Но мне было так больно видеть это. - Он брезгливо смахнул со стола фотографии.
   - Давай больше не будем об этом. Надо подумать, где добыть карты. Но я сделаю это. Обещаю.
   - Я знаю, - улыбнулся Мохаммед, и Эвелина облегченно вздохнула.
   Самое страшное было позади.
   Самолет летел на юго-запад, к Фиджи. Они должны были приземлиться
   в аэропорту Сувы, а оттуда вертолетом добраться до маленького островка
   на восток от Вити-Леву. Эвелина почти ничего не знала о Фиджи. Это
   название ассоциировалось у нее только с французскими духами. Мохаммед
   объяснил, что у него там есть коммерческий интерес, так как на островах
   добывают золото. Эти острова носили русские имена: остров Симонова
   и остров Михайлова, правда, здесь их так никто не называл.
   Спустя несколько утомительных часов они оказались на небольшом, заросшем
   кокосовыми пальмами островке. Прямо у воды стояла вилла, скорее большое
   бунгало.
   - Это тоже принадлежит тебе? - поинтересовалась Эвелина.
   - Скорее моей семье, - коротко ответил Мохаммед.
   Их встретил араб, который, видимо, сам прибыл недавно, и две служанки-полинезийки.
   В доме было прохладно, окна прикрывали плотные жалюзи. Пол был вымощен скромной керамической плиткой. Здесь ничто не напоминало о роскоши, присущей всему, что принадлежало Мохаммеду. Он провел Эвелину по дому, показал компьютер с выходом в Интернет, спутниковый телефон, факс, сказав, что здесь есть все, что ей может понадобиться. Он внимательно посмотрел на Эвелину:
   - Но ты должна сделать все, чтобы вернуть карты. Ты останешься здесь с моими людьми. Надеюсь, никто не сможет добраться до тебя.
   - А ты уедешь?
   - Да, но не очень далеко и не очень надолго. В Сингапуре состоится совещание стран - членов ОПЕК, мне обязательно нужно там быть.
   Я заказал вертолет на завтра.
   Эвелина чувствовала себя пленницей. Было ясно, что с острова не выбраться. К тому же к ней был приставлен араб, чтобы охранять ее. Оставалось только одно - найти эти карты. Но сегодня она не хотела ни о чем думать...
   Быстро надвигались сумерки. Эвелина переоделась и собралась
   было пойти искупаться, но Мохаммед не пустил ее, объяснив, что с наступлением темноты купаться в открытом океане очень опасно. Они ужинали в большой, просто обставленной столовой, украшенной живыми цветами. Еда тоже была простой и незамысловатой.
   - То, что сегодня поймали местные рыбаки, - прокомментировал Мохаммед.
   - А что еще есть на этом острове? - поинтересовалась Эвелина.
   - Пара деревушек. Местные жители торгуют копрой, выращивают фрукты
   и овощи, ловят рыбу. Они очень дружелюбны, и прислуга с ними прекрасно
   ладит. Так что не беспокойся, здесь ты в безопасности. Островок очень
   маленький, каждый новый человек на виду, к тому же сюда не так-то
   легко добраться.
   - Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну надолго, - попросила Эвелина.
   - Все зависит от тебя. - Мохаммед выразительно посмотрел
   на нее.
   Его смуглое тело резко контрастировало в полумраке с белыми простынями.
   Мохаммед лежал, закинув руки за голову. Эвелина не могла разглядеть, спит он или нет. Поэтому она бесшумно скользнула в постель, стараясь его не разбудить. Но он вдруг резко повернулся к ней и осторожно провел ладонью от ее шеи до бедра. Меньше всего это прикосновение напоминало ласку.
   - Если ты не найдешь их, тебя убьют.
   Эвелина знала, что это правда.
