Глава X
Никто из соседей Каретниковой не знал, где Даша проводит отпуск и когда она вернется домой. Убив на бесполезные разговоры почти полчаса, Бирюков разочарованно спустился в скрипучей кабинке лифта. Через сумрачную арку Антон медленно вышел из двора и, постояв у бойко торгующего киоска «Союзпечати», перешел на другую сторону Вокзальной магистрали. У стоянки такси задумался. Ехать в видеокафе еще рано — без посетителей там делать нечего. Что же остается?.. Внезапно вспомнился золотозубый Вася Сипенятин. Сразу подумалось: не смылся ли старый друг? Бирюков сел в первую подвернувшуюся машину и бросил шоферу:
— К Бугринской роще, на улицу Кожевникова.
Таксист с места газанул вперед. Лихо промчались по длинному мосту на левый берег Оби. Давно Антон не был в этом районе Новосибирска. Многое здесь изменилось, по сама роща оставалась прежней. И невысокий серый дом, в первом этаже которого была квартира Васиной матери, по-прежнему смотрел на мир широкими окнами. Казалось, с той давней поры она даже не сменила тюлевые занавески. Услышав из распахнутого окна хрипловатый магнитофонный голос Высоцкого, Бирюков с облегчением подумал, что Вася никуда не исчез и находится дома.
Дверь открыла сгорбленная старушка в незатейливом темном платье и в клеенчатом, с белыми мучными пятнами, фартуке. Антон сразу узнал ее, даже вспомнил, что зовут Марией Анисимовной, но Мария Анисимовна его не узнала. Тыльной стороной ладони она отвела со лба выбившуюся из-под платка седую прядку волос и, словно загородив своим сухоньким телом прихожую, растерянно уставилась на незваного гостя старческими глазами. Едва Бирюков заикнулся о Васе, старушка торопливо заговорила:
— В Ташкенте Василий живет, в Ташкенте…
«Кто же магнитофон у вас крутит?» — хотел было спросить Антон, удивленный таким ответом, однако из комнаты послышался сипенятинский голос:
— Маманя, ты кому там арапа заправляешь?
Мария Анисимовна, вконец растерявшись, промолчала. В прихожей за ее спиной появилась плечистая фигура Сипенятина. Увидев Бирюкова, Вася прищурился:
— Начальник?.. Соскучился обо мне?.. — И широко блеснул золотыми зубами. — Ну, заходи! Мы тут восточные манты заварили. Не побрезгуешь, ужинать станем…
Мария Анисимовна неохотно посторонилась, пропуская Антона в прихожую. Разминувшись с ней, Бирюков вошел в скромно обставленную комнату с обеденным столом посередине. На столе дымилась большая миска, переполненная только что отваренными мантами. Сказав матери, чтобы несла из кухни еще одну «посудину для гостя», Вася выключил магнитофон, предложил Антону стул и сам уселся напротив.
— Приглашал заходить, а теперь вроде не рад? — спросил Антон.
Сипенятин усмехнулся:
— Имея дело с угрозыском, не сразу сообразишь, когда радоваться, а когда плакать. Вы ведь как телевизионные Знатоки. Не те, которые отгадывают: «Что? Где? Когда», а которые шибко умно следствие ведут. У меня же, прямо скажу, никакого желания нет соревноваться с ними.
В комнате так аппетитно пахло, что у Антона засосало под ложечкой. Мария Анисимовна принесла глубокую тарелку с вилкой и, тревожно косясь на Бирюкова, стала накладывать в нее крупные манты. Сипенятин, заметив тревогу матери, улыбнулся:
— Не секи взором, мать. Это хороший человек. Мы с ним две пятилетки знакомы.
— Не сбили бы опять эти знакомые тебя с пути, — недовольно проговорила старушка.
— Не собьют! Они, наоборот, на путь истинный наставляют. Садись, маманя, с нами..
— Я, сынок, на кухне привыкла. Кушайте без меня.
— Ну, было бы предложено…
Когда остались вдвоем, Сипенятин посерьезнел:
— Начальник, клянусь, про Зуева ничего не знаю. Зря меня пасешь!
Глядя на Сипенятина, Антон сказал:
— Василий, мне нужна твоя помощь в серьезном деле.
Сипенятин увильнул от ответа:
— Давай мантами заправимся, пока не остыли. После про дела толковать начнем.
Бирюков не стал возражать. По вкусу манты почти не отличались от сибирских пельменей, только луку в них было больше. Ели молча, не торопясь. Потом Вася принес из кухни две вместительных пиалы и большой фарфоровый чайник с крепкой до черноты заваркой. Разливая чай, сказал:
— Теперь можно и побазарить. На сытый желудок нервы крепче и кумекается спокойней. Что помогать-то начальник?
— Надо, чтобы ты по старой памяти роль сыграл, — прямо заявил Бирюков.
Большие глаза Сипенятина стали еще больше:
— Я столько нафестивалил в жизни, что совсем не хочется влезать в новый концерт. Извиняй дико, но ни воровать, ни кирять не буду даже ради тебя.
Антон улыбнулся:
— Этого не придется делать. Хочу пригласить тебя за компанию в безалкогольное кафе.
— Я не БХСС. Чего мне там делать?
— Надо посмотреть, не заглядывают ли туда твои знакомые, кто еще не одумался, как ты.
Вася отрицательно крутнул головой:
— Старых корешей закладывать не буду. Пусть они сами одумываются, без моей помощи.
— Василий, мне вот так это надо… — Антон ребром ладони провел по горлу.
— До зарезу?
— До зарезу.
— Думаешь, уголовники пристрелили Зуева?
— Думаю, они.
— Не музыканты?
— Нет… — Бирюков помолчал. — Если и музыканты, то руками уголовников.
Вася насупился.
— Пиявок, которые прячутся за чужой спиной, не терплю. Где находится та безалкогольная контора?
— Где старый цирк был.
— Ну-у-у… — разочарованно протянул Сипенятин — Пустой номер, начальник. От скуки вчера заглядывал в ту богадельню. Там по цветному телеку молодежную чепуху гонят, и за такое, доступное всем кино, хочешь не хочешь, надо или мороженого до посинения нажраться, или два стакана помоев через соломинку выцедить. Хотел бармену шум устроить, но он, хоть и толстый амбал, прижал уши и без всяких-яких вернул мои два целковых. Даже пригласил в другой раз приходить.
— Давай воспользуемся этим приглашением.
— Пошел он на фиг! В гробу я видал толстяка вместе с его цветным телеком.
— А прежних дружков в кафе не видел?
— Там вообще народу не густо было. Тоскливые девочки дымили сигаретами. Если б у меня настроение не испортилось, запросто договорился бы с ними насчет картошки дров поджарить..
После недолгих уговоров Сипенятин согласился поехать в кафе к Труфанову, только с условием «Не корешей закладывать, а просто похохмить». Когда Антон стал излагать свою задумку, Вася насторожился:
— Значит, надо сделать вид, будто я у тебя в шестерках?
— Можешь по свежей памяти изобразить телохранителя, чтобы не унижаться, — улыбнулся Бирюков.
— Мне один черт, какого клоуна изображать.. — Сипенятин почесал затылок. — Только, начальник, ты ведь сам провалишь дело. Ну какой ты мне кореш?.. У тебя на лбу написано, что не блатняк.
— В колониях не только блатняки отбывают наказание.
Вася вроде удивился, как это сам не смог додуматься до такой простой истины.
— Хм… Тут ты правильно усек. Последний раз в зоне долбил со мной землю интеллигентный расхититель соцсобствениости. Большой шишкой старик на воле был. Командовал хлебо-булочной выпечкой целой области. На любовнице, придурок, сгорел. Аж на сто пятьдесят тысяч надарил дорогих цацек, а когда молодая шалава кинула его, хотел через суд содрать с нее те украшения. Во дебильный чудак, а?.. Задумайся: сколько булочек надо расфуговать налево, чтобы такие тысячи урвать у государства? А мы в Канаде муку покупаем, золотом платим. Проблема?..
— Проблема, — согласился Антон и встал из-за стола. — Собирайся, Василий, время поджимает.
Сипенятин провел ладонью по белым, словно мыльная пена, волосам:
— Мне собраться — только тюбетейку накинуть.
В комнату вошла сгорбленная Мария Анисимовна и стала молча убирать со стола посуду.
— Не теряй меня, — сказал ей Сипенятин. — Я на дело ухожу.
Одна из тарелок выскользнула из рук старушки и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги.
— Ты что, мать, посуду хлещешь?! — воскликнул Вася. — На счастье?..
Прижав к груди тарелки, Мария Анисимовна умоляюще заговорила:
— Одумайся, сынок, опять в колонию залетишь…
— Не ворожи, маманя! Я давно налетал свою норму. Теперь полезным для государства делом занимаюсь.
Успокоить разволновавшуюся Марию Анисимовну Бирюкову оказалось труднее, чем уговорить ее сына пойти в кафе. В конце концов старушка вроде бы поверила, что на этот раз сын отправляется не в дурную компанию.
В уютном подвальчике Труфанова Бирюков с Сипенятиным появились около восьми часов вечера. На сте| нах тускло светились трехламповые бра, а под потолком сияла большая люстра. Слева от входа, над стойкой, к стене был укреплен матово-черный «Панасоник», на цветном экране которого беззвучно резвились забавные японские мультяшки. Остаток стены под телевизором до уровня стойки занимали комбинированные полочки заставленные кофейными банками, бутылками и бутылочками с яркими иностранными наклейками. Между ними красовались сигаретные пачки разных расцветок.
Посетителей в кафе было мало. Некоторые, склонившись над стеклянными вазочками, неторопливо ели мороженое, другие потягивали через соломинки из высоких фужеров буроватую жидкость. У стойки похожий на студента-первокурсника парень конфликтовал с располневшим, в белоснежном широкоплечем пиджаке барменом. Стоявшая рядом с парнем девушка завороженно смотрела на экран телевизора.
— Значит, кофе не будет? — нервничая, спросил парень.
— Будет, — спокойно ответил бармен, поправляя под сытым подбородком черную бабочку. — Но вы сначала ассортиментный набор оплатите.
— Зачем нам платить четыре рубля за какие-то наборы, если мы зашли выпить кофе?
— Не устраивает — покиньте помещение.
— Да-а-а?!
— Да, да. Давай отсюда по-шустрому.
— А если жалобу напишу куда следует?..
— Пиши куда хочешь. Знаешь, где твои жалобы видал? Здесь кооператив, а не общепитовская забегаловка.
— Ну это еще посмотрим!
— Ка-ва-лер, — уничижительно протянул бармен. — Идешь в кафе с дамой — при деньгах будь…
Смотревшая телевизор девушка мгновенно оторвала взгляд от экрана и чуть не силой потянула парня к выходу. Усмехнувшись вслед привередливому посетителю, бармен учтиво повернулся к Бирюкову с Сипенятиным. Видимо, узнав Васю, расплылся в улыбке:
— Пламенный привет представителю солнечного Узбекистана!
Сипенятин приподнял над головой тюбетейку:
— Салям алейкум! Чего, хозяин, бедному студенту чашку кофе пожалел?
— Если каждый клиент будет одним кофе отделываться, я в трубу вылечу.
— В трубу ты не пролезешь. Ну а если человек не хочет пить твое пойло?..
— Пусть на хлеб мажет.
На скулах Сипенятина заходили желваки. Опасаясь, как бы Васю не занесло, Бирюков окинул взглядом бутылки и спросил:
— Что из этой красоты можно купить?
Бармен развел руками:
— Бутафория.
— Понятно. Сигареты — тоже?
— Из сигарет могу предложить «Мальборо». Два рубля пачка. Кооперативная наценка всего полтинник. Приходится в Кишинев за ними летать.
— Далековато, — словно сочувствуя, сказал Антон и глянул на Васю. — Будешь курить «Мальборо»?
Сипенятин крутнул головой:
— Трава. Я отечественный «Беломор» уважаю.
Антон повернулся к бармену:
— Какой столик можно занять?
— Садитесь ближе к телевизору. Сегодня прокручу выступление кубинского варьете «Тропикано», есть что посмотреть.
— Голые девочки будут? — бесцеремонно спросил Вася.
— В меру обнаженные, — учтиво поправил бармен.
— В меру так в меру. Не едим так поглядим.
Бирюков положил на стойку пять рублей:
— Два «минимума», на остальное — кофе.
— Мороженое или коктейли?
— Мне — мороженое, — сказал Сипенятин. — Да, смотри, для хохмы соли не подсыпь и потеплее сделай, чтобы ангину не подхватить.
— Ну а мне — коктейли, — улыбнулся Антон.
Труфанов равнодушно положил деньги в карман белого пиджака и запустил миксер. Затем достал из холодильника полную вазочку мороженого и поставил на стойку перед Сипенятиным:
— Без соли. Подогреете сами.
Сипенятину явно не хотелось уходить от стойки. Обведя взглядом помещение, он спросил:
— Дорого такая чайхана стоит?
Труфанов, наполняя два фужера коктейлями, улыбнулся:
— Вам не осилить.
