– Вот, несу подполковнику.
   – Самоубийство?
   – Бесспорное. А у Семенова какие результаты?
   – Обещал вот-вот закончить экспертизу. Не знаю, чём обрадует.
   Когда Медников и Антон вошли в кабинет подполковника, остальные участники оперативной группы находились уже там. Семенов внимательно сличал какие-то дактилоскопические отпечатки, крупно увеличенные на снимках. Слава Голубев любопытствующе заглядывал ему через плечо. Следователь Петя Лимакин, устало откинувшись на спинку стула, переговаривался с подполковником.
   Едва взглянув на подполковника, Антон понял, что Гладышев только что получил какие-то важные сведения, однако выкладывать их не торопится. Придвинув к Медникову коробку «Казбека», подполковник обвел всех взглядом, как будто хотел сказать: «Ну, что молчите? Докладывайте, у кого что есть». Медников неторопливо закурил и, прокашлявшись после первой затяжки, зачитал заключение медицинской экспертизы.
   Наступило молчание. Подполковник посмотрел на Семенова:
   – А что эксперт-криминалист скажет?
   Семенов поднялся, протянул подполковнику фотоснимки дактилоскопических отпечатков.
   – Любопытная деталь обнаружена. На пустой поллитровке и четушке из кухни Крохиных имеются отпечатки пальцев, идентичные отпечаткам на бутылке, пахнущей ацетоном, найденной у трупа старика на полустанке.
   Все удивленно переглянулись. Даже Петя Лимакин шевельнулся, привстал и почти по-детски удивился:
   – Выходит, однорукий и там, и там был?!.
   – Выходит, так, – подтвердил Семенов.
   – Действительно, любопытно!… – воскликнул следователь и, словно спохватившись, заговорил усталым голосом: – Кстати, у нас есть сведения, что Крохин спекулировал водкой… Запасался ею и продавал по четыре-пять рублей за бутылку, когда магазины прекращали торговлю спиртным.
   Антон вспомнил секретер в доме Крохина, заполненный поллитровками и четвертинками с водкой, и решил, что сведения прокуратуры не лишены достоверности – вряд ли экономный Станислав Яковлевич решил тратиться на попойку, связанную с новосельем.
   Подполковник посмотрел на следователя.
   – Это не делает Крохину чести, – сказал он и, показав снимки Семенову, спросил: – Не его пальчики?
   Эксперт-криминалист отрицательно повел головой:
   – Эти нет.
   – А другие?…
   – Среди других отпечатков, оставленных на поллитровке и четушке, есть и отпечатки Крохина. Он хозяин дома, мог переставлять бутылки или угощать гостей… – Семенов помолчал. – Оперативникам могу дать еще интересную деталь. На цементной пыли возле тайника Крохина удалось сфотографировать отпечаток подошвы сапога сорок третьего размера, очень похожий на следы с рисунком «елочкой», оставленные на проселочной дороге неподалеку от места обнаружения трупа старика. Уточняю: отпечатки сапог Крохина ничего общего с обнаруженными не имеют, хотя Крохин тоже носит обувь сорок третьего размера.
   – Вот если бы вы, товарищ капитан, сказали, что украдено из тайника… – сделав ударение на слове «что», проговорил Антон.
   – Могу только сказать, что в тайнике находились какие-то очень старые бумаги, – быстро ответил Семенов. – Это показывает анализ пыли.
   – Не деньги? – спросил Слава Голубев.
   – Нет. Деньги печатаются на особой бумаге, мельчайшие частицы которой при анализе легко определить.
   Подполковник посмотрел на Антона;
   – Однорукого заготовителя разыскали?
   – Никак нет. Удалось лишь установить, что он из соседнего района. Всем участковым инспекторам своевременно был передан словесный портрет, но заготовитель как в воду канул.
   – Может, его действительно уже в живых нет, – хмуро обронил подполковник. – Оперативней крутиться надо, товарищи оперативники. Поднимайте на ноги не только сотрудников милиции, но и общественность.
   Подполковник взял со стола несколько исписанных небольших листков и, заглядывая в них, заговорил снова:
   – Информцентр прислал ответ на наш запрос. После этого я заказывал телефонный разговор, кое-что уточнил…
   Все присутствующие насторожились. Говорил Гладышев неторопливо, суховато-казенным языком, каким обычно пишутся служебные бумаги.
   По дактилоскопической карте, которую капитан Семенов сделал, сняв отпечатки пальцев умершего старика, было установлено, что отпечатки принадлежат Калаганову Роману Романовичу, ориентировочно 1900 – 1905 года рождения, первый раз осужденному в 1946 году Тираспольским городским судом за крупную контрабанду, связанную с убийством сотрудника таможни, и приговоренному к десяти годам лишения свободы. После зачтения приговора Калаганов заявил судьям, что знает тайну исчезновения драгоценностей богатого сибирского купца Кухтерина. Выговаривая себе двадцать пять процентов, полагающихся при открытии клада, и полную амнистию, он утверждал, что может найти эти драгоценности и тем самым передать государству более двадцати миллионов рублей. В качестве подтверждения о том, что исчезновение купеческих драгоценностей не выдумка, Калаганов назвал номер уголовного дела, которое якобы было заведено сыскным отделением томской губернской полиции.
   Заявлению был дан ход, однако уголовного дела под этим номером в томских архивах не обнаружили, хотя в реестре этот номер числился, с пояснением «Кухтеринские бриллианты». Калаганова вызвали для беседы, но он вдруг заявил, что в молодости слышал историю ограбления купца и сочинил все от скуки.
   Во время отбытия наказания Калаганов трижды совершал побеги. Каждый раз был задержан и приговорен к дополнительным срокам наказания. В один из побегов, в 1960 году, его задержали в Томске. Стараясь смягчить свою вину, он заявил следователю, что совершил побег с единственной целью – найти бывшего полицейского сыщика, который знает, где зарыты кухтеринские драгоценности, и передать его в руки правосудия. Фамилию сыщика Калаганов вспомнить не мог, назвал лишь его прозвище «Якуня-Ваня». Такое объяснение Калаганова посчитали абсурдом, и к уже солидному своему сроку он получил еще 5 лет. Из мест заключения освободился только в июле месяце прошлого года и, не получив паспорта, исчез в неизвестном направлении…
   Подполковника слушали внимательно, не перебивая ни единым замечанием. Едва он замолчал, Антон быстро спросил Голубева:
   – Слава, как фамилия заготовителя?
   – Калаганов Виктор Романович. Инвалид Отечественной войны, участник партизанского движения на Украине.
   – А этот Роман Романович…
   – Или братья, или отец с сыном, – вставил в разговор Борис Медников.
   – Судя по возрасту, скорее всего, братья, – Антон повернулся к эксперту-криминалисту. – Подтверждается кухтеринская легенда, товарищ капитан!
   – Что за легенда? – подполковник нахмурился.
   Антон сжато стал рассказывать о золотом перстне, привезенном сегодня утром Птицыным, и о своем разговоре с капитаном Семеновым. Когда он замолчал, подполковник посмотрел на эксперта:
   – Действительно был такой купец?
   – Не только купец, но и Якуня-Ваня действительно был, – вдруг ответил Семенов и вроде бы смутился под уставившимися на него взглядами. – Во всяком случае, когда я работал участковым милиции в Томске, мне доводилось встречаться со старичком, носившим такое прозвище. Было в то время ему… лет под шестьдесят. Сравнительно невысокий, седенький. Вместо трости ходил всегда с тоненькой деревянной рейкой. Большей частью прогуливался в районе пассажирской пристани, хотя жил где-то в противоположной стороне города. Был он вроде бы как не совсем психически здоров. Помню, при встрече с сотрудником милиции всегда отдавал честь и начинал рассказывать, как в октябре тысяча девятьсот девятнадцатого года близ станции Тайга колчаковцы заставили его ночью зарыть двадцать шесть ящиков с золотом. Всех, принимавших участие в захоронении клада, расстреляли, а он отделался раной, вылез из могилы и остался жив. Интересно, что рассказ этот он повторял буквально слово в слово и с одинаковой интонацией голоса.
   – И куда же этот… Якуня-Ваня делся? – спросил подполковник.
   – Затрудняюсь сказать. Исчез как-то совершенно незаметно.
   – Слушайте! Дорогие товарищи… – Борис Медников торопливо взял из коробки на столе подполковника папиросу и впопыхах сунул ее в рот обратным концом. Выплюнув табак, поморщился и, не прикуривая, заговорил: – О колчаковском золоте я совсем недавно читал в каком-то журнале. Подробностей не помню, но смысл… Словом, один гражданин из Эстонии утверждает, что его родственник видел, как были зарыты в землю где-то неподалеку от сибирской железнодорожной станции Тайга двадцать шесть ящиков с золотом. Однако найти их пока не удалось. Интересно то…
   – Ты лучше вспомни о золоте Наполеона, якобы затопленном на дне Симлевского озера, или сокровищах гробницы Тутанхамона. О них тоже писали в журналах, – съязвил следователь Лимакин.
   – Не перебивай, – незлобно огрызнулся Медников. – Я говорю, интересно то, что совпадают и количество ящиков, и место захоронения, и время…
   – А я слышал, будто колчаковское золото зарыто в нашем районе, где-то у поселка Горный, – сказал Слава Голубев.
   – Слышать – одно, прочитать – другое. Журналы, как правило, непроверенных слухов не печатают…
   Все оживленно включились в разговор о кладах. Лишь Антон Бирюков сидел с отсутствующим выражением лица, как будто обсуждаемое его совершенно не интересовало. Что явилось импульсом к неожиданно возникшей у Антона догадке, после он и сам объяснить не мог. Может быть, совпадение отчества и фамилии Калагановых, может, ассоциация «Якуни-Вани» с «Яковом Иванычем» – полицейским следователем, подарившим деду Матвею фарфоровые чашки с жар-птицами, может, кухтеринский золотой перстень с вензелем «АК», оказавшийся у врача-стоматолога Крохина, может, что-то другое… Но, что бы там ни было, а вот именно сейчас, в кабинете подполковника, когда все увлеклись разговором о кладоискательстве, Антону показалось, что он уловил взаимосвязь между давним ограблением купца и происшествиями, случившимися в районе за последние дни.
   Догадка поначалу показалась невероятной, почти абсурдной, однако, чем напряженнее Антон развивал ее, тем больше его охватывало волнение. Выстраивая цепочку взаимосвязанных поступков людей, он вдруг понял, что может объяснить и логически обосновать эти поступки. Если бы его спросили, он без всяких сомнений объяснил бы: причину бесплодности обыска полицейскими дома Гайдамаковых; отчего молодая вдова трактирщика, дожив до глубокой старости в одиночестве, не покинула Березовку; почему поселился в райцентре и увлекся подводной охотой в Потеряевом озере выпускник Томского мединститута Станислав Крохин и почему, ни раньше, ни позже, а именно теперь появились в районе однофамильцы Калагановы, жизнь одного из которых загадочно оборвалась у костра возле небольшого железнодорожного полустанка…
   Больше того, Антону показалось, что он знает, какие бумаги хранились в тайнике Крохина и кому они понадобились. Не поддавалась пока убедительному объяснению лишь связь самоубийства Крохиной с кухтеринскими драгоценностями.
   Из сосредоточенной задумчивости Антона вывел вопрос подполковника Гладышева:
   – А что по этому поводу скажет дорабатывающий у нас последние дни старший инспектор Бирюков?…
   Антон растерянным взглядом обвел присутствующих, затем виновато посмотрел на Гладышева и ни с того ни с сего быстро проговорил:
   – Товарищ подполковник, мне нужно срочно ехать
   в Березовку.
   Брови подполковника удивленно вздрогнули.
   – Бирюков мысленно давно в областном угрозыске, – пошутил Борис Медников, раздавливая в пепельнице окурок папиросы.
   – Мне очень срочно надо быть в Березовке, – повторил Антон. – Боюсь, что завтра будет поздно.
   Подполковник, как и Медников, похоже, хотел отпустить какую-то шутку, но вместо этого еще раз шевельнул бровями и лаконично спросил:
   – Причина?…
   – Очень уважительная, сейчас постараюсь вам объяснить. Пусть только Голубев с нами останется… – заторопился Антон.



20. Острое сокровищ


   Антон проверил прочность весла, принесенного откуда-то из кустов Димкой, внимательно оглядел лодку, покачал ее с борта на борт, пробуя, не опрокинется ли ветхая посудина, и заставил мальчишек вычерпать из лодки скопившуюся воду, усыпанную блестками рыбьей чешуи. Сергей прислонил к березе свою неизменную берданку и по очереди с Димкой они принялись за работу. Воды скопилось совсем немного. Минут через десять лодка была готова к отплытию. Антон сел на корму. Сергей согнал с переднего сиденья усевшегося было Димку и, укладывая на коленях ружье, храбро заявил:
   – В случае перестрелки отсюда удобней будет палить.
   – Я тебе запалю! – строго предупредил Антон. – И вообще, зачем ты взял эту кочергу?
   Мальчишка обиделся:
   – Мы ведь тебе говорили, что на острове кто-то стрелял, да и… может, рябчик попадется.
   Отправлять брата домой, чтобы унести ружье, было некогда, и Антон оттолкнулся веслом от берега. Лодка заметно осела, но плыть на ней было вполне безопасно. Спину слегка пригревало неяркое сентябрьское солнце. От воды несло прохладой и едва уловимым запахом озерной тишины Тишину нарушали отдаленное гудение трактора, редкие крики кружащихся над озером голодных чибисов да бульканье воды под веслом. Остров приближался податливо, и минут через двадцать лодка уткнулась в него носом.
   Вслед за Антоном мальчишки, озираясь по сторонам, поднялись на обрыв и подошли к тому месту, где прошлый раз жгли костер.
   – Вы разбросали? – спросил Антон, показывая на валяющиеся но сторонам от пепелища черные головешки.
   Мальчишки, стараясь не проронить ни звука, отрицательно закрутили головами.
   Антон наклонился и внимательно стал разглядывать землю. Сергей с Димкой, словно ищейки, тоже припали к земле, но, кроме вмятин, оставленных прошлый раз их ногами, ничего не увидели. Ветерок едва слышно шелестел в тальниковых кустах, тоненько попискивала как будто заблудившаяся синица. Оглядев кострище, Антон, глядя под ноги, неторопливо пошел вдоль берега. Димка локтем толкнул Сергея, прошептал:
   – Видишь, как у Антона карман пиджака распух? Я нарочно до него дотрагивался – пистолет там.
   – По-твоему, он голыми руками стрелявшего должен брать? – тоже шепотом спросил Сергей.
   – Да, нет… Я к тому говорю, что дело серьезное.
   – По пустякам бы Антон не приехал…
   Увидев, как Антон направился в тальники, мальчишки потянулись за ним, стараясь глядеть под ноги, чтобы не пропустить след. За тальниковыми зарослями открылся широкий луг с небольшими березовыми колками. К одному из них тянулась полоска примятой травы, словно туда прошел человек. Трава доходила чуть ли не до пояса, поэтому след в ней сохранялся долго.
   – Подождите здесь, – повернувшись к мальчишкам, сказал Антон и, приглядываясь к колку, тихо пошел по примятой полосе.
   Сергей тут же сорвал с плеча ружье, торопливо полез в карман за патроном. Второпях чуть было не сунул в патронник пустую гильзу, сердито сплюнув, заменил ее заряженным патроном и передернул затвор. Димка, как завороженный, смотрел в спину удаляющегося Антона.
   Неожиданно, словно гром с ясного неба, совсем рядом гулко ударил выстрел. Ничего не успев сообразить, Димка, как подкошенный, ткнулся носом в землю. Слабо откликнулось эхо, несколько раз испуганно чивикнула синица, и наступила страшная тишина.
   Нарушил ее сердитый голос Антона:
   – Разряди кочергу!…
   – Она сама разрядилась, – ответил виноватым голосом Сергей.
   Димка, втянув голову в плечи, осторожно высунулся из травы – Сергей сокрушенно разглядывал берданку.
   – Вот техника… – оправдывался он, – чуть забудешь поставить на предохранитель, она уже палит.
   Антон стоял рядом с ним. Погрозив пальцем, строго приказал:
   – Чтобы больше не заряжал!
   Из березового колка, к которому тянулся след, не доносилось ни звука. Антон махнул мальчишкам рукой, чтобы следовали за ним, и решительно зашагал через луг.
   Колок выделялся среди других, пожалуй, только тем, что на его опушке топорщила голые сучья поваленная и обожженная грозой береза. За толстым ее комлем серело небольшое круглое пятно золы от костра. Зола была размыта дождем и засохла.
   Сергей, взяв ружье наизготовку, подошел к молоденькой березке, за которой громоздилась куча догнивающего бурелома. Вдруг он подозвал Антона с Димкой, ткнул стволом ружья в папоротник и тихо проговорил:
   – Смотрите, вроде вход в избушку…
   Под буреломом действительно виднелась перекошенная старая дверь с массивными ржавыми петлями, крепящими ее к трухлявому косяку. Судя по затоптанному папоротнику, дверь пытались открыть, но, не добившись успеха, сделали проще – выломали гнилые доски. Антон долго приглядывался к двери, раздвигал руками папоротник, видимо, стараясь найти следы, но следов не было. Тогда он осторожно пролез в пролом.
   Это была давно заброшенная охотничья избушка, наполовину врытая в.землю и от времени почти сравнявшаяся с нею. Те несколько рядов бревен, из которых были срублены стены, заметно взялись гнилью, поросли древесным грибком. В нескольких местах потолок обвалился. Сквозь единственное, в высоту толщины бревна, продолговатое оконце, густо заросшее снаружи папоротником, слабо пробивался дневной свет. У одной из стен – развалившийся стол из толстых горбыльных плах, у другой – разбросанные гнилушки, оставшиеся от широких нар. Возле двери – вросшая в землю печка-голландка с проржавевшим боком и поваленной набок трубой.
   Пригнувшись, Антон подошел к столу, неосторожно задел торчащую с потолка жердь. Она слабо хрустнула, и сверху, чуть не придавив, обвалился большой, поросший травою ком земли. В образовавшуюся дыру брызнул холодноватый луч света. В избушке стало светлее, и у самой стены, на месте нар, Антон увидел отрытый из-под земли большой сундук, окованный узкими, вконец проржавевшими полосками жести. Вокруг сундука валялось полусгнившее тряпье, остатки, похоже, соболиной шубы, старомодных женских ботинок, клочья горностаевых шкурок, огромный тюк гнилого сукна. На разрытой земле виднелись отчетливые отпечатки крупных сапог с подошвой рисунком «в елочку». В избушке над сундуком держался стойкий запах гнили.
   Антон поднял одну из тряпок – это оказались остатки черного женского платья, расшитого на груди мелким разноцветным бисером. Судя по не успевшей слежаться земле, тайник был разрыт совсем недавно. И разрывали его ночью – в яме валялся фонарь «Летучая мышь» и лопата со сломанным черенком. Антон буквально на четвереньках оглядел место раскола, но, кроме уже перечисленного гнилья, ничего не обнаружил.
   – Что тут, а?… – словно сговорившись, враз спросили заглядывающие в избушку мальчишки.
   – Гнилье одно, – хмуро ответил Антон, и мальчишкам показалось, что он сегодня не в духе, как будто недоволен собою.
   – Бриллианты здесь? – прошептал Сергей.
   – Держи карман шире, – совсем уже грубо буркнул Антон.

 
   Возвращались к берегу молча. Лишь один раз мальчишки перебросились между собою фразами. Непоседливый Сергей, оглянувшись на березовый колок, многозначительно проговорил:
   – Как на острове сокровищ…
   – Только сокровищ нет – одно гнилье, – холодно добавил Димка.
   Когда вышли из тальника на берег, Антон спросил Сергея:
   – Где кости под водою видел?
   Сергей показал на поросшую кувшинками заводь за песчаной косой, и все сразу свернули туда. Шагая по отлогому спуску, Антон наступил на что-то твердое. Нагнувшись, поднял с песка ржавую подкову. Разглядывая ее, подумал, что в старину, когда ямщицкие обозы ездили между Березовкой и Ярским через озеро по льду, лучший въезд на остров трудно было подыскать. Зимняя дорога наверняка проходила по косе, и найденная подкова оказалась здесь, на прибрежном песке, вовсе не случайно.
   Внимательно разглядев следы ластов, показанные мальчишками, Антон задумчиво посмотрел на заводь. Крупные, почти с человеческий кулак, кувшинки желтели среди широких листьев. У березовского берега они были значительно меньше. «Грунт здесь питательнее, что ли?…» – подумал Антон и решительно стал раздеваться. Оставшись в одних плавках, осторожно пошел в воду.
   У берега вода резанула холодом, но чем больше увеличивалась глубина, тем становилось теплее. Зайдя в воду по грудь, Антон оттолкнулся ногами от дна и нырнул. Хотя с непривычки смотреть под водою было трудно, но усыпанное мелким ракушечником песчаное дно просматривалось хорошо. Песчаный ракушечник кончился обрывистым уступом, и Антон неподалеку разглядел длинные стебли кувшинок, тянущиеся кверху из травянистого ила. Чуть подальше расплывчато белели какие-то пятна. Антон почти у самого дна подплыл к одному из них и почти вплотную увидел оскаленные зубы лошадиного черепа, наполовину затянутого илом.
   Вынырнув на поверхность, отдышался, набрал полные легкие свежего воздуха и нырнул снова… На этот раз удалось разглядеть торчащие из ила крупные лошадиные ребра и опрокинутые, почерневшие от долгого пребывания в воде, сани-розвальни, из-под которых наполовину высунулся человеческий скелет с отвалившимся черепом. Возле саней дно было усыпано осколками фарфоровой посуды. Осторожно, чтобы не– взмутить ил, Антон поднял один из осколков, поднес его к самым глазам и отчетливо разглядел яркую китайскую жар-птицу…
   Он нырял еще много раз. Почти в самой глубине заводи отыскал еще одни затопленные сани и скелеты лошадей вперемешку с человеческими костями. Отыскал взломанный пустой ящик из-под посуды, несколько пустых, неизвестно из-под чего, жестянок и даже совершенно неожиданно возле одной из них подобрал старинный серебряный рубль, но больше ничего в заводи не было. Возле саней во многих местах в иле остались широкие расплывшиеся вмятины. Антон догадался, что это следы человека, обутого в ласты, и с отчаянием понял, что искать здесь нечего.
   Одевался он торопливо, лязгая от холода зубами. Подбежавшие к нему мальчишки наперебой стали рассказывать, что нашли за косой глинистый берег, на котором остался причальный след лодки и следы человека в сапогах. Антон прошел за мальчишками к этому месту и убедился, что отпечаток подошвы «в елочку» тот самый, что и в охотничьей избушке. Сергей начал было рассказывать, как они с Димкой в то туманное утро, когда поймали щуку с серебряным рублем, догадались, что мужчина плавал на остров, но Антон не стал его слушать. Заставив мальчишек. вычерпывать из лодки воду, он поднялся на обрыв, к пепелищу костра.
   Занявшись делом, мальчишки вполголоса стали обсуждать, кто, кроме них, побывал на острове и чей они слышали выстрел, когда их встретила Гайдамачиха.
   – Сергей!… – неожиданно крикнул с берега Антон, – Пересчитай-ка патроны от своего самопала…
   – Я уже считал! – быстро ответил тот. – Вроде, одного не хватает.
   Антон спустился с обрыва к лодке. Бросив Сергею раздутую ружейную гильзу, спросил:
   – Твой калибр?
   Мальчишки удивленно уставились на гильзу.
   – Мой… Как он сюда попал?
   – Обронили в прошлый раз у костра, порох в патроне вспыхнул… Вот он и пальнул.
   – Это все ты! – набросился Сергей на Димку. – Когда щуку пристреливал. Помнишь?
   – Сам не мог сообразить, сколько осталось заряженных патронов, – огрызнулся Димка.
   – Я вместо заряженного пустой посчитал.
   – Надо было смотреть. Тоже, как паровоз, соображаешь…
   – Хватит! – оборвал мальчишек Антон.
   Всю обратную дорогу мальчишки оживленно перешептывались, изредка поглядывая на Антона, который, сильно загребая веслом, сидел насупившись, как будто переживал какую-то свою крупную ошибку и неизвестно за что злился на мальчишек.
   В эту ночь Антон дома не ночевал. Заявился он лишь на рассвете промерзший, усталый и злой. Повесив у порога мокрый плащ, долго стаскивал такие же мокрые сапоги. Разувшись, прошел на кухню, где уже суетилась мать, ни слова не говоря, сел за стол, уперся в него локтями и опустил на сжатые кулаки голову.
   – Где ты был, сынок? – с упреком спросила Полина Владимировна.
   – Где был, там уже меня нет, – отчужденно проговорил он, сильно потер ладонями ввалившиеся от бессонной ночи щеки и тут же, словно извиняясь, попросил: – Ты, мам, разбуди меня через пару часиков. Обещал Гале Терехиной зайти в школу, встретиться с ее учениками.



21. Встреча со следопытами


   Появление Антона Бирюкова в Березовской школе вызвало настоящий переполох. Преподаватели буквально засыпали вопросами своего бывшего ученика, а мальчишки и девчонки из кружка следопытов смотрели на него такими глазами, как будто перед ними был взаправдашний Шерлок Холмс из прославленных конандойлевских книжек.
   Поначалу, когда исторический кабинет до отказа набился следопытами, Антон чуточку смутился от пристально нацеленных на него глаз, но быстро взял себя в руки. Поначалу рассказал о том, насколько богата событиями история Березовки, как мужественно сражались березовцы за установление Советской власти, как погибали, порою, безвестные герои, и насколько полезна и ответственна задача юных следопытов, чтобы воскресить в памяти людской их незаслуженно забытые имена. Разговорившись, Антон почти не заметил, как пролетел урок. Увлеченные его рассказом следопыты тоже оживились лишь тогда, когда Галина Васильевна Терехина объявила: