— Не важно, как они ее нашли, — сказал Вариан. — Я только хочу знать…
   — А мальчишка им помог. Он все время плетет против меня интриги. Шпионит, вмешивается. И вами манипулирует, разве нет? Ни он, ни ваша верная жена не сказали вам, что у них есть эта фигура.
   Персиваль, который с жалким видом молча сидел у стола, обрел голос:
   — Я не мог ему сказать, папа. Тогда бы он узнал, что ты сделал.
   — Действительно. Ты защищал мою честь, не так ли? Как будто ты проявил хоть искру преданности за всю свою жизнь.
   — Сэр Джеральд, — начал Вариан.
   — Да я и не ожидал преданности, — продолжал баронет. — Мой брат тоже ее не проявлял, когда он сделал тебя с лживой шлюхой, твоей матерью.
   — Хватит! — Вариан кинул на Персиваля беспокойный взгляд, но мальчик ничуть не расстроился. Наоборот, его лицо осветилось, а зеленые глаза зажглись интересом.
   — Боже мой, папа, какую любопытную вещь ты сказал. Даже я знаю, что такой замысел требует очень близкого контакта, а период беременности у людей составляет девять месяцев.
   — Персиваль, — торопливо вмешался Вариан, — сейчас не время для научных теорий.
   Мальчик нахмурился:
   — Я не могу придумать, как бы дядя Джейсон мог это сделать. Он сопровождал полковника Лика по Албании с конца тысяча восемьсот четвертого года вплоть до одиннадцатого января тысяча восемьсот шестого года, когда я родился. — Он покачал головой. — Папа, то, что ты предполагаешь, физически невозможно.
   — Невозможно?! — закричал сэр Джеральд. — Так тебе сказала твоя дура-мать?
   — Не совсем, папа. Она только дала мне прочесть письмо, которое полковник Лик написал дяде Джейсону. Когда мы прошлой весной были в Венеции, дядя Джейсон показал маме свидетельство о браке и прочие документы, которые он там хранил в сейфе. Как вы знаете, полковник Уильям Лик — антиквар-топограф. Он собирался опубликовать отчет о своих путешествиях и написал дяде Джейсону, спрашивая разрешения упомянуть его имя. Он знал, что дядя Джейсон занят некоей секретной работой, и не хотел нечаянно подвергнуть его опасности.
   Сэр Джеральд покраснел, потом побледнел и плюхнулся в кресло.
   — Я хочу, чтобы ты скорее это понял, папа, — сказал мальчик. — Я бы предложил тебе написать полковнику Лику.
   Сэр Джеральд шевелил губами, но ни одного внятного слова не слетело с его губ.
   — Папа всегда меня пленял, — тихо и доверительно сказал Персиваль Вариану. — Увлекательный пример человеческой натуры, правда?
   Вариан облокотился о стол.
   — Давай изучать чью-нибудь другую натуру. Персиваль, если бы ты был Исмал, куда бы ты направился?
   Эсме потерла ноющие запястья и посмотрела в окно кареты. Хотя рядом сидел один Исмал, очевидно, невооруженный, она знала, что побег исключается. Фонари кареты освещали огромную фигуру Мехмета, который ехал верхом рядом с каретой. Она знала, что с другой стороны едет Ристо. Если она хотя бы повысит голос, они ее убьют. Перспектива смерти ее не смущала, но она не хотела умереть, не отомстив Исмалу.
   Это было непросто. Помимо охранников, Исмал обладал документами, подтверждавшими его дипломатический статус. Он был одет как английский джентльмен. Только самое изощренное ухо смогло бы уловить акцент, который он легко объяснит долгим пребыванием за границей. Он запросто выдумает, чем объяснить присутствие Эсме, — что она шпионка или сбежавшая служанка, что угодно.
   Он ее не боялся. Когда они ненадолго остановились в гостинице сменить лошадей, он развязал ей руки, чтобы она прошла в дамскую комнату, не вызывая вопросов. Эсме задумалась было о том, чтобы сбежать, но не надолго. Трудность была не в том, что Исмал сопровождал ее и стоял рядом. Она наконец внимательно посмотрела на Ристо и увидела, что тот кипит от ненависти. Между ней и его кинжалом стоял только Исмал.
   Отвернувшись от окна, Эсме увидела, что Исмал смотрит на ее запястья.
   — Я вижу, веревка натерла тебе руки, — сказал он по-английски. До сих пор она не слышала от него ни одного слова по-албански. — Кажется, Ристо завязал их слишком туго.
   — Я уверена, он охотнее завязал бы ее на шее, — ответила она. — И куда туже.
   Исмал согласно кивнул:
   — Это было бы мудрое решение, но мне отвратительно насилие. Я очень расстроился, когда мне пришлось ударить тебя пистолетом по голове. — Он посмотрел ей в лицо. — Голова еще болит?
   — Только когда я пытаюсь соображать.
   — Я советую тебе не пытаться, поскольку ты хочешь думать о неприятных вещах. Будешь строить планы, как мне навредить, но последствия тебя огорчат. Очень.
   Он говорил, как всегда, ласково. Он не способен честно проявлять чувства. Наверное, таким же медоточивым голосом он приказал убить ее отца.
   Эсме заметила, что ногти впились в ладонь. Она приняла свою привычную позу — со скрещенными ногами — и положила руки на колени.
   Исмал, прищурившись, следил за ее движениями, бдительно ожидая внезапного нападения. Когда он понял, что она просто устраивается поудобнее, он продолжал:
   — Я тебе рассказал, зачем приехал. У меня не было никаких планов на твой счет. Наоборот, я пообещал себе, что ничего тебе не сделаю.
   — Тогда надо было оставить меня лежать в саду без сознания, — сказала она. — Ты взял у меня набор шахмат. Ты знал, что никто за тобой не погонится. А я даже не поняла бы, кто на меня напал.
   — Да, это было трудное решение. Возможно, неправильное. Когда ты попала мне в руки — а я для этого ничего не сделал, — я решил, что такова воля Аллаха.
   — Или сатаны. Исмал обдумал ее слова.
   — Возможно. Я не могу с уверенностью сказать, кто из них мной управляет.
   — Зато я могу.
   У него появилась странная улыбка. Про любого другого Эсме сказала бы, что это смущенная улыбка, но смущение и Исмал — вещи несовместимые.
   — Ты думаешь, что я орудие дьявола? — спросил он.
   — Ты пытался разрушить мою страну, погубил моего отца, ты не только украл мое приданое, но и меня, покрыв позором мою семью. — Она заметила, что повысила голос. Уже тише она добавила: — Для тебя нет никаких оправданий.
   Он и это обдумал.
   — Ты по-своему права, исключая ту часть, что касается отца, потому что я не имею никакого отношения к его смерти. Несмотря на все мои недостатки, я не хладнокровный убийца. К тому же убивать его было глупо и опасно. — Он пожал плечами. — Но ты не желаешь мне верить, потому что ты горячая голова, тебе надо кого-то обвинять. Что касается других моих «преступлений» — не стану противоречить. Я мог бы только объяснить свои намерения. Вскоре я это сделаю, но не сейчас. Ты слишком возбуждена.
   — Я не возбуждена! В таких обстоятельствах ни один мужчина не остался бы спокойным. И еще мне не нравится, что надо мной насмехаются, как будто я ребенок, — и я не горячая голова!
   Он сделал плавный, утешительный жест.
   — Однако это так. Ты волевая, упорная и кровожадная. Странно, что я хочу такую женщину, но так уж случилось. Вначале все было иначе. Поначалу ты была мне нужна как заложница, чтобы утихомирить Джейсона. После его смерти мне не было от тебя пользы. К несчастью, у моего кузена возник каприз познакомиться с твоим спутником. И там, в Тепелене, мне пришлось симулировать страсть. Не знаю, в какой момент это перестало быть симуляцией. Только помню, что, когда ты набросилась на эту свинью, английского лорда, какая-то отрава проникла в мое сердце, потому что я взревновал. Я захотел, чтобы это меня ты язвила своим жестоким язычком. Я желал, чтобы я мог успокаивать тебя, хотя был уверен, что ты пришла меня убить.
   Эсме поежилась. Он, конечно, лжет. Он скрылся вместе с ней из мести и, если б мог, удушил бы ее по той же причине. Но его голос оставался сладким, нежным.
   — Ты мне не доверяешь, — сказал он и опять одарил ее смущенной улыбкой. — Я сам себе не верю. Я получил хорошее образование, знаю, что демонов не существует, хотя веду себя так, как будто они во мне сидят. Когда ты сбежала из Тепелены, я понимал, что, если пущусь в погоню, за мной последует Али, но это меня не остановило. И они меня поймали, отвезли в Янину, где врачи Али начали меня травить. Видишь ли, к тому времени он как-то узнал о моей нелояльности. Я одиноко лежал на кровати, медленно умирал и видел, что мои надежды рухнули, потому что женщина сделала меня глупым и опрометчивым.
   — Это тщеславие сделало тебя глупым, — сказала она. — Ты хотел иметь то, что тебе не принадлежит: королевство Али, женщину, которая тебя ненавидит.
   — Нет, ты просто делаешь меня козлом отпущения. Ты убедила себя, что должна меня ненавидеть. Я постараюсь, чтобы ты поверила в обратное.
   Она хотела, чтобы он потерял выдержку, как-то проявил враждебность, потому что его нежная терпеливость странно волновала. Мягкий голос обвивал ее шелковыми сетями.
   Он опустил глаза.
   — Послушай. — Он взял ее за руку и крепко сжал. — Я был воспитан для интриг. Я могу заставить мужчин и женщин сделать почти все, только не заглянуть в мою душу. Всевышний дал мне привлекательную внешность и ум. Я научился использовать их как инструмент, всегда расчетливо. Ты это знаешь.
   — Да, и очень хорошо. — Его близость беспокоила больше, чем следовало бы. Он только мужчина и свой дар использует, чтобы заставлять других делать то, что он хочет, он сам сказал. Но Эсме не могла не вспомнить ходившее о нем поверье: что он не совсем человек. Изящные пальцы слишком тревожили ее. Вариану она не смогла противиться. Может быть, она питает слабость к мужчинам, к определенного типа мужчинам? Возможно, Исмал более умелый и менее принципиальный, чем ее муж. Она говорила себе, что любит Вариана и всем сердцем ненавидит Исмала. И все-таки близость Исмала, его запах, его прикосновение… это приводило ее в ужас.
   — Не бойся меня, *~ сказал Исмал, и ее сердце застучало как молот.
   Эсме торопливо заверила себя, что он не умеет читать мысли. Просто ее выдало тело: похолодевшая рука, за которую он держался, и учащенное дыхание.
   — Если не хочешь, чтобы я тебя боялась, прекрати свои игры.
   — Ты желаешь, чтобы я говорил и действовал прямо, как ты? — Исмал вздохнул и снова поднял на нее глаза. — Я давно потерял эту способность. Жить при дворе Али — это все равно что без конца играть в шахматы: делать обманные ходы, заманивать в ловушку. Я всегда был хорошим игроком, пока ты не приехала в Тепелену, и я заболел тобой. Но ты меня вылечишь, маленькая воительница. Когда мы ляжем вместе, мы станем частью друг друга. Ты меня узнаешь и со временем пожалеешь.
   Эсме отшатнулась, но не выдернула руку. Она не хотела вступать в физическую борьбу, в которой проиграет.
   — Я не хочу тебя, — проговорила она, — а то, что я тебя когда-нибудь пожалею, — чудовищная мысль.
   — Ты не понимаешь. Позже поймешь.
   — Я все хорошо уразумела. Ты хочешь меня изнасиловать.
   Остальная чепуха — для твоего собственного развлечения.
   Он щелкнул языком.
