Сам факт возникновения таких групп имеет подлинно историческое значение.
Возможно, впервые в истории России появились массовые слои и группы, способные в благоприятных социально-экономических условиях к самостоятельному решению собственных жизненных проблем, – по существу, «новая Россия» (не путать с «новыми русскими»).Именно они – база для высокой социальной мобильности, предприимчивости и инициативы. Они обеспечивают адаптивность общества, создают перспективу для создания конкурентного рынка и плюралистичной демократии. Другой вопрос, что современное государство слабо откликается на главные запросы «новой России».
В то же время эти слои, перефразируя известную формулу, «класс в себе». Они испытывают острую неуверенность в прочности своего положения. В этой своей ипостаси «новая Россия» – генератор авторитарных настроений. Не рассчитывая на себя, такие слои ищут опоры во внешней силе. Лишь превратившись в «класс для себя», осознав свои интересы и возможности, «новая Россия» отвернется от авторитаризма.
Одновременно, борясь за свой кусок национального пирога, «новая Россия» стремится закрыть доступ в свои ряды выходцам из нижних страт. Одна из задач модернизации – недопущение такой «герметизации», создание «лифтов» вертикальной мобильности. Растущая закупорка ее каналов уже вызывает рост социальной напряженности, прежде всего у молодежи. В условиях кризиса эта угроза лишь возрастет. Профилактика социально-политического инфаркта – императив модернизации.
Запрос «новой России» требует конкретизации. Специфика социальной трансформации привела к высокому уровню индивидуализации. Исследования показывают, что «более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует» [57].
При этом слабость этической базы, недоверие к безличностным институтам ведут к низкому уровню социальной ответственности. Это значит, что социальная адаптация у нас не ведет к тому типу либерального общества и государства, который описывается классической теорией. «Для нового “среднего класса” ближе совсем другая идея нации и государства – это то, что некоторые называют “нацией-корпорацией”, объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами» [58]. Что вполне согласуется с описанной выше спецификой институционального генезиса.
Но эту несомненную прагматическую ориентацию не следует абсолютизировать. Фиксируемый многими исследователями, высокий статус ценностей патриотизма означает нечто более глубокое, чем просто их принадлежность к ряду «парадных» ценностей.
Целый ряд социальных проявлений показывает ориентирующее влияние этих ценностей на позиции россиян. Можно прогнозировать, что в среднесрочной перспективе влияние патриотизма будет возрастать, и у него есть шанс стать реальной позитивной сверхценностью – основой социально-государственного генезиса.
Это крайне важно для оценки перспектив российской модернизации. Большинство таких проектов базировалось на негативных сверхценностях. Так, успех посткоммунистических трансформаций в Центральной и Восточной Европе был связан с мобилизацией, основанной на сверхценности «национального освобождения от советской оккупации».
Для нашей страны такой вариант явно малоперспективен. При этом история знает примеры успешной модернизации на базе позитивного патриотизма, позволявшего снизить статус других ценностей (этнических, религиозных, социальных), разделяющих общество, блокирующих модернизационные преобразования. Самый успешный пример – Индия, которая в целом смогла преодолеть самые острые противоречия.
В этом смысле важны данные ВЦИОМ, показывающие, что среди идеологем «национальный суверенитет» имеет наибольшую поддержку. К этому следует добавить и твердую демократическую позицию россиян. Позицию «возврат к прошлому невозможен» поддерживают более 80 процентов респондентов.
Но здесь опять сказывается специфика России. Формирование в нашей стране нелиберальной (но отнюдь не антилиберальной), скорее патриотической демократии, не меняет принципиального вывода о ее императивном для современной России характере.
В классической политологии принято считать, что демократия всегда идет рука об руку с либерализмом. Однако, как показывают исследования, сегодня для большинства, позиции которого священны для подлинных демократов, главное – реализация социально-экономических прав (прежде всего прав на труд, на доступное образование и здравоохранение).
Российские же либералы мало озабочены ценностью человеческого достоинства, столь важной для их предшественников. Но именно либералам принадлежит историческая заслуга воспитания гражданственности и человеческого достоинства. Упрочение их в нашем обществе особенно важно для преодоления политической пассивности, для развития «культуры участия».
Специфика российской трансформации предопределяет и особенности модернизационного транзита.
Проблема номер один: как удерживать курс?
Органичный, некризисный характер дальнейшего развития возможен лишь при соответствии институтов, создаваемых в ходе модернизационных преобразований, общественному запросу. « Компас» здесь – оценка проводимых преобразований наиболее активными и рациональными группами – «новой Россией».Реформы, проводимые вопреки их ожиданиям и интересам, контрпродуктивны, так как разрушают социальную энергию групп, способных продвигать эти реформы.
Здесь налицо простая дилемма: либо реформы будут проводиться в соответствии с интересами «новой России», либо нужно готовиться к ее эмиграции (в прямом и переносном смысле), к потере наиболее квалифицированных, рациональных и активных слоев населения страны.
§ 3. Исчерпанность традиционной парадигмы. Альтернативы российской модернизации
Глава III
§ 1. Национально-демократическая модернизация: сущность и противоречия
В то же время эти слои, перефразируя известную формулу, «класс в себе». Они испытывают острую неуверенность в прочности своего положения. В этой своей ипостаси «новая Россия» – генератор авторитарных настроений. Не рассчитывая на себя, такие слои ищут опоры во внешней силе. Лишь превратившись в «класс для себя», осознав свои интересы и возможности, «новая Россия» отвернется от авторитаризма.
Одновременно, борясь за свой кусок национального пирога, «новая Россия» стремится закрыть доступ в свои ряды выходцам из нижних страт. Одна из задач модернизации – недопущение такой «герметизации», создание «лифтов» вертикальной мобильности. Растущая закупорка ее каналов уже вызывает рост социальной напряженности, прежде всего у молодежи. В условиях кризиса эта угроза лишь возрастет. Профилактика социально-политического инфаркта – императив модернизации.
Запрос «новой России» требует конкретизации. Специфика социальной трансформации привела к высокому уровню индивидуализации. Исследования показывают, что «более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует» [57].
При этом слабость этической базы, недоверие к безличностным институтам ведут к низкому уровню социальной ответственности. Это значит, что социальная адаптация у нас не ведет к тому типу либерального общества и государства, который описывается классической теорией. «Для нового “среднего класса” ближе совсем другая идея нации и государства – это то, что некоторые называют “нацией-корпорацией”, объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами» [58]. Что вполне согласуется с описанной выше спецификой институционального генезиса.
Но эту несомненную прагматическую ориентацию не следует абсолютизировать. Фиксируемый многими исследователями, высокий статус ценностей патриотизма означает нечто более глубокое, чем просто их принадлежность к ряду «парадных» ценностей.
Целый ряд социальных проявлений показывает ориентирующее влияние этих ценностей на позиции россиян. Можно прогнозировать, что в среднесрочной перспективе влияние патриотизма будет возрастать, и у него есть шанс стать реальной позитивной сверхценностью – основой социально-государственного генезиса.
Это крайне важно для оценки перспектив российской модернизации. Большинство таких проектов базировалось на негативных сверхценностях. Так, успех посткоммунистических трансформаций в Центральной и Восточной Европе был связан с мобилизацией, основанной на сверхценности «национального освобождения от советской оккупации».
Для нашей страны такой вариант явно малоперспективен. При этом история знает примеры успешной модернизации на базе позитивного патриотизма, позволявшего снизить статус других ценностей (этнических, религиозных, социальных), разделяющих общество, блокирующих модернизационные преобразования. Самый успешный пример – Индия, которая в целом смогла преодолеть самые острые противоречия.
В этом смысле важны данные ВЦИОМ, показывающие, что среди идеологем «национальный суверенитет» имеет наибольшую поддержку. К этому следует добавить и твердую демократическую позицию россиян. Позицию «возврат к прошлому невозможен» поддерживают более 80 процентов респондентов.
Можно согласиться с выводом известного российского социолога Валерия Петухова, что «в России уже есть достаточно многочисленные группы и слои, которые способны стать носителем новой “культуры участия”, современных социально значимых форм поведения, взаимодействия и жизнедеятельности» [59].Все это означает, что «коридор возможностей» модернизации определяется доминирующими ценностями россиян: рационализм, прагматизм, патриотизм и демократия.
Но здесь опять сказывается специфика России. Формирование в нашей стране нелиберальной (но отнюдь не антилиберальной), скорее патриотической демократии, не меняет принципиального вывода о ее императивном для современной России характере.
В классической политологии принято считать, что демократия всегда идет рука об руку с либерализмом. Однако, как показывают исследования, сегодня для большинства, позиции которого священны для подлинных демократов, главное – реализация социально-экономических прав (прежде всего прав на труд, на доступное образование и здравоохранение).
Российские же либералы мало озабочены ценностью человеческого достоинства, столь важной для их предшественников. Но именно либералам принадлежит историческая заслуга воспитания гражданственности и человеческого достоинства. Упрочение их в нашем обществе особенно важно для преодоления политической пассивности, для развития «культуры участия».
Специфика российской трансформации предопределяет и особенности модернизационного транзита.
Проблема номер один: как удерживать курс?
Органичный, некризисный характер дальнейшего развития возможен лишь при соответствии институтов, создаваемых в ходе модернизационных преобразований, общественному запросу. « Компас» здесь – оценка проводимых преобразований наиболее активными и рациональными группами – «новой Россией».Реформы, проводимые вопреки их ожиданиям и интересам, контрпродуктивны, так как разрушают социальную энергию групп, способных продвигать эти реформы.
Здесь налицо простая дилемма: либо реформы будут проводиться в соответствии с интересами «новой России», либо нужно готовиться к ее эмиграции (в прямом и переносном смысле), к потере наиболее квалифицированных, рациональных и активных слоев населения страны.
§ 3. Исчерпанность традиционной парадигмы. Альтернативы российской модернизации
Перед Россией стоят грозные вызовы, угрожающие ее насущным интересам, ее будущему. Они требуют радикальных перемен во всех компонентах общественной, экономической и социально-политической жизни нашей страны. Как показывает практика, такие перемены осуществимы лишь в рамках большого модернизационного проекта. Модернизации России нет альтернативы.
Учитывая высокую значимость для россиян ценности национального суверенитета, сценарий «навязанной» извне модернизации влечет за собой крах идентичности основных слоев российского общества и, скорее всего, разрушение России. Подлинная альтернатива проста: либо Россия модернизирует себя в рамках собственного органичного проекта, либо ее будут модернизировать извне по чуждым ей схемам, ведущим к неизбежному краху.
При анализе существа проекта следует, прежде всего, оценить возможности и последствия возврата к идеолого-телеологической парадигме, в рамках которой главным образом развивалась наша страна.
Сегодня целый ряд апологетов «новой империи» утверждают, что без идеологической мобилизации всех патриотических сил страны невозможно бороться с угрозами исконных врагов России. Серьезный анализ не может просто отбросить подобные аргументы.
Для выполнения необходимого условия в обществе, в его влиятельных группах должен вестись активный искренний поиск нравственной опоры. Сегодня же в российском обществе, прежде всего в российских элитах, нравится это кому-то или нет, полностью отсутствует такая атмосфера духовного поиска. Разгул гедонизма и цинизма подавляет любые нравственные искания. В интеллектуальных кругах еще жива память о прежнем идеологическом насилии. Сформировался прочный иммунитет против любой идеологической мобилизации. Любая же навязанная мобилизация лишь усилит моральное разложение, подорвет и без того хрупкие конвенциональные институциональные рамки. Вновь, как и в прошлом, исчерпывающей метафорой России станет: «Сверху – блеск, внизу – гниль» [60].
Следует рассмотреть и достаточное условие – способность России в рамках прежней парадигмы ответить на внешние и внутренние вызовы.
Кроме того, идеологически вдохновленная модернизация с неизбежностью вводит критерий идеологической приемлемости внедряемых новаций. Двойной критерий – полезности и идеологической чистоты неизбежно ведет к конфликту, блокирующему эффективность и динамизм развития. Все, кто изучал историю советской модернизации 30-х годов, да и более позднего времени, хорошо знают исходы таких конфликтов.
Мобилизация же интеллектуальных ресурсов на прорывных проектах велась через сочетание материальных стимулов, жестких санкций и создание интеллектуальных «заповедников». Достаточно вспомнить выставки советских художников-неформалов в закрытых НИИ, проведение в них концертов артистов, которым не было хода на большую эстраду, и т. п. Но создание «заповедников» духовной свободы неизбежно разрушает идеологический фундамент обсуждаемой парадигмы.
В итоге конфликта идеологической лояльности против эффективности побеждает, чаще всего, идеологическая лояльность. Если все же побеждают рационализм и эффективность, то это – сход к качественно другой парадигме.
В результате движения в русле прежней парадигмы у нас мало шансов на модернизационный успех, прежде всего на формирование «новых правил» глобализации, так как мы неизбежно «сваливаемся» в борьбу за торжество наших идеологических убеждений – в «СССР-2». У нас также мало шансов на необходимую технологическую модернизацию – импорт технологий будет ограничен, а мобилизация немалых собственных интеллектуальных ресурсов будет крайне затруднена из-за неприятия нашей интеллигенцией политического климата, возникающего в результате такого типа модернизации. Этот путь препятствует переходу к «экономике знаний», развитию высоких технологий, для которого необходим свободный творческий поиск, трудно совместимый с такой идеологической мобилизацией.
Реальный ход событий поведет к прямо противоположному результату, чем тот, на который рассчитывают сторонники «новой империи». Они скорее рождают источники угроз для России, чем предпосылки для избавления от них.
Россия больше не может успешно развиваться в рамках привычной для нее идеолого-телеологической парадигмы.Новая по своим основаниям Россия нуждается в переходе в парадигму развития, более отвечающую новым реалиям, способную дать адекватный ответ на новые вызовы.
Рассмотрим альтернативы. Так, сегодня, в который уже раз, обсуждаются преимущества авторитарного модернизационного прорыва, рационально-телеологической парадигмы. Вроде вполне разумно рационально выстроить целевые ориентиры и затем, обеспечив политическую мобилизацию, сосредоточить усилия государства и общества на решении поставленных задач. Более того, отдельные элементы этого процесса (анализ проблем развития, политическая мобилизация) необходимы для модернизационного проекта.
Обсуждение такой альтернативы неизбежно после периода «либерального бегства государства», породившего мощный общественный запрос на порядок. Широкий запрос на авторитаризм – плата за противоречия предшествующего этапа, за его разрыв с требованиями жизни. Контрреформы Александра IIIи сегодняшняя «вертикаль» – модельно ясные примеры такой платы.
Запрос на авторитаризм опирается на очевидные дисфункции существующей политической системы. Выборы губернаторов часто превращались в популистский аукцион несбыточных обещаний, в соревнование альянсов ФПГ и местных элит. Муниципальные выборы часто открывали дорогу криминалу. Податливость электората – результат длительного политтехнологического совращения, – казалось, требует авторитарных барьеров, ограничения «случайностей» демократического выбора. Однако такой вывод ошибочен, если исходить из задач модернизации.
Осознание противоречий российской модернизации меняет оценку ряда современных тенденций. Нужно признать, что авторитарные эксцессы в Центре и, прежде всего, на местах носят пока еще локальный характер, так как сдерживаются «верхами». Если бы «верхи» потянулись за уравнительными инстинктами «низов» и надзирательскими устремлениями чиновничества, то результат был бы неизмеримо жестче.
В таком случае диагноз «Россия не справилась с демократией» игнорирует существо и доминирующий тренд политических процессов, а оценка делается без анализа реальных предпосылок демократических институтов, меры их использования. Иной же подход неизбежно ведет к вкусовщине, идеологической ангажированности. Прежнее политическое манипулирование «своих», «либералов» и «демократов» (вспомним президентские выборы 1996 года) явно ближе, чем социально чуждое манипулирование на недавних парламентских выборах. Для нас же важна не столько формальная оценка политических институтов, сколько их способность разрабатывать и реализовывать стратегию развития.
Также и цели, сформированные лишь экспертами, без их корректировки политически представленными слоями и группами, могут существенно расходиться с насущными задачами развития. Деформирующее влияние групп специальных интересов также можно нивелировать лишь открытыми политическими процедурами.
Но более серьезные проблемы возникнут на этапе политической мобилизации. Здесь скажутся экзистенциальные характеристики «серпентария» российских элит. Они хорошо мобилизуются лишь против любой «слишком продвинутой» фигуры, но плохо консолидируются по содержательным основаниям. Они, тем более, вряд ли способны поддержать цели, выбранные без их участия. Навязываемый «сверху» проект будет отторгнут. Если же навяжут – полностью извращен.
Без принятия модернизационного проекта российскими элитами у него нет шансов на успех. Более того, нужен уважительный диалог, корректировка оспоренных положений такого проекта. Необходима, пусть и усеченная, но все же демократическая процедура. В ее рамках наиболее влиятельные группы страны должны ясно увидеть свою долю в плодах грядущего успеха. Любые манипуляции блокируют столь необходимую мобилизацию.
Более того, необходимо расширение рамок демократического процесса. Это обусловлено «размытостью» элит, разветвленными их связями с субэлитными группами.
Во-первых, он исходит из посылки, что демиурги авторитаризма обладают монополией на знание проблем страны. Но рациональный выбор целей модернизации требует комплексного и разностороннего подхода. Его трудно обеспечить даже в рамках открытой и широкой дискуссии. При политической закрытости шансы утрачиваются напрочь. Рассчитывать же на прозорливость авторитарного лидера – чрезмерный риск. Слишком редко сочетаются харизма, необходимая для авторитарного лидерства, с чуткой социальной рефлексией и рациональным анализом.
Во-вторых, авторитаризм неизбежно разрушает обратные связи, искажает идущие «снизу» сигналы о реальном положении дел. Управление становится в строгом смысле бессодержательным – обратные связи создают возможности корректировки задач модернизации, адаптации институциональных механизмов. При авторитаризме нарастающие расхождения планов с требованиями жизни опознаются лишь тогда, когда они разрастаются до масштабов кризиса.
Губительно и стремление авторитаризма к полному социально-политическому контролю, ограничениям инициативы. Сегодня, когда мобилизация активности и самостоятельности социальных субъектов – жесткий императив, авторитаризм погубит любой реальный модернизационный проект.
Признавая недостатки авторитаризма, его адепты указывают на животворность политической мобилизации. Но и здесь авторитаризм – плохое лекарство. Он, набивая на расхлябанное общество силовые обручи, вроде бы противостоит распаду. Но, не излечивая причины загнивания институтов, авторитаризм лишь загоняет противоречия вглубь. Силовое подавление разрывов между оторванными от жизни нормами и требованиями этой самой жизни лишает государство легитимности. Поддержание стабильности превращается в самопожирающий молох.
Часто исторические обстоятельства не оставляют выбора. Государство и нация сталкиваются с витальным вызовом, а предшествующее развитие не создало активных групп – опоры для органичной модернизации. Тогда горькое лекарство авторитаризма может стать спасением. Неорганичная модернизация все же лучше национальной катастрофы. Примеры Турции, Сингапура, да, я думаю, и СССР – тому подтверждение. Однако в современных условиях, когда сложилась «новая Россия», все попытки авторитарного выхода будут вести к блокированию социальной активности, росту дезинтеграции, политической напряженности и, следовательно, к разрушению модернизационного потенциала. Сегодня рационально-телеологическая парадигма не может быть основой модернизации.
Но при этом отказ от «большого» интегрального проекта модернизации создает угрозы негативного кумулятивного эффекта, связанные с известной проблемой комплементарностипреобразований. Локальные реформы, не связанные целостной концепцией, могут, заглохнув в одном звене, вызвать цепную реакцию недоверия. Реформаторские усилия окажутся подорванными не только локально, но и в смежных секторах, а то и во всем обществе.
Исторический опыт убедительно показал, что идеологически вдохновленный подход, ограждающий генетическое, «естественное» развитие, так же, как и авторитарные модели, ведет к нарастающему отрыву от практических нужд. В целом, можно заключить, что идеолого-генетический подход и не снижает уровень рисков, и не обеспечивает ответа на вызовы России.
Анализ альтернатив оставляет единственную – рационально-генетическую парадигму.
Для оценки препятствий, стоящих на пути проекта, основанного на этой парадигме, Совет по национальной стратегии под руководством автора провел масштабное экспертно-модельное исследование с участием ведущих экспертов. В нем были изучены факторы, влияющие на темпы и качество экономического роста – важного индикатора модернизационного проекта [61].
Исследование показало, что основные препятствия для динамичного развития отечественной экономики – слабость государственной поддержки институциональных норм, неопределенность и непоследовательность государственной экономической политики. Имитационные исследования с использованием созданной модели показали, что устранение этих барьеров открывает новые возможности для повышения темпов экономического роста. Таким образом, сегодня главная проблема модернизации – новое качество государства.
Повышение качества государства как необходимой предпосылки эффективной модернизации явно противоречит авторитарному варианту развития. Назрел стратегический поворот к иной, рационально-генетической парадигме, к модернизации «снизу».Модернизационный проект должен основываться на рациональном анализе актуальных проблем развития нашей страны, на их демократическом обсуждении, на широком консенсусе относительно целей и задач такого проекта, а также на генетически ориентированной институциональной поддержке инициативы различных социальных субъектов. Модернизация «снизу» – не гарантия легкого успеха. На этом пути много проблем, но главное его преимущество – шанс избежать тотального отчуждения государства от общества, не доводить локальные проблемы развития до полномасштабного кризиса, угрожающего будущности России.
Учитывая высокую значимость для россиян ценности национального суверенитета, сценарий «навязанной» извне модернизации влечет за собой крах идентичности основных слоев российского общества и, скорее всего, разрушение России. Подлинная альтернатива проста: либо Россия модернизирует себя в рамках собственного органичного проекта, либо ее будут модернизировать извне по чуждым ей схемам, ведущим к неизбежному краху.
При анализе существа проекта следует, прежде всего, оценить возможности и последствия возврата к идеолого-телеологической парадигме, в рамках которой главным образом развивалась наша страна.
Сегодня целый ряд апологетов «новой империи» утверждают, что без идеологической мобилизации всех патриотических сил страны невозможно бороться с угрозами исконных врагов России. Серьезный анализ не может просто отбросить подобные аргументы.
Идеолого-телеологическая парадигма развития так прочно сплелась с российской историей, что создается впечатление, что это естественный путь для «русской власти». В пользу такого пути также свидетельствуют и великие русские философы, утверждавшие, что лишь великая идея, а отнюдь не приземленный прагматизм, способна создать подлинное величие России.Учитывая обозначенное выше нравственно-этическое состояние российского общества, следует признать, что идеологическая мобилизация нашего народа на основе позитивных ценностей позволила бы создать прочный этический фундамент для всей системы общественных и государственных институтов. Однако для исследования возможности возврата на «накатанные рельсы» следует рассмотреть два условия – необходимое и достаточное: во-первых, примет ли такой возврат современное российское общество; и во-вторых, дает ли это ответ на вызовы, стоящие перед Россией.
Для выполнения необходимого условия в обществе, в его влиятельных группах должен вестись активный искренний поиск нравственной опоры. Сегодня же в российском обществе, прежде всего в российских элитах, нравится это кому-то или нет, полностью отсутствует такая атмосфера духовного поиска. Разгул гедонизма и цинизма подавляет любые нравственные искания. В интеллектуальных кругах еще жива память о прежнем идеологическом насилии. Сформировался прочный иммунитет против любой идеологической мобилизации. Любая же навязанная мобилизация лишь усилит моральное разложение, подорвет и без того хрупкие конвенциональные институциональные рамки. Вновь, как и в прошлом, исчерпывающей метафорой России станет: «Сверху – блеск, внизу – гниль» [60].
Следует рассмотреть и достаточное условие – способность России в рамках прежней парадигмы ответить на внешние и внутренние вызовы.
Ключевая проблема нашего развития – рост разумной, профессионально подкрепленной инициативы и предприимчивости. Без них невозможно повысить конкурентоспособность экономики, развивать ее высокотехнологичные сектора.В рамках же обсуждаемой парадигмы, например советской модернизации, другие приоритеты – сосредоточение материальных ресурсов на ограниченном числе объектов. Собственно, кризис советской модернизации и наступил тогда, когда в рамках прежней парадигмы нужно было решать новые задачи.
Кроме того, идеологически вдохновленная модернизация с неизбежностью вводит критерий идеологической приемлемости внедряемых новаций. Двойной критерий – полезности и идеологической чистоты неизбежно ведет к конфликту, блокирующему эффективность и динамизм развития. Все, кто изучал историю советской модернизации 30-х годов, да и более позднего времени, хорошо знают исходы таких конфликтов.
Мобилизация же интеллектуальных ресурсов на прорывных проектах велась через сочетание материальных стимулов, жестких санкций и создание интеллектуальных «заповедников». Достаточно вспомнить выставки советских художников-неформалов в закрытых НИИ, проведение в них концертов артистов, которым не было хода на большую эстраду, и т. п. Но создание «заповедников» духовной свободы неизбежно разрушает идеологический фундамент обсуждаемой парадигмы.
В итоге конфликта идеологической лояльности против эффективности побеждает, чаще всего, идеологическая лояльность. Если все же побеждают рационализм и эффективность, то это – сход к качественно другой парадигме.
В результате движения в русле прежней парадигмы у нас мало шансов на модернизационный успех, прежде всего на формирование «новых правил» глобализации, так как мы неизбежно «сваливаемся» в борьбу за торжество наших идеологических убеждений – в «СССР-2». У нас также мало шансов на необходимую технологическую модернизацию – импорт технологий будет ограничен, а мобилизация немалых собственных интеллектуальных ресурсов будет крайне затруднена из-за неприятия нашей интеллигенцией политического климата, возникающего в результате такого типа модернизации. Этот путь препятствует переходу к «экономике знаний», развитию высоких технологий, для которого необходим свободный творческий поиск, трудно совместимый с такой идеологической мобилизацией.
Реальный ход событий поведет к прямо противоположному результату, чем тот, на который рассчитывают сторонники «новой империи». Они скорее рождают источники угроз для России, чем предпосылки для избавления от них.
Россия больше не может успешно развиваться в рамках привычной для нее идеолого-телеологической парадигмы.Новая по своим основаниям Россия нуждается в переходе в парадигму развития, более отвечающую новым реалиям, способную дать адекватный ответ на новые вызовы.
Рассмотрим альтернативы. Так, сегодня, в который уже раз, обсуждаются преимущества авторитарного модернизационного прорыва, рационально-телеологической парадигмы. Вроде вполне разумно рационально выстроить целевые ориентиры и затем, обеспечив политическую мобилизацию, сосредоточить усилия государства и общества на решении поставленных задач. Более того, отдельные элементы этого процесса (анализ проблем развития, политическая мобилизация) необходимы для модернизационного проекта.
Обсуждение такой альтернативы неизбежно после периода «либерального бегства государства», породившего мощный общественный запрос на порядок. Широкий запрос на авторитаризм – плата за противоречия предшествующего этапа, за его разрыв с требованиями жизни. Контрреформы Александра IIIи сегодняшняя «вертикаль» – модельно ясные примеры такой платы.
Запрос на авторитаризм опирается на очевидные дисфункции существующей политической системы. Выборы губернаторов часто превращались в популистский аукцион несбыточных обещаний, в соревнование альянсов ФПГ и местных элит. Муниципальные выборы часто открывали дорогу криминалу. Податливость электората – результат длительного политтехнологического совращения, – казалось, требует авторитарных барьеров, ограничения «случайностей» демократического выбора. Однако такой вывод ошибочен, если исходить из задач модернизации.
Осознание противоречий российской модернизации меняет оценку ряда современных тенденций. Нужно признать, что авторитарные эксцессы в Центре и, прежде всего, на местах носят пока еще локальный характер, так как сдерживаются «верхами». Если бы «верхи» потянулись за уравнительными инстинктами «низов» и надзирательскими устремлениями чиновничества, то результат был бы неизмеримо жестче.
В таком случае диагноз «Россия не справилась с демократией» игнорирует существо и доминирующий тренд политических процессов, а оценка делается без анализа реальных предпосылок демократических институтов, меры их использования. Иной же подход неизбежно ведет к вкусовщине, идеологической ангажированности. Прежнее политическое манипулирование «своих», «либералов» и «демократов» (вспомним президентские выборы 1996 года) явно ближе, чем социально чуждое манипулирование на недавних парламентских выборах. Для нас же важна не столько формальная оценка политических институтов, сколько их способность разрабатывать и реализовывать стратегию развития.
Анализ рационально-телеологической парадигмы должен включать оценку двух компонент.Формирование целевых ориентиров вполне осуществимо при мобилизации немалых экспертных ресурсов. Но уже здесь возникает угроза качеству таких ориентиров из-за селекции аналитиков по критерию политической лояльности. Необходимо учитывать также воздействие политического заказа. Вряд ли авторитарные власти одобрят преобразования, подрывающие их роль. Легко предвидеть, что преобразованиям, направленным на рост инициативы, будет противопоставлено усиление контроля.
Первая – возможность рационально выстраивать ориентиры развития, отвечающие вызовам. Вторая – успех их реализации авторитарными средствами.
Также и цели, сформированные лишь экспертами, без их корректировки политически представленными слоями и группами, могут существенно расходиться с насущными задачами развития. Деформирующее влияние групп специальных интересов также можно нивелировать лишь открытыми политическими процедурами.
Но более серьезные проблемы возникнут на этапе политической мобилизации. Здесь скажутся экзистенциальные характеристики «серпентария» российских элит. Они хорошо мобилизуются лишь против любой «слишком продвинутой» фигуры, но плохо консолидируются по содержательным основаниям. Они, тем более, вряд ли способны поддержать цели, выбранные без их участия. Навязываемый «сверху» проект будет отторгнут. Если же навяжут – полностью извращен.
Без принятия модернизационного проекта российскими элитами у него нет шансов на успех. Более того, нужен уважительный диалог, корректировка оспоренных положений такого проекта. Необходима, пусть и усеченная, но все же демократическая процедура. В ее рамках наиболее влиятельные группы страны должны ясно увидеть свою долю в плодах грядущего успеха. Любые манипуляции блокируют столь необходимую мобилизацию.
Более того, необходимо расширение рамок демократического процесса. Это обусловлено «размытостью» элит, разветвленными их связями с субэлитными группами.
Эффективная процедура принятия модернизационного проекта не может быть узкоэлитарной – чтобы обеспечить его легитимацию.Авторитарный путь модернизации связан с хорошо известными системными рисками.
Во-первых, он исходит из посылки, что демиурги авторитаризма обладают монополией на знание проблем страны. Но рациональный выбор целей модернизации требует комплексного и разностороннего подхода. Его трудно обеспечить даже в рамках открытой и широкой дискуссии. При политической закрытости шансы утрачиваются напрочь. Рассчитывать же на прозорливость авторитарного лидера – чрезмерный риск. Слишком редко сочетаются харизма, необходимая для авторитарного лидерства, с чуткой социальной рефлексией и рациональным анализом.
Во-вторых, авторитаризм неизбежно разрушает обратные связи, искажает идущие «снизу» сигналы о реальном положении дел. Управление становится в строгом смысле бессодержательным – обратные связи создают возможности корректировки задач модернизации, адаптации институциональных механизмов. При авторитаризме нарастающие расхождения планов с требованиями жизни опознаются лишь тогда, когда они разрастаются до масштабов кризиса.
Губительно и стремление авторитаризма к полному социально-политическому контролю, ограничениям инициативы. Сегодня, когда мобилизация активности и самостоятельности социальных субъектов – жесткий императив, авторитаризм погубит любой реальный модернизационный проект.
Признавая недостатки авторитаризма, его адепты указывают на животворность политической мобилизации. Но и здесь авторитаризм – плохое лекарство. Он, набивая на расхлябанное общество силовые обручи, вроде бы противостоит распаду. Но, не излечивая причины загнивания институтов, авторитаризм лишь загоняет противоречия вглубь. Силовое подавление разрывов между оторванными от жизни нормами и требованиями этой самой жизни лишает государство легитимности. Поддержание стабильности превращается в самопожирающий молох.
Часто исторические обстоятельства не оставляют выбора. Государство и нация сталкиваются с витальным вызовом, а предшествующее развитие не создало активных групп – опоры для органичной модернизации. Тогда горькое лекарство авторитаризма может стать спасением. Неорганичная модернизация все же лучше национальной катастрофы. Примеры Турции, Сингапура, да, я думаю, и СССР – тому подтверждение. Однако в современных условиях, когда сложилась «новая Россия», все попытки авторитарного выхода будут вести к блокированию социальной активности, росту дезинтеграции, политической напряженности и, следовательно, к разрушению модернизационного потенциала. Сегодня рационально-телеологическая парадигма не может быть основой модернизации.
Ряд серьезных экспертов отстаивают сознательный отказ от «больших» проектов в пользу локальных, идеолого-генетическую парадигму. По их мнению, это ведет к меньшим рискам ошибок планирования, стратегических просчетов. Они справедливо указывают на неустранимые риски таких проектов.Действительно, модернизационные проекты всегда базируются на вполне определенных представлениях о характере развития модернизируемой страны. Предполагается, что ее проблемы могут быть выявлены и проанализированы. То есть такие проекты разрабатывают исходя из веры в достаточность знаний об обществе, законах его развития. Риск просчетов при формировании проекта принципиально неустраним, но все же он может быть кардинально снижен, во-первых, осознанием его наличия; во-вторых, мониторингом реализации модернизационного проекта.
Но при этом отказ от «большого» интегрального проекта модернизации создает угрозы негативного кумулятивного эффекта, связанные с известной проблемой комплементарностипреобразований. Локальные реформы, не связанные целостной концепцией, могут, заглохнув в одном звене, вызвать цепную реакцию недоверия. Реформаторские усилия окажутся подорванными не только локально, но и в смежных секторах, а то и во всем обществе.
Исторический опыт убедительно показал, что идеологически вдохновленный подход, ограждающий генетическое, «естественное» развитие, так же, как и авторитарные модели, ведет к нарастающему отрыву от практических нужд. В целом, можно заключить, что идеолого-генетический подход и не снижает уровень рисков, и не обеспечивает ответа на вызовы России.
Анализ альтернатив оставляет единственную – рационально-генетическую парадигму.
Для оценки препятствий, стоящих на пути проекта, основанного на этой парадигме, Совет по национальной стратегии под руководством автора провел масштабное экспертно-модельное исследование с участием ведущих экспертов. В нем были изучены факторы, влияющие на темпы и качество экономического роста – важного индикатора модернизационного проекта [61].
Исследование показало, что основные препятствия для динамичного развития отечественной экономики – слабость государственной поддержки институциональных норм, неопределенность и непоследовательность государственной экономической политики. Имитационные исследования с использованием созданной модели показали, что устранение этих барьеров открывает новые возможности для повышения темпов экономического роста. Таким образом, сегодня главная проблема модернизации – новое качество государства.
Повышение качества государства как необходимой предпосылки эффективной модернизации явно противоречит авторитарному варианту развития. Назрел стратегический поворот к иной, рационально-генетической парадигме, к модернизации «снизу».Модернизационный проект должен основываться на рациональном анализе актуальных проблем развития нашей страны, на их демократическом обсуждении, на широком консенсусе относительно целей и задач такого проекта, а также на генетически ориентированной институциональной поддержке инициативы различных социальных субъектов. Модернизация «снизу» – не гарантия легкого успеха. На этом пути много проблем, но главное его преимущество – шанс избежать тотального отчуждения государства от общества, не доводить локальные проблемы развития до полномасштабного кризиса, угрожающего будущности России.
Глава III
Задачи национально-демократической модернизации
§ 1. Национально-демократическая модернизация: сущность и противоречия
Переход к новой парадигме развития – глубокий поворот в общественном развитии России. Крайняя необходимость в нем не означает, что совершить его легко. Вообще не факт, что он возможен. Нужны серьезные доказательства, без которых такой поворот был бы форменным безумием. Соответственно нужно изучить предпосылки для смены парадигмы развития, которые, включая появление «новой России», создают шанс на перемену участи нашей страны.
«Новая Россия» создает запрос на модель общественного развития, на рационально-генетическую парадигму. Значит, у новой парадигмы возможен социальный субъект, формирующий адекватный запрос и одновременно действующий по ее принципам.
Поворот к модернизации «снизу» немыслим без развития демократии. Плакальщики по ее судьбам игнорируют факт, что сегодня для нее есть реальные предпосылки. Раньше – лишь «потемкинские деревни», за рисованными фасадами которых скрывались бессилие власти, олигархическое манипулирование и всеохватная коррупция. Сегодня – шанс на создание работающего механизма. Демократический тренд России при всех недостатках действующей системы – реальная тенденция, базирующаяся на наполнении формальных институтов социальным содержанием, влиятельными интересами.
Многие аналитики фиксируют взаимозависимость между электоральными предпочтениями социальных групп и их интересами. Это означает, что растет рационализация политического сознания, что ведет к расширению поддержки новой парадигмы, апеллирующей к рациональному индивидуальному выбору.
Еще одна компонента перехода к новой парадигме – высокий статус социальной справедливости. Эта ценность, одна из наиболее значимых, – не только дань нашим традициям. Несправедливость сегодняшнего устройства – источник напряжений для всех, кто не утратил нравственного чувства.
«Новая Россия» создает запрос на модель общественного развития, на рационально-генетическую парадигму. Значит, у новой парадигмы возможен социальный субъект, формирующий адекватный запрос и одновременно действующий по ее принципам.
Поворот к модернизации «снизу» немыслим без развития демократии. Плакальщики по ее судьбам игнорируют факт, что сегодня для нее есть реальные предпосылки. Раньше – лишь «потемкинские деревни», за рисованными фасадами которых скрывались бессилие власти, олигархическое манипулирование и всеохватная коррупция. Сегодня – шанс на создание работающего механизма. Демократический тренд России при всех недостатках действующей системы – реальная тенденция, базирующаяся на наполнении формальных институтов социальным содержанием, влиятельными интересами.
Многие аналитики фиксируют взаимозависимость между электоральными предпочтениями социальных групп и их интересами. Это означает, что растет рационализация политического сознания, что ведет к расширению поддержки новой парадигмы, апеллирующей к рациональному индивидуальному выбору.
Еще одна компонента перехода к новой парадигме – высокий статус социальной справедливости. Эта ценность, одна из наиболее значимых, – не только дань нашим традициям. Несправедливость сегодняшнего устройства – источник напряжений для всех, кто не утратил нравственного чувства.