Черри Кэролайн. Подвальная станция

   Под ее одеждой он увидел именно то, что ожидал увидеть: сплошные кости и мускулы, обтянутые кожей, это заставило бы его подумать, будто в Безопасности плохо кормят, если бы он только что сам не поел. Сложена она была заметно иначе, тоньше в талии (ребра торчали), и — плоско там, где у мальчиков что-то было. Он никогда не видел девочек в нижнем белье. Оно было тонким и скрывало немного, и он старался не смотреть или думать о том, что она глядит на него. Он не вполне понимал, почему это было плохо, но было ощущение, что он поступает неправильно. Однако все происходило так, как полагалось, потому что спать в одежде означало испортить ее.
   Так что им следовало относиться вежливо друг к другу и мириться с ситуацией.
   Он быстро принял душ, как посоветовала Кэтлин, потому что ванная скоро потребуется Старшим, надел чистое белье, подошел и лег на нижнюю койку, потому что Кэтлин заняла верхнюю. Он проделал это быстро, потому что она лежала под одеялом, и он в одиночестве щеголял раздетым.
   — Последний, — произнесла Кэтлин сверху, — выключает свет. Это уже мое Правило. Хорошо?
   Со своего места он посмотрел на выключатель. Он никогда не бывал там, где свет сам не выключался в положенное время. Он никогда не спал нигде, кроме бараков, где в общей спальне находилось около пятидесяти мальчиков. Он снова выскользнул из-под одеяла, метнулся к выключателю, стукнул по нему, и помня прямой путь назад, быстро нырнул обратно, причем так резко, что кровать затряслась.
   Он подумал, что Кэтлин он при этом тоже тряхнул.
   — Прошу прощения, — сказал он и постарался быть осторожнее, снова залезая под одеяло. Он отчетливо сознавал, что находится рядом с незнакомым человеком, которому, наверно, тоже семь, но они отличались друг от друга, она относилась к Безопасности, а Безопасность была очень сурова. Ему хотелось сделать что-нибудь неправильное, или вызвать ее раздражение. Он лежал в темноте в помещении, в котором кроме него находится только один человек, и чувствовал себя хуже, чем в новой общей спальне, гораздо хуже. Ему было холодно, при этом не только из-за тонкого одеяла. Все звуки исчезли, за исключением того, что один из Старших включил душ.
   Ему было любопытно, где Кэтлин жила раньше. Она не выглядела встревоженной. Кто-то рассказал ей обо всем, что должно произойти. Или она просто способна сделать все. Наличие мальчика-партнера не беспокоило ее. Она радовалась по поводу того, что он здорово справляется с ловушками. Он надеялся, что оправдает ее ожидания. Он был бы ужасно смущен, если при первой же двери они опозорятся.
   И он ужасно боялся, что ему придется возиться с ловушками в темноте, что было самым трудным, ведь ему потребуется фонарик. Кэтлин сказала, что он сможет прикрыть его полой куртки, которую обычно разрешают надеть, потому что работая при свете он станет отличной мишенью.
   Не поднимай шум, говорила она. Я буду прикрывать твою спину, а ты только работай; шум поможет Врагу. Мы можем попытаться поймать одного Врага таким образом, но это зависит от того, сколько у нас будет времени. И будет ли это задание на скорость или на убийство. Они нам скажут.
   А что такое задание на убийство? — спросил он тогда.
   Это если наибольшее количество баллов получаешь за взятие Врага.
   Это как там, где надо устраивать ловушки, сказал он с облегчением. Временами мы делаем это своими способами — следует одну ловушку ликвидировать, а другую оставить для преследующего тебя Врага. Ты получаешь дополнительные баллы, если он не замечает ее. Иногда тебя заставляют возвращаться обратно, и ты не знаешь, твоя ли это ловушка или его, и остановлен ли он. Можно ориентироваться на взрывы, но им тоже нельзя доверять, потому что он может одну взорвать вхолостую и установить другую.
