Антон сразу вспомнил Торчкова. Сомнений почти не оставалось. Торчков с «заготовителем» начали выпивать в доме Крохина. Значит, Крохин знает этого «заготовителя» и может оказать помощь в его розыске.
– Высокий, помнится, еще вроде ковер занес в дом, – продолжала рассказывать женщина, – в простыню завернутый.
– Он однорукий, этот высокий? – спросил Антон.
– Да нет, вроде… – женщина задумалась, добавила уверенно: – Нет, обе руки у него на месте были.
Тогда Антон попросил женщину пройти в мезонин и посмотреть лежащий на диван-кровати завернутый в простыню сверток, который он видел вчера, – не его ли заносил в дом высокий мужчина? Женщина охотно согласилась. Однако никакого свертка в мезонине уже не было.
Возвратившись с Антоном в рабочий кабинет Крохина, женщина высказала предположение, что Крохины вчера крупно поругались. Было это утром, когда почтальонка только что разнесла газеты. В соседней усадьбе было слышно, как Мария Степановна кричала на мужа и всячески его обзывала.
Вспоминая усталое, как будто заплаканное лицо Крохиной, измятую районку на веранде, Антон попытался построить логическую связь и задумчиво посмотрел в окно. Поймал он себя на мысли, что вначале увидел Крохина, растерянно глядящего на свой дом с улицы, а уж после – стоящую рядом с ним темно-зеленую новенькую автомашину «Жигули» с привязанными на ее крыше бамбуковыми удилищами. Одет Крохин был, как и вчера, в спортивное трико с белыми лампасами на брюках, но вместо шлепанцев на его ногах теперь были большие резиновые сапоги с широкими раструбами завернутых голенищ.
– Вот и хозяин приехал, – повернувшись к прокурору, сказал Антон.
Во дворе, словно выстрел, хлопнула калитка. Крохин буквально ворвался в дом. Запыхавшийся, красный от возмущения, он, не поздоровавшись, набросился на присутствующих:
– Что здесь происходит?! Кто позволил?!
– Проводится обыск, Станислав Яковлевич, – спокойным голосом ответил прокурор. – Хорошо, что вы приехали.
– Кто вам позволил?! – Крохин всем корпусом повернулся к прокурору, как будто хотел броситься в драку. Он вроде бы задохнулся, несколько раз глотнул ртом воздух и, с трудом приходя в себя, все еще возмущенно заторопился: – Знаю, что вы прокурор района, что имеете право, до… Как можно без хозяина шариться в его доме?!. Я не преступник, чтобы подвергаться такому унижению…
– Ваша жена сегодня ночью покончила с собой, – перебил прокурор. – Она повесилась.
Крохин замер с полуоткрытым ртом, бессмысленным диким взглядом обвел присутствующих.
– Этого не может быть… – шепотом проговорил он.
– Труп только что увезли в морг.
Лицо Крохина стало бледнеть. Он схватился за ворот трикотажной рубашки, медленно качнулся на бок и вдруг со всех ног ринулся к кухне. Антон со следователем бросились за ним. Крохин одним махом пролетел крутую лестницу, ведущую вниз, рванул крышку подпола и словно провалился в люк. Тотчас оттуда послышался короткий сдавленный крик. Когда подбежавшие Антон и следователь заглянули в люк, Станислав Яковлевич без сознания лежал у тайника.
Прибежавший следом Медников быстро спустился в подпол и склонился над Крохиным. По его просьбе женщины-понятые быстро принесли воды. Поначалу Антону показалось, что Станислав Яковлевич симулирует обморок, но чем дольше с ним возился Медников, тем лицо Бориса становилось серьезней. И Антон понял: обморок настоящий. Приведя Крохина в сознание, Медников попросил связаться по рации из оперативной машины с дежурным по райотделу и вызвать повторно машину «Скорой помощи».
Через узкий люк Крохина с трудом подняли из подполья. Придерживаемый с двух сторон Медниковым и следователем, Станислав Яковлевич, медленно переставляя ноги, стал подниматься из кухонного коридора по лестнице в залу. Антон, идя позади, машинально разглядывал его большие резиновые сапоги, перепачканные засохшими лишаями зеленоватой озерной тины и слюденистыми крапинками рыбьей чешуи.
– Высокий, помнится, еще вроде ковер занес в дом, – продолжала рассказывать женщина, – в простыню завернутый.
– Он однорукий, этот высокий? – спросил Антон.
– Да нет, вроде… – женщина задумалась, добавила уверенно: – Нет, обе руки у него на месте были.
Тогда Антон попросил женщину пройти в мезонин и посмотреть лежащий на диван-кровати завернутый в простыню сверток, который он видел вчера, – не его ли заносил в дом высокий мужчина? Женщина охотно согласилась. Однако никакого свертка в мезонине уже не было.
Возвратившись с Антоном в рабочий кабинет Крохина, женщина высказала предположение, что Крохины вчера крупно поругались. Было это утром, когда почтальонка только что разнесла газеты. В соседней усадьбе было слышно, как Мария Степановна кричала на мужа и всячески его обзывала.
Вспоминая усталое, как будто заплаканное лицо Крохиной, измятую районку на веранде, Антон попытался построить логическую связь и задумчиво посмотрел в окно. Поймал он себя на мысли, что вначале увидел Крохина, растерянно глядящего на свой дом с улицы, а уж после – стоящую рядом с ним темно-зеленую новенькую автомашину «Жигули» с привязанными на ее крыше бамбуковыми удилищами. Одет Крохин был, как и вчера, в спортивное трико с белыми лампасами на брюках, но вместо шлепанцев на его ногах теперь были большие резиновые сапоги с широкими раструбами завернутых голенищ.
– Вот и хозяин приехал, – повернувшись к прокурору, сказал Антон.
Во дворе, словно выстрел, хлопнула калитка. Крохин буквально ворвался в дом. Запыхавшийся, красный от возмущения, он, не поздоровавшись, набросился на присутствующих:
– Что здесь происходит?! Кто позволил?!
– Проводится обыск, Станислав Яковлевич, – спокойным голосом ответил прокурор. – Хорошо, что вы приехали.
– Кто вам позволил?! – Крохин всем корпусом повернулся к прокурору, как будто хотел броситься в драку. Он вроде бы задохнулся, несколько раз глотнул ртом воздух и, с трудом приходя в себя, все еще возмущенно заторопился: – Знаю, что вы прокурор района, что имеете право, до… Как можно без хозяина шариться в его доме?!. Я не преступник, чтобы подвергаться такому унижению…
– Ваша жена сегодня ночью покончила с собой, – перебил прокурор. – Она повесилась.
