроб, и проговорил:
— Она ушла, как враг!»
Это пишет Владимир Аллилуев, племянник Надежды. Есть и другие схожие свидетельства. Общий смысл, повторяю, всегда один и тот же: Сталин в поступке жены видел «предательство», «вражеский жест».
Очень трудно порой понимать Сталина, проникать в ход его мыслей, но одно можно сказать с железной уверенностью: при его остром и могучем уме он ни за что бы не назвал «предательством» или «враждебным жестом», «изменой» самоубийство психически больной жены. Ни за что. Для этого он был достаточно умен — к тому же речь шла о близком человеке, а к родным и близким Сталин всегда был добр и терпим, иногда, увы, даже чересчур…
Но ведь должно же быть какое-то объяснение? И вот возникает гипотеза, которую прежде никто почему-то не выдвигал — скорее всего, оттого, что Надежду повсеместно принято было считать очередной безвинной жертвой изверга Сталина…
А если в данном конкретном случае мы имеем дело не с жертвой, а виновницей? Стоит только предположить, что Надежда нашла кого-то на стороне, как многое становится на свои места, и головоломка складывается довольно легко…
В самом деле, почему с такой лёгкостью мы виним в супружеской измене именно Сталина, а не его жену? А если все было наоборот? Что в этом такого уж невероятного? Ни один великий человек, ни один славный король, талантливый полководец или известнейший актёр не застрахован от измены жены или подруги. Примеров масса. В своё время ветреная супружница Жозефина, не колеблясь и не терзаясь угрызениями совести, наставила рога Наполеону Бонапарту. Каким уж зверем и титаном ни был Пётр Первый, однако жёнушка Екатерина, ничуть не убоясь грозного мужа, преспокойно изменяла ему с дешёвым немецким франтиком…
А почему бы и нет? Что в этом такого уж невероятного? Все дело в психологическом типе женщины. Одна сохранит верность даже нелюбимому мужу, и навсегда, а другая ухитрится и от горячо любимого, вульгарно выражаясь, сходить налево…
Эта нехитрая истина применима и к «партийным» дамам, к тем самым пламенным революционеркам — они, как-никак, были не только персонажами из «Истории ВКП(б)», но и живыми женщинами со своими слабостями, каждая со своим характером. Очень трудно представить в постели с любовником Надежду Крупскую (между прочим, в молодости весьма очаровательную женщину) или жену Молотова Полину Жемчужину — не тот склад характера, не те привычки. А вот что касается долголетней любви Ленина Инессы Арманд, ярой проповедницы свободной любви Александры Коллонтай или ветреной красотки Ларисы Рейснер с её приключениями в матросских кубриках — тут дело другое…
Начнём с того, что в этом смысле наследственность у Надежды Аллилуевой оставляет желать лучшего. Похождения её матери Ольги прекрасно известны. Сначала она четырнадцатилетней сбежала из родительского дома к будущему мужу — с одним узелком, выбросив его в окно, неожиданно для окружающих. А впоследствии, будучи особой крайне легкомысленной и влюбчивой, то и дело подобным же образом убегала от мужа с очередным кавалером. Через какое-то время, нагулявшись, возвращалась. Муж всякий раз прощал — видимо, крепко любил…
Что представляла собой Надежда годам к тридцати? Упрямая, взбалмошная, жёсткая, свободолюбивая, впечатлительная, говоря учено, экзальтированная. Именно тот человеческий типаж, что вполне способен, простите за вульгарность, завести хахаля на стороне. В особенности если учесть, что Сталин, с его нечеловеческой загруженностью невероятно сложными делами, вряд ли мог уделять много времени молодой жене. Которая к тому же, как показывают достоверные свидетельства, вообще не ощущала себя женой, хранительницей домашнего очага. От воспитания детей, например, устранилась полностью.
Вспоминает Владимир Аллилуев: «…она перепоручила воспитание сына, да и дочери тоже, совсем неблизкому детям человеку — Муравьёву Александру Ивановичу, хотя, быть может, и очень хорошему. В конце концов, такое отношение к детям обернулось против неё самой, она не обрела в них опору и радость. В „Двадцати письмах к другу“ воспроизводится один диалог, услышанный Александрой Андреевной Бычковой (няней Светланы), который произошёл между Надеждой и её гимназической подругой незадолго до самоубийства. На вопрос подруги: „Неужели тебя ничто не радует в жизни?“ — она ответила: „Ничего не радует. Все надоело. Все опостылело!“ „Ну, а дети, дети?“ „Все, и дети…“».
Симптом далеко зашедший психической болезни? Или всего-навсего своеобразный склад характера? Если верно последнее, то женщина с подобными настроениями вполне могла и любовника завести, вспомнив теории той же Коллонтай, закусив удила, обидевшись на весь белый свет: муж — бирюк, не ценит и не лелеет, никто не понимает, дети под ногами путаются… Что здесь необычайного? Примеров достаточно…
Другая Надежда, дочь Василия Сталина и Галины Бурдонской, внучка Надежды-первой, вспомнила: «Анна Сергеевна Аллилуева, бабушкина сестра, рассказывала об этом вечере (праздничный вечер у Ворошиловых. — А.Б.). Надя обычно строго ходила — с пучком, а тут она сделала новую причёску, модную. Кто-то из Германии привёз ей чёрное платье, и на нем были аппликации розами. Был ноябрь, но она заказала к этому платью чайную розу, она была у неё в волосах. И она закружилась в этом платье перед Анной Сергеевной и спросила: „Ну, как?“ Она собиралась, как на бал. Кто-то за ней сильно ухаживал на этом вечере. И дед сказал ей что-то грубое».
Именно после этого вечера Надежда выстрелила себе в висок… Быть может, у «деда» были веские причины для грубости, отнюдь не исчерпывающиеся тем, что молодая жена с кем-то оживлённо флиртует.
Последняя жена Николая Бухарина вспоминала впоследствии: «Николай Иванович вспоминал, как однажды он приехал на дачу в Зубалово и гулял с Надеждой Сергеевной возле дачи. Приехавший Сталин тихо подкрался к ним, глядя в лицо Николаю Ивановичу, и произнёс страшное слово: „Убью“. Николай Иванович принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела». Совершенно несвойственный для хладнокровнейшего Сталина всплеск эмоций… Быть может, у него были веские причины? Или он просто ошибся адресом? Хотя Бухарин был известным бабником, и этот след не годится так просто сбрасывать со счётов…
Одним словом, версия неожиданная, но вовсе не безумная. Как уже говорилось, все дело в женском характере. Все, что мы знаем о Надежде Аллилуевой, позволяет допустить, что измена могла иметь место как раз с её стороны, это-то и было причиной выстрела. Жаль, что никто до сих пор не предпринимал детальных поисков в этом направлении. Быть может, существуют и более недвусмысленные свидетельские показания, но их пока что никто не читал …
После смерти жены Сталин замкнулся ещё более, и его личная жизнь окутана вовсе уж непроницаемым туманом. Одно время ходила байка (всерьёз воспринимавшаяся даже немецкой разведкой) о существовании некоей «тайной жены Сталина Розы Каганович», «то ли дочери, то ли сестры» сталинского сподвижника Лазаря Кагановича. Однако это — вовсе уж совершеннейшая чушь. Майе Лазаревне Каганович было тогда от горшка два вершка, она была пионеркой, а сестра Кагановича умерла ещё в 1926 году…
Однако… Слишком многие, слишком часто и слишком аргументированно вспоминают о Валентине Истоминой, восемнадцать лет — с тридцать пятого и до смерти вождя — находившейся рядом с ним. Сначала она работала на даче Сталина в Зубалове, а потом стала экономкой на Кунцевской даче. В том, что именно она все эти годы была любовницей Сталина, не сомневается почти никто.
