– К и л о г р а м м а? – невольно поднял брови Мазур, помнивший, что в одном-единственном грамме содержится пять карат.
– Вот именно, два килограмма, – с безмятежным видом, словно речь шла о прозаических сосисках или крупе, сказала Олеся. – Я же говорю, президент – человек умный, по мелочам не работает, намерен себя обеспечить на всю оставшуюся жизнь. В Европе эту партию удастся продать оптом – конечно, цена будет гораздо меньше, чем если бы камешки, огранив в бриллианты, продавать поодиночке, но все равно, сумма выплывает приличная... Короче, г р у з вам отдадут без лишних вопросов и без малейших возражений. А вот дальше придется поработать...
Она достала из сумочку карту, самую обыкновенную карту, расстелила перед Мазуром. Он придвинулся. Выхватил взглядом парочку знакомых названий – ага, восточная часть Ньянгаталы...
– Вот это – прииски, – показала пальцем Олеся. – Вы туда полетите на легком самолете, где не будет никого, кроме вас и пилота, и обратно полетите так же. Пилот – наш человек. Впрочем... – она улыбнулась невинно и светло, – впрочем, он не более чем пешка, и его сохранность в случае чего тебя не обязана волновать... Понимаешь? О н е м ты как раз не обязан заботиться, а вот сумку с алмазами, сам понимаешь, следует беречь, как зеницу ока... Итак, это – прииски. Это – Маджили. Второй по величине город страны, порт и так далее... Там вас будет ждать другой самолет, наш, на котором вы немедленно улетите прямехонько в Европу... – она замолчала, улыбаясь с загадочным видом.
– Ага, – сказал Мазур, – исходя из того, что приличные деньги не платят за красивые глаза, меж приисками и Маджили что-то непременно должно произойти?
– Ну разумеется, – сказала Олеся, глазом не моргнув. – Вы должны исчезнуть, раствориться в воздухе – вы все, самолет, камешки... Концы в воду, то есть в джунгли. Сначала мы думали, что имеет смысл сделать вас примитивными аферистами, которые всех обманули и потихоньку удрали с камешками, так всем и объявить...
– Ну, спасибо!
– Я же говорю – с н а ч а л а. Идея была непродуманная, от нее моментально отказались. Ты – чересчур уж заметная фигура, да и по нашей корпорации такие финты ударили бы рикошетом... Поэтому, гораздо тщательнее все продумав, пришли к выводу, что вы с Анкой – кристально честные люди, добросовестные работники и жертвы несчастного случая... Может быть, начинаешь уже понимать некоторые детали?
– Так-так-так... – сказал Мазур с нешуточным интересом. – А что тут, собственно, понимать? Само собой на ум идет... Мы как-никак не в благополучной старушке Европе. Эти места, – он обвел пальцем добрую половину карты, территорию меж приисками и морским побережьем, где располагался Маджили, – малообитаемые. Джунгли, убогие деревеньки, ни единого города... Глушь. С самолетом что-то случилось еще в воздухе, о чем пилот сообщил по радио – а потом он исчез. Нигде так и не объявился, на связь больше не выходил...
– Кирилл, ты великолепно все схватываешь. Самолет упал где-то в джунглях. Ну, там, собственно, не настоящие джунгли, но все равно, леса густые, обширнейшие. Причин множество – от банальной неполадки с мотором до обстрела партизанами. Они в тех краях попадаются в немалом количестве. Я специально выясняла: за последние годы произошло восемь подобных аварий – и упавшие самолеты отыскали лишь в половине случаев. Правда, т е п е р ь, учитывая особый характер груза, поиски будут особенно тщательными, но какая разница? Главное, чтобы в конце концов все же нашли обгоревшие остатки аэроплана. Ради бога. Пусть непременно найдут. То, что там не будет ни ваших трупов, ни сумки с алмазами, никого не заставит заподозрить криминал. Мало ли что могло произойти? Вы все остались живы, когда самолет сел на вынужденную, решили выходить из леса на своих двоих – а как иначе, неизвестно ведь, найдут ли вас вообще – и сгинули где-то в чащобе... Убедительно?
– Вполне, – подумав, кивнул Мазур. – Действительно, тут не Европа, в тамошних лесах и батальон может пропасть с концами...
– Значит, уловил свою задачу?
– Разумеется, – сказал Мазур. – Нужно посадить самолет, конечно, не на окраинах Маджили, но все же достаточно близко от цивилизованных мест... и все же достаточно далеко от цивилизации, чтобы поверили: т а м мы могли и сгинуть, тапочек не оставив. Добраться пешочком до города, сесть в самолет – и упорхнуть в Европу...
– Ну да. Ничего особенно сложного.
– Твоими бы устами... – сказал Мазур. – С одной стороны, достаточно близко от Маджили, с другой – достаточно далеко... Как ни крути, а денек, если не два, по лесу топать все же придется. Звери, змеи, партизаны и прочие приятные сюрпризы... И придется еще достаточно убедительно имитировать аварию. Впрочем, э т а сторона дела особых сложностей не представляет. А вот прогулочка по лесам...
– Но ведь стоит овчинка выделки? – с обворожительной улыбкой спросила Олеся. – Нигде не платят приличные деньги просто так. Обязательно придется из кожи вон вывернуться. Собственно, чего тебе бояться? Ты – человек опытный, видавший виды, Анка тоже не в пансионе благородных девиц воспитывалась, да и пилот не из хлипких интеллигентов, давно здесь работает, в деле проверен. Есть опасность, согласна. Но с твоей-то биографией и опытом... Что нахмурился? – в ее голосе впервые прорезалась нешуточная тревога. – Не хочешь же ты сказать...
– Да ладно, не бери в голову, – усмехнулся Мазур. – Кто в здравом уме будет отказываться? Это не самая опасная работенка в моей жизни – а вот вознаграждение такое предлагают впервые. Можешь не волноваться, все будет в ажуре. Можно подумать, не болтались мы по джунглям...
Он налил себе до краев чего-то, несомненно, дорогущего – и осушил бокал залпом, как портвейн в подворотне. Сказать, что он был разочарован, – значит, ничего не сказать. Разочарование было жесточайшее. Получалось, что немалое число людей все же зря старалось, кропотливо создавая ему железную легенду, внедряя к этим лопающимся от денег прохвостам. Все напрасно. Г л а в н о е оказалось пустышкой. Африканский президент, задумавший хитро обворовать собственную казну, – случай, конечно, интересный и не рядовой, но для целей Белой Бригады совершенно бесполезный. Лаврик – и те, кто отдавал ему приказы, – искали совсем другое: у б о й н ы й компромат на эту олигархическую компанию, позволивший бы закопать ее на три аршина вглубь. История с алмазами на таковой безусловно не тянет, тут и рассуждать нечего. Вот так прокол, мать твою, столько времени и сил угроблено и – все впустую...
Он вздрогнул, ощутив легкое прикосновение – но это Олеся нежно погладила его руку, сказала, вернее, прямо-таки проворковала:
– Кирилл, ну что ты так понурился? Все удастся...
Мазуру хотелось врезать ей так, чтобы кувыркнулась вместе со стулом. Давненько уже он так не прокалывался – да и не он один оказался в дураках...
– Удастся, конечно, – сказал он хмуро, – кто бы сомневался. У меня, да не получится...
– Приглядывай как следует за пилотом.
– А что, есть подозрения?
– Да нет пока что никаких подозрений, – задумчиво сказала Олеся. – Просто... человек-то он доверенный, но не н а ш – президента.
– Не будет же президент с его помощью сам у себя красть брильянты? Из собственного нелегального фонда?
– Да нет, конечно. Но, видишь ли, есть другая опасность. Точнее, вещи, которых предсказать невозможно. Как себя поведет человек, знающий, что совсем рядом, только руку протяни, лежит сумка с двумя килограммами бриллиантов?
– Ну да, понятно, – сказал Мазур. – Вот что... – чтобы хоть как-то отплатить за нешуточное разочарование, захотелось ее легонько помучить, – а ты не допускаешь, что от двух кило алмазов и у м е н я может закружиться голова? Помнишь горничную Штирлица? Девочка впервые увидела столько продуктов…
– Ерунда, – сказала Олеся практически без паузы. – Не тот ты человек. Категорически не сочетается с менталитетом, прежним жизненным опытом, биографией.
Но где-то глубоко-глубоко, на донышке подсознания, все же видно, у нее сидела инстинктивная тревога. «Ах ты, лиса Алиса», – подумал Мазур угрюмо. По крайней мере, ясно теперь, почему вам понадобился именно такой человек: чуточку припачканный неприглядными делами, но все же, в общем и целом, сохранивший этакую старомодную порядочность, ветхозаветную мораль. Чтобы довез в целости и сохранности пару кило кристаллического углерода, стоящие бешеных денег. Н а с к в о з ь современные ребятишки вроде Анки тоже могут поступить в соответствии со с в о и м менталитетом.
– Ерунда, – повторила Олеся. – Ты не поверишь, но тебе я как раз полностью доверяю.
– На с т о процентов? – прищурился Мазур.
– На девяносто девять, – честно призналась Олеся. – На все сто я могу доверять только себе, ты поймешь...
– Да чего там, – сказал Мазур, – все правильно. За Анкой мне тоже вдумчиво приглядывать?
– Обязательно. Мало ли что может взбрести в голову современным девицам, воспитанным на телебоевиках и криминальных романах, а не на подвигах пионеров-героев и комсомольцев БАМа, как мы с тобой...
– Обойдется, – сказал Мазур. – Трое, которые будут бдительно надзирать друг за другом, – вполне надежная гарантия... Да вот, кстати. Что там с моими крестниками?
– С кем?
– Ну, с этой парочкой, у которых я так беззастенчиво захватил яхту.
– С ними-то никаких проблем, – рассеянно сказала Олеся. – Вполне вежливо поговорили, дали чек на сумму, которая для этой студенческой парочки наверняка была недосягаемой мечтой... Они все поняли и твердо обещали не болтать. В конце концов, неудобства им выпали минимальные, парочка затрещин парню и моральные терзания обоим – а получили прилично. Уже уплыли. А что, ты о них помнишь?
– Конечно. Неудобно все же получилось, представь себя на их месте...
– Вот это мне в тебе и нравится, – серьезно сказала Олеся. – С т а р а я школа, старые критерии морали, – она усмехнулась. – И вот за это мы готовы платить большие деньги. Очень уж редкий товар по нынешним временам.
– Я знаю, – кивнул Мазур. – Приятно быть монополистом...
Глава девятая
– Вот именно, два килограмма, – с безмятежным видом, словно речь шла о прозаических сосисках или крупе, сказала Олеся. – Я же говорю, президент – человек умный, по мелочам не работает, намерен себя обеспечить на всю оставшуюся жизнь. В Европе эту партию удастся продать оптом – конечно, цена будет гораздо меньше, чем если бы камешки, огранив в бриллианты, продавать поодиночке, но все равно, сумма выплывает приличная... Короче, г р у з вам отдадут без лишних вопросов и без малейших возражений. А вот дальше придется поработать...
Она достала из сумочку карту, самую обыкновенную карту, расстелила перед Мазуром. Он придвинулся. Выхватил взглядом парочку знакомых названий – ага, восточная часть Ньянгаталы...
– Вот это – прииски, – показала пальцем Олеся. – Вы туда полетите на легком самолете, где не будет никого, кроме вас и пилота, и обратно полетите так же. Пилот – наш человек. Впрочем... – она улыбнулась невинно и светло, – впрочем, он не более чем пешка, и его сохранность в случае чего тебя не обязана волновать... Понимаешь? О н е м ты как раз не обязан заботиться, а вот сумку с алмазами, сам понимаешь, следует беречь, как зеницу ока... Итак, это – прииски. Это – Маджили. Второй по величине город страны, порт и так далее... Там вас будет ждать другой самолет, наш, на котором вы немедленно улетите прямехонько в Европу... – она замолчала, улыбаясь с загадочным видом.
– Ага, – сказал Мазур, – исходя из того, что приличные деньги не платят за красивые глаза, меж приисками и Маджили что-то непременно должно произойти?
– Ну разумеется, – сказала Олеся, глазом не моргнув. – Вы должны исчезнуть, раствориться в воздухе – вы все, самолет, камешки... Концы в воду, то есть в джунгли. Сначала мы думали, что имеет смысл сделать вас примитивными аферистами, которые всех обманули и потихоньку удрали с камешками, так всем и объявить...
– Ну, спасибо!
– Я же говорю – с н а ч а л а. Идея была непродуманная, от нее моментально отказались. Ты – чересчур уж заметная фигура, да и по нашей корпорации такие финты ударили бы рикошетом... Поэтому, гораздо тщательнее все продумав, пришли к выводу, что вы с Анкой – кристально честные люди, добросовестные работники и жертвы несчастного случая... Может быть, начинаешь уже понимать некоторые детали?
