– Ни хрена себе, – сказал Мазур. – Интересные открытия, девочка. Знаешь, я тебе отчего-то верю. По врожденной своей подозрительности к жизни и к людям.
– И правильно делаешь. Нам надо держаться вместе. Потому что я, признаюсь тебе откровенно, всем этим сраным олигархам обоего пола не верю ни на копейку. И постоянно жду подвоха. В чем он будет заключаться, точно не знаю, но он будет. То ли заплатят меньше, чем обещали, то ли выйдет совсем плохо – пристукнут к чертовой матери, чтобы все секреты так и оставались в узком кругу. Ты с этой точки зрения никогда события не рассматривал?
– Признаться, нет, – сказал Мазур.
– А зря. Думаешь, если ты адмирал, тебя посовестятся прикончить, когда станешь не нужен? Еще как, за милую душу. Знаешь, я к нынешнему своему положению карабкалась с самого низа. В таком дерьме бултыхалась... А все же выкарабкалась. И есть у меня одна-единственная маленькая слабость: хочу пожить подольше и побогаче. А для этого нужно держать ушки на макушке, вертеть головой на сто восемьдесят градусов и никому не доверять. Ну, почти никому. Тебе вот можно доверять самую чуточку больше, чем другим. Потому что ты хочешь от жизни того же самого – и выжить, и при деньгах оказаться. Отсюда вытекает, что нам с тобой имеет смысл быть напарниками не только в грязных делах, которые на нас взваливают... Доходит?
– Вполне, – сказал Мазур серьезно. – Толпой, как известно, и батьку бить легче...
– Ну так как? – спросила Анка, приподнявшись на локте и уставившись на него пытливо. – Можно сказать, что мы в е с ь м а подружились?
– Пожалуй, – сказал Мазур. – В том, что ты говоришь, есть большой резон. Оба на службе, оба, в принципе, не более чем наемники, которые с в о и м и никогда не станут... И черт их знает, что им в голову насчет нас взбредет по миновании в нас надобности, тут ты совершенно права... А как ты узнала, кто она такая на самом деле?
– Ну, это уж мои маленькие женские секреты, – сказала Анка с самой обворожительной улыбкой. – Главное, узнала вот. Не думай, что я с этой минуты перед тобой буду распахивать душу н а с т е ж ь. Не тот жизненный опыт. Я тебе просто-напросто доверяю самую капельку больше, чем прочим, вот и все. Но это, поверь, немало.
– Верю... – сказал Мазур.
– И, бога ради, не пытайся со м н о й играть в игры. Ты, конечно, на тот свет отправил гораздо больше народу, но и у меня, скажу по секрету, есть пара жмуриков на счету. Так что крови, если что, не испугаюсь.
– Верю, – повторил Мазур так же серьезно. – Коли уж у нас пошел столь откровенный разговор... Это ведь тебя я тогда встретил в Москве, на лестнице?
– Когда вы собрались навестить Удава? – безмятежно произнесла Анка, улыбаясь ему мирно и невинно. – Было дело, напарничек... Было дело. Отметилась. Так что ты уж относись ко мне серьезно и дружбу не паскудь... Договорились?
– Договорились, – сказал Мазур веско.
– От Олеськи тебе удалось что-нибудь интересное узнать? В промежутке меж двумя позами? – спросила Анка уже деловым тоном.
– Ничего, – честно сказал Мазур. – Я и не особенно старался, по правде говоря. Баба умная и под случайным мужиком не разомлеет… думаю, под неслучайным тоже. Так что я, конечно, пробовал осторожненько прояснить то и это, но без особых успехов...
– Аналогично, Ватсон, – сказала Анка. – Я ведь ее тоже малость разложила. Иногда, для разнообразия, могу пошалить с девочками. Так, пикантности ради. Но, признаюсь тебе по совести, я ее завалила не удовольствия ради, а сразу после того, как узнала, кто она на самом деле такая. Эксперимента ради. Так вот, могу тебе со всей уверенностью сказать, что допрежь того она с женщиной ни разу не пробовала. И не похоже, чтобы ей понравилось. Но внезапно прорвавшуюся страсть талантливо изображала стервочка, через большое «не могу и не хочу». И потому возникают разные интересные вопросы. Точнее, один-единственный: почему дамочка такого формата не протестует, когда ей задирают подол наемные служащие вроде нас с тобой. Интересно, верно?
– Безусловно, – сказал Мазур.
– Правдоподобных ответов тут всего два: либо она шлюха последняя, на что ох как не похоже, либо мы оба ей зачем-то чертовски необходимы. Настолько, что она стоически терпит, пока мы ее валяем...
– А з а ч е м? – спросил Мазур с искренним интересом. – Не пробовала докопаться?
– Не доискалась пока. Но что-то тут должно быть, нешуточное, серьезное... И это не забота о целости и сохранности президента – я-то в этом никаким боком не замешана, я вообще все это время сижу без дела, слушаю туманные намеки насчет того, что мой выход на арену еще впереди...
– Так-таки и никаких следочков?
– Один, смутный, – сказала Анка. – Вроде бы будущее предприятие связано с алмазами. Этакие зыбкие, непроверенные данные. Но, хоть убей, не пойму, в чем тут фокус. Наши с тобой работодатели и так д е р ж а т три четверти акций алмазных приисков, а остальное у президента, через подставных лиц, понятно.
– Все-то ты знаешь...
– Шалею от безделья, вот и приходится работать на себя, – сказала Анка. – Благо среди здешних богатеньких Буратин находятся такие, что язык распускают после того, как предприимчивая девушка сама язык распустит... – она усмехнулась с мечтательным цинизмом. – Так что парочку болтунов я тут выдоила не только в прямом смысле, но и в переносном. Что-то готовится, с алмазами связанное... и это меня окончательно сбивает с толку. Алмазы и так и х н и е. Не собираются же они у президента отбирать его долю? Совершенно нерационально. Нынешнее состояние дел гораздо выгоднее. И не будут они красть эти долбаные камешки у самих себя... Измучилась я над этим ребусом.
– Хорошо тебе, – сказал Мазур, нисколечко не играя. – А я вот и до таких мелочей не докопался. Некогда. С места в карьер заставили президента оберегать, как собственные яйца...
– Должна сказать, у тебя получается. Этих, в Королевском Краале, ты хорошо сделал.
– Учили, знаешь ли, – сказал Мазур скромненько.
Настроение у него самую чуточку испортилось – потому что второй раз, теперь из чужих уст, выслушал те самые вопросы, которыми задавался без малейших пока что шансов ребусы разгадать. Умная девочка, пронырливая, с ней надо держать ухо востро, такая в случае чего в затылок бабахнет, глазом не моргнув...
