Страница:
Я быстрым шагом отошел подальше и из первой же будки позвонил по известному мне номеру, а когда наткнулся на БМВ, к которому подошла моя довольно примитивная отмычка, — рискнул его угнать. А теперь я хотя и находился в городе, куда так или иначе направлялся, весь мой первоначальный план рассыпался на мелкие кусочки.
В итоге я сидел в служебной машине местного шерифа, будучи на волосок от обвинения в убийстве. Когда я открыл глаза, испытывая явное отвращение к последним фрагментам своей биографии, шериф как раз выходил на крыльцо. На его ноге уже не было гипса, лишь легкая шина, но он опирался на костыли, рядом же семенила медсестра, делая вид, будто помогает ему идти. Если бы она действительно это делала, Хольгер наверняка грохнулся бы на землю, безнадежно запутавшись в костылях и ее руках. Я мигнул фарами в знак того, что вижу его, включил двигатель и подъехал к крыльцу. Шериф бросил костыли в заднюю часть машины, едва не угодив мне концом одного из них по голове, вскочил на подножку и довольно ловко разместился на сиденье.
— Спасибо, сестра, — улыбнулся он. — До свидания. — Шериф властным жестом показал мне, что можно ехать, но тут же сообразил, что рядом с ним сидит не полицейский водитель, и извинился.
— Я еще весь трясусь, — сказал он. — Когда я увидел циркульную пилу, которой режут гипс… — Он содрогнулся. — Возвращаемся в участок. — Он вытер лицо платком и пригладил усы. — Ну и сволочь, — бросил он. Я молчал, занятый управлением машиной. — Бедная Вэл, — добавил шериф. — Личная жизнь не сложилась, карьера тоже как-то… не удалась. Не поймешь, нужна ли она вообще была кому-либо и где-либо… — Он вздохнул, а затем сменил тему: — Ты много расследовал убийств?
Я покачал головой:
— Ты же сам знаешь, полиция всегда пытается придержать их для себя, хотя вовсе не любит подобных дел, да и ничем в них не лучше. Просто вбили себе в голову, что убийство — это дело государства, а не гражданина. В итоге меня привлекали к расследованию четырех смертей, два дела я раскрыл, два нет, причем одно остается на совести полиции, которая сделала всё, чтобы мне помешать. Второе же превосходило мои возможности — нужно было провести целую кучу дорогих анализов, а у меня не было такой возможности, я не мог даже собрать материал для исследований. — Некоторое время мы ехали молча. — Честно говоря, именно это последнее дело и было настоящим убийством, остальные — дорожно-транспортные происшествия и несчастный случай с оружием. Речь шла лишь о том, чтобы найти свидетелей. Тривиально и скучно.
Неожиданно стеклоочистители скрежетнули по сухому стеклу: с момента моего приезда в Редлиф дождь в первый раз прекратился, вернее, во второй, но в первый раз я сидел в камере. Я открыл окно и попробовал вдохнуть. Честно говоря, воздух ничем не отличался от того, что был прежде, — всё такой же влажный, холодный и чистый, без запаха выхлопных газов и жира из фритюрниц.
— Так что будем делать? — спросил Хольгер. Вопрос его мне не слишком понравился. Похоже, он сам понял, что передает инициативу в мои руки. Чувствуя, что любой мой ответ будет интерпретирован не в мою пользу, я молчал.
— Играешь сегодня, или у тебя другие планы?
Он меня удивил. Если даже он таким неуклюжим способом пытался уйти от неудачного вопроса, в любом случае нужно было быть достаточно хладнокровным для того, чтобы после информации о пенисе в горле жертвы размышлять о предстоящем матче любительской лиги или делать вид, будто он думает сейчас именно об этом.
— Проверю только, есть ли у меня обувь, — ответил я.
— Ладно, приеду за тобой в четыре. Потом мы обычно анализируем причины поражения в баре недалеко от зала.
Я пробормотал что-то насчет того, что сегодня будет по-другому, Хольгер — что он на это надеется, но мы играем с южной, самой лучшей командой, и так мы доехали до участка. Хольгер словно еще чего-то ждал, но я не собирался давать ему каких-либо советов.
— Когда я получу разрешение? — спросил я.
— Когда? — удивился он. — Привезу тебе на игру. По крайней мере, — он потянулся за костылями и, слегка улыбнувшись, дернул за ручку, — у меня будет гарантия, что ты придешь.
— А я проверю в своем кратком словаре латинских изречений, как будет на этом языке «вымогательство».
Я протянул руку к ключу, и в то же мгновение «рейнджер» и всю стоянку захлестнула новая волна дождя. Я выключил двигатель и уставился на стекло, молниеносно покрывавшееся блестящими каплями.
— Похоже, мне не суждено увидеть Редлиф сухим, — вздохнул я. — Ну, до встречи в четыре.
Я снова вошел в дом, и мне снова понравилось, как он меня встретил, — все датчики докладывали, что всё в порядке. Недоставало лишь виляющего хвостом лабрадора или ретривера и трущегося о ноги кота. Поскольку мне не нужно было открывать банки с едой для зверей, я открыл для себя спаржу и баклажаны, фаршированные мелко нарубленной и чертовски острой телятиной, добавив к этому достаточно безвкусное картофельное пюре и целую банку ананасового компота. Люблю такую вот простую домашнюю еду.
За чашкой чая, почти физически подавив мысль о крепкой сигарете с помощью очередного пластика жевательной резинки, я погрузился в размышления о деле Валери Полмант, но, когда я допил последний глоток, выводы или даже какие-либо более или менее содержательные мысли были от меня столь же далеки, как полчаса назад, час назад или несколько часов назад.
Я прошелся перед плоским экраном монитора, на котором в виде заставки соединялись друг с другом величайшие творения мировой живописи: «Мона Лиза» держала в руке букет медленно покачивающихся «Подсолнухов». Всё это выглядело так, будто компьютер спал, а экран заполняли его сны. Никто мне не звонил, никто мне ничего не передавал…
Может, это и хорошо? В четверть четвертого я привел в действие всю свою свору домашних церберов, а сам поехал — под дождем, естественно, — за туфлями в торговый центр и за десять минут до назначенного срока вошел в спортивный комплекс. Коридор явно был плодом повышенного самомнения архитектора: он располагался таким образом, что каждому приходилось пройти почти перед всеми объектами, сегодня пустыми, — кортами для сквоша и тенниса, бассейном, полутора десятками тренировочных залов, устланных матами и татами. Лишь в одном из них разминалась худая анемичная гимнастка, в другом какой-то парень в легком виртуальном шлеме упражнялся в борьбе с видимым только ему противником. Я некоторое время понаблюдал за ним, а затем пошел дальше, в сторону раздевалки при баскетбольном зале. Я предполагал, что темой дня сегодня будет убийство, но, когда я вошел, она, похоже, уже была практически исчерпана: кто-то покачал головой, кто-то вздохнул, а потом все занялись обсуждением тактики предстоящего матча. Не замеченный никем, я скромно стоял у дверей; наконец Хольгер увидел меня, обрадованно схватил за плечо и стукнул кулаком по шкафчику, объявив:
— Прошу минуту внимания! Это Скотт Хэмисдейл, наш новый и единственный частный детектив. Он снял дом в переулке Сола О'Броджа, а значит, в нашем районе. Он утверждает, что играет в баскетбол, и я вынужден ему верить. У меня нет выбора. Точно могу сказать, что он быстро ездит, а это уже о чем-то говорит. Итак… — Он отпустил мое плечо, чтобы тут же схватиться за другое: — Это Тим Эйхем, тренер по волейболу из нашего лицея, опора и капитан команды. Это Ангус Таттл, владелец бензоколонки, Эрик Фирстайн, страховая компания, Камерон Паккер, совладелец самого большого здешнего подъемника. Это Рэндолл Бергер…
Я обменялся рукопожатиями со всеми. Тим Эйхем придвинулся ко мне ближе.
— Как ты сам себя оцениваешь? — спросил он.
— Думаю, что могу пригодиться команде, Правда, давно не бросал мяч, но…
Он несколько раз кивнул с таким видом, словно у него уже было для меня задание.
— Вести мяч умеешь?
— Почти нет. Только пара основных приемов, передача назад. Не рассчитывайте на кого-то уровня НБА.
— Ладно. Ты даже не знаешь, как нам пригодишься… Играем! Эй! Дайте один комплект! — Он схватил брошенные над головами желтые шорты и майку и подал мне. Быстро натянув форму, я дважды подпрыгнул в новеньких туфлях. — У них двое ведущих игроков, особенно один из них нам докучает. Если сумеешь вывести из игры Рори Донелана или хотя бы как-то ограничить его чертовскую подвижность — успех нам обеспечен.
Мы вышли в зал. Высокий чернокожий парень в голубой форме со всей силой ударял мячом о паркет, чтобы тут же после отскока остановить его высоко поднятой рукой и с той же силой вновь стукнуть им о пол. Эйхем слегка толкнул меня под локоть.
— Это как раз второй их ведущий игрок, менее опасный, — буркнул он.
— В принципе я уже представляю, как выглядит первый.
— Не преувеличивай. — Впрочем, он сказал это без особого энтузиазма. — Майк, это наше подкрепление! — крикнул он негру. Тот, не прекращая бить мячом о пол, подмигнул мне и направился к дальнему щиту, на каждом шаге отбивая мяч. — Он таким образом разминает запястья, но, полагаю, ему хочется заодно нас разозлить, — проворчал Тим. Подойдя к ящику, он достал два мяча и подал один мне.
Ну ладно. По пути к щиту я стер из памяти всё, над чем размышлял сегодня целый день и вчера — Гришку, Хольгера, Вэл, — и занялся мячом. Что ж, как бросать, я знал, но тело помнило лишь основы, а не детали, так что мяч хоть и летел в сторону корзины, но каждый раз либо цеплялся за кольцо, либо странным образом отскакивал от щита; достаточно сказать, что первый раз я попал в корзину после четырнадцатого броска. Вскоре я чувствовал, что у меня начинают гореть уши, а в голове всё более настойчиво бьется в такт шагам мысль: «И на черта мне этот баскетбол?» Я попал второй раз, потом третий. А какое мне, собственно, дело, заглушил я первую мысль другой, что — я за ними бегал и напрашивался? И так проиграют, и этак… Я бросил мяч с абсурдного расстояния в надежде, что попаду и мои акции пойдут вверх, но действительность скорректировала мои глупые планы.
Так что я лишь стучал мячом о пол и наблюдал за командой противника. Почти с первых же секунд мне стало ясно, кто является в ней ведущим игроком. Коротко стриженный блондин, ниже меня ростом, крайне подвижный и ловкий, наверняка он провел в зале немало часов, тренируясь в умении «зависать» в воздухе. Он был уже знаком мне по залу для виртуальных тренировок. Я с некоторым облегчением вздохнул — меня не слишком впечатлил его поединок с компьютерной тенью. К тому же подобные типы были мне знакомы и по стадиону, и я знал, что они эффектно смотрятся, пока команда играет на них, а они имеют полную свободу движений. Тщательно прикрытый со всех сторон, он не принимает передач от партнеров, которые не знают, что делать, если на спине у их аса висит какой-то самоотверженный игрок противника, а если даже передача до него и доходит, то оказывается, что ему недостаточно места для своих отработанных перед гаражом штучек. Проворный любитель, ничего больше. Он был мой. Он лишь мельком взглянул на меня после какого-то замечания, брошенного «номером вторым», и я поклялся, что, если он забьет больше пяти мячей, я куплю себе абонемент на ежедневный пинок под зад от самого упрямого мула в городе.
В первую пятерку я не вошел, и это меня обрадовало. Значит, команда находилась не в столь отчаянном положении, чтобы возлагать надежды на какого-то профессионала из Нью-Йорка, а во-вторых, у меня было время для наблюдения, чем я и воспользовался.
А потом первого, уже тяжело дышавшего, игрока позвали на скамейку запасных. Может быть, даже не потому, что он тяжело дышал. Хольгер хотел увидеть меня в деле. Мы проигрывали девять очков, и до конца первого тайма оставалось три минуты.
Ябба-дабба-ду!
Я выскочил на паркет. Мяч был у противника, секунду спустя я нашел свое место и впервые в истории Редлифа коснулся своим семнадцатым номером тридцать третьего номера «Аса», пообещав себе, что лишь в сортире он сможет отдалиться от меня больше чем на полметра.
Я стиснул зубы, и началось. Обычно большинство мячей направлялось Донелану, а он, когда у него имелось время и пространство, эффектно взмахивал рукой, бросал взгляд направо, а мяч налево, отбивал мяч от пола под ногами и выделывал прочие штучки, ради которых ходят на матчи. После второго такого взмаха я выбил у него мяч, а поскольку опоздавший Ангус как раз в этом момент спокойно возвращался на нашу половину, я передал мяч ему, а он, несмотря на неожиданность, несколько раз ударил им о пол и по-женски, обеими руками, бросил мяч в корзину.
Началась драма Донелана: он еще несколько раз получил мяч, но всё же профессионалом он не был и никак не мог справиться с таким в меру умелым и подвижным противником, как я. Если уж говорить честно — постоянно играющим на грани фола. К счастью для Рори, закончился первый тайм, с перевесом в одиннадцать очков в их пользу.
— Ну ты и зверь, — тяжело дыша, сказал Паккер. — Рори сейчас взорвется.
— Бросит майку и пойдет домой, — усмехнулся Тим.
— Нет, я хорошо его знаю: он будет медленно расхаживать по площадке, всем своим видом демонстрируя обиду.
— И все будут спорить, кто виноват, — вмешался я. — Я тоже таких знаю. Впрочем, мы все себя так ведем, не будем обманываться.
Сполоснув пересохший рот минеральной водой, я сделал несколько глотков.
Эйхем несколько раз глубоко вздохнул.
— Значит, ничего не меняется, — Рэндолл, ты самый быстрый, так что старайся, насколько это возможно, убегать при быстрых атаках, а вы помните, что, перехватив мяч, надо сперва смотреть, кто бежит вперед. Ты, Скотт, выходишь только тогда, когда на поле Рори, разве что он расплачется и пойдет в раздевалку, тогда займешься этим черным дылдой.
Рори, однако, вышел в самом начале второго тайма, так что вышел и я, приклеившись к нему столь плотно, что мы дышали одним и тем же воздухом и при каждом движении чувствовали прикосновение тела другого; он прикрывал меня, а я бегал под их корзиной словно выпущенный из конуры кокер-спаниель — по кругу, без всякого смысла и без устали.
Кто-то меня заметил и передал мне мяч, я бросил и промахнулся, но в защите я снова был возле Рори. Я начал размышлять, насколько меня еще хватит, несколько минут спустя это стало действительно серьезной проблемой, но еще чуть позже Рори остановился под своей корзиной и даже не пытался помочь нападающим. У меня было время расслабиться, я даже сумел дважды бросить мяч и сократить разрыв до шести очков. Тогда Рори ушел с поля, а за ним я. На поле вышел чернокожий и накидал нам несколько мячей, но на какое-то время я перестал интересоваться матчем.
На трибуне еще несколько раньше появились две женщины, которые время от времени радостно вскрикивали и награждали аплодисментами удачные действия своих супругов. Обе были из команды противника. Теперь же к ним подошла та, которую я видел на фотографии у шерифа. Внешность ее представляла собой своеобразную смесь черт актрис, занимавших самое большое число отделений в сейфе моего сердца. Увидев ее, я вскочил и пошел в раздевалку, но лишь затем, чтобы на обратном пути оказаться за спиной Хольгера и спокойно рассмотреть эту женщину. Не удалось: когда я выходил, вытирая лицо полотенцем, он поймал меня за скользкое от воды и пота плечо и толкнул на паркет:
— Давай быстрее!
Рори воспользовался моим отсутствием и забросил уже два мяча. Он хмуро посмотрел на меня исподлобья и, может быть, поэтому не успел к очередной передаче; для него начался известный каждому спортсмену период, когда что бы ты ни пытался делать, всё равно ничего осмысленного не получается. Притворяясь бодрым и полным сил, я поспешил к Рори, а он даже не пытался возглавить атаку своей команды, довольно неуклюже попробовав меня нейтрализовать, что облегчило мне задачу и позволило завоевать первые два очка для своей команды.
Противники взяли тайм-аут, я закончил вытирать лицо и посмотрел из-под полотенца на женщину. Пышные густые волосы были связаны в большой узел на затылке — совсем просто, но как это выглядело! С этого расстояния я не мог ничего прибавить к тому, что уже было мне известно о чертах ее лица, так что приходилось довольствоваться тем, что я помнил. Белая блузка в вертикальную черную полоску достаточно успешно маскировала ее фигуру, но мне казалось, что она не выглядит чересчур худой. Относительно ее ног что-либо сказать было затруднительно — их заслоняла огромная сумка, которую притащила одна из жен игроков команды противника. Кто-то толкнул меня в плечо; к счастью, всё это время я прикрывал лицо полотенцем.
— Эй? Слышишь меня? Скотти, старик! У нас впервые появился шанс у них выиграть, и мы должны это сделать! — загудел мне в лицо Тим Эйхем. — Понимаешь? В следующий раз они что-нибудь придумают, сменят тактику, но сегодня они уже, можно сказать, готовенькие.
Я изобразил на физиономии широкую дружескую улыбку.
— Ну, тогда раздать ножи и вилки! — бросил я. — А может, хватит и ложек?
Тим вежливо рассмеялся и похлопал меня по спине, затем посмотрел на Хольгера.
— Если не будет Рори, — сказал он мне, а шериф согласно кивнул, — займись Майком. А вы, остальные, старайтесь сразу передать мяч Ангусу или Эрику, а если он окажется у противника — мешайте им как только сможете. Ты, Эрик, самый высокий, придется тебе побороться под щитом. Ну, давайте! — Он протянул руку, мы положили на нее свои. Я успел бросить еще один взгляд на жену шерифа, и мы начали последние две минуты второго тайма.
Мы сравняли счет на третьей минуте четвертого тайма, а на четвертой вырвались вперед и уже до самого конца не упустили преимущество. Пятьдесят семь — сорок девять. Команда ревела, словно стадо бизонов, которое давят асфальтовые катки в тысячу лошадиных сил; на пятой минуте триумфа я подумал, что мы, наверное, никогда не перестанем хлопать друг друга по различным частям тела, но в конце концов мы добрались до душевой. Быстро смыв с себя пот, я с банкой холодного «Будвайзера» свалился через край в один из трех прямоугольных бассейнов. Спорткомплекс, судя по всему, не жаловался на скупость спонсоров. Кто-то включил насосы, и водная гладь вздыбилась волнами. Вся восьмерка, удобно устроившись в бассейне, вспоминала прошедший матч, то и дело перекрикивая друг друга, а если кому-то удавалось сочинить какое-нибудь меткое высказывание в адрес соперников, остальные повторяли его по нескольку раз, чтобы, не дай бог, оно не пропало зря. Шериф не открывал рта, лишь поглядывал на вторую джакузи, заполненную мрачными соперниками, и прислушивался, но те молчали. В конце концов он поднял руку и, дождавшись тишины, спросил:
— Арт! Вы что там, утопили все друг друга, что ли? — Послышался чей-то голос:
— Я тут. Слушаю?
— Предлагаю поставить нам по пиву у Барри!
Видимо, они уже раньше обсуждали подобную возможность, либо таков был обычай, поскольку ответ последовал незамедлительно:
— Ладно. Ждем вас там, но только пятнадцать минут. А то, похоже, вы будете тут мастурбировать еще несколько часов!
Хольгер показал им язык и кивнул. Остальные, в том числе и я, продемонстрировали, в каком месте сгибается клюв у пингвина.
— Ну что ж, давайте собираться. — Он наклонился к середине бурлящего бассейна и сказал значительно тише: — Вряд ли нам еще когда-нибудь представится такой случай.
Кто-то попытался возразить, но большинство согласились с мнением шерифа, несмотря на то что он был без оружия. Я нырнул — мне нужно было несколько мгновений спокойствия, чтобы хорошенько вспомнить женщину на фотографии в кабинете Хольгера. Я выдержал под водой ровно столько, чтобы понять, что на размышления о женщинах требуются годы, иногда вся жизнь, а я пытался — под водой, но тем не менее — сжать это время до нескольких десятков секунд. Под холодным душем я решил ни о чем пока не думать и ждать развития событий.
В бар она не пришла, хотя там были обе, болевшие за противников. Одна на чем свет стоит ругала мужа и его коллег, другая поначалу присоединилась к ней, но, посмотрев во второй и в третий раз на мужа, решила, что игра не стоит свеч, и молча стала потягивать свой «Манхэттен»; по его белому цвету можно было судить, что у нее имелся свой собственный рецепт, в котором не только ангостуры, но и красного вермута добавляется лишь по капле. Ее мужем был ничем не выделявшийся ни на площадке, ни теперь в баре модно подстриженный шатен с какой-то двойной фамилией.
Я выпил пиво, плавясь в блеске похвал, потом еще одно. Возгласы поутихли, хотя, по идее, должны были бы лишь нарастать, но это было не то общество, которое считает питье пива подходящим способом провести вечер. Эмоции сошли на нет, кто-то вспомнил, что у него есть дело к побежденному, а тот не видел никаких поводов для обиды, группа разбилась на более мелкие группки, кто-то ушел, в том числе любительница крепкого «Манхэттена» с мужем, ее язвительная подружка забыла, над чем только что смеялась, и с серьезным видом выслушивала, как мне показалось, служебные поручения Ангуса. Одним словом — матч закончился. Конец праздника. Никто уже мне дружелюбно не кивал и не похлопывал по плечу, хотя, с другой стороны, никто и не смотрел на меня враждебно или по крайней мере неприязненно. Неожиданно мне пришло в голову, что конец карьеры спортивной звезды должен выглядеть примерно так же, естественно, в больших масштабах: стихают аплодисменты, гаснут табло, исчезают камеры, болельщики и поклонники, ты остаешься один, в пустоте, и не знаешь, что делать. Я допил пиво, подумывая о продолжении, но взять третью кружку не успел.
— Ну вот, уже поспокойнее. — Хольгер подсел ко мне с кружкой пива, как я заметил, первой, и прислонил костыли к столу. — Может, это и выглядит по-детски, но они всегда ставили нам пиво и безжалостно нас высмеивали. Знаешь, о чем я? — Я кивнул. — Кроме того, это команда самого богатого района, так что кровь кипит.
— Я всё это воспринимаю весьма положительно, — сказал я. — Как-то ведь нужно разрядить свои эмоции, снять психическое напряжение, а то иначе…
— Вот именно. — Он глотнул пиво, стер пену с усов и обвел взглядом зал. — Все потрясены, — сказал он и кашлянул, сообразив, сколь фальшиво прозвучали его слова, поскольку «потрясенные» жители Редлифа как ни в чем не бывало играли в бильярд, смеялись, заказывали выпивку, и вообще их мало что беспокоило. — То есть… Может, всё и не так, как я говорю, но все взволнованы, всё-таки для нас это редкий случай. — Он помолчал. — Вэл почти никто хорошо не знал, может быть, даже вообще никто, но мы можем рассчитывать… — Он поколебался и повторил: — Можем рассчитывать на всестороннюю помощь…
Я не успел ответить — он прервал фразу на полуслове, уставившись куда-то над моей головой, и дежурно улыбнулся. Уверенный, что это кто-то из игроков хочет попрощаться, я даже не повернул головы. Улыбка Хольгера стала чуть шире.
— Познакомься с моей женой. — Я обернулся и вскочил. Она тоже улыбалась, и улыбка ее была намного симпатичнее. — Эйприл.
Я довольно смело пожал ей руку, поскольку она не походила на тех, кто тошнотворным образом подставляет мягкую теплую лапку. Рука ее была сильной, сухой и холодной, густые брови почти срастались на переносице, нос был четко очерчен, от крыльев носа к уголкам рта тянулись две маленькие морщинки, свидетельствующие о том, что она часто улыбается.
— Скотт Хэмисдейл, — сказал я.
— Знаю. — Улыбка ее стала еще шире. — Все уже заказывают майки с надписью: «Скотт — наша любовь и надежда». — Она старалась не смотреть на мою шишку, но ей это не удавалось, так что в конце концов она просто показала на нее пальцем и спросила: — Это Донелан? Или кто-то из его болельщиков?
— Если бы я знал, что так легко нажить себе друзей, я бы занялся еще парочкой видов спорта, — довольно глупо ответил я на первую часть фразы, а потом добавил, поясняя вторую: — Нет, это след от столкновения с дверцей автомобиля.
Она отвела взгляд от синяка.
— А как насчет врагов?
— Я бы побеждал их именно в спортивной, честной борьбе. — Я отодвинул стул, но Эйприл покачала головой:
— Мне нужно ехать. — Она посмотрела на мужа: — Подбросить тебя куда-нибудь? Надеюсь, ты еще не ездишь сам?
— Езжу, не волнуйся. Но у нас к тебе дело, так что присядь на минутку. — Я поднял брови, спрашивая, какое у меня дело к его жене, с которой я познакомился минуту с небольшим назад. — Скотту нужно официальное поручение на ведение дела Валери. — Он посмотрел на меня и на Эйприл, потом еще раз, словно проверяя, хорошо ли мы понимаем то, что он говорит. — Верно?
— В общем, да… — пробормотал я. — Вот только… Знаешь, если это будет моим первым официальным делом…
— Боишься надорваться? — быстро прервал он меня.
— Ну, может быть, я бы не так это формулировал… — Я набрал в грудь воздуха, но Эйприл не дала мне договорить:
— Этот случай надолго останется в душах горожан, каковы бы ни были результаты следствия.
Она была умна, по крайней мере настолько, чтобы заметить, что мужу это совершенно безразлично. Она хотела еще что-то добавить, но замолчала, лишь на мгновение в ее глазах промелькнула мысль: «И зачем я стараюсь?» Похоже было, что сейчас наступит неловкая тишина. Хольгер мыслями находился где-то за пределами бара, а может быть, и нет, поскольку кивнул:
— Необходимо поручение. И дашь его Скотту ты, хорошо?
— Я? Ведь я почти ее не знала…
Он слегка похлопал ее по лежащей на столе руке:
В итоге я сидел в служебной машине местного шерифа, будучи на волосок от обвинения в убийстве. Когда я открыл глаза, испытывая явное отвращение к последним фрагментам своей биографии, шериф как раз выходил на крыльцо. На его ноге уже не было гипса, лишь легкая шина, но он опирался на костыли, рядом же семенила медсестра, делая вид, будто помогает ему идти. Если бы она действительно это делала, Хольгер наверняка грохнулся бы на землю, безнадежно запутавшись в костылях и ее руках. Я мигнул фарами в знак того, что вижу его, включил двигатель и подъехал к крыльцу. Шериф бросил костыли в заднюю часть машины, едва не угодив мне концом одного из них по голове, вскочил на подножку и довольно ловко разместился на сиденье.
— Спасибо, сестра, — улыбнулся он. — До свидания. — Шериф властным жестом показал мне, что можно ехать, но тут же сообразил, что рядом с ним сидит не полицейский водитель, и извинился.
— Я еще весь трясусь, — сказал он. — Когда я увидел циркульную пилу, которой режут гипс… — Он содрогнулся. — Возвращаемся в участок. — Он вытер лицо платком и пригладил усы. — Ну и сволочь, — бросил он. Я молчал, занятый управлением машиной. — Бедная Вэл, — добавил шериф. — Личная жизнь не сложилась, карьера тоже как-то… не удалась. Не поймешь, нужна ли она вообще была кому-либо и где-либо… — Он вздохнул, а затем сменил тему: — Ты много расследовал убийств?
Я покачал головой:
— Ты же сам знаешь, полиция всегда пытается придержать их для себя, хотя вовсе не любит подобных дел, да и ничем в них не лучше. Просто вбили себе в голову, что убийство — это дело государства, а не гражданина. В итоге меня привлекали к расследованию четырех смертей, два дела я раскрыл, два нет, причем одно остается на совести полиции, которая сделала всё, чтобы мне помешать. Второе же превосходило мои возможности — нужно было провести целую кучу дорогих анализов, а у меня не было такой возможности, я не мог даже собрать материал для исследований. — Некоторое время мы ехали молча. — Честно говоря, именно это последнее дело и было настоящим убийством, остальные — дорожно-транспортные происшествия и несчастный случай с оружием. Речь шла лишь о том, чтобы найти свидетелей. Тривиально и скучно.
Неожиданно стеклоочистители скрежетнули по сухому стеклу: с момента моего приезда в Редлиф дождь в первый раз прекратился, вернее, во второй, но в первый раз я сидел в камере. Я открыл окно и попробовал вдохнуть. Честно говоря, воздух ничем не отличался от того, что был прежде, — всё такой же влажный, холодный и чистый, без запаха выхлопных газов и жира из фритюрниц.
— Так что будем делать? — спросил Хольгер. Вопрос его мне не слишком понравился. Похоже, он сам понял, что передает инициативу в мои руки. Чувствуя, что любой мой ответ будет интерпретирован не в мою пользу, я молчал.
— Играешь сегодня, или у тебя другие планы?
Он меня удивил. Если даже он таким неуклюжим способом пытался уйти от неудачного вопроса, в любом случае нужно было быть достаточно хладнокровным для того, чтобы после информации о пенисе в горле жертвы размышлять о предстоящем матче любительской лиги или делать вид, будто он думает сейчас именно об этом.
— Проверю только, есть ли у меня обувь, — ответил я.
— Ладно, приеду за тобой в четыре. Потом мы обычно анализируем причины поражения в баре недалеко от зала.
Я пробормотал что-то насчет того, что сегодня будет по-другому, Хольгер — что он на это надеется, но мы играем с южной, самой лучшей командой, и так мы доехали до участка. Хольгер словно еще чего-то ждал, но я не собирался давать ему каких-либо советов.
— Когда я получу разрешение? — спросил я.
— Когда? — удивился он. — Привезу тебе на игру. По крайней мере, — он потянулся за костылями и, слегка улыбнувшись, дернул за ручку, — у меня будет гарантия, что ты придешь.
— А я проверю в своем кратком словаре латинских изречений, как будет на этом языке «вымогательство».
Я протянул руку к ключу, и в то же мгновение «рейнджер» и всю стоянку захлестнула новая волна дождя. Я выключил двигатель и уставился на стекло, молниеносно покрывавшееся блестящими каплями.
— Похоже, мне не суждено увидеть Редлиф сухим, — вздохнул я. — Ну, до встречи в четыре.
Я снова вошел в дом, и мне снова понравилось, как он меня встретил, — все датчики докладывали, что всё в порядке. Недоставало лишь виляющего хвостом лабрадора или ретривера и трущегося о ноги кота. Поскольку мне не нужно было открывать банки с едой для зверей, я открыл для себя спаржу и баклажаны, фаршированные мелко нарубленной и чертовски острой телятиной, добавив к этому достаточно безвкусное картофельное пюре и целую банку ананасового компота. Люблю такую вот простую домашнюю еду.
За чашкой чая, почти физически подавив мысль о крепкой сигарете с помощью очередного пластика жевательной резинки, я погрузился в размышления о деле Валери Полмант, но, когда я допил последний глоток, выводы или даже какие-либо более или менее содержательные мысли были от меня столь же далеки, как полчаса назад, час назад или несколько часов назад.
Я прошелся перед плоским экраном монитора, на котором в виде заставки соединялись друг с другом величайшие творения мировой живописи: «Мона Лиза» держала в руке букет медленно покачивающихся «Подсолнухов». Всё это выглядело так, будто компьютер спал, а экран заполняли его сны. Никто мне не звонил, никто мне ничего не передавал…
Может, это и хорошо? В четверть четвертого я привел в действие всю свою свору домашних церберов, а сам поехал — под дождем, естественно, — за туфлями в торговый центр и за десять минут до назначенного срока вошел в спортивный комплекс. Коридор явно был плодом повышенного самомнения архитектора: он располагался таким образом, что каждому приходилось пройти почти перед всеми объектами, сегодня пустыми, — кортами для сквоша и тенниса, бассейном, полутора десятками тренировочных залов, устланных матами и татами. Лишь в одном из них разминалась худая анемичная гимнастка, в другом какой-то парень в легком виртуальном шлеме упражнялся в борьбе с видимым только ему противником. Я некоторое время понаблюдал за ним, а затем пошел дальше, в сторону раздевалки при баскетбольном зале. Я предполагал, что темой дня сегодня будет убийство, но, когда я вошел, она, похоже, уже была практически исчерпана: кто-то покачал головой, кто-то вздохнул, а потом все занялись обсуждением тактики предстоящего матча. Не замеченный никем, я скромно стоял у дверей; наконец Хольгер увидел меня, обрадованно схватил за плечо и стукнул кулаком по шкафчику, объявив:
— Прошу минуту внимания! Это Скотт Хэмисдейл, наш новый и единственный частный детектив. Он снял дом в переулке Сола О'Броджа, а значит, в нашем районе. Он утверждает, что играет в баскетбол, и я вынужден ему верить. У меня нет выбора. Точно могу сказать, что он быстро ездит, а это уже о чем-то говорит. Итак… — Он отпустил мое плечо, чтобы тут же схватиться за другое: — Это Тим Эйхем, тренер по волейболу из нашего лицея, опора и капитан команды. Это Ангус Таттл, владелец бензоколонки, Эрик Фирстайн, страховая компания, Камерон Паккер, совладелец самого большого здешнего подъемника. Это Рэндолл Бергер…
Я обменялся рукопожатиями со всеми. Тим Эйхем придвинулся ко мне ближе.
— Как ты сам себя оцениваешь? — спросил он.
— Думаю, что могу пригодиться команде, Правда, давно не бросал мяч, но…
Он несколько раз кивнул с таким видом, словно у него уже было для меня задание.
— Вести мяч умеешь?
— Почти нет. Только пара основных приемов, передача назад. Не рассчитывайте на кого-то уровня НБА.
— Ладно. Ты даже не знаешь, как нам пригодишься… Играем! Эй! Дайте один комплект! — Он схватил брошенные над головами желтые шорты и майку и подал мне. Быстро натянув форму, я дважды подпрыгнул в новеньких туфлях. — У них двое ведущих игроков, особенно один из них нам докучает. Если сумеешь вывести из игры Рори Донелана или хотя бы как-то ограничить его чертовскую подвижность — успех нам обеспечен.
Мы вышли в зал. Высокий чернокожий парень в голубой форме со всей силой ударял мячом о паркет, чтобы тут же после отскока остановить его высоко поднятой рукой и с той же силой вновь стукнуть им о пол. Эйхем слегка толкнул меня под локоть.
— Это как раз второй их ведущий игрок, менее опасный, — буркнул он.
— В принципе я уже представляю, как выглядит первый.
— Не преувеличивай. — Впрочем, он сказал это без особого энтузиазма. — Майк, это наше подкрепление! — крикнул он негру. Тот, не прекращая бить мячом о пол, подмигнул мне и направился к дальнему щиту, на каждом шаге отбивая мяч. — Он таким образом разминает запястья, но, полагаю, ему хочется заодно нас разозлить, — проворчал Тим. Подойдя к ящику, он достал два мяча и подал один мне.
Ну ладно. По пути к щиту я стер из памяти всё, над чем размышлял сегодня целый день и вчера — Гришку, Хольгера, Вэл, — и занялся мячом. Что ж, как бросать, я знал, но тело помнило лишь основы, а не детали, так что мяч хоть и летел в сторону корзины, но каждый раз либо цеплялся за кольцо, либо странным образом отскакивал от щита; достаточно сказать, что первый раз я попал в корзину после четырнадцатого броска. Вскоре я чувствовал, что у меня начинают гореть уши, а в голове всё более настойчиво бьется в такт шагам мысль: «И на черта мне этот баскетбол?» Я попал второй раз, потом третий. А какое мне, собственно, дело, заглушил я первую мысль другой, что — я за ними бегал и напрашивался? И так проиграют, и этак… Я бросил мяч с абсурдного расстояния в надежде, что попаду и мои акции пойдут вверх, но действительность скорректировала мои глупые планы.
Так что я лишь стучал мячом о пол и наблюдал за командой противника. Почти с первых же секунд мне стало ясно, кто является в ней ведущим игроком. Коротко стриженный блондин, ниже меня ростом, крайне подвижный и ловкий, наверняка он провел в зале немало часов, тренируясь в умении «зависать» в воздухе. Он был уже знаком мне по залу для виртуальных тренировок. Я с некоторым облегчением вздохнул — меня не слишком впечатлил его поединок с компьютерной тенью. К тому же подобные типы были мне знакомы и по стадиону, и я знал, что они эффектно смотрятся, пока команда играет на них, а они имеют полную свободу движений. Тщательно прикрытый со всех сторон, он не принимает передач от партнеров, которые не знают, что делать, если на спине у их аса висит какой-то самоотверженный игрок противника, а если даже передача до него и доходит, то оказывается, что ему недостаточно места для своих отработанных перед гаражом штучек. Проворный любитель, ничего больше. Он был мой. Он лишь мельком взглянул на меня после какого-то замечания, брошенного «номером вторым», и я поклялся, что, если он забьет больше пяти мячей, я куплю себе абонемент на ежедневный пинок под зад от самого упрямого мула в городе.
В первую пятерку я не вошел, и это меня обрадовало. Значит, команда находилась не в столь отчаянном положении, чтобы возлагать надежды на какого-то профессионала из Нью-Йорка, а во-вторых, у меня было время для наблюдения, чем я и воспользовался.
А потом первого, уже тяжело дышавшего, игрока позвали на скамейку запасных. Может быть, даже не потому, что он тяжело дышал. Хольгер хотел увидеть меня в деле. Мы проигрывали девять очков, и до конца первого тайма оставалось три минуты.
Ябба-дабба-ду!
Я выскочил на паркет. Мяч был у противника, секунду спустя я нашел свое место и впервые в истории Редлифа коснулся своим семнадцатым номером тридцать третьего номера «Аса», пообещав себе, что лишь в сортире он сможет отдалиться от меня больше чем на полметра.
Я стиснул зубы, и началось. Обычно большинство мячей направлялось Донелану, а он, когда у него имелось время и пространство, эффектно взмахивал рукой, бросал взгляд направо, а мяч налево, отбивал мяч от пола под ногами и выделывал прочие штучки, ради которых ходят на матчи. После второго такого взмаха я выбил у него мяч, а поскольку опоздавший Ангус как раз в этом момент спокойно возвращался на нашу половину, я передал мяч ему, а он, несмотря на неожиданность, несколько раз ударил им о пол и по-женски, обеими руками, бросил мяч в корзину.
Началась драма Донелана: он еще несколько раз получил мяч, но всё же профессионалом он не был и никак не мог справиться с таким в меру умелым и подвижным противником, как я. Если уж говорить честно — постоянно играющим на грани фола. К счастью для Рори, закончился первый тайм, с перевесом в одиннадцать очков в их пользу.
— Ну ты и зверь, — тяжело дыша, сказал Паккер. — Рори сейчас взорвется.
— Бросит майку и пойдет домой, — усмехнулся Тим.
— Нет, я хорошо его знаю: он будет медленно расхаживать по площадке, всем своим видом демонстрируя обиду.
— И все будут спорить, кто виноват, — вмешался я. — Я тоже таких знаю. Впрочем, мы все себя так ведем, не будем обманываться.
Сполоснув пересохший рот минеральной водой, я сделал несколько глотков.
Эйхем несколько раз глубоко вздохнул.
— Значит, ничего не меняется, — Рэндолл, ты самый быстрый, так что старайся, насколько это возможно, убегать при быстрых атаках, а вы помните, что, перехватив мяч, надо сперва смотреть, кто бежит вперед. Ты, Скотт, выходишь только тогда, когда на поле Рори, разве что он расплачется и пойдет в раздевалку, тогда займешься этим черным дылдой.
Рори, однако, вышел в самом начале второго тайма, так что вышел и я, приклеившись к нему столь плотно, что мы дышали одним и тем же воздухом и при каждом движении чувствовали прикосновение тела другого; он прикрывал меня, а я бегал под их корзиной словно выпущенный из конуры кокер-спаниель — по кругу, без всякого смысла и без устали.
Кто-то меня заметил и передал мне мяч, я бросил и промахнулся, но в защите я снова был возле Рори. Я начал размышлять, насколько меня еще хватит, несколько минут спустя это стало действительно серьезной проблемой, но еще чуть позже Рори остановился под своей корзиной и даже не пытался помочь нападающим. У меня было время расслабиться, я даже сумел дважды бросить мяч и сократить разрыв до шести очков. Тогда Рори ушел с поля, а за ним я. На поле вышел чернокожий и накидал нам несколько мячей, но на какое-то время я перестал интересоваться матчем.
На трибуне еще несколько раньше появились две женщины, которые время от времени радостно вскрикивали и награждали аплодисментами удачные действия своих супругов. Обе были из команды противника. Теперь же к ним подошла та, которую я видел на фотографии у шерифа. Внешность ее представляла собой своеобразную смесь черт актрис, занимавших самое большое число отделений в сейфе моего сердца. Увидев ее, я вскочил и пошел в раздевалку, но лишь затем, чтобы на обратном пути оказаться за спиной Хольгера и спокойно рассмотреть эту женщину. Не удалось: когда я выходил, вытирая лицо полотенцем, он поймал меня за скользкое от воды и пота плечо и толкнул на паркет:
— Давай быстрее!
Рори воспользовался моим отсутствием и забросил уже два мяча. Он хмуро посмотрел на меня исподлобья и, может быть, поэтому не успел к очередной передаче; для него начался известный каждому спортсмену период, когда что бы ты ни пытался делать, всё равно ничего осмысленного не получается. Притворяясь бодрым и полным сил, я поспешил к Рори, а он даже не пытался возглавить атаку своей команды, довольно неуклюже попробовав меня нейтрализовать, что облегчило мне задачу и позволило завоевать первые два очка для своей команды.
Противники взяли тайм-аут, я закончил вытирать лицо и посмотрел из-под полотенца на женщину. Пышные густые волосы были связаны в большой узел на затылке — совсем просто, но как это выглядело! С этого расстояния я не мог ничего прибавить к тому, что уже было мне известно о чертах ее лица, так что приходилось довольствоваться тем, что я помнил. Белая блузка в вертикальную черную полоску достаточно успешно маскировала ее фигуру, но мне казалось, что она не выглядит чересчур худой. Относительно ее ног что-либо сказать было затруднительно — их заслоняла огромная сумка, которую притащила одна из жен игроков команды противника. Кто-то толкнул меня в плечо; к счастью, всё это время я прикрывал лицо полотенцем.
— Эй? Слышишь меня? Скотти, старик! У нас впервые появился шанс у них выиграть, и мы должны это сделать! — загудел мне в лицо Тим Эйхем. — Понимаешь? В следующий раз они что-нибудь придумают, сменят тактику, но сегодня они уже, можно сказать, готовенькие.
Я изобразил на физиономии широкую дружескую улыбку.
— Ну, тогда раздать ножи и вилки! — бросил я. — А может, хватит и ложек?
Тим вежливо рассмеялся и похлопал меня по спине, затем посмотрел на Хольгера.
— Если не будет Рори, — сказал он мне, а шериф согласно кивнул, — займись Майком. А вы, остальные, старайтесь сразу передать мяч Ангусу или Эрику, а если он окажется у противника — мешайте им как только сможете. Ты, Эрик, самый высокий, придется тебе побороться под щитом. Ну, давайте! — Он протянул руку, мы положили на нее свои. Я успел бросить еще один взгляд на жену шерифа, и мы начали последние две минуты второго тайма.
Мы сравняли счет на третьей минуте четвертого тайма, а на четвертой вырвались вперед и уже до самого конца не упустили преимущество. Пятьдесят семь — сорок девять. Команда ревела, словно стадо бизонов, которое давят асфальтовые катки в тысячу лошадиных сил; на пятой минуте триумфа я подумал, что мы, наверное, никогда не перестанем хлопать друг друга по различным частям тела, но в конце концов мы добрались до душевой. Быстро смыв с себя пот, я с банкой холодного «Будвайзера» свалился через край в один из трех прямоугольных бассейнов. Спорткомплекс, судя по всему, не жаловался на скупость спонсоров. Кто-то включил насосы, и водная гладь вздыбилась волнами. Вся восьмерка, удобно устроившись в бассейне, вспоминала прошедший матч, то и дело перекрикивая друг друга, а если кому-то удавалось сочинить какое-нибудь меткое высказывание в адрес соперников, остальные повторяли его по нескольку раз, чтобы, не дай бог, оно не пропало зря. Шериф не открывал рта, лишь поглядывал на вторую джакузи, заполненную мрачными соперниками, и прислушивался, но те молчали. В конце концов он поднял руку и, дождавшись тишины, спросил:
— Арт! Вы что там, утопили все друг друга, что ли? — Послышался чей-то голос:
— Я тут. Слушаю?
— Предлагаю поставить нам по пиву у Барри!
Видимо, они уже раньше обсуждали подобную возможность, либо таков был обычай, поскольку ответ последовал незамедлительно:
— Ладно. Ждем вас там, но только пятнадцать минут. А то, похоже, вы будете тут мастурбировать еще несколько часов!
Хольгер показал им язык и кивнул. Остальные, в том числе и я, продемонстрировали, в каком месте сгибается клюв у пингвина.
— Ну что ж, давайте собираться. — Он наклонился к середине бурлящего бассейна и сказал значительно тише: — Вряд ли нам еще когда-нибудь представится такой случай.
Кто-то попытался возразить, но большинство согласились с мнением шерифа, несмотря на то что он был без оружия. Я нырнул — мне нужно было несколько мгновений спокойствия, чтобы хорошенько вспомнить женщину на фотографии в кабинете Хольгера. Я выдержал под водой ровно столько, чтобы понять, что на размышления о женщинах требуются годы, иногда вся жизнь, а я пытался — под водой, но тем не менее — сжать это время до нескольких десятков секунд. Под холодным душем я решил ни о чем пока не думать и ждать развития событий.
В бар она не пришла, хотя там были обе, болевшие за противников. Одна на чем свет стоит ругала мужа и его коллег, другая поначалу присоединилась к ней, но, посмотрев во второй и в третий раз на мужа, решила, что игра не стоит свеч, и молча стала потягивать свой «Манхэттен»; по его белому цвету можно было судить, что у нее имелся свой собственный рецепт, в котором не только ангостуры, но и красного вермута добавляется лишь по капле. Ее мужем был ничем не выделявшийся ни на площадке, ни теперь в баре модно подстриженный шатен с какой-то двойной фамилией.
Я выпил пиво, плавясь в блеске похвал, потом еще одно. Возгласы поутихли, хотя, по идее, должны были бы лишь нарастать, но это было не то общество, которое считает питье пива подходящим способом провести вечер. Эмоции сошли на нет, кто-то вспомнил, что у него есть дело к побежденному, а тот не видел никаких поводов для обиды, группа разбилась на более мелкие группки, кто-то ушел, в том числе любительница крепкого «Манхэттена» с мужем, ее язвительная подружка забыла, над чем только что смеялась, и с серьезным видом выслушивала, как мне показалось, служебные поручения Ангуса. Одним словом — матч закончился. Конец праздника. Никто уже мне дружелюбно не кивал и не похлопывал по плечу, хотя, с другой стороны, никто и не смотрел на меня враждебно или по крайней мере неприязненно. Неожиданно мне пришло в голову, что конец карьеры спортивной звезды должен выглядеть примерно так же, естественно, в больших масштабах: стихают аплодисменты, гаснут табло, исчезают камеры, болельщики и поклонники, ты остаешься один, в пустоте, и не знаешь, что делать. Я допил пиво, подумывая о продолжении, но взять третью кружку не успел.
— Ну вот, уже поспокойнее. — Хольгер подсел ко мне с кружкой пива, как я заметил, первой, и прислонил костыли к столу. — Может, это и выглядит по-детски, но они всегда ставили нам пиво и безжалостно нас высмеивали. Знаешь, о чем я? — Я кивнул. — Кроме того, это команда самого богатого района, так что кровь кипит.
— Я всё это воспринимаю весьма положительно, — сказал я. — Как-то ведь нужно разрядить свои эмоции, снять психическое напряжение, а то иначе…
— Вот именно. — Он глотнул пиво, стер пену с усов и обвел взглядом зал. — Все потрясены, — сказал он и кашлянул, сообразив, сколь фальшиво прозвучали его слова, поскольку «потрясенные» жители Редлифа как ни в чем не бывало играли в бильярд, смеялись, заказывали выпивку, и вообще их мало что беспокоило. — То есть… Может, всё и не так, как я говорю, но все взволнованы, всё-таки для нас это редкий случай. — Он помолчал. — Вэл почти никто хорошо не знал, может быть, даже вообще никто, но мы можем рассчитывать… — Он поколебался и повторил: — Можем рассчитывать на всестороннюю помощь…
Я не успел ответить — он прервал фразу на полуслове, уставившись куда-то над моей головой, и дежурно улыбнулся. Уверенный, что это кто-то из игроков хочет попрощаться, я даже не повернул головы. Улыбка Хольгера стала чуть шире.
— Познакомься с моей женой. — Я обернулся и вскочил. Она тоже улыбалась, и улыбка ее была намного симпатичнее. — Эйприл.
Я довольно смело пожал ей руку, поскольку она не походила на тех, кто тошнотворным образом подставляет мягкую теплую лапку. Рука ее была сильной, сухой и холодной, густые брови почти срастались на переносице, нос был четко очерчен, от крыльев носа к уголкам рта тянулись две маленькие морщинки, свидетельствующие о том, что она часто улыбается.
— Скотт Хэмисдейл, — сказал я.
— Знаю. — Улыбка ее стала еще шире. — Все уже заказывают майки с надписью: «Скотт — наша любовь и надежда». — Она старалась не смотреть на мою шишку, но ей это не удавалось, так что в конце концов она просто показала на нее пальцем и спросила: — Это Донелан? Или кто-то из его болельщиков?
— Если бы я знал, что так легко нажить себе друзей, я бы занялся еще парочкой видов спорта, — довольно глупо ответил я на первую часть фразы, а потом добавил, поясняя вторую: — Нет, это след от столкновения с дверцей автомобиля.
Она отвела взгляд от синяка.
— А как насчет врагов?
— Я бы побеждал их именно в спортивной, честной борьбе. — Я отодвинул стул, но Эйприл покачала головой:
— Мне нужно ехать. — Она посмотрела на мужа: — Подбросить тебя куда-нибудь? Надеюсь, ты еще не ездишь сам?
— Езжу, не волнуйся. Но у нас к тебе дело, так что присядь на минутку. — Я поднял брови, спрашивая, какое у меня дело к его жене, с которой я познакомился минуту с небольшим назад. — Скотту нужно официальное поручение на ведение дела Валери. — Он посмотрел на меня и на Эйприл, потом еще раз, словно проверяя, хорошо ли мы понимаем то, что он говорит. — Верно?
— В общем, да… — пробормотал я. — Вот только… Знаешь, если это будет моим первым официальным делом…
— Боишься надорваться? — быстро прервал он меня.
— Ну, может быть, я бы не так это формулировал… — Я набрал в грудь воздуха, но Эйприл не дала мне договорить:
— Этот случай надолго останется в душах горожан, каковы бы ни были результаты следствия.
Она была умна, по крайней мере настолько, чтобы заметить, что мужу это совершенно безразлично. Она хотела еще что-то добавить, но замолчала, лишь на мгновение в ее глазах промелькнула мысль: «И зачем я стараюсь?» Похоже было, что сейчас наступит неловкая тишина. Хольгер мыслями находился где-то за пределами бара, а может быть, и нет, поскольку кивнул:
— Необходимо поручение. И дашь его Скотту ты, хорошо?
— Я? Ведь я почти ее не знала…
Он слегка похлопал ее по лежащей на столе руке: