Денисова Ольга. Придорожная трава

   На табуретке около котла лежал кот и мурлыкал так громко, что к его песне не нужно было прислушиваться.
   – Привет, хозяин, – улыбнулась русалка.
   – Я пришел, чтобы забрать Веронику, – кивнул Илья и оперся на стену – ему вдруг стало тяжело стоять.
   – Боюсь, что ты опоздал, – сообщила она, и ее добрая улыбка превратилась в нечто, напоминающее прорезь змеиного безгубого рта, – но не волнуйся, ей снятся счастливые сны.
   Илья зевнул и почувствовал непреодолимую усталость, ноги начали подгибаться сами собой.
   – Баюн поет ей не меньше получаса, – сладко сказала русалка, – и тебе не стоит долго его слушать.
   – Ах вы твари! – Илья сжал губы и тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
   Кот приоткрыл один глаз, но мурлыкать не перестал. Илья шагнул к табуретке и поднял его за шиворот к своему лицу – кот был здоровый и тяжелый.
   – Ты что же, гад, делаешь? – прошипел он коту в морду.
   – Я пою, – недовольно ответил кот, – положи меня на место.
   – До Купалы еще три дня, а ты уже поешь?
   – Да ладно, хочешь – забирай, – мирно ответил кот, – ты хозяин, тебе видней. Только смотри, как бы хуже не сделать. И потом, не уверен я, что она проснется.
   Илья поставил кота обратно на табуретку и снова зевнул. Проснется она или нет, можно разобраться потом, главное забрать ее отсюда. Он глянул на змею-русалку и нагнулся к Веронике.
   – Как ты думаешь, кто из нас красивей? – спросила русалка, откинув волосы назад и приподнимая лицо, чтобы ему было лучше видно.
   Илья посмотрел на Веронику, потом снова на русалку и нехотя ответил:
   – Отстань. Конечно, ты. Ты – совершенна. А она просто красивая.
   – Ты мне льстишь, – довольно улыбнулась русалка, – поцелуй меня, тогда и забирай свою Веронику.
   – Мне пять минут назад сказали, что не живущее любит живое раз в год по обещанию, – усмехнулся Илья и снова зевнул.
   – Сегодня как раз такой день, когда я тебя люблю, – рассмеялась русалка, – и потом, я всегда люблю теплое.
   – Слушай, отстань.
   – Ее ты целовал, разве нет? Чем я хуже?
   Илья вздохнул:
   – Ты не хуже. Дай мне ее забрать.
   – Не дам! – захохотала она, рот ее открылся и Илья увидел два огромных изогнутых ядовитых зуба, похожих на кривые кинжалы.
   – Ну и как тебя после этого целовать? – хмыкнул он, – я же человек все-таки.
   – Не бойся, не укушу, – русалка закрыла рот и придвинулась к нему поближе. Как-то не хватило Илье духу назвать ее движение «подползла»…
   – Ну, ладно… – Илья вытер губы, обхватил ее одной рукой за пояс и притянул к себе.
   Чудесным оказался ее поцелуй. Прохладным и в то же время чувственным. Близость ядовитых зубов не пугала, а придавала азарта. И, в отличие от Мары, с ума она Илью не свела. Ничего, кроме благодарности, он к ней не испытал. Но едва Илья попытался высвободиться из ее объятий, как почувствовал, что тяжелый змеиный хвост обвивает его ноги и сдавливает грудь тремя плотными кольцами. Русалка оторвала его губы от своих и повернула голову:
   – Пой, Баюн! Пой еще, может быть, мы успеем!
   – Алло, это нечестно, – Илья попробовал вырваться. Какое там! Твердые руки русалки перехватили его запястья.
   Кот кивнул, поджал под себя лапы и замурлыкал, громко и певуче.
   – Отпусти… – рыкнул Илья.
   Русалка покачала головой.
   – У меня ребра сломаны, не жми так сильно… – попробовал он взять ее на жалость.
   – Потерпишь, – улыбнулась она, – утешай себя мыслью, что сделал все возможное. Разве не это тебе нужно? Спокойная совесть.
   – Отпусти, – прошипел Илья и что есть сил рванул в стороны запястья. Руки у русалки были длинней, но не сильней. Она отстранилась немного и сделала выпад к его лицу, широко раскрыв неестественно огромную пасть с зубами-кинжалами.
   – Не пугай, – Илья дернул голову назад.
   – Я просто не даю тебе заснуть, – рассмеялась она, – тебе не стоит слушать его песни.
   – Я заметил, – со злостью ответил Илья. И вправду, едва кот начал петь, голова сладко закружилась, а тело охватила сонливая мягкость.
   Он еще раз попробовал вырвать запястья, на этот раз дергая их вниз. Русалка не ожидала этого, и ему удалось освободиться. Молниеносным движением он уперся ладонью в ее тонкую, гибкую шею, и сжал пальцы. Она схватила его за руку, пытаясь вырваться, но Илья держал крепко. Интересно, ей нужно дышать? Или она может обойтись и без этого? Во всяком случае, русалке это однозначно не нравилось – она затрепыхалась, совсем как живая, закатывая глаза и царапая его руку ногтями.
   – Пусти, – прошипела она.
   – Щас! – хмыкнул Илья, – сначала ты отпусти меня.
   Хвост ее пришел в движение – Илья почувствовал, как мышцы, спеленавшие его, напрягаются все сильней, превращаясь в камень. Хвост выдавил дыхание из груди, ребра заныли мучительно, и заломило сжатые как в тисках колени. Он, скрипя зубами, сдавил ее горло еще крепче. Русалка забилась, прекратила царапаться и начала наотмашь хлестать его руками. Впрочем, этим она вреда Илье не причиняла, стоило только опустить лицо пониже. Змеиный хвост сжался туже, и Илье показалось, что хрустнули ребра, такая отчаянная боль их опоясала. Зато накатывающуюся сонливость сняло как рукой.
   – Отпускай, – рявкнул Илья, сжимая руку в полную силу.
   Русалка потрепыхалась еще чуть-чуть, а потом обмякла, повиснув на его руке, как тряпка, закатив глаза. Но Илью было не так-то просто обмануть – хвост ее сжимал его тело с прежней мощью, так что в глазах темнело от боли и нехватки дыхания. Сколько Илья еще выдержит? Минуту? Может, две?
   Русалка поняла, что он не купился на ее уловку и открыла глаза, вперив немигающий взор ему в лицо, как будто пыталась оценить его возможности.
   – Отпускай, – выдавил Илья.
   Сказать она ничего не могла, но в ее глазах промелькнуло что-то вроде готовности сдаться. Она выдержала паузу, а потом три кольца ее черного хвоста разом расслабились и упали к его ногам. Илья рухнул на них сверху, разжимая руку.
   – Ладно, – прохрипела русалка, потирая шею рукой, – ты победил. Но если бы я не боялась тебя убить, тебе бы это не удалось.
   Илья обхватил ребра руками и попробовал подняться, путаясь в мягком, бархатном змеином хвосте. Вероника распласталась на бетонном полу, а над ней, мечтательно закрыв глаза, кот пел свою песню. Илья выбросил руку вперед и сгреб кота за шиворот.
   – Все! Твоя песенка спета, – прошипел он и тряхнул животное посильней.
   – Да пожалуйста, – флегматично ответил кот.
   Илья шагнул вперед, довольно грубо швырнув кота обратно на табуретку, но споткнулся о змеиный хвост и клюнул носом в пол.
   Русалка весело захохотала, а кот вежливо посоветовал смотреть под ноги. Илья, шипя от боли и обиды, неловко поднялся на колени и подобрался поближе к Веронике. Она лежала на боку, подсунув ладонь под щеку, будто меленькая девочка в своей кроватке. Илья перевернул ее на спину, но она никак на это не отреагировала, ее тело было совершенно безвольным, как у тряпичной куклы.
   Он подсунул руки ей под плечи и под колени, и попробовал встать. Когда Вероника держалась ему за шею, она не показалась ему такой тяжелой. Ребра заломило до слез. Илья поднялся со стоном, развернулся, и шаг за шагом двинулся вперед.
   Он донес ее до двери, развернулся боком и кивнул русалке и коту на прощание.
   – Надеюсь, она не проснется, – вежливо сказал на прощанье кот.
   – Присоединяюсь, – улыбнулась русалка и помахала Илье гибкой красивой рукой.
   Айша, так и не рискнувшая войти в дверь, сидела у стены напротив. Завидев хозяйку, вместо радостного визга, она утробно взвыла, как по покойнику, и Илья подумал, что ему надо спешить. Вероника была жива, он чувствовал ее легкое дыхание. Но кто знает, что будет через пять минут?
   – Вперед, девочка, веди меня, – кивнул он собаке.
   Айша двинулась вперед, только на этот раз держаться за нее Илья не мог. После освещенного помещения тьма подвала показалась совершенно беспросветной. Илья старался идти, касаясь плечом стены, но все равно спотыкался. Держать равновесие вообще не представлялось возможным. Он снова зацепил ногой газонокосилку и чудом удержался на ногах – надо было ее поднять в прошлый раз, а то получилось, что он дважды наступил на одни и те же грабли. Руки занемели, и тело Вероники опускалось все ниже – приходилось помогать себе коленкой.
   Илья с трудом поднялся по ступенькам в кухню – дети почему-то не обрадовались его появлению, а настороженно сжались.
   – Это я, – сказал им Илья, но и это их не впечатлило. Даже Сережка отступил на шаг вместе с близняшками.
   Илья вспомнил про условный знак и застонал: если он опустит Веронику на пол, то поднять ее у него не хватит сил. А с другой стороны, держать ее мочи тоже не осталось. Разумным компромиссом ему показался большой кухонный стол, куда он ее и водрузил, тяжело дыша, и потер затекшие локти.
   – Пап? – робко спросил Сережка.
   Илья усмехнулся, потряс сцепленными руками над головой и слегка присел: поднимать руки вверх оказалось больней, чем нести Веронику. Ребята выдохнули с облегчением, близняшки бросились к матери, а Сережка к Илье.
   – Аптечка у вас в доме есть? – спросил Илья близняшек.
   – Почему у мамы закрыты глаза? – с ужасом спросила одна, а другая продолжила шепотом, – она умерла?
   – Нет, она спит. Она просто спит. Она скоро проснется, надо только донести ее до избушки. Аптечка у вас есть?
   – У нас лекарства в кладовке лежат, в ящике, – сообщила одна из девчонок.
   – Показывай быстро, – велел Илья.
   Лекарства в доме тоже запасли на случай атомной войны – похоже, тут имелось все содержимое хорошей аптеки. Илья вытряхнул на пол содержимое какого-то полиэтиленового мешка, висящего на стене, и побросал в него все, что подвернулось под руку – таблетки, ампулы, тюбики, одноразовые шприцы, баночки. Только когда ручки пакета перестали сходиться, он решил, что этого будет достаточно, а Мишка разберется.
   – Серый, мешок ты понесешь, – кивнул он сыну, и тот с готовностью пакет подхватил.
   Илья подошел к Веронике и оглядел ее внимательней. Ему показалось, или ее дыхание стало еще тише? В тусклом свете из окон ее лицо выглядело бледным, умиротворенным и очень красивым. Наверное, красивей, чем у змеи-русалки. Илья подумал, что она похожа на мертвую царевну в хрустальном гробу. Только поцелуй вряд ли приведет ее в чувство. В любом случае, надо спешить. Он прикинул собственные силы. Нет, до избушки он ее, конечно, донесет… Если не уронит. Илья подумал еще немного, и перекинул ее через плечо как мешок с картошкой. Пожалуй, так у него гораздо больше шансов дойти до цели.
   – Бегом, ребята, – кивнул он детям и распахнул дверь на крыльцо ногой.
   На улице светало. Или это показалось после полутемного дома? Белой ночью начинает светать сразу после заката. В лесу послышалась птичья трель – значит, это и вправду восход.
   Дети легко бы обогнали его, если бы не побоялись бежать впереди. Подходя к избушке, Илья падал с ног, до того тяжелой показалась ему его ноша. Поднимаясь по ступенькам, он три раза споткнулся и ввалился в столовую, едва не растянувшись на пороге.
   – Мишка! – крикнул Илья, пиная его кровать ногой, – просыпайся, у нас гости!
   Еще три шага до собственной постели… Илья не рискнул бросить Веронику на кровать, и постарался опустить ее тело осторожно и медленно.
   – С ума сошли? – сонно спросил Мишка, поднимаясь.
   – Вставай, нам нужен доктор, – Илья сел на пол около своей кровати, обхватив грудь руками.
   В спальню завалились ребята, а за ними тихой сапой, на полусогнутых, пробралась Айша – видимо, подозревала, что собакам в спальне не место.
   – Чего случилось-то? – Мишка сунул ноги в тапочки.
   – Не знаю, – честно ответил Илья, – посмотри на нее. Мне ее не разбудить.
   Мишка растолкал детей в стороны и нагнулся над Вероникой. Ну что ж, теперь его очередь ее спасать.
   – Я пока на твоей кровати полежу, – сообщил Илья Мишке, с трудом поднялся и, пройдя три шага, рухнул на постель, не раздеваясь. Видно, песня кота не прошла для него даром – он уснул мгновенно, и только смутно, сквозь сон почувствовал, как кто-то снимает с него кроссовки.
 
   Горячий солнечный луч щекотал ресницы, и Илья безуспешно пытался отмахнуться от него, пока не проснулся и не понял, что это бесполезно. Просыпаться на Мишкиной кровати было непривычно, он не сразу сообразил, где находится, пока не вспомнил вчерашнюю ночь. Солнце заглядывало в окошко, выходящее на запад, значит, полдень давно позади. Илья поднял голову и огляделся. На его кровати спала Вероника, а на полу перед ней растянулась Айша, охраняя сон хозяйки. Судя по тишине, больше никого в избушке не было.
   Илья опустил ноги на пол и встряхнулся, пощупав правый бок. Вроде, все было ничего. Обувь с него заботливо сняли, оставив спать в неудобных узких джинсах. Он подошел к своей кровати и встревожено посмотрел на Веронику. Но, едва заглянув ей в лицо, Илья понял, что она просто спит. Всего лишь спит. Совсем не так, как она спала вчера, когда он нес ее в избушку. Ее щеки тронул легкий румянец, сквозь прозрачную кожу проступали еле заметные очаровательные веснушки, рот слегка приоткрылся, и губы нежно округлились. Только вокруг глаз лежали тени.
   Илья присел на краешек кровати и убрал прядь волос с ее лица, чтобы лучше его рассмотреть. Думал ли он, что Вероника когда-нибудь окажется спящей в его постели? До чего же красавица! Непонятная, загадочная, своенравная, если не сказать вздорная. Но все равно очень красивая. То она пышет жаром, то обжигает холодом… Редкая женщина, как экзотический цветок. И пахнет от нее экзотическими цветами. Илья пригнулся, чтобы расслышать ускользающий запах ее духов и против воли коснулся губами ее розовой щеки.
   Неожиданно она распахнула глаза, и он отпрянул, испугавшись того, что сделал. Надо же, и вправду, мертвая царевна… Ее брови гневно поднялись, глаза широко раскрылись, а губы сжались.
   – Что вы здесь делаете? – первое, что произнесла она.
   – Я? – Илья втянул голову в плечи, – я здесь живу…
   Вероника начала осматриваться по сторонам, и Илья видел, как меняется выражение ее лица. Непонимание сменилось удивлением, удивление – задумчивостью, задумчивость – страхом. А потом, когда память вернула ей события вчерашней ночи, нос ее сморщился, совсем как у ее дочерей, губы расплылись в стороны и из глаз побежали слезы.
   – Где? Где дети? – выговорила она, задыхаясь.
   – Бегают где-то, – пожал плечами Илья.
   – Они… С ними все хорошо?
   – Наверное. Я только что проснулся. Но рано утром они были в полном порядке.
   – А я? Как я сюда попала?
   – У… – протянул Илья, – это смотря что вы помните.
   – Прекратите надо мной издеваться! – она зарыдала в голос, – вы что, не можете просто ответить?
   – Да я не издеваюсь, – улыбнулся Илья, – это я вас сюда принес. Я нашел вас спящей в вашем подвале. Ваши девочки позвонили мне и попросили прийти. Я не знаю, что с вами было, но я не смог вас разбудить.
   Вероника сжала кулаки, повернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
   – Ну, почему? Почему? За что? – завыла она, зажимая себе рот то кулаком, то углом одеяла.
   Илья провел рукой по ее спине.
   – Не надо так… ну что ты… Все же хорошо. Ты проснулась, с девчонками все в порядке…
   – Они хотели нас убить! Убить, понимаешь?
   Илья кивнул. Может, стоит дать ей воды? Она рыдает так, как будто сейчас задохнется. Он выбежал в кухню и плеснул воды в эмалированную кружку. Посуда показалась ему чересчур грубой для столь утонченной леди, и он осмотрелся, прекрасно зная, что ничего лучшего все равно не найдет. Кроме, конечно, грубых деревянных кружек, вырубленных топором.
   Ее зубы стучали по краю кружки, и Илья решил, что стеклянный стакан наверняка бы раскололся. Но вода не сильно ее успокоила: напившись, Вероника снова упала на кровать, вырвавшись из рук Ильи, который помогал ей привстать.
   Теперь она ничего не говорила, только надрывно стонала и всхлипывала долгими, дрожащими рыданиями. Он легонько гладил ее спину, и понимал, что его утешения совершенно ей не помогут. Может быть, стоит оставить все как есть? Может, ей просто надо выплакаться? Он опять вышел в кухню и поискал пакет с лекарствами, который они принесли вчера ночью, надеясь найти в нем валерьянку. Пакет он обнаружил под лавкой, но, порывшись в нем, валерьянки не нашел. Возможно, там и были какие-нибудь успокоительные, но больше импортные – Илья в них не разбирался.
   Он вернулся в спальню и присел на край кровати. Вероника свернулась в клубок, держа в руках подушку, и судорожно прижимала ее к лицу, все так же воя и всхлипывая. Он обнял ее и положил ее голову к себе на колени.
   – Не надо. Не надо, хватит. Поплакала, и будет… – прошептал он и поцеловал ее волосы, – ну что ты как маленькая?
   Она обхватила Илью за пояс и прижалась к его животу мокрым, горячим лицом. Пришлось ее обнять, подхватить ее колени и качать на руках, как ребенка. Он шептал ей что-то невразумительное и успокаивающее, нагнувшись к ее уху, и чувствовал, как на смену судорожным рыданиям приходят тихие слезы.
   – Вам надо уезжать отсюда, – сказал Илья, когда почувствовал, что она его услышит.
   – Да, да! Мы уедем, мы сегодня же уедем! – неожиданно согласилась она, снова разрыдавшись.
   – Ну не плачь же…
   – Мне страшно, – прошептала она, – мне так страшно… я больше не смогу войти в этот дом.
   – Если тебе надо собраться, я могу пойти с тобой и помочь. Со мной можешь ничего не бояться.
   – Да? Кроме тебя самого? – она залилась слезами, – нет уж.
   – Ну почему ты мне не веришь? Я же вытащил тебя оттуда.
   – Тоже мне, подвиг! – она хлюпнула носом.
   – Ну, не подвиг, конечно… – вздохнул Илья.
   – Расскажи мне, как все было, – попросила она сквозь слезы.
   – Как? Пришел, забрал девчонок… потом собака тебя нашла в подвале. Ну, я тебя взял и принес сюда. Да, еще… Мне пришлось стекло на кухне выбить, у вас же было заперто. И дверь в подвал я раскурочил… Вот и все.
   – Все? – Вероника подняла на него опухшие глаза, – и ты никого не видел?
   – Видел, конечно. Вот ты успокоишься, и мы поговорим, хорошо?
   Она высвободилась из его объятий и села на кровати рядом с Ильей.
   – У тебя нет носового платка? – спросила она.
   – Где-то у Сережки должны быть… Может, ты лучше умоешься?
   Она кивнула и поднялась, но качнулась, и Илье пришлось поддержать ее под локоть.
   – Голова кружится… – попыталась она оправдаться.
   – Это от слез, – успокоил ее Илья, – сейчас выпьем чаю крепкого, и все пройдет.
   Она поморщилась:
   – Я люблю кофе.
   – Чего нет – того нет. Да и варить его я не умею. Чай тоже хорошо.
   Вероника огорченно кивнула.
   Илья поставил чайник и накрыл на стол: нарезал остатки вафельного торта, переложил конфеты из пакета в пластиковую мисочку, оставшуюся от какой-то быстрорастворимой лапши, и насыпал в тарелку ванильных сухариков.
   – Может, хочешь йогурта? – спросил он Веронику, льющую воду в умывальнике.
   Она покачала головой.
   – Ты же ничего не ела. Я Сережке хорошие йогурты покупаю, не беспокойся.
   Он вытащил из холодильника упаковку и показал ей. Но, судя по тому, как скривилось ее лицо, такого внутрь она не употребляла.
   Крепкий чай и вправду Веронику взбодрил, она с сомнением потянулась к конфетам, как будто боялась от них поправиться, но через пять минут около ее чашки появился пяток аккуратно сложенных фантиков. От ее скептического взгляда на стол не осталось и следа, хотя поначалу она осмотрела его в высшей степени презрительно.
   – Я так последний раз пила чай у бабушки в деревне, – улыбнулась она, наконец, – только у нее был электрический самовар. И стаканы в подстаканниках.
   – Стаканы мы перебили, – хмыкнул Илья, – и решили новых не покупать, много возни с битыми стеклами…
   – А это что? – она ткнула пальцем в три деревянных кружки, стоящие на холодильнике.
   – Это Сережка попросил сделать. Как у викингов.
   – А можно мне посмотреть?
   – Пожалуйста, – Илья пожал плечами и потянулся за кружкой.
   Вероника покрутила кружку в руках и заглянула внутрь:
   – И что, из них можно пить? – усмехнулась она.
   – А почему нет? Конечно, можно.
   – А знаешь, это стильная вещь. Я бы не постеснялась в таких кружках подать гостям пиво.
   – Ну, вообще-то, ты живешь в доме, который я срубил. Так что, ничего удивительного в этом нет.
   При воспоминании о доме лицо Вероники помрачнело, она опустила глаза и перестала жевать ванильный сухарик.
   – Что мне делать? – помолчав, спросила она.
   Илья пожал плечами:
   – Уехать. Я не хотел тебя расстраивать, но мне надо это сказать. Вас согласились оставить в живых только при условии, что вы уедете.
   – Но ведь срок был – до Купалы, разве нет? – она хитро прищурилась.
   – Тебе не стоило говорить о том, что ты хочешь уничтожить избушку. Это их разозлило, они испугались, понимаешь? Чтобы унести тебя оттуда, мне пришлось пообещать, что я все тебе объясню, и ты уедешь.
   Вероника задумалась, но как всегда услышала совсем не то, что Илья хотел ей сказать:
   – То есть, они меня боятся?
   Илья сжал губы:
   – Они тебя убьют. И ничто им не помешает. Я не всесилен, я и вчера еле успел. Тебе надо уезжать. Неужели ты не поняла, что им это ничего не будет стоить?
   Вероника вздохнула, и Илья заметил, как передернулись ее плечи.
   – Мне очень страшно, – прошептала она.
 
   Надо честно признаться самой себе: она проиграла. Когда в детскую вползла огромная змея, Ника сразу это поняла, потому что, как ни старалась, пошевелиться не смогла. Тварь запросто могла на ее глазах сожрать ее детей, а она ничего бы с этим не сделала. Никогда еще она не чувствовала такого, только в кошмарных снах. Словно ей отняли руки и ноги. Словно ее разбил паралич. Она силилась двинуть хотя бы пальцем, но тело не подчинялось ей. И одновременно с этим она поняла – на этот раз они пришли не для того, чтобы их напугать. Они пришли, чтобы убить. С такой же легкостью, с какой они убили батюшку и свернули шею Азату. И змея с неподвижным взглядом молча сообщила об этом, положила мысль Нике в голову, словно леденец в карман ребенка.
   Она всегда считала, будто сможет бороться за жизнь до самого конца, но реальность развеяла ее иллюзии. И когда она засыпала, отлично понимала, что никогда не проснется, но противиться этому не стала. Не потому, что не смогла пошевелиться, а потому что не захотела. Потому что сны, которые навеяла убаюкивающая песня кота, были чересчур хороши, чтобы от них добровольно отказаться. Была ли она так счастлива когда-нибудь, как в этом последнем своем сне?
   И только глубоко на дне души копошилась печальная, бесстрастная мысль: это конец. Больше не будет ничего.
   Может быть поэтому, проснувшись утром в избушке в объятьях плотника, она так испугалась. Смерть показалась ей соблазнительной, она боялась не тех, кто хотел ее убить, а собственную слабость и отсутствие воли. Словно, стоя над черной пропастью, она сама шагнула вниз. И только когда поняла: пропасть – это не полет, а падение, спохватилась, но вернуться назад не смогла. Необратимость шага вперед – вот что напугало ее больше всего.
   Они заставили ее желать смерти! Вот что самое страшное!
   Ника вывела машину из гаража, и решилась позвонить Алексею. Она просто поставит его в известность, что уезжает. Всему есть предел, и ее силам тоже. Жизнь слишком хороша, чтобы рисковать ею ради денег. Пусть он знает, что она больше не будет изображать счастливую мать семейства на лоне природы. Тем более ни одного покупателя за последнюю неделю тут не появлялось. Не считая Петухова, конечно.
   – Алеша? Я тебя не разбудила? – спросила она, когда муж поднял трубку.
   – Нет-нет, все в порядке. Как вы там?
   – Очень плохо, Алеша. Сначала убили Азата. А сегодня ночью хотели убить нас.
   – Никусь, я что-то не понял. Ты шутишь?
   – Нет, Алеша, я не шучу, – тихо ответила она.
   – Ну возьми себя в руки, кто может хотеть вас убить?
   – Я уезжаю отсюда, Алеша. Я не останусь здесь больше ни на минуту.
   – Не говори глупости… – он смешался, она чувствовала, как он испугался.
   – Я уже собрала вещи и сижу в машине.
   – Послушай… Тебе некуда ехать…
   – В смысле? – насторожилась она.
   – В прямом. Тебе некуда ехать. Я продал квартиру. Я не мог ее не продать, иначе бы меня не выпустили из города.
   – Как это «продал»? – опешила Ника.
   – Очень просто. И квартиру, и «Мерседес» я продал. Это десять процентов от суммы, которую я должен выплатить в ближайшее время. Только поэтому они согласились ждать еще неделю.
   – Я не поняла… Мы теперь что, бездомные?
   – Ну, у нас же есть дом в долине… И я купил комнату, чтобы выписать нас и детей.
   Ника поперхнулась:
   – К…какую к-комнату? Как комнату?
   – Ну, по закону положено выписываться куда-то. Так что у нас еще есть комната, зато в центре. Большая комната, и соседи приличные.
   – Ты с ума сошел? – прошептала Ника, – ты хочешь, чтобы я поехала в коммунальную квартиру? Ты соображаешь, что ты сделал?
   – Милая моя, речь идет о моей жизни. Я не думал, что тебе так срочно приспичит уехать из долины!
   – Да? О твоей жизни? – заорала Ника в трубку, – А ты подумал, что речь идет о жизни твоих детей? И что мне теперь прикажешь делать?