– Всадить бы этой холеной выдре пару иголок под ухоженные ноготки... – мечтательно сказала Анка. – Иногда так и подмывает...
– Злая ты девочка, – сказал Мазур.
– Я-то? Да брось. Наоборот, добрая и душевная, пока меня не обижают. Стихи даже люблю... про доброту.
– Стихи? – изумился Мазур.
– А ты думал. Душевные стихи о добрых людях, – она подняла голову, глядя в лицо Мазуру лукаво и весело, продекламировала:
– Где уж мне. Читала где-то. Что так смотришь? Приходилось и книжки читать, в том числе и серьезные... только толку от этого оказалось мало.
– Москвичка? – спросил Мазур напрямую.
– А что?
– На-армальный ма-асковский говорок.
– Ну, москвичка. Черт-те в каком поколении, с дореволюционных времен. Только и это само по себе принесло мало пользы. Уж если господа адмиралы отправляются на левые заработки, то нищете вроде меня сам бог велел...
Глава третья
– И правильно делаешь. Нам надо держаться вместе. Потому что я, признаюсь тебе откровенно, всем этим сраным олигархам обоего пола не верю ни на копейку. И постоянно жду подвоха. В чем он будет заключаться, точно не знаю, но он будет. То ли заплатят меньше, чем обещали, то ли выйдет совсем плохо – пристукнут к чертовой матери, чтобы все секреты так и оставались в узком кругу. Ты с этой точки зрения никогда события не рассматривал?
– Признаться, нет, – сказал Мазур.
– А зря. Думаешь, если ты адмирал, тебя посовестятся прикончить, когда станешь не нужен? Еще как, за милую душу. Знаешь, я к нынешнему своему положению карабкалась с самого низа. В таком дерьме бултыхалась... А все же выкарабкалась. И есть у меня одна-единственная маленькая слабость: хочу пожить подольше и побогаче. А для этого нужно держать ушки на макушке, вертеть головой на сто восемьдесят градусов и никому не доверять. Ну, почти никому. Тебе вот можно доверять самую чуточку больше, чем другим. Потому что ты хочешь от жизни того же самого – и выжить, и при деньгах оказаться. Отсюда вытекает, что нам с тобой имеет смысл быть напарниками не только в грязных делах, которые на нас взваливают... Доходит?
– Вполне, – сказал Мазур серьезно. – Толпой, как известно, и батьку бить легче...
– Ну так как? – спросила Анка, приподнявшись на локте и уставившись на него пытливо. – Можно сказать, что мы в е с ь м а подружились?
– Пожалуй, – сказал Мазур. – В том, что ты говоришь, есть большой резон. Оба на службе, оба, в принципе, не более чем наемники, которые с в о и м и никогда не станут... И черт их знает, что им в голову насчет нас взбредет по миновании в нас надобности, тут ты совершенно права... А как ты узнала, кто она такая на самом деле?
– Ну, это уж мои маленькие женские секреты, – сказала Анка с самой обворожительной улыбкой. – Главное, узнала вот. Не думай, что я с этой минуты перед тобой буду распахивать душу н а с т е ж ь. Не тот жизненный опыт. Я тебе просто-напросто доверяю самую капельку больше, чем прочим, вот и все. Но это, поверь, немало.
– Верю... – сказал Мазур.
– И, бога ради, не пытайся со м н о й играть в игры. Ты, конечно, на тот свет отправил гораздо больше народу, но и у меня, скажу по секрету, есть пара жмуриков на счету. Так что крови, если что, не испугаюсь.
– Верю, – повторил Мазур так же серьезно. – Коли уж у нас пошел столь откровенный разговор... Это ведь тебя я тогда встретил в Москве, на лестнице?
– Когда вы собрались навестить Удава? – безмятежно произнесла Анка, улыбаясь ему мирно и невинно. – Было дело, напарничек... Было дело. Отметилась. Так что ты уж относись ко мне серьезно и дружбу не паскудь... Договорились?
– Договорились, – сказал Мазур веско.
– От Олеськи тебе удалось что-нибудь интересное узнать? В промежутке меж двумя позами? – спросила Анка уже деловым тоном.
– Ничего, – честно сказал Мазур. – Я и не особенно старался, по правде говоря. Баба умная и под случайным мужиком не разомлеет… думаю, под неслучайным тоже. Так что я, конечно, пробовал осторожненько прояснить то и это, но без особых успехов...
– Аналогично, Ватсон, – сказала Анка. – Я ведь ее тоже малость разложила. Иногда, для разнообразия, могу пошалить с девочками. Так, пикантности ради. Но, признаюсь тебе по совести, я ее завалила не удовольствия ради, а сразу после того, как узнала, кто она на самом деле такая. Эксперимента ради. Так вот, могу тебе со всей уверенностью сказать, что допрежь того она с женщиной ни разу не пробовала. И не похоже, чтобы ей понравилось. Но внезапно прорвавшуюся страсть талантливо изображала стервочка, через большое «не могу и не хочу». И потому возникают разные интересные вопросы. Точнее, один-единственный: почему дамочка такого формата не протестует, когда ей задирают подол наемные служащие вроде нас с тобой. Интересно, верно?
– Безусловно, – сказал Мазур.
– Правдоподобных ответов тут всего два: либо она шлюха последняя, на что ох как не похоже, либо мы оба ей зачем-то чертовски необходимы. Настолько, что она стоически терпит, пока мы ее валяем...
– А з а ч е м? – спросил Мазур с искренним интересом. – Не пробовала докопаться?
– Не доискалась пока. Но что-то тут должно быть, нешуточное, серьезное... И это не забота о целости и сохранности президента – я-то в этом никаким боком не замешана, я вообще все это время сижу без дела, слушаю туманные намеки насчет того, что мой выход на арену еще впереди...
– Так-таки и никаких следочков?
– Один, смутный, – сказала Анка. – Вроде бы будущее предприятие связано с алмазами. Этакие зыбкие, непроверенные данные. Но, хоть убей, не пойму, в чем тут фокус. Наши с тобой работодатели и так д е р ж а т три четверти акций алмазных приисков, а остальное у президента, через подставных лиц, понятно.
– Все-то ты знаешь...
