Чернолусский Михаил. Золотой след (легенды, сказки)

   Забарцы прозвали Серегу отступником и поклялись, ежели он вернется, выгнать из села.
   Между тем весна разгоралась. Стали ласточки себе гнезда мастерить под крышами домов. С утра до вечера, пока солнце на небе, из сухих травинок, соломинок, пуха и глины строила свои домики работящая птица. А гнезда свили - птенцов высиживать начали. А вывели птенцов, ещё прибавилось дела кормить желторотых надо. Не будь ласточка быстрой, разве наловила бы она столько мошкары?
   Знал бы про это Серега раньше - никогда бы не стал ласточкой. В труде - все их счастье, в птенцах - вся радость. А осень настанет - лети за моря и океаны. "Нет уж, лучше буду человеком, - решил Серега-ласточка, сидя в гнезде. - Видно, кем не быть, а все равно работать надо".
   Так он думал под крышей родного дома. И сказал он тогда во второй раз: "Здравствуй, человек!" - и упал вместе с гнездом на землю и превратился снова в парня.
   В ранний час, когда ещё не прогнали стада, улица была безлюдна.
   Посмотрел Серега на отцовское окно, но постучать побоялся. Он свернул за угол и пошел на огороды справить нужду. И отсюда увидел толпу на бугре за Серебрянкой, вблизи барского дома.
   Не знал Серега, что пока он был ласточкой, Россия затеяла с турками войну и царь объявил мобилизацию. Недоброе Серега почуял. Он решил разузнать, по какому случаю собрался народ в такую рань.
   Перешел мост, поднялся на гору и только стал свертывать с дороги в сторону усадьбы - глядь, а перед ним урядник с саблей.
   - Как фамилия? - спросил урядник, схватив Серегу за рукав.
   - Харитонов.
   - А-а, так я же тебя, голубчик, знаю. Ты-то нам и нужен. Пошли. - И потащил Серегу к усадьбе. - Скрываешься от царского указа, бродяга. Мы тебя давно ждем, беглец.
   Притащил он Серегу к столу, за которым писарь сидел, и говорит:
   - Вот ещё один.
   Так Серега попал в рекруты. Знал бы он, что война началась, - улетел бы ласточкой в дальние страны. А теперь иди, погибай за царя и отечество.
   Вся деревня прибежала к барской усадьбе провожать рекрутов. Не было только Харитоновых. Не знали старики, что сынок их объявился.
   Брел Серега на станцию по старому шляху без котомки и материнского благословения. Горько было на душе. На привале, возле лесочка, сел он под березу подальше от урядника и задумался: если не человеком, то, значит, быть ему бараном. В хлеву спать, траву есть - это не сладко. Но и солдатская жизнь не лучше бараньей, и к тому же убить могут.
   И решил Серега стать бараном, вернуться в отцовский хлев и переждать, пока кончится война. А что дальше - видно будет.
   Посмотрел он на березу, под которой сидел, и сказал: "Прощай, человек!" Тут же стал бараном и убежал в лес. Из леса метнулся на луга, чтобы не напороться на волка.
   Трудно было попасть в отцовский хлев. Выгнал Харитонов со двора приблудного барана.
   - Иди, иди к хозяину! Не нужно мне чужого добра.
   Всю ночь простоял Серега-баран у ворот. Утром вышла на крыльцо мать руками развела. И побежала к отцу.
   - Ты погляди, старый погляди! Не ушел баран. Видно, из другого села забрел. Пусть уж у нас будет. А найдется хозяин - отдадим.
   Харитонов согласился.
   Потекла у Сереги однообразная баранья жизнь. Ночь в хлеву, день в поле. Но все же он был дома и знал, что его никто не убьет.
   Харитонов-отец работящий был человек и хороший хозяин. На ночь всегда скотине подбрасывал свежей соломы и зеленого корма. "Никогда не думал, что баранам лучше живется, чем людям", - размышлял Серега.
   Но и бараньей жизни пришел скоро конец.
   Однажды очнулся Серега-баран утром и заблеял от страха. Лежал он, связанный, на возу. Рванулся, да не тут-то было - крепко скрутили ноги.
   Оказалось, на улице много подвод и на подводах - овцы да свиньи.
   Прислушался Серега-баран к людскому разговору и понял, в чем дело: царь мужиков новым налогом обложил. Фронту нужно мясо, и, значит, их, баранов, везут на бойню.
   Подводы быстро тронулись одна за другой, и не увидел больше Серега ни мать, ни отца.
   Стал Серега думать дорогой - как быть-то теперь ему? На счастье, возница пересел на переднюю телегу, лошадь сама пошла следом. Сказал Серега: "Здравствуй, человек!" - и превратился в парня и опять человеческими глазами увидел небо. Приподнялся он - нигде ни дерева, ни кустика, чистое поле. Куда бежать? Его сразу опознают и сдадут полицейскому, как дезертира. А потом - суд, тюрьма, позор. Нет, видно, один выход - превратиться в собаку, перегрызть на лапах веревки и бежать.
   Сказал Серега: "Прощай, человек!" - и превратился в собаку.
   "Какой же я породы?" - подумал он. Увидел черную лохматую шерсть на брюхе, понял - дворняжка. Он быстро перегрыз веревки и спрыгнул на дорогу. Пропустил обоз и, как ни в чем не бывало, побежал за последней телегой.
   А в городе черная дворняга отстала от обоза. Она долго бегала по улицам в поисках помойных ям и случайно оказалась на базаре. И тут...
   Тут всегда хромой боцман обрывал свой рассказ - сколько Егор Тимофеевич его ни слушал.
   - А дальше-то что? - допытывался Егор Тимофеевич.
   - А дальше только я то и знаю, что сам видел, - отвечал боцман.
   - Расскажи, что сам видел.
   И тогда боцман продолжил свой рассказ, который Егор Тимофеевич хорошо запомнил.
   Прогуливался как-то раз боцман по набережной в Одессе. Глядит - идет навстречу Серега. Глазам своим не поверил боцман. "Здорово, земляк!" крикнул он. Серега вроде бы испугался. "Да ты что, - говорит боцман, - не узнаешь соседа?"
   Ну, туда-сюда, слово за слово, и разговорились. Говорит Серега, что приехал искать работу. Чует боцман, врет ему земляк. Пожалел, однако, парня. "На корабль к нам хочешь? - предложил боцман. - Устрою по знакомству". - "А какой, - спрашивает Серега, - у вас корабль?" - "Пеньку, пушнину возим - торгуем с заграницей". Загорелись у Сереги глаза. "Хочу!" Ну и взяли его на корабль. Подучили малость. Дальним рейсом поплыли в Европу. И вот, глядит боцман, земляк-то его все норовит от работы увильнуть. Палубу драить - живот у него болит. Из трюма груз поднять голова кружится. Отозвал боцман Серегу в сторону и говорит: "Не пойдет у нас так дело, парень, не пойдет! Какой ты человек, ежели работать не умеешь!"
   Вышел корабль в Средиземное море. Вдруг девятибалльный шторм поднялся, и наскочили они ночью на подводную скалу. Получили сильную пробоину. Вода пошла в трюмы. Корабль потерял скорость, болтало его как щепку. На что боцман бывалым считался моряком, но и он подумал: конец пришел. Однако ж выстояли.
   Заделали пробоину, воду откачали и поплыли дальше.
   Стал боцман искать Серегу, а того нет нигде. Весь корабль обшарил - не нашел. "Погиб парень, - решил боцман, - смыло волной". Но зря спешил боцман. Серега объявился. Дело так было. Сидит боцман, ждет капитана, чтобы доложить о происшествии. И вдруг вбегает в каюту крыса, здоровая, как котенок. Садится напротив боцмана и говорит человеческим голосом. Боцман рот раскрыл, а крикнуть не может - голосу нет. И встать не может - ноги отнялись. И слышит боцман, как говорит ему крыса: "Дядя Гриша, не гони ты меня и не бойся моего голоса. Это я - Серега Харитонов. Испугался я нынче ночью, что утонем мы все, и решил стать крысой, на дощечке до берега добраться. Лучше жить крысой, чем погибнуть человеком. Да вот, видишь, просчитался. Пришел я к тебе со своим последним словом".
   И сказавши это, поведал Серега хромому боцману про всю свою жизнь. Только до конца досказать не успел - вошел в каюту капитан и спугнул крысу, которую боцман больше уже с той поры ни разу не видел.
   Вот такая она, Серегина тайна.
   Егор Тимофеевич, рассказавший мне эту историю, закончил её такими словами:
   - Сказка - она ведь что дым: без огня не бывает. Поищи, друг мой, огонек-то. Поищи. От какой своей слабости парень погиб.
   Старик, многозначительно улыбаясь, щурил свои хитрые глаза.
   ШПАКОВ МЕЧ
   В старину Забара славилась силачами. Много их у нас было. Но с особой добротой, с любовью и лаской вспоминают забарцы лишь одного силача - Ивана Шпака.
   Старики рассказывают, какой он был человек, Иван Шпак, и каким подвигом прославился.
   В кулачных боях Шпак никогда не участвовал, драк не затевал. Занимался крестьянским трудом, жил без особой славы. Так что даже силачом в молодости его никто не считал. Но вот, после какой уж войны и в каком веке - не помню, появились в наших лесах разбойничьи банды. То на одну деревню нападут, то на другую. Скот угонят, добро увезут, девок опозорят. Не стало людям от них никакой жизни.
   В семи верстах от Забары проходил Большой шлях. Нынче это уже старая, заброшенная дорога. А в старину, говорят, аж с самой Киевщины в Московию по нему ездили, в большие города на ярмарки. И вот замер Большой шлях, когда разбойники объявились. Ни одну подводу грабители не пропустят и пешего разденут догола - ночью, днем ли - когда бы кто ни шел, ни ехал.
   Затихла жизнь Забары. Ни песен, ни смеха на селе не услышишь.
   Долго думал Иван Шпак, как горю помочь. А потом, не сказав никому ни слова, ушел в Чуровичи. В ту пору в Чуровичах жил знаменитый кузнец - о нем и нынче в наших краях вспоминают. Рябым его звали.
   И вот заперлись в кузнице Рябой да Иван Шпак - три дня, три ночи меч ковали. Меч такой, что обыкновенному человеку и двумя руками не поднять с земли. И сталь была особая: в горячем бою меч ещё более тяжелел.
   Отковавши меч, проспал сутки Иван Шпак на сеновале у Рябого. Потом встал, искупался в Непути и ушел из Чуровичей.
   Направился Шпак не в Забару, а прямо к Большому Шляху. В версте от шляха нашел валун, по рассказам стариков, размером с коня. В тех местах, за Непутью, у нас много валунов, будто нарочно кто их разбросал.
   Откатил Шпак валун на шлях и перекрыл им дорогу. Аккурат на том месте, где по обе стороны шляха топь непроглядная начиналась, а за нею лес.
   Лето подходило к концу, и разбойники решили в другие края перебраться, где зима покороче и мужик побогаче. Да слух прошел, будто из столицы войска должны прийти, порядок в округе навести. По этой причине и вышел на шлях разбойничий обоз с награбленным добром. Держал он путь на юг.
   Увидели разбойники препятствие на дороге, остановились.
   Шпак следил за разбойниками с другой стороны валуна.
   Прибежало пятеро. Подналегли на валун, закряхтели, а сдвинуть с места не могут.
   - Эх вы, - рассмеялся Шпак. Размахнулся он мечом и одним ударом пять голов снес.
   Теперь прибежали десять разбойников. Шпак и десятерых зарубил одним ударом. Стали бандиты по нему стрелять.
   А Шпак стоит себе за камнем, приговаривает:
   - Дурачье поганое, зря порох жжете.
   Видно, и разбойники это поняли, стрельбу прекратили. Повыхватывали шашки наголо, человек пятьдесят, не меньше, и пошагали к валуну.
   Шпак вышел из-за камня, рукава засучил по локти, стоит, ждет.
   - Ну-ка, ну-ка, голубочки.
   Первых двух ногой сшиб. Те упали на дорогу, придержали остальных, тут-то Шпак их мечом, как палкой по гороху, только головы полетели.
   Порубал всех и опять за камень, ждет новых гостей. Только их нет да нет, не идут больше.
   Потом смотрит Шпак, отделился от обоза один человек, без сабли, без ружья и идет прямо на камень.
   Подошел и кричит:
   - Эй, мужик, атаман велел передать: сбросишь камень в болото и сам сойдешь с дороги - озолотит тебя, что запросишь - даст и ещё в придачу пятьдесят голов скота.
   - Передай своему атаману, - ответил Шпак, - коль хочет со мной говорить, пусть сам придет сюда.
   Человек ушел, и вскоре на дороге показался сам бандитский главарь весь ряженый-переряженый, не поймешь, какого племени и веры какой. Здоровый детина, а меч у него побольше размером, чем у Ивана Шпака.
   Подошел главарь, честь отдал, будто и не бандит вовсе, а рыцарь, и говорит:
   - Передали тебе мои условия?
   - А мои условия другие, - сказал Шпак, - давай драться. Кто победит того и правда.
   Помолчал главарь, поглядел на Шпаков меч, на самого Шпака и говорит:
   - Жизнь тебе, что ли, надоела?
   - Там видно будет - кому надоела, кому нет, - сказал Шпак.
   Опять задумался главарь. Но Шпак не стал ждать ответа.
   Поднял свой меч, замахнулся им и крикнул:
   - Не хочешь драться, так без боя умрешь. Грабил мой народ. Вот и расплата пришла.
   Тогда главарь отскочил в сторону, выхватил из ножен свой меч, и начался смертельный бой двух богатырей.
   Время к полудню подошло, а бой все продолжался.
   После Шпак рассказывал землякам:
   - Ловкий был этот главарь, храбрый. Никак не мог я его одолеть. И чую: меч мой стал тяжелее того валуна, что я прикатил на дорогу. Беда. Да тут вспомнил я про своих земляков, замученных и ограбленных, про деревни наши разоренные - вскипела во мне кровь. Размахнулся я в последний раз и пошел на бандита в открытую. Тут он и сробел. Стоял главарь посреди дороги без головы, кровь била фонтаном. Потом упал в болото.
   Тем временем мужики подоспели на помощь Шпаку, с вилами, косами из лесу вышли и кинулись на разбойников. Те еле ноги унесли. А кто меж подвод замешкался - порубали их насмерть.
   Вот какой подвиг совершил Иван Шпак. Имя его живет в народе и по сей день.
   Но рассказ про богатыря на том и заканчивается, а история с мечом, который отковал кузнец Рябой, только начинается.
   После смерти Ивана Шпака меч перешел на хранение сыновьям богатыря. А сыновья потом внукам передали. Внуки - правнукам. Забарцы гордились мечом Шпака и берегли его, как самую дорогую реликвию.
   Но веком позже, а может, и меньше, чем веком, точно никто не знает, Шпаков меч похитили.
   Вот как это произошло.
   Однажды, крепко подгулявши, забарцы затеяли кулачный бой с парнями из соседней деревни Лобановки. Лобановцы драчуны были знаменитые, и стали они теснить хмельных забарцев. Одному руку перебили, другому ногу. На том бой и кончился бы, но тут появился Ромка Хлыст - забарский силач, покоритель девичьих сердец. Кулачные бои Ромка страсть как любил. Фамилия его была Хомутов, но за строптивый характер прозвали парня Хлыстом, он и не обижался.
   Как ввязался Ромка Хлыст в кулачный бой - сразу разбросали забарцы лобановцев. Ромка в такой азарт вошел, что одному парню череп проломил. Все и разбежались, признав победу Забары.
   С той поры Ромка сам себя в герои произвел. Работать он не любил, а пришла слава, и вовсе от отцовского хозяйства отошел, забездельничал.
   - Я защищаю ваших сыночков, - сказал он бабам, - вот вы и кормите меня. По очереди в гости буду к вам ходить. Окажу честь.
   Тогда забарцы сказали ему:
   - Ты нас с соседями поссорить хочешь? От твоей руки ихний парень умер. Вот тебе наше последнее слово. Ни в одном дворе тебя не примут, ни одна баба не накормит. Не нужна нам твоя сила, от неё только горе людям.
   Ромка молча выслушал все эти слова, а на другой день не стало его в селе. И Шпаков меч исчез из дома, где хранился.
   Люди сразу догадались, что меч Ромка выкрал. Никому больше не под силу такую тяжесть таскать
   Перепугались мужики. Не для озорства такое оружие Ромка взял, а для грабежа. Работать не хочет парень, как же ему ещё хлеб добывать!
   Бросились Ромку искать - по дорогам, по балкам, по чужим селам, нигде не нашли. А вскоре вести пришли: на Большом шляху ночью обоз ограбили.
   Загоревали забарские мужики: что делать? И тогда один старик совет подал - идти к Шмелю.
   Шмель в ту пору хворал. Лечила его травами пришлая монашка, она никого к мудрецу не пускала - куда уйдет, хату на замок. Но забарцам все же удалось пробиться к Шмелю.
   Тот выслушал ходоков, лежа в постели. Помолчал. Потом сказал, как отрезал:
   - Возвращайтесь домой. Не вас беда ждет, а Ромку. Пусть он и получит по заслугам.
   Мужики стали недоуменно переглядываться, но монашка их выпроводила из хаты. Во дворе она спросила:
   - Что, не поняли, мужички?
   - Не поняли, - подтвердили забарцы.
   - А понимать надо так. Меч кован на недруга. А кто на своего ближнего замахнется, тот от меча сам и погибнет.
   Ушли забарцы от Шмеля с тревогой - никакого совета, считай, не получили. Но вскоре, однако, все смогли убедиться, что слова мудреца были пророческие.
   В один день в селе появился приезжий охотник из Чуровичей и рассказал мужикам про чудо необыкновенное, которое сам видел.
   Выходит он из ельника, что к Большому шляху примыкает, и видит, стоит на дороге богатырского вида парень и меч над головой держит. Перед ним на коленях две бабы и два паренька. А шагах в десяти - четыре груженые подводы. Охотник скинул с плеча ружье и поближе подкрался.
   Слышит разговор:
   - Не губи, родненький. Коровенок нет у нас, хаты развалились. Одна надежда на ярмарку.
   - А мне с голоду подыхать, что ли?
   - Куда денешь сала столько, меда столько? Тебе лакомство, а нам жизнь сама.
   - Уходите, пока живы. Не то - порублю.
   - Не враги мы тебе заклятые. Не чужого племени люди. Неужто загубишь души невинные?
   - До пяти считаю, бабы. Не уйдете - не себя пеняйте... Раз...
   - Руби, ирод проклятый. Зверюга ты окоянный. Что от меча твоего погибнуть, что с голоду. Рубай.
   - Два, - сказал разбойник и размахнулся мечом.
   Тут охотник и признал: да это же Ромка забарский!
   - Эй, - крикнул он на Ромку. - Не балуй, слышь! - И выбежал на дорогу.
   Но Ромку уже не остановить было.
   - Три, - сказал он. - Четыре...
   "Эх беда. Беда великая", - подумал охотник.
   Вскинул он ружье, чтоб выстрелить, но в это секунду самое чудо-то и случилось: из живого человека Ромка каменным стал и на глазах охотника по самые плечи в землю ушел - от тяжести. А меч его, тоже окаменевший, так поперек дороги и лег.
   У охотника аж ружье из рук выпало. Не помнит он, как до Забары добрался и куда подводы с бабами да с парнями девались, словно приснилось ему все это в тяжком бреду.
   Услыхали этот рассказ забарцы, побежали на шлях, к ельнику, и убедились, что охотник сущую правду рассказал. И Шпаков меч окаменевший поперек дороги лежит, и Ромкина голова каменная - с мечом рядом.
   "Вот так история!" - подумали забарцы.
   С той поры в этом месте расширили шлях, чтоб объезд был.
   А Шпаков меч так и лежит поперек дороги по сей день. Всякий может приехать, посмотреть на него. Горькая правда и большой урок людям в этой истории.
   ТИМКА УСАТЫЙ
   Приезжайте к нам в Забару под Новый год. Поближе к полуночи пройдитесь по деревне: непременно услышите разговор про Тимку Усатого.
   Выйдут из хаты два колхозника, остановятся у калитки, поглядят, как снег столбом на дороге крутит, повздыхают, и скажет один, поднимая ворот тулупа:
   - Гляди, воет-то как. Тимка Усатый, знать, пожаловал.
   - Пожаловал, его пора, - подтвердит второй, поеживаясь от холода.
   Пройдете вы мимо этих колхозников и пожмете плечами: про какого такого Тимку люди говорят и что это за "его пора"? И уж, конечно, не пожелаете уехать, не услыхав истории с Тимкой.
   История эта и в самом деле любопытная. Произошла она вскоре после того, как организовался у нас в селе колхоз.
   Тимка - знаменитый забарский бездельник. Одни говорят, будто от тронутый малость был. Другие отрицают: ничего, мол, не тронутый, просто избалован с детства, лень его заела.
   Ходил он всегда непричесанный, обросший, с заспанным лицом, в заплатанных полотняных штанах, летом босой, а зимой в огромных разбитых валенках. Его перекосившаяся, с одним окном избушка была до того крохотная, что приезжие издали принимали её за собачью конуру. Пожилые люди помнят и сейчас этот Тимкин дворец. Он стоял на краю села, напротив колодца с самым высоким в деревне журавлем.
   Тимка считал себя первым на деревне красавцем. Особой его гордостью были усы, черные, пышные, словно с другого лица к нему пересаженные. На людях он всегда их подкручивал и разглядывал в зеркальце, которое носил с собой. За это его и прозвали Усатым.
   Лет ему было не больше тридцати, и ничем он отроду не болел. Но когда бригадир посылал его на работу (Тимка вступил в колхоз в первый же год вместе со всеми), он всегда начинал на что-нибудь жаловаться. То ноги у него ломит, то шею не может повернут, то внутри что-то забулькает. За все лето один трудодень зарабатывал. И то, можно сказать, ни за что: утащили его бабы на луг сено убирать, и он там под стогом с граблями день просидел; но бригадир увидел, что грабли хоть в руках держал, и в табеле крестик поставил, вроде чтоб подбодрить. А он все равно на другой день не вышел на работу.
   Тогда председатель определил Тимку в помощники конюху.
   Может, на этом деле польза от него будет. Но и тут Тимка отличился. Стал день-деньской просиживать у ворот. Сена лошадям в ясли набросает, малость стойла уберет и снова на солнышке греется.
   И до того он, надо сказать, обленился на этой работе, что перестал даже дома поросенка кормить. И сам впроголодь жил, всухомятку питался. В воскресный день в гости к кому-нибудь зайдет, щами его угостят, и опять неделю ходит, сухую корку жует.
   Прошло лето, настали холода. А Тимке избу топить нечем, ни полена дров во дворе. Что делать? Раньше хоть и не в милости родительской был, да все-таки дровами отцовскими пользовался. А теперь где топливо взять? Пошел к колхозным плотникам щепки собирать - конюшню они строили. Дали ему немного щепок. Пожег, и снова холодно в хате. А у соседа, Никифора Приходько, дров, между прочим, полон двор был и торфу - гора. Тимка давно поглядывал на Приходькин двор и вздыхал. Потом не выдержал и пошел просить. Никифор Приходько в прошлом году помер. Хороший был человек, работящий, твердый характером. Правнук того Приходьки, который первым получил прозвище Самостоятельный за его твердый характер и начитанность. Тимка ушел от него ни с чем.
   - Не дам тебе ни дров, ни торфу, - сказал Приходько ему. - Где ты был, когда мы на торфянике работали? На полатях отсыпался? Ну вот иди постучи теперь зубами на своих полатях.
   Ушел Тимка, ни слова не сказал, только косо поглядел на соседа.
   А ночью у Приходьки загорелся сарай.
   - Самостоятельный горит! - кричали люди, сбегаясь со всей деревни.
   Хорошо, ветра не было, а то бы вся деревня занялась.
   Тимки на пожаре не было, то ли прятался, то ли куда уходил. Но Приходько все поглядывал на Тимкину конуру: некому было больше поджечь
   Однако не пойманный - не вор. Вызвали Тимку утром в сельсовет: он знай твердит себе одно: "Да что вы, люди добрые, меня и в деревне-то не было, на рыбалку ходил". Попробуй докажи, что врет. Отпустили Тимку. Но с той поры косились забарцы на Тимку - плохой, мол, человек.
   К молве этой в скором времени присоединилась другая, более тяжкая: стали бабы говорить, что Тимка - оборотень. Откуда сыр-бор?
   Был у Приходько племянник Никита, по прозвищу Ширяй. И была у Никиты невеста, красавица Настя, дочка вдовы Дарьи Черешкиной, набожной женщины, к которой часто старуха Авдотья гадать приходила.
   Уехал Никита в райцентр на курсы трактористов, на всю осень и зиму. И с той поры наш Тимка Усатый вдруг преобразился, другим человеком стал. Купил себе костюм, уж на какие деньги - не известно, ботинки по последней моде и даже съездил в город Климов, постригся там под "польку".
   - Не жениться ли вздумал наш красавец? - стали смеяться бабы. Поглядите на этого щеголя.
   Тимка на это не отвечал. И впрямь у него было такое желание жениться. Не стал Тимка давать прохода Насте Черешкиной, своей соседке. Она идет на работу, он догоняет и идет рядышком. Она вечером в кино, и он за ней, да все норовит поближе сесть, словом перекинуться. И с Настиной матерью любезным стал. То дров ей наколет, в сени натаскает, то навоз из хлева поможет выгрести, а все при случае Настю нахваливает, - какая она красивая да какая работящая. Дарья Матвеевна только вздыхает, а самой-то невдомек, к чему это Тимка клонит. Думает, поумнел, мол, человек, жить в мире и согласии со всеми желает. И Настя поначалу все отшучивалась. Могло разве прийти ей в голову, что Тимка по-серьезному за ней ухаживает. У неё был жених - Никита, и все знали, как вернется парень с курсов, свадьба будет. А Тимка какой жених, смех один.
   Возвращалась однажды Настя из кино одна, не захотела подруг дожидаться. И вот догнал её Тимка. Поздоровался и говорит:
   - Слышь, Настя, дело к тебе есть. Выходи за меня замуж.
   Настя рассмеялась:
   - Ох, и забавный ты, Тимка. Когда прикажешь выходить-то?
   - Да хоть завтра.
   Настя ещё пуще давай смеяться, за шутку приняла.
   Но Тимка не шутил.
   В погожий день стлали на лугу бабы лен, всей деревней вышли. От самого пастбища, где табун лошадей ходил, да торфяников растянулись они пестрой цепочкой. Девчата с Попова конца, а с ними Настя, заняли делянку возле самой Серебрянки, недалеко от сенного стога. Вот наступил полдень. Собрались все под стогом полудничать. А Настя пошла по берегу прогуляться. Недалеко отошла, как увидела чудо: появляется перед ней черт, самый настоящий - волосатый, с рогами, с хвостом, язык красный высунул. Схватил Настю за руку и держит. Все так и ахнули. Настя со страху и голос потеряла, стоит как завороженная. А он что-то, видно, сказал ей, бросил и бежать. Настя упала. Все к ней. А черт добежал до табуна, вскочил на коня и к лесу голопом. Пока бабы ахали да охали, его и след простыл. Привели Настю в чувство, усадили под стогом. Спрашивают:
   - Что он хоть сказал тебе?
   - Сказал, - ответила Настя, - когда я за Никиту, а не за Тиму замуж выйду, не будет мне жизни, душу мою заберет.
   Старухи услыхали эти слова, давай молиться, бога в помощь призывать. А молодежь сразу догадалась:
   - Да это же Тимка был, девоньки.
   И порешили тут же узнать, где он.
   Прибежали к его конуре, а он сидит себе за столом, чаек попивает. Как тут понять?
   - А я, - говорит, - только проснулся, ночью на конюшне глаз не сомкнул. - И потягивается себе со сна, позевывает.
   Развели девчонки руками: кто же он, этот черт? И подумали так: мальчишки подшутили, кто-нибудь шубу вывернул и разыграл Настю.