Смит. Пожалуй. (Энн Мартин входит с подносиком, на котором тарелочки с крекерами, рубленой селедкой, открытая бутылка пива. Ставит поднос на карточный столик и наливает пиво в стакан Смиту. Подает Смиту стакан, тот берет и оглядывается в поисках краешка стула; прежде чем сесть, спрашивает у миссис Мартин.) Можно.
Миссис Мартин. Будьте как дома. (Обозревая комнату, Смит замечает на откидном столике фотографию: отец, мать и дочь.) Смотрите на фото, мистер Смит. Это мы, когда Энн только шесть лет исполнилось. Одни сосиски ела, так и осталась — кожа да кости. Первый раз тогда прокатилась на русских горках. А это ее отец, он был механиком. Работал на мосту через залив, где железная дорога проходит. Там и погиб.
Смит. Я вам сочувствую. (Энн Мартин передает Смиту тарелку с бутербродами;' тот, покачав головой, отказывается.)
Миссис Мартин. Это давно было. Теперь ответственность за дочь целиком на мне. Смит. Я понимаю, миссис Мартин.
Энн Мартин. Ну ты что это, мам. Миссис Мартин. Не перебивай меня, когда я говорю, Энн. Мистер Смит все понимает отлично. Поэтому я сюда и позвала его. (Миссис Мартин, выдержав горящий взгляд дочери, вновь поворачивается к этому бедствующему страннику в сандалиях, тот делает глоток пива.) Я знаю, вы человек светский. Конечно, я все понимаю. Я тоже могу напустить на себя этакий современный вид. Но когда видишь, как все, на что ты положила жизнь, рушится из-за безответственности одного и беззащитности другой, и рушится в одну ночь, в один миг…
Энн Мартин. Мам, ты обещала, ты ж говорила, что не будешь.
Миссис Мартин. Погоди, Энн. Мистер Смит меня поймет. Он светский человек, а ты нет. Ты юное невинное дитя и не притворяйся перед мистером Смитом, будто мальчишки за тобой гурьбой бегали, потому что это не так. Но вот Бобби, который живет на первом этаже, — этот мальчик хотел жениться на тебе еще с тех пор, как вам по восемь лет было. (Отмеряя восемь лет по вертикали.) Да, прошло немало времени, и Бобби теперь прилично устроен. Все время в гору идет, вверх, вверх. (Взгляд Смита вверх.) Но — случай упущен. Как объяснишь теперь Бобби, почему у тебя платье спереди на милю оттопыривается, ну представь, идешь ты между рядами в церкви вот такая — это ж ему обкусанный крекер достался.
Энн Мартин. Мам, ты обещала мне, что не будешь.
Миссис Мартин. Я делаю как лучше, и мистер Смит понимает, не правда ли, мистер Смит. (Барабаня пальцами, ждет понимания.)
Смит. Да.
Энн Мартин. Интересно, что он может сказать, мам, когда ты его к стенке приперла. Кому нужен твой Бобби. Я умерла бы, а не дала ему к себе притронуться.
Миссис Мартин. Хватит паясничать. Другая была бы рада такой партии. (Рука ладонью вверх к Смиту.) Я уверена, мистер Смит понимает. (Склоняется в сторону дочери.) Как ты себя чувствуешь. Доктор Вартберг не воздухом питается. Да и тебя не под кустом вырастили.
Энн Мартин. Заманила мистера Смита в ловушку; интересно, чего ты от него еще хочешь дождаться.
Миссис Мартин. Вы ведь не чувствуете себя в ловушке, мистер Смит, правда же. (Смит только помаргивает поверх пудовых цепей.) Вы совершенно свободны. Можете хоть сейчас уйти. Я только объясняю то, как я понимаю положение Энн с точки зрения матери. Надо ведь по-взрослому смотреть. (Смит прочищает горло.) Приходить домой позже одиннадцати Энн не позволялось до восемнадцати лет. Я никогда не ложилась, ждала ее. Вот в этом кресле. И считала своим долгом познакомиться с каждым из ее друзей. Все они были очень приличными мальчиками. Из хороших семей. Тогда этот район был не то что теперь. Некоторые дома на берегу принадлежали очень известным людям. У меня собирались, играли в бридж, и я их лично знала.