Ну что же… Быть может, именно эта простая женщина давала великому и ужасному вождю то простое человеческое счастье, которого ему никогда не хватало. Насколько он был удачлив в своих начинаниях и свершениях в борьбе с врагами внутренними и внешними, настолько оказался несчастлив в личной жизни. Строго говоря у Сталина никогда не было нормального дома, семейного очага. Так что если насчёт Истоминой все правда — хочется верить, что им было хорошо…
Скрупулёзности ради нельзя не упомянуть об одной загадочной записке. За день до смерти Сталина, когда никто в стране, кроме буквально нескольких людей, не мог знать, что всемогущий вождь доживает последние часы, на имя Георгия Маленкова пришла записка следующего содержания:
Ни один исследователь, ни один историк так и не попытался дать хоть какое-то истолкование этой загадке. Нет своего мнения и у автора этих строк — перед нами просто-напросто Тайна, которая, быть может, никогда не будет раскрыта, и нет ни малейшего следа, ни малейшей зацепки…
Но, может, просто искали не там? Или вообще не искали…
Вместо заключения
Приложения
Приложение 1. Зарубежные отзывы об индустриализации и первой пятилетке
Крайне сомнительным выглядит и неведомо откуда взявшееся в душе Надежды сочувствие к раскулачиваемым крестьянам. Ничего подобного опять-таки не отмечено в дошедших до нашего времени воспоминаниях о ней и её собственных письмах. Нужно хорошо представлять себе психологию «пламенных революционеров» той эпохи, к которым принадлежала Надежда Аллилуева, и не приписывать им собственные мысли и ощущения конца двадцатого века.
Они были своеобразным народом, эти самые революционеры. Я не собираюсь ни осуждать их, ни восхвалять — просто мы должны знать их именно такими, какими они были…
А какими они были?
Назовём вещи своими именами: жестокими и безжалостными ко всему, что не укладывается в догмы. Жестокими и безжалостными ко всем, кто, с их точки зрения, был лишь «вязанкой хвороста для мировой революции». Многомиллионное российское крестьянство было для большевиков этакой тёмной, неразумной, тупой массой, которую следует, согласно лозунгам той эпохи, «железной рукой привести к счастью». Собирательным образом в речах многих, в том числе и Бухарина, был «мужик Пахом», этакое косматое и глуповатое олицетворение крестьянства. Более того, этот же Бухарин, безусловный авторитет для Аллилуевой, в своё время всерьёз уверял, что расстрелы-де — это просто способ выработки из сырого человеческого материала нового, социалистического, труженика.
Так что Надежда, чьи взгляды во многом формировались под воздействием как раз Бухарина и других близких ему по духу партийных теоретиков, попросту не могла ни с того ни с сего проникнуться жалостью к угнетаемым крестьянам. Это полностью противоречило образу мыслей тогдашнего «правильного» большевика.
Так что импортный фильм, английский, кажется, где «Наденька», насмотревшись из окна вагона на страдания «рюсс мужьик», где-то в Кремле, при большом стечении народа, укоряет Сталина в жёсткости по отношению к крестьянству, — очередной лубок, дешёвый миф… Аллилуева, выступающая против коллективизации — такой же нонсенс, как, скажем, Дзержинский, подающий в Политбюро докладную о немедленном введении многопартийности…
Отпадает. Тем более, что опубликовано изрядное количество писем Надежды Аллилуевой к Сталину, глубоко личных, со всей искренностью написанных. Никто до сих пор не решился утверждать, что эти письма фальсифицированы или урезаны публикаторами.
Что же мы видим? Какие насущные проблемы заботят Надежду в те самые времена, когда «верные ленинцы» якобы подвергаются тотальному террору, а в стране бурлит разорительная коллективизация?