   — Насилие мне ненавистно. Если ты желаешь принуждения, я отдам тебя команде. Когда они тебя обработают, ты станешь покладистее. Тогда я дам тебе второй шанс, потом, возможно, третий. У меня хватит терпения.
   Эсме почувствовала, как кровь бросилась ей в голову.
   — Проще принять меня, — сказал он. — Я не могу ожидать, что в моих объятиях ты проявишь страсть, потому что ты стоическая женщина. Я попрошу, чтобы ты потерпела.
   — Потерпела? Нарушить свадебный обет, изменить мужу…
   — Я твой муж по праву, — возразил он. — Я заплатил за тебя выкуп и был ограблен. Я чуть не потерял жизнь из-за того, что заявил свои права на тебя.
   — Чушь. Ты получил шахматы. Ты заявлял так называемый выкуп за невесту много раз. — Голос Эсме был почти такой же тихий и спокойный, как у него. — Ты дикарь, не лучше Али.
   Рука сжалась, глаза вспыхнули, но это и все. Его самообладание было устрашающим.
   — Может быть, потому что Али сотворил меня тем, что я есть. Если ты хочешь лучшего мужчину, ты должна сделать меня таким. Как — это я покажу тебе еще до конца наступающего дня.
   Закат не принес ничего такого, что изменило бы истекший день. Он неряшливо раскатал по небу над Ньюхейвеном тяжелое одеяло низких облаков. Унылый свет маяка медленно пронизывал черноту ночи.
   Как несчетное число раз прежде, Джейсон — сейчас он был одет как судовой врач, в очках и черном парике, — бегло осмотрел суда, стоявшие в гавани. Он не разрешал себе думать, он только смотрел и полагался на инстинкт.
   В Гибралтаре он позволил соображениям разума взять верх над инстинктом и задержался в Кадисе, на борту ошибочно выбранного корабля, на котором плыл министр иностранных дел. Тот громогласно возражал против досмотра судна и в итоге обвинил Джейсона в краже важных правительственных бумаг. Последующие за этим осложнения задержали Джейсона в Кадисе на неделю, и Исмал, который до этого момента опережал его всего на несколько часов, опять ускользнул.
   Джейсон заранее послал сообщение в Фальмоут. Оттуда его должны были переправить к берегам Англии. Сейчас оно уже в Лондоне. К несчастью, Исмал получил неделю форы, за это время он мог натворить что угодно и где угодно. Джейсон сквозь зубы выругался.
   Вдруг он осознал, что на соседнем корабле царит какая-то суматоха. Он пристально посмотрел на судно, маленькую шхуну, сделанную в Америке. В последней войне с американцами такие корабли, обтекаемые и быстрые, хотя и более крупные, чем этот, сильно докучали британскому флоту.
   Джейсон взглянул на Байо. Албанец внимательно рассматривал тот же корабль. Прежде чем Джейсон успел с ним посоветоваться, подошел их капитан и показал на берег. По причалу к ним спешил морской офицер.
   Джейсон спрыгнул на берег, чтобы перехватить его, и вручил свои бумаги.
   — Да, сэр, я вас жду, — сказал офицер. — Капитан Нолкотт, к вашим услугам. Сожалею, но у меня нет для вас известий.
   Джейсон указал на корабль:
   — Расскажите мне про эту шхуну.
   — «Олимпию»?
   Подошел Байо. Когда Джейсон повторил название судна, Байо ухмыльнулся.
   — Человек, которого мы ищем, воображает себя потомком матери Александра Македонского, — объяснил Джейсон капитану Нолкотту. — Ее звали Олимпия.
   — Это не ваш человек, — заявил офицер. — Владелец судна — англичанин по имени Бриджбертон, корабельные бумаги в полном порядке. Они ждут чиновника по делам международной торговли, повезут его в Кадис.
   — Труп Бриджбертона несколько месяцев назад был выловлен в канале Венеции, — сказал Джейсон. Капитан посмотрел на него с ужасом. Джейсон объяснил, что у Бриджбертона была репутация полулегального торговца вином и абсентом. У него на теле не было обнаружено следов насилия, поэтому предположили, что он упал в канал в состоянии опьянения. Об этом Джейсону рассказал его агент в Венеции, поскольку недавно на Бриджбертона пало подозрение в контрабанде и работорговле. Они предполагали, что это он поставлял оружие Исмалу.
   Джейсон не рассказал капитану Нолкотту, как и соратникам в Венеции, что когда-то Бриджбертон ему удружил: одолжил денег, чтобы Джейсон смог продолжить нескончаемую игру в карты. Назавтра он проснулся к концу дня совершенно больной, почти ничего не помнил… и выяснилось, что он должен Бриджбертону целое состояние.
   Джейсон полагал, что скоро получит ответы на остававшиеся у него вопросы, отбросив страх узнать результат.
   Но сейчас капитан Нолкотт ждал инструкций. Джейсон изучил гавань и причал. В начале прошлого века Ньюхейвен похвалялся процветающей морской торговлей, но небольшой набор судов, в основном рыбацких шхун, пришел в негодность, и торговля переместилась в другой порт. Для того, кто пожелал бы уехать с минимальными хлопотами, Ньюхейвен — идеальное место. До Лондона отсюда ближе, чем до Дувра. Другой недостаток Дувра — снующие почтовые корабли, доставляющие пакеты в Кале. Имя Бриджбертона полностью подходило к такому делу.
   — «Олимпия» готова к отплытию, — сказал Джейсон. — Если этот ветер продержится, ничто ее не остановит.
   — Хочешь ее взять?
   Джейсон собрался ответить, но тут услышал стук копыт и грохот колес по булыжнику. Ему не пришлось оборачиваться: выражение лица Байо сказало все, что ему следовало знать.

Глава 31

   Когда карета замедлила ход, Исмал пересел к Эсме.
   — Не делай глупостей, когда будем высаживаться. Ты не знаешь, кому я плачу, а кому нет. Ты сделаешь так, как я требую, или приготовься удовлетворить вожделение моей команды. Поняла?
   Эсме жалобно посмотрела в окно. Он и так ей все объяснил по дороге от Льюиса. К тому же она достаточно знала британцев и понимала, как ничтожны ее шансы найти спасителя. Она была одета как мальчик и, несмотря на все старания Джейсона, говорила с акцентом. Никто не поверит, что она жена лорда и вообще хоть какая-то леди. У нее не было никаких доказательств, что ее увезли против воли — тогда как у Исмала она видела пачку документов официального вида.
   Любая попытка сбежать обречена на провал… а потом она окажется в руках мужчин Исмала. Он никогда не бросается словами, не делает пустых угроз. Он знал, что смерть она бы встретила мужественно. И понимал, что может ее запугать. В горле защипало, Эсме выругала себя за трусость.
   — Я тебя ненавижу, — сказала она.
   — Shpirtiim, — шепнул он. — Ты лжешь сама себе. — Он начал вынимать шпильки из ее волос.
   Эсме вспомнила спальню в Маунт-Идене. Неужели всего два дня назад шпильки из ее кос вынимал Вариан? Она вспомнила его настойчивые, воспламеняющие руки, болезненно-нежные слова любви.
   Нужно было проявлять внимание к нему. Все, что он делал, было попыткой избавить ее от неудобств, расплатиться подол-гам, создать жизнь, приемлемую для них обоих. Почему она не сказала, что любит его, верит в него и гордится им? Теперь ему достанется только ее позор. Вот зачем Исмал распустил ей волосы. Он хотел, чтобы окружающие заметили молодую рыжеволосую женщину. И сказали об этом Вариану.
   Она слепо смотрела в окно, пока Исмал не закончил свою работу.
   — В Тепелене ты прекрасно изобразила любовь ко мне, — сказал он. — Сейчас ты снова это проделаешь, чтобы наблюдатели поняли, что ты счастлива уехать вместе со мной. Ты знала, что англичане возбуждаются при виде женщины в брюках? — Он нежно улыбнулся. — Для защиты от них ты прильнешь ко мне.
