Данилюк Семен. Милицейская сага

   - Опять нажрался, скотина, - с ходу залепила она. И без паузы, неприязненно оглядев изменившихся в лице гостей, констатировала. - Да ещё и пьянь какую-то приволок.
   С тех пор кандидатура Берестаева дважды выдвигалась на серьёзное повышение, да что там - заместителем облпрокурора. И дважды "рубилась" где-то в недрах партийного аппарата, добавляя прокурору сумеречности. Сейчас, в связи с обширным инфарктом первого зама, вопрос встал в третий раз и, похоже, - по возрасту - последний.
   - И как ты эту бестоварку ухитрился зацепить? - Берестаев принялся поигрывать увесистой сувенирной авторучкой в форме серпа и молота - подарком из поднадзорной колонии.
   Потянувшийся к отдельно лежащей тоненькой папочке Тальвинский встревожился - в оживлении прокурора сквозанула досада.
   - Начал шерстить инвентаризационные ведомости и нашел нестыковку на девятьсот рублей. Только к "левому" товару это, увы, отношения не имеет.
   - Сам понимаю. Хорошо бы, конечно, бухгалтерскую экспертизу назначить, - мечтательно прикинул Берестаев. - Да чего уж теперь: срок по делу на излёте, а идти в область за продлением, как понимаю, нам не с чем.
   Тальвинский тоскливо вздохнул.
   - Звонили мне из областной прокуратуры. Предлагают прекратить дело, - заигравшийся Берестаев принялся разбирать авторучку. - Может, и впрямь пойдем навстречу коллегам? Сумма хищения в общем-то плёвая. Чего там? Девятьсот рублей. С работы её уволили. По партийной линии, меня в райкоме заверили, - строгач с занесением будет. Серьёзные люди звонят, - он испытующе скосился на отмалчивающегося следователя. - Знаешь ведь, кто у неё, сволочи, в подсобке пасся. Да и тебе перед назначением - лишнюю мороку с плеч. Что мыслишь?
   - Проще найти, кто не пасся, - в сейфе у Тальвинского покоилась изъятая при обыске записная книжка - едва ли не дубликат справочника горкома партии. - Мы-то с вами знаем цену этой "души коллектива".
   Следователь точно использовал настроение тугого на нажим прокурора - Берестаев с ненавистью скосился на телефон.
   Не теряя темпа, Андрей вытащил из портфеля и развернул рулон бумаги, испещренный изнутри стрелочками, крестиками, виньетками, подвластными только ему самому, да разве что еще двум-трем особо опытным дешифровальшикам Генштаба. Пристукнул ладонью сверху:
   - Вот они, все Лавейкинские связи. До донышка, можно сказать, шахта пробурена. Так?
   - Так, - поднявшийся прокурор со сдержанным восхищением пытался прочесть невиданную схему.
   - А вот и не так, - Тальвинский отпустил руки, и рулон скатался в центре стола. - Почему за два месяца не вышли на источник излишков?
   - Чего спрашиваешь? Хреново искали.
   - Не там искали. Зациклились, что пересортица внутри самого горпромторга затеялась. Мол, сами воруют, сами и химичат. А вот это что?
   Из того же объемистого портфеля он вытащил и бросил об стол пыльный полиэтиленовый мешок.
   - Ну, джинсы.
   - Самострок. И, между прочим, "варенка". Самый сейчас писк. Что скажете? Или в горпромторге еще и подшивают? А кожу вы где-нибудь такую видели?.. Ее в кустарной мастерской не сляпаешь. Явно фабричная штучка. Любая из них в лёт уходит! И такого добра накрыли аж на двадцать тысяч. Почитай, две расстрельных статьи ( сноска - " в соответствии с комментарием к ранее действовавшему Уголовному кодексу РСФСР, хищение на сумму свыше десяти тысяч рублей признавалось совершенным в особо крупных размерах и каралось вплоть до смертной казни").В этой истории, Юрий Иванович, Лавейкина, дама приятная во всех отношениях, даже не руководство горпромторга прикрывает, а кого-то куда покруче. Потому считаю - дело необходимо направить в суд.
   - М-да. Жаль, поздновато дельце это тебе передали. Загубили на корню, пинкертоны, мать их!
   В этих "пинкертоны" были все. И районные ОБЭХЭЭСники, при случайной проверке малюсенького поселкового магазинчика натолкнувшиеся на огромные, на двадцать тысяч рублей, излишки и так и не установившие их причину. И начальник следствия Чекин, передавший сложное "хозяйственное" дело недоумку Хане. И следователь Ханя, за полтора месяца не удосужившийся открыть папку с уголовным делом. Где-то сбоку "прилепился" и сам Берестаев, по нерадивости и некомпетентности исполнителей оказавшийся в каком-то мерзком, двусмысленном положении.
   - Значит, полагаешь, под суд её надо, воровку? - Берестаев решительно навис над перекидным календарём. - Ага! Сегодня у меня выездная сессия, завтра - я в колонии, в пятницу с утра уезжаю в район по "Урожаю", там они меня не достанут. Потом выходные. Это я на дачу смоюсь, - горячечно листая календарь, непонятно бормотал прокурор. - В общем, так, Тальвинский. Можешь не спать, не есть, ночевать в кабинете, но не позже чем в понедельник дело должно быть у меня на столе с обвинительным заключением. Всё, действуй!
   Следователь заулыбался, почему-то обрадованный перспективе не спать и не есть несколько суток, но подниматься не спешил.
   - Чего-то неясно? - теперь уж Берестаев, давно косившийся на сиротливо лежащую тоненькую папочку, заподозрил неладное.
   - Вот, - со вздохом сожаления Андрей положил-таки перед ним четыре отпечатанных через копирку листа бумаги.
   Берестаевская лысина вспыхнула перезрелой малиной:
   - Ты что, следопут паршивый, о себе возомнил? Над прокурором глумить?! Я тебе, мудрозвон, о чём тут битый час толкую?!
   - У меня хороший слух, Юрий Иванович, - тихо похвастался нахмурившийся следователь.
   - Да пошёл ты! Арест ему подавай. Кого арестовывать собрался, опричник? Мать двух детей за девятьсот рублей в тюрьму?!
   - Положим, детишкам за двадцать пять. А Лавейкина воровка.
   - Эк удивил. Деформировался ты, Тальвинский: хватай да сажай. Не пацан, чай. Без пяти минут руководитель райотдела милиции. Пора мыслить по-государственному. Знаешь хоть, что по стране и так сажать некуда? Да и кто теперь разберёт? Сегодня матёрый расхититель, а завтра, глядишь, предприниматель, творец новой экономики, - он тряхнул головой, отгоняя одолевающие мрачные мысли, и принялся сгребать разбежавшиеся детали от авторучки. - А такое слово как гуманность, и вовсе, поди, забыл чего оно означает?
   - Полагаю, что и раньше: милосердие к раскаявшимся. Только Лавейкина-то здесь причем? За нее-то как раз всегда есть кому постоять. Все вокруг знают, что она прожжённая воровка, и все уверены, что ей опять с рук сойдёт. Ведь трижды! уголовные дела в отношении неё прекращали. А я хочу, чтоб люди увидели: не все можно "отмазать". Месяц до суда, но - чтоб на нарах! А то, что суд ей потом какое-нибудь условное наказание придумает, так это понятно - те же телефоны.
   Под испытующим взглядом прокурора он сбился.
   - Ты чего меня тут, как девку, уговариваешь? О людях какую-то демагогию развел. Выкладывай начистоту, чего в эту деревенскую бабу клещом вцепился? Андрей решился:
   - Хочу ее в камере, "по низу" подработать ( сноска - " разработка подозреваемого с помощью агента - камерника"). В восемьдесят четвертом, когда Котовцева убили, мы как раз горпромторг "крутили". И Лавейкина была доверенным лицом у Слободяна, нынешнего директора. И сейчас концы излишков наверняка туда идут. Цепочка-то, похоже, все та же. Зацепим - может, и на убийство Котовцева выйдем.
   - Опять за свое?! - Берестаев уронил на себя пепел, даже не заметив этого.
   Не хуже Тальвинского помнил он ту историю. Когда в очередном, глубоком рейде по тылам противника котовцы выскочили на святая святых - оптовую базу горпромторга, паника проникла даже в ряды партийного аппарата. Шептались, что концы ведут аж к секратерю обкома Кравцу. Со дня на день ждали арестов.
   Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не внезапная, глупейшая, надо сказать, смерть самого Котовцева - в случайной ночной драке, в которую встрял он, будучи на крепком подпитии. На розыски убийцы поднялся весь городской оперативный аппарат - Котовцев был популярен. Но преступника так и не обнаружили. Да к тому же важнейших, "убойных" доказательств, подтверждавших хищения на оптовой базе, в сейфе убитого не обнаружили. Как не было. А потому вскорости обезглавленная "летучая" бригада была разгромлена прямой наводкой тяжёлой артиллерии - по инициативе обкома партии горотдел БХСС за грубые нарушения социалистической законности и за нецелесообразностью был расформирован. Одиннадцать "возрастников" оформлены на пенсию. Ещё сорок профессионалов раскидали по другим службам.
   - Эк как тебя заносит! И что за норов? Ты вообще на этой почве, случаем, не подвинулся? - прокурор пристально вгляделся в насупившегося следователя. - Алексей Владимирович, земля ему пухом, пять лет как в могиле! По тому делу все было по десятку раз копано-перекопано. И отдела давно нет, и людей, почитай, не осталось. А ты все взбрыкиваешь. Иль занять себя нечем? В районе два свежих нераскрытых убийства, серийные кражи опять захлестнули. Каждый штык на счету. А ты тут счеты сводить затеял. Словом, так, Тальвинский, серьезных аргументов в пользу ареста я не услышал. Потому - до суда будет твоя Лавейкина гулять на свободе. А там уж... Законность у нас одна для всех. Суд её и отмерит.
   Берестаев примирительно хохотнул, давая понять, что аудиенция окончена.
   - Законность одна, связи разные, - буркнул несговорчивый посетитель. - Потому на всех и не хватает.
   - Интэррэсно у тебя получается: все вроде как конъюнктурщики, один ты за державу радеешь.
   - Дайте санкцию, нас двое будет.
   Берестаев поджал губы, рывком придвинул разбросанные по столу листы и в верхнем углу первого экземпляра наискось, взрезая пером бумагу, начертал: " В санкции на арест отказываю за нецелесообразностью. Избрать в качестве меры пресечения подписку о невыезде". И далее - озлобленная тугая пружина прокурорской подписи.
   Швырнул через стол:
   - Выполнять!
   - Стало быть, на девятьсот рублей направляем в суд, а двадцать тысяч свалившихся с неба излишков "хороним"?
   - Выделяем в ОБХСС для дополнительной проверки. Подсунули халтуру, пусть сами и расхлёбывают. Котовцы хреновы! Ещё вопросы?
   - Вопросов больше не имею. Решение, достойное всяческого восхищения, - Тальвинский поднялся. - Разрешите идти?
   - Слушай, ты! Тебя за что из следственного управления турнули?
   - За волокиту при расследовании многоэпизодного хищения, - привычно отрапортовал Андрей.
   - Врёшь, не за это. За склочность твою. Нет, не выйдет из тебя руководителя. Посторонний ты нашему правоохранительному делу человек.
   - Честь имею, - Тальвинский открыл дверь.
   - Одного не пойму, действительно шизанутый или цену набиваешь?
   Дверь аккуратно закрылась. Оставшись один, Берестаев сгрёб развинченные детали "штучной" авторучки и швырнул всё это богатство в корзину для мусора.
 
   На лестнице среди кладбищенских венков и пахнущих стружкой гробов - свежее поступление в магазин ритуальных услуг, - курили три женщины с маленькими звёздочками в петлицах. Открывая дверь, Тальвинский по обрывку фразы и по сделавшимся смущёнными лицам уловил, что обсуждается злободневная проблема на предмет "сорваться" по магазинам.
   - Ну что, Андрюш, накрутил Юру? - догадалась заместитель районного прокурора.
   - Без жертв победы не бывает, - заторможенно отшутился Тальвинский.
   - Как? Опять?! - в отчаянии она закрутила головой. - Да что ж это делается, бабоньки? Вы там с ним чего-то делите, а жертвами-то мы оказываемся.
   Будто в подтверждение этих слов в приёмной раздался рык, и вслед за тем на лестницу выскочила расстроенная секретарша.
   - Зовёт. Говорит, совещаться со своими дурами буду, - она осуждающе посмотрела на Андрея. - Ой, девочки, злющий!
   - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - хмыкнула зампрокурора. - Спасибо вам, товарищ Тальвинский, что не забываете. Вы уж почаще, а то без вас как-то пресно.
   Расстроенный Андрей сожалеюще расшаркался. Надо было торопиться в отдел. На три часа назначено заседание аттестационной комиссии УВД.
 
   2.
   - Товарищ...! - вошедший в кабинет Мороз растерянно обвел взглядом трех увлеченных разговором мужчин в штатском и, повернувшись к более старшему, решительно закончил: - Выпускник Омской высшей школы лейтенант милиции Мороз прибыл для дальнейшего прохождения службы.
   - Почему собственно ко мне? - начальник следственного отделения Красногвардейского райотдела милиции Чекин недоумевающе разглядывал рослого молодого парня в вытертом джемпере без ворота, окольцевавшем обнаженную сильную шею.
   - Вообще-то я направлен в угрозыск. Но там вакансия только через неделю откроется. Так что получил приказ руководства - быть пока в вашем распоряжении. Сказано, что у вас тут запарка с уголовными делами.
   - Точно - запарка, - хмуро подтвердил Чекин. - Наше обычное состояние.
   Он перехватил недоуменный взгляд новичка, обращенный к двум другим присутствующим, почему-то ухахатывающимся со смеху.
   Следователь Ханя, тот просто сложился перочинным ножом. А расположившийся напротив Чугунов не мог даже смеяться. Сняв круглые очки, он навалился на стол, и лишь сутулая спина его мелко подрагивала.
   - Это у них от переработки, - хмуро пояснил Чекин. - Ты подожди пока в углу.
   С демонстративной неприязнью он оглядел подчиненных:
   - Давайте еще раз, как он позвонил и что сказал.
   - Ну как как? - со скрытым кокетством человека, оказавшегося в центре внимания, повторил Чугунов. - П-полчаса назад. Спросили Т-т... Андрюху в общем. Говорю, что нет на месте. Может, чего п-передать? А п-пусть, говорит, п-подмоется. Это, говорит, муж п-полюбовницы егонной Валентины Катковой. Он, говорит, жену мою третий год д-дрючит. Теперь я п-приеду к вашему начальству, чтоб его самого п... Я, было ему, чего, мол, горячиться, д-давай встретимся, п-п... А он, п-подлец, я, говорит, встречусь с начальством, и - сразу трубку п-п..
   - Понятно. И чего гогочете?
   - Так прикольно, - удивился Ханя.
   - Балбесы вы все-таки. У друга беда. Назначение может сорваться, а вам всё смехуечки.
   Месяц назад измученный болезнями начальник райотдела подал рапорт на увольнение. И на свое место рекомендовал майора милиции Тальвинского. - В самом деле, п-плохие шутки, - поспешно согласился Чугунов. - Где гарантия, что сами мы не рогоносцы?
   - Насчёт всех не знаю, а вот некоторым рога к строевому смотру подравнять бы не мешало, - в голосе Хани, как всегда, когда обращался он к невзрачному Чугунову, пробурилась презрительность.
   И тот, только что ухахатывавшийся, надел очки и на глазах скис: относительно супруги своей иллюзий он, увы, не питал и догадывался, что значительной частью ветвистых украшений обязан был неустанным трудам любвеобильного Хани.
   Высокий, гибкий, будто хлыст, Вадим Ханя был по-мужски породист. Это было его главной человеческой характеристикой. И это ощущали в нём все: друзья, сослуживцы, случайные знакомые, встречные прохожие. Даже потерпевшие женского пола ещё прежде, чем осознавали, что перед ними следователь, принимались интуитивно прихорашиваться. Отзывчивый Вадик не обманывал ни надежд, ни опасений, и неустанно, с щедростью подлинного таланта осеменял родной город.
   - Валюхе не дозвонились?
   - П-пробовал. На вскрытии она - неоп-познанный труп, - доложил Чугунов. - Г-главное, и вызвать-то п-просил всего на минутку. Так нет - судмедэксперт Каткова подойти, видите ли, не может. Срочно там. А куда п-покойнику торопиться? Ему уж и Ханя не страшен.
   - Может, и Андрюхиной жене стукнули, - сообразил Ханя.
   - Что жене? Пустое. Давно догадывается. Лишь бы к руководству не пробился, - быстро прикинул Чекин. - Иначе места Андрею не видать.
   - А то и из ментовки турнут, - согласился Ханя. - Наши старые импотенты на это быстры. На что другое реакции нет, а насчёт аморалки, откуда что берётся.
   Пожилой полковник в самом деле слыл примерным семьянином, и причину такой очевидной неполноценности Вадим совершенно искренне связывал с проблемой эрекции.
   - Во сколько у Тальвинского аттестация? - уточнил Чекин.
   - Как будто в три.
   - Тогда слушай диспозицию. Ханя, Чугунов, будете дежурить у входа в отдел. Задача ясна?
   - Перехватить рогоносца.
   - Умереть, но не п-п...
   - Правильно понимаете задачу. Деньги есть? - Чекин снисходительно оглядел виновато затихших следователей, отомкнул маленький сейфик. - Вот вам из кассы взаимопомощи десятка. Святые деньги.
   - Так ведь и дело святое. Друга из беды идём выручать, - успокоил его совесть Ханя.
   Чекин хмыкнул, ткнул через окно на крыльцо райотдела:
   - Граница!
   И от привычной его скользящей иронии спокойнее стало остальным.
 
   - Тальвинский - это Андрей Иванович? - Мороз едва дождался, когда следователи выйдут из кабинета.
   - Да. Знаком?
   - Так точно.
   - Тогда к нему и приставлю. Как раз помощь нужна. А кроме того, - Чекин выхватил из сваленных на столе папок одну из самых увесистых, протянул новобранцу. - Такая фамилия - Меденников - что-нибудь говорит?
   - Как будто нет.
   - Нет?! - Чекин удивился. - Ты что, не местный?
   - Только вчера вернулся.
   - Тогда понятно. Ничего - скоро от зубов будет отскакивать. Начинающий миллионер. Пройди пока в ленкомнату, изучи материалы. Закончишь - заходи. Вопросы есть?
   - Никак нет.
   - Тогда у меня, - Чекин многозначительно окинул взглядом морозовский джемперок, натянутый на голое тело. - Костюмчик бы тебе не помещал. Или хотя бы рубаха цивильная.
   - А чего? Нормальный джемперок, - огорчился Виталий. - И муха еще не сидела.
   Ни костюма, ни рубахи у него пока еще не было.
   
 
   3.
   Следователь Красногвардейского РОВД Андрей Иванович Тальвинский не был красив в строгом значении этого слова: и уши слегка оттопырены, и голова, если приглядеться, маловата, не по росту. Да и полные губы слегка влажноваты, отчего частая папиросина в углу рта выглядит приклеенной. Но в любой компании при появлении Тальвинского центр всеобщего притяжения неизбежно перемещался.
   "Медом ты, что ли, намазан?" - беззлобно ворчал Ханя, любовно глядя на друга.
   Медом не медом, но было в самом деле в Андрее это Богом отпущенное обаяние, перед которым отступал даже неотразимый Ханя.
   Вот и сейчас, когда широким, размашистым своим шагом подходил он к райотделу, встречные то и дело завороженно оборачивались, пытаясь угадать причину глубокой задумчивости этого резко выделяющегося среди толпы человека.
   Между тем размышлял Андрей о вещи одновременно прозаической и философской: о предстоящей сегодня в пятнадцать часов аттестации на должность начальника Красногвардейского РОВД и - об извивах фортуны.
   По странной прихоти судьбы именно сегодня исполнилось ровно десять лет, как начинающему следователю были вручены лейтенантские погоны. Тогда ему здорово повезло - выпускника юрфака взяли сразу в следственный аппарат области. И - не прогадали. Новичок оказался талантлив. Его умение вгрызаться в уголовное дело поражало. Он настолько вживался в него, что, случалось, "просчитывал" даже те эпизоды, о которых забывал сам преступник. Он "вычислял" их как астроном новую, невидимую с земли звезду. Да и сам он быстро стал "звездой" и балуемой начальством областной достопримечательностью.
   Он упивался своей работой и абсолютно не интересовался тем, чем жили другие, - продвижением по службе. От первого же, очень заманчивого предложения перейти с повышением на другую работу, не связанную с расследованием, Тальвинский отказался с таким небрежным равнодушием, что остолбеневшие кадровики от него отступились, лишь потряхивая при встречах многомудрыми своими головами.
   По распространившемуся мнению, был он дерзок, резок в суждениях. К тому же без царя в голове: позволял себе игнорировать не только просьбы начальника следственного управления, но и прямые указания генерала. Другого за одно это вышибли бы, что называется, без выходного пособия. Тальвинскому до поры сходило с рук. Но вечно так продолжаться не могло. Многие со злорадством предвкушали момент, когда, наконец, неуправляемый "следопут" перейдет невидимую границу дозволенного.
   И - дождались.
   Ни с кем так не работалось следователю по особо важным делам Тальвинскому как с начальником горОБХСС Котовцевым и его "летучей" братией. Удивительное чувство единения установилось тогда меж ними. Андрей мог проснуться среди ночи от внезапно пришедшей во сне догадки. Тут же звонил Котовцеву. И тот, едва дождавшись утра, поднимал свои части на проверку новой версии.
   Они, вроде взрослые люди, между прочим, члены КПСС со всеми вытекающими последствиями, жили в каком-то странном, заведомо несбыточном нетерпении очистить властные структуры от удушающей их коррупции.
   Все обрушилось со смертью Котовцева. Всех разметали. И только Тальвинский, в производстве которого находилось то самое злополучное уголовное дело по горпромторгу, упрямо пытался довести то, что начали они с Котовцевым: уличить в хищениях его руководителей - Слободяна и Панину. Начальник следственного управления Сутырин потребовал прекратить дело как неперспективное, - со смертью Котовцева исчезли улики, что тот собирался передать для приобщения к уголовному делу. Тальвинский по своему обыкновению заартачился. Не помогла даже ссылка на указание из обкома. В тот же день от разгневанного генерала в кадры поступила команда: капитана Тальвинского из органов внутренних дел уволить.
   Спас недавнего любимца все тот же Cутырин. Договорившись с Чекиным, он тихонько спрятал Тальвинского в Красногвардейском райотделе - подальше от генеральских глаз.
   Внезапное стремительное падение потрясло Андрея. Не столько потерей должности, сколько уязвившей утратой гордого чувства незаменимости.
   Здесь, в районе, он оказался в ошеломляющем потоке каждодневно возникающих отовсюду уголовных дел - близнецов. Их требовалось, как на конвейере, быстренько "упаковать" кой-какими доказательствами, отсечь все сомнительные, недоказанные эпизоды и незамедлительно переправить в следующий цех - народный суд, где его так же быстро "обшлепают", наряду с другими. И это не было чьей-то злой волей, а лишь результатом естественного отбора, - у каждого следователя находилось в производстве по двадцать - тридцать дел одновременно. На смену едва сбитой волне накатывался вал новых преступлений, отчасти рожденных паскудных бытом, отчасти - "придуманных" системой.
   А потому первенство здесь принадлежало не пытливым исследователям, вытачивающим штучные образцы, а сноровистым мастеровым, вроде Хани. И Андрей предвидел, что может теперь произойти с ним самим: либо надорвется, как призовой рысак, впряженный в водовозку, либо свыкнется и вольется в общий строй не знающих колебаний следователей - мутантов.
   Единственным выходом виделось теперь то, о чем прежде и не помышлял, - продвижение по службе. Только оно могло вернуть ощущение независимости и собственной значимости. Но - вот уж два года освобождавшиеся должности, самой природой для него предназначенные, перехватывали другие, более вёрткие. Предложение уходящего на пенсию начальника райотдела занять его место оказалось для Андрей неожиданным. Но и долгожданным. На этот раз "облома" как будто быть не должно. А тогда! - Андрей предвкушающе расцвёл улыбкой, заставив, даже не заметив этого, улыбнуться груженную сумками домохозяйку, на лице которой на мгновение разгладились ранние морщины.
   Единственное, что саднило душу Андрея, был - Чекин!
   Аркадий Александрович Чекин, легенда следствия. Худощавый, лысая головка огурцом, и маленькие чёрные, неизменно насмешливые глаза на подвижном лице.
   Справа от него всегда лежал куцый, помятый и вечно заляпанный закуской лист бумаги с перечнем находящихся в производстве уголовных дел. Дел таких в подразделении редко бывало меньше двух сотен. И, тем не менее, листик поражал своей лаконичностью - номер возбуждённого дела, фамилия следователя и по соседству - фамилия обвиняемого. В разграфке этой не было ни краткой фабулы, ни даты предъявления обвинения и ареста, - ничего, что хоть немного могло освежить память. Все эти данные Чекин накрепко держал в голове и никогда, к чести его, не ошибался. Больше того: раз в десять дней он пролистывал дела, и этого хватало, чтоб каждое прочно оседало в его памяти. Поэтому всякий раз, когда приходил к нему за советом следователь, Чекин, не дожидаясь пространных объяснений, задавал два-три коротких вопроса и, не отрываясь от своей громоздкой, будто раскорячившийся краб, пишущей машинки, надиктовывал план дальнейших действий. А если у кого-то из подчинённых подходили сроки сразу по нескольким делам, он забирал часть из них и заканчивал сам. Иногда доходило до хохмы: уголовное дело лежало в сейфе следователя, а вошедший Чекин клал перед ним обвинительное заключение страниц на десять.
   - Держи. Только номера листов подставь.
   Шли, само собой, не только подчинённые, так что поток посетителей в его кабинете не иссякал. Он никому не отказывал. Быстро вникал и коротко, в энергичной своей манере, выносил вердикт, редко ошибаясь.
   А квалифицируя преступление, не ошибался никогда. Здесь он просто не имел себе равных, вызывая ревность областного аппарата. В самых трудных случаях из отдалённых районов области звонили не в контрольно-методический отдел. Искали Чекина и потом, в спорах с местной прокуратурой или судом, гордо ссылались на его мнение как на экспертное заключение. Даже самолюбивый Берестаев то и дело набирал номер чекинского телефона: