Мне показалось, что я только что уснул, когда громко прозвенел колокол и разбудил меня. Сквозь грязные окна пробивался свет. Соседи начали со стонами и зевками вставать, и я подумал, нужно ли мне тоже вставать. Но мне хотелось еще поспать, и я решил, что останусь тут, пока кто-нибудь не скажет, что мне делать.
Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня, выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова уснул.
Кто-то тряс меня за плечи.
- Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел, как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам, мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.
Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов. Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких соусов или молока.
Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут пищу.
Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат. Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.
Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку, кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком, поэтому негромко спросил у своего проводника:
- Можно ли разговаривать за едой?
Тот резко покачал головой.
Я проголодался и ел быстро, хотя пища мне не очень понравилась. Но папа начал задолго до меня и кончил раньше. У него тоже был проводник или, скорее, стражник, и как только папа кончил есть, они встали. Я тоже встал. Мой проводник крепко взял меня за руку, как будто хотел остановить меня. Папа, увидев это, покачал головой, предупреждая, что мне лучше сесть. И ушел. И станнер, и бластер висели у него на поясе.
Когда мы с проводником кончили есть, он привел меня снова в коридор.
- Где вы нашли этого человека? - спросил я. - Одетого, как я.
- Ты его знаешь? - спросил он.
- Да. Я встречал его у себя на родине. Его зовут Клентис.
Он кивнул.
- Клентис - это все, что мы разобрали из его слов, когда он появился. Он только начинает овладевать провансальским, не знает ни латинского, ни французского, ни немецкого. Его прислал к нам милорд Гиньярд. Этот человек не христианин, мы в этом уверены, но он, похоже, и не сарацин, и не еврей, потому что с удовольствием ест свинину.
- Наша родина называется Эвдаш, - сказал я. - На Эвдаше никто и не слыхал о Христе. Когда я смогу поговорить с Клентисом?
- Вероятно, позже. Он работает в мастерской; очень искусно владеет инструментами. У него на поясе свои инструменты, но я не знаю, для чего они.
Мы вышли во двор, и он указал на скамью у стены.
- Жди здесь и не уходи далеко. Нужник здесь. - Он показал на низкое узкое здание примерно в двадцать футов длиной, в которое как раз входил монах. Нос тут же подсказал мне, что такое нужник.
- Когда аббат пошлет за тобой, я должен тебя сразу найти, - закончил мой проводник.
Потом он ушел, а я воспользовался нужником. К запаху придется привыкнуть, сказал я себе. Потом сел на каменную скамью и стал ждать. Скамья на восток от главного здания, но солнце еще не поднялось над стеной, и камень скамьи с ночи еще холоден. Осмотревшись и никого поблизости не увидев, я снял с пояса коммуникатор и поднес его ко рту.
- Денин, - сказал я по-эвдашски, - это Ларн. Говори тише: я не хочу, чтобы нас услышали. Ты меня слышишь? Прием.
- Слышу, Ларн. Что случилось? Папу видел? Прием.
- Все в порядке, - ответил я. - Просто не хочу, чтобы слышали, что я с кем-то разговариваю. Особенно с кем-то, кого не видно. Несколько минут назад я видел папу, и он меня видел, но поговорить мы не могли. Выглядит он неплохо. У него даже станнер и бластер, так что он не пленник.
- Теперь слушай. Следи за нами. Если увидишь, что мы рядом и я подниму над головой руку, как можно быстрее садись с открытой дверью. Во дворе достаточно места для посадки, и мы будем торопиться. Но если я не дам знак, оставайся вне видимости.
- Прежде всего я хочу узнать от папы, что тут происходит. Может, ему почему-то тут нужно оставаться. Поняла? Прием.
Она повторила услышанное, и мы кончили разговор. После этого я просто разглядывал это место и думал, что все получается не так уж сложно.
Интересно, где мы будем через несколько часов? Зависит от того, сколько времени понадобится на освобождение мамы. Может, завтра мы уже будем за пределами системы и полетим туда, где нас не отыщет политическая полиция. На какой-нибудь старый колониальный мир. Или вернемся на Эвдаш, туда, где нас не знают. Вероятно, это последнее, чего ждет от нас Федерация.
Солнце поднялось над стеной, стало тепло. Если бы скамья не была такой жесткой, я бы, вероятно, лег и еще поспал. Но тут вернулся мой проводник. С ним были двое монахов, крепких, сильных мужчин, и неожиданно мой оптимизм развеялся. Каким-то образом я почувствовал, что не все в порядке. Но проводник только сказал, что аббат ждет меня.
Он провел меня по нескольким коридорам, а два крепких монаха шли за мной следом. Они все были напряжены, я тоже. Мы свернули за угол, тут стоял папа, и с ним два больших монаха. Когда мы подошли к ним, мой проводник постучал в дверь и сказал, что пришел брат Юстус с чужеземцами. Низкий голос пригласил нас войти.
Мы все вошли. Комната похожа на кабинет. За столом человек в белой рясе с мрачным лицом. Он держит перед собой серебряный крест, направив его на меня. Рядом сидит монах с встревоженным лицом, с большим пером в одной руке и чем-то вроде листа бумаги в другой. Тут же еще несколько монахов.
Но я на них не обратил внимания, потому что за столом в своей кольчуге сидел Арно, положив руку на рукоять меча. Он слегка улыбался и внимательно смотрел на меня.
- Схватите его за руки, - сказал Арно, и монахи тут же схватили меня. Арно подошел и снял с моего пояса коммуникатор и станнер. Потом снял станнер и бластер с пояса папы.
- Зачем ты это делаешь? - спросил я.
- Молчи, демон! - выпалил аббат. Глаза на его круглом лице смотрели жестко. - Ты во дворе разговаривал с Сатаной! Один из братьев услышал тебя через окно над твоей головой и сообщил об этом мне. Тут оказался этот добрый рыцарь и обещал помочь.
Он был очень доволен собой, обезоружив и захватив нас врасплох. Еще три монаха держали обращенные к нам серебряные кресты - с обоих боков и сзади. Я думаю, они тем самым решили, что контролируют нас. Впрочем, другие монахи продолжали держать нас за руки.
Я не специалист в этом вопросе, но уже знал, что Сатана считается богом зла, а ангелы - помощники доброго бога. Поэтому я ответил:
- Сэр, я не разговаривал с Сатаной! Я разговаривал с ангелом, а не с Сатаной!
Как только я это сказал, триумфальное выражение на лице аббата сменилось осторожным.
- С ангелом? - спросил он. - Но ты ведь даже не христианин. Ты сам сказал об этом брату Юстусу.
- Добрый сэр, - ответил я, надеясь, что сказанное будет им понято, есть ангелы, которым назначено заботиться о нехристианах. Как ты думаешь, что привело меня сюда из далекого Эвдаша? И поставило на землю ночью возле твоих стен? Ангел Денин.
Я посмотрел на папу, лицо которого ничего не выражало, потом на Арно, который слушал с большим интересом. Мне показалось, что Арно интересно, как я выпутаюсь из затруднительного положения.
Аббат стоял, не зная, чему верить. У монахов на дороге я узнал, что Сатана считается хитрым лжецом и его демоны тоже. Но потом я вспомнил кое-что еще, о чем мне рассказывали: Сатана живет внутри планеты, как будто она полая, а ангелы живут наверху, в месте, называемом небеса.
- Дайте мне мой амулет, - сказал я, - и я попрошу ангела спуститься с неба, чтобы вы могли его увидеть. Вы ведь знаете, что Сатана не может спуститься с неба.
Я надеялся, что он это знает, что я все говорю правильно.
Лицо его стало задумчивым, и я видел, что ему хочется попробовать, но он боится. Поэтому я решил облегчить его задачу.
- Пусть рыцарь поднесет амулет к моему рту, - добавил я. - Он будет его держать, пока я разговариваю с ангелом.
Аббат посмотрел на Арно, тот кивнул. Даже после этого аббат смотрел на меня долгих десять секунд, потом сказал: "Сделай это", и я почувствовал, как монахи крепче сжали мне руки.
Я не назвал Арно по имени. Очевидно, он не говорил аббату, что знает меня, и я решил, что так и оставлю. Прежде всего я велел ему очень осторожно обращаться с амулетом, который дан мне ангелом. Я знал, что он в это не поверит, зато поверил аббат. Затем я объяснил Арно, как действует переключатель. Для передачи он должен поставить его в одну позицию. Когда я скажу "прием", он должен поставить его в другую позицию, так чтобы мы услышали ответ ангела. Когда я скажу "конец", он должен поставить переключатель в среднее положение.
Потом я велел ему поднести коммуникатор к моему рту. Монахи так сжимали мне руки, что они начали болеть.
- Денин, ангел Господень, - заговорил я на провансальском, - говорит Ларн. Можешь ли ты опуститься так, чтобы аббат увидел небесную лодку? Молю тебя ответить. Прием.
Как только я сказал "прием", Арно переключил коммуникатор. Но ответила не Денин. В коммуникаторе прозвучал мужской голос. И говорил он не на провансальском и даже не на эвдашском - на стандартном языке Федерации.
- Клентис кель Деруп, вы подлежите аресту вместе со всей вашей семьей и теми предателями, которые могут сопровождать вас. Все дальнейшие передачи должны вестись на стандартном, чтобы мы могли понимать вас. Я нахожусь в полицейском корвете на орбите, все мои детекторы работают. В отличие от Эвдаша, мы полагаем, что любой корабль, который попытается уйти с планеты, это ваш корабль. Если вы попытаетесь уйти, мы без колебаний уничтожим ваш корабль.
- В атмосфере сейчас три вооруженных истребителя, мы знаем ваши координаты. Оставайтесь на месте, мятежник. Не пытайтесь бежать. Мы скоро вас подберем.
Глаза аббата округлились.
- Ангел должен уметь говорить по-латыни, - сказал он. - А это не латынь.
Ответил ему Арно. Очевидно, рыцарь по-прежнему хотел стать королем Сицилии и всего прочего, а для этого нужна наша помощь или, в крайнем случае, наш катер.
- Это арамейский язык, - солгал он. - Язык Святой Земли. Я слышал, как на нем говорил византийский торговец на юге Италии, но понимаю всего несколько слов. Из всего сказанного я понял только: "Хорошо ли с вами обращаются?"
Я постарался, чтобы мой облегченный вздох был не очень заметен. Теперь нужно перевести переключатель в положение передачи. И говорить я буду на стандартном. Важно, чтобы туземцы не поняли, а вот люди Федерации поняли все. Я хочу, чтобы они считали, что катер здесь, вблизи монастыря, так чтобы они не обращали внимания на пешеходов или всадников.
- Денин, - сказал я, - не передавай. Повторяю: не передавай. Полагаю, ты слышала только что передачу политической полиции. Отправляйся на поляну, где я высадил тебя, чтобы расспросить норманна. Повторяю: поляна, где я тебя высадил, чтобы ты расспросила норманна. Иди туда под укрытием деревьев. Придя, жди на краю поляны, чтобы тебя не было видно сверху. Мы спустимся и подберем тебя там. И не подтверждай, повторяю, не подтверждай получение этого сообщения. Клентис кончил. Конец.
Когда я сказал "конец", Арно выключил коммуникатор.
Идея, конечно, заключалась в том, чтобы она полетела на поляну и там подобрала нас. А мы доберемся туда, как сможем. Она слышала приказ полиции; я был уверен, что она меня поймет, хотя я и говорил все наоборот.
Сказав "конец", я еще с полминуты смотрел на потолок, раскрыв рот, будто слушал слова, которые больше никому не слышны. Даже кивнул несколько раз. Наконец заговорил побледневший аббат.
- Что случилось? Почему ангел не ответил?
Я сделал ему знак, чтобы он не мешал, и "слушал" еще секунд десять. Потом посмотрел на аббата.
- Он ответил, но негромко. Он предпочитает говорить прямо мне в мозг и подготовил меня, чтобы я мог его слышать. Так гораздо быстрее. Раньше он говорил громко, чтобы вы знали, что он здесь и следит за мной.
- Он приказывает нам немедленно отправиться в Святую Землю. Этому рыцарю приказывает сопровождать и охранять нас.
Аббат несколько секунд молча смотрел на меня. Лицо у него стало серьезным, но подозрения не оставили его.
- Ангел на что-то рассердился, - сказал он.
- Конечно, рассердился. Рассердился, потому что нас держат в плену. Если не возражаете, - добавил я, - дайте мне ваш святой крест. Крест аббата, несомненно, спасет нас на трудной дороге, которая нас ждет, чтобы мы выполнили поручение ангела.