– Так-так-так... – сказал Мазур с нешуточным интересом. – А что тут, собственно, понимать? Само собой на ум идет... Мы как-никак не в благополучной старушке Европе. Эти места, – он обвел пальцем добрую половину карты, территорию меж приисками и морским побережьем, где располагался Маджили, – малообитаемые. Джунгли, убогие деревеньки, ни единого города... Глушь. С самолетом что-то случилось еще в воздухе, о чем пилот сообщил по радио – а потом он исчез. Нигде так и не объявился, на связь больше не выходил...
– Кирилл, ты великолепно все схватываешь. Самолет упал где-то в джунглях. Ну, там, собственно, не настоящие джунгли, но все равно, леса густые, обширнейшие. Причин множество – от банальной неполадки с мотором до обстрела партизанами. Они в тех краях попадаются в немалом количестве. Я специально выясняла: за последние годы произошло восемь подобных аварий – и упавшие самолеты отыскали лишь в половине случаев. Правда, т е п е р ь, учитывая особый характер груза, поиски будут особенно тщательными, но какая разница? Главное, чтобы в конце концов все же нашли обгоревшие остатки аэроплана. Ради бога. Пусть непременно найдут. То, что там не будет ни ваших трупов, ни сумки с алмазами, никого не заставит заподозрить криминал. Мало ли что могло произойти? Вы все остались живы, когда самолет сел на вынужденную, решили выходить из леса на своих двоих – а как иначе, неизвестно ведь, найдут ли вас вообще – и сгинули где-то в чащобе... Убедительно?
– Вполне, – подумав, кивнул Мазур. – Действительно, тут не Европа, в тамошних лесах и батальон может пропасть с концами...
– Значит, уловил свою задачу?
– Разумеется, – сказал Мазур. – Нужно посадить самолет, конечно, не на окраинах Маджили, но все же достаточно близко от цивилизованных мест... и все же достаточно далеко от цивилизации, чтобы поверили: т а м мы могли и сгинуть, тапочек не оставив. Добраться пешочком до города, сесть в самолет – и упорхнуть в Европу...
– Ну да. Ничего особенно сложного.
– Твоими бы устами... – сказал Мазур. – С одной стороны, достаточно близко от Маджили, с другой – достаточно далеко... Как ни крути, а денек, если не два, по лесу топать все же придется. Звери, змеи, партизаны и прочие приятные сюрпризы... И придется еще достаточно убедительно имитировать аварию. Впрочем, э т а сторона дела особых сложностей не представляет. А вот прогулочка по лесам...
– Но ведь стоит овчинка выделки? – с обворожительной улыбкой спросила Олеся. – Нигде не платят приличные деньги просто так. Обязательно придется из кожи вон вывернуться. Собственно, чего тебе бояться? Ты – человек опытный, видавший виды, Анка тоже не в пансионе благородных девиц воспитывалась, да и пилот не из хлипких интеллигентов, давно здесь работает, в деле проверен. Есть опасность, согласна. Но с твоей-то биографией и опытом... Что нахмурился? – в ее голосе впервые прорезалась нешуточная тревога. – Не хочешь же ты сказать...
– Да ладно, не бери в голову, – усмехнулся Мазур. – Кто в здравом уме будет отказываться? Это не самая опасная работенка в моей жизни – а вот вознаграждение такое предлагают впервые. Можешь не волноваться, все будет в ажуре. Можно подумать, не болтались мы по джунглям...
Он налил себе до краев чего-то, несомненно, дорогущего – и осушил бокал залпом, как портвейн в подворотне. Сказать, что он был разочарован, – значит, ничего не сказать. Разочарование было жесточайшее. Получалось, что немалое число людей все же зря старалось, кропотливо создавая ему железную легенду, внедряя к этим лопающимся от денег прохвостам. Все напрасно. Г л а в н о е оказалось пустышкой. Африканский президент, задумавший хитро обворовать собственную казну, – случай, конечно, интересный и не рядовой, но для целей Белой Бригады совершенно бесполезный. Лаврик – и те, кто отдавал ему приказы, – искали совсем другое: у б о й н ы й компромат на эту олигархическую компанию, позволивший бы закопать ее на три аршина вглубь. История с алмазами на таковой безусловно не тянет, тут и рассуждать нечего. Вот так прокол, мать твою, столько времени и сил угроблено и – все впустую...
Он вздрогнул, ощутив легкое прикосновение – но это Олеся нежно погладила его руку, сказала, вернее, прямо-таки проворковала:
– Кирилл, ну что ты так понурился? Все удастся...
Мазуру хотелось врезать ей так, чтобы кувыркнулась вместе со стулом. Давненько уже он так не прокалывался – да и не он один оказался в дураках...
– Удастся, конечно, – сказал он хмуро, – кто бы сомневался. У меня, да не получится...
– Приглядывай как следует за пилотом.
– А что, есть подозрения?
– Да нет пока что никаких подозрений, – задумчиво сказала Олеся. – Просто... человек-то он доверенный, но не н а ш – президента.
– Не будет же президент с его помощью сам у себя красть брильянты? Из собственного нелегального фонда?
– Да нет, конечно. Но, видишь ли, есть другая опасность. Точнее, вещи, которых предсказать невозможно. Как себя поведет человек, знающий, что совсем рядом, только руку протяни, лежит сумка с двумя килограммами бриллиантов?
– Ну да, понятно, – сказал Мазур. – Вот что... – чтобы хоть как-то отплатить за нешуточное разочарование, захотелось ее легонько помучить, – а ты не допускаешь, что от двух кило алмазов и у м е н я может закружиться голова? Помнишь горничную Штирлица? Девочка впервые увидела столько продуктов…
– Ерунда, – сказала Олеся практически без паузы. – Не тот ты человек. Категорически не сочетается с менталитетом, прежним жизненным опытом, биографией.
Но где-то глубоко-глубоко, на донышке подсознания, все же видно, у нее сидела инстинктивная тревога. «Ах ты, лиса Алиса», – подумал Мазур угрюмо. По крайней мере, ясно теперь, почему вам понадобился именно такой человек: чуточку припачканный неприглядными делами, но все же, в общем и целом, сохранивший этакую старомодную порядочность, ветхозаветную мораль. Чтобы довез в целости и сохранности пару кило кристаллического углерода, стоящие бешеных денег. Н а с к в о з ь современные ребятишки вроде Анки тоже могут поступить в соответствии со с в о и м менталитетом.
– Ерунда, – повторила Олеся. – Ты не поверишь, но тебе я как раз полностью доверяю.
– На с т о процентов? – прищурился Мазур.
– На девяносто девять, – честно призналась Олеся. – На все сто я могу доверять только себе, ты поймешь...
– Да чего там, – сказал Мазур, – все правильно. За Анкой мне тоже вдумчиво приглядывать?
– Обязательно. Мало ли что может взбрести в голову современным девицам, воспитанным на телебоевиках и криминальных романах, а не на подвигах пионеров-героев и комсомольцев БАМа, как мы с тобой...
– Обойдется, – сказал Мазур. – Трое, которые будут бдительно надзирать друг за другом, – вполне надежная гарантия... Да вот, кстати. Что там с моими крестниками?
– С кем?
– Ну, с этой парочкой, у которых я так беззастенчиво захватил яхту.
– С ними-то никаких проблем, – рассеянно сказала Олеся. – Вполне вежливо поговорили, дали чек на сумму, которая для этой студенческой парочки наверняка была недосягаемой мечтой... Они все поняли и твердо обещали не болтать. В конце концов, неудобства им выпали минимальные, парочка затрещин парню и моральные терзания обоим – а получили прилично. Уже уплыли. А что, ты о них помнишь?
– Конечно. Неудобно все же получилось, представь себя на их месте...
– Вот это мне в тебе и нравится, – серьезно сказала Олеся. – С т а р а я школа, старые критерии морали, – она усмехнулась. – И вот за это мы готовы платить большие деньги. Очень уж редкий товар по нынешним временам.
– Я знаю, – кивнул Мазур. – Приятно быть монополистом...
Глава девятая
Летучее сокровище
– Вы сможете проделать все качественно? – спросил Мазур тихо.
– Будьте спокойны, – усмехнулся пилот. – Случалось устраивать фокусы и почище...
Это был верзила лет сорока с буйными соломенными кудрями, совершенно неидентифицируемой национальной принадлежности. Себя он выдавал за француза и именовался Шарлем, но вот его английский был настолько головоломен, так изобиловал непонятными с ходу напластованиями, жаргонизмами и прочими загадками, что даже Мазур не смог четко определить, в какой части света и в какой стране издал первое «агусеньки» этот типчик. Со временем он бы, конечно, докопался, скрупулезно ставя ловушки и призвав на помощь все умение, – но этого времени у него в запасе не имелось – да и к чему извращаться в данном случае? Попутчики на один рейс и не более того. Достаточно будет смотреть в оба. В воздухе с этим никаких проблем, поскольку Шарлю предстоит сидеть за штурвалом... а впрочем, он и за штурвалом сможет выкинуть что-нибудь – скажем, направить самолет совсем не туда, куда ему поручено, в точку, где поджидают сообщники, он же осведомлен о характере груза... Ну, с Мазуром такие штучки не прошли бы, слава богу, сами умеем разбираться в компасах и курсах.
– В том районе достаточно редколесья и обширных полян, – сказал Шарль деловым тоном. – Полетал достаточно, знаю. Не беспокойтесь, босс. Найдется куча мест, где можно аккуратненько посадить птичку и качественно инсценировать потом крушение. Главное – на партизан не напороться. Совершенно непредсказуемый народ. Сегодня могут отдать тебе последнее виски и проводить до ближайшего города, а завтра в тех же условиях и в том же составе прирежут к чертовой матери. Неврастеники долбаные...
– Да уж, – с чувством сказал Мазур, насмотревшийся в разных уголках света на разнообразнейших партизан и давным-давно избавившийся от романтического к ним отношения. Как правило, сволочь законченная – как раз оттого, что хотят, как лучше, но почему-то получается еще похуже, чем всегда...
Они сидели под тентом на краю обширного двора, у самой изгороди – высоченной, из восьми рядов колючей проволоки, причем надпись гласила, что некоторые нитки под током, но, разумеется, не сообщалось, которые конкретно. Подобных изгородей, минных полос и еще каких-то хитроумно-кровожадных заграждений здесь было предостаточно. Ни один объект Ньянгаталы так не берегли, как алмазные копи: несколько кордонов и запретных зон, чуть ли не полк солдат в охране, бронетехника, мобильные патрули, собственные авиаотряды и прочее, и прочее. Игра, понятно, стоила свеч.
А еще здесь, пожалуй, были самые окультуренные, чистенькие и цивилизованные места во всей стране: безукоризненные здания с чисто вымытыми окнами, аккуратные асфальтовые дорожки, клумбы с цветами, за которыми ухаживал целый штат садовников. У власти было достаточно ума, чтобы компенсировать повышенным комфортом жизненные неудобства здешнему персоналу, который держали чуть ли не на тюремном режиме...
Ничего, сказал себе Мазур. Прорвемся. Оружия навалом, провизии тоже, команда не из хлюпиков, маршрут не так уж сложен. По закону теории...
К ним, звонко стуча каблуками по бетону, приблизился аккуратный солдатик, вытянулся, бросил ладонь к берету:
– Прошу прощения, господин курьер, вас просят в хранилище...
Кроме обычного набора шевронов, нашивок, эмблем и значков, на его левом плече красовался черный треугольник острием вниз с золотым изображением окруженного сиянием алмаза и скрещенных мечей – «алмазный спецназ», придуманный кем-то из весьма далеких предшественников нынешнего президента.
Мазур охотно встал и двинулся следом за провожатым через невероятно чистый, не по-африкански ухоженный двор – ни единой сориночки, ни клочка бумаги, не говоря уж об окурках. Они подошли к большому прямоугольному зданию, этакой глухой коробке с немногочисленными окнами, больше смахивающими на бойницы, – и началось…
По въевшейся в кровь привычке прилежно фиксировать все детали, Мазур насчитал восемь постов охраны, причем шесть из них представляли собой не просто часового за стойкой, а перегородившую коридор стальную решетку. Провожатый отсеялся еще на входе в здание по причине малозначительности, через три следующих поста его вел детина с капральскими нашивками, на четвертом капрала сменил лейтенант, на пятом тормознули и лейтенанта, заменив целым майором с зелено-золотым аксельбантом штабиста. По логике, следовало бы ожидать появления полковника, но обошлось – майор и довел Мазура до последней, вроде бы ничем не примечательной двери. А уж сколько было проверок документов, цепким взглядом, сличавших с фотографией персону курьера, – не сосчитать. Гораздо больше, чем постов, – кое-где за поворотом коридора или на лестничной площадке обнаруживался автоматчик, которому опять-таки следовало по новой предъявлять все, чем богат.
Только когда майор распахнул перед Мазуром дверь, оказалось, что она стальная, толщиной чуть ли не в ладонь. Но двигалась легко и абсолютно бесшумно.
Банально, но Мазур ожидал увидеть нечто вроде ряда сундуков, заполненных сияющими каменьями, или, на худой конец, длинные шеренги стеклянных витрин, опять-таки полные алмазов. Ничего подобного. Все четыре стены обширной комнаты были заняты чем-то вроде старомодной библиотечной картотеки: десятки маленьких ящичков с крохотными круглыми ручками и аккуратными ярлычками с непонятными буквенно-цифровыми обозначениями. Посреди комнаты помещался не особенно и большой стол, крытый зеленым сукном, чертовски старомодный, может быть, и впрямь антикварного возраста. По одну сторону сидела Анка (щеголявшая ради такого случая в строгом и элегантном сером брючном костюме с белой блузочкой), по другую – два пожилых субъекта, черный и белый, в серых костюмах, сшитых в те времена, когда был еще жив Джон Кеннеди (такое сложилось впечатление, с первого взгляда), и узких черных галстуках. Было в них что-то то ли от гробовщиков, то ли от диккенсовских клерков, разве что одетых чуточку современнее.
Черного звали господин Абди, белого – господин Лабранш. Они еще раз проверили многострадальные документы Мазура, все до единого, переглянулись с уныло-многозначительным видом, и господин Абди объявил, что «пора начинать». Разумеется, если господа курьеры не против.
Господа курьеры были не против. И началось...
Появились электронные весы и куча других причиндалов. Парочка работала сноровисто, отработанными до автоматизма движениями выполняя каждый свою часть работы: господин Абди взвешивал очередной камешек (больше похожий на кусок бутылочного стекла или осколок автомобильного подфарника), записывал вес, дожидаясь кивка Мазура как подтверждения того, что записано совершенно точно. Затем господин Лабранш брал означенный камешек в левую руку, правой, не глядя, хватал кусок вощеной бумаги и в три секунды заворачивал, превращая в некое подобие неказистой конфеты. «Конфетки» складывались в мешочек из прозрачного пластика. Горловина мешочка туго обматывалась витым шнурком, на него надевались две металлических печати, которые они поочередно сминали в лепешку: Мазур – маленькими щипцами-пломбиром, выданным ему при отлете, а господин Лабранш – аналогичным своим. Мешочек откладывался к собратьям.
Мазур должным образом оценил придумку: если с коробочкой или ящичком, даже опечатанными, еще можно провести какие-то манипуляции в обход печатей, то любой разрез на прозрачном пакете сразу бросится в глаза. Можно, конечно, разрез потом аккуратно сплавить чем-то раскаленным... нет, наверняка что-то придумано и против этого, синтетика какая-то х и т р а я: скажем, особо тугоплавкая или, наоборот, при попытке поднести раскаленный предмет к разрезу сгорит наполовину, моментально выдав, что мешочек вскрывали...
Процедура была нудная, невероятно долгая, очень скоро вогнавшая Мазура в тихое уныние. Господа в серых костюмах вовсе не священнодействовали – шуровали с бесстрастностью пересыпающего уголек кочегара. Этакий «синдром старого кассира», ага. Неудобно было спрашивать прямо, но у Мазура создалось впечатление, что два спеца работали на этих должностях еще при португальцах, спустивших флаг более тридцати лет назад. Через их руки алмазов должны были пройти тонны... ну, во всяком случае, многие пуды. Ни проблеска интереса, ни тени каких-то эмоций, канцелярские крысы работали бесстрастно, с ненаигранной скукой, будто не алмазы паковали, а горох перебирали.
Поскольку все унылое когда-нибудь кончается, пришел конец и фабрикации некрасивых «конфеток». Получилось ровно двадцать пять мешочков, как и было сказано, вес нетто – два килограмма три грамма (в каратах, соответственно, впятеро больше).
Пытка на этом не оборвалась – Мазуру пришлось подмахнуть еще кучу бумаг, причем люди в сером настаивали, чтобы он каждую сначала внимательно прочитал, а там, где бумаги были в нескольких экземплярах, убедился в совершеннейшей идентичности таковых. Напоследок подписали еще парочку бланков: о том, что Мазур передает данным господам свой пломбир, номер такой-то... а они ему, соответственно, свой, номер сякой-то...
Мазур настолько втянулся, что отодвинув акты обмена пломбирами, остался сидеть с авторучкой на изготовку – не верил, что все кончилось, ждал продолжения.
Господин Абди соизволил скупейшим образом улыбнуться:
– Это почти все, господин курьер. Распределим теперь отчетность. Это вам... это нам... это вам... это нам... вам... нам... В чем вы намерены транспортировать груз?
Мазур взял стоявшую у ножки его стола обыкновенную спортивную сумку, защитного цвета, не особенно и большую, поднял над столом, продемонстрировал, мысленно испугавшись: вдруг существуют какие-то замшелые предписания и на этот счет? И транспортировать алмазы можно, скажем, исключительно в железном чемоданчике темно-синего цвета с ручкой и петлями утвержденного образца?
Нет, кажется, обошлось – оба сморчка промолчали, лишь обменялись кисло-саркастическими взглядами, выражавшими примерно следующее: «Совсем распустилась молодежь, никакого уважения к традициям, с чем только ходют...» Не выдержав немого укора в их глазах, Мазур промолвил извиняющимся тоном:
– Согласно инструкции для данного случая. Особые условия маскировки и все такое...
К его удивлению, этот аргумент произвел на старичков убойное действие – моментально перестали сожалеючи кивать головами, подобрались, глянули одобрительно: ну, коли инструкция, дело святое... Встав, Мазур взвесил сумку на руке с видом весьма легкомысленным – за что вновь удостоился осуждающего взгляда в четыре выцветших ока за стеклами старомодных очков.
Душа рвалась на воздух, на простор из этого сонного царства. Мазур уже разевал рот, приготовившись тепло распрощаться...
– Минуту, – без выражения произнес господи Лабранш, – еще не все формальности выполнены...
Господин Абди, словно эти слова послужили сигналом, нажал давно уже усмотренную Мазуром кнопку на краю столешницы – едва заметную, утопленную заподлицо с зеленым сукном. Раскрылась узкая дверь в дальнем углу.
Появились еще один черный и еще один белый, в серых костюмах самую малость помоднее и галстуках самую чуточку веселее, темно-синих, в белую полоску. Э т и были гораздо моложе пожилых, чахнувших над алмазами гномов, – косая сажень в плечах, короткие военные стрижки... и моментально отмеченные Мазуром кобуры под просторными пиджаками. Судя по первым впечатлениям, там у них покоились не пистолеты, а маленькие автоматы.
– Капитан Ачебе. Лейтенант Моди, – представил их господин Абди, – сотрудники спецгруппы конвоирования. Будут сопровождать вас до столицы.
Мазур был настолько удивлен, что не сразу смог произнести хоть слово.
– Позвольте, – сказал он наконец, – характер нашей миссии, мне казалось, исключает подобные дополнительные меры. Мы выполняем задание лично...
– Президента, – кивнул господин Абди. – Я это давным-давно уяснил из ваших документов, молодой человек. Будь все иначе, отыщись в ваших бумагах малейшая неточность или упущение, вы просто не попали бы сюда, не говоря уж о приемке груза... Я прекрасно понимаю, что вы выполняете поручение президента. Но, каковы бы ни были в а ш и инструкции, я обязан руководствоваться с в о и м комплексом секретной документации. Позавчера мы получили очередной циркуляр Наблюдательного совета корпорации «Даймонд-Ньянгатала». Касающийся как раз перевозок г р у з а. Категорически и недвусмысленно предписывается: независимо от того, чье поручение выполняют в н е ш н и е курьеры, невзирая на то, к какому ведомству они принадлежат, до конечного пункта их отныне сопровождают сотрудники спецконвоя. Я не комментирую и не подвергаю собственным оценкам указания свыше – я их просто-напросто скрупулезно исполняю. Пока циркуляр действует, я выпущу вас отсюда с грузом исключительно в сопровождении господ офицеров. Разумеется, я не могу вам препятствовать, если вы решите улететь без груза...
Этот серенький понурый мышонок был непреклонен, как триста спартанцев. Мазур слишком хорошо знал подобный тип людей и потому даже не пытался протестовать, качать права. Спросил лишь:
– Возможно, нам имеет смысл связаться со столицей?
– На мой взгляд, не стоит, – господин Абди доверительно понизил голос: – Как мне передали, циркуляр этот был введен по настоянию господина Мозеса Мванги, члена Наблюдательного совета и спикера парламента. Президент его утвердил.
Мысль работала лихорадочно. Без сомнения, и Кавулу, и Олеся в курсе. Следовательно, бесполезно до кого-то из них дозваниваться и просить помощи. Но почему никто не предупредил? Ответ жутковатый и циничный: полагают, что Мазур с Анкой и с этим п р е п я т с т в и е м справятся в рамках поставленной задачи...
Канцелярские крысы выжидательно посматривали со своей стороны стола. Двое офицеров, чуть расставив ноги, стояли на прежнем месте с видом записных служак, не обремененных собственным мнением и собственными эмоциями – равнодушно ждали, когда придет время пуститься в путь... или остаться дома.
И тут Мазуру пришла в голову нехорошая догадка: а что, если старый бессребреник и идеалист Мванги что-то такое все же пронюхал? Прослышал краем уха о намерении президента уйти по-английски с полными карманами бриллиантов? Вполне могло оказаться так, что президент разоткровенничался с кем-то доверенным в охотничьем домике, а старый проныра подслушал и подсмотрел. И продавил эту бумаженцию, душой болея за истощающиеся закрома родины. Это на него похоже. Борец с казнокрадством, мать твою, чуть ли не взвыл мысленно Мазур, что ж ты этим двум обормотам жизнь укоротил, идеалист хренов? Мы ж сейчас в игре, где велено – м н о г и м и велено! – не жалеть пешек! Что ж ты из меня супостата-то делаешь, сам того не ведая, хрыч старый, святоша долбаный, борец за идеалы, чистые руки и светлые души...
Он покосился на Анку, не принимавшую до сих пор никакого участия в происходящем. Она сидела с невозмутимейшим видом – и наверняка пришла уже к тем же выводам, что и он: никакого толку не будет от звонков в столицу, заранее ручаться можно, услышат в ответ что-нибудь вроде: «Поступайте в соответствии с планом». Ведь не могли не знать заранее об этом клятом циркуляре – и Кавулу, и Олеся. Как он мог мимо них пройти? Все они знали, но предпочли остаться в белом, чистенькими. А пачкать руки должен Мазур за двадцать пятый мешочек... и обязанный выполнить с в о е задание, не предусматривающее ни эмоций, ни гуманизма. Угораздило же...
– Будьте спокойны, – усмехнулся пилот. – Случалось устраивать фокусы и почище...
Это был верзила лет сорока с буйными соломенными кудрями, совершенно неидентифицируемой национальной принадлежности. Себя он выдавал за француза и именовался Шарлем, но вот его английский был настолько головоломен, так изобиловал непонятными с ходу напластованиями, жаргонизмами и прочими загадками, что даже Мазур не смог четко определить, в какой части света и в какой стране издал первое «агусеньки» этот типчик. Со временем он бы, конечно, докопался, скрупулезно ставя ловушки и призвав на помощь все умение, – но этого времени у него в запасе не имелось – да и к чему извращаться в данном случае? Попутчики на один рейс и не более того. Достаточно будет смотреть в оба. В воздухе с этим никаких проблем, поскольку Шарлю предстоит сидеть за штурвалом... а впрочем, он и за штурвалом сможет выкинуть что-нибудь – скажем, направить самолет совсем не туда, куда ему поручено, в точку, где поджидают сообщники, он же осведомлен о характере груза... Ну, с Мазуром такие штучки не прошли бы, слава богу, сами умеем разбираться в компасах и курсах.
– В том районе достаточно редколесья и обширных полян, – сказал Шарль деловым тоном. – Полетал достаточно, знаю. Не беспокойтесь, босс. Найдется куча мест, где можно аккуратненько посадить птичку и качественно инсценировать потом крушение. Главное – на партизан не напороться. Совершенно непредсказуемый народ. Сегодня могут отдать тебе последнее виски и проводить до ближайшего города, а завтра в тех же условиях и в том же составе прирежут к чертовой матери. Неврастеники долбаные...
– Да уж, – с чувством сказал Мазур, насмотревшийся в разных уголках света на разнообразнейших партизан и давным-давно избавившийся от романтического к ним отношения. Как правило, сволочь законченная – как раз оттого, что хотят, как лучше, но почему-то получается еще похуже, чем всегда...
Они сидели под тентом на краю обширного двора, у самой изгороди – высоченной, из восьми рядов колючей проволоки, причем надпись гласила, что некоторые нитки под током, но, разумеется, не сообщалось, которые конкретно. Подобных изгородей, минных полос и еще каких-то хитроумно-кровожадных заграждений здесь было предостаточно. Ни один объект Ньянгаталы так не берегли, как алмазные копи: несколько кордонов и запретных зон, чуть ли не полк солдат в охране, бронетехника, мобильные патрули, собственные авиаотряды и прочее, и прочее. Игра, понятно, стоила свеч.
А еще здесь, пожалуй, были самые окультуренные, чистенькие и цивилизованные места во всей стране: безукоризненные здания с чисто вымытыми окнами, аккуратные асфальтовые дорожки, клумбы с цветами, за которыми ухаживал целый штат садовников. У власти было достаточно ума, чтобы компенсировать повышенным комфортом жизненные неудобства здешнему персоналу, который держали чуть ли не на тюремном режиме...
Ничего, сказал себе Мазур. Прорвемся. Оружия навалом, провизии тоже, команда не из хлюпиков, маршрут не так уж сложен. По закону теории...
К ним, звонко стуча каблуками по бетону, приблизился аккуратный солдатик, вытянулся, бросил ладонь к берету:
– Прошу прощения, господин курьер, вас просят в хранилище...
Кроме обычного набора шевронов, нашивок, эмблем и значков, на его левом плече красовался черный треугольник острием вниз с золотым изображением окруженного сиянием алмаза и скрещенных мечей – «алмазный спецназ», придуманный кем-то из весьма далеких предшественников нынешнего президента.
Мазур охотно встал и двинулся следом за провожатым через невероятно чистый, не по-африкански ухоженный двор – ни единой сориночки, ни клочка бумаги, не говоря уж об окурках. Они подошли к большому прямоугольному зданию, этакой глухой коробке с немногочисленными окнами, больше смахивающими на бойницы, – и началось…
По въевшейся в кровь привычке прилежно фиксировать все детали, Мазур насчитал восемь постов охраны, причем шесть из них представляли собой не просто часового за стойкой, а перегородившую коридор стальную решетку. Провожатый отсеялся еще на входе в здание по причине малозначительности, через три следующих поста его вел детина с капральскими нашивками, на четвертом капрала сменил лейтенант, на пятом тормознули и лейтенанта, заменив целым майором с зелено-золотым аксельбантом штабиста. По логике, следовало бы ожидать появления полковника, но обошлось – майор и довел Мазура до последней, вроде бы ничем не примечательной двери. А уж сколько было проверок документов, цепким взглядом, сличавших с фотографией персону курьера, – не сосчитать. Гораздо больше, чем постов, – кое-где за поворотом коридора или на лестничной площадке обнаруживался автоматчик, которому опять-таки следовало по новой предъявлять все, чем богат.
Только когда майор распахнул перед Мазуром дверь, оказалось, что она стальная, толщиной чуть ли не в ладонь. Но двигалась легко и абсолютно бесшумно.
Банально, но Мазур ожидал увидеть нечто вроде ряда сундуков, заполненных сияющими каменьями, или, на худой конец, длинные шеренги стеклянных витрин, опять-таки полные алмазов. Ничего подобного. Все четыре стены обширной комнаты были заняты чем-то вроде старомодной библиотечной картотеки: десятки маленьких ящичков с крохотными круглыми ручками и аккуратными ярлычками с непонятными буквенно-цифровыми обозначениями. Посреди комнаты помещался не особенно и большой стол, крытый зеленым сукном, чертовски старомодный, может быть, и впрямь антикварного возраста. По одну сторону сидела Анка (щеголявшая ради такого случая в строгом и элегантном сером брючном костюме с белой блузочкой), по другую – два пожилых субъекта, черный и белый, в серых костюмах, сшитых в те времена, когда был еще жив Джон Кеннеди (такое сложилось впечатление, с первого взгляда), и узких черных галстуках. Было в них что-то то ли от гробовщиков, то ли от диккенсовских клерков, разве что одетых чуточку современнее.
Черного звали господин Абди, белого – господин Лабранш. Они еще раз проверили многострадальные документы Мазура, все до единого, переглянулись с уныло-многозначительным видом, и господин Абди объявил, что «пора начинать». Разумеется, если господа курьеры не против.
Господа курьеры были не против. И началось...
Появились электронные весы и куча других причиндалов. Парочка работала сноровисто, отработанными до автоматизма движениями выполняя каждый свою часть работы: господин Абди взвешивал очередной камешек (больше похожий на кусок бутылочного стекла или осколок автомобильного подфарника), записывал вес, дожидаясь кивка Мазура как подтверждения того, что записано совершенно точно. Затем господин Лабранш брал означенный камешек в левую руку, правой, не глядя, хватал кусок вощеной бумаги и в три секунды заворачивал, превращая в некое подобие неказистой конфеты. «Конфетки» складывались в мешочек из прозрачного пластика. Горловина мешочка туго обматывалась витым шнурком, на него надевались две металлических печати, которые они поочередно сминали в лепешку: Мазур – маленькими щипцами-пломбиром, выданным ему при отлете, а господин Лабранш – аналогичным своим. Мешочек откладывался к собратьям.
Мазур должным образом оценил придумку: если с коробочкой или ящичком, даже опечатанными, еще можно провести какие-то манипуляции в обход печатей, то любой разрез на прозрачном пакете сразу бросится в глаза. Можно, конечно, разрез потом аккуратно сплавить чем-то раскаленным... нет, наверняка что-то придумано и против этого, синтетика какая-то х и т р а я: скажем, особо тугоплавкая или, наоборот, при попытке поднести раскаленный предмет к разрезу сгорит наполовину, моментально выдав, что мешочек вскрывали...
Процедура была нудная, невероятно долгая, очень скоро вогнавшая Мазура в тихое уныние. Господа в серых костюмах вовсе не священнодействовали – шуровали с бесстрастностью пересыпающего уголек кочегара. Этакий «синдром старого кассира», ага. Неудобно было спрашивать прямо, но у Мазура создалось впечатление, что два спеца работали на этих должностях еще при португальцах, спустивших флаг более тридцати лет назад. Через их руки алмазов должны были пройти тонны... ну, во всяком случае, многие пуды. Ни проблеска интереса, ни тени каких-то эмоций, канцелярские крысы работали бесстрастно, с ненаигранной скукой, будто не алмазы паковали, а горох перебирали.
Поскольку все унылое когда-нибудь кончается, пришел конец и фабрикации некрасивых «конфеток». Получилось ровно двадцать пять мешочков, как и было сказано, вес нетто – два килограмма три грамма (в каратах, соответственно, впятеро больше).
Пытка на этом не оборвалась – Мазуру пришлось подмахнуть еще кучу бумаг, причем люди в сером настаивали, чтобы он каждую сначала внимательно прочитал, а там, где бумаги были в нескольких экземплярах, убедился в совершеннейшей идентичности таковых. Напоследок подписали еще парочку бланков: о том, что Мазур передает данным господам свой пломбир, номер такой-то... а они ему, соответственно, свой, номер сякой-то...
Мазур настолько втянулся, что отодвинув акты обмена пломбирами, остался сидеть с авторучкой на изготовку – не верил, что все кончилось, ждал продолжения.
Господин Абди соизволил скупейшим образом улыбнуться:
– Это почти все, господин курьер. Распределим теперь отчетность. Это вам... это нам... это вам... это нам... вам... нам... В чем вы намерены транспортировать груз?
Мазур взял стоявшую у ножки его стола обыкновенную спортивную сумку, защитного цвета, не особенно и большую, поднял над столом, продемонстрировал, мысленно испугавшись: вдруг существуют какие-то замшелые предписания и на этот счет? И транспортировать алмазы можно, скажем, исключительно в железном чемоданчике темно-синего цвета с ручкой и петлями утвержденного образца?
Нет, кажется, обошлось – оба сморчка промолчали, лишь обменялись кисло-саркастическими взглядами, выражавшими примерно следующее: «Совсем распустилась молодежь, никакого уважения к традициям, с чем только ходют...» Не выдержав немого укора в их глазах, Мазур промолвил извиняющимся тоном:
– Согласно инструкции для данного случая. Особые условия маскировки и все такое...
К его удивлению, этот аргумент произвел на старичков убойное действие – моментально перестали сожалеючи кивать головами, подобрались, глянули одобрительно: ну, коли инструкция, дело святое... Встав, Мазур взвесил сумку на руке с видом весьма легкомысленным – за что вновь удостоился осуждающего взгляда в четыре выцветших ока за стеклами старомодных очков.
Душа рвалась на воздух, на простор из этого сонного царства. Мазур уже разевал рот, приготовившись тепло распрощаться...
– Минуту, – без выражения произнес господи Лабранш, – еще не все формальности выполнены...
Господин Абди, словно эти слова послужили сигналом, нажал давно уже усмотренную Мазуром кнопку на краю столешницы – едва заметную, утопленную заподлицо с зеленым сукном. Раскрылась узкая дверь в дальнем углу.
Появились еще один черный и еще один белый, в серых костюмах самую малость помоднее и галстуках самую чуточку веселее, темно-синих, в белую полоску. Э т и были гораздо моложе пожилых, чахнувших над алмазами гномов, – косая сажень в плечах, короткие военные стрижки... и моментально отмеченные Мазуром кобуры под просторными пиджаками. Судя по первым впечатлениям, там у них покоились не пистолеты, а маленькие автоматы.
– Капитан Ачебе. Лейтенант Моди, – представил их господин Абди, – сотрудники спецгруппы конвоирования. Будут сопровождать вас до столицы.
Мазур был настолько удивлен, что не сразу смог произнести хоть слово.
– Позвольте, – сказал он наконец, – характер нашей миссии, мне казалось, исключает подобные дополнительные меры. Мы выполняем задание лично...
– Президента, – кивнул господин Абди. – Я это давным-давно уяснил из ваших документов, молодой человек. Будь все иначе, отыщись в ваших бумагах малейшая неточность или упущение, вы просто не попали бы сюда, не говоря уж о приемке груза... Я прекрасно понимаю, что вы выполняете поручение президента. Но, каковы бы ни были в а ш и инструкции, я обязан руководствоваться с в о и м комплексом секретной документации. Позавчера мы получили очередной циркуляр Наблюдательного совета корпорации «Даймонд-Ньянгатала». Касающийся как раз перевозок г р у з а. Категорически и недвусмысленно предписывается: независимо от того, чье поручение выполняют в н е ш н и е курьеры, невзирая на то, к какому ведомству они принадлежат, до конечного пункта их отныне сопровождают сотрудники спецконвоя. Я не комментирую и не подвергаю собственным оценкам указания свыше – я их просто-напросто скрупулезно исполняю. Пока циркуляр действует, я выпущу вас отсюда с грузом исключительно в сопровождении господ офицеров. Разумеется, я не могу вам препятствовать, если вы решите улететь без груза...
Этот серенький понурый мышонок был непреклонен, как триста спартанцев. Мазур слишком хорошо знал подобный тип людей и потому даже не пытался протестовать, качать права. Спросил лишь:
– Возможно, нам имеет смысл связаться со столицей?
– На мой взгляд, не стоит, – господин Абди доверительно понизил голос: – Как мне передали, циркуляр этот был введен по настоянию господина Мозеса Мванги, члена Наблюдательного совета и спикера парламента. Президент его утвердил.
Мысль работала лихорадочно. Без сомнения, и Кавулу, и Олеся в курсе. Следовательно, бесполезно до кого-то из них дозваниваться и просить помощи. Но почему никто не предупредил? Ответ жутковатый и циничный: полагают, что Мазур с Анкой и с этим п р е п я т с т в и е м справятся в рамках поставленной задачи...
Канцелярские крысы выжидательно посматривали со своей стороны стола. Двое офицеров, чуть расставив ноги, стояли на прежнем месте с видом записных служак, не обремененных собственным мнением и собственными эмоциями – равнодушно ждали, когда придет время пуститься в путь... или остаться дома.
И тут Мазуру пришла в голову нехорошая догадка: а что, если старый бессребреник и идеалист Мванги что-то такое все же пронюхал? Прослышал краем уха о намерении президента уйти по-английски с полными карманами бриллиантов? Вполне могло оказаться так, что президент разоткровенничался с кем-то доверенным в охотничьем домике, а старый проныра подслушал и подсмотрел. И продавил эту бумаженцию, душой болея за истощающиеся закрома родины. Это на него похоже. Борец с казнокрадством, мать твою, чуть ли не взвыл мысленно Мазур, что ж ты этим двум обормотам жизнь укоротил, идеалист хренов? Мы ж сейчас в игре, где велено – м н о г и м и велено! – не жалеть пешек! Что ж ты из меня супостата-то делаешь, сам того не ведая, хрыч старый, святоша долбаный, борец за идеалы, чистые руки и светлые души...
Он покосился на Анку, не принимавшую до сих пор никакого участия в происходящем. Она сидела с невозмутимейшим видом – и наверняка пришла уже к тем же выводам, что и он: никакого толку не будет от звонков в столицу, заранее ручаться можно, услышат в ответ что-нибудь вроде: «Поступайте в соответствии с планом». Ведь не могли не знать заранее об этом клятом циркуляре – и Кавулу, и Олеся. Как он мог мимо них пройти? Все они знали, но предпочли остаться в белом, чистенькими. А пачкать руки должен Мазур за двадцать пятый мешочек... и обязанный выполнить с в о е задание, не предусматривающее ни эмоций, ни гуманизма. Угораздило же...