Второе – выслушать внимательно дыханье,
А третье – страждущего расспросить суметь
И правду отличить в его признаньях.
Четвертое, последнее с терпеньем
Прощупать у запястья крови ток,
Уразуметь его невнятное биенье;
Тогда ты только сможешь без сомненья
Назвать недуг с уверенностью, в срок.
Пусть лишь в одной из этих областей
Ты не проявишь должного уменья,
Не выйдет ничего из лекарских затей:
Не принесешь страдальцу облегченья!
Итак, во-первых, осмотрев больного,
Определи его наружный вид:
Сух или влажен, тощ иль плотно сбит,
Как выглядит больной, когда он спит,
И роста и сложения какого.
Засим его дыхание проверь
(Оно быть может хриплым или чистым,
Иль вырываться из груди со свистом),
И силу вдоха, силу выдоха измерь.
Послушай речь его за этим вслед –
Пойми, насколько ею он владеет.
Быть может, в ней наличествует бред,
Быть может, сам не разумеет?
Коль он в сужденьях здрав, спроси его,
Охотно ль ест, исправен стул иль нет,
Давно ли заболел и отчего,
И в коем месте тела боль сильнее?
И наконец – последнее условье:
Прощупать правильно сплетенье жил;
Поймешь недуг, коль ты установил
И глубину и силу тока крови.
Покуда сам не осмотрю больного
Согласно правилам и знаниям моим,
Останется он слаб и недвижим,
Страданьями жестокими томим –
Не ждите от меня решения иного!
 
   Среди гражданских и военных сановников находился также и начальник – верховный врачеватель. Выслушав Сунь У-куна, он восторженно обратился к присутствующим:
   – Этот монах говорит очень дельно и толково. Даже если сам дух святой пожелает излечить больного, ему тоже надо будет осмотреть, прослушать, расспросить и прощупать. Все это вполне согласуется с волшебным искусством врачевания.
   Чиновники поверили ему и велели через приближенных государя передать:
   – Благочестивый монах берется определить болезнь и назначить лекарство только в том случае, если ему будет дозволено осмотреть больного, выслушать его, расспросить и прощупать пульс.
   Царь лежал на своем драгоценном ложе и, не слушая приближенных, громко крикнул:
   – Велите ему убраться вон! Видеть его не могу!
   Приближенные вышли из внутренних покоев и сказали:
   – Монах! По повелению нашего государя ты должен убраться отсюда. Царь не может смотреть на тебя.
   – Если царь не может смотреть на меня, – спокойно сказал Сунь У-кун, – я умею определять пульс по шелковой нитке, привязанной к руке больного.
   В толпе сановников прокатился радостный гул.
   – Определять пульс через шелковую нить, – говорили придворные. – Мы слышали об этом, но никогда еще не видели. Надо еще раз попытаться доложить государю.
   Приближенные вновь вошли во внутренние покои и доложили:
   – О владыка – повелитель наш! Благочестивый монах Сунь не будет осматривать тебя. Он умеет определять пульс через шелковую нить, привязанную к руке больного.
   Царь подумал про себя: «Вот уже три года я хвораю, но еще ни разу никто не прибегал к этому способу».
   – Пусть приступает, – молвил царь.
   Приближенные поспешили покинуть покои и передали:
   – Наш владыка-повелитель разрешил проверить пульс через шелковую нить. Просим благочестивого монаха Суня пройти к внутренним покоям и освидетельствовать больного.
   Сунь У-кун сразу же вошел в тронный зал. Его встретил Танский монах и начал бранить:
   – Ну что ты за обезьяна этакая?! Сгубишь ты меня!
   – Дорогой мой наставник, – смеясь, отвечал Сунь У-кун. – Что ты, я хочу, чтобы тебя еще больше уважали. Почему же ты говоришь, что я собираюсь тебя сгубить?
