Черри Кэролайн. Подвальная станция

   Он был рад, что они просто играли, и он сказал Инструктору, что виноват он, а не Кэтлин. Но Инструктор сказал, что они — одна команда, и это не играет роли.
   И дал им половину восстановленного времени.
   Что было достаточно, чтобы прийти сюда. И на этот раз он уговорил Кэтлин пойти с ним, познакомиться с Энди и посмотреть всех животных.
   Он не знал точно, как отнесутся друг к другу Энди и Кэтлин. Но Кэтлин сказала, что Конь — нечто особенное.
   Так что он попросил Энди показать Кэтлин жеребенка.
   — Она — прелесть, — сказал Кэтлин, когда увидела лошадь-девочку, а та играла с ними в догонялки, и хвост ее развевался, а копыта взбивали пыль в загоне. — Посмотрите на нее! Посмотрите, как она движется!
   — Твой партнер — тоже что надо, — сказал Энди, кивком головы указывая на Кэтлин.
   И в устах Энди это кое-что значило. Флориан почувствовал счастье, настоящее счастье, потому что все, что ему нравилось, находилось рядом: и Кэтлин, и Энди, и жеребенок.
   И тогда он вспомнил, что им надо вернуться до вечернего сигнала, а это означало, что пора поторопиться.
   — Нам пора? — сказал он и повернулся к Энди: — Я вернусь быстро, как только смогу.
   — До свидания, — сказал Энди.
   — До свидания, — сказал Флориан с легким поклоном, и «до свидания» проговорила Кэтлин, что было необычным, потому что, как правило, Кэтлин предоставляла право ему вести разговоры со всеми, кроме Безопасности.
   Им пришлось идти быстро. По дороге туда он показал Кэтлин все тропинки, и на пути обратно она их уже все знала, что было характерно для Кэтлин.
   Кроме того, она была более длинноногая, чем он, и могла его обогнать. Он думал, что мальчикам полагается быть выше и сильнее. Однако Инструктор объяснил, что в семь лет это еще не так.
   Так что он почувствовал небольшое облегчение. И шел быстро, не отставая от Кэтлин, но когда они добрались до зеленых бараков, дышал тяжелее, чем она.
   А когда они зарегистрировались при входе, им обоим велели задержаться у стола. Эйзи, сидевший там, взглянул на свою машину и сказал:
   — Доложи Интору в белой секции.
   Это секция находилась на противоположной стороне Города. И означала больницу. То есть — тайпирование. Вместо того, чтобы идти в их квартиру!
   — Да, — сказала Кэтлин, забирая свою карточку и прищелкивая к своей рубашке. Он тоже взял свою.
   — Та же инструкция, — сказал эйзи.
   — Мне любопытно, почему, — проговорил он, когда они возвращались на дорогу, ведущую к Белой.
   — Нет смысла проявлять любопытство, — ответила Кэтлин. Но она тоже беспокоилась и шла быстро. Ему приходилось временами особенно торопиться, чтобы не отстать.
   Солнце уже давно ушло за утесы. Небо розовело, и когда они будут возвращаться, уже загорятся фонари. Тротуары и дороги уже, практически, опустели, потому что все в это время ужинали. Странное время для тайпирования. Он волновался.
   Когда они добрались до больницы, регистратор взял их карточки и прочитал, а затем сказал, кому куда идти.
   Он взглянул на Кэтлин, когда она уходила. Он боялся, но не знал, чего и почему, но чувствовал, что он и она — в опасности. Если ты впитываешь ленту, ты приходишь в больницу днем. А не тогда, когда полагается ужинать. Его желудок был пуст, и он подумал, что, может быть, это неожиданное упражнение: они проделывали такое со Старшими, выдергивая их из постелей ночью, и был слышен их топот в коридоре, когда они бежали куда-то изо всех сил.