Крохин замер с полуоткрытым ртом, бессмысленным диким взглядом обвел присутствующих.
– Этого не может быть… – шепотом проговорил он.
– Труп только что увезли в морг.
Лицо Крохина стало бледнеть. Он схватился за ворот трикотажной рубашки, медленно качнулся на бок и вдруг со всех ног ринулся к кухне. Антон со следователем бросились за ним. Крохин одним махом пролетел крутую лестницу, ведущую вниз, рванул крышку подпола и словно провалился в люк. Тотчас оттуда послышался короткий сдавленный крик. Когда подбежавшие Антон и следователь заглянули в люк, Станислав Яковлевич без сознания лежал у тайника.
Прибежавший следом Медников быстро спустился в подпол и склонился над Крохиным. По его просьбе женщины-понятые быстро принесли воды. Поначалу Антону показалось, что Станислав Яковлевич симулирует обморок, но чем дольше с ним возился Медников, тем лицо Бориса становилось серьезней. И Антон понял: обморок настоящий. Приведя Крохина в сознание, Медников попросил связаться по рации из оперативной машины с дежурным по райотделу и вызвать повторно машину «Скорой помощи».
Через узкий люк Крохина с трудом подняли из подполья. Придерживаемый с двух сторон Медниковым и следователем, Станислав Яковлевич, медленно переставляя ноги, стал подниматься из кухонного коридора по лестнице в залу. Антон, идя позади, машинально разглядывал его большие резиновые сапоги, перепачканные засохшими лишаями зеленоватой озерной тины и слюденистыми крапинками рыбьей чешуи.
13. Человек с доска Почета
От Крохина Бирюков решил идти пешком. Прокурор со следователем заканчивали формальности, связанные с обыском, и ждать их не было смысла. Возле районного Дома культуры белобрысый подросток и усатый седой старик, похожий на художника-профессионала, заменяли старые фотографии на районной доске Почета новыми.
– Веня, милок, ну смотри, что ты учудил… – миролюбиво выговаривал седой усач подростку. – Всех украинцев в один ряд собрал. Будто по ранжиру выстроил: Приходько, Галушко, Бондаренко. Ну-ка помешай их с другими национальностями. Да за направлением взгляда на портретах следи. Те, что глядят в объектив, они всегда на зрителя будут глядеть, а вот другие… С другими, милок, думать надо, чтобы в центр смотрели. Возьми, к примеру, Птицына… Видишь, какой героический парень с медалями! А куда он у тебя смотрит?… Отвернулся от всех. Ну-ка помести его между Галушкой и Бондаренкой…
Антон остановился возле доски Почета и стал разглядывать крупный, застекленный в красивую раму портрет передового механизатора из Ярского. Показалось, будто задиристый чубатый Птицын с усмешечкой щурит с портрета глаза и собирается подмигнуть: ловко, мол, надул я корреспондента-очкарика с мотоциклом!
Совершенно неожиданно на Антона навалилось острое чувство досады за то, что очень уж безропотно поддался уговору подполковника и отложил поездку к новому месту работы, в Новосибирск. Тогда казалось, что совместно с Голубевым дело отравившегося ацетоном старика можно будет свернуть буквально в несколько дней, а теперь вот, как по извечному закону пакости, свалилось новое дельце – самоубийство Крохиной. И, судя по всему, самоубийство это не простое, придется с ним повозиться. Сразу же в голове один за другим закрутились вопросы: из-за чего вчера произошел между Крохиными скандал? Почему и куда Крохин вчера так поспешно уехал? Что хранилось у него в тайнике?… Действительно ли Торчков и «заготовитель» выпивали в четверг на той неделе у Крохина?… Отчего соседка Крохиных заявила, что у высокого обе руки?… Куда девался завернутый в простыню сверток, похожий на ковер, который вчера лежал на диван-кровати в мезонине?… Что было в этом свертке?…
Вопросов набиралось бесконечное количество, и ни на один из них Антон ответить не мог. Сейчас он походил на студента, вытянувшего на экзаменах совершенно незнакомый билет. Проходя мимо «Соснового бора», со злостью решил зайти в кафе и перекусить – время обеда давно уже миновало. Заказал окрошку, котлету и стакан кефира. Окрошка показалась пресной. Хлебнув пару ложек, отодвинул тарелку и раздавил вилкой котлету. Котлета тоже не лезла в горло. Выпив кефир и оставив на столе почти нетронутую еду, заторопился в райотдел.
Подполковник Гладышев сидел в кабинете один, сосредоточенно изучал какие-то документы. Он кивнул Бирюкову и показал на стул возле своего стола. Положил на стол документы, заинтересованно спросил:
– Что на Береговой? В самом деле самоубийство?
Антон сжато рассказал о результатах выезда на происшествие. Подполковник задумчиво разглядывал мундштук дымящейся папиросы– Когда Антон замолчал, спросил:
– Как Крохина на работе характеризуется? Не узнавал?
– Очень положительно.
– М-да… – Гладышев затушил окурок в пепельнице. – Положительная служебная характеристика, к сожалению, еще не избавляет человека от психического заболевания. А может быть, предстоящий стыд перед разоблачением махинации с лотерейным билетом толкнул ее в петлю.
– Кстати, товарищ подполковник, – вставил Антон. – Позвоните в Ярское Чернышеву. Я утром просил его направить ко мне механизатора Птицына. Он обещал, но Птицына до сих пор нет, и наш дежурный говорит, что он не появлялся в райотделе.
Подполковник снял телефонную трубку и стал набирать номер председателя Ярского колхоза. Чернышев ответил быстро. Разговор состоялся недолгий. Подполковник сослался на сильную занятость, узнав необходимое, попрощался с Чернышевым и, положив трубку, задумчиво сказал:
– Птицын через полчаса после твоего телефонного разговора с Чернышевым на собственном мотоцикле выехал к нам.
– Куда же он делся? От Ярского не больше двух часов езды до райцентра, а уж полдня прошло.
Гладышев пожал плечами и стал уточнять детали, связанные с лотерейным билетом и самоубийством Крохиной. Когда разговор был исчерпан и Антон собрался было уйти от подполковника, зазвонил телефон. Гладышев снял трубку, ответил и посмотрел на Антона.
– Бирюков?… Уже около часу у меня сидит… – сказал он. – Птицын появился? Направь ко мне.
Через минуту обитая дерматином дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел крепко сложенный плечистый парень с лихим, будто у казака чубом, густо закрывающим правую половину лба. Бирюков сразу узнал его по фотографии на районной доске Почета, хотя вместо черного костюма с медалями в этот раз на Птицыне была синтетическая коричневая куртка с замком-»молнией». Покручивая в правой руке за ремешок защитный шлем и водительские очки, парень улыбчиво прищурился и сказал:
– Птицын я, из Ярского. Вызывали?
Подполковник кивнул головою, показал на стул:
– Проходите.
Парень посмотрел на свои запыленные сапоги. Осторожно, стараясь не наступить на ковровую дорожку, прошел к стулу, положил возле него на пол очки со шлемом и сел.
– Что так долго ехали, товарищ Птицын? спросил подполковник. – Заезжали куда-то?
– Заднее колесо, как на грех, спустило. Хорошо, запаска с собою была, а то вообще бы сегодня не доехал до райцентра. – Птицын расстегнул на куртке «молнию», опять прищурился. – Умудрился на шоссейке гвоздь в покрышку поймать.
– На своем мотоцикле ехали?
Парень утвердительно тряхнул чубом. Подполковник помолчал, переложил на столе бумаги и спросил:
– Догадываетесь, по какому поводу вас пригласили?
Птицын пожал плечами:
– Утром председатель колхоза встретил в конторе, говорит: «Срочно поезжай в районную милицию к товарищу Бирюкову». А я этого товарища во сне никогда не видел.
– Можете наяву познакомиться, – подполковник показал на Антона. – Старший инспектор уголовного розыска Бирюков.
Птицын расплылся в улыбке:
– Очень приятно. Зачем это я вам понадобился, товарищ Бирюков?
– Из автоинспекции к нам сигнал поступил, – осторожно начал Антон. – При регистрации нового мотоцикла вы предъявили на него документы комиссионного магазина. Так?…
– Так. Ну и что?… В комиссионках разве нельзя покупать?
– Можно. Но… у вас совершенно новый мотоцикл…
– А зачем бы я его старый стал покупать? – не дал договорить Птицын.
– Почему новенький «Урал» оказался в комиссионном магазине?
– Я почем знаю. Продавцы сказали, чудик один по лотерее выиграл и сдал на комиссию.
– Сколько вы за него заплатили?
– Полторы тысячи. Точнее, тысячу пятьсот сорок. Рубль в рубль по прейскурантной стоимости.
– Кто вам подсказал, что в комиссионном магазине новый «Урал» продается?
– Подскажут! Держи карман шире. Просто повезло мне. Случайно зашел в магазин и глазам не поверил. Моментом смотался в сберкассу, полторы тысячи снял и увел из комиссионки «Урал» с колясочкой. – Птицын покосился на телефон. – Не верите, можете позвонить в сберкассу. Там точно скажут, что полторы тысячи снял с книжки.
Настала пора перевести разговор к лотерейному билету, и Антон спросил:
– Для чего вы пустили слух, что выиграли мотоцикл?
– В газетке прочитали?
– Не только. В Ярском вовсю об этом говорят.
Птицын искренне засмеялся:
– Случайно такую утку пустил по деревне.
– Как это понимать? – строго спросил подполковник.
– Очень просто понимайте, – как ни в чем не бывало проговорил Птицын, – Когда, значит, привез мотоцикл, стою с ним у своего дома. Подходит Витька Столбов – тракторист из нашего колхоза. В прошлом году он раньше меня записался в сельпо в очередь на «Урал», и до сих пор его очередь еще не подошла. Ну, значит, стоим толкуем. Я ему говорю, что случайно в комиссионке купил. Он не верит. Не заливай, мол, Америку… Подкатывается дед Слышка – старик у нас, в Ярском, один есть – болтун, каких мир не видал. Подкатывается и тоже, будто ему до зарезу такая техника требуется: «Лешка! Где, слышь-ка, такую новенькую мотоциклу добыл?» Надоело мне Столбова убеждать, а тут еще этот липнет. «Выиграл, – говорю, – Кузьмич, по трехпроцентному займу». Старик глазами хлопнул, ноги – в руки и понес по деревне хлеще сарафанного радио: «Лешка-то Птицын, слышь-ка, мотоциклу с люлькой выиграл». Утром уже вся деревня знала. – Птицын замолчал, усмехнулся. – Честно говоря, если бы кто мне историю с комиссионкой рассказал, тоже бы не поверил. Случайность всегда на правду не похожа.
– В газету вас тоже случайно сфотографировали? – спросил Антон.
На бесшабашном лице Птицына появилось что-то вроде смущения. Он потупился, но ответил уверенно:
– С газетой очкастый фотограф виноват. Я ему, как деду Слышке, тоже про трехпроцентный заем говорил. Он вроде понял, а вчера гляжу в газете – мама родная!… Запузырил все-таки очкастик карточку, а в придачу к ней и утку мою в печатном виде выдал, – Птицын виновато посмотрел Антону в глаза. – Вы, наверное, из-за этого и решили, что жулик я?…
– Жуликом вас никто не считает, – сказал Антон. – Напротив, только хорошее о вас слышал, да и портрет ваш сегодня видел на районной доске Почета, у Дома культуры.
– Хорошо получился? – почти с детским любопытством спросил Птицын.
– Геройски.
– Надо будет заехать поглядеть.
– Заезжайте поглядите. – Бирюков чуть подумал и вернулся к прерванному разговору: – Так вот, корреспондент несколько не так о мотоцикле рассказывает.
– У него что, память девичья?! – возмутился Птицын. – Пойдемте в редакцию, разберемся.
– Сейчас мы его сюда пригласим, – сказал подполковник, снимая телефонную трубку.
Фотокорреспондент появился быстро. С неизменным фотоаппаратом через плечо, он робко вошел в кабинет, поздоровался.
– Здорово, друг! – с ходу наплыл на него Птицын. – Ты чего это уголовному розыску бочку на меня катишь?…
– Какую бочку? – корреспондент поправил очки, придерживая фотоаппарат, сел на краешек стула. – Ничего я на вас не качу.
– Я говорил, чтобы карточку в газете не печатал?
– Ну, говорили.
– Зачем напечатал?
– Вы же сказали, что выиграли мотоцикл…
– По трехпроцентному займу, да?
– Ну, по трехпроцентному.
– Кто же по нему выигрывает мотоциклы, человек ты – два уха!
– Я думал, вы пошутили.
– Пошутил?… Нашел клоуна!… – Птицын загорячился. – Мой портрет на районной доске Почета висит, а ты меня в клоуны производишь! Прочитают люди вранье и подумают, что передовой механизатор трепач.
– Ну, мы поправку дадим, – робко защитился корреспондент.
– Нужна мне твоя поправка, как дизельному трактору карбюратор! Люди будут надо мной смеяться, а я что в свое оправдание скажу?… Читайте продолжение. Так, по-твоему?
– Спокойнее, Птицын! – одернул подполковник. Птицын резко повернулся к нему.
– Как тут быть спокойным, товарищ начальник милиции? Он же, значит, на весь район меня оскандалил! Уголовный розыск и тот зацепился, а я передовик…
– Этого никто у вас не отнимает, – поморщившись, словно от зубной боли, сказал Антон – слишком нескромно подчеркивал Птицын свои производственные успехи, и у Антона внезапно появилась к нему неприязнь. – В уголовный розыск вас вызвали не из-за того, что газета напечатала снимок.
– Из-за чего же? – насторожился Птицын.
– Сейчас узнаете.
Антон отпустил фотокорреспондента и стал выяснять, знаком ли Птицын со Станиславом Яковлевичем Крохиным – врачом-стоматологом районной больницы. Передовой механизатор удивленно пучил глаза и ни под каким соусом знакомства не признавал. Так ничего не добившись, Антон с еще большей неприязнью закончил беседу и отпустил Птицына. Птицын поднял с пола шлем и очки, подошел к двери и, как будто назло Антону, с улыбкой заявил:
– Поеду сейчас к доске Почета, на свой портрет погляжу.
Антон, нахмурившись, промолчал. Как только закрылась дверь, он спросил Гладышева:
– Как вам, товарищ подполковник, понравился человек с доски Почета?
– Откровенно говоря, мне такие люди симпатичны. У них каша во рту не стынет, – Гладышев закурил. – А тебе, смотрю, он не понравился.
Антон смущенно кашлянул, словно его уличили в предвзятом мнении, сказал:
– Выложил бы Птицын сейчас всю правду о мотоцикле, я тоже бы стал ему симпатизировать.
– Не веришь, что было так, как он рассказал?
– Не верю, товарищ подполковник.
– Птицын, кстати, подметил, что случайность всегда на правду не похожа.
– Все равно не верю. Чтобы Крохин понес убыток на комиссионных… Нет, Николай Сергеевич, этого не может быть хотя бы потому…
– Что этого не может быть никогда, – шутливо вставил подполковник и тут же добавил: – Жизнь, дорогой мой, действительно полна случайностей, не похожих на правду.
– Вы, Николай Сергеевич, не знаете Крохина.
– В прошлом году у него зубы лечил, – прежним тоном сказал Гладышев и задумался. – Случайность… случайность… Надо, конечно, проверить, не является ли она формой проявления необходимости. Слишком белыми нитками, конечно, шита вся эта история с комиссионным магазином. Но Крохин не настолько наивен… Значит, какой вывод следует сделать?… – И сам же ответил: – Кто-то перепутал карты Крохина, здорово перепутал!… Кто?…
– Будем искать.
Подполковник достал из коробки «Казбека» папиросу, долго разминал ее в пальцах и вдруг спросил:
– Где у нас сегодня Голубев?
– С утра ушел в заготконтору, пытается на след однорукого заготовителя выйти, – ответил Антон и попросил: – Николай Сергеевич, позвоните заведующему сберкассой. Сколько Птицын снял со сберкнижки денег на покупку мотоцикла?
Гладышев снял телефонную трубку. Дождался, пока заведующий выполнит просьбу, поблагодарил его и сообщил Антону:
– Птицын снял со своего счета ровно полторы тысячи. Говоря его словами, рубль в рубль,
– Веня, милок, ну смотри, что ты учудил… – миролюбиво выговаривал седой усач подростку. – Всех украинцев в один ряд собрал. Будто по ранжиру выстроил: Приходько, Галушко, Бондаренко. Ну-ка помешай их с другими национальностями. Да за направлением взгляда на портретах следи. Те, что глядят в объектив, они всегда на зрителя будут глядеть, а вот другие… С другими, милок, думать надо, чтобы в центр смотрели. Возьми, к примеру, Птицына… Видишь, какой героический парень с медалями! А куда он у тебя смотрит?… Отвернулся от всех. Ну-ка помести его между Галушкой и Бондаренкой…
Антон остановился возле доски Почета и стал разглядывать крупный, застекленный в красивую раму портрет передового механизатора из Ярского. Показалось, будто задиристый чубатый Птицын с усмешечкой щурит с портрета глаза и собирается подмигнуть: ловко, мол, надул я корреспондента-очкарика с мотоциклом!
Совершенно неожиданно на Антона навалилось острое чувство досады за то, что очень уж безропотно поддался уговору подполковника и отложил поездку к новому месту работы, в Новосибирск. Тогда казалось, что совместно с Голубевым дело отравившегося ацетоном старика можно будет свернуть буквально в несколько дней, а теперь вот, как по извечному закону пакости, свалилось новое дельце – самоубийство Крохиной. И, судя по всему, самоубийство это не простое, придется с ним повозиться. Сразу же в голове один за другим закрутились вопросы: из-за чего вчера произошел между Крохиными скандал? Почему и куда Крохин вчера так поспешно уехал? Что хранилось у него в тайнике?… Действительно ли Торчков и «заготовитель» выпивали в четверг на той неделе у Крохина?… Отчего соседка Крохиных заявила, что у высокого обе руки?… Куда девался завернутый в простыню сверток, похожий на ковер, который вчера лежал на диван-кровати в мезонине?… Что было в этом свертке?…
Вопросов набиралось бесконечное количество, и ни на один из них Антон ответить не мог. Сейчас он походил на студента, вытянувшего на экзаменах совершенно незнакомый билет. Проходя мимо «Соснового бора», со злостью решил зайти в кафе и перекусить – время обеда давно уже миновало. Заказал окрошку, котлету и стакан кефира. Окрошка показалась пресной. Хлебнув пару ложек, отодвинул тарелку и раздавил вилкой котлету. Котлета тоже не лезла в горло. Выпив кефир и оставив на столе почти нетронутую еду, заторопился в райотдел.
Подполковник Гладышев сидел в кабинете один, сосредоточенно изучал какие-то документы. Он кивнул Бирюкову и показал на стул возле своего стола. Положил на стол документы, заинтересованно спросил:
– Что на Береговой? В самом деле самоубийство?
Антон сжато рассказал о результатах выезда на происшествие. Подполковник задумчиво разглядывал мундштук дымящейся папиросы– Когда Антон замолчал, спросил:
– Как Крохина на работе характеризуется? Не узнавал?
– Очень положительно.
– М-да… – Гладышев затушил окурок в пепельнице. – Положительная служебная характеристика, к сожалению, еще не избавляет человека от психического заболевания. А может быть, предстоящий стыд перед разоблачением махинации с лотерейным билетом толкнул ее в петлю.
– Кстати, товарищ подполковник, – вставил Антон. – Позвоните в Ярское Чернышеву. Я утром просил его направить ко мне механизатора Птицына. Он обещал, но Птицына до сих пор нет, и наш дежурный говорит, что он не появлялся в райотделе.
Подполковник снял телефонную трубку и стал набирать номер председателя Ярского колхоза. Чернышев ответил быстро. Разговор состоялся недолгий. Подполковник сослался на сильную занятость, узнав необходимое, попрощался с Чернышевым и, положив трубку, задумчиво сказал:
– Птицын через полчаса после твоего телефонного разговора с Чернышевым на собственном мотоцикле выехал к нам.
– Куда же он делся? От Ярского не больше двух часов езды до райцентра, а уж полдня прошло.
Гладышев пожал плечами и стал уточнять детали, связанные с лотерейным билетом и самоубийством Крохиной. Когда разговор был исчерпан и Антон собрался было уйти от подполковника, зазвонил телефон. Гладышев снял трубку, ответил и посмотрел на Антона.
– Бирюков?… Уже около часу у меня сидит… – сказал он. – Птицын появился? Направь ко мне.
Через минуту обитая дерматином дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел крепко сложенный плечистый парень с лихим, будто у казака чубом, густо закрывающим правую половину лба. Бирюков сразу узнал его по фотографии на районной доске Почета, хотя вместо черного костюма с медалями в этот раз на Птицыне была синтетическая коричневая куртка с замком-»молнией». Покручивая в правой руке за ремешок защитный шлем и водительские очки, парень улыбчиво прищурился и сказал:
– Птицын я, из Ярского. Вызывали?
Подполковник кивнул головою, показал на стул:
– Проходите.
Парень посмотрел на свои запыленные сапоги. Осторожно, стараясь не наступить на ковровую дорожку, прошел к стулу, положил возле него на пол очки со шлемом и сел.
– Что так долго ехали, товарищ Птицын? спросил подполковник. – Заезжали куда-то?
– Заднее колесо, как на грех, спустило. Хорошо, запаска с собою была, а то вообще бы сегодня не доехал до райцентра. – Птицын расстегнул на куртке «молнию», опять прищурился. – Умудрился на шоссейке гвоздь в покрышку поймать.
– На своем мотоцикле ехали?
Парень утвердительно тряхнул чубом. Подполковник помолчал, переложил на столе бумаги и спросил:
– Догадываетесь, по какому поводу вас пригласили?
Птицын пожал плечами:
– Утром председатель колхоза встретил в конторе, говорит: «Срочно поезжай в районную милицию к товарищу Бирюкову». А я этого товарища во сне никогда не видел.
– Можете наяву познакомиться, – подполковник показал на Антона. – Старший инспектор уголовного розыска Бирюков.
Птицын расплылся в улыбке:
– Очень приятно. Зачем это я вам понадобился, товарищ Бирюков?
– Из автоинспекции к нам сигнал поступил, – осторожно начал Антон. – При регистрации нового мотоцикла вы предъявили на него документы комиссионного магазина. Так?…
– Так. Ну и что?… В комиссионках разве нельзя покупать?
– Можно. Но… у вас совершенно новый мотоцикл…
– А зачем бы я его старый стал покупать? – не дал договорить Птицын.
– Почему новенький «Урал» оказался в комиссионном магазине?
– Я почем знаю. Продавцы сказали, чудик один по лотерее выиграл и сдал на комиссию.
– Сколько вы за него заплатили?
– Полторы тысячи. Точнее, тысячу пятьсот сорок. Рубль в рубль по прейскурантной стоимости.
– Кто вам подсказал, что в комиссионном магазине новый «Урал» продается?
– Подскажут! Держи карман шире. Просто повезло мне. Случайно зашел в магазин и глазам не поверил. Моментом смотался в сберкассу, полторы тысячи снял и увел из комиссионки «Урал» с колясочкой. – Птицын покосился на телефон. – Не верите, можете позвонить в сберкассу. Там точно скажут, что полторы тысячи снял с книжки.
Настала пора перевести разговор к лотерейному билету, и Антон спросил:
– Для чего вы пустили слух, что выиграли мотоцикл?
– В газетке прочитали?
– Не только. В Ярском вовсю об этом говорят.
Птицын искренне засмеялся:
– Случайно такую утку пустил по деревне.
– Как это понимать? – строго спросил подполковник.
– Очень просто понимайте, – как ни в чем не бывало проговорил Птицын, – Когда, значит, привез мотоцикл, стою с ним у своего дома. Подходит Витька Столбов – тракторист из нашего колхоза. В прошлом году он раньше меня записался в сельпо в очередь на «Урал», и до сих пор его очередь еще не подошла. Ну, значит, стоим толкуем. Я ему говорю, что случайно в комиссионке купил. Он не верит. Не заливай, мол, Америку… Подкатывается дед Слышка – старик у нас, в Ярском, один есть – болтун, каких мир не видал. Подкатывается и тоже, будто ему до зарезу такая техника требуется: «Лешка! Где, слышь-ка, такую новенькую мотоциклу добыл?» Надоело мне Столбова убеждать, а тут еще этот липнет. «Выиграл, – говорю, – Кузьмич, по трехпроцентному займу». Старик глазами хлопнул, ноги – в руки и понес по деревне хлеще сарафанного радио: «Лешка-то Птицын, слышь-ка, мотоциклу с люлькой выиграл». Утром уже вся деревня знала. – Птицын замолчал, усмехнулся. – Честно говоря, если бы кто мне историю с комиссионкой рассказал, тоже бы не поверил. Случайность всегда на правду не похожа.
– В газету вас тоже случайно сфотографировали? – спросил Антон.
На бесшабашном лице Птицына появилось что-то вроде смущения. Он потупился, но ответил уверенно:
– С газетой очкастый фотограф виноват. Я ему, как деду Слышке, тоже про трехпроцентный заем говорил. Он вроде понял, а вчера гляжу в газете – мама родная!… Запузырил все-таки очкастик карточку, а в придачу к ней и утку мою в печатном виде выдал, – Птицын виновато посмотрел Антону в глаза. – Вы, наверное, из-за этого и решили, что жулик я?…
– Жуликом вас никто не считает, – сказал Антон. – Напротив, только хорошее о вас слышал, да и портрет ваш сегодня видел на районной доске Почета, у Дома культуры.
