На рассвете он встал, надел боксерские трусы, рубашку и поднялся на палубу бегать. Тучи сгустились прошлой ночью, обложив небо. Сильный ветер, пахнущий морем, дул в лицо холодом. Судно «Мэри Дрю» ныряло и поднималось, заставляя его терять равновесие при беге.
   Стефен начал свои три круга по палубе. Моряки, привыкшие к его ежедневной пробежке, поднимали руки в приветствии.
   Пробежка была тяжелой. Стефен чувствовал тяжесть после бессонницы. Его охватила мучительная грусть. Казалось, что бег делает ее еще тяжелее; от ветра слезились глаза. Он то и дело вытирал колючие щеки и думал, как ему хотелось бы повидаться с Рори. Ему не хватало маленького паренька, глядящего на него широко раскрытыми от обожания глазами — так, будто его отец никогда не бывает не прав.
   Их теперь только двое, думал Стефен. Отец и сын, оба истинные Флины. И нет Анны, только сделалась дыра там, где стояла в его жизни эта красивая женщина.
   Замужем. Она была замужем все время. Боже мой, да одного этого хватит, чтобы мужик спятил!
   Бедро напомнило о себе, когда Стефен второй раз обегал рубку, к трубе он уже шел. Он направлялся к палубным парусиновым стульям, когда увидел маленькую фигурку, прижавшуюся к двери мужской купальни.
   Это был Рори, опустивший лицо на узел с одеждой в руках. Стефен посмотрел на сына, и нежность сжала его грудь. Всего одна ночь, а казалось, что Рори не было целую неделю.
   Он приближался к мальчику, наслаждаясь тем, что видит его, и вспоминая утро, когда он впервые увидел парнишку в гостиной Пэдрейка. С первого мгновения он почувствовал к сыну сильнейшую нежность. Рори смотрел на него обожающими глазами, и Стефен почувствовал, что что-то в нем распахнулось навстречу ребенку. Что-то, о существовании которого Стефен даже не подозревал…
   — Привет, дружище, — сказал он.
   Рори поднял голову — лицо побледнело от недосыпа, — и Стефен получил то, в чем так нуждался — его улыбку.
   — Привет, пап!
   Стефен положил руку на шапку волос, подстриженных Анной. Груз отчаянья стал уменьшаться.
   — Выглядишь так, будто тебе не удалось поспать.
   — Анна говорит, что мне нужно помыться, прежде чем я лягу в постель. Она велела найти тебя, чтобы мы помылись вместе.
   — Так она не спит? Рори кивнул:
   — Она у меня искала вшей.
   — И нашла?..
   Рори согласно кивнул головой и широко зевнул:
   — Я всю ночь не спал, там так шумно…
   — Тебе станет значительно лучше, когда помоешься и вздремнешь.
   В купальне было тепло, стоял пар, бак был полон горячей воды. Стефен разделся, помог снять одежду Рори и стал намыливать худенькое тело сына.
   — В Нью-Йорке у меня мытье под душем, — сказал Стефен, окатывая Рори чистой водой. — Я его оборудовал в тренировочной комнате. Встанешь под ним, и вода польется прямо на тебя.
   — Это ты сделал?! — Глаза у Рори расширились — бальзам на израненную душу Стефена. — И я тоже смогу обливаться?
   — Конечно, а как же!
   Рори выпустил воздух из груди, маленькие ребра опали.
   — А много боксеров приходят к тебе в салун, пап?
   — Там достаточно людно, но ходят не только боксеры, есть и джентльмены, которые хотят быть сильными.
   Мальчик сжал свой тоненький бицепс, проверяя его силу.
   — Анна останется с нами? — спросил Рори. Стефен остановился.
   — Не думаю, дружище. Наверное, она от нас уйдет…
   Рори посмотрел встревоженно:
   — Но разве ты не сказал ей, что мы хотим жить с ней? Она тебя послушает, па, я знаю!
   Стефен понял, что должен положить конец Рориным надеждам. Для мальчишки будет лучше начать усваивать, что его отец не может всякий раз мечты претворять в жизнь.
   — Ее с нами не будет… Но мы отлично справимся и без нее…
   — Но что же будет с ней? Она же одна и где она будет жить? А что, если появится кто-нибудь вроде Спинера?
   Стефен вдруг представил, как Анна бродит по улицам Нью-Йорка в поисках места, — отличная приманка для всякого мужика… Но вспомнив о ее муже, оставил жалость.
   — Анна может о себе позаботиться. Сейчас вытирайся и надевай скорей ночную рубашку. Тебе давно пора спать!
   Анна поднялась вскоре после того, как Стефен ушел бегать. Она проплакала всю ночь. Она плакала и ругала себя за эти слезы. Нет ведь никакой веской причины, уговаривала она себя, — чувствовать себя виноватой перед мужиком, который наговорил ей столько гадостей. У этого Стефена Флина два лица — одно, когда он идет своим путем самца, а другое — когда его отвергают. Рассказав ему правду, она почувствовала себя виноватой, но когда он не захотел слушать, когда он так грубо обошелся с ней, она поняла: ей ни в чем не нужно раскаиваться.
   Когда она вышла из-за занавески и увидела разбросанные повсюду вещи Стефена, ее охватил гнев. Обычно он был разумно аккуратен и учил этому Рори. В это же утро брюки Стефена и нижнее белье, носки и башмаки и даже его лучший белый галстук валялись прямо на полу, там, где он их бросил прошлой ночью. На полу валялся и пиджак — последний детский жест гнева.
   Анна изрядно потрудилась, приводя все в порядок.
   Она убрала все ради Рори, чьи глаза уставились бы на весь этот страшный беспорядок по возвращении из трюма. Ей надо приучить Стефена убирать за собой!
   Но устраивать сцены при мальчике она не хотела.
   Анна достала кусок кружева и уселась на софу. Она уже успела хорошо потрудиться над отделкой капора миссис Оутис, когда появился из купальни Рори.
   — Не забудь почистить зубы, — заметила она. — И прочесть молитвы…
   Лицо Рори помрачнело.
   — Молитвы? Но ведь уже утро.
   — Бог нас слышит весь день, Рори. И кроме того, я что-то сомневаюсь, чтобы ты читал их вчера вечером, с этими Карэнами.
   Вошел Стефен с мокрыми волосами, небритый, похожий на какого-то хулигана, выловленного из моря. Анна проигнорировала его. Она проследила, как Рори вешает одежду, и вернулась к своему кружеву.
   — Я есть хочу, — заявил Рори.
   — Для завтрака рановато, — заметила Анна. — Замори червячка фруктами. — Она кивнула на стеклянное блюдо с яблоками.
   Рори схватил яблоко и забрался на свою койку.
   — Спи крепко, дружище, — сказал Стефен, задергивая полог.
   — Молитвы, — напомнила Анна.
   Раздался шепот кратких молитв, и все стихло.
   Анна была рада, что хоть чем-то заняла руки — не надо было глядеть на Стефена. Он постоял около Рориной койки какое-то время, потом снял рубашку и повесил на стойку умывальника; наполнил таз водой. Раскрыв опасную бритву, то и дело бормоча ругательства, начал бриться. Тишина становилась невыносимой.
   Наконец он вытер лицо, достал чистое белье и начал переодеваться, демонстративно медленно манипулируя одеждой. Анна не сводила с работы глаз и тихо пламенела от гнева, думая, как он быстро растерял свои манеры, какой он вульгарный и грубый.
   Одевшись, он нарушил тишину словами:
   — Я иду завтракать. Пойдемте, если хотите. Анна посмотрела на часы. Было почти восемь. Она отложила кружева, взяла теплую шерстяную шаль и, не сказав ни слова, пошла к двери.
   Из-за позднего окончания концерта обеденный салон был полупустой. Анна со Стефеном прошли к незанятой части длинного стола. Взяв карту, она рискнула взглянуть на Стефена. Выбритое лицо и чистая рубашка улучшили его вид, но никакая аккуратность не могла изменить то, чем он был: крикун с дурными манерами, пирожок без начинки, человек с каменным сердцем, тяжелым, как жернов с чертовой мельницы… Анна вспомнила манеры мистера Шоу и доктора Уиндхема… Это рафинированные джентльмены… Они-то уж никогда не скажут женщине грубость, не бросят одежду на пол и не будут разгуливать нагишом перед женами.
   Анна отложила меню и расправила на коленях салфетку.
   — Я хочу поговорить с вами, мистер Флин!
   — О чем?! — спросил Стефен со смешком.
   — Мы ведь решили вести себя, как положено воспитанным людям, ведь так?
   Стефен выжидательно смотрел на нее.
   — Взрослый человек, а ведете себя так, что постыдится и собственный сын!
   Вежливое выражение глаз Стефена исчезло.
   — О чем это, черт подери, вы толкуете?
   — Вы отлично знаете, о чем я говорю! Вы нарочно разбросали свою одежду и ждали, что я ее буду собирать.
   Стефен пожал плечами и опять уставился в карту меню.
   — Вам не надо было утруждаться. Я бы подобрал все в свое время.
   — Неужели? — проговорила Анна. Гнев в ней разгорался. — И когда бы это случилось, скажите?
   Она отважно посмотрела в лицо Стефена. Он ложкой погрозил Анне:
   — Хватит меня пилить! Если мне хочется разбросать вещи, я это сделаю!
   — Не думая о тех, кто рядом с вами?
   — Боже мой! Вы меня просто достали! Появился стюард с чашами компота. Когда он отошел, Анна пристально посмотрела на Стефена:
   — У вас хватило наглости раздеваться догола передо мной?!
   Глаза у Стефена загорелись, и Анна поняла, что попалась на приманку.
   — Я полагал, что вы хотели бы взглянуть на то, чего лишилась.
   — Чтоб вы знали, я и внимания не обратила!
   — А жаль… У меня отличный размер… Я подумал, что вам захочется сравнить меня с вашим мужем.
   — Что за изысканная манера разговаривать, — прошипела Анна. — Ну да, вы же джентльмен, мистер Флин! И такой рафинированный!
   Анна подскочила на стуле, пытаясь дотянуться до него. Но Стефен был наготове — он Схватил ее за запястье и притянул руку к столу.
   — Успокойтесь, дорогая. Не делайте сцен. Здесь все скажут, что вы ирландская дрянь.
   Она задохнулась от гнева, вырвала резко руку:
   — Да и вы не лучше, со всем вашим хвастовством! Побитый боксер, неудачливый повстанец! Вы думаете — как прекрасно, что у вас есть салун! А вы не такая уж большая шишка во вселенной!
   Она откинулась назад, вперившись в него глазами, полными слез, и прижала руку к трясущимся губам, изо всех сил сдерживая рыдания.
   Стефена передернуло. Он встал со стула.
   — Ради Бога, не плачьте! Боже всемогущий, ну что я, черт возьми, такого ужасного сказал?
   Анна ненавидела Стефена, она его презирала. Ей хотелось трясти его, закатить ему пощечину, вцепиться ему в волосы… Хотела выплеснуть на него свой гнев. Хотела заставить страдать его, а чуть не плачет она. Анна сжала пальцы, пытаясь остановить тяжелые слезы.
   — Ну, съешь вот это. — Стефен наклонился над столом с полной ложкой компота; лицо его было несчастное. Сок стекал с ложки, пачкая льняную скатерть. — Ты голодная, вот и все.
   Анна всхлипнула и вытерла нос.
   — Тебе лучше? — спросил Стефен.
   Анна кивнула. Ей было так плохо, что казалось, ранена в самое сердце.
   — Извините меня, — прошептала она. Она свернула салфетку и поднялась.
   Гордо подняв голову, она вышла из обеденного салона.
   От слез Анны Стефен почувствовал себя прямо-таки подонком, как если бы во всем был виноват он. «Но ведь это она меня обманула», — оправдывался он перед судом своей совести. Но почему же он чувствовал себя таким виноватым?
   Он поднялся на палубу, пытаясь успокоить свое раздражение. На него обрушился холодный, влажный ветер. Денек такого сорта он уже привык проводить в каюте, наслаждаясь разговором с Анной, наблюдая, как она работает, и давая волю воображению…
   Черт побери! Она из тех, от кого трудно уйти! И этот ее острый язычок, и манера противостоять его воле… По правде говоря, когда она делается недотрогой, она возбуждает его больше, чем сердит. Ее поцелуи похожи на волшебство. Когда она его обнимает, он чувствует себя юным богом, а не стареющим боксером… — Стефен засунул руки поглубже в карманы куртки. — Когда дело касается женщин, ничто не имеет смысла, уж будьте уверены.
   Он решил пойти на бак поболтать с мужчинами из четвертого класса и поискать там Дэйви Райена. Только он подошел к грот-мачте, как его окликнул Джералд Шоу, выбритый, напомаженный и одетый в твидовую куртку отличного качества.
   Шоу заторопился навстречу Стефену, вращая стеком.
   — Флин, я хотел бы с вами кое-что обсудить… Стефен поднял воротник куртки, пытаясь защититься от ветра, и остановился.
   — Я понял, что, кроме участия в боксерских боях, вы содержите гимнастический зал, — сказал Шоу.
   — У меня ринг в салуне и кое-какой инвентарь, но я не обучаю фехтованию или гимнастике, а только искусству самозащиты.
   — Самозащита — это как раз то, что мне надо, — сказал Шоу, опершись на трость. — Самозащита в вашем городе жизненно необходима. Несколько учебных уроков по боксу пригодились бы, если шайка головорезов решит сбросить меня в сточную канаву.
   Стефен протянул Шоу визитную карточку:
   — Загляните, присмотритесь.
   — Вы весьма любезны, — сказал Шоу, изучив визитную карточку и засунув ее в карман пиджака. — А как себя чувствует в такое утро миссис Флин?
   Стефен бросил на Шоу осторожный взгляд, соображая, был ли тот свидетелем слез за завтраком.
   — Она сейчас отдыхает…
   — А-а… — сказал Шоу, погладив бородку пальцами в перчатках. — Простите мне вчерашнюю шутку. Анна — красивая, очень приятная девушка. Вам повезло.
   Стефен внимательно посмотрел на Шоу. Внезапно прозрев, он понял, что Шоу должен знать кое-какие интересные факты…
   — Скажите, Шоу, — что вам известно об ее прошлом?
   — Боюсь, что очень мало, — улыбнувшись, ответил Шоу, вертя трость.
   Стефен почувствовал, как в нем поднимается гнев. Он понял, что этот человек что-то скрывает.
   — Да бросьте, черт возьми! Шоу занервничал:
   — Дружище, не нужно так наседать на человека.
   — Наседаю на кого надо. Вы это понимаете, не так ли? Черт вас побери, Шоу, — вы все время знали и ни разу не сказали ни слова.
   Шоу тяжело вздохнул:
   — Полагаю, что вы говорите о ее замужестве.
   — А о чем же еще я у вас спрашиваю?
   — Извините, не стал рассказывать об этом потому, что… Думал, лучше не будить собак.
   Стефен едва не раскрошил зубы, сжимая их в ярости.
   — Раз их уже разбудили, Шоу, пусть полают. Что за сволочь был этот ее муж?
   Пальцы Шоу нервно поглаживали бородку.
   — Если не ошибаюсь, это был какой-то рабочий из литейной. Мужик грубый… Он и его семья почувствовали себя обманутыми от ее поступка… Понимаете? Припоминаю, что однажды вечером Джозефина Уиндхем в слезах рассказала мне о том, как Анна легкомысленно поломала свою жизнь… Что-то в этом роде. Я еще подумал — замечательно, что так переживают из-за служанки, но Джози она нравилась все больше, и к тому же девушка делала великолепные кружева… На зависть другим дамам.
   «Рабочий из литейной… Грубый парень…» Стефену было ненавистно об этом думать.
   — И что дальше? — спросил он нетерпеливо. — Что с ним случилось?
   — Не имею понятия, куда он подевался. Через год, а может, через два, но она пришла к Уиндхемам…
   — Вернулась?!
   — Да. Она хотела, чтобы ее взяли на прежнее место. Кажется, муж ее бросил. Джози не захотела даже встретиться с ней. Мне как-то совестно было перед девушкой тогда, а потом, боюсь, я попросту о ней позабыл.
   Стефен коснулся щеки. Значит, у нее нет никакого мужа в Нью-Йорке! Гнев, покрывший его, как проказой, за последние часы, разнес ветер. Он чувствовал только одно — большое облегчение.
   — Это все, что я знаю, — закончил Шоу. — Если я чем-нибудь могу…
   Стефен махнул рукой:
   — Извините за беспокойство, мистер Шоу. После ухода Шоу Стефен остался в одиночестве около ограждений, глядя на тучи. Он представил себе мужа Анны — грубый молодой парень, похотливый и сильный. Анна лежала в его объятиях столько раз, что Стефену просто не перенести. Но это еще не все. Были и другие мужики… Должны быть…
   «Забудь ее, — говорил себе Стефен. — Ни один мужчина, обладая хоть крупинкой гордости, не позволит женщине, такой испорченной и лживой, как Анна, залезть ему под шкуру».
   Но Анна уже залезла. И как ни странно, но он все еще чувствует себя ответственным за нее. Он представил ее одну в Нью-Йорке, говорящую, не выбирая выражений, и попадающую во всякие переплеты. И еще подумал о Рори… Мальчонка ее любит. Анна не подходит ему как мать со всеми этими мужиками в прошлом, но ведь чертовски хорошо умеет обращаться с парнишкой, заставляя его строго придерживаться правил.
   Стефен подышал в ладони и вспомнил сияющую улыбку Анны, ее душистые волосы, ее сладкие губы. Небо, помоги ему! Он все еще ее хочет! Он хочет, чтобы она была в безопасности в его доме. И… он хочет, чтобы она согрела его постель.
   Стефен сжал поручни. Видит Бог — он не собирается ни оставаться безучастным зрителем, ни взвинчивать себя попусту. Раз и навсегда он должен выяснить правду о ее прошлом и должен сказать ей, что планирует поддержать ее — хотя бы на какое-то время.

ГЛАВА XIII

   Анны в каюте не было. Стефен посмотрел на койку Рори — полог был еще задернут, и направился к дамскому будуару. При входе он едва не столкнулся с мисс Кэмберуел, которая как раз выходила.
   — Что с вами, мистер Флин? — воскликнула она, дотронувшись до своей пышной груди. — Вы выглядите так, будто поглощены своими мыслями полностью.
   Стефен коротко кивнул:
   — Ищу жену. Она здесь?
   Его нерасположение заставило мисс Кэмберуел покраснеть и смутиться.
   — Да, конечно. Позвать ее?
   — Если вам нетрудно.
   Мисс Кэмберуел заторопилась назад, а Стефен просунул голову в дверь — комната была заполнена галдящими дамами. Он увидел, как мисс Кэмберуел что-то сказала Анне, сидевшей на софе под кормовыми окнами. Анна мельком взглянула на дверь, потом свернула свою работу и засунула в рабочую сумку. Она встала и отряхнула юбку. У Стефена перехватило дыхание — в своем поношенном платье она затмевала всех присутствующих дам.
   Увидев, как Анна спешит к выходу, Стефен понял по ее возбужденному выражению лица и пятнам на щеках, что она недовольна вызовом. Сердитыми казались даже ее кудри, непослушно выбившиеся из-под шпилек. Господи помилуй, какая она красивая! Стефен смотрел, как под лифом колышутся ее груди, и думал, ну, хоть бы один разок побыть с ней в постели! Больше ему ничего не надо! И тут же понял, что, если окажется с ней хоть раз, не расстанется с ней никогда.
   — Вам должно быть хорошо известно, что незачем совать нос в дамский салон, — сказала Анна, сердито стягивая шнурок на сумке. — Здесь мы отдыхаем от мужчин.
   — Я хотел бы поговорить с тобой наедине.
   — Я должна закончить кружево, Стефен Флин! Я хочу возвратить все, что вам должна, поэтому тратить время зря не могу!
   Он взял ее под руку и повел в большой обеденный салон. Просторная комната была безлюдна и сумрачна.
   Стефен отодвинул стул и предложил Анне сесть.
   — Я говорил тебе, что денег у тебя не возьму. Она не шелохнулась.
   — Тогда я отдам их Рори. Он может все потратить в кондитерской.
   — Присядь. Я хочу с тобой поговорить.
   — Нам друг другу нечего сказать.
   — Я хочу узнать о твоем муже, Анна. Хочу знать, кто он такой и почему тебя бросил.
   Анна почувствовала острую боль в голове, которая и так болела после бессонной ночи.
   — Не собираюсь рассказывать о том, что вас не касается. Да еще после того, что вы мне наговорили.
   Стефен скрестил на груди руки. По выражению его лица Анне было ясно, что даже под пистолетом он не выдавит из себя извинений.
   — Я говорил с Шоу, — сказал он. — Он мне рассказал, что твой муж сбежал.
   — Прекрасно, — фыркнула Анна. — Два сплетника, обсуждающих мои дела. Никогда не думала, что мужчины так падки до сплетен.
   «Господи Боже мой, где же тот мужик на свете, который не сует нос в чужие дела?» — подумала она.
   — Кто он, Анна?
   Анна вздохнула в сильном волнении. О Боже! Она может рассказать ему обо всем, что ему хочется знать, и покончить с этим. И больше не имеет значения, что он думает.
   — Били Мэси… Его звали Били Мэси. Он работал кочегаром в литейной Бэйтсов. Отец Руни лично сочетал нас браком в церкви святой Бригиды.
   На дальнем конце салона появился стюард с тележкой, заполненной гремящими тарелками. Стефен на него даже не взглянул.
   — Почему ты за него вышла замуж? У тебя же было хорошее место у доктора Уиндхема?
   — Ах, да не говорите вы так, как говорила хозяйка — «Держись работы в служанках, Анна. Это гарантия хоть какого-то благополучия».
   — Но она же права, разве не так? — допытывался Стефен. — Девушке вроде тебя, измученной голодом, должно быть, все известно о бедности?
   — Девушка может изголодаться не только по еде, — возразила Анна. — Я истосковалась по любящей семье…
   — Любящей семье? Но из-за этого ты и влипла в эту историю, так? Что он тебе дал? Что угодно, но не счастье. Он бежал и оставил тебя ни с чем!
   — Да кто вы такой, чтобы так говорить? — вскричала Анна. — А вы разве не сбежали, оставив свою Розу?!
   Глаза Стефена вспыхнули гневом.
   — Ради Бога, Анна, не говори о ней!
   — А почему бы и нет? Я недостаточно хороша, чтобы произносить ее святое имя? Я, которая и убила, и солгала, и вышла замуж за двух мужиков сразу? А-а, я знаю, как вы презираете меня… И я, и всякая другая женщина на свете недостойна быть вам женой и растить вашего сына.
   Лицо Стефена сделалось грозным.
   — Черт возьми, девушку я себе найду… Девушку набожную и целомудренную.
   — Которая будет святой даже в вашей койке?
   — Так…
   — И еще, раз уж вы меня судите. Когда я была служанкой в гостинице «Мэйхью», я спала в комнате размером не больше клозета, без единого крючка на двери. И что бы вы думали, случилось однажды ночью? Я проснулась, а там стоял мужчина, один из постояльцев, раздетый догола… И не просто ли ему было одолеть меня той ночью? Но это случилось, конечно, по моей вине, скажете вы, — и это лишний раз доказывает, что я хуже грязи. Ладно, я скажу вам, Стефен Флин: женщиной пользуются без ее разрешения, и это для вас отрадный факт.
   Стефен вперился в нее взглядом, глаза потемнели, из них исчез блеск. Он выглядел оглушенным, как будто она ударила его по голове палкой.
   — Я пощажу вас — не буду все рассказывать, упаси Господи, — закончила Анна. — Узнав все, вы решите, что я стою только самого страшного проклятия.
   Подобрав юбки, она повернулась и поспешила уйти из салона, обойдя испуганного стюарда с полными руками тарелок.
   В каюте, где все еще продолжал спать Рори, Анна оставила рабочую сумку и достала шаль. «Нет смысла тут оставаться, — решила она. — Стефен долго будет приходить в себя от стольких оскорблений». На корабле было единственное местечко, где она могла бы подумать обо всем, не боясь, что ее побеспокоят.
   На палубе было ветрено. Анна задрожала. Корпус «Мэри Дрю» разрезал испещренные белой пеной волны, но Анна, привыкшая к качке, продолжала идти. Когда она направилась на полубак вдоль ограждений, моряки в широких штанах и коротких куртках уставились на нее. Анна не обращала на них внимания, зная, что они не скажут ей ни слова. Несколько мужчин из четвертого класса, находящихся на баке с трубками в руках, молча наблюдали за ней.
   Дойдя до коровьего сарая, Анна задержалась, чтобы погладить бархатные носы коров, потом прошла под навес, в свое тайное укрытие. Не обратив внимания на деготь, она села на бухту каната, прислонившись спиной к переборке.
   Она пыталась выбросить все из головы, но слова Стефена все возвращались: «Что он вам дал? Только не счастье… Он бежал и оставил вас ни с чем». «Да, конечно, так оно и было на самом деле, — горько думала Анна. — Не счастье, а разбитое сердце».
   Анна закрыла глаза. Мерная качка корабля успокаивала ее, смягчала смятение духа. Она плотнее запахнула шаль, вспоминая Дублин летом, воскресные вечера на морском берегу: горячее солнце на спине, холодная вода плещется у ног. В тот день она хотела побродить по воде и наловить котелок крабов, гуляя по пляжу.
   На пляже была стайка парней старше ее всего на несколько лет. Они поддразнивали ее, а она отвечала им тем же. В следующее воскресенье там был только один парень, темноглазый, красивый, по имени Били Мэси. Он вел себя так, как если бы ничего не боялся. Анне понравилось это. Били хвастал, что он один из лучших рабочих в литейной. И еще рассказал ей, что он и его дружки любят немного поразмять кости. Анна тогда не обратила внимания на эти слова.
   Тем летом Анне было одиноко — она Сильно тосковала по утерянной семье. И она стала ждать этих воскресений с Били. Она позволила себя целовать, но когда он захотел большего, отказала. Сначала Били надулся, как дитя малое, и ушел. Но через час вернулся и предложил пожениться.
   Пожениться! Анна вздохнула, вспоминая свои наивные мечты. Она надеялась, что у нее будет семья, вроде той, которую она потеряла…
   Они запросили свои бумаги о крещении. И почти через год после их первой встречи отец Руни сочетал их браком.
   Миссис Уиндхем сильно рассердилась на Анну; она не захотела даже проститься. Доктор Уиндхем был добрее — он ловко положил Анне в карман пять фунтов, похлопал ее по руке и пожелал удачи.
   Били нашел квартиру на Лофтон-Сорте. Место было захудалым: тротуары разбиты, улица грязная, но их комната была большой, с видом на горы. Анна поддерживала в ней чистоту и порядок; стол непременно накрывала белой скатертью. Она стала продавать кружева в магазины и даже кое-что чинила для нескольких приятельниц ее бывшей хозяйки.
   Били работал много и тяжело — приходил домой с черным от копоти лицом. Анна никогда не могла упрекнуть его за лень, он был не пьющим и ее хотел все время. Но… жил он только для своих дружков, азартных игр, боксерских боев и драк.