   ГЛАВА 21
   Москва, 1999 год
   Несмотря на будний день, народу на вокзале было очень много, и
   если вначале Сима еще питала какие-то надежды на скромное посадочное место, то к моменту посадки в электричку она, полностью растворившаяся в крепком запахе вокзальных бомжей, мирно спавших во всех свободных уголках, потеряла всякую надежду на это. Постояв немного рядом с ними, Сима решила, что долго ей не вынести подобного соседства. Поэтому, приложив максимум усилий, она протолкнулась в тамбур и, отбросив чувство ложной скромности, достала из своего верного баула две раздавленные яблочные слойки и попыталась создать для себя максимально комфортные условия.
   С трудом глотая царапающие горло маленькие кусочки, Симка пыталась отвлечься от царившего в ее голове хаоса. Она думала про Эвелину. Ей ужасно хотелось посмотреть, как благожелательная улыбка спадет с ее красивого, ухоженного лица. С одной стороны, налицо были все улики, исключить причастность Эвелины к преступлениям, совершенным Станиславом, было невозможно. С другой стороны, он говорил про какие-то магические карты в другой мир, и как-то не верилось, чтобы Эвелина, даже будучи хозяйкой магического салона, могла серьезно заниматься подобными вещами. Однако в любом случае нужно было побеспокоиться о том, чтобы был опечатан весь ее особняк, а не только убогая комната Станислава.
   Несмотря на беспорядочные мысли, Симка всячески избегала думать
   о цели своей настоящей поездки. Она гнала от себя мысли об Алене, но они словно нарочно выплывали на первый план. Против собственного желания Симка вспоминала, как отправила ее в больницу, считая бредом все, что говорила ей тогда девушка, как с самого начала исключила ее из круга важных свидетелей. А она ведь давно могла бы пролить свет на всю эту историю.
   В то же время ей казалось, что достаточно глупо ехать в клинику, чтобы справиться о здоровье одной из свидетельниц по делу. Тем более что во второй раз Алена оказалась там не без ее непосредственного участия. Нет, она, конечно, знала, что имеет хороший повод: нужно рассказать об аресте убийцы (хотя Станислав был пока только подозреваемым), успокоить Алену, поскольку ей больше ничего не угрожало, и так далее, и тому подобное. Однако Сима совершенно не представляла, как будет проходить беседа с этой девушкой и чем вообще все это закончится. Поэтому, сколько бы она ни иронизировала над собой, ощущение некоторой вины не покидало ее до конца поездки.
   Добравшись до больницы, она не дала себе возможности к дальнейшему отступлению и, предъявив удостоверение охранникам, сразу же направилась к уже знакомой палате на втором этаже.
   Рывком открыв дверь, Симка с ужасом обнаружила, что палата пуста.
   По спине у Симки пробежал неприятный холодок, и заныло где-то в области сердца. Она выскочила из палаты и рванула в сторону поста дежурной медсестры. Лихо затормозив скользкими подошвами своих кроссовок, Сима обязательно свалилась бы, но на полу лежало мягкое ковровое покрытие, которое предотвратило неминуемый Серафимин позор.
   - Где Елена Голубева? Почему ее нет в палате? - с ходу набросилась Сима на пожилую благовидную медсестру. - Кто у вас здесь следит за больными?
   - Пожалуйста, успокойтесь, - приятным грудным голосом сказала женщина, продолжая монотонно раскладывать таблетки в маленькие стаканчики.
   После этой фразы Симке сразу же захотелось смахнуть эти дурацкие мензурки на пол и встряхнуть даму как следует, чтобы та стала более похожа на живого человека, а не на робота. Откуда-то из-за угла показались два незнакомых здоровяка-санитара и заспешили к ним, поэтому Сима немного сбавила обороты.
   - Где Голубева из 15-й палаты? - несколько тише прорычала Сима. - Вы знаете, где она сейчас находится?
   - Здесь нельзя кричать, это психиатрическая больница,
   мило улыбнувшись, сообщила дама. - Ваша Голубева в комнате отдыха.
   - Покажите мне, где это находится, - потребовала Сима.
   - Прямо по коридору и направо, - продолжая улыбаться, сообщила
   сестра.
   Симка почти бегом направилась в указанном направлении. Дверь в комнату отдыха была открыта, и Сима быстро оглядела всех присутствующих. Две женщины в наушниках полудремали в креслах. В противоположном углу комнаты, на полу, две девочки подросткового возраста играли в шашки. Симка уже хотела снова бежать к сестре на пост, но внезапно услышала голос Алены:
   - Лариса, ты жульничаешь!
   Симка вздрогнула и обернулась. Одна из девочек, та, которая сидела к Симке лицом, скорчила недовольную рожицу и сказала, обращаясь к подружке:
   - Ты, Алена, уже пять раз выиграла, а я только четыре. Если я сейчас смухлюю, все будет по-честному.
   - По-честному не будет, ты же знаешь, - сказала сидящая
   спиной к Серафиме Алена, которую Симка приняла за подростка.
   В этой игре главное - соблюдать правила.
   - Отдай мне тогда две шашки форы, - закапризничала маленькая Лариса.
   - Ну ладно, две шашки возьми. - Алена засмеялась тихим, мелодичным смехом.
   Сима не верила своим ушам. Она еще постояла немного, а потом позвала:
   - Алена!
   Алена обернулась и радостно улыбнулась:
   - Ой, Серафима Григорьевна! А что вы здесь делаете? Вы ко мне пришли? - в голосе прозвучала едва уловимая тревога.
   - Да. Алена, я хотела с тобой поговорить, - как
   можно спокойнее произнесла Сима.
   Алена с некоторым трудом поднялась с пола и, отряхивая халатик, взглянула на Симу снизу вверх.
   - Я знала, что вы придете, - она серьезно посмотрела на Симу, пойдемте ко мне в палату. Лариса, - обратилась
   Алена к обиженно сопящей в углу девочке, - считай, что я сдаюсь.
   - Честно? - обрадовалась Лариса.
   - Конечно, честно, - утвердительно кивнула Алена.
   Сима смотрела на Алену и не могла осознать все происшедшие с
   ней перемены. И хотя она по-прежнему выглядела бледной и исхудавшей,
   на ее лице уже не было того страдальческого выражения, что прежде.
   И что самое удивительное - она улыбалась! Правда, Сима отметила, что Алена двигалась немного медленно и неуверенно, как будто опасаясь потерять равновесие. Алена словно заметила это:
   - Меня еще сковывает немножко, но сейчас уже гораздо лучше. Марина Алексеевна говорит, что скоро станет совсем хорошо. Я еще пью таблетки, но уколов мне больше не делают, - сказала девушка и поинтересовалась: - Вы мне что-то хотели рассказать, Серафима Григорьевна?
   - Конечно, - заторопилась Сима, - новости все очень хорошие, но сначала расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
   - Хорошо. Сплю нормально, есть хочу постоянно. - Алена улыбнулась. Мне все так нравится, и еще... Мне очень хочется жить и поскорее выйти из больницы.
   - Скажи, Алена, ты помнишь, что с тобой произошло?
   - Очень плохо, все как в тумане. Помню страх, когда меня пытались убить. Правда, в тот момент я сама не хотела жить. - Было видно, что говорить об этом Алене неприятно. Она немного помолчала, а затем с надеждой спросила: - Серафима Григорьевна, я не уверена, что это правда, может, это болезнь виновата, но мне почему-то кажется, что Джонни больше нет. Вы не знаете?
   Сима не решилась сказать ей правду:
   - Откуда же мне знать, Алена?
   - Ну ладно, - грустно улыбнулась девушка. - Просто иначе он обязательно навестил бы меня. А что вы хотели мне сказать?
   - Я хотела сказать, что тебе больше ничего не угрожает. Мы арестовали Станислава, ну того, который хотел... - Сима замялась.
   - Что хотел? - уловив заминку, спросила Алена.
   - Хотел... причинить всем много вреда. - Симе показалось,
   что она необыкновенно ловко вывернулась из затруднительного положения.
   Судя по имеющимся у нас уликам, я думаю, мы легко докажем в суде его виновность в отношении всех трех убийств. Ведь это он убил Анну, - сказала Сима, начисто позабыв о запрете на разглашение оперативно-следственной информации.
   - Серафима Григорьевна, это он убил папу? - печально
   спросила Алена.
   - Нет, Алена, его никто не убивал. Но тебе пока не стоит об этом
   думать.
   Алена опустила голову, пошатнулась и случайно прижалась лбом к Симиному плечу. Ее плечи тихонько вздрагивали от рыданий, а у Симки, чувствующей противоестественность всей этой ситуации, почему-то не хватало сил, чтобы отстраниться от девушки. Симка стряхнула с ее халата невидимую пылинку и легонько сжала худые руки, немного отодвинув Алену от себя и заглядывая ей в лицо
   - Я знаю, что ты очень любила отца. Знаю, что у тебя
   никого не было, кроме отца и Джонни, - Сима смотрела в немигающие, полные слез глаза Алены, - но все же попробуй смириться с этим. Твой отец умер, может быть, нелепой, случайной, но, уверяю тебя, естественной смертью.
   Они немного помолчали.
   Слезы Алены высохли, но в глазах осталась невыразимая боль.
   - Теперь я и сама в этом почти уверена, - Алена вздохнула, - просто мне кажется, что это очень несправедливо. Я устала, - добавила она без паузы, - я пойду к себе в палату, хорошо? Вы не будете сердиться? - Девушка вопросительно посмотрела на Симу.
   - Нет, конечно, иди, тебе нужно отдохнуть. - Когда Алена отвернулась, чтобы идти в палату, она неожиданно спросила: - Алена, скажи, ты помнишь, как приходила ко мне?
   Алена молча покачала головой, а потом сказала:
   - Я видела очень странный сон, и вы там были,
   Серафима Григорьевна, но это был только сон. Я наконец-то проснулась. - Алена снова улыбнулась. - А сейчас у меня все хорошо, не волнуйтесь.
   Уходя в палату, уже у самых дверей Алена вновь обернулась
   и помахала на прощание рукой. Сима еще некоторое время постояла в
   больничном коридоре и, словно в тумане, пошла к выходу, по дороге
   обшаривая карманы в поисках какой-нибудь завалящей сигаретки...
   ...Сигарет у Симы не оказалось, и она, все еще находясь
   под сильным впечатлением от встречи с Аленой Голубевой, направилась
   к материному кабинету.
   Марина Алексеевна разговаривала по телефону. Она лишь
   кивнула вошедшей дочери и, не прерывая разговор, недовольно скривилась,
   увидев, как Серафима вначале свистнула из ее пачки последнюю сигарету
   и только после этого тяжело плюхнулась в старенькое кресло.
   - Да, хорошо, я подожду, - наконец сказала
   кому-то Марина Алексеевна и, воспользовавшись паузой, обратилась к
   дочери: - Ты валишься в кресло, словно пьяный мужик. Как так
   можно - не представляю!
   - С кем болтаешь? - Сима отделалась вопросом на вопрос.
   - С Америкой.
   - Да ну! - искренне удивилась дочь. - И что
   же это означает?
   Но мать только отмахнулась от нее - на том конце провода вновь взяли трубку.
   - Да, я понимаю и полностью поддерживаю. Уверена, что для девочки так будет гораздо лучше, но, думаю, необходимо еще немного подождать. Да, постреактивная астения. Поймите, дело тут не в билете первого класса, а в том, что она просто с трудом перенесет полет. Да, к тому же органика: она мне говорила, что у нее бывали проблемы из-за частых авиаперелетов. Но вы, как психиатр, просто обрисуйте общую картину, не сгущая красок, и объясните, что скоро она сможет с ней увидеться. Нет, я уже все сказала и лучше не стоит... - Марина Алексеевна с досадой покачала головой и сказала, обращаясь уже к Симе: - Начинается.
   Сима жестом спросила, можно ли включить громкую связь, на что мать гордо фыркнула.
   Но громкой связи не потребовалось. Женщина на другом конце провода кричала так, что, казалось, ее было слышно даже за пределами кабинета.
   - Вы не понимаете, я хочу видеть дочь! Я так виновата
   перед ней, так виновата! - Голос срывался на визг, а потом перешел
   в рыдание. - Поймите, я недавно потеряла мужа. Ваш звонок окончательно выбил меня из колеи. Вы ведь тоже мать, поймите, мне нужно ее видеть!
   - В чем же дело, вы можете приехать к ней в любое время, - сухо сказала Марина Алексеевна.
   - Нет-нет, - вскричала женщина, - все это очень долго,
   вы понимаете, оформление документов, виза. И потом, мне нужно уладить
   дела с наследством, ну это, конечно, не главное. Но мне же придется
   платить за курс реабилитационной терапии в хорошей клинике и за консультации частных врачей, а все это слишком дорого. Но я ничего не пожалею для моей девочки! - Из трубки доносились рыдания. - Нельзя ли устроить все это как можно скорее?
   - Думаю, что нет. Мы довольно долго разговаривали с психиатром, который будет наблюдать вашу дочь в Штатах, он вам все объяснит. Засим всего хорошего и до свидания, у меня очень напряженная работа. - Марина Алексеевна выслушала слова благодарности и с облегчением повесила трубку.
   - Я была у Алены, - без предисловий обратилась к ней Симка. - Слушай, мать, она прекрасно выглядит. Похоже, девочка пошла на поправку?
   - Да, сейчас я думаю, что это было скорее реактивное состояние.
   Марина Алексеевна достала из письменного стола новую пачку сигарет.
   - Мам, я все равно мало что понимаю из того, что ты говоришь.
   Меня интересует, что же с ней будет дальше? Куда вы собиратесь ее
   выписывать, если вообще собираетесь? Отец умер, псевдотетка Эвелина
   слиняла за бугор...
   - Серафима, ты взрослая женщина, к тому же следователь, а
   выражаешься, как пятнадцатилетний подросток.
   - Мама, но я же не матерюсь!
   - И что, я тебе за это спасибо должна сказать? - Марина
   Алексеевна щелкнула зажигалкой. - Слышала эту истеричную дамочку, с которой я только что разговаривала?
   - Ну.
   - Не нукай - не запрягла! Так вот, эта женщина
   мать Алены, и она хочет забрать ее к себе в Штаты. Кроме того,
   я уже пообщалась с врачом, который будет ее там наблюдать.
   Мне показалось, что он очень квалифицированный специалист, кстати,
   из семьи русских эмигрантов. Теперь осталось только оформить все бумаги и немного подождать.
   - Мам, а ты думаешь, с этой, с позволения сказать, мамашей в Штатах Алене будет лучше? - спросила Симка, с ужасом вспоминая ночные рассказы Алены о ее взаимоотношениях с матерью.
   - Ей будет и легче, и лучше, - тоном, не допускающим возражения, сказала Марина Алексеевна и, уже не обращая внимания на дочь, стала рыться в каких-то бумагах.
   Сима, вначале решившая обидеться, внезапно передумала и, наспех пробормотав что-то про неотложные дела, поспешно вышла из кабинета.
   Возвращаясь в город на электричке, она успокаивала свою взбудораженную совесть материнской фразой: "Ей будет и легче, и лучше".
   * * *
   Марина Алексеевна в последнее время была озабочена ремонтом отделения. В их и так заваленную всяким хламом небольшую квартирку переехали горы книг, журналов, какие-то картины и маленькие ярко раскрашенные скульптурки, сделанные больными из их клиники. Поделки из хлебного мякиша были расцвечены в ядовитые цвета. Как и у покойной Анны, собиравшей рисунки своих пациентов, у Марины была целая коллекция забавных фигурок: чертиков, дракончиков, сказочных персонажей, выполненных руками больных. Но, слава богу, ремонт закончился, и можно было переезжать обратно.
   - Симуля, ты не поможешь мне разобрать книги? - попросила ее Марина. - У нас накопилось столько макулатуры, которую мы напокупали за последнее время, что, по-моему, пора от нее избавиться. Хочу отвезти на работу - пусть больные читают.
   - Нет проблем, - ответила Сима и взялась ей помогать.
   - Кстати, ты не видела те книги и рисунки, которые я взяла из квартиры Анны?
   - Нет, - безразлично пожала плечами Сима.
   Зачем они мне?
   - Ладно, найдутся, просто хотела унести все сразу.
   Когда почти все было закончено, Марина, вдруг вспомнив о чем-то, принесла из кухни табурет и, встав на него, начала что-то искать на антресолях.
   - Фу, какая тут пылища! - Марина недовольно чихнула. - Послушай, ты не видела такой большой коричневый конверт? Уверена, что я положила его именно сюда. Сима, ты меня слушаешь? Ты здесь ничего не брала?
   - Ну почему, когда ты что-нибудь теряешь, всегда виновата я?
   Не брала я твой конверт, не брала! - возмутилась Сима. - А что за ценная вещь была там?
   - Вещи Анны. - Захлопнув дверцы, Марина слезла
   с табурета и устало села на него. - После ее смерти я взяла кое-что из ее квартиры себе на память. Книги, фотографии, рисунки ее больных. Ты ведь помнишь, Анна их коллекционировала. Ничего ценного, просто память... Не понимаю, кому они могли понадобиться?
   - Да никому. Скорее всего ты просто забыла, куда
   их засунула.
   - Ну я же не слабоумная! - разозлилась Марина.
   Я никогда ничего не забываю.
   - Ну, мамочка, кому как не тебе лучше других известно,
   что рано или поздно все случается в первый раз, - не удержалась от колкости Сима.
   - Ну ладно, заканчивай. Пойдем обедать.
   На кухне Марина быстро нарезала крупными ломтиками огурцы,
   помидоры, лук, сбрызнула их маслом. Пока она готовила салат, на сковороде шипело мясо. "Только бы не пережарить", - думала Марина, поминутно поворачиваясь к плите. Нельзя сказать, чтобы Марина была очень умелой кулинаркой, но некоторые блюда удавались ей на славу. Сегодня утром она, специально встав пораньше, сходила на рынок и купила яркие красные помидоры, покрытые капельками воды маленькие пупырчатые огурчики и большой пучок ароматной зелени. В мясном ряду она выбрала кусок нежно-розовой с прожилками сахарно-белого жира свиной шейки. Напоследок она купила торт "Вацлавский", так любимый ее девочкой. Марина надеялась хоть чем-то ее побаловать.
   Зайдя на кухню, Сима не удержалась от возгласа:
   - Ой, мамуля, ты у меня все-таки отменная хозяйка!
   Марина понимала, что Сима льстит ей, но все равно было приятно.
   - А теперь сюрприз! - Мать вытащила из холодильника большую белую коробку. - Твой любимый, "Вацлавский".
   Симка вяло ковырялась в торте - аппетита не было совершенно, но не хотелось обижать мать, - чувствуя, что в душе поселилась какая-то тревога. С одной стороны, теперь уже не приходилось ни о чем беспокоиться: Алена улетела в Америку вместе с матерью, которая все-таки приехала за ней в Москву, Инка со Снегиревым переживали бурный роман, а в ее собственном доме воцарилось непродолжительное перемирие после очередного скандала.
   Однако Сима не испытывала никакого удовлетворения. Лето
   кончалось, а ее так и не отпустили в отпуск. А если бы даже и отпустили,
   она все равно бы не знала, где его провести. Ее первое дело, за которое
   она так билась, наконец закончено. Убийцей оказался Станислав. Выяснилось,
   что еще в детстве у него стали проявляться садистские наклонности.
   Но Сима чувствовала - что-то осталось за кадром, какой-то второй план. Не все звенья в этой цепочке сошлись, и ее это мучило. Непонятно, с какой целью лгала Эвелина насчет своего родства с Голубевыми. Но мало ли зачем ей это было нужно - догадки к делу не подошьешь. Эвелина очень хорошо знала Алениного отчима и была с ним как-то связана, но что из этого следовало - непонятно. Все эти размышления оставляли у Симы ощущение, что за всеми этими фактами что-то стоит, что-то объединяет их и может помочь ответить на все вопросы. Но дело было закончено и передано в суд.
   Неожиданно раздался пронзительный телефонный звонок.
   - Я подойду, - сказала Марина Алексеевна.
   Это тебя, - добавила она через секунду. - Кажется, Снегирев.
   Сима удивленно подняла брови и взяла трубку.
   - Отдыхаешь? - вместо приветствия, как обычно
   ехидно, поинтересовался он.
   - Ну.
   - Хочешь хорошую новость?
   - Давай, - вяло согласилась Симка, чувствуя,
   что ничего хорошего от Снегирева ждать не приходится.
   - Может, сама догадаешься? - продолжал изгаляться он.
   - Неужели вы с Соколовской решили наконец узаконить свои отношения?
   чувствуя некоторое удовольствие от собственной язвительности, полюбопытствовала
   Серафима.
   Володька смущенно засопел, а потом огрызнулся:
   - Не волнуйся, если что - на свадьбу пригласить не забудем.
   Но ты на ней потусоваться не спеши, поскольку впереди у тебя большая работа.
   - Какая? - обрадовалась Симка.
   Ей казалось, что она уже засиделась без дела и попросту изводит себя всяческими сомнениями и угрызениями совести. По опыту она знала, что лучшего средства от меланхолии, чем работа, вовек не найти.
   - Поздравляю вас, Серафима Григорьевна, - неожиданно официальным тоном заявил Володька.
   - С чем? - поинтересовалась она.
   - Вам поручается новое дело об убийстве...
   ГЛАВА 22
   Фиджи, 1999 год
   Утром за Мохаммедом прилетел вертолет. Эвелина стояла у открытого окна, глядя, как темная точка вертолета уменьшается, а затем и вовсе исчезает. Ей было тоскливо и одиноко. Единственное, что она понимала, - ей необходимо найти те самые карты урановых месторождений. От этого зависела ее жизнь. Мохаммед не врал - они оба в смертельной опасности.
   Но что же делать, что делать? Виктор, Анна, они умерли.
   Умерли из-за нее... И из-за этих чертовых карт. Сначала все казалось таким легким, таким простым. Что же делать теперь, она просто не знала. Полдня Эвелина бродила по спальне, непричесанная и неодетая. Служанка-полинезийка приготовила ей завтрак, но Эвелина отказалась. Ей казалось, что жизнь кончилась и что она умрет здесь, на этом затерянном крошечном островке в Тихом океане. Несколько раз она снимала трубку спутникового телефона, но тут же бросала ее. Звонить было некому. Эвелина раскинула колоду Таро, с которой никогда не расставалась. Но выпала белая карта - знак того, что будущее закрыто для прочтения и что предпочтительно прекратить гадание. Но Эвелина упрямо повторила расклад. Опять выпала та же карта, которая к тому же могла предвещать смерть. Эвелина убрала карты и попыталась расслабиться. Она была слишком взвинчена, чтобы заниматься гаданием. Это требовало не замутненного эмоциями состояния, чистоты ауры и бесстрастности. Эвелина достала хрустальный шар и зажгла свечи. Она долго вглядывалась в его поверхность, но, кроме размытого темного облачка в центре, ничего не увидела. Она пальцами погасила огонь свечи, не ощущая при этом боли. "Думай, Эвелина, думай", - внушала она себе, лежа на разобранной постели. Тем более она знала,