– Хорошо получился? – почти с детским любопытством спросил Птицын.
– Геройски.
– Надо будет заехать поглядеть.
– Заезжайте поглядите. – Бирюков чуть подумал и вернулся к прерванному разговору: – Так вот, корреспондент несколько не так о мотоцикле рассказывает.
– У него что, память девичья?! – возмутился Птицын. – Пойдемте в редакцию, разберемся.
– Сейчас мы его сюда пригласим, – сказал подполковник, снимая телефонную трубку.
Фотокорреспондент появился быстро. С неизменным фотоаппаратом через плечо, он робко вошел в кабинет, поздоровался.
– Здорово, друг! – с ходу наплыл на него Птицын. – Ты чего это уголовному розыску бочку на меня катишь?…
– Какую бочку? – корреспондент поправил очки, придерживая фотоаппарат, сел на краешек стула. – Ничего я на вас не качу.
– Я говорил, чтобы карточку в газете не печатал?
– Ну, говорили.
– Зачем напечатал?
– Вы же сказали, что выиграли мотоцикл…
– По трехпроцентному займу, да?
– Ну, по трехпроцентному.
– Кто же по нему выигрывает мотоциклы, человек ты – два уха!
– Я думал, вы пошутили.
– Пошутил?… Нашел клоуна!… – Птицын загорячился. – Мой портрет на районной доске Почета висит, а ты меня в клоуны производишь! Прочитают люди вранье и подумают, что передовой механизатор трепач.
– Ну, мы поправку дадим, – робко защитился корреспондент.
– Нужна мне твоя поправка, как дизельному трактору карбюратор! Люди будут надо мной смеяться, а я что в свое оправдание скажу?… Читайте продолжение. Так, по-твоему?
– Спокойнее, Птицын! – одернул подполковник. Птицын резко повернулся к нему.
– Как тут быть спокойным, товарищ начальник милиции? Он же, значит, на весь район меня оскандалил! Уголовный розыск и тот зацепился, а я передовик…
– Этого никто у вас не отнимает, – поморщившись, словно от зубной боли, сказал Антон – слишком нескромно подчеркивал Птицын свои производственные успехи, и у Антона внезапно появилась к нему неприязнь. – В уголовный розыск вас вызвали не из-за того, что газета напечатала снимок.
– Из-за чего же? – насторожился Птицын.
– Сейчас узнаете.
Антон отпустил фотокорреспондента и стал выяснять, знаком ли Птицын со Станиславом Яковлевичем Крохиным – врачом-стоматологом районной больницы. Передовой механизатор удивленно пучил глаза и ни под каким соусом знакомства не признавал. Так ничего не добившись, Антон с еще большей неприязнью закончил беседу и отпустил Птицына. Птицын поднял с пола шлем и очки, подошел к двери и, как будто назло Антону, с улыбкой заявил:
– Поеду сейчас к доске Почета, на свой портрет погляжу.
Антон, нахмурившись, промолчал. Как только закрылась дверь, он спросил Гладышева:
– Как вам, товарищ подполковник, понравился человек с доски Почета?
– Откровенно говоря, мне такие люди симпатичны. У них каша во рту не стынет, – Гладышев закурил. – А тебе, смотрю, он не понравился.
Антон смущенно кашлянул, словно его уличили в предвзятом мнении, сказал:
– Выложил бы Птицын сейчас всю правду о мотоцикле, я тоже бы стал ему симпатизировать.
– Не веришь, что было так, как он рассказал?
– Не верю, товарищ подполковник.
– Птицын, кстати, подметил, что случайность всегда на правду не похожа.
– Все равно не верю. Чтобы Крохин понес убыток на комиссионных… Нет, Николай Сергеевич, этого не может быть хотя бы потому…
– Что этого не может быть никогда, – шутливо вставил подполковник и тут же добавил: – Жизнь, дорогой мой, действительно полна случайностей, не похожих на правду.
– Вы, Николай Сергеевич, не знаете Крохина.
– В прошлом году у него зубы лечил, – прежним тоном сказал Гладышев и задумался. – Случайность… случайность… Надо, конечно, проверить, не является ли она формой проявления необходимости. Слишком белыми нитками, конечно, шита вся эта история с комиссионным магазином. Но Крохин не настолько наивен… Значит, какой вывод следует сделать?… – И сам же ответил: – Кто-то перепутал карты Крохина, здорово перепутал!… Кто?…
– Будем искать.
Подполковник достал из коробки «Казбека» папиросу, долго разминал ее в пальцах и вдруг спросил:
– Где у нас сегодня Голубев?
– С утра ушел в заготконтору, пытается на след однорукого заготовителя выйти, – ответил Антон и попросил: – Николай Сергеевич, позвоните заведующему сберкассой. Сколько Птицын снял со сберкнижки денег на покупку мотоцикла?
Гладышев снял телефонную трубку. Дождался, пока заведующий выполнит просьбу, поблагодарил его и сообщил Антону:
– Птицын снял со своего счета ровно полторы тысячи. Говоря его словами, рубль в рубль,
14. Утро вечера мудренее
К директору заготконторы Слава Голубев пришел как нельзя кстати. Коллектив районных заготовителей проваливал выполнение квартального плана, и по такому, далеко не приятному, случаю перед началом рабочего дня было созвано общее собрание. Его участники, не успев разойтись и разъехаться, еще бурно обсуждали принятое решение, когда Слава появился в заготконторе и попросил директора собрать тех из заготовителей, которые ездят по селам на лошадях. Через несколько минут в директорском кабинете собралось пятеро мужчин предпенсионного и даже сверх того возраста.
– Это все? – удивился Голубев.
– Нас мало, но мы в тельняшках, – пошутил самый молодой, по виду, из заготовителей с крупной татуировкой якоря на правой руке.
– Уже около года не можем полностью штат укомплектовать, – сказал директор. – Не идут нынче в заготовители.
– Дураков не стало, – опять заговорил тот, что с якорем. – Месяц уродуешься, как папа Карла, мотаешься по деревням, а получка придет – больше ста пятидесяти не выжмешь.
Директор посмотрел на него:
– Тебе, Кларов, грех на заработок жаловаться. Ты и за двести выжимал.
– А как эти двести доставались? – Кларов прищурился. – Когда Яков Степаныч ушел на пенсию, так я, кроме своих сел, стал Ярское да Березовку прихватывать. Ближний круг – почти полета километров!…
От неожиданного успеха Голубев даже чуточку растерялся. Он исподволь пригляделся к говорившему, но Кларов вовсе не походил на того высокого заготовителя, о котором говорил Торчков. Тем более, что обе руки Кларова были в целости и сохранности, крепкие и загорелые.
А Кларов между тем продолжал:
– Сколько уж говорим: давайте нам дефицитные товары, чтобы привлечь сдатчиков. Дали вы хоть раз?… Кукиш с маслом!… Болоньевыми куртками да ширпотребом, какой нам даете, теперь колхозника не заинтересуешь! Возьмите соседний район. Там заготовители своим активным сдатчикам и сервизик могут подбросить, и матерьялы дефицитные, а в обмен на макулатуру книжки хорошие имеются. Школьникам – пионерские, взрослым – про шпионов…
– Дефицитные материалы и книжки про шпионов без нас продадут, – оборвал Кларова директор. – Наше дело собирать сырье и макулатуру. Понятно вам?
Упоминание о книгах заинтересовало Голубева. Вдруг вспомнилось, как березовские следопыты Сергей и Димка хвастались, что за серебряный рубль, найденный в щуке, выменяли у заготовителя жерлицы и мировецкую «Судьбу барабанщика». Не давая разгореться спору, Голубев быстро спросил Кларова:
– Откуда вам известны заготовительные порядки соседнего района?
– Я к ним недавно по обмену опытом работы ездил.
– А в Березовке когда последний раз были?
– В прошлом году, сразу как Яков Степаныч на пенсию ушел. Нынче?… Нет, не был. Нынче мне участок совсем в другой стороне отвели. А сдатчики в Ярском и Березовке активные, народ там крепко живет.
Голубев оглядел остальных заготовителей:
– Из вас тоже никто в этом году в Березовке не был?
Заготовители почти хором ответили отрицательно.
– А из соседнего района не наезжают туда?
– Из соседних лишь Романыч может завернуть в чужой район, – ответил Кларов. – Ему ради плана и сто километров – не круг, а Березовка почти на самой границе районов.
– Как его фамилия»?
– Фамилии не знаю. Первый год у них работает.
– Это с протезом который? – показав на кисть левой руки, с другого конца подошел Слава.
– Да я его ни разу не видел, – Кларов пожал плечами. – Это мужики соседские рассказывали, когда обменивались опытом.
Тоненькая, очень непрочная ниточка появилась у Голубева, но он был искренне рад и этому, как радуется уже было отчаявшийся старатель, перед глазами которого неожиданно сверкнула мизерная крупинка золота – предвестник богатой россыпи. Проговорив еще с полчаса с заготовителями, Слава заторопился к экспедиторам.
Экспедиторы совершенно ничего о заготовителе из соседнего района не знали и посоветовали обратиться к шоферам автолавок – те часто бывают в селах и вполне могли там встретить активиста-соседа. К сожалению, шоферы, с которыми Голубеву удалось переговорить, только разводили руками.
В райотдел Голубев заявился после обеда, усталый, но полный оптимизма – Кларов все-таки дал в его руки ниточку к соседнему району. Дверь Бирюкова была на замке. Слава открыл свой кабинет и сразу же заказал телефонный разговор с директором заготконторы соседнего района, на всякий случай решив при разговоре с ним отрекомендоваться сотрудником райпотребсоюза. Междугородная не вызывала долго. Голубев хотел уж было поторопить телефонистку, но в это время телефон коротко звякнул. Слава схватил трубку и долгое время толком ничего понять не мог.
Звонила из Березовки Галина Васильевна Терехина. Слышимость на сельской АТС всегда была очень слабой, а на этот раз Слава вообще с трудом разобрал, что Терехина разыскивает Бирюкова. Она невнятно стала рассказывать что-то о мальчишках. До Голубева с трудом только-только начал доходить смысл, как разговор прервала междугородная.
Директор соседней заготконторы попался общительный. Он рассказал, что у них действительно есть заготовитель Романыч. Зовут его Виктором, а фамилия Калаганов. Инвалид Отечественной войны, участник партизанского движения на Украине. Да, действительно у него нет левой руки, высокий. Устроился к ним на работу в начале этого года. Работает как? Дай бог всем так работать! План чуть не в два раза перевыполняет.
– Конечно, перевыполнит… – постарался обидеться Голубев. – У наших заготовителей из зубов кусок вырывает.
– Почему у ваших?… – удивился директор.
– Вот так вот. Повадился по нашим селам ездить. Вы его надоумили соседям подножку ставить?
– Первый раз слышу о нарушении конвенции, – попробовал отшутиться директор. – Вот Романыч!… Инициативу проявляет.
– За такую инициативу наказывать надо, – недовольно сказал Слава. – Наши заготовители по его следам впустую ездят.
– Не знаю, что потянуло Романыча в ваш район. У нас своего сырья хватает. Сельчане жалуются, что редко заготовители наезжают. Обещаю прикрыть эту самодеятельность, как только Романыч за товаром появится.
– Когда он должен появиться?
– На прошлой неделе ожидали, но где-то застрял до сих пор. Не к вам ли опять заехал?…
Голубев почему-то вспомнил отравившегося ацетоном старика и вместо ответа спросил:
– Говорят, вы своим заготовителям дефицитные товары даете для привлечения сдатчиков?
– Кое-что подбрасываем.
– Книжки про шпионов?
– Не только. Ковры даже персидские не жалеем, Сервизы посудные. Между прочим, если Романыч по вашему району ездит, то и дефицитные товары вашему населению достаются. А вы изволите недовольство выражать, – директор засмеялся.
– Да нет… Мы вовсе не против, чтобы он по нашим селам ездил, – Голубев решил повернуть разговор по-другому. – Пусть, как говорится, на здоровье ездит. Позвонил не из-за этого. Думал, проходимец какой объявился. А поскольку это ваш передовик труда, ничего против не имеем. У нас сырья хватит, а вот со штатом заготовителей слабовато. Старики на пенсию уходят, молодежь нынче калачом в заготовители не затянешь.
– Это все? – удивился Голубев.
– Нас мало, но мы в тельняшках, – пошутил самый молодой, по виду, из заготовителей с крупной татуировкой якоря на правой руке.
– Уже около года не можем полностью штат укомплектовать, – сказал директор. – Не идут нынче в заготовители.