– Шалею от безделья, вот и приходится работать на себя, – сказала Анка. – Благо среди здешних богатеньких Буратин находятся такие, что язык распускают после того, как предприимчивая девушка сама язык распустит... – она усмехнулась с мечтательным цинизмом. – Так что парочку болтунов я тут выдоила не только в прямом смысле, но и в переносном. Что-то готовится, с алмазами связанное... и это меня окончательно сбивает с толку. Алмазы и так и х н и е. Не собираются же они у президента отбирать его долю? Совершенно нерационально. Нынешнее состояние дел гораздо выгоднее. И не будут они красть эти долбаные камешки у самих себя... Измучилась я над этим ребусом.
– Хорошо тебе, – сказал Мазур, нисколечко не играя. – А я вот и до таких мелочей не докопался. Некогда. С места в карьер заставили президента оберегать, как собственные яйца...
– Должна сказать, у тебя получается. Этих, в Королевском Краале, ты хорошо сделал.
– Учили, знаешь ли, – сказал Мазур скромненько.
Настроение у него самую чуточку испортилось – потому что второй раз, теперь из чужих уст, выслушал те самые вопросы, которыми задавался без малейших пока что шансов ребусы разгадать. Умная девочка, пронырливая, с ней надо держать ухо востро, такая в случае чего в затылок бабахнет, глазом не моргнув...
– Всадить бы этой холеной выдре пару иголок под ухоженные ноготки... – мечтательно сказала Анка. – Иногда так и подмывает...
– Злая ты девочка, – сказал Мазур.
– Я-то? Да брось. Наоборот, добрая и душевная, пока меня не обижают. Стихи даже люблю... про доброту.
– Стихи? – изумился Мазур.
– А ты думал. Душевные стихи о добрых людях, – она подняла голову, глядя в лицо Мазуру лукаво и весело, продекламировала:
– Сильно, – сказал Мазур. – Сама сочинила?
На исходе века
взял и ниспроверг
злого человека
добрый человек.
Из гранатомета
шлёп его, козла!
Стало быть, добро-то
посильнее зла...
– Где уж мне. Читала где-то. Что так смотришь? Приходилось и книжки читать, в том числе и серьезные... только толку от этого оказалось мало.
– Москвичка? – спросил Мазур напрямую.
– А что?
– На-армальный ма-асковский говорок.
– Ну, москвичка. Черт-те в каком поколении, с дореволюционных времен. Только и это само по себе принесло мало пользы. Уж если господа адмиралы отправляются на левые заработки, то нищете вроде меня сам бог велел...
Глава третья
Особенности национальной журналистики
Своего человека Мазур заметил сразу, едва тот показался метрах в ста от того зонта, где они с Анкой обосновались. Моментально узнал по фотографии, да и немудрено: субъект оказался колоритным, с точки зрения Мазура, обладавшим совершенно ненужным набором запоминающихся примет. Ну, что поделать, у каждого ремесла свои заморочки...
В ожидании Мазур приосанился, еще непринужденнее развалился в синем шезлонге – классическая новорусская харя в шортах и легкой рубашечке, распахнутой настежь, чтобы продемонстрировать якорную цепь из благородного металла во всей красе. Мазур давно уже отметил с удовольствием, что соседи справа и слева, болтавшие на неизвестных ему языках, косились на него не то чтобы испуганно, но в несомненном ожидании чего-нибудь этакого. Судя по взглядам, уже сталкивались с беззаботными отдыхающими из России, что им веселья и оптимизма не прибавило...
Анка тоже не подкачала, полулежала в экстравагантнейшем купальнике, скорее напоминавшем пучок узких ленточек, лениво озирая окружающее вавилонское столпотворение с пресыщенным и даже брезгливым видом, тянула что-то ледяное из высокого стакана, картинно отставив мизинец – классическая Дуня из-под Тамбова, подцепленная если не на панели, то безусловно где-то поблизости от таковой. От нее за кабельтов шибало вульгарностью и деревенской простотой, что и требовалось.
Когда приближавшемуся к о н т а к т у осталось до них прошагать метров пять, Мазур откровенно повернул голову и уставился тому прямо в глаза. Субъект лет тридцати в ярком прикиде, с наголо бритой головой, усиками в ниточку и узенькой бородкой, охватывавшей лишь самую оконечность подбородка. При этом незнакомец вовсе не выглядел братком или чем-то аналогичным, а как раз и производил впечатление человека творческого. Быть может, еще и оттого, что на нем не было ни грамма золотишка – зато в левом ухе болталась массивная серьга, вроде бы серебряная, в виде креста на полумесяце.
Ну, а когда тому осталось два шага, Мазур неторопливо встал навстречу, вяло поднял руку в знак приветствия и сказал с ленивой интонацией:
– Вы, я так понимаю, Егор?
– А вы, я так понимаю, Николай? – произнес тот.
И выжидательно скосил глаза в сторону Анки – ага, хотел прояснить ее роль в событиях...
Нагнувшись к спутнице, Мазур сказал чуть-чуть свысока, с надлежащими интонациями хозяина жизни, не особенно и дорожащего такими вот мимолетными спутницами жизни:
– Зайка, я пойду поброжу, дела у меня...
Анка, капризно выгнув губы, ответила в стиле дешевой провинциалки:
– Колян, только недолго, а то меня заколебало тут все – и жара, и негры эти дурацкие... Ты ж обещал в приличный кабак поехать...
Мазур форменным образом отмахнулся:
– Кончу дела, поедем...
Вопросительно воззрился на Егора. Тот не спеша направился вдоль берега в ту сторону, где начинался порт и виднелись белые корабли. Мазур сговорчиво направился следом.
– Вот так мне вас и описывали, – сказал Егор. – Златая цепь на дубе том... Да вы не хмурьтесь, я ж понимаю, что это для декорации.
– Ну, надо же имиджу соответствовать, – сказал Мазур и продолжил самодовольно: – А телку хорошо рассмотрели? Еще более убедительная декорация, да к тому же живая и сорок слов знает на великом и могучем...
– Да уж... Из России перли?
– А что делать? – пожал плечами Мазур. – Расходы невелики, зато придает образу достоверность. И потом, от нее польза во всех смыслах...
Он залихватски подмигнул, но Егор лишь вежливо улыбнулся – мужичок, кажется, вульгарностей избегал.
– Можно спросить? – сказал Мазур. – А это вот у вас в ухе, для чего? На декорацию вроде не похоже, поскольку я совершенно не представляю, в который именно имидж она вписывалась бы...
– Уж никак не в голубой, – сухо ответил Егор. – Я из казаков. У нас испокон веку такие носили. Между прочим, настоящая, дедовская.
– Ага, ясно... – сказал Мазур. – Итак, друг друга мы успешно опознали... Поговорим о делах наших скорбных?
– Поговорим. Вы, я так понимаю, нечто вроде тайного агента?
– Ну, в принципе, это чистейшей воды бизнес, – осторожно сказал Мазур.
– Кто ж спорит? Вполне в рамках большого бизнеса – шарахнуть крылатой ракетой по обезьянскому президенту. Я не иронизирую, всего лишь грустно констатирую факт...
Мазур усмехнулся:
– Какому президенту? А политкорректность где?
– А пошла она в задницу, – непринужденно сказал Егор. – Еще не хватало и нам в эти игры баловать...
– Что-то в этом подходе есть, – сказал Мазур. – Между нами говоря... А вы, значит, журналист?
– Точнее уж, стрингер. Знаете, что это такое?
– Примерно, – сказал Мазур. – Вы, я так понимаю, этакий волк-одиночка, на свой страх и риск сенсации раздобываете и задорого их продаете?
– Вот именно что задорого. Хороший материал стоит приличных денег. Для вас, быть может, это и копейки...
– Да ну, – сказал Мазур. – Большие боссы лично на такие мероприятия не ездят. Я просто-напросто Терминатор на жалованье, так что не нужно на меня взирать с классовой ненавистью...
– С чего вы взяли?
– Есть что-то в вашем взгляде...
– Никакая это не классовая ненависть, – сказал Егор. – Скорее уж вполне понятное легкое недоверие. Вас предупредили о моих условиях?
– Предупредили, – сказал Мазур. – Но кратенько, в общих чертах. Не откажете в любезности более развернуто изложить ваши условия?
– Да ради бога. У меня, собственно, есть все, что вам нужно – название корабля, его дислокация. Я его вам через пару минут покажу. Ракеты уже погрузили, скоро они собираются в море. Я так понимаю, хотят шарахнуть по президенту, когда он будет открывать что-то помпезное? То ли библиотеку, то ли венерологический диспансер?
– Больницу, – сказал Мазур.
– Ага. А то я подумал: какие, к лешему, в Ньянгатале библиотеки? Больница – это более насущно и практично... В общем, у меня есть то, что вам нужно. А вот вы уж будьте любезны учесть мои требования... Деньги мне не нужны, я имею в виду, в а ш и. Т а к и м образом я зарабатывать не собираюсь, у меня свои привычные методы, и я не собираюсь от них отказываться. Короче говоря, я так понял, вы намерены суденышко это подпалить прямо у пирса?
Мазур невольно оглянулся – вполне профессионально, правда – понизил голос:
– Ну, в общем, вы верно оцениваете ситуацию...
– Подпалить или взорвать? – деловито уточнил Егор.
– Ну, если вы так ставите вопрос... Подпалить. Взрывать – это все же ненужный перехлест. Неповинные люди пострадать могут, да и шум поднимется... А вот если случится небольшой пожарчик, да еще с оглаской, это меня вполне устроит.
– Огласку я вам гарантирую, – сказал Егор уверенно. – У меня тут есть хороший контакт, который засиделся в подполковниках и хочет взлезть на ступенечку выше...
– Что-нибудь типа охранки?
– Ну да. А случай, согласитесь, подворачивается хороший: судно с крылатыми ракетами в трюме, несомненная диверсия, террористический акт... Иностранные наемники, иностранный след и все такое прочее... Подполковнику нужно торжественно обнаружить ракеты в трюме – самым первым, после звонка от встревоженных пожарных, среди которых, дураку ясно, будет его агент. Вас ведь устраивает именно такой финал?
– Да, разумеется, – сказал Мазур. – Так даже лучше: обыск, огласка, арест...
– Ну, а мой интерес – к а д р ы. Отличного качества видеозапись пожара, начиная с ранней стадии, потом – эксклюзивный репортаж с судна, куда я по договоренности с подполковником попаду единственным репортером. Как видите, все три стороны будут довольны. Каждому – свое. Но! – он поднял палец. – Мне необходимо, чтобы эффектный пожар случился днем, и никак иначе. Только так я смогу продать запись по-настоящему дорого. Ночные съемки меня совершенно не интересуют, не будет того эффекта. А потому вы, Николя, просто обязаны подпалить корабль средь бела дня. Это мое единственное и непреложное условие.
– Не сказал бы, что мне это нравится, – честно признался Мазур. – С м о е й профессиональной точки зрения, такие дела гораздо удобнее ночью устраивать...
– Либо днем, либо – не договорились. У вас – свои интересы, а у меня – свои. Это бизнес.
– Ну ладно, – сказал Мазур. – Я сделаю все средь бела дня, хотя это усложняет задачу... Но ведь я могу пообещать – и обмануть, а? Вы ж мне с е й ч а с покажете корабль...
– Я бы вам не советовал меня обманывать, – без тени угрозы, хладнокровно, даже небрежно произнес Егор. – Человек любой профессии к обману готов, и меры принимать научился... Если вы меня кинете, будет д р у г о й репортаж. О том, как российские головорезы на службе президента Кавулу устраивают диверсии в столице соседнего суверенного государства. Конечно, мне за него, сразу признаюсь, заплатят гораздо меньше – я ж говорю, ночная съемка далеко не так телегенична... Но тут уж – дело принципа. Ваши люди мне дали определенные обещания, и я их честно предупредил о возможных последствиях обмана, как вас сейчас предупреждаю. У меня есть ассистент. Он в данную минуту старательно запечатлевает для истории вашу мужественную физиономию. Вы отлично будете смотреться на цветном экране... Денег, конечно, это принесет меньше, но подкрепит мою репутацию – человек, кидать которого чревато...
Мазур осторожно огляделся, но, разумеется, ассистента вычислить не смог – на пляже толкалась масса людей с фотоаппаратами и видеокамерами, их могла снимать добрая дюжина объективов, и невозможно определить, какой из них т о т.
– А это не блеф, часом, насчет ассистента? – спросил Мазур с доброжелательной улыбкой.
– А вы можете совершенно точно сейчас установить, блефую я или нет?
– Нравитесь вы мне, – сказал Мазур. – Люблю прохвостов, я сам тот еще прохвост...
– Так как?
– Ладно, – сказал Мазур. – Если уж наши люди с вами договорились о чем-то, мое дело – соблюдать условия. Будет вам абсолютно телегеничный пожар средь бела дня, хотя это мне и усложнит работу...
– Сегодня?
– Ну, старина, я же не Джеймс Бонд, – сказал Мазур уже без улыбки. – Нужно же продумать план, провести разведку, не могу же я прямо сейчас, радостно и весело, на потеху зевакам, швырять на палубу что-нибудь зажигательное... Завтра. Как говорилось в бессмертной комедии, такие дела, любезный посол, с кондачка не решаются... В общем, по рукам. Да, вот что еще. Теперь уже у меня будет дополнительное условие, закономерно вытекающее из обстановки. Когда вы получите свое и убедитесь, что я вас не кинул, будьте так любезны изничтожить все носители, где красуется моя физиономия. Мне совершенно ни к чему такие вещи, я человек абсолютно не публичный... Идет?
– Идет.
– Значит, договорились?
– Ну, разумеется, – сказал Егор.
– Тогда ведите, – сказал Мазур, – показывайте корабль. Далеко нам топать? Такси брать придется?
– Ничего подобного. Быстрым шагом – пару минут. Собственно, его и отсюда видно, но вам ведь надо подойти вплотную? Пошли.
Мазур уверенным шагом двинулся за ним. Постепенно купальщиков и загоравших на песочке становилось все меньше, а там они и вовсе исчезли – место становилось неподходящим для пляжа, опытным глазом Мазур определил, что сразу у берега начинается приличная глубина. Вместо песка громоздился камень. Еще пара сот метров – и слева потянулся солидный бетонный пирс, возле которого стояли довольно скромные яхты, катера туристических фирм, небольшие суденышки непонятного назначения, то ли рыбацкие, то ли притворявшиеся мирными обывателями контрабандисты (контрабанда здесь процветала).
– Вот они.
Но Мазур и сам уже остановился. Почувствовал непонятный, болезненный у к о л в сердце, легонький, но явственно ощутимый.
Пришвартованный у пирса белый корабль под российским флагом, именовавшийся «Орион», как две капли воды походил на «Сириус», то самое судно, на котором Мазур впервые отправился в заграничную командировку. И столько воспоминаний, самых разных, было с той командировкой связано... Как их ни загоняй в подсознание, поневоле в с п ы х н у т, получив такой вот толчок...
Да нет, глупости все это. «Орион» никак не мог оказаться переименованным и чуточку перестроенным «Сириусом» – не только надстройки другие, но и рисунок кормы совершенно иной… Конечно, не «Сириус». И все равно воспоминания на несколько секунд прямо-таки затопили мозг – стареем, а?
А в общем, ничего удивительного, строили в старые времена по схожим проектам, вот и вся разгадка...
– Прошу любить и жаловать, – сказал Егор, нетерпеливо топчась рядом. – Он и есть.
– Понятно... – сказал Мазур.
Палуба «Ориона» была совершенно пуста – даже вахтенного не видно. «Черт знает что, – подумал Мазур, у которого сработали вбитые накрепко рефлексы. – Заходи, кто хочешь. Подумать немыслимо, чтобы в советские времена допустили этакое разгильдяйство, – крохотный плавучий кусочек советской территории берегли не хуже, чем сухопутные границы... Но сейчас, надо признать, такая беспечность только на руку...»
Отвернувшись от моря, он старательно разглядывал сушу. Не так уж и далеко от пирса, всего-то метрах в двухстах, размещалось сразу три строения характерного вида, стоявшие одной шеренгой, и облик у них был такой, словно их возвел в одночасье один и тот же архитектор. Было что-то неуловимо общее. На двух красовались неоновые вывески, сейчас, разумеется, потухшие, третье обходилось без этаких архитектурных излишеств.
Оттуда доносилась негромкая музыка, и сквозь стеклянные высокие фасады Мазур отчетливо рассмотрел людей за столиками.
– Кабак? – спросил он, дернув туда подбородком.
– Угадали, – кивнул Егор. – Развлекательный комплекс, так сказать. Из дешевых, со скверной репутацией. На тощий кошелек и невеликие возможности. Шлюхи, драчки, контингент соответствующий. В этой части пирса швартуется народ небогатый – видите яхточки средней руки? Местный самогон, наркота, мордобойчики и все такое прочее. Гадюшник, короче говоря. Правда, полиция своя, прикормленная и носа не сует – ну, все, как обычно... Не рекомендую – чревато.
«Видывали мы гадюшники и покруче», – подумал Мазур не без игривости. Он перевел взгляд на причал. Задачка получалась простейшая, как амеба. С одной стороны – российский корабль, чей экипаж, ручаться можно, избытком денежных знаков не обременен. С другой – расположенный всего в двухстах метрах шалман с дешевым пойлом. Это даже проще, чем сложить два и два. Дураку ясно, что именно здесь земляки просаживают невеликие карманные денежки. Наших скверной репутацией заведения ни за что не запугаешь – они сами любой заграничный гадюшник вмиг поставят на уши. Отсюда вытекает...
Егор нетерпеливо покашлял. Мазур повернулся к нему:
– Ну что ж, спасибо, все я рассмотрел...
– И когда...
– Давайте номер, – сказал Мазур, – я вам брякну этак за полчасика до д е л а. Успеете за это время занять выгодную позицию?
– Вполне. Только вы уж...
– Я свое слово держу, – сухо сказал Мазур. – Вы, главное, не забудьте потом все материалы с моей рожей изничтожить... Гуд лак!
Стрингер с видимым облегчением направился прочь. Глядя ему вслед, Мазур подумал не без ехидства: нервничает все же шакал пера, гиена объектива, понимает, что могут и головенку открутить либо по часовой стрелке, либо наоборот, что, в принципе, одно и то же. Ну, никто его не заставлял заколачивать деньги таким вот именно образом...
Не раздумывая, направился к стекляшкам. Первая справа, та, что без вывески, оказалась запертой. Вторая, расположившаяся по центру, – открыта. Мазур вошел, нимало не колеблясь, присовокупив к свойственной ему по жизни профессиональной наглости еще и беззастенчивость о б р а з а – погромыхивающего цепью нувориша, который этакое заведение при нужде или из пьяного каприза купит в три минуты, бульдозером снесет, а бывшего владельца заставит за хорошие деньги танец маленьких лебедей отплясывать на руинах: просто так, из чистой амбиции, потому что вожжа под хвост попала, а развлечений негусто...
Остановившись в дверях, откровенно покривился. Заведение со всех точек зрения – что нувориша, что повидавшего мир и людей Мазура – было не ахти. Убогие столики на тонких металлических ножках, крытые исцарапанным пластиком, убогая, обшарпанная стойка из вертикальных деревянных плах, убогий набор бутылок на полках за спиной бармена. И так далее: светильники на вид не моложе Мазура, сомнительной чистоты пол. Народу не густо: всего-то две компании и юная парочка. С парочкой все было ясно: белые, судя по виду, небогатые студенты, ворковавшие над парой бутылок пива так увлеченно и непринужденно, словно сидели в каком-нибудь «Максиме» или «Эксцельсиоре». Компания в дальнем углу – совершенно м у т н ы й народец, числом четверо. Ясно только, что не негры, а точнее не смог бы определить и многоопытный Мазур. В любом конце света в дешевых портовых кабаках таких навалом: сброд непонятной национальности и крайне сомнительного рода занятий.
Вот вторую компанию, шагая к стойке, Мазур краешком глаза с р и с о в а л гораздо более внимательно: шестеро, за двумя сдвинутыми столиками, трое одеты в гражданку, дешево, без изысков, остальные – в белых форменках с черными погончиками российских гражданских мореманов. Дым над столиками стоял коромыслом, доносились обрывки родной речи, позвякивали бутылки без этикетки с чем-то белесоватым (ну, точно, местный спотыкач, в чулане сработанный), у морячков был вид людей давно и успешно здесь прижившихся. Ну, русский человек в таких заведениях моментально осваивается...
За стойкой торчал угрюмый чернокожий тип с черной повязкой на глазу.
Узрев Мазура единственным оком, он заметно оживился, не отрывая взгляда от золотой цепи. Ясно было, какие мысли бродят у него в башке.
В ожидании Мазур приосанился, еще непринужденнее развалился в синем шезлонге – классическая новорусская харя в шортах и легкой рубашечке, распахнутой настежь, чтобы продемонстрировать якорную цепь из благородного металла во всей красе. Мазур давно уже отметил с удовольствием, что соседи справа и слева, болтавшие на неизвестных ему языках, косились на него не то чтобы испуганно, но в несомненном ожидании чего-нибудь этакого. Судя по взглядам, уже сталкивались с беззаботными отдыхающими из России, что им веселья и оптимизма не прибавило...
Анка тоже не подкачала, полулежала в экстравагантнейшем купальнике, скорее напоминавшем пучок узких ленточек, лениво озирая окружающее вавилонское столпотворение с пресыщенным и даже брезгливым видом, тянула что-то ледяное из высокого стакана, картинно отставив мизинец – классическая Дуня из-под Тамбова, подцепленная если не на панели, то безусловно где-то поблизости от таковой. От нее за кабельтов шибало вульгарностью и деревенской простотой, что и требовалось.
Когда приближавшемуся к о н т а к т у осталось до них прошагать метров пять, Мазур откровенно повернул голову и уставился тому прямо в глаза. Субъект лет тридцати в ярком прикиде, с наголо бритой головой, усиками в ниточку и узенькой бородкой, охватывавшей лишь самую оконечность подбородка. При этом незнакомец вовсе не выглядел братком или чем-то аналогичным, а как раз и производил впечатление человека творческого. Быть может, еще и оттого, что на нем не было ни грамма золотишка – зато в левом ухе болталась массивная серьга, вроде бы серебряная, в виде креста на полумесяце.
Ну, а когда тому осталось два шага, Мазур неторопливо встал навстречу, вяло поднял руку в знак приветствия и сказал с ленивой интонацией:
– Вы, я так понимаю, Егор?
– А вы, я так понимаю, Николай? – произнес тот.
И выжидательно скосил глаза в сторону Анки – ага, хотел прояснить ее роль в событиях...
Нагнувшись к спутнице, Мазур сказал чуть-чуть свысока, с надлежащими интонациями хозяина жизни, не особенно и дорожащего такими вот мимолетными спутницами жизни:
– Зайка, я пойду поброжу, дела у меня...
Анка, капризно выгнув губы, ответила в стиле дешевой провинциалки:
– Колян, только недолго, а то меня заколебало тут все – и жара, и негры эти дурацкие... Ты ж обещал в приличный кабак поехать...
Мазур форменным образом отмахнулся:
– Кончу дела, поедем...
Вопросительно воззрился на Егора. Тот не спеша направился вдоль берега в ту сторону, где начинался порт и виднелись белые корабли. Мазур сговорчиво направился следом.
– Вот так мне вас и описывали, – сказал Егор. – Златая цепь на дубе том... Да вы не хмурьтесь, я ж понимаю, что это для декорации.
– Ну, надо же имиджу соответствовать, – сказал Мазур и продолжил самодовольно: – А телку хорошо рассмотрели? Еще более убедительная декорация, да к тому же живая и сорок слов знает на великом и могучем...
– Да уж... Из России перли?
– А что делать? – пожал плечами Мазур. – Расходы невелики, зато придает образу достоверность. И потом, от нее польза во всех смыслах...
Он залихватски подмигнул, но Егор лишь вежливо улыбнулся – мужичок, кажется, вульгарностей избегал.
– Можно спросить? – сказал Мазур. – А это вот у вас в ухе, для чего? На декорацию вроде не похоже, поскольку я совершенно не представляю, в который именно имидж она вписывалась бы...
– Уж никак не в голубой, – сухо ответил Егор. – Я из казаков. У нас испокон веку такие носили. Между прочим, настоящая, дедовская.
– Ага, ясно... – сказал Мазур. – Итак, друг друга мы успешно опознали... Поговорим о делах наших скорбных?
– Поговорим. Вы, я так понимаю, нечто вроде тайного агента?
– Ну, в принципе, это чистейшей воды бизнес, – осторожно сказал Мазур.
– Кто ж спорит? Вполне в рамках большого бизнеса – шарахнуть крылатой ракетой по обезьянскому президенту. Я не иронизирую, всего лишь грустно констатирую факт...
Мазур усмехнулся:
– Какому президенту? А политкорректность где?
– А пошла она в задницу, – непринужденно сказал Егор. – Еще не хватало и нам в эти игры баловать...
– Что-то в этом подходе есть, – сказал Мазур. – Между нами говоря... А вы, значит, журналист?
– Точнее уж, стрингер. Знаете, что это такое?
– Примерно, – сказал Мазур. – Вы, я так понимаю, этакий волк-одиночка, на свой страх и риск сенсации раздобываете и задорого их продаете?
– Вот именно что задорого. Хороший материал стоит приличных денег. Для вас, быть может, это и копейки...
– Да ну, – сказал Мазур. – Большие боссы лично на такие мероприятия не ездят. Я просто-напросто Терминатор на жалованье, так что не нужно на меня взирать с классовой ненавистью...
– С чего вы взяли?
– Есть что-то в вашем взгляде...
– Никакая это не классовая ненависть, – сказал Егор. – Скорее уж вполне понятное легкое недоверие. Вас предупредили о моих условиях?
– Предупредили, – сказал Мазур. – Но кратенько, в общих чертах. Не откажете в любезности более развернуто изложить ваши условия?
– Да ради бога. У меня, собственно, есть все, что вам нужно – название корабля, его дислокация. Я его вам через пару минут покажу. Ракеты уже погрузили, скоро они собираются в море. Я так понимаю, хотят шарахнуть по президенту, когда он будет открывать что-то помпезное? То ли библиотеку, то ли венерологический диспансер?
– Больницу, – сказал Мазур.
– Ага. А то я подумал: какие, к лешему, в Ньянгатале библиотеки? Больница – это более насущно и практично... В общем, у меня есть то, что вам нужно. А вот вы уж будьте любезны учесть мои требования... Деньги мне не нужны, я имею в виду, в а ш и. Т а к и м образом я зарабатывать не собираюсь, у меня свои привычные методы, и я не собираюсь от них отказываться. Короче говоря, я так понял, вы намерены суденышко это подпалить прямо у пирса?
Мазур невольно оглянулся – вполне профессионально, правда – понизил голос:
– Ну, в общем, вы верно оцениваете ситуацию...
– Подпалить или взорвать? – деловито уточнил Егор.
– Ну, если вы так ставите вопрос... Подпалить. Взрывать – это все же ненужный перехлест. Неповинные люди пострадать могут, да и шум поднимется... А вот если случится небольшой пожарчик, да еще с оглаской, это меня вполне устроит.
– Огласку я вам гарантирую, – сказал Егор уверенно. – У меня тут есть хороший контакт, который засиделся в подполковниках и хочет взлезть на ступенечку выше...
– Что-нибудь типа охранки?
– Ну да. А случай, согласитесь, подворачивается хороший: судно с крылатыми ракетами в трюме, несомненная диверсия, террористический акт... Иностранные наемники, иностранный след и все такое прочее... Подполковнику нужно торжественно обнаружить ракеты в трюме – самым первым, после звонка от встревоженных пожарных, среди которых, дураку ясно, будет его агент. Вас ведь устраивает именно такой финал?
– Да, разумеется, – сказал Мазур. – Так даже лучше: обыск, огласка, арест...
– Ну, а мой интерес – к а д р ы. Отличного качества видеозапись пожара, начиная с ранней стадии, потом – эксклюзивный репортаж с судна, куда я по договоренности с подполковником попаду единственным репортером. Как видите, все три стороны будут довольны. Каждому – свое. Но! – он поднял палец. – Мне необходимо, чтобы эффектный пожар случился днем, и никак иначе. Только так я смогу продать запись по-настоящему дорого. Ночные съемки меня совершенно не интересуют, не будет того эффекта. А потому вы, Николя, просто обязаны подпалить корабль средь бела дня. Это мое единственное и непреложное условие.
– Не сказал бы, что мне это нравится, – честно признался Мазур. – С м о е й профессиональной точки зрения, такие дела гораздо удобнее ночью устраивать...
– Либо днем, либо – не договорились. У вас – свои интересы, а у меня – свои. Это бизнес.
– Ну ладно, – сказал Мазур. – Я сделаю все средь бела дня, хотя это усложняет задачу... Но ведь я могу пообещать – и обмануть, а? Вы ж мне с е й ч а с покажете корабль...
– Я бы вам не советовал меня обманывать, – без тени угрозы, хладнокровно, даже небрежно произнес Егор. – Человек любой профессии к обману готов, и меры принимать научился... Если вы меня кинете, будет д р у г о й репортаж. О том, как российские головорезы на службе президента Кавулу устраивают диверсии в столице соседнего суверенного государства. Конечно, мне за него, сразу признаюсь, заплатят гораздо меньше – я ж говорю, ночная съемка далеко не так телегенична... Но тут уж – дело принципа. Ваши люди мне дали определенные обещания, и я их честно предупредил о возможных последствиях обмана, как вас сейчас предупреждаю. У меня есть ассистент. Он в данную минуту старательно запечатлевает для истории вашу мужественную физиономию. Вы отлично будете смотреться на цветном экране... Денег, конечно, это принесет меньше, но подкрепит мою репутацию – человек, кидать которого чревато...
Мазур осторожно огляделся, но, разумеется, ассистента вычислить не смог – на пляже толкалась масса людей с фотоаппаратами и видеокамерами, их могла снимать добрая дюжина объективов, и невозможно определить, какой из них т о т.
– А это не блеф, часом, насчет ассистента? – спросил Мазур с доброжелательной улыбкой.
– А вы можете совершенно точно сейчас установить, блефую я или нет?
– Нравитесь вы мне, – сказал Мазур. – Люблю прохвостов, я сам тот еще прохвост...
– Так как?
– Ладно, – сказал Мазур. – Если уж наши люди с вами договорились о чем-то, мое дело – соблюдать условия. Будет вам абсолютно телегеничный пожар средь бела дня, хотя это мне и усложнит работу...
– Сегодня?
– Ну, старина, я же не Джеймс Бонд, – сказал Мазур уже без улыбки. – Нужно же продумать план, провести разведку, не могу же я прямо сейчас, радостно и весело, на потеху зевакам, швырять на палубу что-нибудь зажигательное... Завтра. Как говорилось в бессмертной комедии, такие дела, любезный посол, с кондачка не решаются... В общем, по рукам. Да, вот что еще. Теперь уже у меня будет дополнительное условие, закономерно вытекающее из обстановки. Когда вы получите свое и убедитесь, что я вас не кинул, будьте так любезны изничтожить все носители, где красуется моя физиономия. Мне совершенно ни к чему такие вещи, я человек абсолютно не публичный... Идет?
– Идет.
– Значит, договорились?
– Ну, разумеется, – сказал Егор.
– Тогда ведите, – сказал Мазур, – показывайте корабль. Далеко нам топать? Такси брать придется?
– Ничего подобного. Быстрым шагом – пару минут. Собственно, его и отсюда видно, но вам ведь надо подойти вплотную? Пошли.
Мазур уверенным шагом двинулся за ним. Постепенно купальщиков и загоравших на песочке становилось все меньше, а там они и вовсе исчезли – место становилось неподходящим для пляжа, опытным глазом Мазур определил, что сразу у берега начинается приличная глубина. Вместо песка громоздился камень. Еще пара сот метров – и слева потянулся солидный бетонный пирс, возле которого стояли довольно скромные яхты, катера туристических фирм, небольшие суденышки непонятного назначения, то ли рыбацкие, то ли притворявшиеся мирными обывателями контрабандисты (контрабанда здесь процветала).
– Вот они.
Но Мазур и сам уже остановился. Почувствовал непонятный, болезненный у к о л в сердце, легонький, но явственно ощутимый.
Пришвартованный у пирса белый корабль под российским флагом, именовавшийся «Орион», как две капли воды походил на «Сириус», то самое судно, на котором Мазур впервые отправился в заграничную командировку. И столько воспоминаний, самых разных, было с той командировкой связано... Как их ни загоняй в подсознание, поневоле в с п ы х н у т, получив такой вот толчок...
Да нет, глупости все это. «Орион» никак не мог оказаться переименованным и чуточку перестроенным «Сириусом» – не только надстройки другие, но и рисунок кормы совершенно иной… Конечно, не «Сириус». И все равно воспоминания на несколько секунд прямо-таки затопили мозг – стареем, а?
А в общем, ничего удивительного, строили в старые времена по схожим проектам, вот и вся разгадка...
– Прошу любить и жаловать, – сказал Егор, нетерпеливо топчась рядом. – Он и есть.
– Понятно... – сказал Мазур.
Палуба «Ориона» была совершенно пуста – даже вахтенного не видно. «Черт знает что, – подумал Мазур, у которого сработали вбитые накрепко рефлексы. – Заходи, кто хочешь. Подумать немыслимо, чтобы в советские времена допустили этакое разгильдяйство, – крохотный плавучий кусочек советской территории берегли не хуже, чем сухопутные границы... Но сейчас, надо признать, такая беспечность только на руку...»
Отвернувшись от моря, он старательно разглядывал сушу. Не так уж и далеко от пирса, всего-то метрах в двухстах, размещалось сразу три строения характерного вида, стоявшие одной шеренгой, и облик у них был такой, словно их возвел в одночасье один и тот же архитектор. Было что-то неуловимо общее. На двух красовались неоновые вывески, сейчас, разумеется, потухшие, третье обходилось без этаких архитектурных излишеств.
Оттуда доносилась негромкая музыка, и сквозь стеклянные высокие фасады Мазур отчетливо рассмотрел людей за столиками.
– Кабак? – спросил он, дернув туда подбородком.
– Угадали, – кивнул Егор. – Развлекательный комплекс, так сказать. Из дешевых, со скверной репутацией. На тощий кошелек и невеликие возможности. Шлюхи, драчки, контингент соответствующий. В этой части пирса швартуется народ небогатый – видите яхточки средней руки? Местный самогон, наркота, мордобойчики и все такое прочее. Гадюшник, короче говоря. Правда, полиция своя, прикормленная и носа не сует – ну, все, как обычно... Не рекомендую – чревато.
«Видывали мы гадюшники и покруче», – подумал Мазур не без игривости. Он перевел взгляд на причал. Задачка получалась простейшая, как амеба. С одной стороны – российский корабль, чей экипаж, ручаться можно, избытком денежных знаков не обременен. С другой – расположенный всего в двухстах метрах шалман с дешевым пойлом. Это даже проще, чем сложить два и два. Дураку ясно, что именно здесь земляки просаживают невеликие карманные денежки. Наших скверной репутацией заведения ни за что не запугаешь – они сами любой заграничный гадюшник вмиг поставят на уши. Отсюда вытекает...
Егор нетерпеливо покашлял. Мазур повернулся к нему:
– Ну что ж, спасибо, все я рассмотрел...
– И когда...
– Давайте номер, – сказал Мазур, – я вам брякну этак за полчасика до д е л а. Успеете за это время занять выгодную позицию?
– Вполне. Только вы уж...
– Я свое слово держу, – сухо сказал Мазур. – Вы, главное, не забудьте потом все материалы с моей рожей изничтожить... Гуд лак!
Стрингер с видимым облегчением направился прочь. Глядя ему вслед, Мазур подумал не без ехидства: нервничает все же шакал пера, гиена объектива, понимает, что могут и головенку открутить либо по часовой стрелке, либо наоборот, что, в принципе, одно и то же. Ну, никто его не заставлял заколачивать деньги таким вот именно образом...
Не раздумывая, направился к стекляшкам. Первая справа, та, что без вывески, оказалась запертой. Вторая, расположившаяся по центру, – открыта. Мазур вошел, нимало не колеблясь, присовокупив к свойственной ему по жизни профессиональной наглости еще и беззастенчивость о б р а з а – погромыхивающего цепью нувориша, который этакое заведение при нужде или из пьяного каприза купит в три минуты, бульдозером снесет, а бывшего владельца заставит за хорошие деньги танец маленьких лебедей отплясывать на руинах: просто так, из чистой амбиции, потому что вожжа под хвост попала, а развлечений негусто...
Остановившись в дверях, откровенно покривился. Заведение со всех точек зрения – что нувориша, что повидавшего мир и людей Мазура – было не ахти. Убогие столики на тонких металлических ножках, крытые исцарапанным пластиком, убогая, обшарпанная стойка из вертикальных деревянных плах, убогий набор бутылок на полках за спиной бармена. И так далее: светильники на вид не моложе Мазура, сомнительной чистоты пол. Народу не густо: всего-то две компании и юная парочка. С парочкой все было ясно: белые, судя по виду, небогатые студенты, ворковавшие над парой бутылок пива так увлеченно и непринужденно, словно сидели в каком-нибудь «Максиме» или «Эксцельсиоре». Компания в дальнем углу – совершенно м у т н ы й народец, числом четверо. Ясно только, что не негры, а точнее не смог бы определить и многоопытный Мазур. В любом конце света в дешевых портовых кабаках таких навалом: сброд непонятной национальности и крайне сомнительного рода занятий.
Вот вторую компанию, шагая к стойке, Мазур краешком глаза с р и с о в а л гораздо более внимательно: шестеро, за двумя сдвинутыми столиками, трое одеты в гражданку, дешево, без изысков, остальные – в белых форменках с черными погончиками российских гражданских мореманов. Дым над столиками стоял коромыслом, доносились обрывки родной речи, позвякивали бутылки без этикетки с чем-то белесоватым (ну, точно, местный спотыкач, в чулане сработанный), у морячков был вид людей давно и успешно здесь прижившихся. Ну, русский человек в таких заведениях моментально осваивается...
За стойкой торчал угрюмый чернокожий тип с черной повязкой на глазу.
Узрев Мазура единственным оком, он заметно оживился, не отрывая взгляда от золотой цепи. Ясно было, какие мысли бродят у него в башке.