   Это хитро, сказала она, и ее глаза блестели так, как могли блестеть только у Кэтлин. Это хорошо.
   Он хотел отбросить все мысли, чтобы заснуть: ведь утром предстояло проходить Комнату, и он знал, что необходимо отдохнуть, но это оказалось сложно, его мозг переполнялся вопросами требовавшими ответов.
   Комната не тревожила его и вполовину того, как проблема дальнейшей жизни.
   Зачем они делают это? — недоумевал он. И думал о револьвере на столе, и о слишком тихом трапезном зале, и обо всех историях Кэтлин о людях, стреляющих друг в друга в процессе Игры: они уверены, что я тоже из этой компании?
   Это не Игра, строго возразила Кэтлин, когда он так это назвал. Игра — это то, что ты делаешь на компьютерах, во время отдыха. А это — реальность.
   Он в самом деле хотел возвратиться в СХ. Он хотел увидеть Коня. Он хотел утром покормить жеребенка.
   Однако требовалось преодолеть Комнату, чтобы позаниматься любимым делом всего только четыре часа.
   Он всерьез пытался отбросить мысли. Он очень старался.
   Почему они не дают мне ленту? Почему они не делают так, чтобы я знал, что делать?
   Почему они не делают так, чтобы мне было легче переносить все это?
   Не забыл ли Компьютер обо мне?
   Каждую ночь Ари представляла, как идет письмо, и рассчитывала, где оно в данный момент находится, если доставка занимает так много месяцев. Маман и Олли теперь уже должны быть на Фаргоне. Теперь ей стало гораздо легче, когда она узнала где они. Она смотрела фотографии Фаргона и могла представить их там. Дядя Дэнис принес ей рекламный буклет РЕЗЬЮН-СПЕЙС, на котором присутствовало имя маман. И фотографии того места, где маман будет работать. Она держала их в ящике своего стола и любила смотреть на них и представлять, как она сама туда едет. Каждые несколько дней она писала новое письмо, в котором рассказывала маман, как у нее идут дела. Дядя Дэнис сказал, что он заведет специальный пакет для ее писем и отправит их все вместе, потому что это страшно дорого, а маман безразлично, получит она их по одному или все сразу, в одном конверте. Она хотела адресовать конверт маман или Олли, но дядя Дэнис сказал, что это запутает почтовых работников, и что, если она собирается написать Олли, маман передаст ему письмо: закон гласит, что эйзи не имеют права самостоятельной переписки, только через своего Инспектора, это глупо по отношению к Олли, так как ничто не может расстроить его; но таков закон.
   Так что адрес должен быть таким:
   Доктор Джейн Страссен
   Директор
   РЕЗЬЮН-СПЕЙС
   Станция Фаргон
   А обратный адрес такой:
   Доктор Дэнис Най
   Администратор
   Административная Территория Резьюн
   Почтовое отделение 3
   Станция Сайтиин.
   Она хотела поставить на конверте свое имя, но дядя Дэнис сказал, что ей следует подождать, пока она не станет взрослой, и у нее не появится собственный адрес. Кроме того, заметил он, если оно будет от администратора Резьюн Директору РЕЗЬЮН-СПЕЙС, оно будет выглядеть, как деловое, и попадет сразу, без задержки, на стол маман.
   Она решила, что так действительно будет лучше.
   Она спросила, почему в их адресе указана станция Сайтиин, когда она живет на самой Сайтиин, на что он ответил, что почта не попадает на планеты, минуя станции, и если ты хочешь написать кому-нибудь на Земле, в адрес все равно указывается станция Сол, а из-за того, что имеются Марс и Луна, необходимо указать Землю и только потом название страны.
   Дядя Дэнис попытался объяснить, что такое страна и как они появились. Поэтому она взяла ленту История Земли. Она хотела снова все послушать. Там было много странных картин. Некоторые пугали. Но она знала, что это всего лишь лента.
   Она посещала занятия ленточного обучения. Она изучала биологию и ботанику, и правописание, и историю, а на этой неделе еще и основы гражданственности. За экзамены она получила «отлично», и дядя Дэнис подарил ей красивую голограмму, на которой была земная птица. Ты поворачиваешь ее, и птица взмахивает крыльями и взлетает. Голограмму привезли с самой Земли. Дядя Жиро раздобыл ее в Новгороде.
   Однако в игровой школе с ней была только Нелли. А с Нелли было скучно качаться на качелях и строить лабиринты. Так что она перестала ходить туда каждый день. Ей надоело всюду ходить с Нелли, потому что Нелли тревожилась за нее по любому поводу и всегда переживала. Так что она сказала дяде Дэнису, что будет сама ходить на ленточное обучение и что она сама может ходить в библиотеку, потому что работники знают ее, и все будет в порядке.
   С ленточного обучения она возвращалась долго. Иногда она останавливалась и кормила рыбок, потому что рядом с дверью стоял охранник, и дядя Дэнис разрешил ей. Сегодня она пошла по туннелю, потому что прошлой ночью был шторм, и еще несколько дней полагалось оставаться внутри помещений.
   И теперь она подумала, как однажды она с маман шла этой дорогой после того, как маман нанесла визит сиру Петросу. И надо было подняться на лифте. Доктор Петерсон — скучный, как Салли; но в том же коридоре находится кабинет Джастина.
   С Джастином было бы интересно, подумала она. Может быть, он по крайней мере скажет: «Привет». — Исчезло так много людей, что она время от времени проверяла, на месте ли все еще тот или иной человек. И она чувствовала себя в большей безопасности всякий раз, когда обнаруживала людей на месте. Так что, если ей случилось увидеть прежнее знакомое помещение, ей было приятно.
   На лифте она поднялась на верхний этаж и пошла по знакомым металлическим полоскам: это было тоже приятно, как «жили-были», когда маман шла по коридору вот в этот самый кабинет; но одновременно это опечалило ее, и она прекратила игру и пошла по середине коридора.
   Дверь в кабинет Джастина оказалась открытой. И внутри был такой же беспорядок, как в прошлый раз. И внезапно она обрадовалась, потому что там находились и Джастин, и Грант.
   — Привет, — сказала она. Они оба посмотрели на нее. Было приятно видеть кого-то знакомого. Она действительно надеялась, что они будут рады увидеть ее. Кроме людей дяди Дэниса немногие стали бы разговаривать с нею.
   Но они не сказали «привет». Джастин встал с недружелюбным видом.
   Внезапно она ощутила себя одинокой. Ужасно одинокой.
   — Как поживаешь? — спросила она, потому что это так полагалось говорить.
   — Где твоя няня?
   — Нелли дома.
   Теперь она безболезненно так называла квартиру дяди Дэниса.
   — Могу я войти?
   — Мы работаем, Ари. Мы с Грантом должны заниматься делом.
   — Все работают, — отпарировала она. — Привет, Грант.
   — Привет, Ари, — ответил Грант.
   — Маман поехала на Фаргон, — объявила она. На тот случай, если они не слышали об этом.
   — Мне очень жаль, — сказал Джастин.
   — Я собираюсь поехать туда и жить вместе с ней.
   На лице Джастина появилось странное выражение. Действительно, странное. Грант смотрел на нее. И она испугалась, потому что оба они были расстроены, но она не понимала, почему. Она сидела, глядя снизу вверх и желая понять, что происходит не так. Внезапно она ощутила настоящий испуг.
   — Ари, — сказал Джастин, — ты знаешь, что тебе не следует находиться здесь?
   — Я могу бывать здесь, если хочу. Дяде Дэнису безразлично.
   — Дядя Дэнис так и сказал?
   — Джастин, — проговорил Грант. И мягко: — Ари, кто привел тебя сюда?
   — Никто. Я сама себя привела, — подчеркнула она. — Я шла с ленточных занятий. И решила сократить путь.
   — Прелестно, — сказал Джастин. — Видишь ли, Ари… Готов спорить, что тебе полагается идти прямо домой.
   Она помотала головой.
