Мне показалось, что это весьма благоприятное расположение звезд.
   Когда принесли наш заказ, я выяснила, что Брунхильда приходила в экстаз от пасты из цельной пшеничной муки с лесными грибами, а Зигфрид, по-видимому, предпочитал лососину, зажаренную на решетке. И то и другое было подано с гарниром из ломтика свежего апельсина, красиво уложенным с краю тарелки.
   — Хотите попробовать кусочек? — Харли поднес к моему рту клейкую массу на вилке, одновременно наколов на другую кусок моей рыбы. — Он усмехнулся. — Мой специалист по биоэнергетике считает одной из самых благоприятных в физиологическом отношении привычек — делить пищу с другим живым существом. Это отражение примитивной формы связи.
   Держа во рту кусок клейкого теста, я ощутила, как по телу Синди пробежала дрожь возбуждения, и поняла, что не осталась равнодушной к примитивным исконным связям. «Может, это и есть мой великий шанс в жизни?» — размышляла я.
   Разглядывая красивое лицо Харли, я трепетала от предвкушения и желания. Залившись краской, я отвела взгляд. Что же мне делать? Тридцать лет я ждала случая узнать, каковы сексуальные отношения с настоящим мужчиной, и теперь боялась все испортить и лишиться этой возможности. Как дать ему знать о моем желании, не спугнув его? Я не хотела, чтобы Харли счел меня доступной. Я не собиралась повторить ошибку, которую сделала, отправившись кататься с Чаком Вудкоком. «Не спеши, проявляй хладнокровие», — твердила я себе. И тут сообразила, что хотя Хайнрих не считает меня «стоящей», я обладаю могущественным оружием — телом Синди. К тому же при мне оставались еще и мозги Хариэт.
   А значит, оставался и мой шанс. И понемногу я начала расслабляться, впервые с тех пор, как очнулась в облике Синди. Все в моей жизни изменилось — меня как бы покрывала сложная амальгама из правды и вымысла, но сейчас это было не так уж важно. Ведь Харли не знал меня прежде. Он не знал меня ни в образе Хариэт, ни в образе Синди. «И это, — сказала я себе, — и будет началом моей новой жизни. Я буду кем захочу и какой захочу». По мере того как росла и крепла моя уверенность в себе, я вдруг осознала, что говорю о книгах.
   — Вы читали Диккенса? — услышала я его восторженный голос. — У меня дома есть его собрание сочинений. Как-нибудь я покажу его вам.
   Я так привыкла, что на меня не обращают внимания и говорят со мной свысока, как всегда было в моей прошлой жизни, что мне показалось новым и очень волнующим то, что я поразила Харли, произвела на него впечатление. Когда я сказала ему, что читала Шекспира, Харли пришел в такое изумление, будто я изобрела новый способ расщепления атома.
   — Поразительно! — воскликнул он, пожирая меня глазами. — Вы такая красивая, такая юная, такая неиспорченная, но… — Харли развел руками. — Но какое знание мира!
   На десерт мы заказали торт «Гибель богов», оказавшийся крошечной порцией шоколадного мусса с урезанным количеством калорий. Должно быть, не стоило стремиться попасть в Валгаллу[7], если вы захотели бы питаться нормально и вкусно. Я как раз размышляла, стоит ли пошутить насчет «гибели богов» от голода, когда почувствовала, как Харли коснулся моей руки и погладил ее.
   — Синди, — прошептал он, глядя на меня, — я искренне рад, что нашел вас.
   — Я тоже. — Я подалась к нему и взглянула на него с улыбкой, как я надеялась, весьма обольстительной.
   — Мне не следовало бы этого говорить, — продолжал Харли, ероша волосы и пропуская их сквозь пальцы так, что они поднялись над головой нимбом. — Но с первой минуты, как я увидел вас, Синди… я думал только о вас. — Лицо его приняло озадаченное выражение. — Когда я впервые вас увидел, Синди, после аварии, лежащей там без сознания… — Он сглотнул. — Я сразу влюбился в вас.
   Влюбился? Меня охватило возбуждение — наконец-то я услышала волшебные слова, о которых мечтала столько лет! Но правда ли это? Ведь в реальном мире люди не влюбляются таким образом. Или все-таки влюбляются? Я не могла считать себя экспертом в этой области.
   — Но как это возможно? Ведь вы едва знакомы со мной.
   — А мне и не нужно знать вас больше, Синди, — твердо возразил Харли. — Достаточно заглянуть вам в глаза.