Письмо от 2 сентября 1929 г. Экзамен по письменной математике прошёл успешно. Из-за дождей грибов собрали мало. В Москве очереди за молоком и мясом, но это, несомненно, можно исправить путём «правильной организации»…
Очередное письмо (где-то между 16 и 22 сентября 1929 г.). Очень длинное — и почти целиком посвящено какой-то сложной, запутанной, непонятной нам уже сегодня склоке, возникшей меж несколькими отделами ЦК и газетой «Правда», больше всего похожей на свару в коммунальной кухне.
12 сентября 1930 г. О том, что над Москвой летал какой-то дирижабль, и эта замечательная машина всех позабавила. А в общем, дела идут прекрасно — видела новую оперу, настроение публики сносное, а на даче наконец-то включили отопление…
И так далее, и тому подобное. Внутрипартийные дела, бытовые новости, и нигде, ни строкой, ни намёком нет сожаления о бедных крестьянах, скорби по угнетаемым «верным ленинцам»…
Версия «политика» становится все более хрупкой, нереальной…
Тогда?
Кружили слухи о ревности Надежды, о том, что к самоубийству её вынудило демонстративное увлечение мужа всевозможными доступными красотками. Слухи были долгими и устойчивыми, настолько, что их спустя много лет повторял даже Молотов, один из самых близких к Сталину людей, один из немногих, кто был со Сталиным на «ты».
И все же, все же… Подобные слухи, во-первых, обычно лишены определённости, то есть не направлены на каких-то конкретных особ, а если и направлены, то всякий раз всплывает иное имя или персона… Во-вторых, при серьёзном рассмотрении выясняется, что почти каждый из рассказчиков пользовался информацией из третьих рук. Никто ничего не знает точно, никто не видел, как Сталин за кем-то ухаживал. А это, простите, странно. Такой осведомлённый человек, как Молотов, мог бы и назвать конкретные имена — но его рассказы выглядят передачей полученных из чужих уст пересудов…
Так что и вариант «Сталинская измена» практически не аргументирован и скорее напоминает попытку подыскать хоть какое-то объяснение случившейся трагедии.
Гораздо более правдоподобны гипотезы о том, что причина самоубийства — чисто медицинского характера. Есть свидетельства, что Надежда была крайне неуравновешенной, с тяжёлой наследственностью, что некоторые врачи называли её череп «черепом самоубийцы». Сохранились также воспоминания, что в последние годы жизни у неё начались какие-то непонятные боли в животе и встревоженные кремлёвские медики собирались отправить её в Германию для всестороннего обследования.
Вот это гораздо более убедительно — человек, застрелившийся в приступе психического расстройства или узнавший о своей неизлечимой болезни…
Однако… Сохранилась масса достоверных воспоминаний о весьма странной реакции Сталина на безвременную кончину жены. В деталях они сплошь и рядом отличаются, однако смысл всегда один и тот же.
«Когда эта печальная церемония подошла к концу, в зал вошёл Сталин. Постояв несколько минут около покойной, он вдруг сделал движение руками, как бы отталкивающее от себя гроб, и проговорил:
— Она ушла, как враг!»
Это пишет Владимир Аллилуев, племянник Надежды. Есть и другие схожие свидетельства. Общий смысл, повторяю, всегда один и тот же: Сталин в поступке жены видел «предательство», «вражеский жест».
Очень трудно порой понимать Сталина, проникать в ход его мыслей, но одно можно сказать с железной уверенностью: при его остром и могучем уме он ни за что бы не назвал «предательством» или «враждебным жестом», «изменой» самоубийство психически больной жены. Ни за что. Для этого он был достаточно умен — к тому же речь шла о близком человеке, а к родным и близким Сталин всегда был добр и терпим, иногда, увы, даже чересчур…
Но ведь должно же быть какое-то объяснение? И вот возникает гипотеза, которую прежде никто почему-то не выдвигал — скорее всего, оттого, что Надежду повсеместно принято было считать очередной безвинной жертвой изверга Сталина…
А если в данном конкретном случае мы имеем дело не с жертвой, а виновницей? Стоит только предположить, что Надежда нашла кого-то на стороне, как многое становится на свои места, и головоломка складывается довольно легко…
В самом деле, почему с такой лёгкостью мы виним в супружеской измене именно Сталина, а не его жену? А если все было наоборот? Что в этом такого уж невероятного? Ни один великий человек, ни один славный король, талантливый полководец или известнейший актёр не застрахован от измены жены или подруги. Примеров масса. В своё время ветреная супружница Жозефина, не колеблясь и не терзаясь угрызениями совести, наставила рога Наполеону Бонапарту. Каким уж зверем и титаном ни был Пётр Первый, однако жёнушка Екатерина, ничуть не убоясь грозного мужа, преспокойно изменяла ему с дешёвым немецким франтиком…
А почему бы и нет? Что в этом такого уж невероятного? Все дело в психологическом типе женщины. Одна сохранит верность даже нелюбимому мужу, и навсегда, а другая ухитрится и от горячо любимого, вульгарно выражаясь, сходить налево…
Эта нехитрая истина применима и к «партийным» дамам, к тем самым пламенным революционеркам — они, как-никак, были не только персонажами из «Истории ВКП(б)», но и живыми женщинами со своими слабостями, каждая со своим характером. Очень трудно представить в постели с любовником Надежду Крупскую (между прочим, в молодости весьма очаровательную женщину) или жену Молотова Полину Жемчужину — не тот склад характера, не те привычки. А вот что касается долголетней любви Ленина Инессы Арманд, ярой проповедницы свободной любви Александры Коллонтай или ветреной красотки Ларисы Рейснер с её приключениями в матросских кубриках — тут дело другое…
Начнём с того, что в этом смысле наследственность у Надежды Аллилуевой оставляет желать лучшего. Похождения её матери Ольги прекрасно известны. Сначала она четырнадцатилетней сбежала из родительского дома к будущему мужу — с одним узелком, выбросив его в окно, неожиданно для окружающих. А впоследствии, будучи особой крайне легкомысленной и влюбчивой, то и дело подобным же образом убегала от мужа с очередным кавалером. Через какое-то время, нагулявшись, возвращалась. Муж всякий раз прощал — видимо, крепко любил…
Что представляла собой Надежда годам к тридцати? Упрямая, взбалмошная, жёсткая, свободолюбивая, впечатлительная, говоря учено, экзальтированная. Именно тот человеческий типаж, что вполне способен, простите за вульгарность, завести хахаля на стороне. В особенности если учесть, что Сталин, с его нечеловеческой загруженностью невероятно сложными делами, вряд ли мог уделять много времени молодой жене. Которая к тому же, как показывают достоверные свидетельства, вообще не ощущала себя женой, хранительницей домашнего очага. От воспитания детей, например, устранилась полностью.
Вспоминает Владимир Аллилуев: «…она перепоручила воспитание сына, да и дочери тоже, совсем неблизкому детям человеку — Муравьёву Александру Ивановичу, хотя, быть может, и очень хорошему. В конце концов, такое отношение к детям обернулось против неё самой, она не обрела в них опору и радость. В „Двадцати письмах к другу“ воспроизводится один диалог, услышанный Александрой Андреевной Бычковой (няней Светланы), который произошёл между Надеждой и её гимназической подругой незадолго до самоубийства. На вопрос подруги: „Неужели тебя ничто не радует в жизни?“ — она ответила: „Ничего не радует. Все надоело. Все опостылело!“ „Ну, а дети, дети?“ „Все, и дети…“».
Симптом далеко зашедший психической болезни? Или всего-навсего своеобразный склад характера? Если верно последнее, то женщина с подобными настроениями вполне могла и любовника завести, вспомнив теории той же Коллонтай, закусив удила, обидевшись на весь белый свет: муж — бирюк, не ценит и не лелеет, никто не понимает, дети под ногами путаются… Что здесь необычайного? Примеров достаточно…
Другая Надежда, дочь Василия Сталина и Галины Бурдонской, внучка Надежды-первой, вспомнила: «Анна Сергеевна Аллилуева, бабушкина сестра, рассказывала об этом вечере (праздничный вечер у Ворошиловых. — А.Б.). Надя обычно строго ходила — с пучком, а тут она сделала новую причёску, модную. Кто-то из Германии привёз ей чёрное платье, и на нем были аппликации розами. Был ноябрь, но она заказала к этому платью чайную розу, она была у неё в волосах. И она закружилась в этом платье перед Анной Сергеевной и спросила: „Ну, как?“ Она собиралась, как на бал. Кто-то за ней сильно ухаживал на этом вечере. И дед сказал ей что-то грубое».
Именно после этого вечера Надежда выстрелила себе в висок… Быть может, у «деда» были веские причины для грубости, отнюдь не исчерпывающиеся тем, что молодая жена с кем-то оживлённо флиртует.
Последняя жена Николая Бухарина вспоминала впоследствии: «Николай Иванович вспоминал, как однажды он приехал на дачу в Зубалово и гулял с Надеждой Сергеевной возле дачи. Приехавший Сталин тихо подкрался к ним, глядя в лицо Николаю Ивановичу, и произнёс страшное слово: „Убью“. Николай Иванович принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела». Совершенно несвойственный для хладнокровнейшего Сталина всплеск эмоций… Быть может, у него были веские причины? Или он просто ошибся адресом? Хотя Бухарин был известным бабником, и этот след не годится так просто сбрасывать со счётов…
Одним словом, версия неожиданная, но вовсе не безумная. Как уже говорилось, все дело в женском характере. Все, что мы знаем о Надежде Аллилуевой, позволяет допустить, что измена могла иметь место как раз с её стороны, это-то и было причиной выстрела. Жаль, что никто до сих пор не предпринимал детальных поисков в этом направлении. Быть может, существуют и более недвусмысленные свидетельские показания, но их пока что никто не читал …
После смерти жены Сталин замкнулся ещё более, и его личная жизнь окутана вовсе уж непроницаемым туманом. Одно время ходила байка (всерьёз воспринимавшаяся даже немецкой разведкой) о существовании некоей «тайной жены Сталина Розы Каганович», «то ли дочери, то ли сестры» сталинского сподвижника Лазаря Кагановича. Однако это — вовсе уж совершеннейшая чушь. Майе Лазаревне Каганович было тогда от горшка два вершка, она была пионеркой, а сестра Кагановича умерла ещё в 1926 году…
Однако… Слишком многие, слишком часто и слишком аргументированно вспоминают о Валентине Истоминой, восемнадцать лет — с тридцать пятого и до смерти вождя — находившейся рядом с ним. Сначала она работала на даче Сталина в Зубалове, а потом стала экономкой на Кунцевской даче. В том, что именно она все эти годы была любовницей Сталина, не сомневается почти никто.
Ну что же… Быть может, именно эта простая женщина давала великому и ужасному вождю то простое человеческое счастье, которого ему никогда не хватало. Насколько он был удачлив в своих начинаниях и свершениях в борьбе с врагами внутренними и внешними, настолько оказался несчастлив в личной жизни. Строго говоря у Сталина никогда не было нормального дома, семейного очага. Так что если насчёт Истоминой все правда — хочется верить, что им было хорошо…
Скрупулёзности ради нельзя не упомянуть об одной загадочной записке. За день до смерти Сталина, когда никто в стране, кроме буквально нескольких людей, не мог знать, что всемогущий вождь доживает последние часы, на имя Георгия Маленкова пришла записка следующего содержания:
«Уважаемый тов. Маленков!В отличие от письма М. Михайловской, которое просто не могло быть написано психически здоровым человеком, эта таинственная записка производит совсем другое впечатление — кратко, сжато, насквозь деловито, словно на камне высечено…
Я дочь Анны Рубинштейн (бывш. жены т. Сталина) ввиду его болезни прошу дать мне возможность его увидеть, он знает меня с детства.
Р. Свешникова (Регина Костюковская дев. фамилия). Мой адрес…
Если нельзя его увидеть, то прошу меня принять. У меня есть неотложное дело. 4.III.53 г.»
Ни один исследователь, ни один историк так и не попытался дать хоть какое-то истолкование этой загадке. Нет своего мнения и у автора этих строк — перед нами просто-напросто Тайна, которая, быть может, никогда не будет раскрыта, и нет ни малейшего следа, ни малейшей зацепки…
Но, может, просто искали не там? Или вообще не искали…
Вместо заключения
Вот какая Красному Монарху выпала личная жизнь. Человека послабее согнёт в дугу. Сталин вытерпел. Но подозрительность, конечно же, крепла — когда тебя предают даже в твоей собственной семье, когда те, кого ты считал настоящими друзьями, интригуют против тебя за твоей спиной, поневоле ожесточишься…
А ведь иностранные шпионы, очень похоже, были в те годы не просто поблизости от Сталина — на самой вершине власти! Настоящие, не вымышленные!
Потому что есть вещи, которым просто невозможно дать иного объяснения… Не буду ничего пересказывать, а просто приведу отрывок из книги В. Шамбарова, исследователя объективного и целеустремлённого.
«У зарубежных антикоммунистических организаций существовала какая-то своя агентура в СССР, и, судя по некоторым данным, агентура неслабая. Например, 23—29.6.37 г. в Кремле прошёл пленум ЦК ВКП(б), и поскольку на нем решались вопросы репрессий против большой группы видных партийцев, то даже в архивах ЦК документы о нем оказались представлены в урезанном виде, а единственный экземпляр несокращенной стенограммы был потом найден в „особой папке“ Сталина. Но в пражских архивах „Крестьянской России“ (та самая Трудовая крестьянская партия, якобы не существовавшая. — А.Б.) обнаружились полные данные о пленуме, где были перечислены и выступающие, и содержание выступлений. И даже кулуарные разговоры советских вождей, происходившие во время сверхзакрытого пленума! Аналогичные материалы имелись и в РОВС (возможно, через „Крестьянскую Россию“, которая в данный период с ними сотрудничала). В белогвардейские круги поступала исчерпывающая информация о терроре против коммунистических руководителей — фамилии репрессированных, даты арестов, в чем обвиняются, расклады внутренних взаимоотношений в советской верхушке. В архиве В.Л. Бурцева оказался отражён и ход следствия над некоторыми высокопоставленными большевиками, вплоть до того, кто ведёт дело, кто на кого дал показания, ссылка на номера документов (см. например, В. Пятницкий, „Заговор против Сталина“). То есть, белая разведка имела одного или нескольких агентов в самой верхушке советского руководства. Но кто это был, так и осталось тайной».
Список участников пленума, о котором упоминает Шамбаров, найти не так уж трудно. Во втором томе я его непременно приведу — вдруг поможет какому-нибудь целеустремлённому историку.
Ещё к вопросу о «сталинской жестокости».
Письмо Сталину.
Во втором томе я приведу ещё более интересные свидетельства о внимании к нуждам самых что ни на есть простых людей, проявленном на самых что ни на есть высоких партийных форумах.
А пока что — до свидания.
Мы оставляем Иосифа Виссарионовича Сталина в самый, быть может, тяжёлый период его жизни — но ненадолго, слово чести, ненадолго…
А ведь иностранные шпионы, очень похоже, были в те годы не просто поблизости от Сталина — на самой вершине власти! Настоящие, не вымышленные!
Потому что есть вещи, которым просто невозможно дать иного объяснения… Не буду ничего пересказывать, а просто приведу отрывок из книги В. Шамбарова, исследователя объективного и целеустремлённого.
«У зарубежных антикоммунистических организаций существовала какая-то своя агентура в СССР, и, судя по некоторым данным, агентура неслабая. Например, 23—29.6.37 г. в Кремле прошёл пленум ЦК ВКП(б), и поскольку на нем решались вопросы репрессий против большой группы видных партийцев, то даже в архивах ЦК документы о нем оказались представлены в урезанном виде, а единственный экземпляр несокращенной стенограммы был потом найден в „особой папке“ Сталина. Но в пражских архивах „Крестьянской России“ (та самая Трудовая крестьянская партия, якобы не существовавшая. — А.Б.) обнаружились полные данные о пленуме, где были перечислены и выступающие, и содержание выступлений. И даже кулуарные разговоры советских вождей, происходившие во время сверхзакрытого пленума! Аналогичные материалы имелись и в РОВС (возможно, через „Крестьянскую Россию“, которая в данный период с ними сотрудничала). В белогвардейские круги поступала исчерпывающая информация о терроре против коммунистических руководителей — фамилии репрессированных, даты арестов, в чем обвиняются, расклады внутренних взаимоотношений в советской верхушке. В архиве В.Л. Бурцева оказался отражён и ход следствия над некоторыми высокопоставленными большевиками, вплоть до того, кто ведёт дело, кто на кого дал показания, ссылка на номера документов (см. например, В. Пятницкий, „Заговор против Сталина“). То есть, белая разведка имела одного или нескольких агентов в самой верхушке советского руководства. Но кто это был, так и осталось тайной».
Список участников пленума, о котором упоминает Шамбаров, найти не так уж трудно. Во втором томе я его непременно приведу — вдруг поможет какому-нибудь целеустремлённому историку.
Ещё к вопросу о «сталинской жестокости».
Письмо Сталину.
«Уважаемый тов. Сталин!Вслед за чем последовала депеша:
Простите за смелость, но я решила написать Вам письмо. Я обращаюсь к Вам с просьбой и только Вы, один Вы, можете сделать это, вернее, простить моего мужа. В 1929 году он в пьяном виде сорвал Ваш портрет со стены, за это его привлекли к ответственности сроком на 3 года. Ему ещё осталось сидеть 1 год и 2 месяца. Но он этого не вынесет, он болен, у него туберкулёз. Специальность его — слесарь. Из рабочей семьи. Ни в каких контрреволюционных организациях не состоял. Ему 27 лет, его сгубила молодость, глупость, необдуманность; в этом он раскаивается уже тысячу раз.
Я прошу Вас, сократите ему срок или замените принудительными работами. Он и так жестоко наказан, раньше, до этого, он был 2 года слепым, теперь тюрьма.
Я прошу Вас, поверьте ему, хотя бы ради детей. Не оставьте их без отца, они Вам будут вечно благодарны, умоляю Вас, не оставьте эту просьбу безрезультатной. Может, Вы найдёте хоть 5 минут времени сообщить ему что-нибудь утешительное — это наша последняя надежда.
Фамилия его Плескевич Никита Дмитриевич, сидит в г. Омск, вернее в Омской тюрьме.
Не забудьте нас, товарищ Сталин.
Простите ему, или же замените принудительными работами.
10.XII.30 г. Жена и дети Плескевич».
«Новосибирск ПП ОГПУ Заковскому.Приказание, несомненно, исходило не от Ягоды, а от самого Сталина, который наверняка и представления не имел, что за его портрет, по пьянке сорванный со стены, кто-то сидит в тюрьме…
По приказанию тов. Ягоды Плескевич Никиту Дмитриевича освободить. Секретарь коллегии ОГПУ Буланов. 28 декабря 1930 г.».
Во втором томе я приведу ещё более интересные свидетельства о внимании к нуждам самых что ни на есть простых людей, проявленном на самых что ни на есть высоких партийных форумах.
А пока что — до свидания.
Мы оставляем Иосифа Виссарионовича Сталина в самый, быть может, тяжёлый период его жизни — но ненадолго, слово чести, ненадолго…