   Но когда они пришли, это действительно оказалась больница, а не Комната. Ты не имеешь права делать ничего, кроме того, что тебе велят, и ты не думаешь в больнице, а просто снимаешь рубашку, и вешаешь ее, а затем забираешься на стол и сидишь, стараясь не ежиться, пока не придет Интор.
   Это оказался Интор, которого он никогда раньше не видел. Этот мужчина включил оборудование для тайпирования прежде даже, чем взглянул на него; и только потом сказал:
   — Привет, Флориан. Как поживаешь?
   — Мне страшно, сир. Почему мы получаем ленту в такое время?
   — Лента все скажет тебе. Не пугайся.
   Он взял шприц и, подняв руку Флориана, сделал укол. Флориан вздрогнул. Он нервничал. Интор похлопал его по плечу и отложил шприц. И поддержал его, потому что доза была большая: Флориан чувствовал как быстро действует препарат.
   — Молодец, — сказал Интор, и его руки были нежны, хотя говорил он не так приятно, как другие Инторы. Он не отпустил его, а повернул и помог положить ноги на стол, а его рука так и осталась с ним, сначала под плечами, потом на плече или на лбу. — Это будет глубокое тайпирование. Ты ведь теперь не боишься?
   — Нет, — ответил он, чувствуя, как удаляется страх.
   — Опускайся глубже. Настолько глубоко, насколько можешь, Флориан. Иди в середину и подожди меня там…
   — Я не хочу праздника, — сказала Ари, ссутулившись в кресле, когда дядя Дэнис заговорил с ней. — Не нужно мне никакого противного праздника, мне не нравится никто из детей, мне не нравится, что я должна быть милой с ними.
   У нее уже испортились отношения с дядей Дэнисом из-за того, что она стащила карточку Нелли, будучи в своем репертуаре, сразу рассказала обо всем дяде Дэнису и дяде Жиро, как только дядя Дэнис спросил ее. Нелли не хотела, чтобы Ари попала в беду. Но они все равно ее поймали. Нелли была ужасно расстроена. И дядя Дэнис устроил строгий Разговор с ней и с Нелли по поводу охраны и безопасности в здании и о том, что надо ходить только куда следует.
   По его словам, он больше всего рассердился на Джастина и Гранта за то, что они не позвонили ему и не сообщили, что она бывает там, где ей не полагается, и что они тоже в беде. Дядя Дэнис послал им сердитое послание, и теперь они должны будут сообщать, если она пройдет мимо них, а не по темным коридорам, где ей полагается ходить.
   Ари всерьез рассердилась на дядю Дэниса.
   — Тебе не нужны другие дети, — произнес дядя Дэнис, как будто задал вопрос.
   — Они тупые.
   — Ну, а как насчет взрослого приема? У тебя будет пунш и торт! И все прочее. И получишь подарки. Я не имею в виду всю Семью. Как насчет доктора Иванова и Жиро?
   — Мне не нравится Жиро.
   — Ари, это неприлично. Он — мой брат. Он — твой дядя. И он всегда очень мил с тобой.
   — Мне все равно. Ты же не разрешишь мне пригласить того, кого я хочу.
   — Ари…
   — Джастин же не виноват, что я взяла карточку Нелли.
   Дядя Дэнис вздохнул.
   — Ари…
   — Мне нужны старые гости.
   — Видишь ли, Ари, я не уверен, что Джастин сможет прийти.
   — Я хочу Джастина, и я хочу Гранта, и я хочу Мэри.
   — Кто такая Мэри?
   — Мэри — это техник там, в лаборатории.
   — Мэри — эйзи, Ари, и она будет чувствовать себя страшно неудобно. Но если ты в самом деле хочешь, я подумаю насчет Джастина. Но помни: я не обещаю. Он ужасно занят. Я спрошу его. Но приглашение ты ему можешь послать.
   Так было лучше. Она несколько выпрямилась и оперлась локтями на подлокотники. И одарила дядю Дэниса гораздо более приятным взором.
