— Как удачно, что ты устроилась спать на крыльце, — протянул Джек. — Это разрешение отменяется с сегодняшнего вечера. Для всех.
   — А где будет спать мальчик? — сердито спросила Джейни.
   Джек резко повернулся к ней.
   — Его зовут Ники. Он будет спать в одной из комнат для гостей. Ты и Мэри вполне уместитесь вдвоем в одной спальне. Ясно?
   — Ты противный, мы все тебя ненавидим!
   Луиза вскочила со стула и в слезах побежала к лестнице.
   Губы у Джека сложились в прямую, жесткую линию.
   — Джейни, ты можешь пойти и навестить твоих поросят, если Мэри согласна тебя сопровождать. Ники!
   — Да, сэр?
   — Ты мог бы пойти вместе с ними, чтобы оберегать их?
   — Да, сэр.
   — Благодарю тебя.
   Джек подождал, пока дети удалятся, и обратился к Тринити:
   — Вроде бы все сошло хорошо, вам не кажется?
   — Мне кажется, вы очень устали. В оправдание вам добавлю, что поведение Луизы было неблагоразумным, если не сказать опасным.
   — Спасибо вам за это. — Он нерешительно улыбнулся. — И за то, как вы ответили Луизе на вопрос, любите ли вы меня.
   — Я люблю все, что принадлежит вам. Даже Луизу, хотя она истинное испытание. Не хотите ли вы подняться наверх и уснуть, Джек? Я позабочусь о том, чтобы все вовремя улеглись в постели.
   Джек отодвинул свой стул от стола.
   — Я буду в кабинете. Когда Джейни вернется, попросите ее зайти ко мне.
   — Можно спросить зачем?
   — Нет никакой необходимости ее защищать. Я просто хочу попросить прощения наедине. Ох, слишком уж часто мне приходится просить прощения, — добавил он, обращаясь скорее к себе, а не к Тринити.
   Она хотела сказать ему, что незачем просить прощения за свою человечность и за те обстоятельства, в какие он попал из-за Эйба Стэндиша, Рассела Брэддока, Краунов, Луизы и, главное, из-за нее самой, Тринити. Но она понимала, что он нуждается не в утешении, а в отдыхе.
   Настанет утро — и вернется прежний Джек. А если нет, если теперешнее настроение сделается постоянным, она предложит ему уехать ради его собственного блага и во имя спасения собственной гордости.
   Потому что она подозревала, что не вложенные деньги или, к примеру, неблагоразумие Луизы более всего тяготят Джека. Его тяготит перспектива женитьбы на женщине, которую он не любит и которая напоминает ему о жестоких поступках красивой, своевольной девушки, разбившей его сердце. И хотя Тринити сочувствовала его несчастью, она не хотела брать на себя вину за него даже ради спасения ранчо деда. Лучше выйти замуж за совсем чужого человека.
* * *
   — Джек? — Джейни просунула голову в дверь кабинета и объявила с чувством исполняемого долга:
   — Тринити велела мне зайти к тебе.
   — Иди сюда.
   Он похлопал себя по колену и был рад, что лицо у Джейни сразу повеселело; она вбежала в комнату и быстро уселась Джеку на колени. Крепко, изо всех сил своих тоненьких ручонок обняла его и сказала:
   — Я больше никогда не стану называть Ники «мальчиком».
   Джек расхохотался от души, чувствуя, как смех словно освобождает его от тягостных неудач нынешнего дня.
   — Но ведь он и в самом деле мальчик, я просто предпочитаю, чтобы ты называла его по имени. Я хочу сказать тебе почему, но это секрет, и я прошу тебя никому о нем не говорить.
   — Секрет? — повторила она, широко распахнув глаза.
   — За обедом ты сказала, что я никогда не говорю тебе секреты первой. Вот я и решил, что надо попробовать.
   — Обещаю, что никому не расскажу.
