Давыдова Наталья. Любовь инженера Изотова

   - Тьфу, черт! - выругался Алексей. Он обжег руку о крапиву и вслед за этим запутался в мотке проволоки. - Куда ты меня, толстяк, тащишь?
   - А здесь тропочка, - невозмутимо ответил Казаков, - и природа.
   Их нагнала женщина. Казаков остановился, познакомил. Женщину звали Лидия Сергеевна, и была она высокая, полная, рыжеволосая, с яркими синими глазами и румянцем на крепких щеках. Оголенные руки, шея, ноги - все было крупное, крепкое, загорелое. Белое платье подчеркивало ее полноту.
   - А я вижу, вы идете так медленно-медленно, решила догнать.
   - Алексей Кондратьевич, мой старый друг, приехал к нам на завод, сообщил Казаков. - Да, дорогой, а где ты теперь работаешь, я так и не понял.
   - Трудновато было понять, если я еще не говорил. Во ВНИИ.
   - А-а, институтик, богоугодное учреждение! - сказал Казаков. - Как ты туда попал? Москвой соблазнился?
   - Потом расскажу, Лидии Сергеевне неинтересно.
   - Что вы, что вы, - сказала Лидия Сергеевна, - мне все интересно.
   - Лидия Сергеевна завлабораторией и садовод, - сказал Казаков. - Как там ваши яблони, петрушка, морковка?
   - Я, главное, клубнику сажала, - ответила Лидия Сергеевна и залилась краской.
   - А яблони? - спросил Казаков и беспомощно посмотрел на Алексея. Потом подал руку Лидии Сергеевне, чтобы помочь ей перебраться через крапивное место. Дальше они шли, держась за руку, и вели разговор о яблонях.
   - Яблони? Яблони не скоро вырастут - через шесть-семь лет.
   - Так долго растут?
   - Смотря какая яблоня.
   - Цветут яблони красиво, - сказал Казаков, глядя в глаза Лидии Сергеевне.
   - И вишни, - прошептала Лидия Сергеевна, - и вишни тоже.
   "Что они городят, ничего не понимаю", - сказал про себя Алексей.
   - Вот река, можешь плавать, - бодро сообщил Казаков, - а мы тебе помашем с бережка. Здесь замечательное дно. Пляжа нет, а дно хорошее.
   Лидия Сергеевна теребила кушак на платье, опустив рыженькие ресницы.
   - Пляжа нет, а дно хорошее, - настаивал Казаков.
   Эта случайная встреча была совсем не случайная, понял Алексей, они просто-напросто шли на свидание.
   Когда Алексей вбежал в воду, ему сразу стало понятно, почему здесь не купаются. Дно было илистое и топкое. Он оглянулся на берег - и место здесь пустынное, и чертополоху здесь изумительно много.
   А те двое не смотрели на Алексея, они сидели на пиджаке Казакова и разговаривали.
   Алексей помахал им рукой.
   Возвращались в город вдвоем. Лидия Сергеевна ушла раньше, заторопилась, просила ее не провожать, пригласила к себе в гости и ушла, почти убежала.
   - Вот так, дорогой, - усмехнулся Казаков, - ты не подумай чего. Ничего нет. Женщина она чудесная и заслуживает счастья. Но поздно мы встретились, и уж тут ничего не поделаешь. Так вот, позволяю себе иногда подержать ее за руку. Как вор. И всякий раз даю себе слово, что больше не буду.
   - Она замужем?
   - Нет. Одинокая. Я женат, - помолчав, добавил Казаков.
   Алексею это было известно. Он жалел приятеля. Он сам был счастлив, их любовь с Тасей была открытой, неомраченной.
   - Факел мы погасим, уничтожим как класс. План будем выполнять. Могу поехать туристом в Индию. Вместо двухкомнатной могу трехкомнатную квартиру получить, а счастья... счастья получить уже не могу. Теперь уж буду жить для сына. А она, Лидия Сергеевна, надо думать, еще встретит кого-нибудь...
   Казаков удрученно смотрел в землю.
   - Все проходит. Это я тебе как другу признался в том, в чем себе не признавался. А теперь идем на телеграф.
   - Я пошлю ей сто телеграмм, - сказал Алексей, - может быть, она не выдержит и приедет. У меня командировка длительная, черт бы ее побрал. Понимаешь?
   - Еще бы, - Казаков ласково и насмешливо улыбнулся, - понимаю, дорогой. Как ее зовут?
   - Ее зовут Тася.
   Жена Казакова обрадовалась приходу Алексея; обняла его, поцеловала, оживилась, повела показывать квартиру.
   - Нравится? - Аня показала ванную с горячей водой, газовую плиту на кухне, кафель, паркет. - Третьей комнаты не хватает, - сказала Аня.
   - Человеку всегда не хватает одной комнаты и ста рублей, - заметил Казаков.
   - Чем еще похвастаться? Только сыном могу, он скоро придет. Собой никогда похвастаться не могла. А Петя? Петя с утра до ночи на заводе, устает, сердитый стал, толстый.
   - Аня, - перебил жену Казаков, - накрывай на стол. Мы голодные. Леша с дороги.
   - Вот-вот, - беззлобно сказала Аня, - видишь, грубит. Только суп у меня вчерашний, предупреждаю.
   Казаков побарабанил пальцем по столу. "Да, - подумал Алексей, нелюбимая женщина всегда говорит невпопад".
   - Я сейчас, только переоденусь. - Аня показала на свой длинный, развевающийся халат.
   Казаков развел руками:
   - Подождем. Ничего не поделаешь.
   Он повернул ручку радиоприемника, зазвучала веселая музыка.
   - Музычка бодрячок, - сказал Алексей.
   - Действует на нервы. - Казаков выключил приемник.
   Алексей вспомнил, что Аня и раньше отличалась медлительностью. Казаков шутливо называл ее "моя неумеха". Молодость прошла, очарование исчезло.
   - Рассказывай московские новости, - сказал Казаков. - Что там, на площади Ногина? Мы ведь привыкли за каждым гвоздем в Москву. Чуть что, собираемся и едем. А то летим. Лететь даже лучше: несколько часов - и в Москве. А теперь, значит, Москва тю-тю!
   Казаков расхохотался.
   - Ты чего?
   - Некоторые заскучали. Я сам не реже трех раз в год в Москву ездил, выколачивал то одно, то другое.
   - Огорчаешься?
   Казаков покачал головой.
   - Я люблю работать. Могу обойтись без командировок в министерство.
   Раздался звонок, появился сын, мальчик лет двенадцати, худенький, светлый, не похожий ни на мать, ни на отца.
   - Ты где был, разбойник? - радуясь, спросил Казаков. Слово "разбойник" явно не подходило к аккуратному, большеглазому мальчику, который вежливо поздоровался с гостем и поцеловал отца в щеку.
   - Мы с ребятами там, - невнятно объяснил мальчик, подошел к буфету, как бы интересуясь, что там лежит, погремел сахаром, схватил кусок булки и ловко выскользнул из комнаты.
   - Теперь засядет читать до вечера, - ворчливо похвастался Казаков.
   Вошла Аня, стала накрывать на стол.
   - Видел моего сына? - спросила она Алексея. - Трудный возраст сейчас у него. Не слушается ни меня, ни отца.
   Аня обо всем говорила жалуясь.
   - Выпьем за встречу, - сказал Казаков. - Я счастлив, что ты сюда приехал. Выпьем. Выпей с нами, Аня.
   10
   Наутро Алексей проснулся в половине седьмого. Еще вчера Казаков куда-то звонил, договаривался, и Алексея перевели из той гостиницы, где он остановился, в другую. "Туда, где тебе будет хорошо", - как сказал Казаков. Это была маленькая, уютная гостиница, где кроме Алексея жили три человека.
   - Пускачи, - объяснил Казаков, - не люблю пускачей.
   "Пускачами" назывались специалисты пуско-наладочной бригады, приезжающие из Москвы для подготовки и пуска новых установок, в данном случае маслоблока. На огромном Комаровском заводе все еще продолжали вводить новые цехи.
   Алексей побрился, выпил чаю на кухне у дежурной и вышел на оживленную улицу. Толпы людей шли в одном направлении, к автобусной остановке. Матери и отцы торопливо вели заспанных ребятишек в детские сады. У подъездов стояли "Победы" и "ЗИЛы", ожидающие начальство. Город пробудился и отправился на заводы.
   "А что, если мы с Тасей навсегда останемся жить в этом городе?" подумал Алексей. Ему хотелось остаться. Купили бы машину, ездили бы всюду вдвоем.
   Казаков ждал Алексея на углу, где останавливался так называемый "замовский" автобус. Этот автобус был в распоряжении заместителя главного инженера, но на нем ездили на завод и другие заводские руководители.
   - Замы, - с ехидством прошептал Казаков, - мальчики для битья. Знакомьтесь, друзья, Алексей Кондратьевич Изотов. Товарищ из Москвы, научный сотрудник института, прибыл на наш завод, будет заниматься каталитическим крекингом. Прошу любить и жаловать, - громко говорил Казаков, обращаясь к группе людей, среди которых Алексей узнал Лидию Сергеевну.
   Алексей пожимал руки. "Завлабораторией, начальник производственного отдела, главный энергетик, - называл Казаков, - главный механик". Последнее было произнесено с ударением, и Алексей посмотрел внимательно на невысокого, худощавого человека с красивым, надменным лицом и яркой прядью седых волос.
   - В общем, дорогой, ты сейчас все равно всех не запомнишь, я тебе назову главных, с кем тебе придется иметь дело и кто тебе будет чинить препятствия и устраивать неприятности. С Лидией Сергеевной ты уже знаком. Она консерватор и задерживает внедрение нового аппарата для разгонки. Но она хорошая женщина, и ей прощают то, что в лаборатории не ведется исследовательская работа, и многое другое.
   Лидия Сергеевна улыбнулась Алексею, улыбнулась всем.
   Пассажиры, ожидавшие автобуса, особого внимания на Алексея не обратили: научных сотрудников из разных городов на заводе видели немало и относились к ним как к неизбежности. Алексей был еще один научный сотрудник, ну и ладно.
   Подъехал автобус. Разбитной шофер с повадками любимца публики открыл дверцу, уступил свое место за баранкой кому-то из инженеров, а сам всю дорогу комментировал рытвины, вздыбившийся асфальт и пыльные объезды, которыми изобиловал путь к заводу.
   Дорогу ругали все, это была главная тема в автобусе.
   - Это вам предстоит слушать каждое утро и каждый вечер, - с улыбкой сказала Алексею Лидия Сергеевна.
   Ругаться начали с первого толчка, за которым последовало множество других.
   - Каждый год чиним, починить не можем...
   - Эх, дорожка фронтовая!
   - ...Помирать нам рановато...
   - Внимание! Спокойствие! Проехали!
   - Эта дорога не простая, эта дорога золотая, - обратился к Алексею главный механик. - Если ее выложить из чистого золота, то дешевле обойдется, чем бесконечные ремонты.
   - Дороги наши российские!..
   - Внимание! Яма! - резвился шофер.
   - Дали бы бетон на полметра, была бы дорога, а не ремонты, - сказал главный механик и сморщил нос, как будто собирался чихнуть, но не чихнул.
   - Нам еще ничего, - сказала Лидия Сергеевна, - у нас свой автобус, а вы бы поездили, как люди ездят.
   - Вот так они будут брюзжать всю дорогу, - сказал Казаков. - А тут дело очень простое. Для нас главное - производственная площадка, быстрей, быстрей, завод дал первые тонны нефти, ура, да здравствует. Что государственные денежки на ветер летят, это неважно. Завод дымит - и все в порядке, а подъездные пути потом. И вот дорогу делаем и ремонтируем, делаем и ремонтируем. Противно говорить. Алеша, знакомься дальше, этот молодой человек, белобрысый, с нахальным выражением лица, - это Григорьев-электрический, главный энергетик, большой бюрократ. У нас есть еще Григорьев-механический, Григорьев-водяной, но Григорьев-электрический из них самый примечательный человек. Большой формалист, несмотря на свою молодость.
   В автобусе все засмеялись. Сегодня Алексей узнавал приятеля с его балагурством, веселостью, насмешливостью. По воспоминаниям Алексей знал, что шутки Казакова вовсе не беззлобны. Григорьев-электрический кисло улыбался.
   - Хотя какое отношение на нашем заводе к главному энергетику? продолжал Казаков. - Дай пар, дай горячую воду, воздух, электричество - и катись.
   Григорьев засмеялся первый.
   - Правильно! - сказал он. - У нас гораздо больше ценится умение играть в преферанс, чем умение давать пар.
   Это был злой намек. Казаков не ответил, усмехнулся.
   Лидия Сергеевна тронула Алексея за рукав.
   - Вон завод, - показала она, - здание дирекции. Мы приехали.
   Водитель, вернее, тот, кто его заменял, с шиком развернулся и остановил автобус у подъезда. Широкий вход обрамляли колонны, оранжевые настурции свисали из круглых каменных ваз, цветы были высажены вдоль всего здания заводоуправления.
   - Все живые-здоровые? - осведомился настоящий шофер.
   А тот, кто его заменял, вытер руки, гуднул, помахал рукой и ушел быстрыми, широкими шагами на завод.
   Алексею нравилось, что все загорелые, веселые, переругиваются, сейчас разойдутся по кабинетам и цехам.
   Черноволосая девушка-охранница с винтовкой, туго перетянутая широким солдатским ремнем в талии, неприступная, как изваяние, проверяла у ворот пропуска. Шоферы сигналили, шутили, кричали, поторапливали охранницу. Рядом из проходной выходили рабочие, щурились на солнце, останавливались возле щита, где были вывешены результаты истекших суток: на первом месте цех номер три, на последнем - цех номер восемь. "Стыдно товарищу Рыжову за грязь на территории цеха!" Комсомольцев призывали на борьбу с потерями нефти и нефтепродуктов.
   Все обыденное, привычное, но Алексей смотрел с интересом, и даже фамилии невольно оставались в памяти.
   - Какой это цех - восьмой? - спросил Алексей.
   - Как раз каталитический крекинг, начальник цеха - Рыжов, колоритная фигура, - ответил Казаков. - Ты с ним наплачешься. Старый сгонщик, никого на заводе не боится.
   Лидия Сергеевна засмеялась.
   - Рыжов на весь завод один.
   - Идемте, товарищи, - сказал Казаков, - довольно прохлаждаться. Мой друг Алексей Изотов - редкое явление в нашем деле. Нефтяник-философ. С ним будет так; сперва он будет смотреть по сторонам, потом будет смотреть себе под ноги, сопеть, а потом предложит весь завод перестраивать. Мы с ним еще хлебнем горя, попомните мои слова. А сейчас пошли, работать надо.
   Алексей поддержал Лидию Сергеевну за локоть, помог подняться по ступеням заводоуправления.
   Они шли по коридору мимо открытых и закрытых дверей с табличками: "Диспетчер", "Главный технолог", "Зам. директора".
   - Сперва пойдем к парторгу, потом к директору, - почему-то шепотом сказал Казаков и поздоровался с человеком, который медленно шел им навстречу. Не шел, а шествовал. Его загорелое, как у всех здесь, коричневое лицо было хмурым, губы сжаты, чуть обвислые щеки подрагивали на ходу. Хмурый человек кивнул, а когда он удалился на достаточное расстояние, Казаков сказал: "Директор".
   Одет был директор в какое-то уродливое холщовое одеяние, которое особенно странно выглядело по сравнению со щеголеватой одеждой сотрудников заводоуправления.
   - Видал? - шепотом спросил Казаков. - Во мужик! Все вопросы решает с ходу.
   Алексей недоверчиво усмехнулся и заметил:
   - Все вопросы с ходу решать необязательно.
   - Для директора? Обязательно!
   Алексей пожал плечами.
   Лидия Сергеевна скрылась в двери с надписью "Диспетчер". Алексей с Казаковым вошли в приемную.
   Приемная была - просторная, солнечная, застланная широкими ковровыми дорожками. На кожаном диване, развалясь, сидели начальниковы шоферы в голубых шелковых теннисках, обсуждали жилищные вопросы. Молоденькая секретарша поднимала трубки телефонов, что-то диктовала, что-то записывала. Уборщица поливала цветы на окне, студенты-практиканты толпились у стола секретарши, сиротливо протягивали ей бумажки с печатями.
   Казаков огляделся и, переваливаясь, медвежьей походкой подошел к столу секретарши, всем телом навалился на телефон, схватил телефонную трубку, вызвал какой-то номер и заорал.
   - Смотреть нечего, получать надо! - гудел он, перекрывая рассуждения шоферов, мольбы студентов и генеральские распоряжения нарядной секретарши. - Сколько? Сколько? Я знаю, как ты руководишь. Что это мы все разговариваем? Я разговариваю, ты разговариваешь, а кто будет машиной заниматься? Бытовщица, что ли, тетя Маша твоя?
   Казаков хлопнул трубку на рычаг. Секретарша сердито отодвинула телефон, но ничего не сказала.
   - Вы к кому, товарищ? - спросила Алексея секретарша.
   - Отметь пока командировку, Леша, - посоветовал Казаков. - Напиши ему пропуск, Ирочка, главный инженер подпишет. Пока на месяц, а там видно будет.
   Секретарша кивнула. Ее хорошенькое лицо было бесстрастно, как фотография, мелкие, круто завитые кудерьки дрожали и покачивались. Практиканты все еще стояли у стола молча и смиренно, опустив свои бумажки.
   - Что у вас? - обратился к ним Казаков.
   - Да я сейчас им все сделаю, товарищ Казаков, - пропищала секретарша.
   - То-то, - буркнул Казаков, - а то держишь людей.
   Шоферы пересмеивались. Они были в сложных отношениях с секретаршей.
   - Слушай, Леша, зайдем на минутку ко мне, а потом займешься своими делами. Тебе пока пропуск сделают, оставь свой паспорт. А-а! - свирепо загудел Казаков, увидев вошедшего молодого долговязого человека в ковбойке. - А-а, попался, идем-ка со мной.
   Молодой человек в ковбойке подался назад, к дверям, намереваясь улизнуть, но Казаков крепко схватил его за плечо и потащил за собой. Шоферы на диване захохотали, они знали, в чем дело. Они все знали.
   В кабинетике Казакова, маленькой комнатке, где помещался стол, шкаф и два-три стула, так же ясно светило солнце и ветер доносил сложные химические запахи. Алексей наклонил голову, потянул носом, - пахло мятой и миндалем.
   - Петр Петрович, я могу идти? - спросил молодой человек в ковбойке, делая скучное, дурацкое лицо и кося глазами на дверь.
   - Не-ет, дорогой, ты садись, - ответил Казаков, - ты садись, кури.
   - Не курю и не курил никогда. Мне идти надо.
   - Говори начистоту, они тебя купили?
   - Не покупал меня никто. Чего меня покупать? - ныл парень, пытаясь скрыть улыбку и отворачивая хитрые белесые глаза.
   - Врешь! Я тебя покупал! - загремел Казаков.
   Нетрудно было догадаться, что разговор касается спортивных дел. Этот белоглазый - какой-нибудь вратарь, а Казаков - старый футбольный болельщик, честь завода и так далее.
   Казаков сердился:
   - Им, значит, чемпионов будут подавать на тарелочке, а мы будем спокойно смотреть. А ты хорош... тебя завод вырастил, выучил, а ты заводом не дорожишь. Готов бежать. Чем они тебя соблазнили?
   - Честное слово, Петр Петрович, ничем. Мне до ихнего завода ближе, почти пешком можно дойтить, а сюда пока доедешь по нашей дорожке, семь потов сольет. Условия не созданы.
   - Эх ты, "дойтить"! Учили тебя!
   - Я вообще правильно говорю, а сейчас от волнения и вашей несправедливости...
   - Что ж, прикажешь тебе машину дать? Персональную? "Условия не созданы"! Слушать стыдно!
   - Я могу остаться.
   - Мы тебя не держим. Мы нового центра нападения создадим, а тебе будет стыдно против своего завода играть. У нас вон Бирюков, какой центр нападения растет, дай бог каждому. И работник образцовый. Не пропадем. Будь здоров. А ты не спортсмен, ты торгаш. Подумаешь, умеет по мячу бить!
   - Петр Петрович, - взмолился футболист, - я останусь, не ругайте меня так. Только мне квартира другая нужна, у меня прибавление семейства ожидается скоро.
   - Квартиры не я даю, цех распределяет. Тебе уже давали.
   - Знаю, дали, - согласился парень. - Комната-десятиметровка.
   - А у нас еще есть живут в сараях, на подселениях, чуть ли не в будках. Иди, брат, и подумай над собой, пока не поздно... А ты говоришь, я плохой администратор, - обратился Казаков к Алексею, когда за парнем закрылась дверь.
   - По-моему, ужасный, - засмеялся Алексей.
   - Давай перекурим это дело, - предложил Казаков.
   Пока Казаков объяснялся с футболистом, дверь в его кабинет несколько раз открывалась. Заглянула Лидия Сергеевна и тихо притворила дверь. Главный энергетик зашел, сказал Казакову: "Улучи время, спустись ко мне". Звонил телефон, приносили бумаги на подпись.
   - Идем, мне в цех пора, от телефона подальше, - сказал Казаков.
   - Ты хвастался, что ты теперь из кабинета руководишь.
   - Руковожу из кабинета не хуже других, а как же... - И Казаков с видимым удовольствием повернул ключ в дверях своего кабинета, оставив его торчать снаружи. - А ты к Баженову иди, к парторгу. Я думаю, ты сумеешь договориться с ним, он тебя поддержит. Хочет, чтобы было лучше, чем есть, и думает, когда говорит.
   - Я с ним встречался на ярославском заводе, когда практику проходил. Он там работал, молодой был.
   - Идет время! - проговорил Казаков.
   Казаков пошагал по лестнице вниз, крикнув: "Освободишься, приходи ко мне, обедать будем в половине второго!" Алексей пошел к парторгу.
   Парторг Баженов был для Алексея человеком, с которым "когда-то встречались". А это для нефтяника-переработчика не пустые слова, они означают, что вместе пускали установку, цех, осваивали новый процесс или из старого выжимали что можно и нельзя. Вместе волновались, не спали, несли вахту, а то и гасили пожар, потому что, как известно, "нефть загорается, а водород взрывается".
   Баженов был молодым инженером, когда Алексей проходил студенческую практику. Баженов тогда бился над одним сложным и токсичным процессом. Нужно было дать новое масло двигателям. Когда наконец наладили процесс, масло не смогли откачать: отказал насос. Алексей в этой работе по молодости не участвовал, только наблюдал и восхищался упорством и какой-то тихой настойчивостью Баженова. Но насос помог наладить, это была дорогая сердцу Алексея механика, он догадался, в чем загвоздка, насос стал качать. Тогда еще шесть коров отравились, попили случайно водички, которая приятно пахла. Скандал поднялся из-за этих коров, тихого Баженова замучил следователь. Алексея тоже вызывали. Он сказал следователю: "Такое важное масло мы получаем, а вы шесть коров пережить не можете". А на вопрос, кто виноват, Алексей ответил: "Коровы виноваты".
   Баженов был подтянутый человек с очень яркими светлыми глазами на загорелом лице. Загар был красноватый, как у всех светлокожих, светловолосых людей. Волосы его выгорели добела. Он встал, вышел из-за стола, крепко пожал Алексею руку. Его движения отличались простотой и сдержанностью физически тренированного человека. Годы прибавили значительности его лицу.
   - Как теперь вас величать? - спросил Баженов, с радушием глядя на Алексея. - Вспомнил: Алексей Кондратьевич. Изотов. Так что, коровы виноваты?
   Значит, он тоже помнил.
   Баженов указал на кресло у стола. Алексей сел.
   - Давно это было.
   - Давно, - согласился Баженов. - Помните, как вы насос наладили? Я вас часто вспоминал, мне интересно было, что из вас получилось, из студента-мальчика.
   - Получился дядя, - ответил Алексей.
   - Потом вдруг узнаю, что вы директором на одном из заводов комбината. Вот так мальчик-механик! Не ожидал. Ну, думаю, какие штуки в жизни не бывают! Судьбы у людей неожиданные. А сегодня вдруг вы здесь...
   Баженов сидел за столом прямо, не позволяя себе ни откинуться на спинку кресла, ни прислониться к столу. Держал в пальцах папиросу, как будто собирался спросить у Алексея разрешения закурить. На письменном столе у него был порядок, пачки справочников, пачки бумаг. И Алексей, который любил сидеть на стуле развалясь и вытягивать ноги вперед, выпрямился, одернул пиджак, вынул из кармана блокнот, собираясь докладывать, зачем он приехал на завод.
   Баженов остановил его.
   - Алексей Кондратьевич, извините за нескромность, что заставило вас стать простым научным сотрудником? Какие-нибудь особые обстоятельства? Или вас прибило к тихой гавани после больших дел?
   Вопрос был задан дружески, но это была пилюля. Не первая, слава богу, за то короткое время, как Алексей стал "простым научным сотрудником". Казаков тоже недоумевал и шумел. Но Алексей был убежден; что поступил правильно.
   - Институт дает мне возможность заниматься моей темой, - сказал Алексей.
   - А чем вы хотите заниматься на нашем заводе? - мягко спросил Баженов.
   "Он меня жалеет, черт возьми, - подумал Алексей. - Чепуха какая".
   - Повышением производительности каталитического крекинга, - отчеканил Алексей.
   - Что ж, добро.
   Нужно бензина выпускать больше. И нужно, чтобы он был лучше. Сделать это предстоит на существующих установках, на трех громадинах, которые были видны из окна кабинета Баженова и которые Казаков показывал Алексею с обрыва. Вот, грубо говоря, в чем состояла техническая задача Алексея на заводе.
   На заводе об этом тоже думали и... делали. Разумеется, делали, ведь не ждали, пока приедет из Москвы товарищ Изотов. Делали и будут делать. Однако...
   - Скрытые мощности - коварная штука. Вы их вскроете и уедете победителем, - сказал Баженов, - а цеху немедленно увеличат план.
   Да, надо помнить, что на заводе один могущественный бог - план. Если план выполнен и немного _перевыполнен_, только немного, все хорошо. Это премии, благополучие и веселое настроение всех, от начальника цеха до уборщицы.
   - Начальник цеха сто раз передовой, он хочет выполнять план и может оказаться против новой техники. А вы явитесь нарушителем спокойствия, не так ли? - Баженов засмеялся. Он вспомнил начальника цеха, с которым будет работать Алексей.
   - Прогресс неодолим, - заметил Алексей.
   - Бесспорно. Я лишь говорю о трудностях, с которыми вы столкнетесь. А может быть, и с сопротивлением.
   Алексей улыбнулся.
   - И все же прогресс неодолим.
   - Видите ли, - сказал Баженов, - всякая реконструкция - это ломка. Всякая ломка болезненна. Рабочий, привыкший к определенной системе работы, поддержит реконструкцию, если она будет доведена до конца и даст видимые и ощутимые результаты. К сожалению, мы часто начинаем и бросаем и тем самым порождаем настороженность и недоверие.
   - Это правильно, - сказал Алексей. - Вам остается только поверить, что другой задачи у меня нет и не будет.
   - Вы человек настойчивый, - рассмеялся Баженов, - и я в вас верю. Еще с тех далеких времен. А что такое повышение производительности труда - это мы все хорошо знаем.
   - Я тебя жду! - крикнул Казаков, занимавший весь просвет в двери своего кабинета. - Пора обедать!
   Алексей стукнул его по плечу.
   - Я готов, старик.
   - Что Баженов?
   - Встретил хорошо, немножко припугнул.
   - Понятно. А я голодный как дьявол. Утром меня покормили очень слабо, пожаловался Казаков.