— Мы силой еще не мерились, — Вася кивнул в сторону Бирюкова. — Поднатужимся вот с на… с шефом и похлеще твоей богадельню откроем. Четыре японских телека, по углам, чтобы всем было видно, поставим.
— Кофе подам горячим по вашему сигналу, — сказал Антону Труфанов и, принимая шутливый тон, с улыбочкой обратился к Васе: — Вопросик можно?..
— Валяй, — великодушно разрешил Вася.
— Где телевизоры возьмете?
— Один у тебя украдем, другие — в магазине.
Антон одернул:
— Не лезь на рога!
— Молчу, шеф, — Сипенятин сгреб со стойки вазочку с мороженым. — Куда насаживаться будем?..
Бирюков указал столик, откуда просматривался весь зал и достаточно хорошо был виден экран телевизора. Когда уселись, Антон поочередно пригубил соломинки. Первый из коктейлей по вкусу напоминал разбавленный клюквенный сок. Второй походил на пепси-колу. Вася слизнул пару ложечек мороженого. Посмотрев на Антона, вздохнул:
— Ну, мля, чуть не назвал тебя начальником. На «шефа» не в обиде?
— Ничего, годится.
— Удачно, значит, я вывернулся.
— Молодец. Только чересчур не хами и не зарывайся, — сказал Бирюков.
— Усек. Постараюсь культурить.
За стойкой появилась молодая полная женщина, наряженная под Снегурочку. Вероятно, жена Труфанова. Сипенятин немигающими глазами уставился на барменшу.
— Икряная молодка, — шепотом проговорил он и растопыренными пальцами изобразил выпуклую грудь. — Погляди, шеф, какие пухлые литавры…
— Не размахивай руками, — опять одернул Антон.
— Мы что, как пионеры, сюда пришли?
— Не надо привлекать к себе внимание.
Вася помолчал:
— Что-то девочек сегодня нет.
— Наверное, рано еще.
Действительно, через несколько минут кафе быстро стало заполняться посетителями. Девушки прямо от входа бросались занимать столики, а парни направлялись к стойке, и по тому, как они безоговорочно оплачивали ассортиментный набор, можно было догадаться, что это постоянные клиенты Труфанова. Некоторые из них в придачу к коктейлям и мороженому покупали «Мальборо», другие великодушно оставляли оплаченные фужеры с коктейлями в подарок бармену, который тут же продавал их снова. Над стойкой висело вежливое предупреждение «У нас не курят», но помещение быстро затягивалось слоистыми волнами табачного дыма. Курили в открытую и парни, и многие девушки. На экран телевизора, где гремели на электромузыкальных инструментах какие-то развязные волосатики, почти никто не смотрел. Казалось, посетителей вполне устраивает музыкальный шум без видеокартинок.
Труфанов, занимаясь своим делом, посматривал в зал, словно наблюдая, все ли там в порядке. Встретившись с ним глазами, Бирюков показал, что пора, мол, подавать обещанный кофе. В ту же минуту из-за стойки вышла «Снегурочка» с четырьмя фиолетовыми чашечками на деревянном подносе и величаво подплыла к столику. Остановившись рядом с Сипенятиным, она осторожно стала переставлять чашки с подноса на столик. Вася мигом оживился:
— А уф, уф нельзя заказать?..
— У нас кафе безалкогольное, — поняв его намек, очаровательно улыбнулась барменша. — Если принесете с собой бутылочку на двоих, мы не заметим.
— Спасибо, сладенькая, за понимание, — Вася погладил барменшу ниже спины. — В следующий раз как пить дать, притащим поллитровку.
«Снегурочка» ничуть не обиделась на Васину вольность. Лишь кокетливо погрозила холеным наманикюренным пальчиком. Сипенятин, послав ей в ответ воздушный поцелуй, трубочкой вытянул толстые губы:
— Уть-ти-какая хорошая!.. — И, когда барменша удалилась, повернулся к Бирюкову. — Видал, шеф, кооперативную вежливость? В рабочей обжорке за такую ласку наверняка бы по морде от официантки схлопотал, а тут хоть бы хны. Культура!
— Сильно не распускай руки, а то и здесь схлопочешь, — сказал Антон, продолжая исподволь рассматривать посетителей кафе.
В основном это были молодые люди, от шестнадцати и старше. За одним из столиков уже знакомые Бирюкову «металлисты» передавали друг другу красно-белую пачку «Мальборо», словно никак не могли решить: открывать ее или не открывать? У входа, выставив зажатые в пальцах дымящиеся сигареты, две «девочки» неопределенного возраста, пышная блондинка в декольтированном ярком платье и худощавая смуглянка, кокетничали с лысым мужчиной. Похоже, что разговор у них шел, как говорил Сипенятин, «насчет картошки дров поджарить». Рядом с Васей за столик к троим девушкам подсел симпатичный молодой парень с родинкой на левой щеке. В правом дальнем углу хмуро беседовали три пария. Двое были в потертых пиджаках из кожзаменителя, третий — в зеленоватой солдатской рубахе. Он, как показалось Антону, косил взгляд на Сипенятина.
Вася, кое-как одолев мороженое, скучающе хлебал кофе, который на удивление оказался вполне сносным. Вызванный барменшей прилив духа его быстро иссяк. Взглянув на лысого мужчину, он мрачно заговорил:
— Половой гангстер клеит чернявку. Шеф, давай плюнем на кубинское кино и уведем девочек, а?.. Блондинка очень даже ничего…
— Не туда смотришь, — тихо сказал Антон. — В правом углу, по-моему, парни игру затевают, по один из них присматривается к тебе…
Сипенятин выждал несколько секунд и с напускным равнодушием уставился в затемненный угол. Будто случайно увидев парня в солдатской рубахе, приподнял над макушкой тюбетейку. В ответ парень обрадованно вскочил на ноги и, лавируя между столиками, пробился к Васе. Широко раскинув руки, воскликнул:
— Сивый, дай обниму!
— Иди барменшу потискай, она мягче, — отмахнулся от объятий Вася и протянул руку: — Салям алейкум, Прапор.
— Здорово, Васек! Не узнал тебя сразу. Думаю, что за узбек?.. Где так козырно нарядился?
— Где урюк растет.
— В Узбекистане?
— Ну.
— Давно в кафе сидишь?
— Уже надоело.
— Десантник сюда не заглядывал?
— Сегодня не видал. Вчера трусился с похмелюги у стойки.
— Вот, паскуда, опять закирял, а нужен мне как воздух.
— Не надо было на похмелку давать.
— Не давал. Он сам разбогател. Пошли за наш стол.
— Не пойду, — Вася скосил глаза на Бирюкова. — Я не один, с шефом.
Прапор, пристально оглядев Антона, бесцеремонно сказал:
— Первый раз вижу.
Сипенятин показал в улыбке золотые зубы:
— Его портрет в розыске не печатали. С наличными взяли.
— Не темни. Что за шеф?
— Бывший хлопкообрабатывающий министр.
— Перестань. Тому министру стенку припаяли.
— За взятку отпаялся. И меня в придачу выкупил. Теперь вот охраняю спасителя от народных мстителей, — не моргнув глазом, съерничал Вася.
— Заливаешь? Ну, вставай, пошли к нам.
— Не пойду. Из угла телек не видно. Скоро безразмерно обнаженных кубинок станут показывать.
— Баб не видал?
— По цветному телеку — нет. Хочу поглядеть.
— Ну как знаешь… — Прапор прощально помахал пальцами. — Бывай, Васек, не унывай!..
Сипенятин молча приподнял тюбетейку,
— Кто это? — спросил Актон, когда парень отошел от столика.
— Бывший прапорщик. За границей служил, христопродавец. На иконах погорел.
— Значит, твой коллега по прежнему ремеслу?
— Я соотечественникам подделки толкал, а Прапор настоящего Христа хотел за доллары сплавить.
— Чем теперь занимается?
— На каком-то заводе слесарит или токарит, не знаю.
— А какого «Десантника» он упоминал?
— Есть тут хромой алкаш. На бутылку баба не дала. В знак протеста придурок с четвертого этажа из окна прыгнул. Врачи с горем пополам кости собрали.
— Где работает?
— Из него работник, как из попугая соловей.
— На какие же доходы пьет?
— На жинкины. Она в вино-водке торгует, — нехотя ответил Вася.
На экране телевизора внезапно вспыхнули яркие юпитеры и под ударившую во всю мощь темпераментную музыку закружились в калейдоскопическом хороводе танцовщицы кубинского варьете. Посетители кафе задвигав стульями, как по команде, ринулись из дальних углов к телевизору. Устраивались кто как может. Лысый волокита с легкомысленными девочками протиснулся к столику, где сидели Бирюков с Сипенятиным. Вася, приподнявшись со стула, ткнул его в спину:
— Блондин, отвали в сторону! Из-за твоих шансонеток кабаре не видно.
Мужчина возмущенно оглянулся и, встретившись с красноречивым Васиным взглядом, безропотно отодвинулся. Удовлетворенный Сипенятин уставился на экран словно ребенок, которому показали яркую игрушку.
Темпераментные танцы чередовались песенными и музыкальными номерами. От некоторых номеров публика приходила в восторг. Только «Прапор» и парни в пиджаках из кожзаменителя, как приметил Антон, не обращали на телевизионное представление ни малейшего внимания. Дымя сигаретами, они или азартно во что-то играли, или сообща обсуждали какой-то план.
Выступление варьете продолжалось больше часа. Как только оно закончилось, посетители бурно заволновались. Кто-то отчаянно захлопал в ладоши. Его сразу поддержали. Аплодисменты перешли, как говорится, в овацию. Знакомые Бирюкову «металлисты» всем «трио» отрепетированно крикнули:
— Владик, Мадонну!..
Выкрик тут же поддержал сидевший справа от Сипенятина паренек с родинкой на щеке. А через минуту уже весь подвальчик дружно скандировал:
— Вла-дик!.. Ма-дон-ну!.. Вла-дик!.. Ма-дон-ну!..
Находившийся за стойкой Труфанов с показным равнодушием протирал белой салфеткой и без того чистые фужеры. Потухший было экран телевизора вновь засветился. На нем порезвились беззвучные мультипликационные медвежата, и вдруг грянула музыка. Яркий видеоклип, стремительно кувыркаясь, разросся во всю величину экрана и замер. На красочной картинке, прижав к губам микрофон, появилась белокурая молодка, чемто смахивающая на некогда популярную Мэрилин Монро. Через две-три секунды певица взорвалась таким отчаянным криком, что вздрогнувший от неожиданности Сипенятин громко сказал:
— Во, мля, дает Сусанна!..
Сидевший рядом паренек с родинкой поправил:
— Ее зовут Мадонной…
— Заткнись, знаток! — огрызнулся Вася и опять уставился на экран.
Шабаш продолжался минут пятнадцать. Бирюков не столько смотрел, сколько пытался уловить смысл коротких песенок, которые исполняла на английском языке Мадонна Луиза Вероника Чикконе. Когда-то Антон неплохо знал английский, однако теперь ему с трудом удалосъ перевести лишь некоторые фразы. В одной из песенок певица, кокетничая, часто повторяла: «Не пили меня, папа». В другой она вроде бы заигрывала со зрительницами: «Мне нечего сказать, кроме того, что думают тысячи девушек. Именно поэтому я имею столь большой успех».
После взрывного выступления Мадонны начались видеозаписи отечественных рокеров.
Бирюков с Сипенятиным добросовестно отсмотрели всю пpoгpaммy. Когда представление закончилось и в кафе ярко вспыхнул свет, Вася торопливым взглядом стал искать «чернявку», но ее среди посетителей уже не было. Исчез из кафе и лысый блондин. Подосадовав на то, что «гангстер из-под носа увел кадр», Сипенятин добыл у Труфанова для матери большую коробку шоколадных конфет. Эти конфеты выпускались новосибирской фабрикой, но в магазинах города их почему-то никогда не продавали. Выцыганил Вася такую же коробку и Бирюкову.
— К Бугринской роще, на улицу Кожевникова.
Таксист с места газанул вперед. Лихо промчались по длинному мосту на левый берег Оби. Давно Антон не был в этом районе Новосибирска. Многое здесь изменилось, по сама роща оставалась прежней. И невысокий серый дом, в первом этаже которого была квартира Васиной матери, по-прежнему смотрел на мир широкими окнами. Казалось, с той давней поры она даже не сменила тюлевые занавески. Услышав из распахнутого окна хрипловатый магнитофонный голос Высоцкого, Бирюков с облегчением подумал, что Вася никуда не исчез и находится дома.
Дверь открыла сгорбленная старушка в незатейливом темном платье и в клеенчатом, с белыми мучными пятнами, фартуке. Антон сразу узнал ее, даже вспомнил, что зовут Марией Анисимовной, но Мария Анисимовна его не узнала. Тыльной стороной ладони она отвела со лба выбившуюся из-под платка седую прядку волос и, словно загородив своим сухоньким телом прихожую, растерянно уставилась на незваного гостя старческими глазами. Едва Бирюков заикнулся о Васе, старушка торопливо заговорила:
— В Ташкенте Василий живет, в Ташкенте…
«Кто же магнитофон у вас крутит?» — хотел было спросить Антон, удивленный таким ответом, однако из комнаты послышался сипенятинский голос:
— Маманя, ты кому там арапа заправляешь?
Мария Анисимовна, вконец растерявшись, промолчала. В прихожей за ее спиной появилась плечистая фигура Сипенятина. Увидев Бирюкова, Вася прищурился:
— Начальник?.. Соскучился обо мне?.. — И широко блеснул золотыми зубами. — Ну, заходи! Мы тут восточные манты заварили. Не побрезгуешь, ужинать станем…
Мария Анисимовна неохотно посторонилась, пропуская Антона в прихожую. Разминувшись с ней, Бирюков вошел в скромно обставленную комнату с обеденным столом посередине. На столе дымилась большая миска, переполненная только что отваренными мантами. Сказав матери, чтобы несла из кухни еще одну «посудину для гостя», Вася выключил магнитофон, предложил Антону стул и сам уселся напротив.
— Приглашал заходить, а теперь вроде не рад? — спросил Антон.
Сипенятин усмехнулся:
— Имея дело с угрозыском, не сразу сообразишь, когда радоваться, а когда плакать. Вы ведь как телевизионные Знатоки. Не те, которые отгадывают: «Что? Где? Когда», а которые шибко умно следствие ведут. У меня же, прямо скажу, никакого желания нет соревноваться с ними.
В комнате так аппетитно пахло, что у Антона засосало под ложечкой. Мария Анисимовна принесла глубокую тарелку с вилкой и, тревожно косясь на Бирюкова, стала накладывать в нее крупные манты. Сипенятин, заметив тревогу матери, улыбнулся:
— Не секи взором, мать. Это хороший человек. Мы с ним две пятилетки знакомы.
— Не сбили бы опять эти знакомые тебя с пути, — недовольно проговорила старушка.
— Не собьют! Они, наоборот, на путь истинный наставляют. Садись, маманя, с нами..
— Я, сынок, на кухне привыкла. Кушайте без меня.
— Ну, было бы предложено…
Когда остались вдвоем, Сипенятин посерьезнел:
— Начальник, клянусь, про Зуева ничего не знаю. Зря меня пасешь!
Глядя на Сипенятина, Антон сказал:
— Василий, мне нужна твоя помощь в серьезном деле.
Сипенятин увильнул от ответа:
— Давай мантами заправимся, пока не остыли. После про дела толковать начнем.
Бирюков не стал возражать. По вкусу манты почти не отличались от сибирских пельменей, только луку в них было больше. Ели молча, не торопясь. Потом Вася принес из кухни две вместительных пиалы и большой фарфоровый чайник с крепкой до черноты заваркой. Разливая чай, сказал:
— Теперь можно и побазарить. На сытый желудок нервы крепче и кумекается спокойней. Что помогать-то начальник?
— Надо, чтобы ты по старой памяти роль сыграл, — прямо заявил Бирюков.
Большие глаза Сипенятина стали еще больше:
— Я столько нафестивалил в жизни, что совсем не хочется влезать в новый концерт. Извиняй дико, но ни воровать, ни кирять не буду даже ради тебя.
Антон улыбнулся:
— Этого не придется делать. Хочу пригласить тебя за компанию в безалкогольное кафе.
— Я не БХСС. Чего мне там делать?
— Надо посмотреть, не заглядывают ли туда твои знакомые, кто еще не одумался, как ты.
Вася отрицательно крутнул головой:
— Старых корешей закладывать не буду. Пусть они сами одумываются, без моей помощи.
— Василий, мне вот так это надо… — Антон ребром ладони провел по горлу.
— До зарезу?
— До зарезу.
— Думаешь, уголовники пристрелили Зуева?
— Думаю, они.
— Не музыканты?
— Нет… — Бирюков помолчал. — Если и музыканты, то руками уголовников.
Вася насупился.
— Пиявок, которые прячутся за чужой спиной, не терплю. Где находится та безалкогольная контора?
— Где старый цирк был.
— Ну-у-у… — разочарованно протянул Сипенятин — Пустой номер, начальник. От скуки вчера заглядывал в ту богадельню. Там по цветному телеку молодежную чепуху гонят, и за такое, доступное всем кино, хочешь не хочешь, надо или мороженого до посинения нажраться, или два стакана помоев через соломинку выцедить. Хотел бармену шум устроить, но он, хоть и толстый амбал, прижал уши и без всяких-яких вернул мои два целковых. Даже пригласил в другой раз приходить.
— Давай воспользуемся этим приглашением.
— Пошел он на фиг! В гробу я видал толстяка вместе с его цветным телеком.
— А прежних дружков в кафе не видел?
— Там вообще народу не густо было. Тоскливые девочки дымили сигаретами. Если б у меня настроение не испортилось, запросто договорился бы с ними насчет картошки дров поджарить..
После недолгих уговоров Сипенятин согласился поехать в кафе к Труфанову, только с условием «Не корешей закладывать, а просто похохмить». Когда Антон стал излагать свою задумку, Вася насторожился:
— Значит, надо сделать вид, будто я у тебя в шестерках?
— Можешь по свежей памяти изобразить телохранителя, чтобы не унижаться, — улыбнулся Бирюков.
— Мне один черт, какого клоуна изображать.. — Сипенятин почесал затылок. — Только, начальник, ты ведь сам провалишь дело. Ну какой ты мне кореш?.. У тебя на лбу написано, что не блатняк.
— В колониях не только блатняки отбывают наказание.
Вася вроде удивился, как это сам не смог додуматься до такой простой истины.
— Хм… Тут ты правильно усек. Последний раз в зоне долбил со мной землю интеллигентный расхититель соцсобствениости. Большой шишкой старик на воле был. Командовал хлебо-булочной выпечкой целой области. На любовнице, придурок, сгорел. Аж на сто пятьдесят тысяч надарил дорогих цацек, а когда молодая шалава кинула его, хотел через суд содрать с нее те украшения. Во дебильный чудак, а?.. Задумайся: сколько булочек надо расфуговать налево, чтобы такие тысячи урвать у государства? А мы в Канаде муку покупаем, золотом платим. Проблема?..
— Проблема, — согласился Антон и встал из-за стола. — Собирайся, Василий, время поджимает.
Сипенятин провел ладонью по белым, словно мыльная пена, волосам:
— Мне собраться — только тюбетейку накинуть.
В комнату вошла сгорбленная Мария Анисимовна и стала молча убирать со стола посуду.
— Не теряй меня, — сказал ей Сипенятин. — Я на дело ухожу.
Одна из тарелок выскользнула из рук старушки и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги.
— Ты что, мать, посуду хлещешь?! — воскликнул Вася. — На счастье?..
Прижав к груди тарелки, Мария Анисимовна умоляюще заговорила:
— Одумайся, сынок, опять в колонию залетишь…
— Не ворожи, маманя! Я давно налетал свою норму. Теперь полезным для государства делом занимаюсь.
Успокоить разволновавшуюся Марию Анисимовну Бирюкову оказалось труднее, чем уговорить ее сына пойти в кафе. В конце концов старушка вроде бы поверила, что на этот раз сын отправляется не в дурную компанию.
В уютном подвальчике Труфанова Бирюков с Сипенятиным появились около восьми часов вечера. На сте| нах тускло светились трехламповые бра, а под потолком сияла большая люстра. Слева от входа, над стойкой, к стене был укреплен матово-черный «Панасоник», на цветном экране которого беззвучно резвились забавные японские мультяшки. Остаток стены под телевизором до уровня стойки занимали комбинированные полочки заставленные кофейными банками, бутылками и бутылочками с яркими иностранными наклейками. Между ними красовались сигаретные пачки разных расцветок.
Посетителей в кафе было мало. Некоторые, склонившись над стеклянными вазочками, неторопливо ели мороженое, другие потягивали через соломинки из высоких фужеров буроватую жидкость. У стойки похожий на студента-первокурсника парень конфликтовал с располневшим, в белоснежном широкоплечем пиджаке барменом. Стоявшая рядом с парнем девушка завороженно смотрела на экран телевизора.
— Значит, кофе не будет? — нервничая, спросил парень.
— Будет, — спокойно ответил бармен, поправляя под сытым подбородком черную бабочку. — Но вы сначала ассортиментный набор оплатите.
— Зачем нам платить четыре рубля за какие-то наборы, если мы зашли выпить кофе?
— Не устраивает — покиньте помещение.
— Да-а-а?!
— Да, да. Давай отсюда по-шустрому.
— А если жалобу напишу куда следует?..
— Пиши куда хочешь. Знаешь, где твои жалобы видал? Здесь кооператив, а не общепитовская забегаловка.
— Ну это еще посмотрим!
— Ка-ва-лер, — уничижительно протянул бармен. — Идешь в кафе с дамой — при деньгах будь…
Смотревшая телевизор девушка мгновенно оторвала взгляд от экрана и чуть не силой потянула парня к выходу. Усмехнувшись вслед привередливому посетителю, бармен учтиво повернулся к Бирюкову с Сипенятиным. Видимо, узнав Васю, расплылся в улыбке:
— Пламенный привет представителю солнечного Узбекистана!
Сипенятин приподнял над головой тюбетейку:
— Салям алейкум! Чего, хозяин, бедному студенту чашку кофе пожалел?
— Если каждый клиент будет одним кофе отделываться, я в трубу вылечу.
— В трубу ты не пролезешь. Ну а если человек не хочет пить твое пойло?..
— Пусть на хлеб мажет.
На скулах Сипенятина заходили желваки. Опасаясь, как бы Васю не занесло, Бирюков окинул взглядом бутылки и спросил:
— Что из этой красоты можно купить?
Бармен развел руками:
— Бутафория.
— Понятно. Сигареты — тоже?
— Из сигарет могу предложить «Мальборо». Два рубля пачка. Кооперативная наценка всего полтинник. Приходится в Кишинев за ними летать.
— Далековато, — словно сочувствуя, сказал Антон и глянул на Васю. — Будешь курить «Мальборо»?
Сипенятин крутнул головой:
— Трава. Я отечественный «Беломор» уважаю.
Антон повернулся к бармену:
— Какой столик можно занять?
— Садитесь ближе к телевизору. Сегодня прокручу выступление кубинского варьете «Тропикано», есть что посмотреть.
— Голые девочки будут? — бесцеремонно спросил Вася.
— В меру обнаженные, — учтиво поправил бармен.
— В меру так в меру. Не едим так поглядим.
Бирюков положил на стойку пять рублей:
— Два «минимума», на остальное — кофе.
— Мороженое или коктейли?
— Мне — мороженое, — сказал Сипенятин. — Да, смотри, для хохмы соли не подсыпь и потеплее сделай, чтобы ангину не подхватить.
— Ну а мне — коктейли, — улыбнулся Антон.
Труфанов равнодушно положил деньги в карман белого пиджака и запустил миксер. Затем достал из холодильника полную вазочку мороженого и поставил на стойку перед Сипенятиным:
— Без соли. Подогреете сами.
Сипенятину явно не хотелось уходить от стойки. Обведя взглядом помещение, он спросил:
— Дорого такая чайхана стоит?
Труфанов, наполняя два фужера коктейлями, улыбнулся:
— Вам не осилить.
— Мы силой еще не мерились, — Вася кивнул в сторону Бирюкова. — Поднатужимся вот с на… с шефом и похлеще твоей богадельню откроем. Четыре японских телека, по углам, чтобы всем было видно, поставим.
— Кофе подам горячим по вашему сигналу, — сказал Антону Труфанов и, принимая шутливый тон, с улыбочкой обратился к Васе: — Вопросик можно?..
— Валяй, — великодушно разрешил Вася.
— Где телевизоры возьмете?
— Один у тебя украдем, другие — в магазине.
Антон одернул:
— Не лезь на рога!
— Молчу, шеф, — Сипенятин сгреб со стойки вазочку с мороженым. — Куда насаживаться будем?..
Бирюков указал столик, откуда просматривался весь зал и достаточно хорошо был виден экран телевизора. Когда уселись, Антон поочередно пригубил соломинки. Первый из коктейлей по вкусу напоминал разбавленный клюквенный сок. Второй походил на пепси-колу. Вася слизнул пару ложечек мороженого. Посмотрев на Антона, вздохнул:
— Ну, мля, чуть не назвал тебя начальником. На «шефа» не в обиде?
— Ничего, годится.
— Удачно, значит, я вывернулся.
— Молодец. Только чересчур не хами и не зарывайся, — сказал Бирюков.
— Усек. Постараюсь культурить.
За стойкой появилась молодая полная женщина, наряженная под Снегурочку. Вероятно, жена Труфанова. Сипенятин немигающими глазами уставился на барменшу.
— Икряная молодка, — шепотом проговорил он и растопыренными пальцами изобразил выпуклую грудь. — Погляди, шеф, какие пухлые литавры…
— Не размахивай руками, — опять одернул Антон.
— Мы что, как пионеры, сюда пришли?
— Не надо привлекать к себе внимание.
Вася помолчал:
— Что-то девочек сегодня нет.
— Наверное, рано еще.
Действительно, через несколько минут кафе быстро стало заполняться посетителями. Девушки прямо от входа бросались занимать столики, а парни направлялись к стойке, и по тому, как они безоговорочно оплачивали ассортиментный набор, можно было догадаться, что это постоянные клиенты Труфанова. Некоторые из них в придачу к коктейлям и мороженому покупали «Мальборо», другие великодушно оставляли оплаченные фужеры с коктейлями в подарок бармену, который тут же продавал их снова. Над стойкой висело вежливое предупреждение «У нас не курят», но помещение быстро затягивалось слоистыми волнами табачного дыма. Курили в открытую и парни, и многие девушки. На экран телевизора, где гремели на электромузыкальных инструментах какие-то развязные волосатики, почти никто не смотрел. Казалось, посетителей вполне устраивает музыкальный шум без видеокартинок.
Труфанов, занимаясь своим делом, посматривал в зал, словно наблюдая, все ли там в порядке. Встретившись с ним глазами, Бирюков показал, что пора, мол, подавать обещанный кофе. В ту же минуту из-за стойки вышла «Снегурочка» с четырьмя фиолетовыми чашечками на деревянном подносе и величаво подплыла к столику. Остановившись рядом с Сипенятиным, она осторожно стала переставлять чашки с подноса на столик. Вася мигом оживился:
— А уф, уф нельзя заказать?..
— У нас кафе безалкогольное, — поняв его намек, очаровательно улыбнулась барменша. — Если принесете с собой бутылочку на двоих, мы не заметим.
— Спасибо, сладенькая, за понимание, — Вася погладил барменшу ниже спины. — В следующий раз как пить дать, притащим поллитровку.
«Снегурочка» ничуть не обиделась на Васину вольность. Лишь кокетливо погрозила холеным наманикюренным пальчиком. Сипенятин, послав ей в ответ воздушный поцелуй, трубочкой вытянул толстые губы:
— Уть-ти-какая хорошая!.. — И, когда барменша удалилась, повернулся к Бирюкову. — Видал, шеф, кооперативную вежливость? В рабочей обжорке за такую ласку наверняка бы по морде от официантки схлопотал, а тут хоть бы хны. Культура!
— Сильно не распускай руки, а то и здесь схлопочешь, — сказал Антон, продолжая исподволь рассматривать посетителей кафе.
В основном это были молодые люди, от шестнадцати и старше. За одним из столиков уже знакомые Бирюкову «металлисты» передавали друг другу красно-белую пачку «Мальборо», словно никак не могли решить: открывать ее или не открывать? У входа, выставив зажатые в пальцах дымящиеся сигареты, две «девочки» неопределенного возраста, пышная блондинка в декольтированном ярком платье и худощавая смуглянка, кокетничали с лысым мужчиной. Похоже, что разговор у них шел, как говорил Сипенятин, «насчет картошки дров поджарить». Рядом с Васей за столик к троим девушкам подсел симпатичный молодой парень с родинкой на левой щеке. В правом дальнем углу хмуро беседовали три пария. Двое были в потертых пиджаках из кожзаменителя, третий — в зеленоватой солдатской рубахе. Он, как показалось Антону, косил взгляд на Сипенятина.
Вася, кое-как одолев мороженое, скучающе хлебал кофе, который на удивление оказался вполне сносным. Вызванный барменшей прилив духа его быстро иссяк. Взглянув на лысого мужчину, он мрачно заговорил:
— Половой гангстер клеит чернявку. Шеф, давай плюнем на кубинское кино и уведем девочек, а?.. Блондинка очень даже ничего…
— Не туда смотришь, — тихо сказал Антон. — В правом углу, по-моему, парни игру затевают, по один из них присматривается к тебе…
Сипенятин выждал несколько секунд и с напускным равнодушием уставился в затемненный угол. Будто случайно увидев парня в солдатской рубахе, приподнял над макушкой тюбетейку. В ответ парень обрадованно вскочил на ноги и, лавируя между столиками, пробился к Васе. Широко раскинув руки, воскликнул:
— Сивый, дай обниму!
— Иди барменшу потискай, она мягче, — отмахнулся от объятий Вася и протянул руку: — Салям алейкум, Прапор.
— Здорово, Васек! Не узнал тебя сразу. Думаю, что за узбек?.. Где так козырно нарядился?
— Где урюк растет.
— В Узбекистане?
— Ну.
— Давно в кафе сидишь?
— Уже надоело.
— Десантник сюда не заглядывал?
— Сегодня не видал. Вчера трусился с похмелюги у стойки.
— Вот, паскуда, опять закирял, а нужен мне как воздух.
— Не надо было на похмелку давать.
— Не давал. Он сам разбогател. Пошли за наш стол.
— Не пойду, — Вася скосил глаза на Бирюкова. — Я не один, с шефом.
Прапор, пристально оглядев Антона, бесцеремонно сказал:
— Первый раз вижу.
Сипенятин показал в улыбке золотые зубы:
— Его портрет в розыске не печатали. С наличными взяли.
— Не темни. Что за шеф?
— Бывший хлопкообрабатывающий министр.
— Перестань. Тому министру стенку припаяли.
— За взятку отпаялся. И меня в придачу выкупил. Теперь вот охраняю спасителя от народных мстителей, — не моргнув глазом, съерничал Вася.
— Заливаешь? Ну, вставай, пошли к нам.
— Не пойду. Из угла телек не видно. Скоро безразмерно обнаженных кубинок станут показывать.
— Баб не видал?
— По цветному телеку — нет. Хочу поглядеть.
— Ну как знаешь… — Прапор прощально помахал пальцами. — Бывай, Васек, не унывай!..
Сипенятин молча приподнял тюбетейку,
— Кто это? — спросил Актон, когда парень отошел от столика.
— Бывший прапорщик. За границей служил, христопродавец. На иконах погорел.
— Значит, твой коллега по прежнему ремеслу?
— Я соотечественникам подделки толкал, а Прапор настоящего Христа хотел за доллары сплавить.
— Чем теперь занимается?
— На каком-то заводе слесарит или токарит, не знаю.
— А какого «Десантника» он упоминал?
— Есть тут хромой алкаш. На бутылку баба не дала. В знак протеста придурок с четвертого этажа из окна прыгнул. Врачи с горем пополам кости собрали.
— Где работает?
— Из него работник, как из попугая соловей.
— На какие же доходы пьет?
— На жинкины. Она в вино-водке торгует, — нехотя ответил Вася.
На экране телевизора внезапно вспыхнули яркие юпитеры и под ударившую во всю мощь темпераментную музыку закружились в калейдоскопическом хороводе танцовщицы кубинского варьете. Посетители кафе задвигав стульями, как по команде, ринулись из дальних углов к телевизору. Устраивались кто как может. Лысый волокита с легкомысленными девочками протиснулся к столику, где сидели Бирюков с Сипенятиным. Вася, приподнявшись со стула, ткнул его в спину:
— Блондин, отвали в сторону! Из-за твоих шансонеток кабаре не видно.
Мужчина возмущенно оглянулся и, встретившись с красноречивым Васиным взглядом, безропотно отодвинулся. Удовлетворенный Сипенятин уставился на экран словно ребенок, которому показали яркую игрушку.
Темпераментные танцы чередовались песенными и музыкальными номерами. От некоторых номеров публика приходила в восторг. Только «Прапор» и парни в пиджаках из кожзаменителя, как приметил Антон, не обращали на телевизионное представление ни малейшего внимания. Дымя сигаретами, они или азартно во что-то играли, или сообща обсуждали какой-то план.
Выступление варьете продолжалось больше часа. Как только оно закончилось, посетители бурно заволновались. Кто-то отчаянно захлопал в ладоши. Его сразу поддержали. Аплодисменты перешли, как говорится, в овацию. Знакомые Бирюкову «металлисты» всем «трио» отрепетированно крикнули:
— Владик, Мадонну!..
Выкрик тут же поддержал сидевший справа от Сипенятина паренек с родинкой на щеке. А через минуту уже весь подвальчик дружно скандировал:
— Вла-дик!.. Ма-дон-ну!.. Вла-дик!.. Ма-дон-ну!..
Находившийся за стойкой Труфанов с показным равнодушием протирал белой салфеткой и без того чистые фужеры. Потухший было экран телевизора вновь засветился. На нем порезвились беззвучные мультипликационные медвежата, и вдруг грянула музыка. Яркий видеоклип, стремительно кувыркаясь, разросся во всю величину экрана и замер. На красочной картинке, прижав к губам микрофон, появилась белокурая молодка, чемто смахивающая на некогда популярную Мэрилин Монро. Через две-три секунды певица взорвалась таким отчаянным криком, что вздрогнувший от неожиданности Сипенятин громко сказал:
— Во, мля, дает Сусанна!..
Сидевший рядом паренек с родинкой поправил:
— Ее зовут Мадонной…
— Заткнись, знаток! — огрызнулся Вася и опять уставился на экран.
Шабаш продолжался минут пятнадцать. Бирюков не столько смотрел, сколько пытался уловить смысл коротких песенок, которые исполняла на английском языке Мадонна Луиза Вероника Чикконе. Когда-то Антон неплохо знал английский, однако теперь ему с трудом удалосъ перевести лишь некоторые фразы. В одной из песенок певица, кокетничая, часто повторяла: «Не пили меня, папа». В другой она вроде бы заигрывала со зрительницами: «Мне нечего сказать, кроме того, что думают тысячи девушек. Именно поэтому я имею столь большой успех».
После взрывного выступления Мадонны начались видеозаписи отечественных рокеров.
Бирюков с Сипенятиным добросовестно отсмотрели всю пpoгpaммy. Когда представление закончилось и в кафе ярко вспыхнул свет, Вася торопливым взглядом стал искать «чернявку», но ее среди посетителей уже не было. Исчез из кафе и лысый блондин. Подосадовав на то, что «гангстер из-под носа увел кадр», Сипенятин добыл у Труфанова для матери большую коробку шоколадных конфет. Эти конфеты выпускались новосибирской фабрикой, но в магазинах города их почему-то никогда не продавали. Выцыганил Вася такую же коробку и Бирюкову.
Глава XI
Расставшись с Сипенятиным, Антон направился было к железнодорожному вокзалу, рассчитывая с последней электричкой уехать домой. Однако после напряженного дня навалилась такая усталость, что предстоящая двухчасовая езда до райцентра в пустом вагоне показалась мучительной пыткой. К тому же завтра рано утром надо было вновь ехать в Новосибирск, чтобы узнать в НИИ, когда вернется из отпуска Даша Каретникова. Предстояло также заняться и хозяином кафе Труфановым, выявить его сомнительные связи. В том, что музыкальный подвальчик с притемненным освещением является притоном для игроков, Антон не сомневался.
Недолго поколебавшись, Бирюков остановил такси и через несколько минут подкатил к гостинице «Обь». У стойки администратора его встретила знакомая табличка «Свободных мест нет». Обычно в таких случаях Антон быстро находил общий язык с молодыми администраторшами, а те так же быстро находили для него свободное местечко. В этот раз на административном стуле сидела дама столь зрелого возраста, что заигрывать с нею было неловко. Оставалось два выбора: сделать попытку прорваться в гостиницу официально или проскользнуть в нее плутовским зигзагом. Из горького опыта Антон знал, что официальный путь не самый короткий и далеко не всегда надежный. Поэтому не стал козырять перед суровой администраторшей служебным удостоверением, отстаивая свое право на ночлег, а, скрепя сердце, решил использовать более мирный и широко распространенный способ обходного маневра, стимулирующего материальную заинтересованность служебного лица. Купленная с помощью Сипенятина коробка конфет пригодилась кстати…
Через несколько минут, поднимаясь в скоростном лифте с разрешением на получение одноместного номера, Бирюков грустно подумал, что новые веяния до «Оби» еще не докатились.
Недолго поколебавшись, Бирюков остановил такси и через несколько минут подкатил к гостинице «Обь». У стойки администратора его встретила знакомая табличка «Свободных мест нет». Обычно в таких случаях Антон быстро находил общий язык с молодыми администраторшами, а те так же быстро находили для него свободное местечко. В этот раз на административном стуле сидела дама столь зрелого возраста, что заигрывать с нею было неловко. Оставалось два выбора: сделать попытку прорваться в гостиницу официально или проскользнуть в нее плутовским зигзагом. Из горького опыта Антон знал, что официальный путь не самый короткий и далеко не всегда надежный. Поэтому не стал козырять перед суровой администраторшей служебным удостоверением, отстаивая свое право на ночлег, а, скрепя сердце, решил использовать более мирный и широко распространенный способ обходного маневра, стимулирующего материальную заинтересованность служебного лица. Купленная с помощью Сипенятина коробка конфет пригодилась кстати…
Через несколько минут, поднимаясь в скоростном лифте с разрешением на получение одноместного номера, Бирюков грустно подумал, что новые веяния до «Оби» еще не докатились.