   Она знала, что скоро окажется так близко к нему, как это бывает между мужчиной и женщиной. Она вытерпит, но потом придет ее час. Он за все заплатит.
   Они вышли из кареты, и Эсме украдкой огляделась. Деревня Ньюхейвен лежала в полумиле от причала. Если она попробует бежать, ее поймают раньше, чем она туда добежит. Среди пришвартованных кораблей она нашла много возможных путей побега, но и не мало мест, где она окажется в ловушке.
   Однако ближайшая и самая устрашающая перспектива смерти стояла и дышала рядом с ней — это были Ристо и Мехмет. Без оружия у нее нет никаких шансов. Да еще Исмал вооружился перед выходом из кареты. Пистолет неудобно вынимать… Хотя кинжал… один удар, а потом закричать: «Убийство!» Но как на это отреагирует толпа?
   Вокруг были в основном моряки и рыбаки. Двое в морской форме разговаривали с человеком, одетым в старую куртку и столь же древние бриджи. При нем было нечто похожее на докторский саквояж.
   Никто из тех, кто смотрел, как компания Исмала приближается к лодкам, не выглядел дружелюбно. Однако и враждебности в них Эсме не замечала. Они просто смотрели, но ведь не каждый день в маленьком порту появляются такие образчики, как Ристо и Мехмет, да и элегантный вид сумасшедшего, но красивого Исмала в английском костюме приковывал к себе взгляды. Куда бы он ни шел, он всегда привлекал внимание.
   — Ведь я предупреждал тебя, что ты возбудишь в них вожделение? — Исмал с улыбкой обнял Эсме за плечи. — В твоих интересах дать им понять, что ты моя.
   Эсме подняла на него глаза с выражением, которое, как она надеялась, означало восхищение, и изогнула губы в улыбку дурочки, опьяненной страстью.
   Исмал крепче прижал ее к себе и пошел медленнее.
   — Скоро ты будешь так смотреть на меня без притворства. — И потерся губами об ухо.
   — Ты все время так говоришь. — Эсме покосилась на ряд кораблей. Хотя он не описал ей своего корабля, два из них показались ей возможными. Оба были очень близко. Времени не оставалось.
   Она добавила сладким голосом:
   — Я всегда считала, что мужчина, уверенный в своем мастерстве, не будет хвастаться.
   Он засмеялся:
   — По-моему, ты меня провоцируешь.
   — Ты сказал, что я не должна проявлять свои истинные чувства. Но ты не сказал, что я не должна о них говорить, хотя бы шепотом. Я что, должна не только строить приветливое лицо, но и врать? — Она одарила его еще одним завлекательным взглядом. — Когда-то ты меня поцеловал, и я сплюнула, чтобы избавиться от вкуса твоих губ. Думаешь, сейчас они мне покажутся не такими скверными?
   — Это легко выяснить. — Голубые глаза вспыхнули весельем. В нескольких ярдах от них Ристо и Мехмет враждебно нахмурились. — Поцеловать тебя перед всем этим сбродом? — спросил Исмал.
   Эсме пожала плечами:
   — Они уверены, что я твоя шлюха. Скоро я ею стану на деле. Меня уже тошнит от стыда, так что ты ничем не можешь ухудшить положение.
   Ристо уже стоял рядом.
   — Хозяин! — нетерпеливо прошептал он.
   Не обращая на него внимания, Исмал сгреб Эсме в объятия. Она услышала смешок Мехмета, ругань Ристо и улюлюканье моряков. Ощутила руку Исмала на затылке, тепло его дыхания на своем лице. Она чувствовала, как его рот сладострастно прижался к ее губам, и отметила, что он хвастался не зря. Не желая того, Эсме покорилась его мастерству и приоткрыла губы. Он был раздражающе хорош, но ее замешательство продолжалось только миг. Холодная решимость разогнала туман в голове.
   Она ласково погладила его, руки спустились к поясу. Сердце билось часто, но устойчиво, пальцы дюйм за дюймом пробирались под плащ к кинжалу.
   Он отстранился, и рука Эсме замерла.
   — Это было неразумно, крошка, — пробормотал он в ее губы. — Я не смогу ждать еще целый день, чтобы получить от тебя больше.
   — Будь она проклята! — прорычал Ристо, подходя ближе. — Полгорода сбежалось посмотреть на вас. Вы еще долго будете развлекаться?
   Даже Мехмет что-то пробурчал, но Исмал не слушал. Эсме угрюмо подумала, что после того, как он утонул в поцелуе он стал таким же, как все мужчины. В этот момент он не мог ни о чем думать. А ее ум был настороже. Она слышала приветственные крики и вульгарные советы зрителей. Она чувствовала нарастающий жар его поцелуя и напряжение изящного тела. Прижавшись к нему, она изогнулась и дотянулась до кинжала.
   Каждый нерв дрожал, все чувства болезненно обострились. Эсме слышала крики чаек, плеск волн о каменную стену и отдаленный шум на берегу. Стук копыт… торопливые шаги… новые крики посреди приветствий. Она слышала это так, как будто все происходило сто лет назад. Сейчас была только месть… она была на волосок от нее.
   Она уже взялась за рукоятку кинжала, и тут тело Исмала окаменело. В следующее мгновение он извернулся, и лезвие кинжала оказалось возле ее горла.
   На причале стало тихо. Эсме отчетливо их видела: десять, двадцать, нет, не меньше пятидесяти мужчин, и никто не двигался. Все глаза были устремлены на лезвие.
   В том числе глаза Вариана.
   Эсме поморгала, но наваждение не исчезло.
   Ей захотелось потрясти головой, чтобы прогнать его. Царапина на горле сказала ей, что она не спит.
   В двадцати шагах от нее стоял Вариан. Он держал пистолет. Какого черта он не стреляет? Исмал на голову выше ее. Даже младенец мог бы послать пулю в его злобную башку. А Вариан не может. «Двадцать шагов, — в ярости думала она. — Дистанция дуэли. Почему он не стреляет?»
   — А, предпочитаете не испытывать свое мастерство, милорд Иденмонт? — дружелюбно сказал Исмал. — Очень мудро. Если вы желаете, чтобы ваша жена осталась жива, скажите этому сброду, чтобы мне не мешали. И положите пистолет, пожалуйста.
   Вариан опустил пистолет, но не бросил.
   — Оставь ее, — сказал он.
   Исмал пропустил его слова мимо ушей.
   — Теперь можете выходить, сэр Джеральд. Каких странных союзников вы завели. Но вы слишком толстый, чтобы скрываться за спиной его светлости.
   Опустив пистолет, баронет вышел из толпы, стоявшей позади Вариана.
   Исмал начал продвигаться к кораблю, охранники двинулись за ним, прикрывая его. Больше никто не шелохнулся. «Они не помогут», — с отчаянием подумала Эсме. Исмал им сказал, что она жена лорда. Никто не рискнет дать ему повод убить ее.
   Однако она не сядет на проклятый корабль вместе с Исмалом и никогда не отдастся ему. Эсме напомнила себе, что сотни албанских женщин бросались с утеса, чтобы не попасть в руки врагов. Она столь же храбрая, как они. Она не пойдет с этим человеком. Вариан пришел за ней. Она не опозорит его.
   — Убей его! — закричала она. — Отомсти за Джейсона! Отомсти за меня, Вариан!
   Кинжал прижался к горлу, и она увидела, как Вариан поднимает пистолет. «Я люблю тебя», — мысленно сказала она. И резко откинула голову.
   Исмал ослабил хватку, рядом что-то взорвалось, и Мехмет споткнулся. Эсме ударила Исмала локтем в живот. Он покачнулся и выронил кинжал. Мехмет ринулся к ней. Эсме быстро наклонилась, схватила кинжал и услышала другой взрыв. На миг мир окрасился ослепительным светом, она услышала крик Вариана откуда-то издалека… потом голос отца среди шума накатившей на нее черной волны. «Я умираю», — подумала она, и волна унесла ее за собой.