   — Нет. Не полагается. Дядя Дэнис всегда приходит поздно, а Нелли ему не скажет.
   Ее не покидало огорчение, несмотря на все ее старания быть веселой. И не потому, что они плохо отнеслись к ней. И злость тут была ни при чем. Она пыталась разобраться в чем дело, но Грант беспокоился о Джастине, а Джастин беспокоился по поводу ее присутствия.
   — Ну их к черту, — сказала бы маман. Под «ними» подразумевая тех, кто является причиной беспорядка.
   — Я ухожу, — сказала она.
   Но на следующий день она снова проделала то же самое, проскользнув в кабинет и спрятавшись за приоткрытой дверью, произнесла:
   — Привет!
   Это здорово их напугало. Она засмеялась. Вышла и повторила с милой улыбкой:
   — Привет!
   — Ари, ради бога, иди домой!
   Это ей больше понравилось, Джастин сердился так же, как маман. Это ей гораздо больше нравилось. Его можно было не принимать во внимание. И Гранта тоже. Она поймала их, а они собирались кричать на нее.
   — Сегодня я работала на компьютере, — сказала она, — я могу написать программу.
   — Это замечательно, Ари. Иди домой!
   Она рассмеялась. И сцепила руки за спиной, и начала покачиваться, и вспомнила, что не следует этого делать.
   — Дядя Дэнис подарил мне аквариум. У меня есть гуппи. Одна из них беременная.
   — Это совершенно замечательно, Ари. Иди домой!
   — Я могу принести тебе несколько мальков.
   — Ари, теперь иди домой.
   — У меня есть голограмма. Птичка. Она летает. — Она вытащила ее из кармана и показала, как надо поворачивать, и вошла для этого вовнутрь. — Видишь?
   — Это поразительно. Пожалуйста, иди домой.
   — Спорим, что у тебя нет такой.
   — Я знаю, что нет. Пожалуйста, Ари…
   — Почему ты не хочешь, чтобы я побыла тут?
   — Потому что твой дядя будет сердиться.
   — Он не будет. Он никогда не узнает.
   — Ари, — сказал Грант.
   Она поглядела на него.
   — Ты ведь не хочешь, чтобы мы позвонили твоему дяде, так ведь?
   Она не хотела. Это было не слишком приятно. Она нахмурилась на Гранта.
   — Пожалуйста, — проговорил Джастин, — Ари.
   Он был наполовину милым. И она перестала хитрить. И вышла в коридор, и оглянулась и улыбнулась ему.
   Он был своего рода другом. Он был ее тайным другом. Она не собиралась сердить его. Или Гранта. Она будет забегать на минутку каждый день.
   Но на следующий день их не оказалось: дверь закрыта и заперта.
   Это обеспокоило ее. Она подумала, что либо они предугадали ее ежедневный приход, либо они в самом деле исчезли.
   Так что она подкралась к кабинету на следующее утро по дороге на занятия и застукала их.
   — Привет? — победно произнесла она. И напугала их.
   Она заметила, что они рассердились, так что она не слишком смеялась над ними. И просто махнула рукой им на прощание и ушла.
   Она подлавливала их время от времени. А когда у ее гуппи появились мальки, она принесла им несколько штук в банке. У Джастина появилось такое выражение лица, как будто он стал лучше к ней относиться. Он сказал, что позаботиться о них.
   Но когда она сняла крышку, рыбешки оказались мертвыми. Она чувствовала себя ужасно.
   — Я думаю, что они просидели здесь слишком долго, — сказала она.
   — Думаю, что так, — подтвердил Джастин. От него приятно пахло, когда она наклонилась над столом вместе с ним, как от Олли. — Мне жаль, Ари.
   Это все равно было приятно. Впервые с ней был просто всамделишным Джастином. Подошел Грант и посмотрел, и ему тоже стало жалко.
   Грант убрал банку. И Джастин сказал:
   — Ну, иногда животные умирают.
   — Я принесу тебе еще, — предложила она. Ей нравилось проходить мимо кабинета. Она часто об этом думала. И теперь она наклонялась над столом Джастина, а у него не возникало неприятного чувства. Он просто оставался Джастином. И он похлопывал ее по плечу и говорил, что ей пора идти.
   Он давно-давно не был таким милым. Она победила. Она думала, что было бы ужасно здорово поговорить с ним, но не хотела ускорять события и все испортить. Только не с ним и не с Грантом! Он был ее другом. И когда маман позовет ее, она спросит Гранта, не хотят ли они поехать вместе с ней и с Нелли.
   Тогда у нее будут только избранные люди, и на корабле будет все в порядке, потому что Джастин — гражданин и взрослый, и он знает, как все нужно сделать, чтобы попасть на Фаргон.
   Приближался ее день рождения. Только она совершенно не хотела детской вечеринки. Пусть будут просто подарки!
   Но и это не радовало ее. До сих пор.
   Она вприпрыжку двигалась по коридору, играя в наступи-на-металлическую-полоску. И достала из кармана Нелину карточку-ключ, и с ее помощью вызвала лифт.
   Потому что она знала, как работают кодовые замки.
   — Ты — идиот, — завопил Янни и отшвырнул его бумаги. А Джастин стоял, парализованный неожиданностью, в то время, как листки его последнего проекта опускались на ковер у его ног. — Ты — проклятый дурак! Что ты пытаешься сделать? Мы дали тебе шанс, мы из кожи вон лезем, чтобы дать тебе шанс, я протираю собственную задницу, и трачу свое время для выработки критических замечаний на эту ерунду, которую ты выдумал, хочу доказать твердолобому, инфантильному идиоту, что его блестящий юношеский исследовательский проект представляет собой всего лишь хреновый юношеский учебный проект, от которого Ари Эмори просто отмахнулась бы со словами: «Спасибо, мальчик, но мы уже пробовали „это“, если бы она не хотела наложить руки на твое юношеское тело. А сейчас ты все сам уничтожил, проклятый дурак! Унеси отсюда эту чепуху!
   Это нанесло удар прямо ему в душу, и только две мысли неотвязно крутились в его голове: желание убить Янни и сознание того, что все кончено, что злоба маленькой девочки сломала жизнь и его, и Джордана, и Гранта.
   Но он все же выслушал до конца и осознал, что все не совсем так, что день Страшного Суда еще не настал.
   Однако еще мог настать.
   — Что она сказала? — спросил он. — Что она об этом сказала? Ребенок принес мне дурацкую банку с рыбками, Янни, и что я должен делать, вышвырнуть ее из кабинета? Я пытался!
   — Выйди отсюда!
   — Что она сказала?
   — Она попросила своего дядю Дэниса пригласить тебя на ее хренов день рождения. Вот и все. Это все. Ну и устроил ты себе подарочек, сынок. Ты здорово вляпался. Похоже, она частенько проходила мимо кабинета. Похоже, что она надувала охрану, чтобы пробраться наверх, похоже, что она применяла карточку своей эйзи, чтобы пользоваться лифтом, похоже, что она по-настоящему привязалась к тебе, сынок. Какого черта; что ты вытворяешь?
   — Это психологическая обработка? Так ведь? Дэнис попросил тебя провести обработку и посмотреть, что получится?
   — Почему ты не доложил об этом?
   — Ну, знаешь у меня есть на то причины. — К нему вернулось свободное дыхание. И душевное равновесие, так что он пристально и в упор смотрел на Янни. — Это твою охрану она обошла. Откуда я знаю, что служба безопасности Резьюн не может проследить за семилетней девочкой? Я не собираюсь грубо с ней обращаться. Нет, спасибо. Я не желаю участвовать в этом. Я не хочу оказаться дрянью, которая кинется звонить Дэнису Наю и рассказывать ему, что он потерял свою подопечную. Если вы хотите, чтобы у ребенка была в чем-то определенность, тогда так и скажите, что я — запретная область. Нет уж, спасибо. Дэнис просил быть любезным, ничего не вытворять, по возможности избегать ее — черт, я начал запирать свой кабинет в то время, когда ей полагается возвращаться с занятий, что еще я могу сделать?
   — Ты мог бы сообщить об этом.
   — И попасть в ту же историю? Снова поставить себя под инквизицию? Я следовал приказам. Я полагал, что вы прослушиваете мой кабинет, что вы в точности знаете, что именно я говорил, и что мои слова — ерунда. Ерунда, Янни, ни слова, кроме: иди домой, Ари. Ступай домой, Ари. Ступай домой, Ари. И я выводил ее. Это же детское поведение. Она нашла взрослого, которого можно дразнить. Она — обычный шаловливый ребенок. Ради Бога, сделай что-нибудь в связи с этим, закрой это Янни, должен ли этот проклятый инфантильный идиот говорить, чтобы вы успокоились по поводу этой девочки и позволили ей шалости? Она может прочитывать вас. Она может прочитать напряженность, которой вы ее окружаете, я прекрасно знаю, что может, потому что мне приходится прикладывать отчаянные усилия, чтобы она не прочитала меня за те две-три минуты, которые требуются, чтобы пройти мимо и сказать «привет», а вам с Дэнисом следовало получше подумать о подходе ко мне. Отстаньте от нее! Ради Бога, оставьте все это, как есть, или какого черта вы пытаетесь состряпать дело, подталкивая ее ко мне, пока это не случится? — И после секундной паузы, пока Янни стоял и смотрел на него так, что волосы вставали дыбом: — Так вот что вы пытаетесь провернуть! Ты помогаешь ей?
   — Ты — параноик!
   — Совершенно верно. Совершенно верно, Янни. Что ты собираешься делать со мной?
   — Уходи отсюда! Убирайся отсюда! Я спасал тебя. Я спасал тебя от Администрации. Все это проклятое утро я занимался твоими делами, Петрос потратил целый день, прикрывая твою задницу, и ты совершенно прав — это психопроверка, и ты просто провалился, сынок, просто провалился! Я не доверяю тебе! Я больше не могу тебе доверять, пока не увижу, где ты есть. Ты идешь по лезвию, по страшно острому лезвию. Если она появится снова, ты выставишь ее и позвонишь Дэнису немедленно!
   — А что насчет Джордана?
   — Теперь ты хочешь милостей?
   — А что насчет Джордана?
   — Я ничего не слышал о том, что они запрещают телефонные разговоры. Но ты играешь с этим, сынок. Ты в самом деле играешь. Перестань нарываться. Больше не нарывайся.
   — Что по поводу ребенка у тебя не было определенных намерений. И что ты предпринял со своей стороны надлежащие предотвращающие меры в отношении ребенка.
   — Не в отношении ребенка! А в отношении гнусных поступков, которые ты совершаешь по отношению к ней, Янни, в отношении всей этой проклятой программы, всего твоего проклятого проекта! Ты сводишь с ума, накачиваешь препаратами и устраняешь с ее пути все человеческое, Янни. Ты уже не человек!
   — Ты забыл о своей перспективе, мальчик, ты совершенно потерял способность взглянуть на вещи профессионально! Ты примешиваешь в обстановку свои личные проклятые опасения. Ты интерпретируешь, а не наблюдаешь, ты не выполняешь свое назначение, ты потерял объективность, и ты отстранен от проекта, сынок, ты отстранен от проекта, пока ты не вернешься сюда с ясной головой. А теперь выметайся отсюда! И не беспокой меня больше этими подростковыми проектами, пока не решишь свою задачу. Убирайся!
   — Я не знаю, что я мог сделать?
   Он дрожал. Он снова весь дрожал, когда Грант подошел к дивану и дал ему стакан. В нем постукивали кубики льда. Он сделал глоток, а Грант присел рядом с ним, держа дощечку.
   Пусть пройдет несколько дней. Янни зол. Он успокоится.
   Он затряс головой. Сделал беспомощное движение стаканом и моментально устремил взгляд на свою руку, когда струйка жидкости задела вену, и холод пронизал его внутренности.
   — Возможно, — произнес он наконец, — возможно, Янни прав. Может быть, я действительно то, что он сказал: конструктор со сборочной линии, поступающий как осел.
   — Но это не так.
   — Янни не оставил камня на камне в моих двух последних разработках. Он был прав, черт возьми, все действительно развалится, и они будут совершать самоубийства.
   Грант протянул к себе дощечку и написал:
   Не бросай это дело. А затем продолжил: Дэнис в свое время сказал, что Ари действительно верила в твои Способности. А ты принимал на веру ее слова. Ты всегда считал, что у тебя склонность к Образованию. И это так. А Ари хотела, чтобы ты участвовал в Разработке. Я недоумеваю, почему.
   Его затошнило, когда он прочитал это.
   Грант писал: Ари чертовски много зла причинила тебе. Но она никогда не отказывалась посмотреть твою работу.
   — Меня отстранили от проекта, — сказал он. Потому что это не являлось новостью для Безопасности и тех, кто подслушивал. — Он говорит, что я ненавижу ребенка. Это неправда, Грант. Это неправда. Это неправда.
   Грант стиснул его плечо.
   — Я знаю это. Я знаю это, и они, и Янни. Просто идет психопроверка. Он записывал тебя на пленку.
   — Он сказал, что я провалился, не так ли?
   — Ради Бога, проверка еще не закончена. Ему нужна была реакция, и ты выдал ему себя.
   — Я помню, что я говорил. — Он сделал второй глоток, все еще дрожа. — Я помню, что я имел в виду. Я не уверен, что достаточно знаю Янни, чтобы предугадать, как он понял мои слова.
   — Янни доброжелателен. Помни это. Помни это.
   Он старался помнить. Он написал: Вопрос в том, на чьей он стороне?
   Конь наклонил голову и взял горсть зерна с ладони Флориана.
   — Посмотри, — обратился он к Кэтлин, — посмотри, какой он дружелюбный. Он только боится незнакомцев. Хочешь погладить его?
   Кэтлин очень осторожно протянула руку. Конь отступил.
   Отдергивая руку, Кэтлин все равно улыбнулась.
   — Он умный.
   Свиньи и цыплята совершенно не произвели впечатления на Кэтлин. Она с отвращением смотрела на цыплят, когда те столпились у стены, и с некоторой тревогой отступила от поросят, когда они бросились к кормушкам. Тогда она сказала, что они тупые, а когда он объяснил, какие они толковые во всем, что касается еды, она возразила, что они не превращались бы в бекон, если бы умнее распоряжались тем, что съедают.
   Она сказала, что коровы выглядят сильными, но не слишком заинтересовалась ими.
   Однако Конь вызвал первую настоящую улыбку, которую когда-либо Флориан видел на ее лице, и она залезла на изгородь и смотрела, как они играют с Конем, и как он фыркает и вскидывает голову.
   — Мы не собираемся съедать конских детей, — сказал Флориан, влезая на ограду рядом с ней. — Он — рабочее животное. Это означает, что они не для еды.
   Кэтлин поняла это так же, как принимала многое, то есть без комментариев, однако он заметил, что она кивнула головой, что означало ее согласие.
   Ему нравилась Кэтлин. Это требовало долгих размышлений, потому что в Кэтлин было трудно разобраться, но они многократно преодолевали Комнату, и только однажды его Взяли, да и то потому, что вначале взяли Кэтлин, и тогда было множество Врагов, и все Старшие. Вообще-то Кэтлин взяли всего два раза, но во второй раз она закричала «Беги!» и дала ему время взорвать дверь и проскочить в нее, что было его ошибкой: он оказался медлительнее, чем требовалось. Так что Кэтлин Взяла всех Врагов, кроме того, который Взял ее. А того взял он сам, потому что у него имелась граната, которой Враг не ожидал, ведь потому что руки у Врага были полны технических приспособлений. Кэтлин по-настоящему гордилась Флорианом.