С этими словами демон облачился в военные доспехи, подпоясался и вышел.
   О, что за чудище увидели перед собой Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе!
 
Железнолоб и медноглав, он в шлеме был стальном,
Высокий, радужный султан сиял на шлеме том,
Густые пряди бороды так по ветру вились,
Как будто темных две реки со щек его лились.
Продолговатые глаза сверкали, горячи,
Из-под нависших туч бровей, как молнии в ночи.
И ровный ряд его зубов и ряд кривых когтей
Казались зубчиков пилы отточенной острей.
Он был в доспехах боевых и панцирь золотой,
Стан крепкий плотно облегал поверхностью литой.
Шнурок, сплетенный в три жгута из барса крепких жил,
Все облаченье украшал и поясом служил.
В руках держал он свой стальной, свой смертоносный меч,
Из ножен вынутый для новых подвигов и сеч.
Казался демон храбрецом, каких уж больше нет;
Громоподобно крикнул он: «Кто там стучит чуть свет?».
 
   Великий Мудрец Сунь У-кун повернулся к нему и сказал:
   – Это я, твой властелин, Сунь У-кун, прозванный Великим Мудрецом, равным небу!
   Демон рассмеялся:
   – Это ты, Сунь У-кун? Ну и храбрая же ты мартышка! Я ведь тебя не трогал, чего же ради ты явился сюда и вызываешь меня на бой?
   Сун У-кун ответил:
   – В пословице сказано: «Волны поднимаются, когда дует ветер, когда нет прибоя, вода спокойна». Разве искал бы я встречи с тобой, если бы ты не задел меня? Только потому, что ты и вся твоя шайка оборотней собрались вместе в расчете полакомиться моим наставником, я и явился сюда разделаться с вами.
   – Ишь ты, забияка! – удивился старший демон. – Уж не собираешься ли ты вступить в драку со мной, подняв такой крик у моих ворот?
   – Совершенно верно! – задорно ответил Сунь У-кун.
   – Перестань бахвалиться! – надменно произнес демон. – Если я напущу на тебя свое бесовское войско, и оно вступит с тобою в бой по всем правилам военного искусства, действуя по сигналам флагов и барабанов, то все станут говорить, что я, словно тигр в своем логове, обидел тебя, бедняжку. Давай-ка лучше вступим в бой один на один, чур не звать никого на подмогу!
   Сунь У-кун согласился.
   – Чжу Ба-цзе, – позвал он, – отойди-ка в сторонку. Посмотрим, как он справится со мной, старым Сунь У-куном!
   Дурень быстро отошел в сторону.
   – Ну, подходи! – закричал демон. – Сперва стань и стой не двигаясь, я раза три хвачу тебя по голове. Устоишь – пропущу твоего Танского монаха, не устоишь – живо подавай его мне на закуску.
   Выслушав демона, Сунь У-кун со смехом сказал:
   – Вот что, дьявол, если у тебя в пещере есть кисть и бумага, пусть принесут сюда, мы с тобой напишем договор о том, что я не признаю тебя правым даже если ты будешь рубить мне голову, начиная с сегодняшнего дня и до будущего года!
   Тут дьявол встряхнулся, чтобы набраться храбрости, широко расставил ноги, поднял меч обеими руками и со всего размаху ударил Сунь У-куна по голове. Сунь У-кун принял удар. Раздался резкий металлический звук, и меч отскочил от головы Сунь У-куна, не причинив ей ни малейшего вреда, даже то место, куда пришелся удар, и то не покраснело.
   – Ну и крепкая же у этой мартышки башка, – изумился демон.
   Сунь У-кун засмеялся.
   – Ты, видно, не знаешь, каков я! Вот послушай!
 
Я был рожден крепкоголовым,
И череп мой прочнее меди;
Пожалуй, не найдешь на свете
Владельца черепа такого,
Что не боялся бы ударов,
Пусть нанесенных топором!
В печи плавильной я недаром
Был в молодости закален!
Коль хочешь знать, как это было,
Спроси владыку Лао-цзюня,
Как плавили меня, калили,
Какие прилагали силы,
Чтобы сломить мой дух безумный.
Как Двадцати восьми созвездий
Властители, собравшись вместе,
Меня, томимы чувством мести,
Бросали из огня да в воду,
Верховным существам в угоду.
Но мышцы прочные мои
Меня, что панцирь, охраняли.
Со мной враги не совладали:
Лишь крепче стал я в эти дни.
Но мой наставник дорогой
Нашел, что той закалки мало,
И потому мне приказал он
К тому ж и обруч золотой
Надвинуть на затылок мой,
Чтобы еще прочнее стал он.
 
   Тут демон закричал:
   – Мартышка! Перестань заговаривать зубы. Держись! Сейчас я стукну тебя еще разок! Клянусь, что не пощажу твоей жизни.
   Сунь У-кун ответил:
   – Как бы ты ни старался, и на этот раз ничего у тебя не выйдет. – Посмотрим, – ответил дьявол, – ты, мартышка, не знаешь, какой у меня меч:
 
Он был плавлен в пламени небывалом,
Он стократную испытал закалку,
И в сражениях непобедимым стал он –
От такого меча помереть не жалко!
С тремя правилами боевыми знаком он,
Для шести боевых приемов годен,
Боевого искусства постиг законы,
В поединках истинно превосходен.
Несравненное он являет чудо;
Хоть объемист, как туловище удава,
Хоботком мушиным проникает всюду,
Обретая с каждым ударом славу.
Коль в горах взмахнешь им – разгонишь тучи,
Коль взмахнешь над морем – восстанут волны…
Он отточен мастером наилучшим
И волшебной силы навеки полон.
Он храним в пещере, в глубоких недрах,
Но в руках могучих, в разгар сраженья,
Смерть и страх рассеивает щедро,
Никогда не ведая пораженья.
Кто б ты ни был, а проиграешь битву,
Коли голову под мой меч подставишь:
Пополам расколется, словно тыква,
Череп твой, что так дерзновенно хвалишь.
 
   Великий Мудрец рассмеялся.
   – Да ты, видно, ослеп, – сказал он, – раз принимаешь мою голову за тыкву. Ладно, руби! Только смотри не промахнись! Ну-ка, попробуй еще раз, посмотрим, что получится.
   Дьявол снова поднял свой меч и изо всех сил ударил им. А Сунь У-кун нарочно подставил голову. Раздался треск, и голова раскололась надвое. Сунь У-кун тотчас же перекувыркнулся, и тут же появился его двойник. Дьявол пришел в замешательство и опустил меч. Чжу Ба-цзе, наблюдавший издали, громко рассмеялся.
   – Хорошо бы почтенному демону рубануть дважды, тогда получилось бы четверо, верно?
   Уставившись на обоих Сунь У-кунов, старый дьявол в недоумении спросил:
   – Я слышал о том, что ты умеешь раздваиваться, но как удалось тебе сделать это сейчас, прямо у меня на глазах?
   – А что такое «раздваиваться»? – прикинувшись простаком, спросил Сунь У-кун.
   Дьявол пояснил:
   – Когда я ударил тебя в первый раз, ты даже не шелохнулся, а от второго удара из тебя сразу получилось двое.
   Оба Сунь У-куна засмеялись.
   – Ты только не бойся, – сказали они в один голос, – в ответ на тысячу твоих ударов нас тоже станут тысячи.
   – Ишь ты, мартышка! – ехидно произнес дьявол. – Раздваиваться ты умеешь! А вот как соединишься в одно целое? Если сумеешь это сделать, позволю тебе ударить меня разок твоим посохом.
   – Давай, только без обмана, – отвечал Сунь У-кун, – ты хотел ударить меня три раза, а ударил только два, теперь ты предлагаешь мне стукнуть тебя разок. Ну что же, ладно, если я ударю тебя не раз, а больше, то пусть отныне меня не называют Сунь У-куном!
   – Идет! – согласился дьявол.
   Тут Великий Мудрец обхватил своего двойника, перекувыркнулся вместе с ним на земле, и перед демоном вновь очутился один Сунь У-кун, который сразу же замахнулся посохом на дьявола.
   Но тот отбил посох мечом и закричал:
   – Экая ты невежа! С похоронным посохом хочешь вступить со мной в поединок!
   – Ты бы прежде узнал, что это за посох. Он прославился и на небе и под землей! – крикнул в ответ Сунь У-кун.
   – Как так прославился? – изумился дьявол.
   Тут Сунь У-кун поведал демону историю своего посоха:
 
Девяносто дней в печи плавильной
Чудесный сплав кипел непрестанно;
Лао-цзюнь великий рукою сильной
Ковал его на своей наковальне.
Правителю Юю достался посох,
Им названный «волшебным сокровищем», —
С тех пор-то он во всем мире славится,
Не ведая поражений в побоищах.
В четырех морях его сила проверена,
На восьми реках его мощь испробована;
По нем пущена резьба затейная,
Золотые ободья красиво подогнаны,
Сверкают пламенем, блестят, как зеркало.
Посередине – звезды Ковша небесного,
Кругом – узоры с тайным значением,
Письмена древние на нем начертаны,
Приводящие духов и бесов в смятение.
«Начала благого чудесным посохом»
Сие оружие называется.
В глубинах водных сначала хранимое,
От человеческих взоров спрятанное
Моим оружием стало любимым оно,
И множит славу свою незапятнанную.
В моих руках оно изменяется,
С моею волею всегда согласное –
Горою Хэншаньскою расширяется
И возвышается до неба ясного,
Железной проволокой утоньшается.
И раздается мешком наполненным,
И пролезает в ушко игольное,
И яркой радугой переливается.
Чуть шевельну его – в ясном воздухе
Цветное облако тотчас рождается;
Коль бьюсь я посохом, не зная роздыха,
Тогда, как молния, он взвивается,
Мрак собирается, метет метелица,
Туманы хладные по небу стелются.
Посох достался мне, когда путь истинный
Душе смятенной моей представился,
К добру склонившийся, мой дух воинственный
От буйства прежнего навек избавился.
С волшебным посохом вернулся в горы я,
Чтоб там, в тиши и в уединении,
Постичь усилиями упорными
Науку тайную превращения.
Когда со мною мое оружие –
Драконы, тигры всегда покорны мне;
Его страшатся и в небе сущие,
Пред ним склоняются и силы черные,
Прошел я с ним края небесные,
Земли окраины, просторы водные,
Проделки буйные и неуместные
Свершил с ним вместе в чертогах горних я.
В саду, где персики растут прекрасные,
Мы духов празднество шутя нарушили;
Князья небесные в борьбу ужасную
Со мной вступили, единодушные.
Все же одолеть им не удалось меня.
Ночжа со мною скрестил оружие,
Но разогнал я бойцов непрошеных
Своею палицей, с победой дружною.
Сто тысяч воинов, небесных жителей,
Бежали в ужасе, как дети малые,
От верной гибели ища укрытия, —
Но даже резвость ног не помогла им.
На Небо Высшее и Чудотворное
Где Тунминдянские дворцы воздвигнуты,
С подъятой палицей взлетел проворно я,
Мной были жители врасплох застигнуты.
И полководцы все, непобедимые,
И громовержцы все, дворца хранители,
Меня заметив у врат обители,
Бежали, словно огнем палимые,
В бою желая со мною встретиться.
И с ними справился неумолимо я!
Пока метались духи-служители,
Гонцы проворные небес властители,
Чертог чудесный Большой Медведицы
Вверх дном, играючи, опрокинул я.
Подверг разгрому небес красавицу,
Палату дивную Полюса Южного.
Увидев силу мою недюжинную,
Мощь неизбывную моей палицы,
Владыка неба к Будде отправился,
Чтоб тот помог ему со мною справиться.
Кто знает загодя исход сражения?
Кто может выигрыша ждать заведомо?
Сколь часто терпит тот поражения,
Кто в бой за скорою спешил победою!
И я, тяжелою горой придавленный,
Ждал половину тысячелетия,
Пока Гуаньинь самой избавлен был
От непомерного наказания.
В то время встретился с монахом Танским я,
Желавшим выполнить задачу трудную –
Начать опасное, большое странствие
В края далекие, где мудрый Будда жил;
К добру великому влекомый сызмала,
Хотел благой монах из ада вызволить,
Спасти все души, невинно сгубленные.
А для того ему были надобны
Книги священные, давно хранимые
У Будды мудрого, в царстве Западном.
Узнав, что трудности непобедимые
И встречи с силами злыми, дьявольскими,
Ждут на дороге к святой обители,
Монах просил, чтоб телохранителем
Его я сделался и с ним отправился
И ограждал его своею палицей
От нечести, что на пути появится.
Итак, последовал я за учителем;
Немало дьяволов и духов мерзостных
Со мной оружие скрестили дерзостно.
Нетрудно было мне с ними справиться!
В котлах Янь-вана их мясо варится,
В пыль невесомую превращается.
Так будет с каждым, кто с этой палицей,
Тая злой умысел, повстречается!
Чудесный Доунюгун разрушен ею был,
В пределах горных, средь неба ясного.
Ведь эта палица – причина гибели
И Сэнлодяньского дворца подземного.
Мое оружие крушило демонов,
Злых духов, оборотней, их приспешников, —
Еще немного, и поразило бы
Того, кто судьбы решает грешников.
Оно своею чудесной силою
Всех полководцев горних рассеяло;
Великой мощью его встревожены,
Они бежали к Югу и к Северу,
На девяти светилах попрятались.
Скажу воистину, что в мире вряд ли есть
Еще оружие, с этим схожее.
От взлетов этой волшебной палицы
Из берегов выходят реки бурные,
Хребты гранитные содрогаются,
Мглой покрывается небо лазурное.
Она сильнее меча булатного,
Духа звезды Тайсуй, воина славного;
С пути на Запад сметает всякого –
Врага сокрытого, недруга явного, –
Монаха Танского охраняющая,
Всех злобных демонов сокрушающая!
 
   Дьявол слушал с дрожью эти слова и, не помня себя, замахнулся на Сунь У-куна своим мечом. Злорадно посмеиваясь, Царь обезьян выступил навстречу со своим железным посохом. Они сперва схватились у самого входа в пещеру, а потом совершили прыжок и оказались в воздухе, продолжая смертный бой. Вот послушайте, что это был за бой!
 
Сокровищем волшебным называлось
Оружие Сунь У-куна не напрасно:
Сама река небесная являлась
Свидетельницей подвигов прекрасных,
Что совершала палица, покорна
Велениям владельца своего:
Коварный бес, исполнен злобы черной,
Напрасно меч свой поднял на того,
Кто, истребляя зло, знал только лишь победы, —
Тем самым на себя навлек большие беды
Неумный дьявол, чей ничтожный меч
Был недостоин настоящих сеч.
Враги могли, пожалуй, помириться,
Покуда у пещеры шло сраженье.
Как только в воздухе пришлось обоим биться,
Никто не помышлял о примиренье!
Боролись недруги в жестоком исступленье,
Один – желая Сюань-цзана съесть,
Другой – погибель от наставника отвесть.
Лик одного все время изменялся
От ужаса, испуга, напряженья,
Другой же был, как угорь, весь в движенье,
Как змей, всем телом гибким извивался…
Туман от жаркой битвы поднялся,
И землю скрыл собой и небеса,
Добро и зло изыскивали средства
Друг друга одолеть, сражаясь за наследство,
Оставленное Буддой всеблагим.
Монах и Сунь У-кун за книгами стремились,
Что на далеком Западе хранились,
А дьявол преграждал дорогу им.
 
   Более двадцати раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, кто победит. Чжу Ба-цзе, наблюдавший за поединком, не вытерпел, когда увидел, что сражающиеся вошли в раж, и, подхватив свои грабли, при первом же порыве ветра подпрыгнул вверх и принялся бить дьявола. Тот растерялся и, бросив свой меч, побежал без оглядки с поля сражения. Он не знал, что Чжу Ба-цзе, напористый по своей натуре, наводит страх лишь Дерзостью своей и грубостью, демон видел только рыло, огромнейшие уши, могучие руки и наводящие страх грабли.
   Сунь У-кун стал кричать:
   – Бей его! Держи!
   Чжу Ба-цзе набрался храбрости и пустился вдогонку за дьяволом, высоко подняв грабли. Почуяв погоню, дьявол задержался на склоне горы и, обратившись лицом к ветру, качнулся из стороны в сторону, сразу приняв свой настоящий облик. Разинув громадную пасть, он собрался проглотить Чжу Ба-цзе. Чжу Ба-цзе струсил и стремглав бросился в кусты, не обращая внимания на колючки и шипы, исцарапавшие в кровь его руки и ноги. Он рассек себе голову, но не замечал боли и, притаившись в траве, прислушивался к стуку колотушек, доносившемуся до него. Вскоре подоспел и Сунь У-кун. Чудовище снова разинуло пасть, вознамерившись проглотить его. А это как раз и нужно было Сунь У-куну. Он спрятал свой посох, выступил навстречу, и дьявол разом проглотил его. Это так напугало дурачка Чжу Ба-цзе, лежавшего в траве, что он принялся бормотать что-то, изливая свою досаду на Сунь У-куна:
   – До чего же неосторожная обезьяна! Ведь знал, что чудовище хочет сожрать тебя, надо было удрать, а не лезть к нему в пасть. Сейчас ты еще праведный монах, хоть и находишься в брюхе этого чудовища, но во что ты превратишься завтра?!
   Одержав победу, дьявол удалился. Дурень выполз из травы и помчался обратно по старой дороге.
   Вернемся теперь к Танскому монаху, который сидел на противоположном склоне горы вместе с Ша-сэном в ожидании Чжу Ба-цзе и Сунь У-куна. Оба они увидели Чжу Ба-цзе, который, запыхавшись, бежал к ним. Танский монах испуганно спросил его:
   – Что случилось? Отчего у тебя такой истерзанный вид? А Сунь У-кун где? Почему его не видно?
   Чжу Ба-цзе стал громко плакать.
   – Наставник мой! – причитал он сквозь рыдания. – Сунь У-куна сожрало чудовище!
   От страха Танский монах повалился наземь, а затем вскочил, начал бить себя кулаками в грудь и топать ногами.
   – О мой ученик! – горестно воскликнул он. – Ты уверял меня, что обладаешь способностью покорять всех дьяволов и оборотней, и ручался, что доставишь меня в Западную обитель Будды целым и невредимым. Как же случилось, что ты попался в лапы дьяволу и погиб? О, горе мне, горе! Выходит, что все наши труды и подвиги пропали даром!
   Скорбь Танского монаха была поистине безгранична. Чжу Ба-цзе даже не пытался утешить своего наставника и спокойно обратился к Ша-сэну:
   – Давай разделим с тобой поровну всю поклажу.
   – А для чего делить ее, братец? – удивился Ша-сэн.
   – Как для чего? Поделим и разойдемся каждый в свою сто – рону, – ответил Чжу Ба-цзе. – Ты отправишься к себе, на реку Сыпучих песков, где снова займешься людоедством, а я пойду в свое селение Гаолаочжуан, проведаю мою супруженьку. Белого коня мы продадим и на вырученные деньги купим наставнику все необходимое для погребения его тела.
   От этих слов у Танского монаха дыханье сперло, и он завопил не своим голосом, взывая к небу.
   Тут мы их пока оставим и вернемся к Сунь У-куну.
   Мы уже рассказали вам о том, что дьявол проглотил Сунь У-куна и, довольный своей удачей, направился прямо к себе, в свою пещеру. Толпа бесенят выбежала ему навстречу и стала расспрашивать, как прошла битва.
   – Одного поймал, – самодовольно сказал старый демон.
   – Братец! Кого же тебе удалось поймать? – спросил второй демон, не скрывая радости.
   – Самого Сунь У-куна! – с гордостью ответил старый демон.
   – Где же он?
   – У меня в брюхе.
   От этих слов третий демон сильно встревожился.
   – Я не предупредил тебя, дорогой брат, что Сунь У-куна нельзя проглатывать.
   В этот момент из живота дьявола послышался голос:
   – Очень даже можно! Насытил свою утробу и вообще голодать тебе больше никогда не придется!
   Стоявшие вблизи бесенята услышали и в страхе закричали:
   – О великий князь. Плохо дело! Сунь У-кун кричит у тебя в животе!
   – Чего испугались? – ответил старый демон. – Я сумел его проглотить, сумею и избавиться от него. Живо ступайте на кухню и сварите мне соленый рисовый отвар. Я выпью этого отвара и изгоню Сунь У-куна. Потом сварю его на медленном огне и приготовлю как закуску к вину.
   Бесенята наварили полтаза рисового отвара и принесли дьяволу. Тот разом осушил его до дна, затем засунул два пальца, но Сунь У-кун словно пустил корни в животе и даже не сдвинулся с места. Напрасно дьявол старался. Сунь У-кун так крепко схватил его изнутри за глотку, что у того голова закружилась и в глазах зарябило. От натуги у него даже лопнул желчный пузырь. Но Сунь У-кун прочно сидел на месте. Старый дьявол, задыхаясь, стал кричать:
   – Сунь У-кун, ты что не вылезаешь?
   – Еще рано, – отвечал Сунь У-кун. – Да мне и здесь хорошо, нечего вылезать!
   – Чего хорошего? – удивился дьявол.
   – Эх, дьявол! До чего же ты непонятливый! – недовольным тоном проговорил Сунь У-кун. – С тех пор как я стал монахом, живу очень бедно: наступает осенняя прохлада, а я все хожу в своем простом рубище. Зато здесь, у тебя в животе, тепло и не дует. Вот я перезимую у тебя, а уж потом вылезу.
   Бесенята все это слышали и, обратившись к старому демону, завопили:
   – О великий князь! Сунь У-кун собирается зимовать у тебя в животе!
   – Ну и что ж? – ответил старый дьявол, стараясь казаться невозмутимым. – Пускай себе зимует. А я погружусь в созерцание да еще прибегну к способу перемещения внутренностей и за всю зиму не возьму в рот ни крошки еды. Вот и уморю голодом эту противную мартышку, которую даже конская зараза не берет!
   – Сынок! До чего же ты глуп! – воскликнул Сунь У-кун. – Охраняя Танского монаха в его пути за священными книгами, мне довелось проходить с ним через Кантон, где я прихватил с собой складной котелочек, очень удобный, чтоб готовить в нем разную пищу. Вот я заберу у тебя все твои печенки, селезенки, легкие да кишки и наготовлю себе столько еды, что ее хватит до самой весны, до того дня, когда поминают покойных предков, и еще на дорогу останется.
   Услышав эти слова, второй демон не на шутку перепугался.
   – Братец! – проговорил он. – Эта обезьяна, пожалуй, так и сделает…
   – Ладно, – стал урезонивать его третий демон, – пусть готовит себе пищу, но, спрашивается, куда он приладит свой котелок?
   Сунь У-кун услышал и крикнул:
   – Пристрою его на костях, вот и хорошо будет!
   – Да нет! Совсем не хорошо! – ответил третий демон. – Допустим, что тебе удастся приладить котелок, но как только ты станешь разводить огонь, дым пойдет через ноздри и наш повелитель начнет чихать!
   Сунь У-кун рассмеялся:
   – Пустяки! Я пробью железным посохом дыру у него на макушке, и она послужит слуховым окном и в то же время дымогарной трубой.
   Старый дьявол хоть и храбрился, однако душа его от страха едва не ушла в пятки. Стараясь напустить на себя спокойствие, он пролепетал:
   – Братцы мои! Не бойтесь! Пусть принесут мою настойку. Я убежден, что от нескольких чарок обезьяне станет худо.
   Сунь У-кун усмехнулся про себя. «Пятьсот лет тому назад, – вспомнил он, – когда я учинил буйство в небесных чертогах, я съел пилюлю Лао-цзюня, выпил вино Нефритового императора, съел персики царицы Сиванму, наелся фениксовых мозгов и драконовой печени, словом, чего только я не наглотался, и ничего со мной не случилось. Каким же зельем думает он опоить меня?» Тем временем бесенята принесли два кувшина процеженной настойки. Налив чарку до краев, они поднесли ее старому дьяволу. Пока тот держал чарку в руке, до Сунь У-куна дошел запах зелья. «Не дам ему пить!» – решил он про себя, наслаждаясь винным ароматом.
   Ну и молодец Сунь У-кун! Мотнув головой, он превратил ее в устье воронки и подставил под самую глотку дьявола. Тот глотнул из чарки, и все содержимое попало в рот Сунь У-куну. Таким образом Сунь У-кун пропустил в себя чарок семь или восемь.
   Наконец старый дьявол перестал пить.
   – Что-то вино не действует? – удивился он. – Бывало, раньше от двух чарок в животе жгло, как от огня, а сейчас сколько выпил и ничего, даже не покраснел…
   Зато Сунь У-кун от вина развеселился: он стал прыгать, плясать, хватался за печенку и качался на ней, как на качелях, совершал разные акробатические фигуры и кувыркался через голову колесом. От всей этой пляски у чудовища нестерпимо разболелся живот. Упав на землю, старый демон стал кататься от боли. Что произошло в дальнейшем, осталось ли чудовище в живых, или сдохло, вы узнаете из следующей главы.
Конец третьего тома