Брат Жерар рассказал мне, что демоны не переносят прикосновения к кресту. Они от этого съеживаются и умирают.
- Брат Одо, - сказал аббат, - отпусти его ладонь, но крепко держи запястье и локоть. - Монах, державший мою правую руку, перенес сжатие на бицепс, а аббат протянул мне крест, внимательно глядя на меня сузившимися глазами. Я поднес крест к губам и поцеловал холодный металл под взглядом аббата.
Аббат принял решение.
- Отпустите их, - сказал он монахам. - Отпустите обоих.
- Сэр рыцарь, - обратился я к Арно, - верните амулеты, данные нам ангелом Господним.
Это застало Арно врасплох. Конечно, он не этого хотел, но ему не пришла в голову причина для отказа в данных обстоятельствах. Он подыгрывал мне до сих пор, и теперь, если откажется, будет в двусмысленном положении. Поэтому он отдал нам наши вещи.
- Спасибо. - Я повернулся к аббату. - Спасибо вам за гостеприимство и христианскую помощь. И за то, что позаботились о моем друге Клентисе, пока он был у вас. Бог да благословит вас!
Больше я ничего не сказал. Я хорошо блефую, но в данном случае, с моим незнанием местных обычаев, легко сказать что-нибудь несоответствующее и тем вызвать неприятности. Нам хватает неприятностей с политической полицией.
Но тут вмешался Арно.
- Ваше преподобие, - сказал он, - необходимо, чтобы у чужеземцев были лошади, как моя. Я уверен, ангел Господень будет доволен, если вы дадите им хороших верховых лошадей и рясы, чтобы защитить от холода на горных проходах.
Итак, Арно наш союзник, по крайней мере на время. Но я рад, что оружие не в его руках, а в наших. Мы с папой стояли в конюшне и смотрели, как монахи седлают нам лошадей. Арно занимался своей лошадью. Вероятно, считал, что лучше него никто этого не сделает. Тут закричал монах во дворе, и я вышел и посмотрел в небо.
Я догадывался, что увижу. Действительно, на высоте в тысячу футов медленно проплыл истребитель, значительно меньший по размерам, чем наш семейный катер. Но на носу у него мощный скорострельный бластер. Летел он беззвучно, и монах увидел его совершенно случайно. Остальные монахи смотрели туда, куда он указывал. У них будет, о чем поговорить, и если у аббата еще были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись.
Через две минуты мы были уже верхом, а истребитель скрылся. Теперь нам предстояло испытать свою удачу. Конюх сказал нам имена наших лошадей Королева и Блонди. А лошадь Арно звали Хрольф - как я узнал позже, в честь основателя норманнской герцогской династии. И пока мы ехали по грязной дороге, я рассказывал папе обо всем, что случилось с Денин, Баббой и со мной.
Но сначала я ему сказал, что мы знаем, где мама. Он изменился в лице. Папа не склонен к беспокойству. Но когда дело связано с мамой, он беспокоится. Вероятно, больше всего его мучило, что он ничего не может сделать. Он косо улыбнулся и несколько минут молчал; только схватил меня за руку и сжал.
Когда я закончил, он рассказал, что произошло с ними. Как и мы с Денин, они несколько дней летали над планетой, разглядывая ее. Когда-то повстанческая группа, к которой он принадлежал, собиралась устроить тут базу. Это было пятнадцать лет назад. Но либо базу тогда не устроили, либо покинули - во всяком случае ее не было. И, очевидно, каким-то образом об этом узнала политическая полиция.
Папа и мама скоро поняли, что Фанглит - совсем не то, на что они надеялись. Но перед отлетом они решили провести несколько часов на поверхности планеты, подышать воздухом, который не проходил тысячекратно через очистительную систему катера, воздухом, который пахнет травой, цветами и смолистыми деревьями. Они опустились на горном лугу немного ниже границы распространения леса, где на многие мили не было ни людей, ни чего-либо угрожающего.
Через несколько минут Куки, наш кот, решил, что и ему не угрожает на поверхности опасность и спустился по трапу на траву. Тут он начал возиться, гоняться за насекомыми и вообще сходил с ума.
Тем временем папа обнаружил, что в ручье, который течет через луг, есть рыба, и они с мамой отправились рыбачить. Через некоторое время солнце село, и мама решила, что пора вернуть Куки в катер, пока не стало совсем темно. Но Куки, хоть и толст, не хотел быть пойманным. Он слишком долго сидел взаперти. Мама бежала за этим глупым животным до самого леса, а папа наконец поймал местную рыбу на приманку в виде серебристого эвдашского жука.
И тут папа услышал мамин крик. Он видел, как два туземца схватили ее и потащили в лес. Папа побежал в катер, схватил бластер и устремился в погоню. Папа все еще в хорошей форме, а тогда он просто сошел с ума от ярости. Еще два туземца ждали его приближения с луками в руках, и он сжег обоих бластером. Остальные, должно быть, до смерти перепугались, увидев, как горят кости и кровь их товарищей.
Но папа не видел их выражения: как раз в этот момент он попал ногой в нору какого-то мелкого животного и упал. Он не только потерял сознание, но и повредил колено. Он лежал не больше нескольких секунд, но когда встал и захромал к лесу, то никого не увидел, кроме тех двоих, которых застрелил.
Но он видел следы - отпечатки ног на прошлогодней хвое. Света для этого еще хватало. Поэтому он шел как мог быстро. Он сильно хромал, но разбойникам приходилось либо тащить маму, либо нести ее.
Наконец стало слишком темно, он уже не видел следов. Но тут они как раз начали огибать хребет, отходивший от горы. Другой дороги не было, и папа, хоть и не видел следов, пошел вдоль хребта. Он решил, что они должны где-нибудь остановиться и заночевать, они не ждут, что он будет преследовать их в темноте, а если они устроят лагерь, он увидит костер или почувствует запах дыма.
Но лагеря не было. Папа брел по лесу до самого утра, и когда рассвело, оказался в долине на полях. Он не представлял себе, где катер, только знал, что он где-то в горах, далеко, колено у него распухло и болело. Увидев работающих на полях, он побрел к ним, и один из них отвел его в маленькую деревушку. Кто-то, по-видимому, сообщил местному землевладельцу, потому что вскоре появились два рыцаря и отвезли папу в замок. Там барон быстро сообразил, что папа не говорит и не понимает по-местному, после чего те же два рыцаря отвезли папу в монастырь и оставили там.
Удивительно, но никто не пытался ограбить его. Он был один, раненый и, насколько они могли судить, безоружный. Вероятно, есть люди, которые просто не могут стать жертвой обычного преступления.
В этот день мы больше не видели истребитель. Мы с Арно учили папу провансальскому и франко-норманнскому. Провансальский он начал учить уже в монастыре. Через несколько часов мы добрались до места, где я накануне встретился с Арно, и свернули в лес.
И тут из леса появился Бабба. Он, оказывается, следил за нами. Конечно, Денин поняла, что значат мои странные, перевернутые инструкции. И послала Баббу следить за нами на случай, если мы пропустим поворот. Мы спрыгнули с лошадей и побежали ему навстречу, и у них с папой была трогательная встреча.
Когда впервые встречаешь Баббу, для большинства это слишком. Хищник весом в сто двадцать фунтов, огромный и свирепый. Но Арно не испугался. Оказывается, норманны очень любят больших собак. Конечно, не таких больших, как Бабба, но больших. Однако Арно поразило, что с Баббой можно говорить, он понимает и даже отвечает.
Я объяснил ему, кто такой Бабба, что он умеет говорить и читает человеческие мысли. Арно слушал серьезно, очевидно, решив, что в дальнейшем нужно быть осторожнее и в мыслях.
Но Бабба не обращал на Арно никакого внимания. Они с папой продолжали возиться. И вдруг совершенно неожиданно Бабба застыл, повернув голову. Потом бросил: "Пошли" и быстро побежал в лес. Он не стал ничего объяснять, но мы поняли, что он не играет: с катером происходит что-то серьезное. Мы с папой сели в седла и поскакали за ним.
Мы с папой не лучшие всадники, но ехали по лесу как могли быстро. Арно быстро сообразил, в чем дело, а на лошади он сидел лучше нас. На самом деле он был в высшей степени искусным всадником. И хоть он был в полном вооружении (копье Арно выронил), а Хрольф гораздо тяжелее и крупнее наших лошадей, они в полминуты исчезли впереди среди деревьев. Хрольф перепрыгивал через упавшие стволы, Арно искусно уклонялся от ветвей и сидел в седле как приклеенный.
Даже верхом нам потребовалось немало времени, чтобы добраться до поляны. Все время приходилось подниматься, хотя и не очень круто, и вскоре наши лошади перешли на легкий галоп, а потом и на рысь. Когда мы появились на поляне, катера там не было. Мы видели место, где он сидел на траве, видели, что рядом приземлялся истребитель. Папа сказал, что полицейские использовали полевой глушитель, чтобы Денин не могла взлететь, и прижали к корпусу катера скриммер, чтобы подействовать на ее нервную систему. А потом сорвали магнитный замок и вошли в катер.
Я чувствовал себя ужасно. Мы не только потеряли Денин, но и катер.
- Ты знаешь, где другой катер? - спросил папа у Баббы. - Сможешь найти его?
Это невозможно, подумал я. Мы с тех пор летали в самых разных направлениях. Но тут ответил Бабба.
- Бабба не будет искать. Просто пойдет к нему. Искать не нужно.
И мы выступили. У меня уже болело тело от верховой езды. В двенадцать-тринадцать лет я часто ездил верхом, но с тех пор редко. Поэтому три с половиной часа дороги от монастыря мне было достаточно. И последующие девять часов по пересеченной местности превратились в настоящую пытку.
Местами дорога была опасной, особенно на крутых склонах. Если тут упадешь, то будешь скользить вниз, пока не разобьешься о ствол дерева или о камень. Но Бабба, похоже, знал, куда идти. И если папа не жаловался на боль в теле и на стертую кожу, то я тем более не собирался жаловаться. Я мог морщиться, ежиться, но не жаловался.
Горы были так прекрасны, что временами я забывал о своих страданиях. Это действительно зрелище! А иногда мы давали отдых своим израненным задам, когда становилось очень уж круто, спешивались и вели лошадей за узду. Это тоже нелегко - подниматься по крутому склону, пока ноги не начинают гореть. Арно проделывал это в кольчуге - она доходила ему до колен и весила не менее двадцати фунтов, а то и больше. К этому нужно добавить его широкий меч. Шлем он повесил на луку седла. Все мы вспотели, но Арно потел больше всех.
На его месте я все бы с себя снял и повесил на лошадь. Но не Арно. Он объяснил мне, что норманн - это не сарацин и не ломбардец. Он никому не позволит застать себя врасплох без вооружения.
Я был рад, что папа с нами. Когда бы я ни посмотрел на него, он улыбался в ответ. Он еще мог улыбаться после всего случившегося!
И теперь он мог принимать решения. Это снимало с меня большую тяжесть.
Для Баббы наше путешествие было приятной прогулкой по лесу. Он, должно быть, пробежал вдвое больше нас, рыская впереди и по сторонам, отыскивая наиболее удобный путь. И все время улыбался, высунув язык. Настоящий волк! Конечно, у нас беда, он будет сражаться и умрет за свою семью, но пока он наслаждался жизнью.
Я всегда лучше других понимал Баббу.
Наконец мы обогнули поросший лесом хребет, где деревья были не так толсты и росли не так часто. Мы приблизились к границе распространения леса.
- Там внизу, - сказал Бабба, когда мы поднялись на вершину и взглянули на противоположный склон.
Не понимаю, откуда у него такая уверенность. Я видел только сплошной лес.
- Есть ли там кто-нибудь? - спросил я. - Не хотелось бы попасть в засаду.
- Внизу никого, - ответил он. Потом головой указал вверх. - И вверху никого. Далеко никого.
Спуск был крутым, мы с папой стерли кожу, поэтому сошли с лошадей и повели их за собой. Солнце уже садилось, но было еще светло, когда мы вышли из леса на поляну и увидели перед собой катер - тот самый, на котором прилетели папа с мамой. Прежде всего я подобрал карточку-ключ, оставленную Денин. Потом папа переместил катер на южную сторону поляны под сень деревьев. Тут он весь день будет в тени. Денин заметила его по отражению солнца; папа не хотел, чтобы агенты Федерации сделали то же самое, пока мы спим.
После этого он приготовил ужин - мы почувствовали, что умираем с голоду, - и послушал радио, надеясь перехватить переговоры корвета с истребителями. Радио катера можно настроить на широкую полосу частот, включая разнообразные правительственные каналы. А наши переносные коммуникаторы принимают только гражданские каналы.
Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня, выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова уснул.
Кто-то тряс меня за плечи.
- Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел, как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам, мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.
Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов. Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких соусов или молока.
Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут пищу.
Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат. Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.
Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку, кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком, поэтому негромко спросил у своего проводника:
- Можно ли разговаривать за едой?
Тот резко покачал головой.
Я проголодался и ел быстро, хотя пища мне не очень понравилась. Но папа начал задолго до меня и кончил раньше. У него тоже был проводник или, скорее, стражник, и как только папа кончил есть, они встали. Я тоже встал. Мой проводник крепко взял меня за руку, как будто хотел остановить меня. Папа, увидев это, покачал головой, предупреждая, что мне лучше сесть. И ушел. И станнер, и бластер висели у него на поясе.
Когда мы с проводником кончили есть, он привел меня снова в коридор.
- Где вы нашли этого человека? - спросил я. - Одетого, как я.
- Ты его знаешь? - спросил он.
- Да. Я встречал его у себя на родине. Его зовут Клентис.
Он кивнул.
- Клентис - это все, что мы разобрали из его слов, когда он появился. Он только начинает овладевать провансальским, не знает ни латинского, ни французского, ни немецкого. Его прислал к нам милорд Гиньярд. Этот человек не христианин, мы в этом уверены, но он, похоже, и не сарацин, и не еврей, потому что с удовольствием ест свинину.
- Наша родина называется Эвдаш, - сказал я. - На Эвдаше никто и не слыхал о Христе. Когда я смогу поговорить с Клентисом?
- Вероятно, позже. Он работает в мастерской; очень искусно владеет инструментами. У него на поясе свои инструменты, но я не знаю, для чего они.
Мы вышли во двор, и он указал на скамью у стены.
- Жди здесь и не уходи далеко. Нужник здесь. - Он показал на низкое узкое здание примерно в двадцать футов длиной, в которое как раз входил монах. Нос тут же подсказал мне, что такое нужник.
- Когда аббат пошлет за тобой, я должен тебя сразу найти, - закончил мой проводник.
Потом он ушел, а я воспользовался нужником. К запаху придется привыкнуть, сказал я себе. Потом сел на каменную скамью и стал ждать. Скамья на восток от главного здания, но солнце еще не поднялось над стеной, и камень скамьи с ночи еще холоден. Осмотревшись и никого поблизости не увидев, я снял с пояса коммуникатор и поднес его ко рту.
- Денин, - сказал я по-эвдашски, - это Ларн. Говори тише: я не хочу, чтобы нас услышали. Ты меня слышишь? Прием.
- Слышу, Ларн. Что случилось? Папу видел? Прием.
- Все в порядке, - ответил я. - Просто не хочу, чтобы слышали, что я с кем-то разговариваю. Особенно с кем-то, кого не видно. Несколько минут назад я видел папу, и он меня видел, но поговорить мы не могли. Выглядит он неплохо. У него даже станнер и бластер, так что он не пленник.
- Теперь слушай. Следи за нами. Если увидишь, что мы рядом и я подниму над головой руку, как можно быстрее садись с открытой дверью. Во дворе достаточно места для посадки, и мы будем торопиться. Но если я не дам знак, оставайся вне видимости.
- Прежде всего я хочу узнать от папы, что тут происходит. Может, ему почему-то тут нужно оставаться. Поняла? Прием.
Она повторила услышанное, и мы кончили разговор. После этого я просто разглядывал это место и думал, что все получается не так уж сложно.
Интересно, где мы будем через несколько часов? Зависит от того, сколько времени понадобится на освобождение мамы. Может, завтра мы уже будем за пределами системы и полетим туда, где нас не отыщет политическая полиция. На какой-нибудь старый колониальный мир. Или вернемся на Эвдаш, туда, где нас не знают. Вероятно, это последнее, чего ждет от нас Федерация.
Солнце поднялось над стеной, стало тепло. Если бы скамья не была такой жесткой, я бы, вероятно, лег и еще поспал. Но тут вернулся мой проводник. С ним были двое монахов, крепких, сильных мужчин, и неожиданно мой оптимизм развеялся. Каким-то образом я почувствовал, что не все в порядке. Но проводник только сказал, что аббат ждет меня.
Он провел меня по нескольким коридорам, а два крепких монаха шли за мной следом. Они все были напряжены, я тоже. Мы свернули за угол, тут стоял папа, и с ним два больших монаха. Когда мы подошли к ним, мой проводник постучал в дверь и сказал, что пришел брат Юстус с чужеземцами. Низкий голос пригласил нас войти.
Мы все вошли. Комната похожа на кабинет. За столом человек в белой рясе с мрачным лицом. Он держит перед собой серебряный крест, направив его на меня. Рядом сидит монах с встревоженным лицом, с большим пером в одной руке и чем-то вроде листа бумаги в другой. Тут же еще несколько монахов.
Но я на них не обратил внимания, потому что за столом в своей кольчуге сидел Арно, положив руку на рукоять меча. Он слегка улыбался и внимательно смотрел на меня.
- Схватите его за руки, - сказал Арно, и монахи тут же схватили меня. Арно подошел и снял с моего пояса коммуникатор и станнер. Потом снял станнер и бластер с пояса папы.
- Зачем ты это делаешь? - спросил я.
- Молчи, демон! - выпалил аббат. Глаза на его круглом лице смотрели жестко. - Ты во дворе разговаривал с Сатаной! Один из братьев услышал тебя через окно над твоей головой и сообщил об этом мне. Тут оказался этот добрый рыцарь и обещал помочь.
Он был очень доволен собой, обезоружив и захватив нас врасплох. Еще три монаха держали обращенные к нам серебряные кресты - с обоих боков и сзади. Я думаю, они тем самым решили, что контролируют нас. Впрочем, другие монахи продолжали держать нас за руки.
Я не специалист в этом вопросе, но уже знал, что Сатана считается богом зла, а ангелы - помощники доброго бога. Поэтому я ответил:
- Сэр, я не разговаривал с Сатаной! Я разговаривал с ангелом, а не с Сатаной!
Как только я это сказал, триумфальное выражение на лице аббата сменилось осторожным.
- С ангелом? - спросил он. - Но ты ведь даже не христианин. Ты сам сказал об этом брату Юстусу.
- Добрый сэр, - ответил я, надеясь, что сказанное будет им понято, есть ангелы, которым назначено заботиться о нехристианах. Как ты думаешь, что привело меня сюда из далекого Эвдаша? И поставило на землю ночью возле твоих стен? Ангел Денин.
Я посмотрел на папу, лицо которого ничего не выражало, потом на Арно, который слушал с большим интересом. Мне показалось, что Арно интересно, как я выпутаюсь из затруднительного положения.
Аббат стоял, не зная, чему верить. У монахов на дороге я узнал, что Сатана считается хитрым лжецом и его демоны тоже. Но потом я вспомнил кое-что еще, о чем мне рассказывали: Сатана живет внутри планеты, как будто она полая, а ангелы живут наверху, в месте, называемом небеса.
- Дайте мне мой амулет, - сказал я, - и я попрошу ангела спуститься с неба, чтобы вы могли его увидеть. Вы ведь знаете, что Сатана не может спуститься с неба.
Я надеялся, что он это знает, что я все говорю правильно.
Лицо его стало задумчивым, и я видел, что ему хочется попробовать, но он боится. Поэтому я решил облегчить его задачу.
- Пусть рыцарь поднесет амулет к моему рту, - добавил я. - Он будет его держать, пока я разговариваю с ангелом.
Аббат посмотрел на Арно, тот кивнул. Даже после этого аббат смотрел на меня долгих десять секунд, потом сказал: "Сделай это", и я почувствовал, как монахи крепче сжали мне руки.
Я не назвал Арно по имени. Очевидно, он не говорил аббату, что знает меня, и я решил, что так и оставлю. Прежде всего я велел ему очень осторожно обращаться с амулетом, который дан мне ангелом. Я знал, что он в это не поверит, зато поверил аббат. Затем я объяснил Арно, как действует переключатель. Для передачи он должен поставить его в одну позицию. Когда я скажу "прием", он должен поставить его в другую позицию, так чтобы мы услышали ответ ангела. Когда я скажу "конец", он должен поставить переключатель в среднее положение.
Потом я велел ему поднести коммуникатор к моему рту. Монахи так сжимали мне руки, что они начали болеть.
- Денин, ангел Господень, - заговорил я на провансальском, - говорит Ларн. Можешь ли ты опуститься так, чтобы аббат увидел небесную лодку? Молю тебя ответить. Прием.
Как только я сказал "прием", Арно переключил коммуникатор. Но ответила не Денин. В коммуникаторе прозвучал мужской голос. И говорил он не на провансальском и даже не на эвдашском - на стандартном языке Федерации.
- Клентис кель Деруп, вы подлежите аресту вместе со всей вашей семьей и теми предателями, которые могут сопровождать вас. Все дальнейшие передачи должны вестись на стандартном, чтобы мы могли понимать вас. Я нахожусь в полицейском корвете на орбите, все мои детекторы работают. В отличие от Эвдаша, мы полагаем, что любой корабль, который попытается уйти с планеты, это ваш корабль. Если вы попытаетесь уйти, мы без колебаний уничтожим ваш корабль.
- В атмосфере сейчас три вооруженных истребителя, мы знаем ваши координаты. Оставайтесь на месте, мятежник. Не пытайтесь бежать. Мы скоро вас подберем.
Глаза аббата округлились.
- Ангел должен уметь говорить по-латыни, - сказал он. - А это не латынь.
Ответил ему Арно. Очевидно, рыцарь по-прежнему хотел стать королем Сицилии и всего прочего, а для этого нужна наша помощь или, в крайнем случае, наш катер.
- Это арамейский язык, - солгал он. - Язык Святой Земли. Я слышал, как на нем говорил византийский торговец на юге Италии, но понимаю всего несколько слов. Из всего сказанного я понял только: "Хорошо ли с вами обращаются?"
Я постарался, чтобы мой облегченный вздох был не очень заметен. Теперь нужно перевести переключатель в положение передачи. И говорить я буду на стандартном. Важно, чтобы туземцы не поняли, а вот люди Федерации поняли все. Я хочу, чтобы они считали, что катер здесь, вблизи монастыря, так чтобы они не обращали внимания на пешеходов или всадников.
- Денин, - сказал я, - не передавай. Повторяю: не передавай. Полагаю, ты слышала только что передачу политической полиции. Отправляйся на поляну, где я высадил тебя, чтобы расспросить норманна. Повторяю: поляна, где я тебя высадил, чтобы ты расспросила норманна. Иди туда под укрытием деревьев. Придя, жди на краю поляны, чтобы тебя не было видно сверху. Мы спустимся и подберем тебя там. И не подтверждай, повторяю, не подтверждай получение этого сообщения. Клентис кончил. Конец.
Когда я сказал "конец", Арно выключил коммуникатор.
Идея, конечно, заключалась в том, чтобы она полетела на поляну и там подобрала нас. А мы доберемся туда, как сможем. Она слышала приказ полиции; я был уверен, что она меня поймет, хотя я и говорил все наоборот.
Сказав "конец", я еще с полминуты смотрел на потолок, раскрыв рот, будто слушал слова, которые больше никому не слышны. Даже кивнул несколько раз. Наконец заговорил побледневший аббат.
- Что случилось? Почему ангел не ответил?
Я сделал ему знак, чтобы он не мешал, и "слушал" еще секунд десять. Потом посмотрел на аббата.
- Он ответил, но негромко. Он предпочитает говорить прямо мне в мозг и подготовил меня, чтобы я мог его слышать. Так гораздо быстрее. Раньше он говорил громко, чтобы вы знали, что он здесь и следит за мной.
- Он приказывает нам немедленно отправиться в Святую Землю. Этому рыцарю приказывает сопровождать и охранять нас.
Аббат несколько секунд молча смотрел на меня. Лицо у него стало серьезным, но подозрения не оставили его.
- Ангел на что-то рассердился, - сказал он.
- Конечно, рассердился. Рассердился, потому что нас держат в плену. Если не возражаете, - добавил я, - дайте мне ваш святой крест. Крест аббата, несомненно, спасет нас на трудной дороге, которая нас ждет, чтобы мы выполнили поручение ангела.
Брат Жерар рассказал мне, что демоны не переносят прикосновения к кресту. Они от этого съеживаются и умирают.
- Брат Одо, - сказал аббат, - отпусти его ладонь, но крепко держи запястье и локоть. - Монах, державший мою правую руку, перенес сжатие на бицепс, а аббат протянул мне крест, внимательно глядя на меня сузившимися глазами. Я поднес крест к губам и поцеловал холодный металл под взглядом аббата.
Аббат принял решение.
- Отпустите их, - сказал он монахам. - Отпустите обоих.
- Сэр рыцарь, - обратился я к Арно, - верните амулеты, данные нам ангелом Господним.
Это застало Арно врасплох. Конечно, он не этого хотел, но ему не пришла в голову причина для отказа в данных обстоятельствах. Он подыгрывал мне до сих пор, и теперь, если откажется, будет в двусмысленном положении. Поэтому он отдал нам наши вещи.
- Спасибо. - Я повернулся к аббату. - Спасибо вам за гостеприимство и христианскую помощь. И за то, что позаботились о моем друге Клентисе, пока он был у вас. Бог да благословит вас!
Больше я ничего не сказал. Я хорошо блефую, но в данном случае, с моим незнанием местных обычаев, легко сказать что-нибудь несоответствующее и тем вызвать неприятности. Нам хватает неприятностей с политической полицией.
Но тут вмешался Арно.
- Ваше преподобие, - сказал он, - необходимо, чтобы у чужеземцев были лошади, как моя. Я уверен, ангел Господень будет доволен, если вы дадите им хороших верховых лошадей и рясы, чтобы защитить от холода на горных проходах.
Итак, Арно наш союзник, по крайней мере на время. Но я рад, что оружие не в его руках, а в наших. Мы с папой стояли в конюшне и смотрели, как монахи седлают нам лошадей. Арно занимался своей лошадью. Вероятно, считал, что лучше него никто этого не сделает. Тут закричал монах во дворе, и я вышел и посмотрел в небо.
Я догадывался, что увижу. Действительно, на высоте в тысячу футов медленно проплыл истребитель, значительно меньший по размерам, чем наш семейный катер. Но на носу у него мощный скорострельный бластер. Летел он беззвучно, и монах увидел его совершенно случайно. Остальные монахи смотрели туда, куда он указывал. У них будет, о чем поговорить, и если у аббата еще были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись.
Через две минуты мы были уже верхом, а истребитель скрылся. Теперь нам предстояло испытать свою удачу. Конюх сказал нам имена наших лошадей Королева и Блонди. А лошадь Арно звали Хрольф - как я узнал позже, в честь основателя норманнской герцогской династии. И пока мы ехали по грязной дороге, я рассказывал папе обо всем, что случилось с Денин, Баббой и со мной.
Но сначала я ему сказал, что мы знаем, где мама. Он изменился в лице. Папа не склонен к беспокойству. Но когда дело связано с мамой, он беспокоится. Вероятно, больше всего его мучило, что он ничего не может сделать. Он косо улыбнулся и несколько минут молчал; только схватил меня за руку и сжал.
Когда я закончил, он рассказал, что произошло с ними. Как и мы с Денин, они несколько дней летали над планетой, разглядывая ее. Когда-то повстанческая группа, к которой он принадлежал, собиралась устроить тут базу. Это было пятнадцать лет назад. Но либо базу тогда не устроили, либо покинули - во всяком случае ее не было. И, очевидно, каким-то образом об этом узнала политическая полиция.
Папа и мама скоро поняли, что Фанглит - совсем не то, на что они надеялись. Но перед отлетом они решили провести несколько часов на поверхности планеты, подышать воздухом, который не проходил тысячекратно через очистительную систему катера, воздухом, который пахнет травой, цветами и смолистыми деревьями. Они опустились на горном лугу немного ниже границы распространения леса, где на многие мили не было ни людей, ни чего-либо угрожающего.
Через несколько минут Куки, наш кот, решил, что и ему не угрожает на поверхности опасность и спустился по трапу на траву. Тут он начал возиться, гоняться за насекомыми и вообще сходил с ума.
Тем временем папа обнаружил, что в ручье, который течет через луг, есть рыба, и они с мамой отправились рыбачить. Через некоторое время солнце село, и мама решила, что пора вернуть Куки в катер, пока не стало совсем темно. Но Куки, хоть и толст, не хотел быть пойманным. Он слишком долго сидел взаперти. Мама бежала за этим глупым животным до самого леса, а папа наконец поймал местную рыбу на приманку в виде серебристого эвдашского жука.
И тут папа услышал мамин крик. Он видел, как два туземца схватили ее и потащили в лес. Папа побежал в катер, схватил бластер и устремился в погоню. Папа все еще в хорошей форме, а тогда он просто сошел с ума от ярости. Еще два туземца ждали его приближения с луками в руках, и он сжег обоих бластером. Остальные, должно быть, до смерти перепугались, увидев, как горят кости и кровь их товарищей.
Но папа не видел их выражения: как раз в этот момент он попал ногой в нору какого-то мелкого животного и упал. Он не только потерял сознание, но и повредил колено. Он лежал не больше нескольких секунд, но когда встал и захромал к лесу, то никого не увидел, кроме тех двоих, которых застрелил.
Но он видел следы - отпечатки ног на прошлогодней хвое. Света для этого еще хватало. Поэтому он шел как мог быстро. Он сильно хромал, но разбойникам приходилось либо тащить маму, либо нести ее.
Наконец стало слишком темно, он уже не видел следов. Но тут они как раз начали огибать хребет, отходивший от горы. Другой дороги не было, и папа, хоть и не видел следов, пошел вдоль хребта. Он решил, что они должны где-нибудь остановиться и заночевать, они не ждут, что он будет преследовать их в темноте, а если они устроят лагерь, он увидит костер или почувствует запах дыма.
Но лагеря не было. Папа брел по лесу до самого утра, и когда рассвело, оказался в долине на полях. Он не представлял себе, где катер, только знал, что он где-то в горах, далеко, колено у него распухло и болело. Увидев работающих на полях, он побрел к ним, и один из них отвел его в маленькую деревушку. Кто-то, по-видимому, сообщил местному землевладельцу, потому что вскоре появились два рыцаря и отвезли папу в замок. Там барон быстро сообразил, что папа не говорит и не понимает по-местному, после чего те же два рыцаря отвезли папу в монастырь и оставили там.
Удивительно, но никто не пытался ограбить его. Он был один, раненый и, насколько они могли судить, безоружный. Вероятно, есть люди, которые просто не могут стать жертвой обычного преступления.
В этот день мы больше не видели истребитель. Мы с Арно учили папу провансальскому и франко-норманнскому. Провансальский он начал учить уже в монастыре. Через несколько часов мы добрались до места, где я накануне встретился с Арно, и свернули в лес.
И тут из леса появился Бабба. Он, оказывается, следил за нами. Конечно, Денин поняла, что значат мои странные, перевернутые инструкции. И послала Баббу следить за нами на случай, если мы пропустим поворот. Мы спрыгнули с лошадей и побежали ему навстречу, и у них с папой была трогательная встреча.
Когда впервые встречаешь Баббу, для большинства это слишком. Хищник весом в сто двадцать фунтов, огромный и свирепый. Но Арно не испугался. Оказывается, норманны очень любят больших собак. Конечно, не таких больших, как Бабба, но больших. Однако Арно поразило, что с Баббой можно говорить, он понимает и даже отвечает.
Я объяснил ему, кто такой Бабба, что он умеет говорить и читает человеческие мысли. Арно слушал серьезно, очевидно, решив, что в дальнейшем нужно быть осторожнее и в мыслях.
Но Бабба не обращал на Арно никакого внимания. Они с папой продолжали возиться. И вдруг совершенно неожиданно Бабба застыл, повернув голову. Потом бросил: "Пошли" и быстро побежал в лес. Он не стал ничего объяснять, но мы поняли, что он не играет: с катером происходит что-то серьезное. Мы с папой сели в седла и поскакали за ним.
Мы с папой не лучшие всадники, но ехали по лесу как могли быстро. Арно быстро сообразил, в чем дело, а на лошади он сидел лучше нас. На самом деле он был в высшей степени искусным всадником. И хоть он был в полном вооружении (копье Арно выронил), а Хрольф гораздо тяжелее и крупнее наших лошадей, они в полминуты исчезли впереди среди деревьев. Хрольф перепрыгивал через упавшие стволы, Арно искусно уклонялся от ветвей и сидел в седле как приклеенный.
Даже верхом нам потребовалось немало времени, чтобы добраться до поляны. Все время приходилось подниматься, хотя и не очень круто, и вскоре наши лошади перешли на легкий галоп, а потом и на рысь. Когда мы появились на поляне, катера там не было. Мы видели место, где он сидел на траве, видели, что рядом приземлялся истребитель. Папа сказал, что полицейские использовали полевой глушитель, чтобы Денин не могла взлететь, и прижали к корпусу катера скриммер, чтобы подействовать на ее нервную систему. А потом сорвали магнитный замок и вошли в катер.
Я чувствовал себя ужасно. Мы не только потеряли Денин, но и катер.
- Ты знаешь, где другой катер? - спросил папа у Баббы. - Сможешь найти его?
Это невозможно, подумал я. Мы с тех пор летали в самых разных направлениях. Но тут ответил Бабба.
- Бабба не будет искать. Просто пойдет к нему. Искать не нужно.
И мы выступили. У меня уже болело тело от верховой езды. В двенадцать-тринадцать лет я часто ездил верхом, но с тех пор редко. Поэтому три с половиной часа дороги от монастыря мне было достаточно. И последующие девять часов по пересеченной местности превратились в настоящую пытку.
Местами дорога была опасной, особенно на крутых склонах. Если тут упадешь, то будешь скользить вниз, пока не разобьешься о ствол дерева или о камень. Но Бабба, похоже, знал, куда идти. И если папа не жаловался на боль в теле и на стертую кожу, то я тем более не собирался жаловаться. Я мог морщиться, ежиться, но не жаловался.
Горы были так прекрасны, что временами я забывал о своих страданиях. Это действительно зрелище! А иногда мы давали отдых своим израненным задам, когда становилось очень уж круто, спешивались и вели лошадей за узду. Это тоже нелегко - подниматься по крутому склону, пока ноги не начинают гореть. Арно проделывал это в кольчуге - она доходила ему до колен и весила не менее двадцати фунтов, а то и больше. К этому нужно добавить его широкий меч. Шлем он повесил на луку седла. Все мы вспотели, но Арно потел больше всех.
На его месте я все бы с себя снял и повесил на лошадь. Но не Арно. Он объяснил мне, что норманн - это не сарацин и не ломбардец. Он никому не позволит застать себя врасплох без вооружения.
Я был рад, что папа с нами. Когда бы я ни посмотрел на него, он улыбался в ответ. Он еще мог улыбаться после всего случившегося!
И теперь он мог принимать решения. Это снимало с меня большую тяжесть.
Для Баббы наше путешествие было приятной прогулкой по лесу. Он, должно быть, пробежал вдвое больше нас, рыская впереди и по сторонам, отыскивая наиболее удобный путь. И все время улыбался, высунув язык. Настоящий волк! Конечно, у нас беда, он будет сражаться и умрет за свою семью, но пока он наслаждался жизнью.
Я всегда лучше других понимал Баббу.
Наконец мы обогнули поросший лесом хребет, где деревья были не так толсты и росли не так часто. Мы приблизились к границе распространения леса.
- Там внизу, - сказал Бабба, когда мы поднялись на вершину и взглянули на противоположный склон.
Не понимаю, откуда у него такая уверенность. Я видел только сплошной лес.
- Есть ли там кто-нибудь? - спросил я. - Не хотелось бы попасть в засаду.
- Внизу никого, - ответил он. Потом головой указал вверх. - И вверху никого. Далеко никого.
Спуск был крутым, мы с папой стерли кожу, поэтому сошли с лошадей и повели их за собой. Солнце уже садилось, но было еще светло, когда мы вышли из леса на поляну и увидели перед собой катер - тот самый, на котором прилетели папа с мамой. Прежде всего я подобрал карточку-ключ, оставленную Денин. Потом папа переместил катер на южную сторону поляны под сень деревьев. Тут он весь день будет в тени. Денин заметила его по отражению солнца; папа не хотел, чтобы агенты Федерации сделали то же самое, пока мы спим.
После этого он приготовил ужин - мы почувствовали, что умираем с голоду, - и послушал радио, надеясь перехватить переговоры корвета с истребителями. Радио катера можно настроить на широкую полосу частот, включая разнообразные правительственные каналы. А наши переносные коммуникаторы принимают только гражданские каналы.