Диксон Хелен. Завещание Сомервилля

   — А по словам Анджелы, дарили. Об этом говорит и надпись на веере.
   Маркус задумался, затем медленно покачал головой.
   — За всю свою жизнь я подарил только один веер. Два года назад, моей матери, в день ее рождения. Очень красивая вещица, голубая с серебром, выложена бриллиантами.
   — Да-да, именно такой веер Анджела показала Еве.
   — Вероятно, мама одолжила свой веер Анджеле или ее матери, когда они были у нас в гостях. И он до сих пор у них. Поверьте, Анджела мне не нравится и не нравилась никогда, я так и сказал Еве на прошлой неделе в ответ на ее вопрос о моих отношениях с Анджелой. Мне казалось, что я убедил ее, но теперь вижу, что заблуждался.
   — Она и поверила вам, но Анджела сумела ее разубедить, тем более что размахивала при этом вашим веером. Анджела умеет убеждать.
   — А что такого сделала ей Ева, что Анджела ее так ненавидит?
   — Да ничего. Анджела завистлива. Еще в детстве она завидовала тому, что у Евы богатые и знатные родители, что она всем нравится, что у нее много друзей, а позднее чуть не умирала от зависти из-за того, что за Евой ухаживает Лесли Стефенсон. И она решила поссорить их в надежде, что тогда он обратит внимание на нее. Я даже не уверена, нравился ли он Анджеле, главным для нее было напакостить Еве.
   — И мое появление на ярмарке помогло ей опозорить Еву?
   — Да. Анджела убедила ее, что если она пригласит вас на танец, а Лесли увидит вас танцующими, то его охватит ревность и он поспешит к отцу Евы просить ее руки. А когда вы с ней скрылись за деревьями, это превзошло все ожидания Анджелы. Она отыскала Лесли и добилась того, что он вас увидел вдвоем с Евой.
   — Остальное мне известно, — вздохнул Маркус.
   — Мы с Анджелой дружили давно, на что она способна, я хорошо представляю. Уж как я ее уговаривала отказаться от этой затеи, но она в подобных случаях ничего не желает слышать и видеть… Ну, кроме того, что бы там ни говорила Ева, Джеральд сделал ее пребывание в Бернтвуд-Холле совершенно невыносимым.
   Маркус побледнел.
   — Какого же я свалял дурака! Мне надо было настоять на том, чтобы она перебралась в Бруклендс. Но, когда она решительно заявила, что порывает со мной, я пришел в такую ярость, что начисто забыл о Джеральде. Что он ей сделал?
   — Он до нее не дотронулся, если вы это имеете в виду, — поспешила успокоить его Эмма. — Но Ева знает, что Джеральд способен на что угодно. И он прямо заявил ей, что не остановится ни перед чем, лишь бы шахта «Эт-вуд» досталась ему. Ева опасается, что еще до вашей свадьбы он может подстроить несчастный случай, да так, чтобы оказаться вне подозрений.
   — Не посмеет! — гневно вскричал Маркус.
   — Еще как посмеет. Не зря Ева его боится. Ей одинаково страшны и Джеральд, и Анджела. Джеральд хочет иметь шахту, Анджела — вас. А вместе они представляют собой смертоносный союз. Вы согласны со мной?
   Вид у Маркуса был донельзя мрачный.
   — Да-
   — Хотя Анджела при всей своей завистливости и мстительности вряд ли способна причинить Еве физический вред.
   — Меня только удивляет то, что Ева — она ведь вовсе не из трусливого десятка — прислушивается к угрозам Джеральда.
   — Он в конце концов сумел ее запугать. — Эмма поднялась и приблизилась к Маркусу, с тревогой глядя ему прямо в глаза. — Три года я собирала по кускам мою лучшую подругу, мистер Фицалан. Думала уже, что все неприятности и невзгоды остались позади. И вдруг все начинается сызнова. Навряд ли она сумеет снова это пережить.
   — Но почему она не спросила меня напрямик об Анджеле? Зачем прибегать к таким крайностям?
   — Леди Пембертон и я пытались убедить ее поговорить с вами, но она ни в какую. Если уж Ева что возьмет себе в голову, то пиши пропало. В точности как своенравный ребенок. Что вы теперь намерены предпринять, мистер Фицалан?
   — Отныне вы можете больше не беспокоиться о Еве, мисс Паркинсон, — мягко произнес Маркус. — Завтра я нанесу краткий визит Анджеле — выяснить кое-что, а затем, бросив все дела, мчусь в Камбрию. Нам с Евой надо серьезно поговорить.
   Эмму не покидали сомнения.
   — А если она, перепуганная Джеральдом, не отважится вернуться домой?
   — Со мной она будет в полной безопасности. После того как я ее найду, ничто и никто никогда не сможет нас разлучить.
   Эмма улыбнулась. С ее плеч словно сняли непомерную тяжесть. Маркус говорил с такой горячностью, что сомнений не оставалось — он позаботится, чтобы ее пальцем никто не тронул.
   — Простите меня, мистер Фицалан, но я не могу не сказать вам, что после того злополучного происшествия три года назад я не раз задавала себе вопрос — мудро ли было со стороны Господа Бога поставить вас на жизненном пути Евы? А теперь вижу — мудро.
   — Лучшего подарка мне даже сам Господь не мог бы сделать. Не знаю, как вас и благодарить, мисс Паркинсон. Я ваш должник навеки.
   — Я сделала это исключительно ради Евы, мистер Фицалан. После всего, что выпало на ее долю, она заслужила счастье. Если вам удастся уговорить ее вернуться, то ей, по-моему, лучше всего пожить до свадьбы у нас, а не в Бруклендсе. Родители мои будут только рады — они Еву обожают.
   Эмма выпила на дорогу чаю с дружелюбной миссис Фицалан, которая подтвердила, что одолжила свой веер миссис Ламберт. В тот самый вечер, когда Ева с бабушкой была у них в гостях, день выдался знойный, миссис Ламберт изнывала от жары и попросила у нее на время веер. Миссис Фицалан с радостью дала ей веер, за судьбу которого не беспокоится. Приятельница, безусловно, вернет его при следующем посещении Бруклендса.
   Миссис Фицалан знала, что Ева уехала с бабушкой в Камбрию, но и только. Не желая зря волновать мать, Маркус промолчал о разрыве с Евой. Надеялся, что та одумается и исправит свою ошибку.
 
   Беседа с Эммой сняла камень с души Маркуса. Он уже больше не страдал и спокойнее думал о Еве. Да можно ли вообще ее порицать, если хитроумная Анджела сумела посеять в ее сердце сомнения и недоверие?
   Об Анджеле он не мог думать без ярости. По ее вине Ева вынесла столько страданий! Зная теперь всю предысторию их взаимоотношений, он понял подоплеку поведения Евы. И обида на нее больше не точила Маркуса.
   Никогда ему не понять до конца все переживания Евы, заставившие ее уехать в Камбрию, но уж одно он знает точно: расстаться с ней не в его силах.
   Эмма сказала, что Ева его любит. Когда же она успела его полюбить? И насколько сильно ее чувство к нему? Что до него, то он готов смести все препятствия, стоящие между ними, и без конца повторять, что в целом свете нет для него ничего важнее, чем она.
   Одно плохо. Шахта «Этвуд» — главное условие их брачного договора — навсегда останется камнем преткновения между ними. Из-за нее у Евы всегда будут основания сомневаться в искренности его чувства к ней. А он и в самом деле очень хочет иметь эту шахту, но только вместе с Евой.
 
   При виде Маркуса Анджела поразилась до крайности — прежде он никогда не переступал порога их дома. Познакомившись с ним несколькими месяцами раньше в Лондоне, она изо всех сил кокетничала и заигрывала с Фицаланом, стараясь привлечь к себе его внимание, он же оставался вежлив и корректен, но не более того. Теперь, когда ей вконец приелось скучное вдовье существование, она решила, не брезгуя никакими средствами, завоевать мужчину, брак с которым обещал ей тот роскошный образ жизни, к которому она успела привыкнуть, живя с Лесли Стефенсоном. А Маркус Фицалан был намного богаче. Но завещание сэра Джона Сомервилля резко сократило ее шансы выйти замуж за Маркуса. Анджела пришла в ярость. Ей начало казаться, что нет для нее в жизни ничего важнее, чем взять верх над Евой.
   Едва Маркус вошел в комнату, где она одна принимала его, как Анджела по напряженному выражению его красивого лица поняла, что он знает о ее разговоре с Евой.
   — Я приехал к вам не со светским визитом, — начал Маркус, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Мне, как это ни неприятно, необходимо с вами поговорить. Времени у меня мало — я спешу в Камбрию, за Евой. Вам известно, что она уехала из Этвуда?
   Значит, он намерен привезти ее обратно. Анджела побледнела от раздражения, но промолчала.
   — Что это вы наговорили Еве? — резко спросил Маркус.
   — Я? Наговорила? Да ничего такого, что не было бы чистой правдой.
   — Не пытайтесь водить меня за нос. Не такой уж я дурак, чтобы вам поверить. Как вы смели явиться в Бернтвуд-Холл и совершить такую низость — выдать мамин веер за мой подарок вам?
   — Да, это была невинная выдумка с моей стороны, но все остальное, что я говорила, соответствует действительности.
   — Вот уж никогда бы не подумал, что вы способны так лгать. Неудивительно, что вам удалось ввести Еву в заблуждение.
   Лицо Анджелы исказилось от ярости.
   — Это вы ввели меня в заблуждение, делая вид, будто ухаживаете за мной и собираетесь на мне жениться.
   — Вы заблуждались по собственной воле. Я вам не давал повода думать, что вы для меня больше, чем просто знакомая. Я не хочу вас сейчас и не хотел никогда. Ясно вам? И никогда не прощу вам страданий, которые вы причинили Еве. Я люблю Еву. Вы же, Анджела, злая ведьма, готовая ради достижения своей цели на что угодно. Встречал я подобных людей в своей жизни, но такое чудовище — впервые.
   — Вы правы, Маркус, — приторно-ласковым голоском промолвила Анджела, хотя лицо ее от злости исказилось до неузнаваемости. — Я ненавижу Еву. И ненавидела задолго до ярмарки в Этвуде. Тогда я победила. Удастся ли мне победить в этот раз — будущее покажет. Не стану желать вам счастья. К чему лицемерить?
   — Скажу вам в ответ одно — берегитесь! Если по вашей вине с головы Евы упадет хоть один волос, вам несдобровать. Нет на свете такой глубокой и темной ямы, где бы вы смогли от меня спрятаться. Я все равно вас отыщу. Клянусь.
   Анджела разъяренными глазами проводила нежданного гостя до самой двери. О, она найдет способ отомстить! И теперь уже не только Еве, но и Маркусу.

Глава тринадцатая

   Ева верхом на лошади по узенькой тропке между могучими деревьями, продвигалась к вершине холма. Торопиться ей было некуда, спустя час она достигла своей цели. Спешилась, привязала лошадь к дереву и уселась на траву — любоваться расстилающимся перед ней знакомым пейзажем, который действовал на нее умиротворяюще. Равно как и отсутствие людей вокруг и тишина, царящая в это время дня в природе.
   За три дня пребывания в Растон-Хаузе, камбрийском доме бабушки, она впервые позволила себе целиком и полностью предаться мыслям о Маркусе. То, что он, обманывая ее, любит другую женщину, уже скверно, но всего ужаснее то, что эта женщина — предательница Анджела. После объяснения с Маркусом Еве казалось, что сердце ее разорвется от горя. Но плакать она сейчас не станет — просто потому, что все слезы уже выплакала.
   Как же она тоскует о нем! Как хочется слышать его голос, чувствовать его близость, вглядываться в его лицо, которое она видела последний раз тысячу лет назад! Бабушка уверяет, что тоска пройдет, ибо время залечивает любые раны. Но Ева знает, что только смерть заставит ее забыть о любви к Маркусу. Никогда не избавится она от чувства одиночества. А какую обиду она нанесла Маркусу! Никогда и ни за что не захочет он снова встретиться с ней.
   И тут из-за крутого поворота на открытую площадку, залитую солнцем, выехал верхом на коне Маркус. Действительно выехал или это лишь мерещится ее воспаленному воображению?
   Ева пристально вгляделась в лицо всадника, черты которого глубоко врезались ей в сердце. И замерла, не веря своим глазам. Маркус все-таки пришел к ней. От волнения она не могла произнести ни слова. Ее широко раскрытые глаза засветились восторгом.
   Ева встала. Они долго с любовью и желанием глядели молча друг на друга. Но, едва оправившись от неожиданности, Ева вспомнила, что расторгла их помолвку и именно это заставило Маркуса приехать в Камбрию.
   — Маркус! Ты! Здесь!
   С неописуемой нежностью глядя на Еву, он приблизился к ней. Обнять бы ее, притянуть к себе, осыпать поцелуями. Но он ласкал ее только взглядом.
   — А ты и вправду думала, что я так легко расстанусь с тобой? Я же сказал тебе в Бернтвуд-Холле, что тебе не удастся отделаться от меня. Я явился в Растон-Хауз вскоре после твоего отъезда, и бабушка объяснила, куда ты направилась.
   — Ну да, она знает, что я часто сюда наведываюсь.
   — Что-то я не вижу на твоем лице ликования по поводу моего приезда, — нахмурился Маркус.
   — Я… я так удивлена, — пробормотала Ева.
   — Извини, если я тебя напугал.
   — Да нет, не напугал. Но непонятно, зачем ты приехал после нашего объяснения в Бернтвуд-Холле.
   И тут на Еву нахлынули воспоминания о том ужасном дне, о резких словах, которыми они обменялись, о страстном поцелуе Маркуса, вмиг обезоружившем ее.
   «Дай мне, Господи, силы противостоять обаянию этого мужчины, который притягивает меня к себе как магнит», — взмолилась она молча.
   — Помню, — сказал он, не отрывая от нее взгляда, — ты заявила, что уходишь от меня.
   Но нам необходимо обсудить весьма важные для нас обоих вопросы.
   — Так ты же мог написать, чтобы не утруждать себя поездкой.
   — Мог, конечно. Но то, что я собираюсь тебе сказать, невозможно изложить на бумаге. Мне было необходимо увидеть тебя, объяснить, уговорить возобновить наши отношения.
   — Исключается. Нет таких слов, которые убедили бы меня вернуться в Этвуд.
   — Зачем же в Этвуд? В Неверли, в Брукленде, в качестве моей жены.
   — Даже тебе, полагаю, не хватит самоуверенности думать, что я приму твое предложение, зная, что у тебя роман с другой женщиной. Эта женщина — Анджела, из-за которой я столько выстрадала…
   Несмотря на свой зарок не говорить об Анджеле, Ева вдруг разоткровенничалась:
   — Я тебе не стала объяснять, почему порвала нашу помолвку, но сейчас объясню, чтобы ты понял. Я видела вещественное доказательство твоих чувств к Анджеле — подаренный тобою веер с трогательной надписью, который она с торжеством показала мне. Всего лишь один из многочисленных подарков, которые ты, по ее словам, преподнес ей за время вашего знакомства. Я не желаю быть обманутой, Маркус. Да и в день нашего последнего объяснения ты у меня на глазах проявил к ней не просто любезность, а внимание увлеченного ею мужчины.
   Лицо Маркуса приняло серьезное выражение.
   — Да не влюблен я ни в какую другую… Выслушай меня, Ева, — нежно промолвил он, беря ее за руку и поворачивая к себе. — Никакого романа с Анджелой у меня нет и не было никогда. Она всегда была для меня просто знакомой. Прошу тебя, верь мне.
   — Почему же ты так внимателен к ней? И ведешь себя так, будто вы близки? А как ты объяснишь твой подарок ей?
   — С веером все очень просто. Он принадлежит моей маме — я ей его подарил два года назад, в день ее рождения. В тот день, когда ты с бабушкой была у нас дома на обеде, мама одолжила его матери Анджелы. Ты же помнишь, было очень жарко, а миссис Ламберт где-то забыла свой веер. Наш она увезла с собой, а вероломная Анджела воспользовалась им в своих целях.
   Все объясняется очень просто, ахнула про себя Ева. Она снова попалась на удочку Анджелы. И ведь в надписи на веере имя того, кому предназначен подарок, не упомянуто…
   — Понимаю, — промолвила она. — И я ведь уже хорошо ее знаю, могла бы и догадаться, с чего это она из кожи вон лезет, убеждая меня в том, что ты женишься на мне только ради шахты. Видя, что желанная добыча уплывает из рук, Анджела на все готова. Но из этого следует, что она к тебе, Маркус, неравнодушна.
   — Весьма возможно, но это относится только к ней. Верь мне, Ева. В тот день, когда ты отказала мне, я, обозлившись, действительно был к ней чрезмерно внимателен в саду Бернтвуд-Холла, но вел себя так только для того, чтобы раздразнить тебя. Сейчас, когда я узнал, как подло она поступила и поступает по отношению к тебе, я сгораю от стыда за мое тогдашнее поведение. Понимаешь, я пытался сломить твое безразличие. Я видел — ты стоишь у окна своей комнаты и глядишь в сад. И попытался разжечь твою ревность, которая побудила бы тебя изменить свое решение. И как видишь, я оказался прав.
   На дрожащих губах Евы появилась улыбка.
   — Ты неплохо разыграл этот спектакль.
   — Правда? Но мне надоело притворяться. Сделаю-ка я то, с чего следовало начинать, — пробормотал Маркус, придвигаясь к девушке как можно ближе и пристально вглядываясь в ее грудь, словно пытаясь себе представить, что скрывается под блузкой с высоким воротником. — Тебе, дорогая, предстоит узнать, каким примитивным самцом я могу быть.
   — Неужели? — пробормотала еле слышно Ева, заливаясь краской смущения под его испытующим взглядом. Этот взгляд она помнила все три года после ярмарки в Этвуде.
   — Да, и в самое ближайшее время. Но сейчас я удовлетворюсь только поцелуем.
   Он положил руки ей на плечи и внимательно вгляделся в ее бархатные глаза, источающие нежность и ликующее сияние. Легкими движениями пальцев коснувшись ее щеки, он притянул Еву к себе и припал к теплым, влажным губам. Его рот, мягкий и нежный поначалу, становился все более твердым и настойчивым. От долгого, крепкого поцелуя по телу Евы разлилось блаженство, она таяла от наслаждения в его объятиях.
   Вздохнув, Маркус поднял голову и взглянул на прекрасное лицо Евы. Прямо не верится, что он снова обнимает эту женщину, которая совсем недавно решительно прогнала его от себя. Он без ума от Евы. Уж не волшебница ли она, если сумела так околдовать его своими чарами? Против них не устоять ни одному мужчине, разве что в его жилах вместо крови лед.
   Маркус медленно провел губами по ее щеке, прихватил зубами мочку уха и нежно потянул к себе. Ева замерла. Он поднял голову, улыбнулся и хотел было снова поцеловать ее, но Ева неожиданно отступила назад.
   — Не искушай меня, Маркус, — проговорила она прерывающимся голосом, хотя по ней было видно, что она изнемогает от желания лечь с ним на траву и предаться любви. — Не то я забуду обо всем на свете, а ведь нам с тобой необходимо поговорить по душам. И выяснить очень многое. Мне надо столько тебе рассказать.
   Маркус обвил ее руками за талию, не давая отстраниться от него. Ему хотелось целовать ее, целовать без конца.
   — Все, что мне необходимо знать, я уже узнал, — сообщил он осипшим от желания голосом. — Об этом позаботилась твоя верная подруга Эмма Паркинсон.
   — Эмма?!
   — Да. После того как ты уехала к бабушке, она явилась ко мне и заставила выслушать ее.
   Должен признать, если эта девушка возьмет себе что-нибудь в голову, будь спокойна — добьется своего. Она обвинила меня в том, что на ярмарке в Этвуде я вел себя недостойно, и я не пытался оправдываться. Но известно ли тебе, что в тот день ты произвела на меня неизгладимое впечатление? По твоему поведению мне стало ясно, что ты отнюдь не бесчувственная барышня, кичащаяся своей благовоспитанностью.
   Воспоминания о том дне мигом нахлынули на Еву. Да она его никогда и не забывала, но, оглядываясь назад, никакой радости не испытывала — ведь она тогда вела себя глупо и даже безнравственно. Резко изменившись в лице, Ева вырвалась из крепких рук Маркуса, хотя не без удовольствия выслушала его слова — пусть и двусмысленные, они были очень близки к объяснению в любви.
   — Маркус, — тихо произнесла она, — пожалуйста, больше никогда не заговаривай о том дне. Мне крайне неприятно вспоминать, как я, потеряв всякий стыд и совесть, бросилась к тебе в объятия. Я хочу одного — навсегда забыть об этом случае.
   — Ну, я не так забывчив, — улыбнулся он. — Да и вовсе не желаю забывать, как приятно было тогда целовать тебя и ощущать твою ответную реакцию, побудившую меня снова оскорбить тебя своим поцелуем. Да, я вел себя непорядочно, — продолжал он уже серьезным тоном. — Будучи человеком тщеславным и высокомерным, я и не подумал, какие последствия мог иметь мой поступок для тебя. Поверь, я искренне раскаиваюсь в том, что причинил тебе столько страданий и унижений. До разговора с Эммой мне в голову не приходило, что из-за моего подлого поведения ты попала в такой переплет. Как ты должна была меня ненавидеть и проклинать за то, что по моей вине тебя не было рядом с умирающей матерью!
   Да, Ева до сих пор не может себе этого простить. Сердце ее сжалось, глаза стали грустными.
   — Не стану отрицать. Это было ужасно. Мама умирает, а я где-то далеко. Что сравнится с моим горем?… Но Эмма, видно, дала волю своему языку, разговор у вас вышел продолжительный и интересный. О чем еще она рассказала тебе, Маркус?
   — О том, как Анджела пожаловала в Бернтвуд-Холл и наврала тебе с три короба, а Джеральд своими угрозами лишил тебя покоя. Уж он об этом не раз пожалеет, — гневно сказал Маркус, помрачнев. — Вот только вернусь в Неверли.
   — Нет-нет, — встревожилась Ева. — Прошу тебя, не вмешивайся. Он меня пальцем не тронул, я предпочитаю забыть все, что он говорил. А вот расскажи-ка мне лучше о твоих отношениях с Анджелой.
   Ева старалась отвлечь внимание Маркуса от Джеральда, не желая вспоминать его вызывающее поведение и угрозы, беспокоившие ее куда больше, чем она говорила.
   — Мне надоело говорить об Анджеле, — вздохнул Маркус, не сводя глаз с губ Евы, таких соблазнительных.
   — Только не вздумай уверять меня, будто ты безразличен к ее чарам, — выпалила Ева, стараясь не замечать его взгляда. — Что бы там ни было, Анджела красивая женщина.
   Ева твердо решила не дать Маркусу уклониться от ответа. Чтобы изменить свое решение о расторжении помолвки, ей необходимо узнать всю подноготную, если таковая имеется.
   — Красивая, но куда ей до тебя, — галантно возразил Маркус. — Тебе будет приятно узнать, что я порвал знакомство с ней. Объяснил, как я к ней отношусь, так что вряд ли она станет нам докучать.
   — Ты был у нее?
   — Побеседовав с мисс Паркинсон, я не мог игнорировать подлое поведение Анджелы по отношению к тебе.
   — А ты с ней давно знаком?
   — Мы встречались изредка в Лондоне. Вернувшись в наши края, она с родителями, которые, как тебе известно, дружат с моей мамой, зачастила в наш дом.
   — Да, знаю. Так неужели же, общаясь с ней, ты не замечал за ее улыбкой змеиного жала? Маркус улыбнулся.
   — Признаюсь, не замечал. Но ведь я особенно и не вглядывался в нее. Да и вообще знал ее несравненно меньше, чем ты.
   Маркус вздохнул, опустился на траву и притянул Еву к себе. Девушка покорно прижалась к нему, по не преминула потребовать продолжения рассказа.
   — Это было чисто светское общение, поощряемое моей матерью, которая спит и видит, как бы меня женить, — снова заговорил Маркус. — Если бы даже сэр Джон не вставил в завещание условие о шахте и я бы никогда не встретил тебя, дорогая, Анджелу я бы ни за какие коврижки не взял в жены. Никаких эмоций она во мне не вызывает, а на тебя мне стоит взглянуть, как сердце наполняется любовью и радостью.
   И он посмотрел на нее с такой беспредельной нежностью, что она ощутила, как ее подхватила и понесла волна счастья и надежды.
   — Ну вот, теперь я открыл тебе всю душу. Сама того не желая, ты стала неотъемлемой частью моей жизни. Если ты все же не захочешь выйти за меня, я буду несчастнейшим из людей. Чтобы тебе было хорошо, я готов весь мир положить к твоим ногам.
   Даже эти слова, произнесенные чуть ли не шепотом, не рассеяли окончательно мучивших ее сомнений, как она ни старалась прогнать их прочь от себя. Где-то в подсознании копошилась подлая мыслишка — а только ли любовь питает его привязанность к ней?
   Она вздохнула.
   — Я буду счастлива возобновить нашу помолвку. И весь мир мне ни к чему. Титул и богатство меня не интересуют, да и то, что для тебя столь важно, потеряло для меня свое значение.
   — Ты, полагаю, имеешь в виду шахту «Эт-вуд»?
   — Да, — призналась она, отводя взгляд в сторону.
   — Смотри мне в глаза, Ева, — серьезно попросил Маркус.
   Она повиновалась.
   — Разговор с Эммой заставил меня задуматься. И я решил, если ты, разумеется, не будешь возражать, отдать «Этвуд» под опеку с последующим возвратом нашим детям.
   Ева, не веря своим ушам, молча глядела на Маркуса. Можно себе представить, как трудно далось ему это решение.
   — Если ты согласна, я так и сделаю.
   — Почему же… Я… Да-да… Конечно… — мямлила она вне себя от радости. — Но ты абсолютно уверен, что поступаешь правильно?
   — Не сомневаюсь ни на одну секунду.
   — Тогда… Ну что я тогда могу сказать?
   — У тебя смущенный вид, — нахмурился Маркус.
   — Нет-нет, — улыбнулась она. — Идея прекрасная. Но мне не хочется, чтобы ты потом пожалел о своем решении.
   — Никогда, ни за что не пожалею. А наши дети от этого только выиграют.
   — Выходит, ты делаешь это ради меня? — чуть ли не шепотом промолвила Ева, до глубины души растроганная его словами. Выходит, она значит для него больше, чем могла предположить даже в самых смелых своих мечтах.
   — Ради тебя, дорогая, я готов на все.
   — Но ведь это несправедливо. Ты так давно мечтаешь об этой шахте. О том, чтобы по примеру твоего отца, да и деда, работать на ней. Тебе будет тяжко наблюдать, как ею распоряжаются другие люди.
   — Обрести желаемое не всегда лучший выход из тупика, Ева. Если шахта перейдет ко мне, у тебя будут основания сомневаться в искренности моего чувства к тебе. А я этого не хочу. И уверен, что поступаю правильно. К тому же опекунов отыщу таких, на которых можно положиться.
   Ева глядела на Маркуса совершенно иными глазами. Сердце ее ликовало. Подумать только, какой подвиг он совершил ради нее! И разом устранил все мучившие ее сомнения. Глаза его выражали страстную любовь, какую она и не надеялась когда-нибудь увидеть в них. Да она и сама сияла от счастья.