   — Отлично. — Джек с нежностью убрал со щеки девочки прядку золотисто-каштановых волос. — Но прежде всего я хочу извиниться за свое поведение за обедом.
   — Ты был такой сердитый.
   — Да, был. Но я сердился не на тебя.
   — На Луизу?
   — Главным образом на себя. Я был сегодня сам не свой, Джейн. Я говорил и делал такие вещи — просто невероятные. Принимал поспешные решения, подвергал опасности свои финансы, скандалил на улице, наводил страх на своих близких. — Джек с улыбкой посмотрел в полные сочувствия глаза Джейни. — Одно из принятых мной решений — очень большой секрет, которым я и поделюсь с тобой. Речь идет о Ники.
   — О его отце? — предположила Джейни.
   — Его отец мертв. Но я уладил вопрос о его усыновлении и стану его новым отцом.
   Джейни склонила головку набок:
   — А я стану его сестрой?
   — Ты станешь ему тетей.
   — Тетей? — Джейни пришла в восторг. — И он будет меня слушаться?
   — Нет. Но он будет уважать тебя, а ты его. Вот почему так важно, чтобы ты называла его по имени. Понятно?
   Джейни выпятила губы, обдумывая услышанное.
   — А когда ты женишься на Тринити, она станет его мамой?
   — Отличный вопрос. Да, она станет его мамой, вернее, мачехой.
   — Если она станет его мачехой, может ли Луиза быть его мамой? Так было бы лучше.
   Такое утверждение озадачило Джека.
   — Ты считаешь, что Тринити не может быть хорошей матерью? Почему? Ведь она очень привязалась, например, к тебе.
   — Но не так, как мама.
   Джек помолчал, размышляя, стоит ли продолжать обсуждение. Джейни всего шесть лет — вряд ли она способна судить о расположенности женщины к материнству.
   С другой стороны, Тринити женщина вполне взрослая и осуждает себя за отсутствие материнского чувства. Неужели Джейни почувствовала это в Тринити? И если у него и Тринити родится ребенок, ощутит ли это и он?
   Джек тряхнул головой, прогоняя абсурдную мысль, возникшую, как он решил, в результате напряженного дня.
   — Я не слишком серьезно обдумал свое решение. Мне не понравилось, как управляют сиротским приютом, и я не мог переварить идею возвращения Ники к ним. Но мне надо было сначала обсудить это дело с Тринити и самим Ники.
   — Ты им ничего не говорил?
   — Нет.
   — Значит, и вправду об этом знаю только я?
   — Да. С ними обоими я потолкую завтра, а пока помни: никому ни слова.
   — Никому. Даю слово.
   — Спасибо, солнышко. — Джек снял Джейни с колен, поставил на пол и поцеловал в щеку. — А теперь беги спать, хорошо?
   Джейни вприпрыжку побежала к двери, но вдруг остановилась.
   — Джек!
   — Да?
   — Можно я скажу Мэри? Я возьму с нее обещание никому не рассказывать.
   Джек даже застонал от такого полного фиаско.
   — Отлично. Только сначала предупреди ее, чтобы не болтала.
   Джейни захлопала в ладоши.
   — Секреты тем и хороши, что о них можно рассказывать, верно?
   — Думаю, да. Доброй ночи, детка.
   — Доброй ночи, Джек.
* * *
   Тринити тщетно ждала возвращения «прежнего Джека»: она увидела мрачного, углубленного в себя мужчину, который явно решил избежать женитьбы, изнурив себя работой до смерти прежде, чем наступит торжественный момент. Встал он на заре и поскакал верхом в лагерь ковбоев, где, как доложил Клэнси, старался в одиночку повалить, связать и заклеймить любое существо, которое осмеливалось пересечь ему дорогу. Вернулся он уже во второй половине дня и снова уткнулся в расчеты, то и дело передавая Тринити бесконечные бумажки на подпись. Такое фанатичное поведение продолжалось полных три дня. Тринити измышляла способ либо унять его, либо придушить, но на нее самое тоже обрушился шквал совершенно бессмысленных дел. Элена, строгая и неумолимая надсмотрщица за исполнением, своих требований, поелику дело шло о гостеприимстве, задумала превратить скромную свадьбу в главное событие сезона.
   — Когда они будут вести разговоры об этом годе, они первым долгом станут вспоминать этот прекрасный праздник, — убеждала она невесту. — Уж я этого добьюсь. Ты наденешь платье, которое сшила моя tia [13].
   — Я не могу! — завопила Тринити. — Оно очень красивое, но, по совести, Элена, что подумает Джек? Оно очень открытое, но, даже если бы оно таким не было, считается, что я в трауре.
   — Твой дедушка хотел бы, чтобы ты его надела, и ты его наденешь.
   — Я больше не желаю строить предположения насчет того, чего хотел бы мой дедушка!
   — И не надо, — заверила ее Элена. — Твой дедушка хотел, чтобы ты вышла замуж за хорошего человека и родила правнуков, которые занимались бы ранчо. Он хотел, чтобы все соседи увидели, какая ты красавица.
   Он хотел, чтобы ранчо «Сломанная шпора» славилось своим гостеприимством на много миль вокруг, всем на зависть.
   Тринити была вынуждена признать, что это сказано точно. Ужасающе точно, потому что она и в самом деле может произвести на свет дедушкиного правнука, если не будет осторожной. А белое платье, открытое, без рукавчиков, с длинной юбкой и множеством кружев и оборочек, сшитое тетей Элены в традиционно свадебном стиле, — отнюдь не туалет для женщины, которая хочет блюсти осторожность.
   «Джек, наверное, даже не обратит на это внимания, — успокаивала она себя вечером перед свадьбой, стоя перед зеркалом и с задумчивой улыбкой глядя на свои обнаженные плечи. — Но это самое красивое платье на свете».
   Стук в дверь прервал ее самосозерцание, и в комнату просунули головы Джейни и Мэри.
   — О-о, какая ты красивая, — проворковала Джейни. — Ты хочешь посмотреть наши платья? Тетя Элены только что их закончила.
   — Входите. Ох, какая красота! Не снимайте их, пока Джек не полюбуется вами. — Тринити принялась разглядывать нарядные платьица девочек, по фасону похожие на ее собственное, только сшитые из голубой ткани и украшенные разноцветными ленточками. — Если это не согреет его сердце, то я уж и не знаю, что сказать.
   — У Джека холодное сердце? — спросила Джейни.
   — Разумеется, нет. Это просто такое выражение. Оно означает, что вы обе просто неотразимы.
   — А ты очень красивая, — повторила Мэри слова сестры. — Ты не волнуйся. Джек сказал, что он не…
   — Молчи! — перебила ее Джейни. — Это секрет.
   — Это не секретная часть, — возразила Мэри и продолжала как ни в чем не бывало:
   — Он сказал, что дрался, принимал неверные решения и кричал на нас только потому, что не поладил с сиротским приютом.
   — Думаю, это правда, — сказала Тринити, помолчала, потом слегка подстрекнула девочек:
   — В чем же тут секрет?
   — Джек сказал мне первой, — возбужденно сверкая зелеными глазами, заявила Джейни. — Даже до того, как поговорил с Ники.
   — Ш-ш! — Мэри толкнула сестру локтем. — Хватит!
   — Это имеет отношение к Ники? — спросила заинтригованная Тринити. — Что-нибудь, связанное с его отцом?
   Джейни пошаркала ногой по полу и пробормотала:
   — Не с его прежним отцом.
   — Джейн! — прикрикнула Мэри на сестру и схватила Тринити за руку. — Не говори Джеку, а то он будет сердитый на свадьбе.
   — С его прежним отцом? — Тринити попыталась что-то сообразить, потом выдохнула:
   — Значит, Джек усыновил Ники, ты это хотела сказать?
   Джейни побледнела.
   — Я этого не говорила.
   — Но имела в виду? — Тринити опустилась на одно колено и обняла расстроенную девочку. — Не бойся, я никому не скажу.
   — Это мой первый секрет, а я его не сохранила.
   — Ты поступила хорошо. Не волнуйся. Завтра день моей свадьбы, и я хочу, чтобы все были веселыми и счастливыми. — Она еще раз обняла Джейни, потом встала и обняла ее старшую сестру. — Послезавтра у меня будут две замечательные золовки. Скажите, а Луиза тоже приготовила себе нарядное платье?
   — Она плачет, — ответила Джейни, — потому что Джек не позволил пригласить того мальчика, ой, я хотела сказать Рэнди, на свадьбу.
   — Она говорит, это все равно как Ромео и Джульетта, — добавила Мэри. — Романтично и трагично, так она говорит.
   — Она едва знает Рэнди, — вздохнула Тринити. — И вряд ли его полюбит. Она просто увлеклась.
   — Она знает его столько же, сколько ты знаешь Джека, — напомнила Мэри и тотчас побледнела, смущенная своими неловкими словами. — Я вовсе не хочу сказать, что ты не любишь Джека. Я просто имела в виду…
   — Не смущайся, я знаю, что ты имела в виду. Завтра на свадьбе Луиза увидит много красивых вакеро, будет с ними танцевать и радоваться, что у нее красивое платье.
   Но для меня существует только один красивый вакеро во всем мире.
   — Кто? — затаив дыхание, спросила Джейни.
   Мэри засмеялась:
   — Тринити говорит о Джеке, глупая ты гусыня! Ты правда так к нему относишься? — обратилась она к Тринити.
   — Я тоже открою тебе секрет. Я впервые увидела Джека таким — красивый ковбой несся на своем коне по дороге, спеша спасти мое ранчо. Так я и отношусь к нему с той самой минуты.
   — Это так романтично. — Мэри обхватила себя руками за плечи. — Я так рада, что ты его любишь. Эрика думала, что любит, но не любила. А ты говоришь так уверенно.
   Тринити почувствовала, как улетучилась вся красота минуты при упоминании об Эрике. Хуже того, она вдруг осознала, что это будет повторяться снова и снова во время ее брака, омрачая своей тенью самые счастливые моменты, и приведет к печальному концу.
   Она обняла девочек за плечи:
   — Поцелуйте меня на сон грядущий и пойдите снимите ваши замечательные платья, чтобы завтра они выглядели свежими.
   Девочки весело убежали, а Тринити закрыла дверь и переоделась в скромное платьице; она знала, что ей сейчас необходимо сделать — не откладывая — для себя и для Джека.
* * *
   — Джек!
   Тринити с минуту постояла в дверях, не решаясь войти, но едва Джек обратил к ней покрасневшие от усталости и напряжения глаза, она поспешила подойти к нему.
   — Посмотри на себя! Ты совершенно замучил себя этой возней с бумагами. — Она взяла его лицо в свои ладони и проговорила с наигранной обидой:
   — Разве ты забыл, что завтра женишься?
   — Ты в таком хорошем настроении, — пробормотал он. — Я думал…
   — Да?
   — Ты говорила, что я не в состоянии представить, насколько пугает первая брачная ночь невинную девушку.
   — Я и напугана, — признала Тринити, — но не до ужаса. По-моему, ты ее боишься больше, чем я, Джек негромко рассмеялся:
   — Странный выбор слов. Я сожалею о необходимости навязывать себя тебе, но я не боюсь.
   — Необходимость навязывать себя? — Тринити со вздохом опустилась в кресло. — Это лишь кажется необходимостью, потому что я отказалась обсуждать другие твои варианты. Я готова обсудить их сейчас.
   — Прошу прощения?
   Тринити улыбнулась ему самой обезоруживающей улыбкой:
   — Обсудить другие возможности. Ты предлагал продать Крауну часть моей земли, достаточную, чтобы на полученные деньги выкупить закладную. Я готова сделать это сейчас в обмен на его отказ от подписи под соглашением с приютом в нашу пользу.