   – Перестань глумиться! – прикрикнул на него Танский монах. – За те годы, что ты находишься при мне, видал ли я хоть раз, чтобы ты кого-нибудь вылечил! Да ты даже в лекарствах не умеешь разбираться, ни одной книги по врачеванию не прочел. Как же ты отваживаешься навлечь на нас такую беду?
   – Наставник! – смеясь, ответил Сунь У-кун. – Оказывается, ты даже не знаешь, что у меня есть несколько замечательных лекарств, которые помогают от тяжелых недугов. Ручаюсь, что вылечу его. Ну, а если залечу, то про меня скажут: «Неопытный врач загубил больного». За это смертной казни не положено, чего же ты боишься? Не беспокойся ни о чем, садись и смотри, как я буду проверять пульс.
   Но наставник никак не мог прийти в себя:
   – Да видел ли ты хоть когда-нибудь такие книги, как «Сувэнь», «Наньцзин», «Бэньцао» и «Моцзюе». Знаешь ли ты, что содержится в них? Какие там есть толкования? Как же ты можешь сдуру болтать о том, что умеешь определять пульс через шелковую нить?!
   – У меня на теле растут золотые нити, – сказал Сунь У-кун, продолжая смеяться. – Таких тебе никогда не доводилось видеть!
   Он протянул руку с своему хвосту, выдернул из него три волоска, покрутил их в ладони и крикнул: «Изменитесь!» И у него в руках сразу же оказались три шелковых нити, каждая длиною в два чжана и четыре чи, соответственно двадцати четырем периодам в четырех временах года. Держа нити на ладони, Сунь У-кун показал их Танскому монаху:
   – Скажи, разве они не золотые? – задорно спросил он.
   Находившиеся рядом приближенные правители и евнухи обратились к Сунь У-куну:
   – Благочестивый монах! Просим вас пока умолкнуть, проследовать за нами к опочивальне и определить недуг.
   Сунь У-кун простился с Танским монахом и пошел вслед за приближенными к правителю.
   Вот уж, право:
 
Способен править царством только тот,
Кто хитростью великой обладает;
Лишь тот, кто замыслы великие питает,
На свете годы долгие живет.
 
   Если вас интересует, какой недуг определил Сунь У-кун у правителя и какие назначил снадобья, прочтите следующую главу.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ,

повествующая о том, как в течение ночи лекарь Сунь У-кун изготовил целебное снадобье, и как на пиру правитель Пурпурного царства рассказал про злого дьявола-оборотня
 
   Итак, Сунь У-кун вместе с приближенными правителя и дворцовыми евнухами прошел во внутренний двор, подошел прямо ко входу в опочивальню правителя и остановился. Тут он дал евнуху три золотистых нити и велел поступить так:
   – Пусть наложница правителя, его супруга либо приближенный дворцовый евнух, все равно кто, обвяжут концом каждой из трех нитей левую руку государя в трех местах, где прощупываются пульсы: «нижний», «средний» и «верхний», а второй конец каждой нити просунут мне через оконную решетку.
   Евнух сделал все так, как ему было велено: попросил царя сесть на своем ложе, обвязал тремя концами золотистых нитей кисть левой руки государя в трех указанных местах, а второй конец каждой нити просунул через оконную решетку Сунь У-куну. Сперва, зажав одну нить между большим и указательным пальцами правой руки, Сунь У-кун проверил нижний пульс, затем, прижав средним пальцем к большому другую нить, проверил средний пульс и, наконец, приложив большим пальцем к безымянному конец третьей нити, проверил верхний пульс. После этого Сунь У-кун велел отвязать нити на левой руке государя и обвязать ими, в таком же порядке, правую руку. Проверив в той же последовательности биение пульса пальцами своей левой руки, Сунь У-кун встряхнулся и, превратив золотистые нити в волосы, водворил их на прежнее место.
