- Двойную, - сказал я.
Он кивнул и подал мне большой пакет с кормом для лебедей. Я взял его и, грызя набухшие сладковатые зерна кукурузы, пошел по дорожке, ведшей вокруг бухточки. Скамейки стояли у самой воды, и на одной из них, третьей с краю, сидел человек, наклонившись к воде и бросая корм причалившим к берегу пяти лебедям. Я сел на другой конец скамейки и тоже щедро сыпанул из пакета.
Два ближайших лебедя подплыли и не спеша попробовали моей кукурузы. Они плыли бесшумно, и лишь потому я услышал тихое:
- Привет. Что нужно?
Я огляделся по сторонам и бросил взгляд на редкие кустики метрах в пятидесяти позади нас.
- Дональд Инглхардт. Что у него может дурно пахнуть. Питер Гордениус, журналист. Умер недавно от укуса какой-то змеи. И что эти двое могут иметь между собой общего.
Я насыпал лебедям еще майкорна и подвинул пакет с маленьким конвертом на дне в сторону Лэнга.
- Одной порции хватит? - спросил я, вставая со скамейки.
- Да, - прошептал он. - Мне уже много не надо.
- Ты все так же не хочешь лечиться?
- Оставь, Оуэн. Это давно уже не имеет никакого значения. Пока. - Он бросил в воду несколько белых шариков, но лебеди, видимо, уже насытились, поскольку степенно уплывали прочь, не замечая новой порции лакомства.
Я не стал его больше уговаривать - мне самому хорошо было известно, что единственное, что может ему сейчас повредить - это отсутствие наркотика. Я возвращался той же аллеей; прыщавый уже пришел в себя и исчез, а может быть, кто-то ему помог - во всяком случае, аллея была пуста. Беспрепятственно вернувшись к машине, я поехал в центр, где пообедал в баре "Все за доллар", отличной ловушке для наивных, где действительно можно было съесть отличный стейк за доллар, что обычно приводило любого клиента в прекрасное настроение, но, поскольку действительно все - телефон, пиво и туалет стоило столько же, сколько и стейк, почти никому не удавалось уйти, не оставив в кассе семи-восьми баксов. То есть столько же, сколько стоил обед в ресторане среднего класса.
Выйдя из бара с зубочисткой в зубах, я некоторое время размышлял, опершись о крышу автомобиля. Затем я сменил зубочистку на сигарету и, докурив ее до середины, решил навестить Дональда Инглхардта. Сев в "бастаад", я связался со своим компом. Дождавшись через полминуты ответа, я дал команду на поиск адреса Дональда Инглхардта и снова стал ждать. Внезапно до меня дошло, что благодаря Джорджу я относительно богат, так что смело могу войти в федеральную сеть и мгновенно получить адрес. Впрочем, меня это как-то не особо обрадовало. Я продолжал терпеливо ждать, пока на экран не выползла строчка желтых букв: "Дональд Инглхардт, Улиточный ручей, Массенис". Одновременно навигатор сообщил мне кратчайший маршрут до Массениса и владений Инглхардта.
- Ну да, конечно! Сам поезжай, - сказал я, склонился над экраном и выбрал другой вариант. Потом из любопытства потребовал сообщить маршрут длиннее кратчайшего на тридцать процентов, и он оказался вполне неплохим; восстановив некоторое доверие к навигатору, я двинулся через путаницу боковых узких улочек, чтобы выбраться наконец на самую старую выездную дорогу из города. Это не означало, что она была в плохом состоянии, нет, покрытие было идеальным, полосы с разными скоростями были выложены разноцветной массой. Я выскочил на желтую и помчался по дороге миллионеров в Массенис.
Владения Инглхардта я нашел без труда - подобные вещи обладают тем приятным свойством, что находятся на довольно большом расстоянии друг от друга, дома не соприкасаются с другими, взгляд простирается далеко, а резиденция Инглхардта к тому же лежала в долине, так что, едва въехав на какой-то холм, я увидел внизу ручей, действительно на некотором отрезке извивавшийся спиралью, словно раковина улитки. Дом более короткой своей стороной выходил на ручей, а размерами, как мне с этого расстояния казалось, он походил на футбольное поле. Сзади я увидел ряд гаражей, в которых поместились бы, наверное, все модели мировых фирм этого года. Спереди был лишь газон и, конечно, бассейн. Размеры обоих соответствовали размерам дома: переплыв бассейн, я вряд ли уже был бы в силах преодолеть газон, и, наоборот, перебежав через газон, я наверняка бы утонул. Несколько сидевших на берегу фигур не выглядели, однако, столь же измученными жизнью, как я. Я выключил двигатель и на холостом ходу съехал с холма. Остановившись перед воротами, я достал из ящичка новую пачку сигарет, закурил и вышел. Хотя ворота и ограда своим видом не внушали уважения, у меня по спине пробежали мурашки при мысли о том, что могли бы скрывать в себе столь легкие столбики и тоненькая сетка, натянутая между ними. Я подошел к воротам и нажал клавишу вызова.
- Улиточный ручей, слушаю? - послышался милый девичий голос.
- Оуэн Йитс. Я хотел бы поговорить с мистером Дональдом Инглхардтом. По личному делу. Коротко, - добавил я, поскольку голос молчал, словно чего-то ожидая.
- Минутку.
Я заметил, как один из сидевших у бассейна, тип с самой пышной серебристой шевелюрой, какую я только видел в жизни, поднес что-то к уху, а затем снова положил на столик.
- Входите, пожалуйста, - вежливо чирикнул голосок, и левая створка ворот открылась.
Я с безразличным видом миновал усеивавшие стойку ворот датчики и анализаторы и ступил на газон. Никакой тропинки не было, лишь дорога для автомобилей, и я шагал прямо по траве, думая о том, как им удается избежать ее вытаптывания. Лишь у самого бассейна я сообразил, что достаточно время от времени передвигать ворота в сторону, а затем до меня дошла и иная разгадка - никто не входил сюда пешком. По крайней мере, именно такое впечатление производило общество у бассейна. Седоволосый встал и сделал два шага в мою сторону, на один шаг больше совершил низенький японец, сидевший на солнце чуть дальше и единственный среди всех одетый.
- Инглхардт, - сказал седой и протянул мне руку.
- Оуэн Йитс. - Я пожал ладонь, стоившую пятьсот с небольшим миллионов. - Я хотел бы с вами поговорить, - добавил я, бросая многозначительный взгляд на дом.
- Хорошо. Разрешите мне представить вам... - Он обвел рукой остальных. - Моя правая рука в делах и друг дома Перси Фаррел. - Крепкий тип с лицом цвета бронзы чуть кивнул, не поднимаясь с кресла. - Моя дочь Милдред. - Он посмотрел назад; она как раз выходила из бассейна, и я почувствовал себя грязным, вонючим и старым. Воплощение невинности, молодости, красоты и очарования махнуло мне рукой, после чего прыгнуло в бассейн. Прыжок, к счастью, был не слишком удачным, что позволило мне прийти в себя. - И моя жена Анджела. - Из-за цветастой ширмы вышла женщина, которая наверняка не давала отдыха целой армии косметологов, педи- и маникюрщиков, хирургов и массажистов. На лице ее не было ни единой морщины, пышный бюст походил на две скалы, впрочем, скорее всего, заполненные силиконом или физиологическим раствором, небрежно всклокоченные волосы наверняка стоили парикмахеру нескольких часов тяжкого труда, а ее мужу - нескольких сотен. Хуже выглядели ноги: кожа на них, правда, была столь же натянутой и гладкой, но лишь загар маскировал искусство хирургов. В свою очередь, ультрафиолет иссушал кожу, делая ее хрупкой; впрочем, подобные обстоятельства Анджелу, похоже, не слишком волновали. Подняв правую руку, в которой держала очки от солнца, она два раза помахала мне. Я слегка поклонился. - А это Химару Ясэ. - Я повернулся к японцу и сказал:
- Самый дорогой частный учитель карате-мацу, дзюдо и нескольких иных способов молниеносно выводить противника из строя. Надеюсь, я вам понравился. - Я улыбнулся ему. Секунду спустя его губы чуть дрогнули в ответ.
- А вы... Минутку! - Инглхардт поднес к уху небольшую трубку и некоторое время слушал. - Частный детектив, - сообщил он достаточно громко, убирая трубку, - сотрудничающий, что весьма странно, с нашей полицией. Возможно, потому, что хорошо знает капитана Вуди. Пока все. - Он показал рукой на кресло и сам опустился на свое.
Я чуть подвинулся, чтобы оказаться в тени, и заметил:
- Вам незачем было связываться с компьютером. Я бы и сам это сказал.
- А с чего вы взяли, что с компьютером? Я отказался от него несколько лет назад. Человека ничто не заменит, компьютер не умеет сопоставлять, если только у него не чудовищная память. Я не говорю, что вообще им не пользуюсь, но именно эти данные помнит моя секретарша, лишь остальное она получит из банка данных. Но к делу...
- Я хотел бы поговорить с вами наедине. - Я смотрел на Милдред, рассекавшую гибким телом воду, и никак не мог сосредоточиться.
- Пожалуйста. - Он встал и первым пошел в сторону дома.
Я поспешил за ним, слегка поклонившись остальным и отдельно - Химару. Через несколько шагов я догнал хозяина, и дальше мы шли вместе; не люблю идти за кем-то, даже если при этом меня овевает явный запах долларов. Мы вошли в огромный пустой холл, Инглхардт свернул налево, я за ним. Он толкнул одну из дверей, и я увидел кабинет, размеры и вид которого меня приятно удивили. Я ожидал чего-то вроде небольшого зала для бадминтона, моему же взгляду предстала уютная комната со стеклянными шкафами вдоль всех стен. За стеклами стояли несколько тысяч фигурок, изготовленных, похоже, из всех возможных материалов.
- Я слушаю. - Инглхардт уселся в кресло, которому было, наверное, лет двести, показав пальцем на стоявшее рядом, столь же старое. Я сел.
- Вы знаете Питера Гордениуса? - спросил я.
- Знал. Он был у меня раза три. Его уже почти год как нет в живых. Впрочем, вам, похоже, об этом известно, - спокойно ответил он.
- Да. Я веду следствие по делу его смерти. - Я не стал объяснять собственную оговорку, хотя в его словах слышалось явственное раздражение.
- Ведь он умер от укуса змеи. - Он поднял бровь.
- Не все в это поверили.
Я нашарил в кармане сигареты, но не стал их доставать.
- О чем вы разговаривали с Гордениусом? - спросил я.
- Обо всем. - Он пожал плечами. - О моих финансах, о взглядах на политику, об искусстве. В своем цикле статей он хотел показать людей, которые, как он говорил, того стоят. Не знаю, почему именно меня он оценил столь высоко. Но я с удовольствием это купил.
- Он утверждал, что Дональд - единственный известный ему честный бизнесмен, и к тому же не испытывающий склонности к политике, - сказал кто-то от дверей.
Я обернулся и увидел Фаррела. Как он вошел, я не слышал, и мне подумалось, не стоял ли он там и раньше, чтобы в соответствующий момент подкинуть вопрос Инглхардту.
- Этого действительно хватило бы, чтобы в нашей стране поставить вам памятник. Сколько раз Гордениус был у вас?
Он задумался.
- Кажется, три... Один раз на малом приеме, это в последний раз, и, кажется, два раза до этого. Конечно, я могу сообщить точные данные. - Он показал на стол с компьютерным терминалом.
- А в последний раз?
- Где-то за месяц до смерти. Было несколько знакомых и семья. Потом он сказал, что получил еще кое-какую информацию по мелочам, и теперь мой портрет приобрел ту "искорку", которая оживляет любую картину.
- Но материал не пошел?
- Видимо, нет - я не читал и не слышал, чтобы его где-то напечатали. И я отнюдь не собираюсь звонить в редакцию со скандалом. - Он начал постукивать пальцами по подлокотнику кресла.
- Ясно, - я встал. - Спасибо.
Повернувшись, я направился к выходу, но остановился перед одной из витрин. На полке стояла небольшая фигурка сидящего на корточках существа с искаженным от ярости лицом. Длинный пенис свисал у него почти до пят. В правой руке существо держало тонкий стилет.
- О господи! Это кошачий глаз? - изумленно спросил я.
- Да, - ответил Инглхардт и подошел ко мне, приятно удивленный моим интересом.
- Наверное, самый большой кусок кошачьего глаза, какой только удавалось найти до сих пор. - Я покачал головой.
- Видимо, так. Это воин шевиатов, так, по крайней мере, утверждает Перси. Именно он нашел и купил для меня эту фигурку. Я очень ценю его подарок.
Я посмотрел на Фаррела. В его голубых глазах мелькнула неприязнь, он явно был зол на меня - я только не знал почему.
- Воин шевиатов? Ну-ну. Грозно выглядит. - Я повернулся к хозяину и протянул ему руку: - Спасибо за беседу, до свидания.
- Я вас провожу, - неожиданно сказал он и снова пошел впереди. Я кивнул Фаррелу, который тоже двинулся за нами, и мы строем прошли через холл к двери. По обеим ее сторонам торчали замаскированные "церберы". У меня вдруг возникло желание разозлить Инглхардта.
- Вы в это верите? - Я небрежно кивнул в сторону толстых цилиндров с цветочными горшками наверху.
- У меня нет причин не верить. Пока что...
- Включите, - прервал я его.
- Фас! - крикнул он, секунду поколебавшись.
Когда цилиндры прыгнули в мою сторону, я не пошевелился, продолжая стоять как прежде, положив руку на пряжку ремня. "Церберы" замерли, проехав по полу метра два.
- Черт побери! - послышался сзади голос Инглхардта.
Когда я обернулся, он изумленно глядел на меня, а Фаррел хмурил брови.
- До свидания, господа. - Я поклонился обоим и вышел, пройдя между неподвижными стражами.
Уже на газоне меня догнал Инглхардт - он действительно был не таким, как все миллионеры. Он побежал за мной сам, вместо того чтобы послать хотя бы Фаррела.
- Мистер Йитс, как вы это сделали? Черт побери, вы меня добили! Покупаю.
- Не продается, - покачал я головой, торжествуя в душе.
- Да чтоб вас! Я должен это иметь! Даю сто тысяч! - Он схватил меня за руку и остановил.
- И речи быть не может, - улыбнулся я ему в лицо. К моему удивлению, он тоже улыбнулся:
- Эта игрушка лишит меня сна. Рано или поздно я все равно буду ее иметь, но хочу уже сейчас.
Я продолжал улыбаться. Инглхардт громко рассмеялся.
- Вы надо мной издеваетесь - почему? Ха-ха! Черт возьми, да я стою тут как щенок перед продавцом мороженого! Зачем вы мне это показывали?
- Потому что не люблю, когда из меня делают идиота, - бросил я и пошел к воротам.
Он снова меня догнал:
- Минутку. На этот раз вы уже переборщили. В чем дело?
Я мгновение поколебался, но в конце концов сказал:
- Шевиаты никогда не вырезали из камня фигурок мужчин. Только животных и женщин. Они боялись, что в фигурке может оказаться заклятой душа воина. Я обошел его и уже беспрепятственно подошел к воротам. Пока я садился в машину, он все еще стоял и смотрел мне вслед. С трудом согнав с лица издевательскую ухмылку, я поехал домой.
Входя в квартиру, я услышал телефонный звонок. Звонил адвокат Миллермана, чтобы спросить, знаю ли я, что завтра похороны Джорджа. Я вежливо выслушал, поблагодарил за высказанную готовность заняться от моего имени наследством, положил трубку и пошел в комнату, но сразу же вернулся и набрал номер Пимы. Никто не отвечал, так что я принял душ, а затем настроил телефон так, чтобы он звонил ей каждые пятнадцать минут, и уселся с банкой пива над вырезками, из которых позаимствовал представленные Вуди отрывки. Основательно проглядев их, я отбросил всяческие эмоции и обдумал еще раз все с самого начала, но никаких новых мыслей у меня так и не появилось.
После третьей банки я включил телевизор и сменил настройку телефона. Теперь он звонил в квартире Пимы каждые пять минут. Прождав десять таких звонков, я достал из ящика плоский, как бумажник, восьмизарядный "биффакс-33" и вышел.
На этот раз поездка действительно заняла у меня двадцать пять минут, я проехал мимо дома Пимы и остановился сразу за углом первой поперечной улицы. Не доходя до сада перед ее домом, я перепрыгнул через низкий забор соседнего дома и лишь оттуда, возле стеклянной стены между гостиной и садом, перебрался на ее участок. Комнату не слишком ярко освещали несколько ламп. Телевизор был включен, но без звука, а стеклянная плоскость убрана в стену. Я вошел и посмотрел на "цербера". Он стоял неподвижно, так что я отпустил пряжку и огляделся по сторонам. Кроме почти полного стакана и пустой пачки от "Плеерсов", ничто не нарушало идеального порядка в помещении, словно здесь никто не жил, а лишь заходил выпить. Я заглянул на кухню - там царила точно такая же идеальная чистота - и пошел наверх. Из-под одной двери виднелась тонкая полоска света, я подошел и приложил к ней ухо. Не услышав ни единого звука, я толкнул дверь и вошел.
Это была спальня Пимы, и там уже не было такого порядка, как в гостиной и кухне, а причиной тому была сама хозяйка. Она лежала на кровати, совершенно голая, разбросав руки, чуть подогнув левую ногу и касаясь маленькой ступней колена другой ноги. Казалось, будто она напилась до потери сознания и заснула, и мне очень бы хотелось, чтобы именно так и было, но целое ведро крови, разлитой по полу и кровати, и висевшая на волоске голова не оставляли никакого сомнения относительно состояния Пимы Гордениус. Я подошел ближе, стараясь не вляпаться в какую-нибудь из луж, и дотронулся до тела. Рука была холодной, но еще не окоченела. Я обвел взглядом комнату, а потом, больше ни на что уже не глядя, вышел.
Я бегло осмотрел гостиную и кухню. У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я найду то, что должна была показать мне Пима; идеальный порядок означал, что она либо не успела это спрятать, или же этого вообще не было у нее дома, так что искать было нечего. Я подошел к входной двери, локтем ударил по выключателю, взялся через платок за ручку, отпустил ее и, шагнув назад, постучал ногой, по корпусу "цербера", а потом толкнул его плечом. Это была пустая труба непонятного назначения, может быть, подставка для цветов, но никоим образом не охранный автомат. Я присел на корточки и немного подумал, потом встал и открыл дверь. Снаружи было темно и тихо; я быстро пробежал в калитку. Улица была пуста, но я не выпускал рукоятки "биффакса", пока не сел в машину. Когда я ехал в сторону города, в наступающих сумерках мне показалось, будто что-то мчится перед моим автомобилем.
Это не могло быть не чем иным, как обгоняющей меня смертью.
У первого указателя с надписью "Мотобар-Комнаты-Отдых" я свернул и, проехав еще несколько метров, остановился у небольшого отеля. Выпив в баре подряд четыре "фиты", я снял комнату и, велев разбудить меня через два часа, сразу же провалился в сон, словно в густой туман. Проснулся я легко и, лишь стоя под горячим душем, вспомнил дом на узкой цветущей улочке и его хозяйку. Вытершись бумажным полотенцем, я спустился вниз, расплатился за комнату и еще раз зашел в бар. С трудом проглотив предлагавшиеся в качестве завтрака два безвкусных, как марля, сандвича и кофе, цветом и вкусом напоминавший помои из старой, ржавой цистерны, я вышел на стоянку. Мой "бастаад" был там единственным автомобилем. Чувствуя себя мишенью, я быстро вскочил внутрь, выехал со стоянки и сразу же за поворотом остановился. Никто, однако, за мной не ехал, я заблокировал двери и связался с компом. Тот реагировал странно медленно, словно я его разбудил, в конце концов я вошел в федеральную сеть и сразу же получил адрес матери Питера Гордениуса. Других родственников Питера и Пимы компьютер не нашел.
До Фоксфилда было пятьсот километров с лишним, я выехал на нужное шоссе и достал из-под кресла тонкий стержень, который позволял мне включиться в движение по самой быстрой полосе, зарезервированной только для автомобилей спецслужб. Вставив отмычку в гнездо навигатора, я стал ждать подтверждения. Какое-то время мне еще пришлось вести машину самому, пока не зажегся желтый сигнал, и я убрал руки с руля. Нажав на педаль газа, на скорости сто в час я вдавил клавишу фиксатора.
Я откинулся на спинку кресла. Меня мучило ощущение потраченных впустую двух часов, но тогда я еще понятия не имел, с какой стороны подойти к делу Гордениуса. Впрочем, и теперь я не мог пожаловаться на избыток идей. Я думал об этом достаточно долго, пока тихий шум двигателя и шелест наматывающегося на колеса шоссе не усыпили меня, и лишь сигнал навигатора прервал неглубокий сон.
Я выключил навигатор, когда на дорожном указателе мелькнули буквы, сложившиеся в надпись: "Фоксфилд 38", и свернул на плавный съезд с автострады. Было четыре утра. До дома миссис Гордениус я доехал в половине пятого.
Небольшой двухэтажный домик был темен, как и все дома на улице. Я собирался подождать до рассвета, но выскочил из машины значительно раньше. В ночной тишине раздался телефонный звонок и звенел довольно долго, пока в одном из окон наверху не вспыхнул свет. Я быстро выскользнул из машины и, перепрыгнув через низкую ажурную ограду, на бегу сунул в ухо маленький, но мощный микрофон. Впрочем, может, и зря, так как окно спальни миссис Гордениус было открыто.
- Алло? - услышал я высокий старческий голос. - Кто? Пима? - У меня по спине пробежали мурашки. - Что мне делать?.. Я вовсе не кричу... Хорошо... Она долго слушала, не прерывая собеседника. Я внимательно огляделся по сторонам, сжимая рукоятку "биффакса". Становилось все более очевидным, что кто-то намеревается стереть фамилию Гордениус из списка живых граждан Соединенных Штатов. - Боже... Дитя мое, что же ты будешь теперь... да, понимаю, конечно... Но почему... Хорошо... Но... Подожди, сейчас запишу... Как это не записывать? Не запомню, дитя мое, с моей-то памятью... Бож-же... да... да... да... Так... Хорошо... Осторожнее... - Я услышал звук положенной трубки и рыдания и, спрятав пистолет, позвонил в дверь. Десять секунд спустя послышались тихие шаги; я отступил так, чтобы меня было видно в глазок.
- Меня зовут Оуэн Йитс, я частный детектив и веду расследование по делу смерти вашего сына. Мне необходимо с вами поговорить. - Я достал закатанную в пластик лицензию и показал. - Я брошу вам в щель мою лицензию. Можете связаться с компьютером и проверить. Я подожду. - Наклонившись, я сунул карточку в дверную щель. Я услышал, как она упала на пол, и секунд через пятнадцать дверь открылась. Мать Питера стояла в дверях, уже одетая в темное платье и светло-бежевый свитер с обширными рукавами, в которых она прятала руки, вместе с моей лицензией. Глаза у нее были чуть покрасневшие. Я шагнул вперед и оказался в доме. Не спрашивая разрешения, я закрыл за собой дверь и сказал:
- Мы не могли бы пойти куда-нибудь, где мало окон? Может, наверх?
- Хорошо, - сказала она, показывая на лестницу. Миссис Гордениус явно предпочитала не поворачиваться спиной к какому-то подозрительному детективу. Я пошел первым, а оказавшись наверху, открыл вторую с краю дверь, более узкую, чем остальные, полагая, что это ванная - и не ошибся. Обернувшись, я сказал:
- Здесь будет лучше, чем в комнате. Можно?
Несколько мгновений она боролась со страхом, вероятно, насмотрелась по телевизору на утопленных в собственных ваннах одиноких женщин, но вошла за мной. Я присел на край ванны, оставив ей ящик у стены. Однако она встала рядом с ним, видимо предпочитая быть поближе к двери.
- К сожалению, у меня плохие известия. Ваша невестка наняла меня, чтобы я расследовал подозрительные, по ее мнению, обстоятельства смерти Питера Гордениуса. Она должна была мне что-то показать, но не успела. Шесть часов назад я обнаружил ее убитой в собственной спальне.
Старушка застыла неподвижно, лишь шире раскрыла глаза. Ей явно нельзя было отказать в хладнокровии, а может быть, она не слишком любила невестку. Я продолжал:
- Похоже, что в смерти вашего сына действительно кроется какая-то тайна. Если так, то вам тоже может грозить опасность. Вам нужно как можно быстрее уехать, не оставляя никому адреса. - Я ждал ее реакции, но она молчала. - Кроме того, я хотел бы с вами поговорить о вашем сыне. Может быть, вы знаете что-то, что поможет найти убийцу.
- Как была убита Пима? - вдруг спросила она.
- Вы обязательно хотите знать? - Я задумался, как лучше об этом рассказать. Она решительно кивнула. - Ей перерезали горло, бритвой или чем-то столь же острым.
К моему удивлению, она снова кивнула. И не более того. Я решил пойти ва-банк.
- Я ждал возле вашего дома, пока вы проснетесь, и слышал ваш разговор. Полагаю, убийцы хотят как можно быстрее добраться до вас, и потому...
- Пима жива, не утруждайте себя, - неожиданно прервала она меня. Она явно все время ждала какой-то ошибки с моей стороны и теперь решила меня ошеломить. Ей это полностью удалось. Я несколько раз подвигал челюстью и издал некое подобие стона.
Он кивнул и подал мне большой пакет с кормом для лебедей. Я взял его и, грызя набухшие сладковатые зерна кукурузы, пошел по дорожке, ведшей вокруг бухточки. Скамейки стояли у самой воды, и на одной из них, третьей с краю, сидел человек, наклонившись к воде и бросая корм причалившим к берегу пяти лебедям. Я сел на другой конец скамейки и тоже щедро сыпанул из пакета.
Два ближайших лебедя подплыли и не спеша попробовали моей кукурузы. Они плыли бесшумно, и лишь потому я услышал тихое:
- Привет. Что нужно?
Я огляделся по сторонам и бросил взгляд на редкие кустики метрах в пятидесяти позади нас.
- Дональд Инглхардт. Что у него может дурно пахнуть. Питер Гордениус, журналист. Умер недавно от укуса какой-то змеи. И что эти двое могут иметь между собой общего.
Я насыпал лебедям еще майкорна и подвинул пакет с маленьким конвертом на дне в сторону Лэнга.
- Одной порции хватит? - спросил я, вставая со скамейки.
- Да, - прошептал он. - Мне уже много не надо.
- Ты все так же не хочешь лечиться?
- Оставь, Оуэн. Это давно уже не имеет никакого значения. Пока. - Он бросил в воду несколько белых шариков, но лебеди, видимо, уже насытились, поскольку степенно уплывали прочь, не замечая новой порции лакомства.
Я не стал его больше уговаривать - мне самому хорошо было известно, что единственное, что может ему сейчас повредить - это отсутствие наркотика. Я возвращался той же аллеей; прыщавый уже пришел в себя и исчез, а может быть, кто-то ему помог - во всяком случае, аллея была пуста. Беспрепятственно вернувшись к машине, я поехал в центр, где пообедал в баре "Все за доллар", отличной ловушке для наивных, где действительно можно было съесть отличный стейк за доллар, что обычно приводило любого клиента в прекрасное настроение, но, поскольку действительно все - телефон, пиво и туалет стоило столько же, сколько и стейк, почти никому не удавалось уйти, не оставив в кассе семи-восьми баксов. То есть столько же, сколько стоил обед в ресторане среднего класса.
Выйдя из бара с зубочисткой в зубах, я некоторое время размышлял, опершись о крышу автомобиля. Затем я сменил зубочистку на сигарету и, докурив ее до середины, решил навестить Дональда Инглхардта. Сев в "бастаад", я связался со своим компом. Дождавшись через полминуты ответа, я дал команду на поиск адреса Дональда Инглхардта и снова стал ждать. Внезапно до меня дошло, что благодаря Джорджу я относительно богат, так что смело могу войти в федеральную сеть и мгновенно получить адрес. Впрочем, меня это как-то не особо обрадовало. Я продолжал терпеливо ждать, пока на экран не выползла строчка желтых букв: "Дональд Инглхардт, Улиточный ручей, Массенис". Одновременно навигатор сообщил мне кратчайший маршрут до Массениса и владений Инглхардта.
- Ну да, конечно! Сам поезжай, - сказал я, склонился над экраном и выбрал другой вариант. Потом из любопытства потребовал сообщить маршрут длиннее кратчайшего на тридцать процентов, и он оказался вполне неплохим; восстановив некоторое доверие к навигатору, я двинулся через путаницу боковых узких улочек, чтобы выбраться наконец на самую старую выездную дорогу из города. Это не означало, что она была в плохом состоянии, нет, покрытие было идеальным, полосы с разными скоростями были выложены разноцветной массой. Я выскочил на желтую и помчался по дороге миллионеров в Массенис.
Владения Инглхардта я нашел без труда - подобные вещи обладают тем приятным свойством, что находятся на довольно большом расстоянии друг от друга, дома не соприкасаются с другими, взгляд простирается далеко, а резиденция Инглхардта к тому же лежала в долине, так что, едва въехав на какой-то холм, я увидел внизу ручей, действительно на некотором отрезке извивавшийся спиралью, словно раковина улитки. Дом более короткой своей стороной выходил на ручей, а размерами, как мне с этого расстояния казалось, он походил на футбольное поле. Сзади я увидел ряд гаражей, в которых поместились бы, наверное, все модели мировых фирм этого года. Спереди был лишь газон и, конечно, бассейн. Размеры обоих соответствовали размерам дома: переплыв бассейн, я вряд ли уже был бы в силах преодолеть газон, и, наоборот, перебежав через газон, я наверняка бы утонул. Несколько сидевших на берегу фигур не выглядели, однако, столь же измученными жизнью, как я. Я выключил двигатель и на холостом ходу съехал с холма. Остановившись перед воротами, я достал из ящичка новую пачку сигарет, закурил и вышел. Хотя ворота и ограда своим видом не внушали уважения, у меня по спине пробежали мурашки при мысли о том, что могли бы скрывать в себе столь легкие столбики и тоненькая сетка, натянутая между ними. Я подошел к воротам и нажал клавишу вызова.
- Улиточный ручей, слушаю? - послышался милый девичий голос.
- Оуэн Йитс. Я хотел бы поговорить с мистером Дональдом Инглхардтом. По личному делу. Коротко, - добавил я, поскольку голос молчал, словно чего-то ожидая.
- Минутку.
Я заметил, как один из сидевших у бассейна, тип с самой пышной серебристой шевелюрой, какую я только видел в жизни, поднес что-то к уху, а затем снова положил на столик.
- Входите, пожалуйста, - вежливо чирикнул голосок, и левая створка ворот открылась.
Я с безразличным видом миновал усеивавшие стойку ворот датчики и анализаторы и ступил на газон. Никакой тропинки не было, лишь дорога для автомобилей, и я шагал прямо по траве, думая о том, как им удается избежать ее вытаптывания. Лишь у самого бассейна я сообразил, что достаточно время от времени передвигать ворота в сторону, а затем до меня дошла и иная разгадка - никто не входил сюда пешком. По крайней мере, именно такое впечатление производило общество у бассейна. Седоволосый встал и сделал два шага в мою сторону, на один шаг больше совершил низенький японец, сидевший на солнце чуть дальше и единственный среди всех одетый.
- Инглхардт, - сказал седой и протянул мне руку.
- Оуэн Йитс. - Я пожал ладонь, стоившую пятьсот с небольшим миллионов. - Я хотел бы с вами поговорить, - добавил я, бросая многозначительный взгляд на дом.
- Хорошо. Разрешите мне представить вам... - Он обвел рукой остальных. - Моя правая рука в делах и друг дома Перси Фаррел. - Крепкий тип с лицом цвета бронзы чуть кивнул, не поднимаясь с кресла. - Моя дочь Милдред. - Он посмотрел назад; она как раз выходила из бассейна, и я почувствовал себя грязным, вонючим и старым. Воплощение невинности, молодости, красоты и очарования махнуло мне рукой, после чего прыгнуло в бассейн. Прыжок, к счастью, был не слишком удачным, что позволило мне прийти в себя. - И моя жена Анджела. - Из-за цветастой ширмы вышла женщина, которая наверняка не давала отдыха целой армии косметологов, педи- и маникюрщиков, хирургов и массажистов. На лице ее не было ни единой морщины, пышный бюст походил на две скалы, впрочем, скорее всего, заполненные силиконом или физиологическим раствором, небрежно всклокоченные волосы наверняка стоили парикмахеру нескольких часов тяжкого труда, а ее мужу - нескольких сотен. Хуже выглядели ноги: кожа на них, правда, была столь же натянутой и гладкой, но лишь загар маскировал искусство хирургов. В свою очередь, ультрафиолет иссушал кожу, делая ее хрупкой; впрочем, подобные обстоятельства Анджелу, похоже, не слишком волновали. Подняв правую руку, в которой держала очки от солнца, она два раза помахала мне. Я слегка поклонился. - А это Химару Ясэ. - Я повернулся к японцу и сказал:
- Самый дорогой частный учитель карате-мацу, дзюдо и нескольких иных способов молниеносно выводить противника из строя. Надеюсь, я вам понравился. - Я улыбнулся ему. Секунду спустя его губы чуть дрогнули в ответ.
- А вы... Минутку! - Инглхардт поднес к уху небольшую трубку и некоторое время слушал. - Частный детектив, - сообщил он достаточно громко, убирая трубку, - сотрудничающий, что весьма странно, с нашей полицией. Возможно, потому, что хорошо знает капитана Вуди. Пока все. - Он показал рукой на кресло и сам опустился на свое.
Я чуть подвинулся, чтобы оказаться в тени, и заметил:
- Вам незачем было связываться с компьютером. Я бы и сам это сказал.
- А с чего вы взяли, что с компьютером? Я отказался от него несколько лет назад. Человека ничто не заменит, компьютер не умеет сопоставлять, если только у него не чудовищная память. Я не говорю, что вообще им не пользуюсь, но именно эти данные помнит моя секретарша, лишь остальное она получит из банка данных. Но к делу...
- Я хотел бы поговорить с вами наедине. - Я смотрел на Милдред, рассекавшую гибким телом воду, и никак не мог сосредоточиться.
- Пожалуйста. - Он встал и первым пошел в сторону дома.
Я поспешил за ним, слегка поклонившись остальным и отдельно - Химару. Через несколько шагов я догнал хозяина, и дальше мы шли вместе; не люблю идти за кем-то, даже если при этом меня овевает явный запах долларов. Мы вошли в огромный пустой холл, Инглхардт свернул налево, я за ним. Он толкнул одну из дверей, и я увидел кабинет, размеры и вид которого меня приятно удивили. Я ожидал чего-то вроде небольшого зала для бадминтона, моему же взгляду предстала уютная комната со стеклянными шкафами вдоль всех стен. За стеклами стояли несколько тысяч фигурок, изготовленных, похоже, из всех возможных материалов.
- Я слушаю. - Инглхардт уселся в кресло, которому было, наверное, лет двести, показав пальцем на стоявшее рядом, столь же старое. Я сел.
- Вы знаете Питера Гордениуса? - спросил я.
- Знал. Он был у меня раза три. Его уже почти год как нет в живых. Впрочем, вам, похоже, об этом известно, - спокойно ответил он.
- Да. Я веду следствие по делу его смерти. - Я не стал объяснять собственную оговорку, хотя в его словах слышалось явственное раздражение.
- Ведь он умер от укуса змеи. - Он поднял бровь.
- Не все в это поверили.
Я нашарил в кармане сигареты, но не стал их доставать.
- О чем вы разговаривали с Гордениусом? - спросил я.
- Обо всем. - Он пожал плечами. - О моих финансах, о взглядах на политику, об искусстве. В своем цикле статей он хотел показать людей, которые, как он говорил, того стоят. Не знаю, почему именно меня он оценил столь высоко. Но я с удовольствием это купил.
- Он утверждал, что Дональд - единственный известный ему честный бизнесмен, и к тому же не испытывающий склонности к политике, - сказал кто-то от дверей.
Я обернулся и увидел Фаррела. Как он вошел, я не слышал, и мне подумалось, не стоял ли он там и раньше, чтобы в соответствующий момент подкинуть вопрос Инглхардту.
- Этого действительно хватило бы, чтобы в нашей стране поставить вам памятник. Сколько раз Гордениус был у вас?
Он задумался.
- Кажется, три... Один раз на малом приеме, это в последний раз, и, кажется, два раза до этого. Конечно, я могу сообщить точные данные. - Он показал на стол с компьютерным терминалом.
- А в последний раз?
- Где-то за месяц до смерти. Было несколько знакомых и семья. Потом он сказал, что получил еще кое-какую информацию по мелочам, и теперь мой портрет приобрел ту "искорку", которая оживляет любую картину.
- Но материал не пошел?
- Видимо, нет - я не читал и не слышал, чтобы его где-то напечатали. И я отнюдь не собираюсь звонить в редакцию со скандалом. - Он начал постукивать пальцами по подлокотнику кресла.
- Ясно, - я встал. - Спасибо.
Повернувшись, я направился к выходу, но остановился перед одной из витрин. На полке стояла небольшая фигурка сидящего на корточках существа с искаженным от ярости лицом. Длинный пенис свисал у него почти до пят. В правой руке существо держало тонкий стилет.
- О господи! Это кошачий глаз? - изумленно спросил я.
- Да, - ответил Инглхардт и подошел ко мне, приятно удивленный моим интересом.
- Наверное, самый большой кусок кошачьего глаза, какой только удавалось найти до сих пор. - Я покачал головой.
- Видимо, так. Это воин шевиатов, так, по крайней мере, утверждает Перси. Именно он нашел и купил для меня эту фигурку. Я очень ценю его подарок.
Я посмотрел на Фаррела. В его голубых глазах мелькнула неприязнь, он явно был зол на меня - я только не знал почему.
- Воин шевиатов? Ну-ну. Грозно выглядит. - Я повернулся к хозяину и протянул ему руку: - Спасибо за беседу, до свидания.
- Я вас провожу, - неожиданно сказал он и снова пошел впереди. Я кивнул Фаррелу, который тоже двинулся за нами, и мы строем прошли через холл к двери. По обеим ее сторонам торчали замаскированные "церберы". У меня вдруг возникло желание разозлить Инглхардта.
- Вы в это верите? - Я небрежно кивнул в сторону толстых цилиндров с цветочными горшками наверху.
- У меня нет причин не верить. Пока что...
- Включите, - прервал я его.
- Фас! - крикнул он, секунду поколебавшись.
Когда цилиндры прыгнули в мою сторону, я не пошевелился, продолжая стоять как прежде, положив руку на пряжку ремня. "Церберы" замерли, проехав по полу метра два.
- Черт побери! - послышался сзади голос Инглхардта.
Когда я обернулся, он изумленно глядел на меня, а Фаррел хмурил брови.
- До свидания, господа. - Я поклонился обоим и вышел, пройдя между неподвижными стражами.
Уже на газоне меня догнал Инглхардт - он действительно был не таким, как все миллионеры. Он побежал за мной сам, вместо того чтобы послать хотя бы Фаррела.
- Мистер Йитс, как вы это сделали? Черт побери, вы меня добили! Покупаю.
- Не продается, - покачал я головой, торжествуя в душе.
- Да чтоб вас! Я должен это иметь! Даю сто тысяч! - Он схватил меня за руку и остановил.
- И речи быть не может, - улыбнулся я ему в лицо. К моему удивлению, он тоже улыбнулся:
- Эта игрушка лишит меня сна. Рано или поздно я все равно буду ее иметь, но хочу уже сейчас.
Я продолжал улыбаться. Инглхардт громко рассмеялся.
- Вы надо мной издеваетесь - почему? Ха-ха! Черт возьми, да я стою тут как щенок перед продавцом мороженого! Зачем вы мне это показывали?
- Потому что не люблю, когда из меня делают идиота, - бросил я и пошел к воротам.
Он снова меня догнал:
- Минутку. На этот раз вы уже переборщили. В чем дело?
Я мгновение поколебался, но в конце концов сказал:
- Шевиаты никогда не вырезали из камня фигурок мужчин. Только животных и женщин. Они боялись, что в фигурке может оказаться заклятой душа воина. Я обошел его и уже беспрепятственно подошел к воротам. Пока я садился в машину, он все еще стоял и смотрел мне вслед. С трудом согнав с лица издевательскую ухмылку, я поехал домой.
Входя в квартиру, я услышал телефонный звонок. Звонил адвокат Миллермана, чтобы спросить, знаю ли я, что завтра похороны Джорджа. Я вежливо выслушал, поблагодарил за высказанную готовность заняться от моего имени наследством, положил трубку и пошел в комнату, но сразу же вернулся и набрал номер Пимы. Никто не отвечал, так что я принял душ, а затем настроил телефон так, чтобы он звонил ей каждые пятнадцать минут, и уселся с банкой пива над вырезками, из которых позаимствовал представленные Вуди отрывки. Основательно проглядев их, я отбросил всяческие эмоции и обдумал еще раз все с самого начала, но никаких новых мыслей у меня так и не появилось.
После третьей банки я включил телевизор и сменил настройку телефона. Теперь он звонил в квартире Пимы каждые пять минут. Прождав десять таких звонков, я достал из ящика плоский, как бумажник, восьмизарядный "биффакс-33" и вышел.
На этот раз поездка действительно заняла у меня двадцать пять минут, я проехал мимо дома Пимы и остановился сразу за углом первой поперечной улицы. Не доходя до сада перед ее домом, я перепрыгнул через низкий забор соседнего дома и лишь оттуда, возле стеклянной стены между гостиной и садом, перебрался на ее участок. Комнату не слишком ярко освещали несколько ламп. Телевизор был включен, но без звука, а стеклянная плоскость убрана в стену. Я вошел и посмотрел на "цербера". Он стоял неподвижно, так что я отпустил пряжку и огляделся по сторонам. Кроме почти полного стакана и пустой пачки от "Плеерсов", ничто не нарушало идеального порядка в помещении, словно здесь никто не жил, а лишь заходил выпить. Я заглянул на кухню - там царила точно такая же идеальная чистота - и пошел наверх. Из-под одной двери виднелась тонкая полоска света, я подошел и приложил к ней ухо. Не услышав ни единого звука, я толкнул дверь и вошел.
Это была спальня Пимы, и там уже не было такого порядка, как в гостиной и кухне, а причиной тому была сама хозяйка. Она лежала на кровати, совершенно голая, разбросав руки, чуть подогнув левую ногу и касаясь маленькой ступней колена другой ноги. Казалось, будто она напилась до потери сознания и заснула, и мне очень бы хотелось, чтобы именно так и было, но целое ведро крови, разлитой по полу и кровати, и висевшая на волоске голова не оставляли никакого сомнения относительно состояния Пимы Гордениус. Я подошел ближе, стараясь не вляпаться в какую-нибудь из луж, и дотронулся до тела. Рука была холодной, но еще не окоченела. Я обвел взглядом комнату, а потом, больше ни на что уже не глядя, вышел.
Я бегло осмотрел гостиную и кухню. У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я найду то, что должна была показать мне Пима; идеальный порядок означал, что она либо не успела это спрятать, или же этого вообще не было у нее дома, так что искать было нечего. Я подошел к входной двери, локтем ударил по выключателю, взялся через платок за ручку, отпустил ее и, шагнув назад, постучал ногой, по корпусу "цербера", а потом толкнул его плечом. Это была пустая труба непонятного назначения, может быть, подставка для цветов, но никоим образом не охранный автомат. Я присел на корточки и немного подумал, потом встал и открыл дверь. Снаружи было темно и тихо; я быстро пробежал в калитку. Улица была пуста, но я не выпускал рукоятки "биффакса", пока не сел в машину. Когда я ехал в сторону города, в наступающих сумерках мне показалось, будто что-то мчится перед моим автомобилем.
Это не могло быть не чем иным, как обгоняющей меня смертью.
У первого указателя с надписью "Мотобар-Комнаты-Отдых" я свернул и, проехав еще несколько метров, остановился у небольшого отеля. Выпив в баре подряд четыре "фиты", я снял комнату и, велев разбудить меня через два часа, сразу же провалился в сон, словно в густой туман. Проснулся я легко и, лишь стоя под горячим душем, вспомнил дом на узкой цветущей улочке и его хозяйку. Вытершись бумажным полотенцем, я спустился вниз, расплатился за комнату и еще раз зашел в бар. С трудом проглотив предлагавшиеся в качестве завтрака два безвкусных, как марля, сандвича и кофе, цветом и вкусом напоминавший помои из старой, ржавой цистерны, я вышел на стоянку. Мой "бастаад" был там единственным автомобилем. Чувствуя себя мишенью, я быстро вскочил внутрь, выехал со стоянки и сразу же за поворотом остановился. Никто, однако, за мной не ехал, я заблокировал двери и связался с компом. Тот реагировал странно медленно, словно я его разбудил, в конце концов я вошел в федеральную сеть и сразу же получил адрес матери Питера Гордениуса. Других родственников Питера и Пимы компьютер не нашел.
До Фоксфилда было пятьсот километров с лишним, я выехал на нужное шоссе и достал из-под кресла тонкий стержень, который позволял мне включиться в движение по самой быстрой полосе, зарезервированной только для автомобилей спецслужб. Вставив отмычку в гнездо навигатора, я стал ждать подтверждения. Какое-то время мне еще пришлось вести машину самому, пока не зажегся желтый сигнал, и я убрал руки с руля. Нажав на педаль газа, на скорости сто в час я вдавил клавишу фиксатора.
Я откинулся на спинку кресла. Меня мучило ощущение потраченных впустую двух часов, но тогда я еще понятия не имел, с какой стороны подойти к делу Гордениуса. Впрочем, и теперь я не мог пожаловаться на избыток идей. Я думал об этом достаточно долго, пока тихий шум двигателя и шелест наматывающегося на колеса шоссе не усыпили меня, и лишь сигнал навигатора прервал неглубокий сон.
Я выключил навигатор, когда на дорожном указателе мелькнули буквы, сложившиеся в надпись: "Фоксфилд 38", и свернул на плавный съезд с автострады. Было четыре утра. До дома миссис Гордениус я доехал в половине пятого.
Небольшой двухэтажный домик был темен, как и все дома на улице. Я собирался подождать до рассвета, но выскочил из машины значительно раньше. В ночной тишине раздался телефонный звонок и звенел довольно долго, пока в одном из окон наверху не вспыхнул свет. Я быстро выскользнул из машины и, перепрыгнув через низкую ажурную ограду, на бегу сунул в ухо маленький, но мощный микрофон. Впрочем, может, и зря, так как окно спальни миссис Гордениус было открыто.
- Алло? - услышал я высокий старческий голос. - Кто? Пима? - У меня по спине пробежали мурашки. - Что мне делать?.. Я вовсе не кричу... Хорошо... Она долго слушала, не прерывая собеседника. Я внимательно огляделся по сторонам, сжимая рукоятку "биффакса". Становилось все более очевидным, что кто-то намеревается стереть фамилию Гордениус из списка живых граждан Соединенных Штатов. - Боже... Дитя мое, что же ты будешь теперь... да, понимаю, конечно... Но почему... Хорошо... Но... Подожди, сейчас запишу... Как это не записывать? Не запомню, дитя мое, с моей-то памятью... Бож-же... да... да... да... Так... Хорошо... Осторожнее... - Я услышал звук положенной трубки и рыдания и, спрятав пистолет, позвонил в дверь. Десять секунд спустя послышались тихие шаги; я отступил так, чтобы меня было видно в глазок.
- Меня зовут Оуэн Йитс, я частный детектив и веду расследование по делу смерти вашего сына. Мне необходимо с вами поговорить. - Я достал закатанную в пластик лицензию и показал. - Я брошу вам в щель мою лицензию. Можете связаться с компьютером и проверить. Я подожду. - Наклонившись, я сунул карточку в дверную щель. Я услышал, как она упала на пол, и секунд через пятнадцать дверь открылась. Мать Питера стояла в дверях, уже одетая в темное платье и светло-бежевый свитер с обширными рукавами, в которых она прятала руки, вместе с моей лицензией. Глаза у нее были чуть покрасневшие. Я шагнул вперед и оказался в доме. Не спрашивая разрешения, я закрыл за собой дверь и сказал:
- Мы не могли бы пойти куда-нибудь, где мало окон? Может, наверх?
- Хорошо, - сказала она, показывая на лестницу. Миссис Гордениус явно предпочитала не поворачиваться спиной к какому-то подозрительному детективу. Я пошел первым, а оказавшись наверху, открыл вторую с краю дверь, более узкую, чем остальные, полагая, что это ванная - и не ошибся. Обернувшись, я сказал:
- Здесь будет лучше, чем в комнате. Можно?
Несколько мгновений она боролась со страхом, вероятно, насмотрелась по телевизору на утопленных в собственных ваннах одиноких женщин, но вошла за мной. Я присел на край ванны, оставив ей ящик у стены. Однако она встала рядом с ним, видимо предпочитая быть поближе к двери.
- К сожалению, у меня плохие известия. Ваша невестка наняла меня, чтобы я расследовал подозрительные, по ее мнению, обстоятельства смерти Питера Гордениуса. Она должна была мне что-то показать, но не успела. Шесть часов назад я обнаружил ее убитой в собственной спальне.
Старушка застыла неподвижно, лишь шире раскрыла глаза. Ей явно нельзя было отказать в хладнокровии, а может быть, она не слишком любила невестку. Я продолжал:
- Похоже, что в смерти вашего сына действительно кроется какая-то тайна. Если так, то вам тоже может грозить опасность. Вам нужно как можно быстрее уехать, не оставляя никому адреса. - Я ждал ее реакции, но она молчала. - Кроме того, я хотел бы с вами поговорить о вашем сыне. Может быть, вы знаете что-то, что поможет найти убийцу.
- Как была убита Пима? - вдруг спросила она.
- Вы обязательно хотите знать? - Я задумался, как лучше об этом рассказать. Она решительно кивнула. - Ей перерезали горло, бритвой или чем-то столь же острым.
К моему удивлению, она снова кивнула. И не более того. Я решил пойти ва-банк.
- Я ждал возле вашего дома, пока вы проснетесь, и слышал ваш разговор. Полагаю, убийцы хотят как можно быстрее добраться до вас, и потому...
- Пима жива, не утруждайте себя, - неожиданно прервала она меня. Она явно все время ждала какой-то ошибки с моей стороны и теперь решила меня ошеломить. Ей это полностью удалось. Я несколько раз подвигал челюстью и издал некое подобие стона.