Страница:
– Мне так и не удалось выйти на источники… – сказал Багловский.
– А я вас за это и не собираюсь виноватить, – великодушно сказал Данил. – Возможности у вас довольно скромные, а источник, надо полагать, закопался глубже, чем достает ваш экскаватор… В общем, пока что меня вполне устраивает тактика вашей «паблик рилейшен». Оксана Башикташ и в самом деле чертовски сексапильна, я уверен, репортерам еще долго не надоест любоваться ее ножками и домогаться телефончика. Скажу вам откровенно, будь я помоложе, тоже, глядишь, домогался бы. Но этой тактики не хватит надолго, пока что нас цепляют исключительно маргинальные газетки, то есть народофронтовская туалетная бумага. Однако те западноевропейские газеты, что легонько по нам проехались, к желтым уже не отнесешь. Значит, в игре приличные деньги. Если здесь, в стране, наши таинственные противники не станут ограничиваться маргиналами, а впрыснут хорошие бабки в читаемые, коммерческие, популярные газеты – легко предвидеть, чем кончится. Те же самые прыткие современные мальчики весьма искусно и квалифицированно польют Оксану грязью, невзирая на ее юбчонки и вырезы. Есть такое свойство у денег – подавлять здоровые, нормальные инстинкты. Высмеют, грязью польют…
– Резонно, – задумчиво сказал Багловский.
– Еще как, – кивнул Данил. – Мало того… Где-то идет утечка информации, Виктор. В первый день я был с вами излишне резок, извините… Поторопился, понервничал. Все сложнее, где эта чертова утечка, определить пока невозможно. То ли в вашей структуре… то ли метастазы пошли глубже и протечка – в самом «Интеркрайте». Не удивлюсь, если Климов… – Он досадливо махнул рукой, помолчал. – Короче говоря, до окончательного выяснения отсекаем от операции всех нижних чинов. Только мы трое, командный состав, – поскольку я в вас уверен, да и в себе, знаете ли, тоже… – Он двумя пальцами достал из бумажника небольшую фотографию. – Этот человек прибывает завтра утром московским поездом. И так уж легли карты, что о его прибытии стало известно другой стороне. Не спрашивайте, откуда я это узнал, все равно не скажу, дело тут не в недоверии, у каждого командира должны быть свои секреты… Если он сойдет с поезда нормальным путем, на вокзале, засветится моментально. А этого нельзя. Нам нужно выиграть хотя бы сутки, только сутки.
– Значит, насколько я понимаю, его поездку отменить нельзя? – спросил Паша.
– Правильно понимаешь, – сказал Данил. – Он непременно должен приехать завтра. И хотя бы на сутки выпасть из поля зрения нашего противника. – Он нехорошо оскалился. – А там, с божьей помощью, и сможем кое-кому основательно прищемить хвост… Ну, понимаете свой маневр?
– Не совсем, – признался Багловский.
– Стратеги… – беззлобно ухмыльнулся Данил. – Если отменить поездку нельзя и на вокзале непременно будут торчать шпики… Ну, ребята, что-то вы резко поглупели. Надо снять его с поезда по дороге. Гениальная голова у вашего шефа, а?
– Черт, действительно… – сконфуженно фыркнул Беседин. – Я просто до сих пор немного теряюсь в такой ситуации…
– Понятно, – сказал Данил. – Мне и самому слегка непривычно… да и унизительно чуточку, чего там. Привыкли работать в открытую, не прячась, чувствуя за спиной мощный концерн… Что поделать, придется пока уподобиться большевикам образца года этак девятьсот третьего, когда весь мир идет на тебя войной… Итак, только вы двое. Меж российской границей и столицей много мест, где останавливается московский скорый?
– Дайте подумать… – наморщил лоб Багловский. – Так… Ромены – три минуты, Орешковичи – пять, Жабрево – три. Это – глядя от границы.
Расстояние, соответственно…
– Расстояние берите о т столицы, – уточнил Данил.
– Можно приблизительно? Точно я сейчас не помню.
– Приблизительно, конечно…
– Жабрево – полсотни километров, Орешковичи – сто двадцать, Ромены…
– Стоп, – поднял ладонь Данил. – Ромены можем исключить. Значит, так.
Возьмете машину, рассчитаете все точно. В Орешковичах один из вас сядет на поезд. В поезде отыщет нашего и до Жабрево в контакт не вступает: осматривает, выявляет возможную слежку и все такое прочее… Второй, из кожи вон вывернуться, должен к моменту прихода скорого в Жабрево уже быть там…
– Ну, в таком случае в машине нужно оставаться мне, – сказал Багловский. – Я-то здешние дороги знаю лучше.
– Резон, – кивнул Данил. – Значит, в поезд садится Паша, а вы, Виктор, устраиваете ралли по дорогам… да не в буквальном смысле! Исхитритесь правил не нарушать и ГАИ не попадаться. В Жабрево выходите все трое и катите в город. Вот, держите. – Он достал ключ на никелированном брелоке, подтолкнул его через стол к Багловскому. – Улица Талашкевича, восемьдесят один, квартира пять. Учтите, я вам отдаю свою персональную, личную и, подчеркиваю, единственную незасвеченную «хазу», так что вы уж постарайтесь, орелики, ее не засветить, иначе обижусь. Крупно.
– А дальше? – спросил Паша.
– Дальше? – повторил Данил. – Дальше вы поступаете в его полное распоряжение. На ближайшие сутки. Обеспечить передвижения, связь, контрнаблюдение… да все, что потребуется. Вплоть до девок, если такое желание возникнет. И никакого подобострастия, судари мои. Вежливость, корректность – и не более того. Он большой человек, но это еще не значит, что мы должны гулять перед ним на цыпочках, у «Интеркрайта» собственная гордость… Вопросы есть?
– Как он меня узнает? – спросил Паша.
– Никаких паролей-отзывов, – усмехнулся Данил. – Признаюсь, я в глубине души терпеть не могу все эти профессиональные хохмочки: «Это у вас продается беременная кенгура?» – «Нет, но моя бабушка наяривает „Мурку“ на виолончели». Боже, какие пошлости… Паша, ты ему просто покажешь этот самый брелочек. Он только выглядит стандартной поделкой, а на самом деле смастрячен по моему заказу в Шантарске и таит глубокий внутренний смысл, сторонним людям непонятный… Да, и вот еще что. Как учит житейский опыт, в ситуациях, подобных нашей, возможны разнообразные провокации. Поэтому по пустякам не демонстрируйте ваше умение вскидывать ноги выше ушей противника и побивать одним махом семерых вчерашним номером газеты. Короче, суперменствуйте только в тех случаях, когда опасность нешуточная. Надеюсь, вы оба – люди достаточно опытные, чтобы определить момент, когда вам всерьез соберутся оторвать яйца? Поняли? Вот и ладненько. Допивайте свои компотики и отчаливаем.
– Насчет завтра все понятно, – сказал Паша. – А сегодня что будем делать?
– А ничего не будем делать, – сказал Данил. – Ждать у моря погоды. Не вижу я пока что направлений, по которым следовало бы работать. Вот приедет барин, барин нас рассудит… Я серьезно. Мы пока что тыкаемся вслепую, как те индийские слепошарые обормоты из притчи. Помните? Которые забрели к слону в стойло, стали хватать его за разные места, кто за нос, кто за ухо, и на основании сих скудных тактильных наблюдений делать выводы о внешности животного… Вот только тут есть один нюансик. Мало того, что они прежестоко ошибались, один из них еще и подвергался смертельной опасности. Соображаете кто? Нет? Ну, орлы… Тот, кто по неосторожности ухватил бы носатого за гениталии. Реакцию слона угадать нетрудно. А посему мораль проста: не стоит слепому наобум лапать слона, можно и на яйца ненароком наткнуться – и получить хоботом по башке… Ну, пошли?
Они гуськом поднялись по узенькой лестнице и вышли на улицу к радости стоявших снаружи ближе всего к двери – компания из четырех человек обрадованно ринулась внутрь, на освободившиеся места. Данил первым свернул в длинную и широкую арку, напоминавшую скорее туннель: кафе располагалось прямо в жилом доме. Шаги звучали гулко, отдаваясь причудливым эхом, солнце уже село, и в туннеле было темновато…
Неожиданно вынырнувшая слева и двинувшаяся им навстречу параллельным курсом, как выразился бы Довнар, кучка людей поначалу не вызвала никакой тревоги, но через пару секунд у Данила сработало то самое шестое чувство профессионального телохранителя, неописуемое словами волчье чутье. Нет никаких внешних признаков опасности, но некий противный импульс встряхнул тело, прошел по нервам…
Он не стал увертываться от летящего прямехонько под дых кулака, хотя мог бы грамотно уйти в сторону. Всего лишь неуловимым движением сгруппировался, втянул живот под одеждой – так что кулак нападающего коснулся тела костяшками пальцев, и не более того. Причем ударивший мог голову прозакладывать, что качественно влепил прямиком в сплетение. В цирке это именуют «апач»…
Данил, конечно же, придушенно охнул и согнулся, примерно представляя последующее. Ага, так и есть, левая ладонь пошла на удар меж шеей и плечом, третьим ударом, надо полагать, швырнет к стене…
Он добросовестно отлетел спиной вперед к грязной выщербленной стене, по каковой и сполз наземь, пачкая пиджак, но понеся гораздо меньше урона, чем представлялось нападавшему. Совсем рядом завязалась азартная возня – с шумными выдохами сквозь зубы, непроизвольными вскриками, смачными плюхами.
Краем глаза он видел справа ожесточенную махаловку, но большую часть импровизированной батальной сцены от него заслоняла фигура нападавшего. Тот стоял, расставив ноги, всем обликом демонстрируя непреклонную силу и крутость. Как ни унизительно, но не стоило рассеивать иллюзии касаемо своей беспомощности. И Данил, сидя в нелепой позе на грязном бетоне, закрылся правой рукой – совершенно естественное, инстинктивное движение насмерть перепуганного слабака. Судорожно ловил ртом воздух – как и следовало после удара под дых…
Опа! Жесткий носок штиблета пребольно угодил по ребрам. Аж в зобу дыханье сперло, как ни старался Данил пассировать удар. Если это будет продолжаться, придется все же малость побарахтаться, не выходя из рамок образа…
Нет, нового пинка не последовало, нападавший покосился в сторону, где все еще возились, хрипя и сопя. Его лица Данил рассмотреть так и не смог – и позиция неудобная, и темновато. Очки валялись неподалеку, одно стекло, как и следовало ожидать, разбилось…
Черный штиблет опустился прямо на них, медленно поелозил, дробя уцелевшее стекло в крошку – нарочито демонстративно, с расстановочкой. Не пора ли вопить «караул!» и «милиция!», как и подобает честным гражданам, подвергшимся хулиганскому нападению?
Его рывком вздернули на ноги, так что многострадальный пиджак вновь вытер стену, в противоположном на сей раз направлении. Данил добросовестно обмяк, воротничок рубахи резал горло, но не бывает худа без добра – теперь он мог рассмотреть рожу противника настолько, чтобы потом с уверенностью того опознать…
Удар левой по ребрам – несильный на сей раз, определенно игравший роль завершающего мазка кистью.
– Ты, морда очкастая! – рявкнул ему в лицо незнакомец, обдав густым запахом табачища. – Кончай шнырять по городу, понял? В речку спущу, с камнем на ногах! Чтобы духу вашего здесь не было, москали долбаные! Понял, спрашиваю?
Данил слабо трепыхался, всем своим видом давая понять, что из-за пережатого горла не в состоянии издавать осмысленные звуки. Противник, похоже, и сам это наконец сообразил. Внезапно отпустил его (Данил пошатнулся, налетел спиной на стенку и едва не упал), обернулся на свист подельничков. И все пятеро, стуча подошвами, быстрее лани рванули во двор, в ту сторону, откуда и появились. В три секунды исчезли с глаз, как не было.
Кто-то, привлеченный шумной возней, уже заглядывал в арку на противоположном конце, окликнул, пока еще спокойно:
– Эй, что там?
– Да ничего особенного… – откликнулся Данил, повернулся к своим:
– Ходу!
Первым оказался под открытым небом, в обширном тихом дворике с рядками густых кустов, беседками и детскими качелями. Слава богу, посторонних свидетелей не оказалось. Двор давно знакомый, проходной, ищи-свищи тех злодеев, если у них поблизости стояла машина, ни одна собака не разыщет…
Он свернул в аллейку, добрался до беседки и опустился на узкую деревянную скамейку, изрезанную перочинными ножичками многих поколений. Ребра побаливали, но не похоже, чтобы сломаны. Брюхо и плечо почти что и не болят.
Хуже бывало, в общем…
Рядом плюхнулись спутники. Особых повреждений у них Данил не усмотрел – у Паши разбита нижняя губа, у Багловского поперек лба тянется впечатляющая, кровянящая ссадина, оба охают и морщатся, оба изрядно испачканы, но в общем и целом никак нельзя назвать происшедшее разгромом. В юности, на танцульках, бывало, получали и почище…
Сняв пиджак, Данил сокрушенно вздохнул: пропал клифт, придется в чистку отдавать. Принялся носовым платком оттирать, как мог, рыжую кирпичную пыль.
Запасные очки в чемодане имеются, а вот столь уродски скроенный пиджак был один, накрылся реквизит…
Паша кратко и эмоционально охарактеризовал ситуацию – не столь уж и сложной трехэтажной конструкцией.
– Это ты зря, – сказал Данил, потирая ребра. – Не заслуживает наша битва таких слов. Наоборот. Радоваться надо. Не было у нас живого, материального врага – и вот он, сам вынырнул, как чертик из коробочки, после чего никаких сомнений в его подлом существовании не остается. Это успех, господа… Это мы в выигрыше, а не они.
– Теоретически все так и есть, – с кривой ухмылочкой сказал Багловский, старательно промокая носовым платком ссадину. – А вот на практике – все бока болят. Качественно приложили, твари.
– Никого, часом, не опознали? – спросил Данил.
– Шутите? – фыркнул Багловский.
– Ну, мало ли…
– Да нет. Насколько удалось рассмотреть, все морды насквозь незнакомые. А вы прямо-таки провидец, Данила Петрович, я это без лести говорю.
– Это скорее называется «накаркал», – покривил губы Данил, убедившись, что все его усилия бесполезны и пиджаку не придашь даже видимости приличной одежды. – Ждал я чего-то подобного, честно признаюсь.
– Знали или ждали?
– Пойдемте-ка в машину, – сказал Данил, не ответив. – А то еще примут бдительные бабушки за тройку алкашей, покличут, злыдни, участкового и загремим мы в неприятности… Едем прямиком на фирму, переоденемся…
– Вам легче, а мне домой придется, – уныло сказал Багловский. – Я ж на фирме сменную одежду не держу. Соседи бы не увидели, а то разговоры поползут.
– Постараемся подогнать машину поближе к подъезду, – серьезно сказал Данил.
…И таково уж было его цыганское везение, что, прибыв на фирму и стараясь побыстрее прошмыгнуть в свои апартаменты по пустынному коридору, он нос к носу столкнулся с Оксаной Башикташ, и под ее умным, ироничным взглядом почувствовал себя чуть неловко.
– Как я понимаю, это и называется – будни тайного агента? спросила она ангельским тоном.
– Они, – ответил Данил, все еще ощущая неудобство в ребрах. – Что поделать, не всегда же бывают смокинги, рестораны и роковые красотки… Впрочем, в вас я тоже вижу некоторые перемены…
Она была одета в точности так, как утром, но прическа стала другая классический узел, вошедший в моду в первые годы двадцатого столетия – да на носу красовались очки в светлой оправе, определенно с простыми стеклами.
– Ну да, – ответила она безмятежно. – Опять встречалась с акулами пера.
Очки в сочетании со старомодной прической и мини-юбкой действуют особенно убойно. Научно выверено. Крайне возбуждающий контраст.
– Пожалуй, – признал Данил, окинув ее откровенным взглядом, понизил голос:
– Ну, а когда мы поговорим?
– Можно вечером.
– Где?
– А прямо здесь, – сказала Оксана. – Босс решил устроить небольшую пьянку, сиречь поминки – сегодня ж, насколько нам известно, в вашем Шантарске Климова хоронят…
Данил добросовестно попытался высмотреть на ее гладком личике следы скорби. Не удалось. Зато чертова девка, кажется, поняла:
– Вы считаете, я должна рыдать и рвать на себе одежды?
– Да ничего я не считаю, – пожал он плечами.
– Вам факс пришел. Из столицы.
– Сейчас заберу, переоденусь только… После хорошего душа и приличной рюмки коньяка он почувствовал себя бодрее. Не беспокоя Беседина, приводившего себя в божеский вид в соседней комнате, сходил за факсом сам.
Запер дверь изнутри и взялся за расшифровку.
При всей изощренности и могуществе научно-технической разведки перехватить факс чрезвычайно трудно даже в наше время – вернее, для этого следует пустить в ход немаленькие возможности вовсе уж серьезных ведомств. А Данил искренне надеялся, что не привлек пока что внимание таковых. Кроме того, перехватить – еще не значит прочесть. Можно, конечно, догадаться, что замаскированные под скучную и обширную коммерческую сводку группы цифр на самом деле представляют собой массив пятизначных чисел, но вот с остальным придется повозиться. Бывают случаи, когда могущество мощных компьютеров, перебирающих в секунду миллионы комбинаций, предстает мнимым. Существуют шифры, компьютеру решительно не поддающиеся, нужно только уметь ими пользоваться…
Он долго сидел над листом бумаги, расшифровывая «луковицу», – снял первый слой, второй, вышел на третий уровень… не спеша выписывал букву за буквой, единожды ошибся, но это был пустяк, слово и без того легко читалось…
Они там, в Москве, поработали на совесть. Понятно, за такие-то денежки…
Тот, кто именует наше отечество Верхней Вольтой с ракетами, – дурак набитый, российские золотые руки и светлые головы еще способны удивить мир…
Никаких научных подробностей в шифровке не приводилось – Данил с самого начала предупредил, что они ему не нужны, совершенно не интересны. Важнее всего результат – как пели те симпатичные привидения из Шпессарта. Важнее всего результат, чики-чики-чики-чик…
А результат заставляет волка встопорщить шерсть на загривке и чутко втянуть воздух расширенными ноздрями.
В легких Климова обнаружились недвусмысленные следы отнюдь не затхловатой воды из того озерца – ребята Лемке ее еще позапрошлой ночью зачерпнули для будущего анализа. Климов перестал дышать, а следовательно и жить оттого, что его легкие переполнились хлорированной водой, по своему составу идентичной той жидкости, что циркулирует в здешнем водопроводе. Ошибки исключены – эти люди, пока им платят аккуратно и в полном объеме, ошибок не делают никогда.
Сначала Климова погрузили в ванну – судя по отсутствию следов на теле, он был в том состоянии, когда сопротивляться человек не способен, – а уж потом отвезли к озерцу и сбросили в воду.
Вот так. Не осталось никаких недомолвок в одном-единственном конкретном вопросе. В остальном же…
Данил тщательно сжег в большой хрустальной пепельнице и факс, и все свои каракули, пепел выкинул в унитаз и тщательно смыл. Еще раз – в третий раз за сегодня – проверил телефон и убедившись, что за время его отсутствия «клопы» в трубке не завелись, набрал номер. Абонент оказался на месте, как и следовало ожидать. Безобидные фразы, ясное дело, были исполнены двойного смысла.
Глава 8
– А я вас за это и не собираюсь виноватить, – великодушно сказал Данил. – Возможности у вас довольно скромные, а источник, надо полагать, закопался глубже, чем достает ваш экскаватор… В общем, пока что меня вполне устраивает тактика вашей «паблик рилейшен». Оксана Башикташ и в самом деле чертовски сексапильна, я уверен, репортерам еще долго не надоест любоваться ее ножками и домогаться телефончика. Скажу вам откровенно, будь я помоложе, тоже, глядишь, домогался бы. Но этой тактики не хватит надолго, пока что нас цепляют исключительно маргинальные газетки, то есть народофронтовская туалетная бумага. Однако те западноевропейские газеты, что легонько по нам проехались, к желтым уже не отнесешь. Значит, в игре приличные деньги. Если здесь, в стране, наши таинственные противники не станут ограничиваться маргиналами, а впрыснут хорошие бабки в читаемые, коммерческие, популярные газеты – легко предвидеть, чем кончится. Те же самые прыткие современные мальчики весьма искусно и квалифицированно польют Оксану грязью, невзирая на ее юбчонки и вырезы. Есть такое свойство у денег – подавлять здоровые, нормальные инстинкты. Высмеют, грязью польют…
– Резонно, – задумчиво сказал Багловский.
– Еще как, – кивнул Данил. – Мало того… Где-то идет утечка информации, Виктор. В первый день я был с вами излишне резок, извините… Поторопился, понервничал. Все сложнее, где эта чертова утечка, определить пока невозможно. То ли в вашей структуре… то ли метастазы пошли глубже и протечка – в самом «Интеркрайте». Не удивлюсь, если Климов… – Он досадливо махнул рукой, помолчал. – Короче говоря, до окончательного выяснения отсекаем от операции всех нижних чинов. Только мы трое, командный состав, – поскольку я в вас уверен, да и в себе, знаете ли, тоже… – Он двумя пальцами достал из бумажника небольшую фотографию. – Этот человек прибывает завтра утром московским поездом. И так уж легли карты, что о его прибытии стало известно другой стороне. Не спрашивайте, откуда я это узнал, все равно не скажу, дело тут не в недоверии, у каждого командира должны быть свои секреты… Если он сойдет с поезда нормальным путем, на вокзале, засветится моментально. А этого нельзя. Нам нужно выиграть хотя бы сутки, только сутки.
– Значит, насколько я понимаю, его поездку отменить нельзя? – спросил Паша.
– Правильно понимаешь, – сказал Данил. – Он непременно должен приехать завтра. И хотя бы на сутки выпасть из поля зрения нашего противника. – Он нехорошо оскалился. – А там, с божьей помощью, и сможем кое-кому основательно прищемить хвост… Ну, понимаете свой маневр?
– Не совсем, – признался Багловский.
– Стратеги… – беззлобно ухмыльнулся Данил. – Если отменить поездку нельзя и на вокзале непременно будут торчать шпики… Ну, ребята, что-то вы резко поглупели. Надо снять его с поезда по дороге. Гениальная голова у вашего шефа, а?
– Черт, действительно… – сконфуженно фыркнул Беседин. – Я просто до сих пор немного теряюсь в такой ситуации…
– Понятно, – сказал Данил. – Мне и самому слегка непривычно… да и унизительно чуточку, чего там. Привыкли работать в открытую, не прячась, чувствуя за спиной мощный концерн… Что поделать, придется пока уподобиться большевикам образца года этак девятьсот третьего, когда весь мир идет на тебя войной… Итак, только вы двое. Меж российской границей и столицей много мест, где останавливается московский скорый?
– Дайте подумать… – наморщил лоб Багловский. – Так… Ромены – три минуты, Орешковичи – пять, Жабрево – три. Это – глядя от границы.
Расстояние, соответственно…
– Расстояние берите о т столицы, – уточнил Данил.
– Можно приблизительно? Точно я сейчас не помню.
– Приблизительно, конечно…
– Жабрево – полсотни километров, Орешковичи – сто двадцать, Ромены…
– Стоп, – поднял ладонь Данил. – Ромены можем исключить. Значит, так.
Возьмете машину, рассчитаете все точно. В Орешковичах один из вас сядет на поезд. В поезде отыщет нашего и до Жабрево в контакт не вступает: осматривает, выявляет возможную слежку и все такое прочее… Второй, из кожи вон вывернуться, должен к моменту прихода скорого в Жабрево уже быть там…
– Ну, в таком случае в машине нужно оставаться мне, – сказал Багловский. – Я-то здешние дороги знаю лучше.
– Резон, – кивнул Данил. – Значит, в поезд садится Паша, а вы, Виктор, устраиваете ралли по дорогам… да не в буквальном смысле! Исхитритесь правил не нарушать и ГАИ не попадаться. В Жабрево выходите все трое и катите в город. Вот, держите. – Он достал ключ на никелированном брелоке, подтолкнул его через стол к Багловскому. – Улица Талашкевича, восемьдесят один, квартира пять. Учтите, я вам отдаю свою персональную, личную и, подчеркиваю, единственную незасвеченную «хазу», так что вы уж постарайтесь, орелики, ее не засветить, иначе обижусь. Крупно.
– А дальше? – спросил Паша.
– Дальше? – повторил Данил. – Дальше вы поступаете в его полное распоряжение. На ближайшие сутки. Обеспечить передвижения, связь, контрнаблюдение… да все, что потребуется. Вплоть до девок, если такое желание возникнет. И никакого подобострастия, судари мои. Вежливость, корректность – и не более того. Он большой человек, но это еще не значит, что мы должны гулять перед ним на цыпочках, у «Интеркрайта» собственная гордость… Вопросы есть?
– Как он меня узнает? – спросил Паша.
– Никаких паролей-отзывов, – усмехнулся Данил. – Признаюсь, я в глубине души терпеть не могу все эти профессиональные хохмочки: «Это у вас продается беременная кенгура?» – «Нет, но моя бабушка наяривает „Мурку“ на виолончели». Боже, какие пошлости… Паша, ты ему просто покажешь этот самый брелочек. Он только выглядит стандартной поделкой, а на самом деле смастрячен по моему заказу в Шантарске и таит глубокий внутренний смысл, сторонним людям непонятный… Да, и вот еще что. Как учит житейский опыт, в ситуациях, подобных нашей, возможны разнообразные провокации. Поэтому по пустякам не демонстрируйте ваше умение вскидывать ноги выше ушей противника и побивать одним махом семерых вчерашним номером газеты. Короче, суперменствуйте только в тех случаях, когда опасность нешуточная. Надеюсь, вы оба – люди достаточно опытные, чтобы определить момент, когда вам всерьез соберутся оторвать яйца? Поняли? Вот и ладненько. Допивайте свои компотики и отчаливаем.
– Насчет завтра все понятно, – сказал Паша. – А сегодня что будем делать?
– А ничего не будем делать, – сказал Данил. – Ждать у моря погоды. Не вижу я пока что направлений, по которым следовало бы работать. Вот приедет барин, барин нас рассудит… Я серьезно. Мы пока что тыкаемся вслепую, как те индийские слепошарые обормоты из притчи. Помните? Которые забрели к слону в стойло, стали хватать его за разные места, кто за нос, кто за ухо, и на основании сих скудных тактильных наблюдений делать выводы о внешности животного… Вот только тут есть один нюансик. Мало того, что они прежестоко ошибались, один из них еще и подвергался смертельной опасности. Соображаете кто? Нет? Ну, орлы… Тот, кто по неосторожности ухватил бы носатого за гениталии. Реакцию слона угадать нетрудно. А посему мораль проста: не стоит слепому наобум лапать слона, можно и на яйца ненароком наткнуться – и получить хоботом по башке… Ну, пошли?
Они гуськом поднялись по узенькой лестнице и вышли на улицу к радости стоявших снаружи ближе всего к двери – компания из четырех человек обрадованно ринулась внутрь, на освободившиеся места. Данил первым свернул в длинную и широкую арку, напоминавшую скорее туннель: кафе располагалось прямо в жилом доме. Шаги звучали гулко, отдаваясь причудливым эхом, солнце уже село, и в туннеле было темновато…
Неожиданно вынырнувшая слева и двинувшаяся им навстречу параллельным курсом, как выразился бы Довнар, кучка людей поначалу не вызвала никакой тревоги, но через пару секунд у Данила сработало то самое шестое чувство профессионального телохранителя, неописуемое словами волчье чутье. Нет никаких внешних признаков опасности, но некий противный импульс встряхнул тело, прошел по нервам…
Он не стал увертываться от летящего прямехонько под дых кулака, хотя мог бы грамотно уйти в сторону. Всего лишь неуловимым движением сгруппировался, втянул живот под одеждой – так что кулак нападающего коснулся тела костяшками пальцев, и не более того. Причем ударивший мог голову прозакладывать, что качественно влепил прямиком в сплетение. В цирке это именуют «апач»…
Данил, конечно же, придушенно охнул и согнулся, примерно представляя последующее. Ага, так и есть, левая ладонь пошла на удар меж шеей и плечом, третьим ударом, надо полагать, швырнет к стене…
Он добросовестно отлетел спиной вперед к грязной выщербленной стене, по каковой и сполз наземь, пачкая пиджак, но понеся гораздо меньше урона, чем представлялось нападавшему. Совсем рядом завязалась азартная возня – с шумными выдохами сквозь зубы, непроизвольными вскриками, смачными плюхами.
Краем глаза он видел справа ожесточенную махаловку, но большую часть импровизированной батальной сцены от него заслоняла фигура нападавшего. Тот стоял, расставив ноги, всем обликом демонстрируя непреклонную силу и крутость. Как ни унизительно, но не стоило рассеивать иллюзии касаемо своей беспомощности. И Данил, сидя в нелепой позе на грязном бетоне, закрылся правой рукой – совершенно естественное, инстинктивное движение насмерть перепуганного слабака. Судорожно ловил ртом воздух – как и следовало после удара под дых…
Опа! Жесткий носок штиблета пребольно угодил по ребрам. Аж в зобу дыханье сперло, как ни старался Данил пассировать удар. Если это будет продолжаться, придется все же малость побарахтаться, не выходя из рамок образа…
Нет, нового пинка не последовало, нападавший покосился в сторону, где все еще возились, хрипя и сопя. Его лица Данил рассмотреть так и не смог – и позиция неудобная, и темновато. Очки валялись неподалеку, одно стекло, как и следовало ожидать, разбилось…
Черный штиблет опустился прямо на них, медленно поелозил, дробя уцелевшее стекло в крошку – нарочито демонстративно, с расстановочкой. Не пора ли вопить «караул!» и «милиция!», как и подобает честным гражданам, подвергшимся хулиганскому нападению?
Его рывком вздернули на ноги, так что многострадальный пиджак вновь вытер стену, в противоположном на сей раз направлении. Данил добросовестно обмяк, воротничок рубахи резал горло, но не бывает худа без добра – теперь он мог рассмотреть рожу противника настолько, чтобы потом с уверенностью того опознать…
Удар левой по ребрам – несильный на сей раз, определенно игравший роль завершающего мазка кистью.
– Ты, морда очкастая! – рявкнул ему в лицо незнакомец, обдав густым запахом табачища. – Кончай шнырять по городу, понял? В речку спущу, с камнем на ногах! Чтобы духу вашего здесь не было, москали долбаные! Понял, спрашиваю?
Данил слабо трепыхался, всем своим видом давая понять, что из-за пережатого горла не в состоянии издавать осмысленные звуки. Противник, похоже, и сам это наконец сообразил. Внезапно отпустил его (Данил пошатнулся, налетел спиной на стенку и едва не упал), обернулся на свист подельничков. И все пятеро, стуча подошвами, быстрее лани рванули во двор, в ту сторону, откуда и появились. В три секунды исчезли с глаз, как не было.
Кто-то, привлеченный шумной возней, уже заглядывал в арку на противоположном конце, окликнул, пока еще спокойно:
– Эй, что там?
– Да ничего особенного… – откликнулся Данил, повернулся к своим:
– Ходу!
Первым оказался под открытым небом, в обширном тихом дворике с рядками густых кустов, беседками и детскими качелями. Слава богу, посторонних свидетелей не оказалось. Двор давно знакомый, проходной, ищи-свищи тех злодеев, если у них поблизости стояла машина, ни одна собака не разыщет…
Он свернул в аллейку, добрался до беседки и опустился на узкую деревянную скамейку, изрезанную перочинными ножичками многих поколений. Ребра побаливали, но не похоже, чтобы сломаны. Брюхо и плечо почти что и не болят.
Хуже бывало, в общем…
Рядом плюхнулись спутники. Особых повреждений у них Данил не усмотрел – у Паши разбита нижняя губа, у Багловского поперек лба тянется впечатляющая, кровянящая ссадина, оба охают и морщатся, оба изрядно испачканы, но в общем и целом никак нельзя назвать происшедшее разгромом. В юности, на танцульках, бывало, получали и почище…
Сняв пиджак, Данил сокрушенно вздохнул: пропал клифт, придется в чистку отдавать. Принялся носовым платком оттирать, как мог, рыжую кирпичную пыль.
Запасные очки в чемодане имеются, а вот столь уродски скроенный пиджак был один, накрылся реквизит…
Паша кратко и эмоционально охарактеризовал ситуацию – не столь уж и сложной трехэтажной конструкцией.
– Это ты зря, – сказал Данил, потирая ребра. – Не заслуживает наша битва таких слов. Наоборот. Радоваться надо. Не было у нас живого, материального врага – и вот он, сам вынырнул, как чертик из коробочки, после чего никаких сомнений в его подлом существовании не остается. Это успех, господа… Это мы в выигрыше, а не они.
– Теоретически все так и есть, – с кривой ухмылочкой сказал Багловский, старательно промокая носовым платком ссадину. – А вот на практике – все бока болят. Качественно приложили, твари.
– Никого, часом, не опознали? – спросил Данил.
– Шутите? – фыркнул Багловский.
– Ну, мало ли…
– Да нет. Насколько удалось рассмотреть, все морды насквозь незнакомые. А вы прямо-таки провидец, Данила Петрович, я это без лести говорю.
– Это скорее называется «накаркал», – покривил губы Данил, убедившись, что все его усилия бесполезны и пиджаку не придашь даже видимости приличной одежды. – Ждал я чего-то подобного, честно признаюсь.
– Знали или ждали?
– Пойдемте-ка в машину, – сказал Данил, не ответив. – А то еще примут бдительные бабушки за тройку алкашей, покличут, злыдни, участкового и загремим мы в неприятности… Едем прямиком на фирму, переоденемся…
– Вам легче, а мне домой придется, – уныло сказал Багловский. – Я ж на фирме сменную одежду не держу. Соседи бы не увидели, а то разговоры поползут.
– Постараемся подогнать машину поближе к подъезду, – серьезно сказал Данил.
…И таково уж было его цыганское везение, что, прибыв на фирму и стараясь побыстрее прошмыгнуть в свои апартаменты по пустынному коридору, он нос к носу столкнулся с Оксаной Башикташ, и под ее умным, ироничным взглядом почувствовал себя чуть неловко.
– Как я понимаю, это и называется – будни тайного агента? спросила она ангельским тоном.
– Они, – ответил Данил, все еще ощущая неудобство в ребрах. – Что поделать, не всегда же бывают смокинги, рестораны и роковые красотки… Впрочем, в вас я тоже вижу некоторые перемены…
Она была одета в точности так, как утром, но прическа стала другая классический узел, вошедший в моду в первые годы двадцатого столетия – да на носу красовались очки в светлой оправе, определенно с простыми стеклами.
– Ну да, – ответила она безмятежно. – Опять встречалась с акулами пера.
Очки в сочетании со старомодной прической и мини-юбкой действуют особенно убойно. Научно выверено. Крайне возбуждающий контраст.
– Пожалуй, – признал Данил, окинув ее откровенным взглядом, понизил голос:
– Ну, а когда мы поговорим?
– Можно вечером.
– Где?
– А прямо здесь, – сказала Оксана. – Босс решил устроить небольшую пьянку, сиречь поминки – сегодня ж, насколько нам известно, в вашем Шантарске Климова хоронят…
Данил добросовестно попытался высмотреть на ее гладком личике следы скорби. Не удалось. Зато чертова девка, кажется, поняла:
– Вы считаете, я должна рыдать и рвать на себе одежды?
– Да ничего я не считаю, – пожал он плечами.
– Вам факс пришел. Из столицы.
– Сейчас заберу, переоденусь только… После хорошего душа и приличной рюмки коньяка он почувствовал себя бодрее. Не беспокоя Беседина, приводившего себя в божеский вид в соседней комнате, сходил за факсом сам.
Запер дверь изнутри и взялся за расшифровку.
При всей изощренности и могуществе научно-технической разведки перехватить факс чрезвычайно трудно даже в наше время – вернее, для этого следует пустить в ход немаленькие возможности вовсе уж серьезных ведомств. А Данил искренне надеялся, что не привлек пока что внимание таковых. Кроме того, перехватить – еще не значит прочесть. Можно, конечно, догадаться, что замаскированные под скучную и обширную коммерческую сводку группы цифр на самом деле представляют собой массив пятизначных чисел, но вот с остальным придется повозиться. Бывают случаи, когда могущество мощных компьютеров, перебирающих в секунду миллионы комбинаций, предстает мнимым. Существуют шифры, компьютеру решительно не поддающиеся, нужно только уметь ими пользоваться…
Он долго сидел над листом бумаги, расшифровывая «луковицу», – снял первый слой, второй, вышел на третий уровень… не спеша выписывал букву за буквой, единожды ошибся, но это был пустяк, слово и без того легко читалось…
Они там, в Москве, поработали на совесть. Понятно, за такие-то денежки…
Тот, кто именует наше отечество Верхней Вольтой с ракетами, – дурак набитый, российские золотые руки и светлые головы еще способны удивить мир…
Никаких научных подробностей в шифровке не приводилось – Данил с самого начала предупредил, что они ему не нужны, совершенно не интересны. Важнее всего результат – как пели те симпатичные привидения из Шпессарта. Важнее всего результат, чики-чики-чики-чик…
А результат заставляет волка встопорщить шерсть на загривке и чутко втянуть воздух расширенными ноздрями.
В легких Климова обнаружились недвусмысленные следы отнюдь не затхловатой воды из того озерца – ребята Лемке ее еще позапрошлой ночью зачерпнули для будущего анализа. Климов перестал дышать, а следовательно и жить оттого, что его легкие переполнились хлорированной водой, по своему составу идентичной той жидкости, что циркулирует в здешнем водопроводе. Ошибки исключены – эти люди, пока им платят аккуратно и в полном объеме, ошибок не делают никогда.
Сначала Климова погрузили в ванну – судя по отсутствию следов на теле, он был в том состоянии, когда сопротивляться человек не способен, – а уж потом отвезли к озерцу и сбросили в воду.
Вот так. Не осталось никаких недомолвок в одном-единственном конкретном вопросе. В остальном же…
Данил тщательно сжег в большой хрустальной пепельнице и факс, и все свои каракули, пепел выкинул в унитаз и тщательно смыл. Еще раз – в третий раз за сегодня – проверил телефон и убедившись, что за время его отсутствия «клопы» в трубке не завелись, набрал номер. Абонент оказался на месте, как и следовало ожидать. Безобидные фразы, ясное дело, были исполнены двойного смысла.
Глава 8
ХОДЫ КРИВЫЕ РОЕТ ПОДЗЕМНЫЙ УМНЫЙ КРОТ…
Спускаясь по широкой лестнице к путепроводу, Данил прекрасно знал, что слежки за ним нет. Вновь объявившийся на горизонте «Фольксваген» ехал поначалу за автобусом, а в метро на хвост сел незнакомый тип, но Данил надежно и качественно стряхнул его в ЦУМе, потом сделал контрольный круг по прилегающим улицам и уверенно направился в точку рандеву.
Зеленый сигнал светофора. Данил пересек неширокую улочку Немигу, свернул вправо, под путепровод, дисциплинированно, стараясь соответствовать европейским стандартам, остановился перед красным сигналом, хотя на дороге не было ни единой машины. Дождался зеленого, перешел.
Впереди, над неширокой живописной речкой, красовались аккуратненькие, как игрушечки, на старинный манер, сбившиеся в кучу разноцветные домики Троицкого предместья. На самом деле вся эта старина было кропотливо реконструирована после войны из руин – в сорок четвертом все тут лежало в развалинах…
Миновал черный, затейливо выкованный уличный фонарь. Уток под мостиком, конечно, не было, летом они отсюда улетают, возвращаются к холодам и зимой табунятся на незамерзающей речушке, ныряют за брошенным хлебом, дармоедки…
Все предместье, кусочек старины, состояло из десятка домиков, которые можно обойти кругом в две минуты. Данил, однако, еще раз проверился, зайдя в книжный магазин, потом в ювелирный. И тогда только сделал круг, вышел на прилегающую улочку.
Вишневая «девятка» – пристрастно рассуждая, купленная на денежки «Интеркрайта» – стояла в условленном месте. Убедившись, что в машине сидит нужный человек и он один-одинешенек, а вокруг нет никаких следов наружного наблюдения, Данил подошел к машине справа, распахнул дверцу и сел.
– Тьфу ты, – сказал Казимир, криво усмехнувшись. – Вы всегда появляетесь, как призрак…
– Ох, не нужно комплиментов, я же не лялька с ногами от ушей, – усмехнулся Данил.
– Да причем тут комплимент? Однажды заикой сделаете…
– Привычка, увы, – сказал Данил дружелюбно. – Казимир, откуда эта вульгарщина? «Тьфу ты!» Вы как-никак працуете в администрации президента, по-старому – то ли подскарбий, то ли чашник, а то и королевский маршалек.
Вам положено восклицать благороднее – «Парбле!», «Морбле!» или, учитывая местный колорит, – «Ах, дьявол!». Поедемте?
Казимир включил мотор, вырулил на улицу, вопросительно покосился на Данила. Тот, подумав, предложил:
– А давайте-ка покатим на природу. Скажем, в Ожереловичи, там зелень, озера, я после Сибири с ее индустриальными дымами рвусь к первозданности…
– Ясно. Я смотрю, вы в превосходном настроении?
– В превосходнейшем, – сказал Данил наигранно-бодро. – И вы у меня тоже вскоре будете в том же настроении, я ведь, сразу скажу, вам подарочек привез…
Казимир приличия ради никак не отреагировал, но Данил-то успел изучить эту сытую, респектабельную физиономию с ее не самой сложной гаммой чувств. В душе сытенький «кротик» из президентской администрации примитивно ликовал.
Ну и черт с ним, всегда нужно помнить наставления господ жандармских офицеров касательно работы с агентурою – профессионалы были, дело свое понимали туго…
– Привез, привез, – повторил Данил. – А вы как думали?
Достал из внутреннего кармана джинсовой куртки белый длинный конверт и сунул его в бардачок. Конверт был тонкий – оттого, что доллары вещь компактная. Казимир краем глаза, стараясь делать это незаметно, взирал на Даниловы манипуляции.
«Подарками», как легко догадаться, высокопарно и деликатно именовалась регулярная зарплата, не учтенная ни единой официальной инстанцией на территории обеих республик, вот-вот вроде бы собравшихся, в противоположность амебам, слиться в единую державу…
Казимир, однако, своих баксов стоил. Поскольку являл собою классический пример ваньки-встаньки, к тому же непотопляемого. Примерно ровесник Данила, едва закончив институт, двинул по комсомольско-профсоюзно-советско-партийной тройке – да так с нее и не сошел, ибо, как ни меняется власть, какие зигзаги она ни выписывает, незаметные чиновнички ухитряются остаться в большинстве кабинетов.
Знаменитый парижский палач мэтр Сансон, как известно, добросовестно стриг голову и при последнем Людовике, и при республике, и при Наполеоне. Что ж тогда говорить о легионах письмоводителей и столоначальников, занятых гораздо более мирных промыслом?
На попытки завязать джентльменский разговор любой платный информатор обожает сохранять в отношениях долю великосветскости – Данил отвечал дружелюбно, но кратко. Черт его знает, мог и попасть под колпак, могли всадить в тачку некую компактную фиговину, как это произошло с Климовым.
Наконец добрались до Ожереловичей – крохотные озерца, зеленые островки леса, редкие громады двенадцатиэтажек, тишина и пастораль… Данил первым вылез из машины, закурил и погрузился в созерцание умиротворяющих взор пейзажей. Потом сказал чуть ли не растроганно:
– Красота какая, а мы-то, глупые, спешим неизвестно куда, по бетонке носимся… Ну, как тут без меня идут дела? Я смотрю, на Батьку опять поднимают хвост ущербные умы?
– Перемелется, – с ухмылочкой ответил Казимир.
– И никаких признаков, что трон пошатывается? Казимир, мы с вами старые друзья, вы должны были накрепко запомнить – меня в первую очередь интересует точность…
– Точность я вам гарантирую, никаких признаков слабости, поводья крепко зажаты в руках. Поддержка «ключевых точек» по-прежнему обеспечена. И в этих условиях тем более странно…
– Что? – без промедления спросил Данил.
– Данила Петрович, мы с вами, как говаривала моя светлой памяти бабушка, люди из одного ящика. Как-никак, когда-то были соседи. Поэтому вы должны понимать иные деликатные материи. Знаете, как это бывает, – нет конкретных данных, нет никаких конкретных имен, но общая обстановка, некие трудно описуемые словами тенденции, общая атмосфера…
– Я, кажется, понимаю, – сказал Данил. – Грубо говоря, в наших кругах что-то такое витает в воздухе, а? Некое предгрозовое состояние, каковое обостренно предчувствуют ревматики и сердечники?
– Именно это я и имею в виду. Вам интересно?
– Весьма, – сказал Данил.
Казимир, заложив за спину ненатруженные рученьки, задумчиво озирал ландшафт. Данил терпеливо ждал. На нюх старого аппаратчика следовало порой полагаться в точности так же, как на нюх старого топтуна.
Зеленый сигнал светофора. Данил пересек неширокую улочку Немигу, свернул вправо, под путепровод, дисциплинированно, стараясь соответствовать европейским стандартам, остановился перед красным сигналом, хотя на дороге не было ни единой машины. Дождался зеленого, перешел.
Впереди, над неширокой живописной речкой, красовались аккуратненькие, как игрушечки, на старинный манер, сбившиеся в кучу разноцветные домики Троицкого предместья. На самом деле вся эта старина было кропотливо реконструирована после войны из руин – в сорок четвертом все тут лежало в развалинах…
Миновал черный, затейливо выкованный уличный фонарь. Уток под мостиком, конечно, не было, летом они отсюда улетают, возвращаются к холодам и зимой табунятся на незамерзающей речушке, ныряют за брошенным хлебом, дармоедки…
Все предместье, кусочек старины, состояло из десятка домиков, которые можно обойти кругом в две минуты. Данил, однако, еще раз проверился, зайдя в книжный магазин, потом в ювелирный. И тогда только сделал круг, вышел на прилегающую улочку.
Вишневая «девятка» – пристрастно рассуждая, купленная на денежки «Интеркрайта» – стояла в условленном месте. Убедившись, что в машине сидит нужный человек и он один-одинешенек, а вокруг нет никаких следов наружного наблюдения, Данил подошел к машине справа, распахнул дверцу и сел.
– Тьфу ты, – сказал Казимир, криво усмехнувшись. – Вы всегда появляетесь, как призрак…
– Ох, не нужно комплиментов, я же не лялька с ногами от ушей, – усмехнулся Данил.
– Да причем тут комплимент? Однажды заикой сделаете…
– Привычка, увы, – сказал Данил дружелюбно. – Казимир, откуда эта вульгарщина? «Тьфу ты!» Вы как-никак працуете в администрации президента, по-старому – то ли подскарбий, то ли чашник, а то и королевский маршалек.
Вам положено восклицать благороднее – «Парбле!», «Морбле!» или, учитывая местный колорит, – «Ах, дьявол!». Поедемте?
Казимир включил мотор, вырулил на улицу, вопросительно покосился на Данила. Тот, подумав, предложил:
– А давайте-ка покатим на природу. Скажем, в Ожереловичи, там зелень, озера, я после Сибири с ее индустриальными дымами рвусь к первозданности…
– Ясно. Я смотрю, вы в превосходном настроении?
– В превосходнейшем, – сказал Данил наигранно-бодро. – И вы у меня тоже вскоре будете в том же настроении, я ведь, сразу скажу, вам подарочек привез…
Казимир приличия ради никак не отреагировал, но Данил-то успел изучить эту сытую, респектабельную физиономию с ее не самой сложной гаммой чувств. В душе сытенький «кротик» из президентской администрации примитивно ликовал.
Ну и черт с ним, всегда нужно помнить наставления господ жандармских офицеров касательно работы с агентурою – профессионалы были, дело свое понимали туго…
– Привез, привез, – повторил Данил. – А вы как думали?
Достал из внутреннего кармана джинсовой куртки белый длинный конверт и сунул его в бардачок. Конверт был тонкий – оттого, что доллары вещь компактная. Казимир краем глаза, стараясь делать это незаметно, взирал на Даниловы манипуляции.
«Подарками», как легко догадаться, высокопарно и деликатно именовалась регулярная зарплата, не учтенная ни единой официальной инстанцией на территории обеих республик, вот-вот вроде бы собравшихся, в противоположность амебам, слиться в единую державу…
Казимир, однако, своих баксов стоил. Поскольку являл собою классический пример ваньки-встаньки, к тому же непотопляемого. Примерно ровесник Данила, едва закончив институт, двинул по комсомольско-профсоюзно-советско-партийной тройке – да так с нее и не сошел, ибо, как ни меняется власть, какие зигзаги она ни выписывает, незаметные чиновнички ухитряются остаться в большинстве кабинетов.
Знаменитый парижский палач мэтр Сансон, как известно, добросовестно стриг голову и при последнем Людовике, и при республике, и при Наполеоне. Что ж тогда говорить о легионах письмоводителей и столоначальников, занятых гораздо более мирных промыслом?
На попытки завязать джентльменский разговор любой платный информатор обожает сохранять в отношениях долю великосветскости – Данил отвечал дружелюбно, но кратко. Черт его знает, мог и попасть под колпак, могли всадить в тачку некую компактную фиговину, как это произошло с Климовым.
Наконец добрались до Ожереловичей – крохотные озерца, зеленые островки леса, редкие громады двенадцатиэтажек, тишина и пастораль… Данил первым вылез из машины, закурил и погрузился в созерцание умиротворяющих взор пейзажей. Потом сказал чуть ли не растроганно:
– Красота какая, а мы-то, глупые, спешим неизвестно куда, по бетонке носимся… Ну, как тут без меня идут дела? Я смотрю, на Батьку опять поднимают хвост ущербные умы?
– Перемелется, – с ухмылочкой ответил Казимир.
– И никаких признаков, что трон пошатывается? Казимир, мы с вами старые друзья, вы должны были накрепко запомнить – меня в первую очередь интересует точность…
– Точность я вам гарантирую, никаких признаков слабости, поводья крепко зажаты в руках. Поддержка «ключевых точек» по-прежнему обеспечена. И в этих условиях тем более странно…
– Что? – без промедления спросил Данил.
– Данила Петрович, мы с вами, как говаривала моя светлой памяти бабушка, люди из одного ящика. Как-никак, когда-то были соседи. Поэтому вы должны понимать иные деликатные материи. Знаете, как это бывает, – нет конкретных данных, нет никаких конкретных имен, но общая обстановка, некие трудно описуемые словами тенденции, общая атмосфера…
– Я, кажется, понимаю, – сказал Данил. – Грубо говоря, в наших кругах что-то такое витает в воздухе, а? Некое предгрозовое состояние, каковое обостренно предчувствуют ревматики и сердечники?
– Именно это я и имею в виду. Вам интересно?
– Весьма, – сказал Данил.
Казимир, заложив за спину ненатруженные рученьки, задумчиво озирал ландшафт. Данил терпеливо ждал. На нюх старого аппаратчика следовало порой полагаться в точности так же, как на нюх старого топтуна.