   – Нижний пульс на левой руке его величества, – закричал Сунь У-кун зычным голосом, – бьется очень сильно и напряженно; средний пульс – неровный и медленный, верхний пульс – в середине слабый, а по сторонам – сильный и глубокий, на правой руке нижний пульс поверхностный и быстрый, средний пульс запаздывающий и неровный, а верхний пульс частый и тяжелый. Итак, то, что на левой руке нижний пульс сильный и напряженный, означает болезнь сердца, которое недостаточно заполняется; то, что средний пульс неровный и замедленный, указывает на потливость и слабость мускулов, то, что верхний пульс слаб в середине и глубок по сторонам, свидетельствует о том, что моча красного цвета, а при испражнениях бывают выделения крови. То, что на правой руке нижний пульс поверхностный и быстрый, доказывает, что закупорены внутренние артерии, то, что средний пульс дает перебои, подтверждает застой пищи и жидкости в желудке, а то, что верхний пульс частый и тяжелый, дает основание утверждать, что чувства безысходной тоски и одиночества охватили государя и не оставляют его. Итак, после осмотра правителя можно точно установить его болезнь: тревога, сопровождаемая тоской. Эта болезнь известна под названием «Голубки, потерявшие друг друга».
   Правитель государства, находившийся в опочивальне, слышал все, что сказал Сунь У-кун, и сердце его исполнилось радостью. Он воспрянул духом и громко крикнул в ответ:
   – Совершенно верно! Этой болезнью я и страдаю! Очень прошу тебя приготовить мне снадобье!
   Вот когда Великий Мудрец Сунь У-кун набрался важности!
   Он вышел из внутренних покоев дворца медленными шагами. Дворцовый евнух, который находился рядом с Сунь У-куном и все слышал, уже успел известить всех придворных о случившемся.
   Вскоре в тронном зале показался Сунь У-кун. Танский монах бросился к нему с расспросами.
   – Я проверил пульс, – ответил Сунь У-кун, – а сейчас займусь изготовлением лекарства, необходимого при данной болезни.
   Тут толпа придворных подошла к Сунь У-куну.
   – Преосвященный благочестивый монах! Что же это за болезнь у нашего государя? – спросил кто-то из толпы.
   Сунь У-кун улыбнулся:
   – Жили-были голубок и голубка, – сказал он со смехом, – они никогда не разлучались и летали вместе. Но вот внезапно налетела буря и разметала их в разные стороны. Голубка потеряла голубка, а голубок – голубку. Голубка тоскует о голубке, а голубок – о голубке. Разве это не болезнь голубков, потерявших друг друга?
   Царедворцы, услышав эти слова, пришли в радостное изумление:
   – Вот уж поистине святой монах! Волшебный врачеватель! – слышались долго не смолкавшие восторженные возгласы.
   Присутствовавший здесь главный дворцовый лекарь обратился к Сунь У-куну с вопросом:
   – Болезнь ты уже определил, но интересно знать, какое дашь снадобье для лечения?
   – Нет необходимости выписывать рецепт, – беззаботно ответил Сунь У-кун, – годится любое снадобье, какое попадется на глаза.
   – Как же так? – возразил лекарь. – В главной книге по врачеванию сказано: «Снадобий всего имеется восемьсот восемь, а у людей четыреста четыре болезни». Все эти болезни не могут быть в одном человеке сразу. Как же ты можешь говорить, что «годится любое снадобье, какое попадется на глаза»!
   – У древних была такая поговорка, – сказал в ответ ему Сунь У-кун: – «Не смотри на рецепт, а давай то лекарство, которое помогает». Поэтому мне надо собрать все лекарства: одни убавить, другие прибавить и по собственному усмотрению приготовить снадобье.
   Лекарь не стал больше разговаривать, тотчас же пошел к воротам дворца и отправил дежурных служащих своего приказа по всем знакомым и незнакомым аптекам города с распоряжением доставить на имя Сунь У-куна по три цзиня разных лекарств, какие только имеются.
   – Здесь неподходящее место для изготовления снадобья, – сказал главному лекарю Сунь У-кун. – Нельзя ли все эти лекарства, а также всю посуду и приборы, необходимые для их изготовления, направить в подворье для иноземцев? Пусть передадут двум ученикам моего наставника, находящимся там!
   Лекарь послушался, и все восемьсот восемь разных лекарств по три цзиня каждого, а также всевозможные вальки, терки, сита, эмульсии, вместе со ступками и пестиками, были доставлены в подворье и переданы под расписку.
   Сунь У-кун вернулся в тронный зал и пригласил своего наставника отправиться вместе с ним в подворье для изготовления снадобья.
   Танский монах собрался было идти, но вдруг из внутренних покоев появился кто-то из приближенных правителя и передал его желание, чтобы наставник остался во дворце и вместе. с правителем переночевал в зале Изящной словесности. Правитель обещал на следующее утро, после того как он примет лекарство и получит исцеление от болезни, щедро отблагодарить монахов, выдать им пропуск и проводить их.
   Танский монах сильно встревожился.
   – Брат мой! Это значит, что меня оставляют здесь заложником, – сказал он. – Если ты вылечишь правителя, он нас с радостью проводит, если же нет, то моей жизни конец… Будь как можно внимательней и тщательно проверяй дозировку, когда будешь изготовлять лекарство!
   – Не беспокойся! – посмеиваясь, сказал Сунь У-кун. – Пользуйся предоставленными благами. Не забудь, что старый Сунь У-кун прослыл первым лекарем во всем государстве!
   Ну что? Не молодец ли наш Сунь У-кун? Простившись с Танским монахом и поклонившись всем придворным чинам, он направился прямо в подворье. Его встретил Чжу Ба-цзе и со смехом сказал:
   – Брат! Теперь я все понял!
   – Что понял? – удивился Сунь У-кун.
   – Понял, что ты уверился в бесплодности своего стремления добыть священные книги, а денег, чтобы заняться каким-нибудь делом, у тебя нет. Поэтому, увидев, что город этот богатый, решил открыть здесь свою аптеку.
   – Перестань болтать! – одернул его Сунь У-кун. – Если удастся исцелить здешнего правителя, мы распрощаемся со двором и завтра же утром отправимся в дальнейший путь. О какой же еще аптеке может идти речь?!
   – Может быть, я ошибся, – сказал Чжу Ба-цзе, – но ведь сюда нанесли восемьсот восемь разных лекарств, каждого по три цзиня, что составляет две тысячи четыреста двадцать четыре цзиня! Много ли нужно, чтобы вылечить одного человека? Сколько потребуется лет, чтобы израсходовать все это количество лекарств?
   – Ты прав, – ответил Сунь У-кун. – Но дело в том, что здешние придворные лекари глупы и невежественны, поэтому я и велел достать столько разных лекарств, пусть ломают себе голову. Все равно никогда не узнают, какое из лекарств я использовал для моего снадобья.
   Пока они разговаривали, к ним подошли два смотрителя и опустились на колени перед Сунь У-куном.
   – Покорнейше просим тебя, преосвященный благочестивый монах, отведать вечернюю трапезу, – сказали они оба.
   – Что это вы утром обращались со мной без всяких церемоний, а теперь становитесь на колени? – удивился Сунь У-кун. – В чем дело?
   Отбивая земные поклоны, смотрители пояснили:
   – Когда ты прибыл сюда, отец наш, мы были словно слепые, не распознали тебя. Теперь же мы убедились в том, что ты великий врачеватель и взялся излечить нашего государя. Если ты его исцелишь, то получишь полцарства, и все мы станем так-же и твоими подданными. Вот почему мы оказываем тебе всяческие почести.
   Сунь У-кун выслушал их и, очень довольный, вошел в главный зал, где занял почетное место.
   Чжу Ба-цзе и Ша-сэн уселись по обе стороны от него. Подали еду. Ша-сэн спросил:
   – Скажи, старший брат мой, где сейчас наш наставник?
   – Наш наставник задержан правителем в качестве заложника, – смеясь, отвечал Сунь У-кун. – Его отблагодарят и проводят в дальнейший путь только в том случае, если правитель излечится от своей болезни.
   – А кормят ли его там? – продолжал расспрашивать Ша-сэн.
   – Еще бы! – отвечал Сунь У-кун. – Когда я пришел туда, трое почтенных придворных уже ухаживали за ним и пригласили в зал Изящной словесности.
   – Выходит, наш наставник поставлен все же выше тебя, – злорадно сказал Чжу Ба-цзе, – ведь к нему приставлены почтенные сановники, а нас обслуживают всего лишь два смотрителя… Ну, да какое мне до этого дело! Мне бы наесться до отвала – и все!
   На этот раз монахи поели всласть.
   Между тем наступил уже вечер. Сунь У-кун позвал смотрителей.
   – Уберите-ка посуду, – приказал он, – и принесите побольше светильников и свечей. Ночью, когда воцарится тишина, мы приступим к изготовлению снадобья.
   Смотрители принесли изрядное количество свечей и светильников, после чего им было велено удалиться. Шум города стал понемногу стихать, умолкли голоса и настала полночь.
   – Брат, какое же снадобье ты будешь готовить? – спросил Чжу Ба-цзе. – Давай скорее приниматься за работу: меня что-то клонит ко сну.
   – Достань мне один лян ревеня, – сказал Сунь У-кун, – и мелко разотри его.
   – Ревень горький на вкус, – сказал Ша-сэн. – Он быстро действует и не ядовит; обладает свойством не задерживаться в желудке и быстро выводится из кишечника. Он отгоняет мрачное настроение и предохраняет от завалов и засорений. Его зовут в народе «полководцем», так как он усмиряет бучу и водворяет спокойствие в желудке. Это очень ходовое лекарство, но, боюсь, что больным, ослабевшим от продолжительной болезни, нельзя его принимать.
   – Ты не знаешь, просвещенный брат мой, – засмеялся Сунь У-кун. – Ревень помогает также очищать и дыхательные пути. Он разгоняет жар, скапливающийся в кишечнике. Не вмешивайся в мои дела, а лучше достань один лян семян бадоу, очисти их от кожуры и пленки, выжми ядовитое масло и хорошенько разотри.
   – Бадоу – очень острый на вкус, – сказал Чжу Ба-цзе, – он быстро действует и ядовит. Он помогает при сильных запорах и простуде легких. Прочищает все проходы и действует как решительный полководец, пробивающий все заставы и ворота. Но пользоваться этим лекарством нужно очень осторожно.
   – Премудрый брат мой! – иронически произнес Сунь У-кун. – Ты тоже ничего не знаешь. Это лекарство прочищает желудок, помогает при расширении сердца и от водянки. Занимайся своим делом. Мне еще надо подобрать подсобные лекарства! Монахи тотчас же принялись растирать оба лекарства, а затем спросили:
   – Братец! Сколько десятков лекарств тебе еще понадобится?
   – Больше ничего не надо! – отвечал Сунь У-кун.
   – Как же так? – удивился Чжу Ба-цзе.-Из восьмисот восьми лекарств, по три цзиня каждого, ты воспользовался всего лишь двумя лянами двух видов?! Право, ты решил потешиться над людьми.
   Сунь У-кун взял фарфоровую плошку, разрисованную цветами, и обратился к Чжу Ба-цзе:
   – Брат! Ты не разговаривай, а натри мне лучше полплошки сажи, которую наскоблишь с днища котла, и принеси сюда.
   – Зачем? – спросил Чжу Ба-цзе.
   – Нужно для снадобья, – отрезал Сунь У-кун.
   – Мне никогда еще не приходилось видеть, чтобы в лекарства клали сажу, – проговорил Ша-сэн.
   – Сажа на днище котла носит название «Иней сотни трав» и способна излечивать сотни болезней, а ты не знал об этом, – поддел его Сунь У-кун.
   Дурень Чжу Ба-цзе в самом деле наскоблил полплошки сажи и мелко растер ее. Сунь У-кун опять передал ему плошку и сказал:
   – А теперь сходи к нашему коню и набери полплошки конской мочи.
   – Для чего? – изумился Чжу Ба-цзе.
   – Нужна, чтобы скатать пилюли, – ответил Сунь У-кун. Ша-сэн рассмеялся и опять вступил в пререкания с Сунь У-куном.
   – Брат! – молвил он. – Дело не шуточное, и ты брось свои шутки! Конская моча обладает резким и неприятным запахом, как же можно примешивать ее к лекарству? Мне приходилось видеть пилюли, скатанные на уксусе, на густом рисовом отваре, на растопленном меду или просто на чистой воде. Но где это видано, чтобы пилюли катали на конской моче? От них пойдет такая вонь, что всякого, кто страдает несварением желудка, от одного только запаха начнет мутить. А если вдобавок дать ему бадоу и ревеня, то беднягу начнет одновременно и рвать и нести. Это что, по-твоему, шуточки?
   – Эх ты! Не знаешь самого главного, – насмешливо возразил Сунь У-кун. – У нас ведь не простой конь. Он раньше был драконом в Западном море. Если он согласится дать сейчас своей мочи, могу тебя уверить, что она вылечит сразу же от какой хочешь болезни.
   Чжу Ба-цзе, услышав эти слова, отправился к коню с самым серьезным видом. Конь лежал на боку и спал. Дурень пинками поднял его на ноги и подлез под брюхо с плошкой. Долго он прождал, но конь, видно, вовсе и не собирался мочиться. Тогда он побежал к Сунь У-куну.
   – Брат! Забудь о правителе и займись лучше лечением нашего коня! У него все пересохло и ни одна капля мочи не выходит!
   Сунь У-кун рассмеялся.
   – Пойдем вместе! – сказал он.
   – И я с вами, – сказал Ша-сэн.
   Все трое подошли к коню. Конь стал брыкаться и вдруг заговорил по-человечьи.
   – Старший брат, – грозно воскликнул конь, – неужто ты не знаешь? Я ведь летающий дракон с Западного моря и был наказан за то, что нарушил законы неба. Гуаньинь спасла меня, но в наказание у меня спилили рога, сняли чешую и превратили в коня, чтобы я вез нашего наставника на Запад за священными книгами. Этим я искупаю свою вину. Если я, переходя через речку, помочусь, то рыбы, оказавшиеся поблизости, проглотив мою мочу, сразу превратятся в драконов, если же это случится при переходе через гору и моча оросит траву, то трава превратится в чудесное грибовидное растение линчжи, а это растение дает долголетие отрокам, которые прислуживают отшельникам, собирающим целебные травы. Как же я могу в таком мирском месте извергнуть из себя свою чудодейственную влагу?
   – Будь осторожен в словах, брат мой, – прервал коня Сунь У-кун. – Мы находимся не где-нибудь в мирском месте, а в царстве, расположенном в западных краях, и тебя просят извергнуть влагу неспроста. Знаешь пословицу: «Из множества шерстинок получается шуба». Нам нужно излечить от недуга здешнего правителя. Если это нам удастся, мы обретем большую честь и славу. В противном случае боюсь, что нам добром не выбраться из этой страны.
   Тогда конь закричал:
   – Обожди, сейчас!
   Вы бы видели, читатель, как он подался вперед и стал бить землю передними копытами, потом присел на задние ноги, пятясь назад, и громко лязгая при этом зубами. Наконец с большим трудом ему удалось выделить из себя небольшое количество жидкости, и он успокоился.
   – Ах ты, негодник! – сказал Чжу Ба-цзе. – Хоть жидкость у тебя и золотая, но зачем так скупиться? Дай хоть еще немного!
   Сунь У-кун, увидев, что в плошке лишь немного не хватает до половины, закричал:
   – Довольно! Довольно! Забирай плошку!
   Теперь только Ша-сэн успокоился.
   Все трое монахов вернулись в свое помещение, где смешали вместе приготовленные лекарства, а затем скатали три больших пилюли.
   – Не слишком ли велики? – забеспокоился Сунь У-кун.
   – Да что ты? – отвечал Чжу Ба-цзе. – Всего только с грецкий орех. Мне на один глоток не хватило бы!
   Пилюли затем были уложены в маленькую коробочку, и монахи, не раздеваясь, легли спать. О том, как прошла эта ночь, рассказывать нечего.
   Уж давно рассвело, когда правитель государства, преисполненный разумных надежд, превозмогая болезнь, призвал к себе своих сановников. Он пригласил Танского монаха присутстзовать на приеме и сразу же повелел придворным чинам спешно отправиться в подворье, поклониться преосвященному монаху и взять у него лекарство.
   Множество чинов прибыло в подворье и распростерлось ниц перед Сунь У-куном.
   – Наш повелитель велел поклониться тебе и получить твое чудотворное снадобье, – молвили они.
   Сунь У-кун велел Чжу Ба-цзе подать коробочку, открыл крышку и вручил снадобье придворным чинам.
   – Как называется это лекарство? – спросили придворные. – Скажи нам, чтобы мы могли доложить государю.
   – Оно называется «черные пилюли».
   При этих словах Чжу Ба-цзе и Ша-сэн чуть не прыснули со смеху. «В самом деле, – думали они, – ведь в пилюли входит сажа, соскобленная с днища металлического котла, – как же иначе назвать это снадобье?»
   – С чем принимать это лекарство? – продолжали расспрашивать придворные.
   – Его можно принимать двояко: питьем, которое легче всего достать, является отвар, приготовленный из шести веществ.
   – Каких же именно веществ?
   – Из ветров, которые пускают вороны на лету, из рыбьей мочи в быстрой воде, из пудры царицы неба Сиван-му, из золы тигля, в котором мудрец Лао-цзюнь приготовляет пилюли бессмертия, из трех лоскутков ветхой головной косынки Нефритового императора и еще из пяти волосков, выдранных из усов дракона. Если ваш правитель примет пилюли с этим отваром, то сразу же излечится от своего недуга.
   – Этих веществ на всем свете не сыщешь, – уныло отвечали придворные. – А какое же другое питье?
   – Вода, не имеющая истоков, – отвечал Сунь У-кун.
   Придворные рассмеялись:
   – Ну, это легко достать.
   – Почему вы так думаете? – насмешливо спросил Сунь У-кун.
   – У нас в народе говорят так: если нужна вода, не имеющая истоков, надо взять плошку или чашку, отправиться к колодцу или к реке, зачерпнуть воды, сразу же повернуть обратно и принести домой, не ставя ее на землю и ни разу не оборачиваясь назад. Такую воду дают больным запивать лекарство, – вот и все!
   – Вода в колодцах и в реках имеет истоки, – возразил Сунь У-кун. – Но вода, о которой я говорю, совсем не такая. Она ниспадает с неба, и ее надо пить, пока она еще не коснулась земли. Вот почему и называют ее «вода, не имеющая истоков».
   – Ну и что же? Такую воду тоже легко раздобыть, – ответили чиновники. – Придется обождать, когда будет пасмурно и пойдет дождь, и тогда только принимать лекарство. Затем придворные чины вновь поклонились Сунь У-куну, поблагодарили его и отправились к своему повелителю поднести ему лекарство.
   Правитель очень обрадовался и велел приближенным показать ему снадобье. Рассматривая его, он спросил:
   – Это что за пилюли?
   – Преосвященный благочестивый монах изволил сказать, что это «черные пилюли» и их надо принимать с водой, не имеющей истоков, – отвечали придворные чины.
   Правитель тотчас же приказал дворцовым служителям достать воды, не имеющей истоков.
   – Преосвященный благочестивый монах соизволил еще пояснить, – поспешили сказать придворные, – что вода без истоков, это не колодезная и не речная вода, а вода, ниспадающая с неба и еще не коснувшаяся земли!