   — И еще пусть Нелли не ходит в больницу, — сказала она.
   — Ари, дорогая, Нелли необходимо сходить в больницу, потому что ты очень расстроила Нелли. Это не моя вина. Ты поставила Нелли в тяжелое положение, и если Нелли необходимо немного отдохнуть, то я, безусловно, не могу мешать ей.
   — Это гадко, дядя Дэнис.
   — Ну, не гаже, чем кража Неллиной карточки. Завтра утром Нелли вернется, и с ней будет все прекрасно. Я приглашу Джастина и передам Мэри, что ты помнишь о ней. Ей будет, очень приятно. Но я ничего не обещаю. Ты веди себя хорошо, а мы посмотрим. Хорошо?
   — Хорошо, — ответила она.
   Она продолжала сердиться из-за того, что ей запретили покидать нижний коридор, когда она ходила на занятия или возвращалась после них, и она снова и снова пыталась придумать, как обойти запрет, но так пока ничего и не придумала.
   Итак, в этом году вечеринка будет происходить не в большой столовой, потому что дядя Дэнис сказал, что иначе потом трудно убираться, да и многие люди не смогут прийти. Так что у них будет небольшой прием в его апартаментах, а на кухне приготовят угощение и принесут его; и придут всего несколько взрослых, и будет вкусный обед, и решит, что подать на обед, и будет сидеть во главе стола, и все будет так, как она хочет. И Джастин, и Грант, наверное, смогут прийти, сказал дядя Дэнис.
   Так что они пришли.
   Джастин и Грант подошли к двери, и Джастин пожал руку дяди Дэниса.
   И после этого в комнате повисла отчетливая напряженность. Джастин вошел испуганным. Грант тоже. А все присутствующие в комнате стали натянутыми и противными, и старались такими остаться.
   Это же ее прием, черт побери. Ари справилась с расстройством, доводившем ее до колик, подбежала к гостям и была настолько дружелюбной, насколько могла. Вы ничего не добьетесь от людей, призывая их к любезности. Надо привлечь их внимание и тормошить до тех пор, пока они не сосредоточатся на тебе вместо своих каких-то проблем, вот тогда с ними можно общаться. У нее не было времени определить, кто что делает — она просто подошла к Джастину: все дело было в нем, она точно это знала.
   Присутствовали дядя Жиро, и эйзи Эйра — Аббан, и доктор Иванов, и очень красивый эйзи по имени Улс, который принадлежал ему. И доктор Петерсон со своим эйзи Рэми, и ее любимый инструктор доктор Эдвардс со своим эйзи Гэлом, который был старше его и очень не приятный. Доктор Эдвардс был одним из тех, кого она пригласила. Доктор Эдвардс занимается биохимией, но он знал обо всем, и он много занимался с ней после прослушивания лент. И был, конечно, дядя Дэнис, который разговаривал с Джастином.
   — Привет? — воскликнула она, подходя.
   — Привет, — ответил Грант и вручил ей их подарок. Она тряхнула его. Он не был тяжелым. И не бренчал. — Что там? — спросила она Гранта. Она знала, что он не скажет. Она просто хотела привлечь их внимание. И они смотрели в основном на нее.
   — Тебе придется подождать прежде, чем откроешь, верно? — сказал Джастин. — Поэтому он и завернут.
   Она повернулась и отдала его Нелли, чтобы та положили его со всеми остальными подарками, которые были разложены в углу около кресла. Было похоже, что вся комната затаила дыхание. Она подождала минуту, чтобы посмотреть, что собираются делать взрослые теперь, когда они точно знают, что Джастин и Грант являются ее гостями.
   Взрослые получили свои напитки и перешли к разговорам, и все были милыми. Все становилось замечательным. Она сделает все замечательным, даже если дядя Дэнис сверх рассердится на Джастина. Это был ее прием, и она настояла на нем, так что она намеревалась все устроить и хорошо провести время. И пусть никто ничего не пытается испортить, иначе она им покажет.
   Самым противным был Жиро. Она достаточно внимательно наблюдала за ним и поймала его взгляд, когда никто не смотрел, по-настоящему пристально поглядела, так что он понял, Затем она отвернулась, взяла Джастина за руку, повела его осматривать всю кучу подарков и познакомила его и Гранта с Нелли, отчего Нелли смутилась, но так или иначе было ясно, что Нелли собирается быть милой и не намерена устраивать сцен.
   Она сходила в свою комнату и принесла некоторые из самых красивых и любопытных вещей, чтобы показать всем. Она заставила всех обратить внимание на себя. Очень скоро гости стали гораздо доброжелательнее, начали беседовать и чувствовать себя уютнее, особенно после того, как разнесли предобеденные напитки. Но она не пила. Она не хотела портить обед.
   Этот прием отличался от прежних ее детских праздников. На ней была синяя блузка с блестками. Днем пришел парикмахер и уложил ее волосы, вплетая ленты. Она с большой осторожностью относилась к прическе, а также к одежде, особенно когда садилась на пол. Она была очень хорошенькая и чувствовала себя очень взрослой и важной, и теперь улыбалась всем за то, что они такие славные. Когда Сили объявил, что настало время обедать, и кухонные работники готовы внести угощение, она усадила Джастина рядом с собой с одной стороны стола, а следом сел доктор Иванов — с другой стороны, а доктор Эдвардс напротив него, так что он оказался в безопасности от Жиро, особенно после того, как доктор Петерсон сел рядом с доктором Эдвардсом. В результате чего дяде Дэнису и дяде Жиро достались самые дальние места. Не полагалось иметь за столом нечетное число гостей. Но у них так получилось. Она хотела, чтобы присутствовал Грант, но дядя Дэнис сказал, что Гранту больше понравится с другими эйзи, и даже Нелли сказала, когда помогала ей одеться, что Грант будет в замешательстве, если он окажется единственным эйзи за столом с гражданами. И поскольку Нелли это подтвердила, она решила, что дядя Дэнис знает, о чем говорит.
   Она сидела во главе стола и разговаривала со взрослыми, которые беседовали о лабораториях и о вещах, которые она не знала, но ей всегда удавалось чему-то научиться, когда она слушала эти разговоры, и ее совершенно не волновало то, что взрослые перестали задавать ей вопросы о ее учебе и рыбках и начали разговаривать друг с другом.
   Теперь она была абсолютно уверена, что это гораздо лучше, чем детские вечеринки, где все были противные и тупые.
   Когда появились Джастин с Грантом, все повели себя в точности так, как вели себя другие дети, когда она подходила к ним. Она не терпела этого. Она не знала, почему они так поступают. Она думала, что взрослые все же взрослее. Мысль о том, что это не так, удручала ее.
   По крайней мере взрослые лучше скрывали досаду. И она сообразила, что с таким положением легче справиться.
   Самым худшим был дядя Жиро. Как всегда. Дядя Жиро помнил о своих манерах, но продолжал на что-то сердиться и разговаривал о делах с дядей Дэнисом, который не хотел этого.
   Джастин не говорил ничего. Он просто не хотел. Доктор Петерсон был как бы глуповат, и он разговаривал с доктором Ивановым, который скучал и главным образом старался слушать, что доктор Эдвардс рассказывает о своих проблемах, связанных с проектом, посвященным морским водорослям. Дядя Дэнис за всеми наблюдал, был вполне славным и старался сделать так, чтобы Жиро, сидевший рядом с ним, замолчал.
   Она знала о морских водорослях. Доктор Эдвардс рассказывал ей. Он показывал ей все запечатанные бутылки с различными видами водорослей и рассказывал, что растет в зеленых океанах, и чем они отличаются от тех, что на Сайтиин.
   Так что она старалась слушать об этом и временами отвечала доктору Петерсону, когда он заговаривал с ней.
   И все равно это было лучше, чем играть с Эми Карнат. И никто не был противным.
   А когда они покончили с тортом и пуншем, и настало время взрослых пить свои напитки, она схватила Джастина за руку и усадила в одно из кресел, стоящих кругом возле того конца стола, где сидел дядя Дэнис — и ох! — от этого Джастин стал сильно нервничать.
   Это было прекрасно. Джастин нервничал потому, что был умным и знал, что если дядя Дэнис рассердится на него, то все лопнет. Но она была слишком хитрой, чтобы такое допустить. Первым она открыла подарок дяди Дэниса. Это были часы, которые могли делать очень многое. Настоящие часы. Она была в восхищении, но даже если бы и не была, все равно сказала бы так, чтобы дядя Дэнис порадовался. Она подошла и поцеловала дядю Дэниса в щеку, и была настолько милой, насколько могла.
   Следующим она открыла подарок дяди Жиро, чтобы сделать дядю Дэниса по-настоящему счастливым, и там оказалась очень славная голограмма всей планеты Сайтиин. Когда ее поворачиваешь, то облака двигаются. На всех это действительно произвело впечатление, особенно на доктора Эдвардса, а дядя Жиро объяснил, что перед ними особенный тип голограммы, и она совершенно новая. Так что дядя Жиро всех удивил: он действительно очень старался сделать ей приятный подарок, и сюрприз в самом деле понравился. Ей никогда не приходило в голову, что дяде Жиро по вкусу такие вещи, хотя конечно, ведь это он подарил ей голограмму с птицей. Так что кое-что относительно дяди Жиро она поняла и теперь была не уверена в его постоянной противности. Она подарила ему долгий поцелуй и отскочила, чтобы открыть подарок доктора Иванова, где оказалась шкатулка с секретом. А затем подарок доктора Эдвардса, который представлял собой кусок золотого пластика. А если положить на него палец или что-нибудь типа карандаша, то тогда он отбрасывает тени различных цветов в зависимости от того, насколько предмет теплый, и так можно делать узоры, которые некоторое время сохранялись. Это было действительно замечательно. Она не сомневалась, что таким окажется все, что бы он ей не подарил. Однако она не стала по этому поводу суетиться больше, чем по поводу шкатулки доктора Иванова или книжки о компьютерах доктора Петерсона и, разумеется, не больше, чем по поводу часов дяди Дэниса или голограммы дяди Жиро.
   И это тоже сработало. Все радовались. Она открыла подарок Нелли, в котором было белье — ох, как это похоже на Нелли — а затем открыла тот, который от Джастина. Это был шар в шаре, и в шаре и все разные. Это было красиво. Подобную вещь могла иметь маман, и она обязательно сказала бы: «Ари, не трогай!» — А эта вещь принадлежала ей самой. Однако она не должна поднимать суматоху, независимо от того, насколько ей понравилась такая штука. Она сказала «спасибо» и направилась прямиком к огромной куче других подарков от людей, которые не пришли на прием.
   Там были подарки от детей. Даже противная Эми подарила ей шарф. А Сэм подарил механического жука, который по-настоящему ползает и сам может найти дорогу в квартире. Она знала, что он недешев, она видела его в магазине; и это было очень мило со стороны Сэма.
   Там еще оказалось множество книг и лент, и несколько картин, и огромное количество одежды: она подумала, что наверно дядя Дэнис сообщал всем размеры, потому что все, несомненно, были в курсе. И еще пластилин для лепки, и много игр, и несколько браслетов, и парочка машин, и даже головоломка в виде лабиринта, где нужно закатить шарик (от эйзи Мэри из лаборатории). Это было очень мило. Она сделала пометку, что надо послать Мэри «спасибо».
   И Сэму тоже.
   От подарков все пришли в хорошее настроение. Взрослые пили вино, и дядя Дэнис даже ей позволил выпить четверть стакана. У вина был подозрительный вкус, как будто оно испортилось. Все взрослые засмеялись, когда она это сказала, даже Джастин улыбнулся, но дядя Дэнис сказал, что, конечно, это не так, вину полагается иметь такой вкус, и ей больше не дали, сказав, что иначе она будет себя плохо чувствовать и ее потянет в сон.
   Так что ее не потянуло в сон. Она занималась со своей шкатулкой с секретом и открыла ее, в то время, как взрослые много пили и хором смеялись, дядя Дэнис, наконец, установил-таки ее часы на правильную дату. И прием оказался вовсе не плохим.
   Она зевнула, и все заговорили, что пора идти. И они позвали эйзи, и желали ей счастливого дня рождения, пока она стояла возле дверей вместе с дядей Дэнисом так же, как стояла бы маман, и всем говорила «до свидания» и «спасибо — что пришли».
   Все были шумные и веселые, как когда-то. Дэнис по-настоящему улыбался доктору Эдвардсу, и пожимал его руку, и говорил доктору Эдвардсу, что он искренне рад, что тот пришел. Доктор Эдвардс стал очень доволен, потому что дядя Дэнис являлся администратором, а она хотела, чтобы дяде Дэнису понравился доктор Эдвардс. А дядя Дэнис был доброжелателен даже по отношению к Джастину, и искренне улыбался ему и Гранту, когда они уходили.
   Так что все ее расчеты оправдались.
   Все ушли, даже дядя Жиро, и настало время раскладывать по местам подарки. Однако Ари решила, что еще не слишком поздно для одного разговора с дядей Дэнисом, так что она подошла и обняла его.
   — Спасибо тебе, — сказала она, — это был чудесный прием. Мне очень понравились часы. Спасибо.
   — Спасибо тебе, Ари. Все было славно.
   И он весело улыбнулся ей. Как будто был действительно счастлив.
   Он поцеловал ее в лоб и посоветовал идти спать.
   Но она ощущала такой подъем, что решила помочь Нелли и Сили разобраться с подарками, и дала Нелли специальные инструкции, чтобы та не повредила самое ценное.
   Она завела Сэмова жука и пустила его бегать совсем быстро.
   — Что это? — завопила Нелли, а дядя Дэнис снова вышел посмотреть, по поводу чего суматоха.
   Так что она хлопнула в ладоши, остановила игрушку, схватила ее, и унесла ее в свою комнату.
   Очень быстро унесла. Потому что она в самом деле старалась быть хорошей.
   Утром Ари проснулась от настойчивого звона Монитора и велела ему заткнуться. Она потерла глаза и подумала, что хорошо бы остаться здесь, но ей полагалось идти на ленточные занятия: сегодня был как раз такой день. А теперь ей нельзя ходить мимо кабинета Джастина.
   В ее спальне находилась масса новых игрушек и огромное количество новой одежды; но она предпочла бы поваляться и поспать еще, хотя все равно скоро явится Нелли и будет говорить, что пора вставать.
   Так что она опередила Нелли. Ари перекатилась и соскользнула с кровати. И пошла в ванную, вылезла из пижамы, приняла душ и почистила зубы.
   Обычно к этому времени Нелли уже появлялась в комнате.
   Так что она надела одежду, которую Нелли приготовила вечером, и сказала:
   — Монитор, позови Нелли.
   — Нелли нет здесь, — ответил Монитор. — Нелли отправилась в больницу.
   И тогда она испугалась. Но это могло оказаться устаревшей информацией. Она спросила:
   — Монитор, где дядя Дэнис?
   — Ари, — проговорил Монитор, голосом дяди Дэниса, — зайди в столовую.
   Она наскоро причесалась, открыла дверь и пошла по коридору своей квартиры мимо комнаты Нелли. Ари открыла дверь в главные апартаменты и прошла в гостиную.
   Сквозь арку она увидела, что дядя Дэнис сидит за столом. Она вошла, прищелкивая карточку, а дядя Дэнис сказал, что она должна сесть и позавтракать.
   — Я не хочу. Что случилось с Нелли?
   — Присядь, — говорил дядя Дэнис.
   Она села. Она все равно ничего не узнает, пока не сделает так как он хочет. Она знала дядю Дэниса. Она взяла маленькую булочку и начала всухомятку отщипывать крошечные кусочки. Подошел Сили, и налил ей апельсинового сока. Она почувствовала тошноту.
   — Итак, — сказал дядя Дэнис, — Нелли в больнице потому, что она получает еще ленту. В действительности Нелли не способна справляться с тобой, Ари, и ты теперь в самом деле должна осторожно обращаться с ней. Ты растешь, становишься очень умной, а бедная Нелли думает, что ее обязанность поспевать за тобой. Доктора собираются объяснить ей, что это не ее вина. Надо ко многому приспособить Нелли. А тебе скажут, что Нелли нельзя обижать.
   — Я не обижаю. Я не знала, что жук напугает ее.
   — Ты не подумала, а следовало бы.
   — Наверное, так, — согласилась она. Без Нелли утро казалось одиноким. Но, в конце концов, с Нелли ведь все в порядке. И она положила немножко масла на свою булочку. Стало заметно вкуснее.
   — Кроме всего прочего, — проговорил дядя Дэнис, — у нас в хозяйстве появятся еще два эйзи.
   Она посмотрела на дядю Дэниса без особой радости. Сили был достаточно скучным.
   — Они будут твоими, — продолжал дядя Дэнис. — Они часть твоего дня рождения. Только ты не должна говорить об этом: люди не являются подарками на день рождения. Это некрасиво.
   Она проглотила большой кусок булки. Это ее совершенно не радовало, кроме Нелли ей не нужны были эйзи, шляющиеся за ней повсюду, но если это вроде как подарок, то ей не хотелось задеть чувства дяди Дэниса, для этого имелось много причин. Она лихорадочно размышляла, стараясь придумать способ сказать «нет».
   — Так что ты не должна сегодня идти на ленточное обучение, — сказал дядя Дэнис. — Ты пойдешь в больницу и заберешь их оттуда. И можешь провести весь этот день, показывая им, что делать. Они не такие, как Нелли. Оба они — альфа. Экспериментальные.
   Большой глоток апельсинового сока. Она не знала, что и подумать. Альфы были редкостью. С ними было ужасно трудно обращаться. Она не сомневалась, что им полагается наблюдать за ней. Все выглядело очень похоже на то, что дядя Дэнис собирается устроить так, чтобы ей стало совершать что-то запретное. Она точно не знала, является ли это подарком Дэниса или дяди Жиро.
   — Сходи за пульт, — сказал дядя Дэнис, — и дай свою карточку агенту безопасности, он зарегистрирует эйзи на тебя. Фактически ты станешь их Инспектором, и их положение будет сильно отличаться от положения Нелли. У Нелли Инспектор — я. А ты находишься только на ее ответственности. Это разные вещи. Ты знаешь, что делает Инспектор? Ты знаешь, сколько это ответственно?
   — Но я — ребенок, — запротестовала она.
   Дядя Дэнис ухмыльнулся и намазал маслом еще одну булочку.
   — Это правильно. Они тоже. — Он серьезно посмотрел на нее. — Но они не игрушки, Ари. Ты понимаешь, насколько это серьезно, если ты рассердишься на них или ударишь так, как била Эми Карнат.
   — Я так не буду! Нельзя бить эйзи. Нельзя грубо говорить с ними. Кроме Олли. Или Федры.
   — Я не думаю, что будешь, дорогая. Но я просто хочу, чтобы ты всякий раз подумала прежде, чем сделаешь им больно. А ты можешь сделать им очень, очень больно, гораздо больнее, чем Нелли — так, как только я могу травмировать Нелли. Ты понимаешь?