Страница:
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина 1. Поместье «Конфетка», оранжерея
Этакий мартовский морозный вечерок, зиме конец, лес рядом, там поднимается ветер. Комната в виде грота, на белом пьедестале некое огромное растение с зеленым цветком, перегибающимся над розовым двухместным креслом. Силуэт одетого по-вечернему Джорджа Смита, растирающего в пальцах листок. Голоса, смех и музыка, доносящиеся из путаницы комнат. Вот Смит, склонившийся понюхать странный цветок. Слабые аккорды «Энни Лори» на струнных инструментах. Слабо освещенная, медленно входит мисс Томсон. Останавливается.
Томсон. Смитик. Ого. Перемещаетесь по всем уровням. (В голубом своем вечернем платье и с ниткой жемчуга; подходит к Смиту, протягивает руку.) Что вы здесь делаете. (Рука мисс Томсон, взлетевшая вдруг вверх и снова на изготовку для краткого рукопожатия.) Тут уровень уже высокий.
Смит. Вас ищу.
Томсон. Надо же, а я вас. Один сказал мне, будто бы он видел, как вы таитесь. Повсюду. Сперва не поверила. Говорят, вы прибыли в катафалке.
Смит. Да принял вот приглашение заглянуть по-соседски на вечеринку, думал, может, вас увижу: прошло-то уж сколько месяцев.
Томсон. Так я — вот она. (Раскаты грома, взгляд мисс Томсон к небесам.) Вот это да, гроза собирается. Ну, вы-то как. Вид немножко уставший — вот-вот, под глазами. Даже в газеты проникли со своим портретом. Как с врагами-то управляетесь.
Смит. Они поклялись до меня добраться. Сбегу на подводной лодке.
Томсон. Ха-ха. (Сверкает молния, тишина, потом устрашающий удар грома.) Ух ты. Вообще-то я побаиваюсь молнии. (Неуверенная улыбка.) Но тут, наверное, мы в безопасности, одни, в уютном уголке с этим придурочным зеленым цветиком.
Смит. Как поживает Голиаф.
Томсон. Он умер. (Молния.)
Смит. О Господи.
Томсон. Его застрелили. (Отдаленные раскаты грома.) Во время собачьей драки.
Смит. Я вам очень сочувствую.
Томсон. Он, между прочим, побеждал, двух собак сразу, и обе ростом с него. Я ведь всегда лучший кусок ему. На любой медкомиссии — все безупречно. Глистов — и то никогда не было. Хоть на выставку выводи. (Огорченный поворот головы.)
Смит. Не надо все время об этом думать. Мисс Томсон. Вы так хорошо сегодня выглядите.
Томсон. Вы это вправду, Смит. Я что — ив самом деле выгляжу прилично.
Смит (шаг назад, для лучшего обзора платья мисс Томсон). Да. Ног, правда, сейчас не видно.
Томсон (встряхнув ногой, протягивает вперед босую ступню). Вот.
Смит (зачарованно). Чудо. (Падает на одно колено запечатлеть поцелуй.)
Томсон. Ой, ну это так по-старосветски, Смитик. (Улыбка Смита; мисс Томсон укрывает ножку под подолом платья, шарит ею в поисках туфли.) Вот, не могу теперь туфлю найти. (Вспышка и оглушительный треск грома, мисс Томсон приседает. И в этом оборонительном положении поднимает тему, которая так и напрашивается ввиду небес, направо и налево сыплющих удары, вдруг торопливо выдает высоким контральто.) Смит, правда ли, что вы возводите мемориал себе. (Выпрямляется, и на октаву ниже, постепенно замедляя бег слов до легкой иноходи.) В газете было. Сейсмоустойчивый. (Удар грома.) Последнее слово строительной техники. Не слишком ли отдает высокомерием. Да и затраты. Не вижу смысла. Какая разница, что с тобой будет после смерти.
Смит. Разница есть: иначе себя чувствуешь при жизни.
Томсон. По-вашему, это жизнь — шастать туда-сюда в катафалке. Стоит ли таких трудов. (Улыбка и маленький кулачок направлены в живот Смиту.) Поглядишь так на вас, Смит, все-таки странный вы какой-то. И кто бы мог подумать, что при ваших-то мелких делишках мы с вами здесь бок о бок окажемся, в этом поместье. (Мимо проходит дворецкий. Он в белых перчатках; в обеих руках поднос с рюмками и бутербродами-канапе. Мисс Томсон оборачивается, зовет.) Эй, Густав, вы куда. Мы гибнем тут от голода и жажды.
Дворецкий (во фраке. Протягивает поднос.) Мадам. Сэр. О. (Мисс Томсон и Смит по очереди берут бокалы игристого вина и канапе.)
Томсон (дворецкому). В чем дело, увидели привидение.
Дворецкий. Нет. Мисс Томсон. Простите… то есть я к тому, что перебил вас.
Томсон. Ничего-ничего, всегда пожалуйста.
Дворецкий (Смиту). Просто мне бы совет по части вложения капитала.
Томсон. И в этом тоже мы всегда пожалуйста.
Дворецкий. Вы ведь Джордж Смит, сэр.
Томсон. Смитик, ответьте ему.
Дворецкий. Я вас по фотографии узнал. Вы этих тузов как котят сделали. (Наплывом громкие голоса, музыка, смех из вереницы комнат.)
Томсон. А многие из них сегодня здесь.
Дворецкий. И может быть… Простите, что я так влез… В чем ваш секрет.
Смит. Гонясь за выгодой, надо освободить свой ум от всех сопутствующих эмоций.
Дворецкий. Нет, правда. Да-а, подумать только. А мне всю жизнь как раз погоня за выгодой давала массу эмоций. (Предлагая поднос.) Еще бокал. Мадам. Сэр. И большое спасибо. (Уходя, старается запомнить этот простенький ключ к обогащению.) Гонясь за выгодой, освободить ум от всех сопутствующих эмоций.
Томсон (поворачивается, провожая взглядом дворецкого). Видали: рождение еще одного магната. Смитик, знаете что. Или нет, вы обидитесь.
Смит. Не обижусь.
Томсон (пару секунд помедлив, чтобы сосредоточиться на видении Смита, представшего в новом обличье, и собраться с духом, чтобы поведать ему, каким он представал в старом). Бывало, я подкладывала денег в коробочку с мелочью: думала, будто они вам в самом деле нелегко достаются. А вы выходили из кабинета (отворяет воображаемую дверь), и, когда вам казалось, что я не смотрю (взгляд налево, направо, потом крадучись, несколько шагов на цыпочках. Протягивает чудные пальчики за коробкой), вы ее забирали (поворот на цыпочках) к себе в кабинет (останавливается, пересчитывает, работая пальцами, как пинцетом), пересчитывали и возвращали (поворот, и на цыпочках назад, изобразив улыбку и сделав глаза огромными как блюдца), — а сам такой довольный-довольный: ведь денег не меньше стало, а больше.
Смит. Не было такого.
Томсон (руки в боки). Было, и к тому же у вас такие глазки делались масленые, когда вы появлялись с этой коробкой. (Смущенно опускает руки, вновь принимая вид светской дамы.) А однажды даже всплакнули над чеком с моей зарплатой, но я подумала на следующее утро: какого черта, жизнь — это джунгли, и положила деньги на свой счет в банке. Подумалось, может, и мне придет письмецо, такое же, как вам: «Дорогой сэр, мы с удовольствием выпустим из вас кишки, причем медленно вытянем, по одной, чтобы хватило надолго». Да мало ли, вдруг кто-нибудь заработает косоглазие, подглядывая в окошко, как я раздеваюсь, а потом возьмет и в суд подаст на алименты. (Раскаты грома.)
Смит. Вы сердитесь, мисс Томсон.
Томсон. Да нет, Смит. (В отдалении первые такты вальса.) Не сержусь. Давайте потанцуем.
Смит. Я не умею.
Томсон (ставит бокал на столик поодаль, берет бокал у Смита и тоже отставляет). Пойдем. (Выполняет медленное вращение.) Пойдемте, Смит. (Смит в нескольких шагах неохотно пытается скопировать ее вращение.) У вас неплохо получается. А еще чего вы не умеете.
Смит. Простите, мисс Томсон, не понял.
Томсон (томно созерцая Смита, у которого такой вид, словно он может удовлетвориться одной-единственной женщиной — при условии деревенской жизни и если та будет радостно подавать ему завтрак в постель). Наверное, по мне не скажешь, что я хочу ребенка. Сидеть в кресле-качалке. На деревенском крыльце. Прикладывать младенца ротиком к соску. Но что я делаю. Шляюсь только по мужикам, и одни деньги на уме, а толку ни на грош.
Смит. Мисс Томсон, лучше бы вы по-прежнему работали у меня. (Мало-помалу осваиваясь с новой танцевальной премудростью, прижимается теснее.)
Томсон. Я знаю, грустно все это. (Танцевальная музыка затихает.) Кончилась. Только у нас начало что-то получаться. Давайте сядем вместе на это кресло. (Садится, Смит стоит, мисс Томсон вздыхает.) Ну и времена.
Смит. А чего бы вам хотелось, мисс Томсон. Для полного счастья.
Томсон. Фу ты, как я рада, что налетела на вас, Смитик. Вы задаете такие вопросы приятные. Сразу видно — широкая натура. Не то что эти шкодливые мерзавцы, крысы, которые снуют нынче повсюду. (За окнами дождь, ветер, раскаты грома.) А гроза-то разошлась не на шутку. Хорошо, когда крыша над головой. У вас уже волоски есть седые. Почему вы не женитесь, пока голова еще не совсем побелела. (Смит трогает голову рукой.) Да нет, нет, все в порядке, волосы на месте. Но не надо брать с меня пример. У меня ведь не жизнь, а сплошное недоразумение. У меня у самой душа слишком широкая. Никогда не смогу быть верной одному мужчине. Будь даже он положительным и надежным. (Похлопав по розовому сиденью рядом с собой.) Но вы, Смит, мне нравитесь. Садитесь. С вами я приободряюсь. У вас лицо хорошее.
Смит. Спасибо. (Двинулся сесть.)
Томсон (руки на коленях, ладонь вдруг от запястья дергается вверх, останавливая Смита). Фу ты, стойте. (Смит, как всегда вежливый и скромный, стоит, одним глазком обозревая себя вскользь от лацканов и ниже, ниже, наконец быстрый укромный взгляд вниз.) Да нет, ширинка не расстегнута, Смитик. Ха, ха. (Рука Смита непроизвольно дергается проверить.) Простите. Вы напоминаете мне мальчишку, который за мной самый первый ухаживал, еще в детстве: тоже вот, каждую пятницу, встречая меня после школы, сперва все складочки на платье осмотрит — не изменилось ли чего. Ах эти невинные радости младенчества. (Оглядываясь на прожитую жизнь.) Интересно, что получается из всех этих маленьких мальчиков, которым хочется играть в доктора или в мужа и жену в сараях, на чердаках и в темных парковых зарослях. Куда они деваются, когда ты стала взрослой, и парням тебя приходится водить по ресторанам, чтобы только дотронуться до руки. Смит, Смит, как вы думаете, мне еще удастся. Быть как другие женщины. Но я-то знаю, я искалечена всем тем, к чему меня тянет. Мужчины пользуются нами. Если ты любишь его. Отдаешь ему все, а им бы только избавиться от тебя. Ты у него ярмо на шее. Впрочем, где они, настоящие мужчины. Да и поди знай, что это такое. Все достается крысам.
Смит. Ну, бывает и по-другому, мисс Томсон.
Томсон. А вот представьте, что вы просто этакий душевный парень, который не умеет танцевать. Поймите, будь вы задрипанным доходягой, испитым, небритым, в мятых и засаленных штанах, вы знаете, я, может быть, сказала бы тогда: ах боже мой, Смит, бедняжечка. (Протягивает раскрытую ладонь.) Вот, покушай крошек у меня из ладошки.
Смит. И много там крошек.
Томсон. Хватает. (Молния, гром.) Надо же, какая буря разыгралась. (Взгляд в окно и снова на Смита.)
Смит. Мисс Томсон. (Вспышка молнии.) Давайте вместе скроемся. В уединенной гавани, недоступной для бури. (Свет гаснет. Сквозь щели окон кровоточит ветер, в стекла бешено хлещет дождь. Затянувшееся молчание; две тени во вспышках молний.)
Томсон. Ого. Начинаете приставать.
Смит. Звучит, конечно, пакостно и даже подловато. Особенно в этой тьме. Но я не мог не спросить, потому что, не сделай я этого, вселенная помчится дальше уже без нас.
Томсон (низковольтная улыбка и перст указующий). Без вас. Я уже и так во весь опор мчусь впереди толпы. (Две молчаливые тени; вой ветра, дробь дождя.) Смит. Смит, не слушайте меня. Вы ведь действительно хотите, чтобы я скрылась вместе с вами в уединенной гавани, ведь правда. Вы хороший.
Смит. Так как насчет… (Его глаза на долгие секунды впиваются в большие голубые очи мисс Томсон. Смит тихо, медленно сплетает пальцы, молитвенно соединяя руки.)
Томсон. Н-дэ. Это печально.
Смит. Почему вы говорите «эта печально».
Томсон. Столько времени упущено. Никогда бы не подумала, что я вам нравлюсь.
Смит. Боже.
Томсон. Нет, правда, Смитик.
Смит. Надо же.
Томсон. А вы хороший. Я, кажется. Действительно. Н-дэ. (Вставая.) И даже симпатичный.
Смит. Разве что в темноте.
Томсон. Руку, Смитик. Моя машина как раз напротив двери, через лужайку. Вам не перестаешь удивляться. О, вы дрожите.
Смит (взяв этот голубой подсолнух за руку). У вас приятные духи.
Томсон. А ну-ка, ну-ка. (Цветок вздымает вверх свои тычинки — две длинные бледные длани.)
Смит (рычит в честь поглотивших мир джунглей). Р-р-р-р-р.
Томсон. Смитик, что за чудные звуки.
Смит. Р-р-р-р-р.
Томсон. Вы так близко, что мне передается стук вашего сердца.
Смит. Бух.
Томсон. Что — это оно и было.
Смит. Да.
Томсон. Спасибо. Бух. А это вам от меня. Чтобы легче было довести меня до машины. (Взявшись за руки, движутся к двери в сад.)
Смит. Спасибо.
Томсон. Не стоит благодарности. Черт с ними, с пальто, пойдемте. (Берется за ручку двери.) Ну, бежим.
Смит. Мисс Томсон.
Томсон. Что.
Смит. Когда я умру, вы ведь придете ко мне на похороны.
Томсон. Смитик. Бедняжечка. Ну конечно приду. Но вы же не собираетесь умирать. (Дуновение музыки из «Джентл Энни».) Мою эпитафию напишут раньше вашей.
Смит. И как же она будет звучать.
Томсон (обе руки перед собой, ладонями кверху, затем взгляд на свою грудь и снова, с чуть заметной улыбкой, на Смита)
Вот ведь большие
а не дождались
крохотных
ручонок
Картина 2. Оул-стрит, «Динамо-хаус», комната 604
На дворе утро, март, холодно. Сорок часов спустя. Новый офис на Оул-стрит, комната 604, окно выходит на бесконечную, выложенную белой плиткой стену склада. В одном конце комнаты стол Энн Мартин — рядом с этой подлой дверью, от которой вечно не знаешь, чего ждать, — а в другом, за антикварной ширмой, столик поменьше. Малый мир, состоящий из кожаного диванчика, часов с боем, подставки, полной тростей, антикварной ванны на толстых львиных лапах и горелки, чтобы варить кофе и подогревать завтраки. В рамке на стене Смитов диплом по самообороне. Звонок телефона и стук в дверь. Смит в рубахе и черных носках бросает искоса взгляд на ружье в брезентовом чехле, прислоненное к столу мисс Мартин.
Смит. Это вы, мисс Мартин. (Осторожно подступает к двери.)
Посыльный. Это посыльный: почта, срочная.
Смит (чуть приотворяя дверь, протягивает руку в щель за письмом). Спасибо. (Пытается закрыть дверь, но в щель, видимо, просунута еще и нога.) Малыш, прошу прощения, но. Убери ногу.
Посыльный. Ага, щас.
Смит. Будьте добры, уберите ногу.
Посыльный. Нет, ну бывают же такие люди — никакой благодарности.
Смит. Ты это о чем, сынок.
Посыльный. О чаевых.
Смит. Каких еще чаевых.
Посыльный. Это ведь ваша фотка в утренней газете — опять: на прошлой неделе тоже была. Ну, и вам положено дать мне на чай. За то, что я письмо принес. (Смит берет бело-красно-синий конверт.) А вот газета. (Смит берет газету.)
Смит. Что ж, давай, дожидайся, а я почитаю. (Глянув в газету, изумленно присвистывает.) Пока, сынок. (Захлопывает дверь.) Бог ты мой, не одно, так другое. (Глянув искоса на конверт, держит его, как пинцетом, двумя пальцами подальше от себя, потом выпускает. Останавливается у стола мисс Мартин. Истомленно смотрит на ружье в чехле. Приподнимает его, оно бухает об пол. Истомленные брови вверх. Бредет опять к своему диванчику за ширмой, накрывается пледом и только что полученной газетой. Телефон заливается частым настырным звоном, как правило этому устройству несвойственным. Медленно отворяется дверь. Телефон замолкает. На цыпочках входит Энн Mартин.) Доброе утро, мисс Мартин, это вы.
Энн Мартин. Да.
Смит. Мисс Мартин, время не подскажете.
Энн Мартин. Да-да, я опоздала. Остановили поезд на мосту, прямо посредине, и продержали чуть не целый час.
Смит. Я просто спросил, сколько времени.
Энн Мартин. Двенадцать тридцать.
Смит. Спасибо. Не смотрите, ладно, а то я не при галстуке. (Потом на низах, голосом, который предназначен для общения с самим собой.) Полный раздрызг. А ведь вроде как был, по-моему. В победителях. Вчера вечером. О Господи. (Звонок телефона. Привскакивает, стремясь опередить мисс Мартин, и снова опадает: не успел.)
Энн Мартин (прикрыв микрофон ладонью). Мистер Смит, это из газеты «В фокусе истина»; они просят осветить поподробнее. Насчет кондиционирования воздуха в склепе. Как им ответить. Спрашивают, что это, если не новый поворот кладбищенской темы в юмористике.
Смит. Скажите, что они набрали не тот номер.
Энн Мартин (в трубку телефона). Мне очень жаль, но вы набрали не тот номер. Нет. Да. Мистер Смит. Да. (Смиту.) Говорят, они знают, что номер тот.
Смит. Скажите им, что скоро он будет не тот.
Энн Мартин (в трубку). Мистер Смит говорит, что скоро номер будет не тот.
Смит. А теперь вешайте трубку, мисс Мартин. И принесите тот бело-красно-синий конверт. (Снова звонок телефона. Кричит.) Скажите, это овощехранилище.
Энн Мартин. Овощехранилище. (Слушает, говорит Смиту.) Просят принять депешу. От Дж. Дж. Дж. (Садится, стенографирует.)
Смит. К дьяволу.
Энн Мартин. Не кричите.
Смит (прикрыв лицо ладонью). Боже.
Энн Мартин (читает стенограмму). Дорогой сэр, как вы смеете писать нам такие вещи. Кроме того, я вам не мальчишка. Нечего считать нас… (Оторвав глаза от текста, прочищает горло, пропуская сомнительные слова, и читает дальше.) Типы вроде вас нам достаточно хорошо знакомы. Как человек женатый и отец семейства, я не стану терпеть вашей развязности. Подписано Дж. Дж. Дж. Постскриптум: скоро вы у меня запоете.
Смит (левая рука ко лбу: собраться с мыслями для ответного выпада). Так. Пошлите телеграмму следующего содержания. Милый мальчик, утри сопли и тому подобное. Я полагал, что получение незатребованной кучи дерьма по почте тебя позабавит. Тра-ля-ля. И постскриптум: поймаю, уши надеру. (Взгляд в потолок. Глубокий вздох и крик души.) Где письмо.
Энн Мартин (вскакивая на ноги). Я сказала, не кричите на меня.
Смит (снова левая рука ко лбу: освободить свой ум от только что сопутствовавших эмоций). Простите, мисс Мартин. Где же это письмо.
Энн Мартин. Я вам хотела кое-что сказать.
Смит. Ну где же оно.
Энн Мартин. Я беременна.
Смит. Давайте сегодня без шуточек. Письмо.
Энн Мартин. Третий месяц.
Смит. Быстренько, мисс Мартин, нам надо найти то письмо. (Выкатившись из тепла, оказывается на четвереньках. Роется и ворошит разбросанные там и сям стопки бумаг, натыкается на свою вчерашнюю одежду, все комкает и отбрасывает. Энн Мартин вытаскивает из чехла винтовку, из положения «вольно» опускает ее, потом начинает водить стволом, направив его на ползающего взад-вперед по полу Смита, при этом время вроде бы на стороне Энн Мартин, тогда как Смит лбом натыкается на ширму, отчего она с грохотом валится через ванну. Энн Мартин в зимнем пальто молча стоит у двери. Смит лезет под диван, под стол, торчат его ноги в грязноватых носках. Пятится и, собираясь дать очередное задание Энн Мартин, поднимает голову. Знакомый каждому звук заставляет его замереть: Энн Мартин клацает затвором винтовки. Смит медленно разворачивается, обозревая собственную протянувшуюся тень.) Энн Мартин, что вы собираетесь делать с этой штуковиной.
Энн Мартин. Слушайте.
Смит. Я слушаю. Положите винтовку.
Энн Мартин. Нет.
Смит. Мисс Мартин. Надеюсь, вы понимаете, что у вас в руках.
Энн Мартин. Еще бы. Я не позволю вам поступить со мной подло.
Смит. Простите, что-то я…
Энн Мартин. Подлый проныра, козел. Девушек у вас небось целый выводок. Да и сейчас у вас прямо на лице написано: как бы этак выкрутиться. Я же вижу.
Смит. Я не знаю, что должно быть написано у меня на лице, мисс Мартин. (Слабый жест в сторону диванчика.) Если вы не против, я просто пойду туда, присяду. Энн Мартин. А доктору теперь кто по счетам платить будет… (Смит принимает такой вид, что, дескать, мигом все устрою.) Кто. (Явственное усиление напряженности позы Энн Мартин.)
Смит (спокойной фразой подменив рвущийся крик «не стреляйте»). Возьмите себя в руки, мисс Мартин. Энн Мартин. Выродок.
Смит (медленно поднимаясь, переходит от собачьей стойки к стойке медведя на задних лапах). Можете говорить что угодно, только без винтовки.
Энн Мартин. На колени. (Смит грустно становится снова на четвереньки.) Мне кошмары чуть не каждую ночь снятся.
Смит. И что же — это я. Отец. Энн Мартин (снова берет его на прицел от бедра). Хотя бы посмотреть, как вы коньки отбросите. Смит (украдкой поглядев на свои ноги в носках). В данный момент я не на коньках. Энн Мартин. Какая разница. Смит. Я не к тому, может, это и я, конечно. Но почему ж вы раньше-то не сказали.
Энн Мартин. Потому что я только вчера была у врача, вот почему. Хорек. Смит. Ну зачем вы так.
Энн Мартин. А вы зачем. Этот ваш сейф похоронный. И бронированный автомобиль на заказ. Смит. Ну хорошо. Ладно. Я в смысле, это как — точно я.
Энн Мартин. Вы, вы.
Смит. О'кей. Ладно. Я.
Энн Мартин. Да. Вы.
Смит (побелевшую правую руку вверх, взывая к перемирию. Однако ввиду непримиримости Энн Мартин его ладонь безутешно ложится на край стола, куда уже легло множество всяких эпистолярных огорчений. Левой рукой принимается ощупывать свое тело в местах, где в него могла бы без особого ущерба втиснуться парочка пуль не слишком крупного калибра). А-а-а-а. А-а-а-а. (Спохватывается: ведь надо говорить, потому что пули запросто могут втиснуться как раз в паузы между словами. Губы шевелятся, но звуков не слышно. В конце концов справившись с пересохшим, как пустыня, ртом, снова приводит язык в движение.) Мисс Мартин. Я понимаю ваше состояние. Энн Мартин. Заткнитесь. Смит. Не могу. Энн Мартин. Заткнитесь. Смит. Я умоляю вас, вы должны позволить мне говорить. Ведь вы можете выстрелить. Энн Мартин. Еще бы.
Смит. Вы же не будете стрелять, пока я говорю. Энн Мартин. Уберите руку со стола. Смит. Конечно-конечно. Дайте, пожалуйста… вон там рыбий жир у меня стоит. Энн Мартин. Нет. Смит. А газету можно.
Энн Мартин. Могу и без того сказать вам, что в этой газете. Там ваше фото на первой полосе, и к нему целая статья про ваши подлые ухищрения. После обеда вы каждый день исчезаете. А я должна тут одна сидеть в этой вонючей дыре.
Смит. Мисс Мартин, должно же быть и у меня немножко личной жизни. Но мне вовсе не хочется обижать вас.
Энн Мартин. Можно подумать, тем, сколько я у вас получаю, вы меня не обижаете. Так что насчет этого бросьте.
Смит. Я пересмотрю вашу зарплату. В любой момент. Давайте составим приказ, только ружье отложить придется. В самом деле, не могу же я в таком виде пасть со смертельной раной. Газеты взвоют как оглашенные.
Энн Мартин. Об этом предоставьте беспокоиться мне. Вы-то будете на том свете. Смит. Ой, ну опять. Энн Мартин. Винтовка у меня нацелена вам в левое предсердие.
Смит. Какую надбавку вы бы хотели. Может, пенсию. Что угодно. Только скажите.
Энн Мартин. Болтайте, болтайте дальше.
Смит. А можно.
Энн Мартин. Только уж давайте на совесть. Смит. Вы не должны думать, что я от ассигнаций могу прикуривать, мисс Мартин.
Энн Мартин. Однако покупаете бронированный автомобиль.
Смит. Я ж говорю, сейчас такие времена. Так что даже очень разумно. А теперь слушайте. Мы ведь одни здесь с вами. (Оглядывается чуть влево, чуть вправо, проверяя, и снова смотрит в маленькую черную дырку.) И стоит вам только отложить ружье. Как можно будет выйти из этой вонючей дыры да и забраться куда-нибудь поуютнее, попить кофе с пирожными. Вы какие больше любите — корзиночки или колечки с орехами.
Энн Мартин. Нет, ну вообще. Во дает. (Возвращая Смита к животрепещущей теме.) У меня будет ребенок.
Смит. И, говорите, я…
Энн Мартин. Подонок, я так и знала.
Смит (подняв руки, заслониться от пуль). Постойте.
Энн Мартин. Подонок.
Смит (одними кончиками пальцев, которые постепенно перестают дрожать и дергаться). Там, сзади, мисс Мартин. (Энн Мартин не так-то легко отвлечь от этого новообращенного мусульманина.) Призрак. Я вижу его. Подождите стрелять. Дайте мне насладиться этим видением, пока вы не выстрелили. Переливается всеми цветами радуги. Туманный такой, весь в мелких капельках. Словно слезы божьей коровки. (Пустота небольшой привнесенной Смитом паузы. Его глаза вдруг говорят, что есть в нем и печаль, и горечь, помимо подлого желания сбежать. А в сердце — о, там даже доброта имеется, с целый, может быть, наперсток.) Ну еще десять секунд. Потом стреляйте. Теперь я готов отойти. Молитесь за меня. Не очень-то много во мне религиозности, но я верую. Секундочку постою на коленях, ладно. Энн Мартин. Почему вы не хотите умереть как мужчина.
Смит. Я хочу. Только, пожалуйста, отвернитесь. Эти несколько секунд мне надо побыть наедине с самим собой. Пожалуйста, не смотрите, как я молюсь. Да, и последнее желание: сожгите картотеку. Подайте в суд, потребуйте наследство, а то останетесь без гроша. Кровь для анализа будет. Любой здравый судья присудит вам с малышом достаточно. Теперь отвернитесь. (Энн Мартин колеблется.) Пожалуйста. И кашляньте, перед тем как выстрелить, мне нужен сигнал, чтоб заранее. Собраться перед встречей со Всевышним. Живет он, знаете ли, на холме, вокруг лужайки зеленью залиты, и лютики на ней словно брызги. Так говорилось в моем видении. (Наклоняет голову — виднеются рубашечные хвосты. Украдкой взгляд на Энн Мартин — как она там, отвернулась ли.) Прощай, жизнь. (Подскакивает, как на тугой пружине. Развевающиеся хвосты рубашки. Треск выстрела. Пуля пробивает диплом по самообороне. Дым из ствола. Джордж Смит живой и невредимый и уже оседлавший Энн Мартин.) О'кей, мисс Мартин. Все в порядке. Нет-нет, лежите. Давайте только избавимся от этой опасной штуки. (Осторожно припечатав руки Энн Мартин к полу, Смит переводит дух. Ее глаза закрыты, в молчании из них выкатываются тихие слезы.) Я вам не сделал больно, а, Энн Мартин. (Взгляд вниз, на эту жертву, которая глубоко погружена в свой собственный мирок.) Ну-ну, мисс Мартин. (Ее голова перекатывается набок. Смит тянется к шнуру телефона, волочит аппарат по полу к себе.)