Энн Мартин. Господи, мам, перестань. (Берет бутылку пива и наливает то, что оставалось на донышке, Смиту в стакан.) Вот, еще немножко пива, мистер Смит. (Оборачиваясь.) Мам, помолчи.
Миссис Мартин. Как ты со мной разговариваешь.
Энн Мартин. Мам, мистер Смит пришел сюда сам, по своей доброй воле.
Миссис Мартин. А по твоей доброй воле заварилась каша, которую надо теперь расхлебывать. Я так и знала, те твои ночевки не доведут до добра. Я знала. Не думай, будто я не понимала, что происходит, — я понимала. Мистер Смит, я полагаю, у вас должно быть множество знакомых девушек, правда же. Нельзя ведь, чтобы тот домик в лесочке пустовал.
Энн Мартин. Мам.
Смит. Между прочим, миссис Мартин, знакомых у меня очень немного, вне зависимости от пола. Я очень ценю Энн. Она всегда была чрезвычайно старательной и расторопной секретаршей. Бывали ситуации, когда прямо даже не знаю, как бы я без нее обошелся.
Миссис Мартин. Например, когда вы ее обрюхатили.
Энн Мартин. Мам, если ты не перестанешь, я уйду к себе в комнату.
Миссис Мартин. Ну и уходи. Продолжайте, мистер Смит, хочется послушать, что вы скажете. Может быть, у вас иная точка зрения. (Энн Maртин поворачивается, уходит, хлопнув дверью; внезапная тишина, Смит прочищает горло.)
Смит. Мне понятна ваша позиция, миссис Мартин.
Миссис Мартин. Конечно понятна. Чего ж тут не понять, еще бы. (Смит тянется за крекером, но, передумав, убирает руку.) Бедная девочка, пухнет как дирижабль, кто теперь на ней женится. Могла бы выйти за Бобби Ричарса с первого этажа, — а что, он на подъеме, жили бы не хуже других. Как, по-вашему, ей теперь поступать. Думаете, мать Бобби не в курсе дела. Да весь дом в курсе, особенно с тех пор, как стало ясно, что она специально из дому выходит часом раньше, только чтобы ни с кем в лифте не встретиться. Вот что я вам скажу, мистер Смит. Энн постесняется, а я скажу. С вашими деньгами могли бы нанимать проституток. А мою дочь оставить в покое.
Смит. Весьма сожалею, миссис Мартин. Я понимаю ваши чувства, однако не думаю, что подобными высказываниями можно чем-либо помочь делу.
Миссис Мартин. Ах вы не думаете, ну ладно же, я вам кое-что еще скажу. (В дверях Энн Mартин, глаза полны слез, руки опущены, на запястьях вздувшиеся вены.)
Смит. Миссис Мартин, я не хотел бы, чтобы из-за меня портили настроение Энн.
Миссис Мартин. Ах вот как. Да у нее из-за вас не только настроение, у нее все испорчено. Вся оставшаяся жизнь. Теперь ей только и осталось, что выйти туда, на мост, где встретил смерть ее отец, и прыгнуть. Это вы сделали. Могли бы найти себе какую-нибудь дешевую потаскуху. Тысячу потаскух. (Взгляд Смита на расстроенную Энн Мартин. Она идет подать ему пальто. Смит медленно поднимается.) А вам понадобилась для этого порядочная девушка. Женатый человек, детей имеете. Вам все мало, ведь есть уже у вас жена. А это здание, которое вы воздвигли, чтобы хранить там свое мертвое тело. Я скажу вам — ничего, я вам скажу кое-что, правильно, вставайте, конечно-конечно, Энн, ну разумеется, подай ему пальто, другого от таких типов ждать не приходится, ишь ты, воспитанный, образованный, понимаете ли. (Энн Мартин вполоборота, напряженность, слезы, отстраненное молчание.) Будто мы чем-то хуже его. Подвернулась моя дочь, он ее телом попользовался в свое удовольствие да и швырнул в канаву. (Смит медленно надевает пальто.) Давайте, надевайте ваше сногсшибательное пальто и убирайтесь вон, но последнее слово будет за мной. (Подавшись вперед, не вставая с кресла.) Это я обещаю. И свой багаж не забудьте. (Смит поднимает с полу полиэтиленовый мешок.) Если хотите знать, мы тут скорее умерли бы, чем показались куда-нибудь в таком виде, да еще и с рваным полиэтиленовым мешком, это я так, чтоб вы знали. (Энн Мартин тихо сопровождает Смита к двери; миссис Мартин поливает презрением его спину.) Прощайте, скатертью дорожка. Но вы о нас еще услышите, не волнуйтесь. Приличные люди знают, как обращаться с подобными типами. (Положив руку на его плечо, Энн Мартин грустно глядит в глаза Смиту.) Пусть отправляется, доченька, не больно-то он речист. Со мной, во всяком случае. В следующий раз призадумается, прежде чем лапать приличную девушку из порядочной семьи. (Дверь закрыта, Энн Мартин поворачивается. Стоит и смотрит на умолкшую мать.)
Джордж Смит в темном костюме полулежит на своей софе, взгляд вниз, где меж его приподнятых колен виден бурливый мир середины мая. Предзакатный перезвон часов, бьет четыре. Груды корреспонденции на столе Энн Мартин. Под локтем прислоненная трость, на ногах туфли. У отворенной двери офиса Ширл поднимает руку постучаться. Колеблется, смотрит на Смита и медленно молча идет к нему. Пока ее ноги не оказываются перед его опущенными долу глазами.
Ширл. Ну подними, подними взгляд, Джордж. Я не за тем, чтобы ругаться. (Глаза Смита по-прежнему устремлены на ноги Ширл.) Так, мимо проходила. Вижу, тебя шофер ждет. Я твою машину сразу узнала. Да ее любой узнает. Думаю, зайти, что ли, глянуть, что у тебя тут за офис. (Ширл оглядывает комнату, едва заметно покачивая головой, лицо печально.) Там уже вход закрывают. (Тихо, ласково глядя на этого странного Смита.) Что ты тут делаешь так поздно. И дверь открыта. Ты что, кого-нибудь ждешь.
Смит (глядя в пол, чуть в сторону). Нет.
Ширл. У тебя усталый вид, Джордж. (Протягивает руку прикоснуться к Смиту, на полпути замирает и медленно отводит руку.) Вернись, Джордж. (Взгляд вниз, на его волосы.) Я ведь понимаю, Джордж, ты не можешь вернуться. Не уступаешь никогда, правда. Сидит тут в самой черной своей, самой страшной печали, и один. Что-то я хотела сказать тебе. Хотя нет, не буду говорить. Ведь мне уже не важно, пусть, прощаю, даже при том, что мне бы надо было быть жестокой, вровень с тобой, да не выходит. (Руку к груди.) У меня грудь матери. (Ее ладони раскрываются, тянутся, сжимаются, и вновь руки падают по бокам.) Ах, глупый, глупый. Построил себе неприступный замок, чтобы от нас отгородиться. Из-за тех несчастных нескольких слов, что вырвались у меня в злую минуту. А я ведь только и хотела, чтобы твоя душа разочек дернулась от такого же удара, какими ты исполосовал мою. Ведь знаю я. Твои дела. Хочешь, чтобы ради тебя на улице перекрыли движение. Когда умрешь. Все знаю. (Взгляд Смита упирается Ширл прямо в глаза; она медленно отходит.) Как ты живешь, Джордж. Нет, в самом деле. Хочу сказать тебе кое-что. К помощи закона я не прибегну. Ты слышишь, что я говорю. К помощи закона не прибегну. Пусть даже мне пришлось бы голодать с детьми. Ты слышишь, что я говорю.
Смит. Да.
Ширл. И как ты думаешь, я это вправду.
Смит. Да. (Ширл удаляется. Оглядывается, взгляд Смита вниз, между колен. В дверях Ширл в последний раз оглядывается и уходит. Освещение становится тусклым, все синеет, холодеет, стареет. Слабый стук в дверь. Журчанье «Энни Лори». Голос мисс Томсон.)
Томсон. Слышите этот колокол, Смитик. И музыку. (Зияет пустой дверной проем.) Вот. H-дэ, Вернулась на работу. (Взгляд Смита вверх. Тянется рукой, включает радио, журчанье «Энни Лори» из приемника.) Смотри же, Смитик, хорошо смотри, я здесь, вот я. Подумалось, тебе будет приятно поболтать со мной. (Смит глядит на дверь, ждет, когда снова раздастся голос, взгляд опять вниз.) Вот так. Я знаю, у тебя теперь никого нет больше, ну я и решила — вернусь, думаю, все равно сегодня от всех дел освободилась, и как раз около четырех. Ну и пришла. И монеток наменяла целую кучу — для вашей коробки с мелочью. Смит, не превратитесь только в подонка — из тех, которые сперва устроят какую-нибудь жестокую гадость, а потом, по уши в деньгах, с жиру начинают гоняться за любовью. Все, кроме этого, Бог вам простит, Джордж, простит обязательно. Он понимает, что у вас нет этики и совести нет. А ты знаешь, Смитик, мне это, пожалуй, все равно. Мне это как бы даже нравится. Видал, куда завели меня мои принципы. В лапы грабителей. А что если чайку. (Напевает.) «Tea for two, and two for tea; me for you, and you for me…» С тобой вдвоем чайку попьем. Правда, давай, a. С шоколадным тортом. Как раз около четырех. (Голос слабеет.) Около четырех. Около четырех. (Совсем замирает, вытесняется стуком в дверь.)
Герберт (заглядывает в комнату). Простите, мистер Смит. Все же решил сказать вам: дождик крапает. Похоже, гроза собирается. А движение сейчас — ух.
Смит. Спасибо.
Герберт (шаг в комнату). У вас усталый вид, сэр. Я вот насчет того, что, может, после клуба вы бы ко мне завернули. Жена всегда вам рада. Домашний обед, на всех хватит, вкусно, — ну если, конечно, вы от всех дел освободились.
Смит. Спасибо, Герберт. Сегодня Салли Томсон справляет помолвку. Думаю, может, сходить.
Герберт. Читал, читал, в газете было. Экая знаменитость. Тогда обед перенесем, что ли, — на после дождичка.
Смит. Если можно.
Герберт. Дак чего там. (Музыка по радио затихает. Голос диктора.)
Диктор. Вы слушаете станцию «Метеор», каждые четверть часа последние известия. К нескольким арестам привела полицейская облава в баре на окраине, где, по поступившим в полицию сведениям, посетителей опаивали снотворным, избивали, а затем грабили.
Герберт. Во дожились, мистер Смит, я ж говорил вам, ну и город.
Диктор. Нами только что получено сообщение…
Герберт. Жду вас внизу, мистер Смит.
Диктор. Салли Томсон (Герберт, поколебавшись, останавливается), манекенщица, снимавшаяся в кино и собиравшаяся вскоре выйти замуж за наследника торговых магнатов Клода Грейса, сегодня оказалась жертвой дорожного происшествия, врезавшись на машине в дерево. Это произошло на Двадцать Втором шоссе, южнее Бедфорда. По дороге в больницу мисс Томсон скончалась. В ее машине больше никого не было, она сама сидела за рулем, к происшествию никто не причастен. Конец программы новостей. Вы слушаете «Метеор», передаем сводку погоды. Ясное небо сменяет сплошная облачность, ожидаются дожди…
Смит машет рукой Герберту, чтобы тот уходил. Возникает мотив «Джентл Энни». В него вплетается голос мисс Томсон: «Около четырех, я ж говорила, Смитик, я же только что говорила. Я стану всплеском, капелькой в бурлящем океане, а ленты и венки — пустое. Но может, тебе будет интересно, так знай, что по ночам морские котики поют, они вылезают из воды и смотрят такими грустными большущими глазами. Поют они так:
Миссис Мартин. Будьте как дома. (Обозревая комнату, Смит замечает на откидном столике фотографию: отец, мать и дочь.) Смотрите на фото, мистер Смит. Это мы, когда Энн только шесть лет исполнилось. Одни сосиски ела, так и осталась — кожа да кости. Первый раз тогда прокатилась на русских горках. А это ее отец, он был механиком. Работал на мосту через залив, где железная дорога проходит. Там и погиб.
Смит. Я вам сочувствую. (Энн Мартин передает Смиту тарелку с бутербродами;' тот, покачав головой, отказывается.)
Миссис Мартин. Это давно было. Теперь ответственность за дочь целиком на мне. Смит. Я понимаю, миссис Мартин.
Энн Мартин. Ну ты что это, мам. Миссис Мартин. Не перебивай меня, когда я говорю, Энн. Мистер Смит все понимает отлично. Поэтому я сюда и позвала его. (Миссис Мартин, выдержав горящий взгляд дочери, вновь поворачивается к этому бедствующему страннику в сандалиях, тот делает глоток пива.) Я знаю, вы человек светский. Конечно, я все понимаю. Я тоже могу напустить на себя этакий современный вид. Но когда видишь, как все, на что ты положила жизнь, рушится из-за безответственности одного и беззащитности другой, и рушится в одну ночь, в один миг…
Энн Мартин. Мам, ты обещала, ты ж говорила, что не будешь.
Миссис Мартин. Погоди, Энн. Мистер Смит меня поймет. Он светский человек, а ты нет. Ты юное невинное дитя и не притворяйся перед мистером Смитом, будто мальчишки за тобой гурьбой бегали, потому что это не так. Но вот Бобби, который живет на первом этаже, — этот мальчик хотел жениться на тебе еще с тех пор, как вам по восемь лет было. (Отмеряя восемь лет по вертикали.) Да, прошло немало времени, и Бобби теперь прилично устроен. Все время в гору идет, вверх, вверх. (Взгляд Смита вверх.) Но — случай упущен. Как объяснишь теперь Бобби, почему у тебя платье спереди на милю оттопыривается, ну представь, идешь ты между рядами в церкви вот такая — это ж ему обкусанный крекер достался.
Энн Мартин. Мам, ты обещала мне, что не будешь.
Миссис Мартин. Я делаю как лучше, и мистер Смит понимает, не правда ли, мистер Смит. (Барабаня пальцами, ждет понимания.)
Смит. Да.
Энн Мартин. Интересно, что он может сказать, мам, когда ты его к стенке приперла. Кому нужен твой Бобби. Я умерла бы, а не дала ему к себе притронуться.
Миссис Мартин. Хватит паясничать. Другая была бы рада такой партии. (Рука ладонью вверх к Смиту.) Я уверена, мистер Смит понимает. (Склоняется в сторону дочери.) Как ты себя чувствуешь. Доктор Вартберг не воздухом питается. Да и тебя не под кустом вырастили.
Энн Мартин. Заманила мистера Смита в ловушку; интересно, чего ты от него еще хочешь дождаться.
Миссис Мартин. Вы ведь не чувствуете себя в ловушке, мистер Смит, правда же. (Смит только помаргивает поверх пудовых цепей.) Вы совершенно свободны. Можете хоть сейчас уйти. Я только объясняю то, как я понимаю положение Энн с точки зрения матери. Надо ведь по-взрослому смотреть. (Смит прочищает горло.) Приходить домой позже одиннадцати Энн не позволялось до восемнадцати лет. Я никогда не ложилась, ждала ее. Вот в этом кресле. И считала своим долгом познакомиться с каждым из ее друзей. Все они были очень приличными мальчиками. Из хороших семей. Тогда этот район был не то что теперь. Некоторые дома на берегу принадлежали очень известным людям. У меня собирались, играли в бридж, и я их лично знала.
Энн Мартин. Господи, мам, перестань. (Берет бутылку пива и наливает то, что оставалось на донышке, Смиту в стакан.) Вот, еще немножко пива, мистер Смит. (Оборачиваясь.) Мам, помолчи.
Миссис Мартин. Как ты со мной разговариваешь.
Энн Мартин. Мам, мистер Смит пришел сюда сам, по своей доброй воле.
Миссис Мартин. А по твоей доброй воле заварилась каша, которую надо теперь расхлебывать. Я так и знала, те твои ночевки не доведут до добра. Я знала. Не думай, будто я не понимала, что происходит, — я понимала. Мистер Смит, я полагаю, у вас должно быть множество знакомых девушек, правда же. Нельзя ведь, чтобы тот домик в лесочке пустовал.
Энн Мартин. Мам.
Смит. Между прочим, миссис Мартин, знакомых у меня очень немного, вне зависимости от пола. Я очень ценю Энн. Она всегда была чрезвычайно старательной и расторопной секретаршей. Бывали ситуации, когда прямо даже не знаю, как бы я без нее обошелся.
Миссис Мартин. Например, когда вы ее обрюхатили.
Энн Мартин. Мам, если ты не перестанешь, я уйду к себе в комнату.
Миссис Мартин. Ну и уходи. Продолжайте, мистер Смит, хочется послушать, что вы скажете. Может быть, у вас иная точка зрения. (Энн Maртин поворачивается, уходит, хлопнув дверью; внезапная тишина, Смит прочищает горло.)
Смит. Мне понятна ваша позиция, миссис Мартин.
Миссис Мартин. Конечно понятна. Чего ж тут не понять, еще бы. (Смит тянется за крекером, но, передумав, убирает руку.) Бедная девочка, пухнет как дирижабль, кто теперь на ней женится. Могла бы выйти за Бобби Ричарса с первого этажа, — а что, он на подъеме, жили бы не хуже других. Как, по-вашему, ей теперь поступать. Думаете, мать Бобби не в курсе дела. Да весь дом в курсе, особенно с тех пор, как стало ясно, что она специально из дому выходит часом раньше, только чтобы ни с кем в лифте не встретиться. Вот что я вам скажу, мистер Смит. Энн постесняется, а я скажу. С вашими деньгами могли бы нанимать проституток. А мою дочь оставить в покое.
Смит. Весьма сожалею, миссис Мартин. Я понимаю ваши чувства, однако не думаю, что подобными высказываниями можно чем-либо помочь делу.
Миссис Мартин. Ах вы не думаете, ну ладно же, я вам кое-что еще скажу. (В дверях Энн Mартин, глаза полны слез, руки опущены, на запястьях вздувшиеся вены.)
Смит. Миссис Мартин, я не хотел бы, чтобы из-за меня портили настроение Энн.
Миссис Мартин. Ах вот как. Да у нее из-за вас не только настроение, у нее все испорчено. Вся оставшаяся жизнь. Теперь ей только и осталось, что выйти туда, на мост, где встретил смерть ее отец, и прыгнуть. Это вы сделали. Могли бы найти себе какую-нибудь дешевую потаскуху. Тысячу потаскух. (Взгляд Смита на расстроенную Энн Мартин. Она идет подать ему пальто. Смит медленно поднимается.) А вам понадобилась для этого порядочная девушка. Женатый человек, детей имеете. Вам все мало, ведь есть уже у вас жена. А это здание, которое вы воздвигли, чтобы хранить там свое мертвое тело. Я скажу вам — ничего, я вам скажу кое-что, правильно, вставайте, конечно-конечно, Энн, ну разумеется, подай ему пальто, другого от таких типов ждать не приходится, ишь ты, воспитанный, образованный, понимаете ли. (Энн Мартин вполоборота, напряженность, слезы, отстраненное молчание.) Будто мы чем-то хуже его. Подвернулась моя дочь, он ее телом попользовался в свое удовольствие да и швырнул в канаву. (Смит медленно надевает пальто.) Давайте, надевайте ваше сногсшибательное пальто и убирайтесь вон, но последнее слово будет за мной. (Подавшись вперед, не вставая с кресла.) Это я обещаю. И свой багаж не забудьте. (Смит поднимает с полу полиэтиленовый мешок.) Если хотите знать, мы тут скорее умерли бы, чем показались куда-нибудь в таком виде, да еще и с рваным полиэтиленовым мешком, это я так, чтоб вы знали. (Энн Мартин тихо сопровождает Смита к двери; миссис Мартин поливает презрением его спину.) Прощайте, скатертью дорожка. Но вы о нас еще услышите, не волнуйтесь. Приличные люди знают, как обращаться с подобными типами. (Положив руку на его плечо, Энн Мартин грустно глядит в глаза Смиту.) Пусть отправляется, доченька, не больно-то он речист. Со мной, во всяком случае. В следующий раз призадумается, прежде чем лапать приличную девушку из порядочной семьи. (Дверь закрыта, Энн Мартин поворачивается. Стоит и смотрит на умолкшую мать.)
Картина 5. Оул-стрит, «Динамо-хаус», комната 604
Джордж Смит в темном костюме полулежит на своей софе, взгляд вниз, где меж его приподнятых колен виден бурливый мир середины мая. Предзакатный перезвон часов, бьет четыре. Груды корреспонденции на столе Энн Мартин. Под локтем прислоненная трость, на ногах туфли. У отворенной двери офиса Ширл поднимает руку постучаться. Колеблется, смотрит на Смита и медленно молча идет к нему. Пока ее ноги не оказываются перед его опущенными долу глазами.
Ширл. Ну подними, подними взгляд, Джордж. Я не за тем, чтобы ругаться. (Глаза Смита по-прежнему устремлены на ноги Ширл.) Так, мимо проходила. Вижу, тебя шофер ждет. Я твою машину сразу узнала. Да ее любой узнает. Думаю, зайти, что ли, глянуть, что у тебя тут за офис. (Ширл оглядывает комнату, едва заметно покачивая головой, лицо печально.) Там уже вход закрывают. (Тихо, ласково глядя на этого странного Смита.) Что ты тут делаешь так поздно. И дверь открыта. Ты что, кого-нибудь ждешь.
Смит (глядя в пол, чуть в сторону). Нет.
Ширл. У тебя усталый вид, Джордж. (Протягивает руку прикоснуться к Смиту, на полпути замирает и медленно отводит руку.) Вернись, Джордж. (Взгляд вниз, на его волосы.) Я ведь понимаю, Джордж, ты не можешь вернуться. Не уступаешь никогда, правда. Сидит тут в самой черной своей, самой страшной печали, и один. Что-то я хотела сказать тебе. Хотя нет, не буду говорить. Ведь мне уже не важно, пусть, прощаю, даже при том, что мне бы надо было быть жестокой, вровень с тобой, да не выходит. (Руку к груди.) У меня грудь матери. (Ее ладони раскрываются, тянутся, сжимаются, и вновь руки падают по бокам.) Ах, глупый, глупый. Построил себе неприступный замок, чтобы от нас отгородиться. Из-за тех несчастных нескольких слов, что вырвались у меня в злую минуту. А я ведь только и хотела, чтобы твоя душа разочек дернулась от такого же удара, какими ты исполосовал мою. Ведь знаю я. Твои дела. Хочешь, чтобы ради тебя на улице перекрыли движение. Когда умрешь. Все знаю. (Взгляд Смита упирается Ширл прямо в глаза; она медленно отходит.) Как ты живешь, Джордж. Нет, в самом деле. Хочу сказать тебе кое-что. К помощи закона я не прибегну. Ты слышишь, что я говорю. К помощи закона не прибегну. Пусть даже мне пришлось бы голодать с детьми. Ты слышишь, что я говорю.
Смит. Да.
Ширл. И как ты думаешь, я это вправду.
Смит. Да. (Ширл удаляется. Оглядывается, взгляд Смита вниз, между колен. В дверях Ширл в последний раз оглядывается и уходит. Освещение становится тусклым, все синеет, холодеет, стареет. Слабый стук в дверь. Журчанье «Энни Лори». Голос мисс Томсон.)
Томсон. Слышите этот колокол, Смитик. И музыку. (Зияет пустой дверной проем.) Вот. H-дэ, Вернулась на работу. (Взгляд Смита вверх. Тянется рукой, включает радио, журчанье «Энни Лори» из приемника.) Смотри же, Смитик, хорошо смотри, я здесь, вот я. Подумалось, тебе будет приятно поболтать со мной. (Смит глядит на дверь, ждет, когда снова раздастся голос, взгляд опять вниз.) Вот так. Я знаю, у тебя теперь никого нет больше, ну я и решила — вернусь, думаю, все равно сегодня от всех дел освободилась, и как раз около четырех. Ну и пришла. И монеток наменяла целую кучу — для вашей коробки с мелочью. Смит, не превратитесь только в подонка — из тех, которые сперва устроят какую-нибудь жестокую гадость, а потом, по уши в деньгах, с жиру начинают гоняться за любовью. Все, кроме этого, Бог вам простит, Джордж, простит обязательно. Он понимает, что у вас нет этики и совести нет. А ты знаешь, Смитик, мне это, пожалуй, все равно. Мне это как бы даже нравится. Видал, куда завели меня мои принципы. В лапы грабителей. А что если чайку. (Напевает.) «Tea for two, and two for tea; me for you, and you for me…» С тобой вдвоем чайку попьем. Правда, давай, a. С шоколадным тортом. Как раз около четырех. (Голос слабеет.) Около четырех. Около четырех. (Совсем замирает, вытесняется стуком в дверь.)
Герберт (заглядывает в комнату). Простите, мистер Смит. Все же решил сказать вам: дождик крапает. Похоже, гроза собирается. А движение сейчас — ух.
Смит. Спасибо.
Герберт (шаг в комнату). У вас усталый вид, сэр. Я вот насчет того, что, может, после клуба вы бы ко мне завернули. Жена всегда вам рада. Домашний обед, на всех хватит, вкусно, — ну если, конечно, вы от всех дел освободились.
Смит. Спасибо, Герберт. Сегодня Салли Томсон справляет помолвку. Думаю, может, сходить.
Герберт. Читал, читал, в газете было. Экая знаменитость. Тогда обед перенесем, что ли, — на после дождичка.
Смит. Если можно.
Герберт. Дак чего там. (Музыка по радио затихает. Голос диктора.)
Диктор. Вы слушаете станцию «Метеор», каждые четверть часа последние известия. К нескольким арестам привела полицейская облава в баре на окраине, где, по поступившим в полицию сведениям, посетителей опаивали снотворным, избивали, а затем грабили.
Герберт. Во дожились, мистер Смит, я ж говорил вам, ну и город.
Диктор. Нами только что получено сообщение…
Герберт. Жду вас внизу, мистер Смит.
Диктор. Салли Томсон (Герберт, поколебавшись, останавливается), манекенщица, снимавшаяся в кино и собиравшаяся вскоре выйти замуж за наследника торговых магнатов Клода Грейса, сегодня оказалась жертвой дорожного происшествия, врезавшись на машине в дерево. Это произошло на Двадцать Втором шоссе, южнее Бедфорда. По дороге в больницу мисс Томсон скончалась. В ее машине больше никого не было, она сама сидела за рулем, к происшествию никто не причастен. Конец программы новостей. Вы слушаете «Метеор», передаем сводку погоды. Ясное небо сменяет сплошная облачность, ожидаются дожди…
Смит машет рукой Герберту, чтобы тот уходил. Возникает мотив «Джентл Энни». В него вплетается голос мисс Томсон: «Около четырех, я ж говорила, Смитик, я же только что говорила. Я стану всплеском, капелькой в бурлящем океане, а ленты и венки — пустое. Но может, тебе будет интересно, так знай, что по ночам морские котики поют, они вылезают из воды и смотрят такими грустными большущими глазами. Поют они так:
Ну вот.
…Над пучинами вод
проскользит, проплывет
жизнь, в которой так горестны встречи.
Но с последней волной
нам предстанет иной,
чудный край, где ты будешь со мной.
Все чудненько.
Свидимся
Скоро».