   Взяв мою руку, он заговорил о том, что глаза — зеркало души.
   Если это и правда, то означает только одно: Харли не очень пристально вглядывался в мои глаза. Что, если бы он отдернул хлипкий занавес и увидел мою краснеющую от стыда пятидесятилетнюю душу, проданную Дьяволу? А между тем гормональная бомба, заложенная в теле Синди, отвечала ему, посылая электрические импульсы во все мои нервные окончания.
   — Уже поздно, — заметил Харли, поглядев на часы. — Позвольте отвезти вас домой.
   Домой? Значит, он имел в виду не тело Синди. Я была на взводе и готова ко всему, а он отсылал меня назад к Триш! Что я сделала не так?
   — Не беспокойтесь, — сказал Харли. — Я не злоупотреблю вашей доверчивостью.
   — Но…
   Совершенно обескураженная, я все же смирилась, ибо не знала, как рассеять его заблуждение достойным образом.
   Только одна мысль прочно засела у меня в голове, когда мы выходили из ресторана: что ни молодость, ни красота не облегчают жизнь. Должно быть, я все-таки ошибалась. Пожалуй, эти два качества делали ее во сто крат сложнее, а во многих отношениях столь же огорчительной, как и мое прежнее состояние. Сколько же мне ждать, ради всего святого, когда Синди ухитрится наконец улечься с кем-нибудь в постель?
   Я вошла в квартиру, надеясь проникнуть в свою комнату незамеченной и забраться в кровать, не потревожив Триш, но она поджидала меня у двери своей комнаты, желая получить от меня полную информацию о событиях сегодняшнего вечера.
   — Ты добилась от него хоть чего-нибудь? — спросила она. — Что ты чувствовала, возвращаясь домой в «феррари»? — Триш наполнила стакан из своей бутылки виски и, чуть поколебавшись, налила и мне. — Вы еще встретитесь?
   Смущенная и разочарованная, я описала Триш все, включая и целомудренные поцелуи Харли, когда он желал мне спокойной ночи. После того как этот человек признался, что влюбился в меня, он расстался со мной у крыльца моего дома, не сказав ни слова о будущем и даже не предложив мне встретиться с ним еще раз.
   Триш, тоже разочарованная, однако воспрянула духом, когда я начала рассказывать ей о ресторане.
   — «У Вагнера»? — с благоговением выдохнула она. — О, Син, ведь это место, куда ходят все знаменитости!
   Я решила, что Клинта Иствуда и Ричарда Гира для нее хватит с лихвой, но Триш полночи заставляла меня описывать во всех подробностях тех, кто сидел за соседним столиком.
   — Ты уверена, что он не пригласил тебя на свидание? — спросила наконец Триш, выливая последние капли виски в свой стакан. — Может, ты просто не его тип, Син? — Задумчиво помолчав, она бросила на меня многозначительный взгляд. — Может, если у вас ничего не получится, Харли пригласит на свидание меня?
   Утром, когда я уже собиралась отправиться к Марти, зазвонил телефон.
   — Это он! — пискнула Триш, закрыв рукой труб-су. — Быстро! Приведи себя в приличный вид! — Она убрала руку от трубки и поднесла ее к уху. — Привет, Харли. Говорит Триш…
   Когда я наконец выхватила трубку из ее цепких пальцев, голос Харли показался мне удивленным.
   — Вам надо привести в порядок ваш автоответчик. Сейчас я слышал престранную леди. Послушайте, я заеду за вами через полчаса, и мы до завтрака поплаваем. А потом я покажу вам дом, и мы сможем…
   — Простите, Харли, — перебила я, — но сегодня среда, и мне нужно идти на работу.
   — А вы не можете взять выходной?
   — Я… гм…
   — Конечно, может. — Триш вырвала у меня трубку. — Не беспокойтесь, Харли. Я позабочусь о том, чтобы она была дома.
   — Что ты, черт возьми, себе позволяешь? — возмутилась я, положив трубку.
   — Ты не пойдешь на работу, Син, — раздраженно возразила она. — В такой момент! Не волнуйся! Я все устрою. Скажу Марти, что у тебя прослушивание, что ты пробуешься на новую картину с Мелом Гибсоном, или совру что-то еще.
   — Но…
   — Одевайся и перестань спорить. Когда он за тобой заедет?
   К моему огорчению, Триш уже отправилась в ресторан Марти к тому времени, когда прибыл Харли. Меня охватило смущение, когда я торопливо спускалась с ним по нашей обшарпанной лестнице. Я впервые осознала, каким убогим, вероятно, показался ему наш дом. При дневном свете все выглядело еще хуже, чем накануне вечером.
   — Вам следовало бы везде поставить камеры слежения, — заметил Харли и поморщился, переступив через еще теплую дымящуюся лужицу мочи на одной из лестничных площадок. — Они очень помогают бороться с преступлениями и вандализмом. Впрочем, вооруженный патруль тоже неплохо с этим справляется. По крайней мере там, где живу я, это широко практикуется.
   «Интересно, подумал ли он, кто будет за это платить?» — размышляла я. Когда мы наконец вышли на улицу, мимо нас прошмыгнуло несколько молодых людей — каждый нес под мышкой по сверкающему новому крылу машины. Бледно-голубой «бентли» стоял возле дома, и колеса его были открыты для обозрения.
   — Я собирался сегодня поехать на «порше». — Харли с отсутствующим видом протянул смятую банкноту юнцу, пытавшемуся вытащить домкрат из-под машины. — Но несчастье в том, — добавил он, открывая дверцу, — что никогда не знаешь, выведут ли слуги из гаража ту машину, которая нужна. Жозе учит английский язык уже шесть месяцев, а до сих пор не отличит «бентли» от «порше».
   Когда мы въезжали на Беверли-Хиллз, я узнала Уэйна, который вышел из патрульной машины, остановившейся возле домика для охраны, и спряталась на случай, если бы ему вздумалось остановить нас и снова потребовать у меня французский поцелуй. При дневном свете особняк выглядел гораздо приветливее, как и все окружающие дома, и, разглядывая их, я удивлялась, отчего это у них всех такие огромные парадные двери. Мы проехали мимо дома, очень напоминавшего гигантскую вариацию пряничного домика из сказки о Ганзеле и Гретель. Другой дом вполне мог бы принадлежать семье Адамс.
   Мы остановились в конце тупика, весьма похожего на тот, где за несколько ночей до этого меня поймали Уэйн и его напарник.
   — Черт, — пробормотал Харли, вывернув руль. — Кажется, я повернул не там, где надо.
   Нам пришлось еще дважды проехать мимо домика Ганзеля и Гретель, пока наконец Харли не узнал дорогу, ведущую к его собственному дому.
   — Я не привык въезжать с этой стороны, — смущенно пробормотал он, останавливаясь перед гигантскими столбами въезда, на каждом из которых красовалось по каменному льву. — Кроме того, обычно машину ведет Жозе.
   После короткого сражения с клавиатурой кодового замка на воротах створки их скользнули в разные стороны, а мы притормозили возле уменьшенной копии Версальского дворца. О том, что мы каким-то чудесным образом не перенеслись в предместья Парижа, свидетельствовал только американский флаг, развевающийся над дверью.
   Холл был примерно в шесть раз больше, чем в моей гилдфордской квартире.
   — Доброе утро, сэр, — произнес чопорный голос. — Я приготовил в купальном павильоне все, как вы приказали.
   Я оглянулась, пораженная знакомыми интонациями, и увидела плотного мужчину средних лет в черном костюме и с серебряным подносом в руках.
   — Привет, Джордж, — сказал Харли, после чего обратился ко мне: — Думаю, тебе показался странным его выговор. Правда, Синди? Позволь представить тебе Джорджа, моего дворецкого. Он англичанин.
   — Привет, Джордж, — пробормотала я, не зная, правильно ли поступаю и не нарушила ли этикет…
   — Есть какие-нибудь новости? — спросил Харли. Джордж извлек из кармана записную книжку и раскрыл ее.
   — Звонил мистер Армани, сэр, по поводу вашего нового костюма. Я договорился о примерке на следующую неделю, как вы увидите из записи в вашем ежедневнике. Вы заметите также, что визит к дантисту назначен на двенадцатое, поскольку подходит срок ежемесячного осмотра. — Дворецкий перевернул страницу и нахмурился. — Звонил какой-то журналист, хотел взять интервью, но, сочтя название его газеты слишком вульгарным, я сказал ему, что вы уехали из страны. Еще поступило приглашение на обед от семьи Сталлоне на следующую пятницу. Я позволил себе предположить, что вы примете его. — Джордж скромно кашлянул и взглянул на меня: — Я могу позвонить и сказать им, сэр, что, возможно, вы захотите прийти не один, и спросить, удобно ли это.
   — Об этом поговорим позже, Джордж. — Харли небрежно взмахнул рукой. — Это все?
   — Если я понадоблюсь вам, сэр, я в кладовой. Вам стоит только позвонить…
   Харли со снисходительной улыбкой проводил его взглядом.
   — Не представляю, что бы я делал без Джорджа. Он держит дом в полном порядке. Все работает как часы. Иногда мне кажется, что я мешаю ему, путаюсь под ногами. — Харли задумчиво провел рукой по волосам, покачал головой и повернулся ко мне с лицом, выражавшим мальчишеский энтузиазм. — Пойдем поплаваем, Синди.
   Он провел меня по нескольким длинным коридорам, и мы оказались возле крытого бассейна, оформленного в стиле римских бань. «Ты бы обзавидовалась, Салли», — подумала я, вспомнив, что моя подруга проектировала нечто подобное для оздоровительного спортивного клуба, хотя, разумеется, менее шикарного, чем этот дом. Интересно, что сейчас поделывает Салли? С болью в сердце я осознала, что никогда не смогу рассказать ей о своих приключениях в Лос-Анджелесе, да и вообще ничем с ней поделиться.
   Харли показал мне раздевалку, оборудованную рядом вешалок с бикини разного размера. Неподалеку от них висел шелковый купальный халат, на туалетном столике стоял комплект косметики фирмы «Лапиник». На элегантном шезлонге лежала кипа мягких бледно-голубых полотенец. На каждом был вышит фирменный знак «Лапиник».
   Я надела купальный костюм и вышла к бассейну, чувствуя себя неловко и нервничая оттого, что девяносто восемь процентов моего тела выставлены на обозрение. Харли уже плавал, совершая свой утренний моцион и стараясь не потерять ни минуты.
   Улыбнувшись, я вошла в воду и грациозно нырнула. В юности, в свою бытность Хариэт, я умела плавать кролем. Сейчас покажу Харли, чего стою.
   Вынырнув, я осознала, что не могу держаться на воде, и снова ушла вниз. Меня осенила ужасная догадка: что, если Синди не умела плавать?
   В следующую минуту я лежала на краю бассейна, выплевывала воду, а Харли тщательно массировал мне грудь и готовился к операции: дыхание изо рта в рот, именуемой также «поцелуем жизни».
   «Это уж слишком», — подумала я, вспомнив свою сделку с Мефисто. За одну минуту беспечности я чуть не лишилась дарованных мне лет жизни! Я открыла глаза.
   — Ну как вы, Синди? — встревоженно спросил Харли. — Мне следовало догадаться, что вы еще не готовы к интенсивным физическим упражнениям… после той аварии. Мне так жаль… — Беспомощным жестом он протянул ко мне руки. — Вы, должно быть, решили, что я хотел убить вас. Сначала автокатастрофа, а теперь вот это…
   Я села и откашлялась.
   — Надеюсь, я выживу, — успокоила я его. — Можно глотнуть бренди, чтобы прочистить горло?
   Когда Харли убедился, что я пришла в себя, и успокоился, мы переоделись, и он повел меня на экскурсию по дому. Дом оказался огромным, а убранство множества комнат соответствовало разным историческим эпохам. Из римских бань мы попали в комнату, элегантно обставленную в стиле эпохи Регентства, а оттуда в другую, с белыми стенами, африканскими коврами и резным деревом.
   — Консультант по фэншуй помог мне обставить дом, — объяснил Харли, когда мы проходили по комнате в японском стиле. — Поэтому я и поставил на столбах у ворот этих львов — они должны нейтрализовать негативную энергетику Запада[8].
   В библиотеке, обитой дубовыми панелями, Харли подвел меня к одному из застекленных шкафов. В нем стояли книги в кожаных переплетах. Судя по всему, их никогда не открывали. Может, эти книги покупали на вес?
   — Вот Диккенс, о котором я говорил вам, — с гордостью сказал Харли, поворачивая ключ и открывая дверцу шкафа. Он вынул один из томов. — Они стоят кучу денег — пощупайте переплет.
   Я послушно рассматривала «Холодный дом». Страницы книги так и остались неразрезанными. Я уже собиралась отпустить язвительное замечание насчет коллекционеров, никогда не читающих книг, но тут заметила, как на лице Харли появилось виноватое мальчишеское выражение, которое свидетельствовало о его уязвимости. Он походил на избалованного мальчика, жаждущего показать свои сокровища. Пока я рассматривала книги, Харли ерошил волосы, бессознательно нарушая свою безукоризненную прическу. Во мне шевельнулось теплое чувство к нему. Он обращался со мной доброжелательнее и теплее, чем кто-либо другой в Лос-Анджелесе, однако не позволил себе ничего, кроме невинного поцелуя, желая мне доброй ночи.
   Растроганная, я протянула ему книгу и пробормотала что-то одобрительное.
   Неужели так важно, что Харли не читал Диккенса?
   С террасы мы полюбовались садом, чистым и ухоженным, как приемная промышленного магната, с вымощенными дорожками и площадками.
   Обширный, полого спускавшийся к саду газон был обнесен причудливо подстриженной живой изгородью. Кустарники имели форму павлинов, спиралей, созвездий, а иные, наиболее бесформенные, слегка походили на сосиски.
   — Жозе изучает фигурную стрижку кустарников. — Харли кивком указал на маленькую темную фигурку, примостившуюся на верхней ступеньке приставной лестницы. — Думаю, вот эти, шаровидные — его работа.
   Роскошно оборудованный спортзал выходил в сад.
   — Эти снаряды специально созданы для тренировки бицепсов, трицепсов и квадрицепсов. — Харли показал мне спортивные тренажеры, стоявшие в ряд и сверкавшие хромированными частями. — Вон тот, что в конце, — мой любимый. Это прибор, имитирующий плавание.
   Закатав рукава, Харли взобрался на приспособление устрашающего вида.
   — Идите сюда. Посмотрите. — Он пристегнул какие-то ремни.
   «Зачем нужна машина, имитирующая плавательные движения, когда есть крытый бассейн?» — удивлялась я. Машина издавала ритмичный лязг, пока Харли совершал движения, похожие на гребки пловца.
   — Я установил ее в режим определенной длительности, — задыхаясь, объяснил он. — На распечатке компьютера вы увидите, сколько энергии я потратил.
   Дожидаясь, пока он покончит со своими упражнениями, я посмотрела в окно и заметила Джорджа, который величественно шел по газону с серебряным подносом в руках. Проходя мимо Жозе, занимавшегося фигурной стрижкой кустов, дворецкий оглянулся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, пнул ногой лестницу. До нас донесся негодующий крик, и Жозе стремительно пронесся по воздуху и приземлился в декоративных кустарниках. Кусты завибрировали, а лестница с грохотом повалилась на землю. Джордж продолжил свой путь к дому с невозмутимой улыбкой на лице.
   — Английское дерьмо! — послышался отчаянный крик из кустов, явственно различимый, несмотря на грохот спортивного оборудования. — Я до тебя доберусь!
   — В чем дело? — осведомился Харли из недр тренажера. — Вы что-то сказали, Синда?
   Куст качнулся, наклонился почти до земли, потом катапультой выпрямился, и маленькая фигурка рухнула на газон. Поднявшись, она обратилась в бегство и исчезла из поля зрения. Дверь гимнастического зала бесшумно отворилась, и рядом со снарядом Харли материализовался Джордж.
   — Через пять минут ленч будет подан в оранжерее, сэр. Поймав мой взгляд, Джордж безмолвно дал мне понять, что я не должна рассказывать о том, что видела.
   — Эти латиносы, — пробормотал он, подходя к окну и кивая в сторону все еще подрагивающего куста. — У них нет чувства ответственности. Они не принимают мер предосторожности. Странно, что он до сих пор не покалечился и не разбился насмерть.
   Мрачная мексиканка внесла ленч — салат, на вид постный и невкусный, и суп с рогаликами.
   — Благодарю, Мария. — Харли сверил поданные блюда с карманной картой калорий. — Вы не забыли о жидкой добавке из морских водорослей?
   Мария покачала головой. Судя по выражению лица служанки, она подозревала, что ее хозяин спятил.
   — Это третья экономка, сменившая двух предыдущих всего за шесть месяцев, — сказал Харли, когда она вышла. — Вы не представляете, насколько трудно убедить этих людей в том, как важно правильно сбалансировать питательные вещества.
   Пока мы ели, Харли рассказывал о доме, но я почти не слушала его. Что-то все ощутимее беспокоило меня. Он охотно показывал мне все свои владения и имущество, начиная от плавательного бассейна и кончая запонками, украшенными эмблемой «Лапиник», но о себе не поведал ничего. Какой человек Харли? Что таится у него внутри?
   Каждый раз, когда я задавала ему вопросы о нем самом, он, казалось, терялся и не знал, что ответить.
   — Должно быть, вы прочли все статьи в журналах, — смущенно предположил Харли, ерзая как школьник, застигнутый за кражей яблок. — И вероятно, все интервью Ларри Кинга?
   Я покачала головой.
   — Дело в том, что… по-моему, они гораздо лучше описывают меня, чем я сам способен это сделать. — Лицо Харли приняло глуповатое выражение. — По правде говоря, я самый обыкновенный, заурядный человек. У меня нет никаких серьезных интересов, никаких хобби — ничего такого. Просто случилось так, что я богат.
   О своей семье он сообщил мне немного, но я поняла, что Харли вырос в роскоши и пользовался всеми привилегиями людей своего класса. Своим состоянием он был обязан компании по производству косметики «Лапиник», основанной его покойной матерью, и это огромное состояние позволит до конца его дней не думать о заработке ради хлеба насущного.
   «"Лапиник" — для женщины, которая хочет немного больше». Этот девиз компании был для меня постоянным источником раздражения в моей прежней жизни. Он подчеркивал мою неспособность получить то, что почти все женщины принимали как должное.
   — Это не так легко, как кажется, — я о том, что весьма трудно быть богатым, — ворвался голос Харли в мои размышления. — Чтобы управлять таким домом, приходится прилагать много усилий. Я должен быть в постоянном контакте с бухгалтерами и юристами, принимать решения о капиталовложениях, подписывать чеки, посещать благотворительные собрания, а в сутках не так уж много часов…
   — А как компания? Как «Лапиник»? Я полагала, что дела компании отнимают все ваше время.
   — «Лапиник»? — просиял он. — Да, «Лапиник». — Харли поднялся. — Идемте, я покажу вам свой офис. — Взяв меня за руку, он направился к двери. — У меня есть для вас сюрприз.
   Харли привел меня в комнату в синих тонах, убранную и меблированную в стиле «Лапиник», теперь уже знакомом мне. Ряды плакатов в рамках, рекламирующих продукцию компании «Лапиник», были развешаны на стенах. Все это я не раз видела, поскольку объявления, рекламирующие изделия этой фирмы, неизменно появлялись на глянцевых страницах воскресной газеты «Санди». На всех объявлениях такого рода были изображены светловолосые манекенщицы с нежными кукольными личиками и широко раскрытыми глазами, свидетельствующими о невинности. Вглядевшись в них внимательнее, я была потрясена так, будто встретила кого-то близко знакомого. Такое выражение лица я созерцала каждый раз, когда смотрелась в зеркало, потому что до сих пор не привыкла к своей новой внешности. Она резко контрастировала с моим прежним обликом, и вместе с тем эта безмятежная маска ничуть не совпадала с тем, что творилось в моей душе.
   — Добро пожаловать в сердце империи «Лапиник», — сказал Харли с усмешкой. Он стоял возле огромного письменного стола, окруженного такими же столами поменьше.
   Все они были заставлены телефонами, компьютерами и другими непременными атрибутами большого бизнеса. Я чувствовала себя как претендентка на вакантную должность, явившаяся на собеседование.
   Факс на одном из столов очнулся от спячки, заурчал и изрыгнул несколько листов бумаги с печатным текстом.
   — Мы связаны с головным офисом «Лапиник» в Лос-Анджелесе. — Харли с гордостью похлопывал рукой по машине. — А тот, в свою очередь, связан с другими офисами «Лапиник» во всем мире — в Лондоне, Париже и Риме… — Харли просмотрел один из листов бумаги. — Вот это пришло из Нью-Йорка.
   — Что — это? — поинтересовалась я. Он почесал голову.
   — Судя по всему, это цифры продаж. Признаться, это не моя епархия. Всем этим занимается Дэвид. — Харли бросил листок в большую плетеную корзинку для бумаг, уже почти заполненную. — Хотя я знаю, что поддерживать контакты с другими отделениями компании выгодно. Это окупается. Можно предвидеть, как будут развиваться события дальше.
   — Кто такой Дэвид?
   — Мой брат. — Харли улыбнулся. — Он ведает делами компании. Вы скоро познакомитесь с ним.
   Взяв ключ из выдвижного ящика письменного стола, Харли открыл шкаф и извлек большой прямоугольный предмет, завернутый в бархат.
   — А вот это сюрприз. — Харли знаком пригласил меня сесть за стол и очень осторожно поставил непонятный предмет на стол передо мной. — Это вам, Синди. Особенный подарок.
   Я осторожно сняла бархатную обертку и обнаружила под ней блестящую голубую коробочку с эмблемой «Лапиник» на крышке.