– Дураков не стало, – опять заговорил тот, что с якорем. – Месяц уродуешься, как папа Карла, мотаешься по деревням, а получка придет – больше ста пятидесяти не выжмешь.
Директор посмотрел на него:
– Тебе, Кларов, грех на заработок жаловаться. Ты и за двести выжимал.
– А как эти двести доставались? – Кларов прищурился. – Когда Яков Степаныч ушел на пенсию, так я, кроме своих сел, стал Ярское да Березовку прихватывать. Ближний круг – почти полета километров!…
От неожиданного успеха Голубев даже чуточку растерялся. Он исподволь пригляделся к говорившему, но Кларов вовсе не походил на того высокого заготовителя, о котором говорил Торчков. Тем более, что обе руки Кларова были в целости и сохранности, крепкие и загорелые.
А Кларов между тем продолжал:
– Сколько уж говорим: давайте нам дефицитные товары, чтобы привлечь сдатчиков. Дали вы хоть раз?… Кукиш с маслом!… Болоньевыми куртками да ширпотребом, какой нам даете, теперь колхозника не заинтересуешь! Возьмите соседний район. Там заготовители своим активным сдатчикам и сервизик могут подбросить, и матерьялы дефицитные, а в обмен на макулатуру книжки хорошие имеются. Школьникам – пионерские, взрослым – про шпионов…
– Дефицитные материалы и книжки про шпионов без нас продадут, – оборвал Кларова директор. – Наше дело собирать сырье и макулатуру. Понятно вам?
Упоминание о книгах заинтересовало Голубева. Вдруг вспомнилось, как березовские следопыты Сергей и Димка хвастались, что за серебряный рубль, найденный в щуке, выменяли у заготовителя жерлицы и мировецкую «Судьбу барабанщика». Не давая разгореться спору, Голубев быстро спросил Кларова:
– Откуда вам известны заготовительные порядки соседнего района?
– Я к ним недавно по обмену опытом работы ездил.
– А в Березовке когда последний раз были?
– В прошлом году, сразу как Яков Степаныч на пенсию ушел. Нынче?… Нет, не был. Нынче мне участок совсем в другой стороне отвели. А сдатчики в Ярском и Березовке активные, народ там крепко живет.
Голубев оглядел остальных заготовителей:
– Из вас тоже никто в этом году в Березовке не был?
Заготовители почти хором ответили отрицательно.
– А из соседнего района не наезжают туда?
– Из соседних лишь Романыч может завернуть в чужой район, – ответил Кларов. – Ему ради плана и сто километров – не круг, а Березовка почти на самой границе районов.
– Как его фамилия»?
– Фамилии не знаю. Первый год у них работает.
– Это с протезом который? – показав на кисть левой руки, с другого конца подошел Слава.
– Да я его ни разу не видел, – Кларов пожал плечами. – Это мужики соседские рассказывали, когда обменивались опытом.
Тоненькая, очень непрочная ниточка появилась у Голубева, но он был искренне рад и этому, как радуется уже было отчаявшийся старатель, перед глазами которого неожиданно сверкнула мизерная крупинка золота – предвестник богатой россыпи. Проговорив еще с полчаса с заготовителями, Слава заторопился к экспедиторам.
Экспедиторы совершенно ничего о заготовителе из соседнего района не знали и посоветовали обратиться к шоферам автолавок – те часто бывают в селах и вполне могли там встретить активиста-соседа. К сожалению, шоферы, с которыми Голубеву удалось переговорить, только разводили руками.
В райотдел Голубев заявился после обеда, усталый, но полный оптимизма – Кларов все-таки дал в его руки ниточку к соседнему району. Дверь Бирюкова была на замке. Слава открыл свой кабинет и сразу же заказал телефонный разговор с директором заготконторы соседнего района, на всякий случай решив при разговоре с ним отрекомендоваться сотрудником райпотребсоюза. Междугородная не вызывала долго. Голубев хотел уж было поторопить телефонистку, но в это время телефон коротко звякнул. Слава схватил трубку и долгое время толком ничего понять не мог.
Звонила из Березовки Галина Васильевна Терехина. Слышимость на сельской АТС всегда была очень слабой, а на этот раз Слава вообще с трудом разобрал, что Терехина разыскивает Бирюкова. Она невнятно стала рассказывать что-то о мальчишках. До Голубева с трудом только-только начал доходить смысл, как разговор прервала междугородная.
Директор соседней заготконторы попался общительный. Он рассказал, что у них действительно есть заготовитель Романыч. Зовут его Виктором, а фамилия Калаганов. Инвалид Отечественной войны, участник партизанского движения на Украине. Да, действительно у него нет левой руки, высокий. Устроился к ним на работу в начале этого года. Работает как? Дай бог всем так работать! План чуть не в два раза перевыполняет.
– Конечно, перевыполнит… – постарался обидеться Голубев. – У наших заготовителей из зубов кусок вырывает.
– Почему у ваших?… – удивился директор.
– Вот так вот. Повадился по нашим селам ездить. Вы его надоумили соседям подножку ставить?
– Первый раз слышу о нарушении конвенции, – попробовал отшутиться директор. – Вот Романыч!… Инициативу проявляет.
– За такую инициативу наказывать надо, – недовольно сказал Слава. – Наши заготовители по его следам впустую ездят.
– Не знаю, что потянуло Романыча в ваш район. У нас своего сырья хватает. Сельчане жалуются, что редко заготовители наезжают. Обещаю прикрыть эту самодеятельность, как только Романыч за товаром появится.
– Когда он должен появиться?
– На прошлой неделе ожидали, но где-то застрял до сих пор. Не к вам ли опять заехал?…
Голубев почему-то вспомнил отравившегося ацетоном старика и вместо ответа спросил:
– Говорят, вы своим заготовителям дефицитные товары даете для привлечения сдатчиков?
– Кое-что подбрасываем.
– Книжки про шпионов?
– Не только. Ковры даже персидские не жалеем, Сервизы посудные. Между прочим, если Романыч по вашему району ездит, то и дефицитные товары вашему населению достаются. А вы изволите недовольство выражать, – директор засмеялся.
– Да нет… Мы вовсе не против, чтобы он по нашим селам ездил, – Голубев решил повернуть разговор по-другому. – Пусть, как говорится, на здоровье ездит. Позвонил не из-за этого. Думал, проходимец какой объявился. А поскольку это ваш передовик труда, ничего против не имеем. У нас сырья хватит, а вот со штатом заготовителей слабовато. Старики на пенсию уходят, молодежь нынче калачом в заготовители не затянешь.