Но тут Анна была непреклонной.
   — Я буду делать ее согласно вашему желанию, — пояснила она. — Но не буду ничего менять по ходу работы. Когда я закончу, вы ее не обязаны брать. Если она вам не понравится, я продам ее кому-нибудь еще.
   Миссис Чарльз дернула подбородком и пригвоздила Анну ледяным взглядом.
   — Ладно! А вы очень дерзкая! До мозга костей ирландка!
   Анна вспыхнула.
   — Я не хотела, чтобы вы это восприняли за неуважение. Говорю это единственно потому, что я должна сделать свою работу так, как я ее представляю.
   Миссис Чарльз, наконец, сдалась:
   — Ну, хорошо, ладно, надеюсь увидеть сумочку через два дня. — Шурша шелком, она поднялась и покинула будуар.
   Анна откинулась — она таки сделала это! Она продала первую сумочку, причем полностью на своих условиях.
   Только тут Анна заметила, что в салоне тихо. Каждая из присутствующих женщин следила за схваткой. Они ловили каждое слово. Миссис Смит-Хэмптон поймала взгляд Анны и улыбнулась ей.
   В течение следующего часа несколько дам проконсультировались у Анны насчет предложений о починке кружев. Они хвалили ее за работу, сделанную для миссис Смит-Хэмптон, и каждая оставила визитную карточку.
   Анна украдкой просматривала адреса и разочаровывалась. Пятая авеню, Бродвей, Пятнадцатая авеню… — не звучали так приятно, как Греймерси-парк.
   Около шести дамы потянулись к двери щебечущими группками. Анна сидела тихо, боясь расплескать свое счастье. Признание пришло как результат ее трудов, а не простого везения.
   Напевая про себя песенку, она собрала свое имущество. Анна надеялась застать Стефена в каюте. Он должен порадоваться ее успеху. Она была уверена в этом.
   Войдя в каюту, Анна увидела, что лампы не зажжены. Стефен лежал на софе — без воротничка, рубашка расстегнута. Анна подумала, что он спит, но он поднял руку в унылом приветствии:
   — Добрый вечер, миссис Флин! Анна положила сверток.
   — Что это вы делаете, сидя в темноте?
   — Скучаю — вот что! Хуже этого занятия ничего нет на этом проклятом корабле.
   Анна хотела показать ему визитные карточки, но Стефен, без сомнения, был не в настроении.
   — Но вы достаточно заняты, — возразила она. — Даете уроки мальчишкам, тренируетесь с мужчинами… Да и джентльмены в курительной ценят ваше общество.
   Стефен зажег лампы.
   — А как обстоят дела с дамами?
   — Неплохо, — ответила Анна.
   Разлившийся свет золотом окрасил волосы Стефена. Рукава рубашки были закатаны, открывая мускулистые руки. Его четкий профиль казался вытесанным из гранита. Анну неожиданно охватила страсть — все тело пылало, как в огне. Ее чувства к Стефену изменились с тех пор, как он стал вести себя благородно. В ответ она хотела тоже быть помягче… Но пробуждение каких-либо пылких чувств к нему были для нее неожиданностью.
   Когда он повернулся к ней лицом, Анна поспешно сказала:
   — Миссис Чарльз хочет иметь оперную сумочку. Стефен взмахнул свечкой и усмехнулся:
   — А что я тебе говорил?!
   — Она согласилась уплатить двадцать долларов, представьте себе!
   Стефен присвистнул:
   — Двадцать?! Какой черт тебе помог этого добиться?
   Анна достала визитные карточки:
   — И многие дамы заказали мне починку кружев. Стефен прибавил в лампе света и взял карточки.
   — В Нью-Йорке тебе понадобятся собственные визитки.
   Анна стояла совсем рядом с ним, наслаждаясь видом карточек в его руке. Она дотронулась до верхней, проведя пальцем по выдавленным буквам.
   — Если бы у меня сейчас они были, я бы могла вручать их дамам.
   Стефен задумался, а через минуту воскликнул:
   — Одну минуту, мадам!
   Он достал с полки коробку с письменными принадлежностями. Поставив ее на столик перед кушеткой, он открыл ее и вынул ручку, перо и чернильницу.
   — Садись, Анна!
   Анна присела на софу, наблюдая за ним. Стефен дотянулся до костюма, висевшего на вешалке, и обшарил карманы. Найдя то, что ему было нужно, он сел рядом с Анной и высыпал полную горсть визитных карточек на стол.
   Она взяла одну. «Мистер Стефен Флин, — было на ней написано. — Боксер, спарринговый тренер». А в нижнем углу прочитала: «Брейс-стрит, 59, Бауэри, г. Нью-Йорк».
   Анна взглянула на него:
   — Вы хотите, чтобы я брала ваши визитные карточки?
   Стефен открыл чернильницу, надел на ручку перо, обмакнул и начал писать. Наблюдая, Анна наклонилась ближе. Он исправил «мистер» на «миссис», зачеркнул «боксер и спарринговый тренер» и написал: «Изготовление кружев и их починка».
   — Вот, — сказал он, подавая ей ручку. — На остальных напишешь ты — у тебя лучше почерк.
   — Но это же ваш адрес, — возразила Анна.
   — Я смогу сообщить каждой заинтересованной даме, где тебя найти.
   — Но я не знаю, где буду жить.
   — Дорогая, я должен знать, где тебя найти… У Анны вспыхнули щеки.
   — Я не буду миссис Флин в Нью-Йорке.
   — Об этом будем беспокоиться тогда, когда там очутимся.
   Анна взяла ручку и надписала следующую карточку, но пальцы у нее дрожали — она испачкала ее чернилами.
   — Ну только взгляните на это! Ах, какая я неловкая!
   Она пыталась шутить, но голос прозвучал неуверенно.
   Стефен забрал у нее из пальцев ручку и накрыл ее руку своей. Анна посмотрела на его лицо, охваченное страстью, и прошептала:
   — Пожалуйста, не надо…
   — Красивая ты, Нэн!
   Ее охватило паническое волнение.
   — Смешной разговор, — заметила она, снова пытаясь отшутиться. — Ирландцу его вести не стоит.
   Она положила ладонь на его грудь, чтобы оттолкнуть. Но… не оттолкнула — рука ее там и осталась.
   Его губы коснулись ее виска. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок.
   — Вы же обещали, — слабым голосом произнесла она. — У нас же деловое соглашение.
   — Разве? — И он изогнул ей спину, как раз по своей руке. — Она не сопротивлялась. Он был так нежен, так медлителен… Бороться, по сути, было не с чем.
   Стефен приподнял ее подбородок, и выражение его лица было таким напряженным и голодным, что ударило Анну прямо в сердце. Она почувствовала внезапный поворот ощущений — у нее перехватило дыхание, ожило томление.
   Губы его сначала касались нежно, потом стали прижиматься сильнее. Анна едва дышала от возбуждения. От него исходила сила, сопротивляться которой было немыслимо.
   Его пальцы с шеи скользнули в волосы, а большой палец поглаживал щеку… Он уговаривал ее губы — она их приоткрыла… Потом открыла еще шире, отдавая весь рот. Ухватив пальцами ткань рубашки, она крепко ее сжала.
   Вдруг она отпрянула:
   — Я не хочу быть с вами! Я не могу!
   Стефен молчал. Он сидел рядом, гладя ей волосы. Анна не осмеливалась на него взглянуть, боясь того, что увидит. Она знала, что должна сказать ему правду. Должна оттолкнуть его, рассказав, почему они никогда не смогут быть женаты по-настоящему.
   Но стоило ей пошевелить губами, как рядом оказались его губы. Держа руками ее лицо, он медленно целовал его — его рот был безжалостен. Анна чувствовала его дрожь, как будто он обуздывает себя, и его сдержанность разжигала ее. Она наклонилась к нему и обняла за шею. Его рука скользнула вниз и обхватила грудь. Анна сжалась и отпрянула, но он не дал ей уйти.
   — Нэн, не надо…
   И снова он целовал ее, а его руки нежно ласкали ее тело, грудь. Она хныкала со страхом и возбуждением, не зная, что делать… Она позволила слишком многое. Но как чудесны его прикосновения, как живо откликается на них каждая частичка ее плоти…
   Стефен становился все настойчивее — его руки лежали на бедрах Анны, рот медленно, но неумолимо спускался все ниже и ниже и вот уже коснулся ее нежной груди…
   Ее тело охватило наслаждение. Никогда прикосновения мужчины не вызывали в ней такой бури чувственности! У Анны перехватило дыхание, пальцы впились в его плечи.
   — Стефен… — шептала она.
   Его рука, поглаживая, двигалась вниз, к ее паху. И даже сквозь складки ткани она чувствовала его ищущие пальцы, бредущие по изгибу бедер… Это вызывало в ней нечто порочное и опасное сразу.
   В ее голове раздались удары, шум, который не прекращался. Стефен отпрянул от нее, проклиная все на свете. Глаза его дико блуждали.
   Кто-то барабанил в дверь.
   — Мистер Флин, сэр!
   — Стефен! — воскликнула Анна, схватив его за руку. — Я выйду!
   Он уставился на нее, ничего не соображая. Рука его обвила ее талию, крепко прижав к себе. Анна оттолкнула его.
   — Одну минутку! — закричала она, приводя в порядок платье, приглаживая волосы. Она прижала к пылающим от возбуждения щекам холодные пальцы и поспешила к дверям.
   Это был мистер Кинкейд. Он крепко держал Рори за воротник.
   Увидев Анну, помощник смутился:
   — Прошу прощения, мадам.
   Рори был покрыт копотью, на румяных щеках была сажа. Анна прикрыла рукой рот:
   — Господи Боже мой!
   — Обнаружил его в машинном отделении, — мрачно доложил помощник. — Нечего вам объяснять, как там опасно.
   Стефен стоял за ее спиной, опершись рукой на дверной косяк.
   — Я прослежу за ним, Кинкейд.
   Помощник отпустил Рори, который скользнул к Анне. Она обняла его за плечики и прижала к себе.
   — Его дружков уже выпороли, — сказал Кинкейд. — Этот был со мной…
   — Вы дотронулись до моего сына?!
   От тона Стефена Анна задрожала. Казалось, такое же действие голос оказал и на Кинкейда.
   — Да нет, сэр, — выдавил стесненно помощник капитана. — Решил, что вы сами дадите ему ума.
   — Ну что ж, извините за беспокойство. Такое больше не повторится.
   Стефен закрыл дверь и повернулся к Рори. Мальчик прижался к Анне, опустив голову.
   — Пусть он отойдет от тебя.
   — Стефен… — начала было Анна, но, взглянув на него, замолчала. Она отошла в сторону, и Рори предстал перед отцом.
   — Я говорил тебе не ходить туда.
   Рори опустил голову еще ниже и попытался что-то сказать.
   — Что ты говоришь?! — фыркнул Стефен. — Не слышу!
   — Я… Прости, па.
   Сердце Анны бешено колотилось. Она прижала пальцы к губам, вглядываясь в Стефена, ужасаясь тому, что он может сделать.
   — Скажи, почему ты пошел в машинное отделение, хотя я запретил тебе это делать, — звучал резкий голос Стефена. — И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
   Рори поднял голову. Его хорошенькое личико было все испачкано сажей, в глазах стояли слезы. Анна сжала кулаки. Ради всего святого, она должна защитить его!
   — Я… Я не мог ничего поделать, па.
   — Ты ничего не мог поделать?!
   — Я рассказал Эди и Майку о машинном отделении — об огне и печах и как пламя пожирает уголь… Эди сказал, что все похоже… на ад, наверное, там живет диавол. Ну, мы и пошли вниз поглядеть на этого диавола.
   Рори вытер щеку рукавом.
   Стефен перевел глаза с Рори на Анну. Она увидела в них мерцание смеха, и душа ее успокоилась.
   — Знаешь, что отец со мной делал, когда я провинюсь? — спросил Стефен.
   Рори сглотнул и покачал головой с круглыми от страха глазами, и Анна увидела, что Стефен не остановился.
   — Он порол меня…
   Рори облизал губы. Анна шагнула вперед и положила ему на плечи руки:
   — Стефен, ты этого не сделаешь!
   Он не обратил на нее внимания.
   — Дедушка тебя бил когда-нибудь? Или дядя Пэди?
   Рори теснее прижался к Анне и затряс головой.
   — Что делала бабушка, когда ты плохо поступал?
   — Он просила меня подумать, что я сделал не так, — произнес мальчик испуганным шепотом.
   Стефен почесал голову.
   — И это все?
   Он вопросительно посмотрел на Анну, и ей показалось, что он не знает, какое выбрать наказание.
   — Я считаю, что провести целый день в каюте для Рори достаточное наказание, — поспешно встряла она. — Он это не скоро забудет.
   Казалось, Стефен был удовлетворен.
   — Слышишь, что сказали, юный Флин? Завтра весь день просидишь здесь.
   — Весь день?! — перепугался Рори.
   — Вот именно, дружище, — подтвердил Стефен. — Ведь день.
   — Но я же пропущу урок по боксу! Стефен поймал взгляд Анны и улыбнулся:
   — Такова твоя плата за то, что искал встречи с диаволом.
   После того как Рори уложили спать, Стефен думал, как бы продолжить то, что прервал Кинкейд. Но Анна была полностью поглощена своей оперной сумочкой и едва ему отвечала. Стефен решил сидеть тихо и позволить ей самой сделать первый шаг. Если он будет так себя вести, она скоро потеряет бдительность…
   Он взял одну из книг Анны, открыл ее и стал делать вид, что читает историю Америки. Переворачивая страницы, Стефен поглядывал на Анну, склонившуюся над работой. Ее красновато-рыжие кудри сияли как полированное дерево… Этим вечером она была такой, какой он и хотел ее видеть — теплой, желанной, вожделеющей; сладкой, как райский плод. Сейчас она снова стыдилась — как поврежденная почка, за которой еще нужно ухаживать, чтобы она расцвела.
   «Какой-то чертов ублюдок грубо овладел ею, — думал Стефен. — И это должно было оттолкнуть ее от мужчин». Ему не могло прийти в голову другое объяснение, почему у такой чувственной девушки, как Анна, нет склонности к постельным утехам с мужчиной приятной наружности, вроде него.
   Стефен зевнул, перевернул еще страницу, просматривая сухое сообщение об американской революции. Именно об этом он беседовал с Шоу накануне — почему американцы в своем мятеже добились успеха, тогда как ирландские повстанцы всегда терпят неудачу. Стефен винил священников и отсутствие оружия. Крестьяне всегда слушаются священников, никогда сами не шевелят мозгами. И даже если бы нашелся лидер, народ не может подняться, вооруженный только мотыгами и пиками. Шоу доказывал, что решающим фактором было расстояние. Британская армия через океан не могла подавить восстание. К тому же ирландцы, — добавил он, — были попросту слишком невежественны, чтобы организоваться.
   В болтовне Шоу не было главного — сути дела, — размышлял Стефен. — Этот человек, видимо, тайный агент. Хотя он был, надо признать, самым интересным человеком из всех пассажиров первого класса. У него были мозги… Он, не соглашаясь с точкой зрения Стефена, мог понять его.
   Стефен вертелся на кушетке. Ему было беспокойно, как блохе ночью. На Анне было серебристо-зеленое платье с милым лифом, который так красиво подчеркивал ее фигуру. Когда она двигалась, то держалась гордо, плечи разворачивала прямо, по-солдатски, а бедра у нее так ходили, что помилуй Бог! Не удивительно, что мужики преследовали ее…
   Стефен вспомнил тяжесть ее грудей, их нежность… и почувствовал в себе горячую пульсацию. Мысленно он раздевал ее. Неожиданно она поймала его пристальный взгляд. Он смущенно улыбнулся и вернулся к книге, пытаясь изобразить сосредоточенность.
   — Стефен?
   Он поднял невинно глаза.
   — Я собираюсь сейчас ложиться спать, — сказала она, укладывая работу в сумку.
   Стефен вскочил.
   — Но ведь еще рано, Нэн, — запротестовал он. Она не имеет права так быстро закончить их вечер; он ведь даже и не начал с ней ничего!
   — Не так и рано, — улыбнулась она осторожно.
   — Побудь еще немного — поговорим…
   — Ах, Стефен…
   — Нэн, ну перестань…
   Разочарование резануло его по сердцу. Все его планы летели к черту! Он обнял ее. Но Анна отпрянула, как если бы ожидала применения силы, и Стефен отпустил ее.
   — Я не сделаю тебе больно, — сказал он и, сдаваясь, опустил руки. — Ты же знаешь…
   Ее страх обезоружил его. И он почувствовал себя беспомощным — он ничего не добьется, если она не позволит касаться себя.
   Анна посмотрела на рабочую сумку и затянула завязку.
   — Мы не должны делать то, чем занимались вечером, — сказала она.
   У Стефена пересох рот.
   — Ни за что на свете не перестану! — хрипло прошептал он.
   — Это моя вина… Я позволила…
   — Боже мой, Анна…
   — С мужчинами всегда так.
   Голос у нее был тихий и виноватый. Стефену нужно было низко наклониться, чтобы ее расслышать. Он не мог понять, о чем она толкует, да и тяжело было думать об ее словах, когда она была столь соблазнительна. Каждая ее частица, казалось, готова была взорваться цветением, как какой-нибудь роскошный цветок, которому нужно было чуть-чуть больше солнца.
   Он придвинулся ближе.
   — Ты так хороша, что мужчина не может не думать об этом… Здесь нет твоей вины…
   За Анной была полосатая занавеска. Стефену было интересно знать, сможет ли он прижать ее спиной к стене. Ему страстно хотелось прижаться к ней всем телом, держать в своих руках ее груди… Он уже был твердым, а до нее еще даже не дотронулся.
   — Иногда мне хочется быть некрасивой.
   — Ах, дорогая, да ты этого совсем не хочешь! — Стефен подвинул руку к ней, надеясь, что она не заметит.
   Она заметила.
   — Ваши руки… так ужасно выглядят.
   Стефен расставил пальцы. Его рука была широкой и плоской, как доска, пальцы перекручены и разбиты. Он убрал руку со стены, поднял к ней для изучения, благодарный за ее интерес.
   — А вот эта даже хуже, — заметила она.
   — Инструменты моей работы. Не очень красивые, правда?
   Анна помедлила, потом потрогала шрамы. Стефен мало что почувствовал, но ему нравилось, когда она к нему прикасалась, и он не хотел ее останавливать.
   Анна взглянула на него:
   — Конечно, они должны калечить.
   Стефен подал ей левую руку, а правой опять оперся о панель.
   — Иногда калечат… Когда погода мокрая.
   Он заглянул ей в глаза и увидел, что ее осторожность исчезла.
   — Боксеры так боли не чувствуют, как чувствуют ее большинство людей. После первой пары ударов ты больше вообще ничего не чувствуешь.
   Анна улыбнулась своей сияющей улыбкой, от которой у него слабели ноги.
   — Я не верю в это, — заметила она.
   — Клянусь честью — правда!
   — Болтовня, вот что это.
   — Мужик должен быть глупым или с каменной головой, чтобы идти на призовой ринг.
   Анна склонила набок голову:
   — И кто же вы?
   Стефен глядел на ее пальцы, все еще лежащие на его ладони.
   — Когда-то я был и тем, и другим. Мне нравилось противостоять другим мужчинам. И нравилось чувствовать ярость. — Он пожал плечами. — Ради этого я на все шел…
   У Анны между бровями залегла морщинка.
   — Это стыдно, разбивать так руки.
   — Кулаки легче разбивать, чем головы. — Он улыбнулся ей. — Это звучит хуже, чем есть на самом деле, дорогая.
   Она пробежала кончиками пальцев по его ладони, и Стефен не смог больше себя сдерживать. Он схватил ее и прижал к стене.
   Анна оттолкнула его:
   — Стефен…
   — Один только поцелуй перед сном.
   Она покраснела. Глаза смотрели в глаза, не отрываясь, — они выдержали его пристальный взгляд почти с отчаянием. Она боролась, но он не знал — с ним или с собой.
   — Единственный поцелуй! Клянусь, больше ничего не буду делать!
   Ее губы дрожали, ничего не решая, а потом… она закрыла глаза. Он поцеловал ее, стараясь быть ласковым, боясь испугать ее. Ее рот неожиданно потеплел… Она закинула руки ему за спину и разрешила прижаться к ней. Она пошевелилась еле-еле заметным движением, слабо изогнув тело, но это сделало его желание таким сильным, что он испугался за свой рассудок. Огромным усилием воли он держал свое тело под контролем, но в воображении своем овладел ею. Мысленно он поцелуями раздвинул ей бедра, обследовал самые сокровенные местечки и заставил ее от восторга содрогнуться.
   Когда она отодвинула лицо, Стефен ни за что больше не боролся. Просто продолжал блаженствовать и вдыхать аромат ее волос, ее тела.
   — Ну, что я могу поделать, Анна?
   Он знал, что она понимает его — он хочет больше, он хочет все. Он не знал, как смог остановиться, не овладев ею, не имея возможности проделывать все то, что нарисовал себе в воображении.
   — Не целуйте меня больше, — прошептала она. — Никогда!
   Он отклонился назад, взглянул ей в лицо и провел суставами пальцев по ее губам:
   — Может ли вода течь на вершину?
   Она улыбнулась, но в глазах была мольба.
   — Пожалуйста…
   Она выскользнула из кольца его рук и скрылась за занавеской, не обернувшись.
   Стефен поднял с пола ее рабочую сумку. Машинально повертел ее, желая знать — он с ума сходит по Анне только из-за того, что у него так долго не было женщины, или… Все эти последние месяцы в Ирландии он был целомудрен, как священник…
   Подумав, Стефен, решил, что дело не в этом. По крайней мере, не только в этом. С Анной все было, как ни с какой другой женщиной. С ней было так, как если бы вообще не было других женщин.

ГЛАВА X

   Утро затворничества Рори провел, растянувшись на своей полке, просматривая книгу о боксерах призовых матчей, завернутую в бумагу. Анне, которая делала кисти для оперной сумочки миссис Чарльз, он предложил почитать вслух описание боя между ирландцем из Корка Янки Саливэном и Хэмером Моуреном, который, по словам Рори, был близким другом Стефена.
   Анна отказалась:
   — Не надо бы и тебе забивать голову историями боксеров, когда ты можешь почитать книжку об Америке. Не вредно хоть немного узнать о своей новой родине.
   Рори повалился на живот и вздохнул:
   — И подумать к тому же о том, что ты натворил вчера, не послушав отца. Глупо и опасно было спускаться в машинное отделение. И грязь к тому же! Чтобы отстирать твои вещи, мне понадобилось не меньше часа.
   Рори не шевелился.
   — Ты могла отдать мою рубашку стюардессе… Она бы выстирала. Так сказал мой папа.
   Анна колюче взглянула на него:
   — Я могу сама все сделать, если уж идет речь об уходе за тобой. Но не нужно создавать работу другим только из-за того, что тебе захотелось измазаться сажей.
   Рори подпер подбородок кулачком и наблюдал за работой Анны.
   — Мне хотелось бы, чтобы в Нью-Йорке ты жила с нами.
   Руки Анны остановились. Она не отваживалась думать об этом. Она уже почти соскользнула к погибели, чувствуя то, что никогда в жизни не ощущала; по собственной воле делая то, к чему раньше ее принуждали.
   — Ну, я не буду жить с вами, вот и весь сказ! — ответила она. — Буду заниматься более увлекательным делом, чем починка да стирка для вас.
   Рори хотел было запротестовать, но в дверь постучали. Анна удивленно посмотрела на дверь. Стефен тренировался с мужчинами из четвертого класса, да он никогда и не подумал бы постучать перед тем, как войти.
   Снова раздался стук. Анна отложила работу, Рори скатился на самый угол полки.
   — Это мистер Кинкейд! Он опять за мной пришел!
   — Ерунда, — успокоила Анна.
   Она открыла дверь и увидела горничную миссис Смит-Хэмптон. Девушка протянула Анне записку и сказала:
   — Я подожду ответа.
   — Тогда войдите, — пригласила Анна. Она развернула записку. «Дорогая миссис Флин, — прочитала она. — Есть ли у вас возможность найти время, чтобы отделать кружевом оборки на моем концертном платье? Если да, то я зайду к вам в 11 часов. Миссис Смит-Хэмптон».
   Анна взглянула на часы — было десять. Боже мой, она и не заметила этого за работой. Оперная сумочка миссис Чарльз должна быть готова к завтрашнему дню.
   Она свернула записку.
   — Передайте вашей хозяйке, что я буду рада видеть ее в одиннадцать.
   — Хорошо, мадам. — Горничная вежливо кивнула и ушла.
   Анна быстро оглядела каюту. Книги Рори по наращиванию мускулов были разбросаны по всей комнате вперемешку с гимнастическими гирями, индейскими дубинками и боксерскими перчатками.
   — Я хочу, чтобы ты подобрал свои вещи.
   — Но мне они нужны все время.
   — Тебе придется их убрать сейчас, — приказала Анна. — И поставь в порядке свою обувь, застели хорошо постель. Миссис Смит-Хэмптон не привыкла к мальчикам, а особенно к мальчикам, у которых шея такая грязная, что можно сажать картошку, а волосы нуждаются в расческе.
   — Она не ко мне придет… Анна налила в таз воды.
   — Помойся хорошенько, подтянись и надень чистую рубашку. Рори Флин! Эта каюта должна быть в полном порядке. Немедленно начинай!
   Через пятнадцать минут в порядке были и Рори, и каюта. Анна расчесала щеткой волосы, заколола их повыше на затылке, переоделась в синюю юбку и надела свои лучшие башмачки из серой ткани.
   Рори скользнул в кресло-качалку, несчастный оттого, что Анна запретила ему лежать на койке, когда придет миссис Смит-Хэмптон.
   — Можно я одну ночь посплю в трюме? Меня приглашают Эди и Майк.
   — Нашел время спрашивать, — заметила Анна. Она старалась закончить орнамент для сумки до прихода миссис Смит-Хэмптон. — Эти мальчишки — испорченные дети.
   — Они не такие уж плохие, — ответил Рори. — А миссис Карэн очень добра со мной. Я ей принес апельсинов для малыша.
   — Так ты до сих пор выносишь апельсины, да? — Анна вспомнила о добром отношении Рори к ней, когда она голодала. Если бы не он, кто знает, где бы она сейчас была. — У тебя, Рори, доброе сердце…
   — Так мне можно будет разок там поспать?
   — Спроси у своего отца. Думаю, что одна ночь в трюме не страшна, но он может думать иначе.
   Рори улыбнулся и стал раскачиваться в кресле, довольный будущим приключением. Анна сосредоточилась на работе, стараясь не думать о том, как тяжело ей будет расстаться с этим ребёнком.
   Миссис Смит-Хэмптон извинилась:
   — Конечно, если у вас нет времени, я это пойму.
   — У меня масса времени, — ответила Анна.
   Она взяла из рук миссис Смит-Хэмптон платье для концерта и разложила на кушетке. Платье было сшито из атласа в полоску розового и розовато-лилового цветов. В дополнение к кружевному полотнищу юбки оно было отделано на лифе двумя короткими воланами. «Узкие полоски гипюра по краю воланов было бы неплохо, — решила Анна».