   Джек опустил глаза.
   — Я удивлен. И меня впечатляет твоя деловая хватка.
   — У меня был хороший учитель.
   — Неужели? — Он поднял на нее взгляд. — Перспектива первой брачной ночи хуже, чем мысль о продаже участка земли Крауну? — Прежде чем Тринити могла ответить, он встал, наклонился к ней и схватил за плечи. — Неужели ты думаешь, что я в эти последние дни не терзал свои несчастные мозги в поисках решения этой проблемы? Суть в том, что предложение Крауна купить часть твоей земли — ловушка. Способ лишить тебя частичного права на собственность, с тем чтобы в дальнейшем воспользоваться возможностью оттягать все.
   Тринити закусила губу.
   — Откуда ты это знаешь?
   — У меня была с ним встреча некоторое время назад, мерзкая по форме, но содержательная по существу. Он достаточно ясно дал понять, что не успокоится до тех пор, пока вся до последнего квадратного дюйма земля «Сломанной шпоры» не станет его собственностью.
   — О Боже! — Тринити рывком освободилась от его рук. — Он был в приюте?
   — В банке. — Джек запустил пятерню в свои спутанные волосы, вскочил и большими шагами начал ходить по кабинету. — Я не хотел говорить тебе об этом, не хотел огорчать тебя еще и этим, но наше положение более отчаянное, чем ты полагаешь.
   — Расскажи мне, — настойчиво попросила она, тоже вскакивая на ноги. — Если мы с тобой компаньоны, я должна знать все, хорошее и плохое.
   Джек остановился в нескольких футах от нее и мрачно кивнул.
   — Ты имеешь право знать. Банк постановил, что весь баланс по закладной должен быть выплачен немедленно.
   Ошеломленная, Тринити почти упала обратно в кресло.
   — Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что выплатил все? О Господи, Джек. Неудивительно, что ты стал таким озабоченным. Такой колоссальный риск! Такая огромная сумма! И даже если твой инвестор в состоянии справиться с потерей, пострадает твоя репутация, если ты — если мы проиграем. — Тринити зарылась лицом в ладони — Не могу поверить, что ты это сделал.
   Джек погладил ее по плечу:
   — Ты можешь простить меня?
   — Простить тебя? — Она встала, обхватила Джека руками за талию и прижалась щекой к его груди. — Ты сделал это ради меня? Это невероятно, Джек Как я могу отблагодарить тебя? Ты и в самом деле герой…
   — Прекрати эти разговоры! — Джек резко высвободился, глаза у него вспыхнули. — У всех нас есть свои иллюзии, Тринити, и я понимаю твое желание умчаться в дальние страны с лихим героем. Но мне не нужны эти постоянные напоминания, так же как тебе не нужны напоминания о моих иллюзиях.
   — Джек Райерсон!'!
   Он заговорил уже более спокойным, даже холодным тоном:
   — У нас только две возможности. Мы можем признать свое поражение, потерять все и позволить этому ублюдку Крауну одержать верх. Или можем забыть о своих иллюзиях и завтра вступить в брак.
   — На полгода. — На глазах у Тринити показались слезы. — Не навсегда, Джек. Мне невыносимо видеть тебя несчастным всю жизнь. Быть причиной этого…
   — Причина этого — Уолтер Краун. Как же я его ненавижу! Убил он твоего деда или нет — а я начинаю верить, что убил, — но сломать его жизнь он сломал. И я не позволю ему удрать с добычей.
   — Мы не позволим ему удрать с добычей, — поправила Тринити, вытирая слезы.
   — Хорошо. Но мне нужна твоя полная поддержка. Не только на завтра или на полгода, а на пока неопределенное время. И я повторю то, что уже говорил: если кто-то из нас покажет, что относится к нашему браку как к временному, Краун найдет способ дезавуировать этот брак.
   Когда мы завтра дадим обеты, это должно быть навсегда.
   — Я понимаю.
   Джек протер налитые кровью глаза и продолжал:
   — Со временем, когда наше финансовое положение позволит, ты сможешь путешествовать. Не могу обещать, что твои путешествия будут длительными или роскошными, как ты мечтала…
   — Это не имеет значения, Джек.
   — Не имеет значения сейчас. — Последнее слово он произнес с нажимом. — Однако когда-нибудь станет иметь.
   Я не обещаю, но постараюсь по возможности сопровождать тебя. Единственное, чего я никогда не захочу, это развод. Или твой уход к другому мужчине…
   — Джек, я клянусь…
   — Не клянись! Не давай обещаний, которые не выполнишь. Ни один из нас не должен этого делать.
   Тринити видела боль у него в глазах и понимала, что он вспоминает свою прежнюю помолвку. Ей нужно найти способ доказать ему, что она не похожа на Эрику. На какой-то извращенный лад он, видимо, радовался их сходству, быть может, потому, что это приближало его к утраченной любви. Но в то же время это не позволяло ему верить ей, Тринити. Понимать, что она может стать самой большой любовью в его жизни.
   И вдруг Тринити поняла, с чего начать.
   — Я считаю, что мы должны усыновить Ники.
   Джек уставился на нее, словно громом пораженный.
   — Это хорошо для него, Джек, обрести и мать и отца.
   И это покажет городу, а если дойдет до суда, то и судье, что брак у нас постоянный. В этом есть смысл, тебе не кажется?
   — Джейни сказала? — Джек огорченно покачал головой. — Уже достаточно плохо, что мы вступаем в брак по неприемлемым причинам. Не думаю, что мы должны усыновлять ребенка только ради того, чтобы упрочить наше законное положение.
   Тринити отвернулась, чтобы скрыть слезы, снова выступившие у нее на глазах. Как это несправедливо! Единственное светлое пятно, шанс сделать нечто доброе для несчастного маленького сироты.., и Джек все испортил и подтвердил таким образом, что считает их брак вечной ошибкой.
   Как смеют они создавать союз, понимая, что у них могут быть дети?
   Он подошел к ней сзади и положил руки ей на талию.
   — Сможешь ли ты постоянно прощать меня?
   Тринити обернулась, уже не плача, и спросила тихо:
   — А ты способен всегда прощать меня?
   — Но ты не сделала ничего плохого.
   — Потому-то все так несправедливо, — ответила она, поворачиваясь к двери. — Ни ты, ни я ничего плохого не сделали. Виноват Краун. А по большому счету дедушка и мистер Брэддок. А расплачиваться должны мы с тобой.
   Твоя семья. Но не твой инвестор, — добавила она, распрямив плечи и посмотрев Джеку в глаза. — Пусть опекуны сиротского приюта только попробуют дезавуировать наш брак. Они убедятся, что он неуязвим.
   Джек кивнул, лицо у него приняло мягкое выражение, которого Тринити не видела с того самого дня, как он вернулся из своей роковой поездки.
   — Я же говорил, что ты заслуживаешь лучшей доли.
   — Как и вы, сэр, — произнесла Тринити, повернулась и вышла из комнаты с гордо поднятой головой.

Глава 11

   Первым побуждением Тринити, когда она проснулась утром в день своей свадьбы, было свернуть в узел праздничное платье, вышвырнуть его с балкона и надеть то самое черное одеяние, в котором она встречала Джека, когда он ворвался в ее жизнь верхом на своем коне.
   Но ей тут же пришло в голову, какая ирония заключена в ее надежде на то, что черное платье охладит и возможный романтический пыл, и чисто плотские устремления Джека, подчеркнув преимущественно деловой характер их отношений. Теперь она знает позицию своего будущего мужа, и нет никакой нужды в строгом трауре. Он и без того достаточно мрачно оценивает перспективу их брака.
   И если поведение Джека в последние дни может служить показателем их будущих отношений, то незачем беспокоиться о плотских устремлениях, стягивать волосы в пучок на затылке и прятать формы собственного тела. Он, вероятно, будет в их первую брачную ночь столь же сдержанным и отчужденным, каким был во время каждой их встречи с тех пор, как вернулся из поездки в приют для сирот.
   Тринити подавила вспышку гнева против мужчины, который настойчиво твердил ей, что брак их — навсегда и, следовательно, у нее не будет другой возможности оказаться в роли невесты; она не наденет еще раз подвенечное платье, не услышит восторженные охи и ахи гостей, не почувствует на себе любящий взгляд жениха, когда он улыбнется ей во время церемонии венчания, а потом, наедине, заключит ее в страстные объятия…
   Приложив к груди подвенечное платье, Тринити пообещала себе, что не позволит Джеку испортить этот единственный в ее жизни момент торжества. Она не старалась его приблизить, наоборот, делала все, чтобы его отдалить, но раз уж он наступил, она им насладится вполне.
   «Да, так я и поступлю, назло твоему мрачному настроению, Джек Райерсон», — заявила она себе, высокомерно запрокинув голову. Потом она вышла на балкон взглянуть на происходящее во дворе и просто растаяла от восторга. Воздух был такой свежий, небо такое голубое, а тенистый двор буквально преобразился: он был уставлен рядами столов, накрытых белоснежными скатертями и украшенных букетами цветов в вазах. Десятки стульев были расставлены так, чтобы между ними оставался красивый и удобный проход к невысокому помосту с балдахином над ним.
   Элена распоряжалась действиями работников, закреплявших разноцветные лампионы вокруг помоста, но углядела Тринити и весело ее окликнула:
   — Какой прекрасный день для свадьбы, m'ija!
   — Ты права, — ответила Тринити, проглотила комок в горле и взяла себя в руки — все равно это самый важный день в ее жизни, несмотря на Джека Райерсона с его настроениями! — Иди сюда и помоги мне причесаться. Я хочу, чтобы в день моей свадьбы все было красиво.
   К ее удивлению, как только она произнесла эти слова, утро показалось ей и в самом деле великолепным. Элена захлопотала вокруг нее, осыпая Тринити похвалами ее красоте, и девушка почувствовала себя настоящей принцессой, особенно после ванны, когда Элена напудрила ее ароматической пудрой и с большим искусством уложила ее светлые волосы так, что они падали на спину каскадом пышных кудрей, украшенных серебряными гребнями, на которых держались полураскрытые розовые бутоны.
   — Каждый захочет полюбоваться твоим красивым лицом, — приговаривала Элена, слегка подкрашивая ей губы розовой помадой и осторожно прикасаясь щеточкой к ресницам. — У тебя необыкновенный цвет глаз. Они как фиалки. Если бы у меня было больше времени, уж я нарвала бы фиалок для твоей прически и букета.
   — Я люблю розы, — возразила Тринити. — Все просто великолепно. Как мне отблагодарить тебя, Элена?
   — Если ты заплачешь, глаза покраснеют. А если я заплачу, то не смогу остановиться. Скоро гости приедут, а у нас еще ничего не готово. — Элена смахнула выступившие на глазах слезинки и, отступив на шаг, окинула гордым взором дело рук своих. — Как только он тебя увидит, с ума сойдет от любви и желания.
   Тринити ласково улыбнулась домоправительнице:
   — Не расстраивайся, если этого не произойдет. Он так занят, что, наверное, не заметит, какой чудесный прием ты подготовила за такой короткий срок. Но я навсегда запомню этот день как самый прекрасный в моей жизни.
   — Ладно, тогда… — Элена снова смахнула слезы. — Пора выставлять на столы тамалес [14]. И надо присмотреть за малышкой, не то она, не дай Бог, побежит в свинарник в нарядном платье. — Элена вздохнула и спросила: