— Нынешний лорд Даглас в Америке, брат Дамиан, и потому он поручил мне заботиться о его владениях. Он доверяет мне.
   — И вашим храбрым родичам.
   — Да, это правда. Но почему вы спрашиваете?
   — Как я уже сказал, в пути узнаешь много любопытного. Откровенно говоря, в округе ходят толки о большом пожаре, разразившемся несколько лет назад. Я слышал, пламя поглотило наследника Дагласов! Может, это его призрак явился сюда, взывая к справедливости?
   — К справедливости? При пожаре сгорели конюшни. Никто в точности не знает, что произошло, но здесь проводили расследование. Утверждают, что упал фонарь, разбился и пламя охватило всю конюшню. Такова воля Божия, и нечего искать в том, что случилось, особый смысл, — сердито завершила она. Перед ее глазами до сих пор вставали фигуры дедушек и кузенов в глубине самой опасной части шахты. Они спасали попавших в беду людей, когда шахту покинули даже опытнейшие из углекопов. — Пожар был трагической случайностью, вот и все. Добро пожаловать в Крэг-Рок, брат Дамиан. Надеюсь, вам понравится у нас в деревне. А теперь прошу меня простить, — произнесла она.
   Даже если бы ее не научили с почтением относиться к священникам, чутье подсказывало Шоне: она должна быть приветлива и любезна со всеми людьми Божиими, особенно с паломниками, которые обходили пешком всю Шотландию. Но этот старик вызывал у нее раздражение…
   Она отошла от монаха, пробралась сквозь толпу углекопов, которые похвалялись своим участием в событиях дня, и достигла столика в дальнем углу таверны, где сидел Ферпос Эндерсон.
   Ферпос был уже навеселе. Он не работал ни в шахте, ни где-нибудь еще — его кормили сыновья, старшему из которых исполнилось восемнадцать, а самым младшим был Дэниэл. Несколько лет назад, выбираясь из шахты, Фергюс сильно повредил ногу. Однако он не стал работать в поле и отказался пасти овец и коров. Его жена и дочери выращивали овощи на клочке земли, арендованном у дальней границы владений Мак-Гиннисов, и благодаря работе сыновей Фергюса и женщин семья не голодала, а самому Фергюсу хватало денег на пиво и эль, которые, по его словам, помогали приглушить боль в ноге. Но чтобы утолить все его печали, требовалось слишком много денег. Дэвид Даглас назначил ему щедрую пенсию сразу после случившегося.
   Сегодня старик не счел нужным побриться, и хотя его не покрывала угольная пыль, как других углекопов, он казался не менее грязным. Черные, круглые, блестящие, как бусинки, глаза отчетливо выделялись на его багровом лице, обрамленном белыми волосами. Он удивленно вскинул голову, когда Шона присела на скамью против него.
   — С этого дня дети больше не будут работать в шахте, Фергюс Эндерсон.
   Похоже, он заметил нотку вызова в ее голосе, но ответил со всей любезностью, помня, что таверна заполнена не только родственниками Шоны, но и доброжелательно настроенными углекопами, которых восхитила смелость хозяйки, рискнувшей последовать за ними в шахту.
   — Ну, миледи, теперь я большая шишка, коли вы говорите, что мой парнишка особенный, что ему не место под землей. Только вы забыли, добрая леди Шона: среди нас есть люди, которым не прокормить семью без помощи даже самых младших детей!
   — Вам должно хватать денег, Фергюс.
   — Увы, дорогая леди! Вы молоды, красивы, вы никогда не знали боли, не знали, что значит быть немощным мужчиной!
   — Больше я не пущу малышей в шахту, Фергюс.
   — Ладно, леди, — отозвался он, крепче обхватив свою кружку с элем. — Помнится, Даглас собирался нагрянуть к нам из Америки. И думаю, ему решать, что будет дальше, верно?
   Шона в бешенстве стиснула зубы.
   — Я найду мальчику работу в замке. Фергюс приподнял бровь.
   — Вы возьмете его к себе, леди? Чтобы он был у вас на побегушках?
   — Да.
   Фергюс широко улыбнулся.
   — И станете ему платить?
   — Да.
   — Тогда я преклоняюсь перед вашей несравненной мудростью, леди Мак-Гиннис!
   Вокруг болтали углекопы, смеялись, поддразнивали друг друга, поднимали кружки. Но у Шоны праздничное настроение пропало. Она поднялась и поспешила к выходу из таверны.
   Уже садясь в седло, она услышала, как кто-то зовет ее. Повернувшись, Шона увидела Алистера.
   — Я поеду с тобой, — предложил он.
   — Со мной ничего не случится.
   — Может быть, — согласился Алистер. — И все-таки лучше бы тебе не ездить одной.
   — Почему?
   — Мне что-то неспокойно. Нам пора домой.
   Как обычно, первым делом Шона обыскала свою комнату.
   Сегодня она пребывала в особенно сильном раздражении. Еще никогда в жизни она не бывала грязнее, и, хотя радовалась тому, что углекопы, и особенно Дэниэл, не пострадали, воспоминания о разговоре с Фергюсом Эндерсоном вызывали у нее досаду — и вместе с тем легкое беспокойство. В Фергюсе Эндерсоне было что-то неприятное. Он казался не просто лентяем, сидящим на шее у собственных детей. Шоне был противен похотливый блеск в его глазах и едва уловимый зловещий оттенок в голосе.
   Мысли о беседе с братом Дамианом тоже не доставляли удовольствия. Шону встревожили разговоры в округе о том, что пожар был подстроен. Так считал и Дэвид. Дэвид, который ухитрился подоспеть вовремя, чтобы спасти Дэнни. Но ее родные ни в чем не виноваты. Может, за исключением мелких, пустяковых провинностей. Но по крайней мере убийства не совершали.
   Мэри-Джейн приготовила ванну для госпожи. Девушка была довольна тем, что Шона оказала помощь в спасении углекопов.
   — Знаешь, теперь все они считают тебя ангелом. Да, ты умеешь покорять людей.
   — Правда? — сухо переспросила Шона.
   — Разумеется, именно это ты и сделала! Служанка плеснула несколько капель розового масла в ванну, дала Шоне согретое льняное полотенце, мочалку, ароматное мыло и ушла. Шона погрузилась по самый подбородок в горячую воду, хорошенько промыла волосы затем усердно принялась оттирать следы угольной пыли на теле, вода в ванне быстро почернела от смытого угля. Закончив мыться, Шона прополоскала волосы, окатила себя свежей водой из кувшина и растерлась полотенцем. Завернувшись в него, она подошла к окну, вздрагивая от странного ощущения, что за ней кто-то наблюдает.
   На балконе никого не оказалось. Комната тоже была пуста. Шона подошла к камину, в котором недавно развели огонь, уселась перед ним и принялась распутывать смоляные пряди волос и одновременно сушить их. Она размышляла, следовало ли ей так быстро менять тактику по отношению к Ферпосу Эндерсону. Если Дэвид задумал ей отомстить, он наверняка отменит все ее распоряжения насчет шахт. Как и его брат, если, конечно, мужчины не разделяют ее отношения к детям. Но это маловероятно. Шона могла обвинить Дагласов во вспыльчивости, в надменности, непоколебимости, невероятном упрямстве и иногда — жестокости. Но при всем том они отнюдь не были корыстолюбивыми людьми, и, несомненно, Дэвид и Эндрю поддержали бы ее, как и ее родные.
   Шона крепко стиснула пальцами подлокотник своего кресла. Она не совершила ничего дурного. Если Дэниэл вырастет в замке, она позаботится, чтобы мальчик получил хорошее образование. У нее есть много возможностей помочь ему. Но она не хотела, чтобы Фергюс за чем-нибудь обращался к Дагласам. Ей не нравилось быть в долгу перед Дагласами, и она ни о чем не хотела просить их, даже о мелких одолжениях.
   Шона вздохнула, внезапно почувствовав жуткую усталость. Неделя выдалась долгой. Самой долгой в ее жизни со времен… пожара. Вдруг в дверь громко застучали, и послышался встревоженный голос Мэри-Джейн:
   — Шона!
   — Входи.
   Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Мэри-Джейн, румяная, с блестящими глазами.
   — Он здесь!
   — Кто?
   — Эндрю, лорд Даглас. Только что прибыл из Америки со своей молодой женой и ее сестрой. Сиу — в замке, Шона, одевайся скорее!
   Она не спешила.
   Господи, Ястреб уже здесь! Оказавшись между Ястребом и Дэвидом, она наверняка совершенно растеряется. Неужели Ястребу известно, что Дэвид жив? Встречался ли он с Дэвидом? Надо ли сказать ему?
   — Шона! — напомнила о себе Мэри-Джейн.
   — Сейчас спущусь, — ответила Шона, вздрогнув, но молясь о том, чтобы ее голос не утратил достоинства. — Можешь идти, Мэри-Джейн… Нет, постой!
   — Я помогу тебе одеться…
   — Я справлюсь сама, но…
   Она оглядела комнату.
   — Здесь надо кое-что изменить, и если ты мне поможешь…

Глава 9

   — Шона!
   Эндрю Даглас сидел перед камином в большом зале рядом с Алистером, Гоуэйном и двумя незнакомыми Шоне женщинами. Завидев ее, он поднялся и отставил бокал бренди на стол, чтобы обменяться приветствиями. Торопливо прошагав к лестнице, он протянул Шоне обе руки, удерживая ее на расстоянии и окидывая радостным взором, затем заключил ее в дружеские, искренние объятия. Шона отстранилась, молясь, чтобы слабость, которую она ощущала, не вызвала дрожь.
   Эндрю обладал запоминающейся внешностью. Ростом, сложением, гримасами и походкой он поразительно напоминал своего брата. Острые черты лица и медный оттенок кожи свидетельствовали о родстве с индейцами сиу, а ярко-зеленые глаза указывали на принадлежность роду Дагласов. Он смотрел на Шону нежно, совсем как брат на сестру после долгой разлуки. Судя по этому, Шона подумала, что Эндрю Даглас еще не успел повидаться с братом. Он знал, что девушка тоже пострадала во время пожара, погубившего его брата, — Шона сама рассказала об этом во время похорон. Даже при желании она не смогла бы утаить того, что была в конюшне в ночь гибели Дэвида, — слишком уж много жителей деревни видели ее простертое тело рядом с обугленными останками человека, которого считали Дэвидом Дагласом. Эндрю знал, что Шона неравнодушна к его старшему брату, несмотря на все ее старания сделать вид, что презирает наследника лорда. Очевидно, Эндрю был уверен, что его брат питает ответные чувства к Шоне — пусть даже всего-навсего легкий интерес и влечение. И наверняка Эндрю Даглас понятия не имеет, что его брат отчасти обвинил Шону в своей смерти. Иначе он не стал бы приветствовать ее с такой теплотой.
   — Ястреб! — сумела пробормотать Шона и улыбнулась. Если бы не нынешние странные обстоятельства, она была бы рада видеть Эндрю. Он вырос в Америке, но часто бывал в Шотландии; он был старше Шоны на несколько лет, и по возрасту они были ближе с ним, чем с Дэвидом. Шона считала Ястреба другом, всегда была откровенна с ним и привязана к нему… до тех пор, пока не разразился пожар. После пожара Шона начала бояться встреч с Эндрю.
   — Ястреб, как я рада тебя видеть! — произнесла она и отвела взгляд. — И твою жену.
   Две женщины, сидящие возле камина рядом с Гоуэйном и Алистером, тоже поднялись. У обеих были прекрасные фигуры и схожие черты лица, но если одна из них оказалась золотистой блондинкой с поразительными серебристо-серыми глазами, то у другой были густые темно-пепельные волосы и глаза, в которых сочетались оттенки бирюзы и кобальта, напоминая пламя. Обе они были молоды, изящны и элегантны. Только одна из женщин могла быть женой Ястреба, конечно, если он твердо придерживался обычаев сиу. Другая… Шона задумалась о том, как отнесется Дэвид к прекрасной незамужней американке, вдруг появившейся среди его родни.
   Досадуя на себя, она подавила неожиданный укол ревности.
   — Добро пожаловать в Шотландию, — произнесла она, обращаясь к женщинам, подходя ближе и протягивая руку.
   Ястреб последовал за Шоной, положив ладони ей на плечи.
   — Шона, это моя жена Скайлар и моя золовка Сабрина.
   — Здравствуйте, — пробормотала Шона. — Я рада приветствовать вас в ваших шотландских владениях.
   Сабрина улыбнулась и невнятно поблагодарила ее. Она держалась любезно, но, казалось, была поглощена невеселыми мыслями. Однако Скайлар Даглас ответила с воодушевлением:
   — Я как раз говорила мужу и вашему дедушке о том, как поразила меня способность вашей семьи справляться с таким множеством дел, и при этом добросовестно и умело. Спасибо вам за все, что вы для нас сделали.
   — Это было… совсем нетрудно, — отозвалась Шона. Она заметила, как Гоуэйн сурово смотрит на нее поверх головы Скайлар Даглас. Она попыталась сосредоточиться на своих словах. — Дела поместий были так долго взаимосвязаны, что управлять ими одновременно оказалось довольно легко.
   — Может быть, — согласился Ястреб. — Но оба замка построены давным-давно. Наверное, нелегко было поддерживать их в таком отличном состоянии.
   — Строения правда очень древние, — подхватил Гоуэйн, подходя поближе и обращаясь к Скайлар. — Появившись на Гебридах, викинги научили нас воздвигать надежные оборонительные крепости против них. Затем норманнские завоеватели осадили Гастингс и начали строить каменные крепости по всей Англии, чтобы успешнее управлять народом, который продолжал восставать против них. Довольно часто они и их преемники нападали на шотландцев из низин. Но здесь, в горах, мы всегда были особым народом, живущим в северной, суровой части страны. Скалы, утесы и холмы надежно защищали нас от врагов. Но от тех врагов, которые все-таки пытались нападать на нас, мы узнали, что нам не помешает иметь крепости. Эта крепость первоначально называлась замком Грейфрайр, леди Даглас, но еще в двенадцатом веке, когда закончилось строительство, ее переименовали в Касл-Рок — замок-скалу, ибо мало какие из замков в округе были мощнее и надежнее.
   — Удивительно! — воскликнула Сабрина. Алистер присоединился к собеседникам.
   — И вместе с тем замок очень мал, — виновато заметил он, — в сравнении с подобными строениями в Лондоне, Эдинбурге и других местах. Боюсь, ни Касл-Рок, ни наш замок Мак-Гиннисов не сравнятся с великолепными крепостями и дворцами, построенными позднее.
   — Но к достоинствам замка относятся не только его размеры, — заметил Ястреб, улыбаясь жене. — Горцы — особый народ, как и здешние места.
   — Такой страны нет нигде в мире, — подхватила Шона. — Завтра вы убедитесь сами. Холмы переливаются бесчисленными оттенками зеленого цвета с лиловыми и розовыми пятнами там, где растут полевые цветы. А небо меняет цвет от ярко-синего до серебристого и серого, на рассвете и в сумерках окрашиваясь в пастельные тона. Скалы у озера отбрасывают серые тени, а вода искрится под солнцем. — Шона вспыхнула, понимая, что речью выдала страстную любовь к родине. — Впрочем, все это вы увидите сами, — пробормотала она в заключение.
   Майер, высокий, прямой и внушительный, каким мог быть только дворецкий одного из самых великолепных замков, упомянутых Гоуэйном, появился поблизости и прокашлялся. По привычке он повернулся к Шоне и Гоуэйну, но затем вспомнил, что вернулся настоящий хозяин Касл-Рока.
   — Лорд Даглас, ужин готов. Можно подавать?
   — Да, прошу вас. Поездка получилась долгой, и мы проголодались, — ответил Ястреб.
   Они расселись за столом: Ястреб — на одном конце, Шона — напротив, ее кузены и дед — по левую руку, а Скайлар и Сабрина — по правую. Беседа потекла непринужденно и живо. Шона расспрашивала об Америке и плавании через океан, Скайлар и Сабрина охотно описывали свои впечатления, а Ястреб задавал Гоуэйну и Алистеру более серьезные вопросы о поместье и шахтах. Шона порадовалась присутствию Гоуэйна и Алистера: хотя они и строили планы насчет земель Дагласов, оба держались сегодня искренне и радушно, оказывая лорду Дагласу подобающий прием.
   — Ястреб, — наконец решилась Шона, — как дела у тебя дома?
   Его улыбка погасла, и он бросил короткий взгляд на жену, прежде чем ответить.
   — Дома все очень плохо и, боюсь, будет все хуже.
   — Мне очень грустно слышать это. Жаль, что я ничем не могу помочь.
   Ястреб улыбнулся ей через стол — мрачной, но признательной улыбкой.
   — Достаточно того, что ты помогаешь мне здесь, Шона, и не только ты, но и Гоуэйн, и весь клан Мак-Гиннисов. Благодаря вам у меня есть возможность заняться делами на родине моей матери. Я благодарен вам. Как я писал в письме, здесь не задержусь. Мне необходимо как можно скорее вернуться домой.
   — Когда? — быстро спросил Гоуэйн. Прокашлявшись, он вежливо добавил: — Ты ведь только что прибыл.
   Ястреб кивнул.
   — Мы пробудем здесь до Ночи лунной девы, а затем вернемся на родину.
   — Ночь лунной девы… — повторила Скайлар, одарив Шону сияющей улыбкой. — Звучит так романтично и таинственно!
   Шона засмеялась.
   — О да! До праздника осталось всего несколько дней. Замечательно, что вы приехали как раз вовремя, но не забывайте — это всего лишь древний обычай, такой, как пляски вокруг майского шеста. Видите ли, в это время здесь заканчивается сбор урожая. В давние времена это означало, что горцы сумеют пережить зиму, и потому они устраивали праздник и благодарили своих богов. Разумеется, большинство подобных обычаев исчезло, когда в Шотландии распространилось христианство, но некоторые сохранились. Это очаровательная ночь, — закончила Шона.
   — Для землевладельцев она предвещала процветание, — вмешался Алистер, — ибо в эту ночь старались зачать особенно много детей, которые, считалось, подрастут и станут отличными работниками.
   — Оправданное безумие, — улыбнулась Скайлар. Ее сестра слегка поперхнулась вином.
   — Уверена, вам понравится праздник.
   — Некогда лунную деву приносили в жертву, — сообщил Алистер.
   — Но этот обычай исчез уже много лет назад, — твердо возразила Шона.
   — Отрадно сознавать, — заметила Скайлар.
   — Но, будучи супругой лорда, вы находитесь в полной безопасности, — с лукавой улыбкой продолжал Алистер. — А вот прелестная Сабрина, ни в чем не повинная гостья… она вполне подойдет. Но самой подходящей жертвой, — он повернулся к Шоне, — стала бы моя прекрасная кузина.
   — Алистер!
   Алистер засмеялся.
   — По правде говоря, в детстве Шона часто досаждала нам, мальчишкам постарше, и потому мы пару раз привязывали ее к алтарю друидов — кстати, каменные столбы называются камнями друидов — и делали вид, что нам и вправду разрешили принести ее в жертву богам.
   — Алистер, ну что ты говоришь! — воскликнула Шона.
   Но Ястреб рассмеялся, и даже сестра Скайлар наконец развеселилась.
   — А я помню, как однажды тебя попытались положить на алтарь друидов. Ты отбивалась изо всех сил и рассердилась не на шутку, и тогда, кажется, Дэвид предложил отпустить тебя — пока не появился твой отец и нам не досталось на орехи, — заявил Ястреб.
   — Слава Богу, ты научил их играть в ковбоев и индейцев, — заметила Шона, поворачиваясь к Скайлар. — В играх вашего мужа, миледи, ковбои всегда терпели поражение.
   — Зная его, я ни минуты не сомневаюсь: все, кто был против него, проигрывали, — с улыбкой ответила Скайлар и с трудом подавила зевок. — Прошу прощения… не были бы вы столь любезны показать отведенные нам комнаты?
   Шона взглянула через стол на Ястреба.
   — Я освободила для тебя и твоей жены хозяйские покои, а для Сабрины приготовила комнату слева от них.
   Ястреб нахмурился, переводя взгляд с Шоны на Гоуэйна.
   — Я же писал, чтобы вы не тревожились об этом, поскольку мы пробудем здесь совсем недолго!
   — Я не заставлял племянницу освобождать покои, Ястреб. Последнее время она почти не слушает моих советов.
   — Я уже выросла, дедушка, — мягко напомнила Шона. Ястреб подмигнул Гоуэйну.
   — Пожалуй, даже успела состариться.
   — Мне всего двадцать четыре, — напомнила Шона.
   — Ну, тогда ты долго не протянешь! — заверил ее Ястреб с улыбкой, но затем добавил уже серьезно: — Мы не сможем задержаться, потому я и просил вас не беспокоиться понапрасну.
   — Мне пришлось всего лишь перенести несколько своих вещей, чтобы освободить вам комнату, — объяснила Шона, поднимаясь. — Если хотите, я могу проводить вас…
   — Я знаю дорогу, — сдержанно откликнулся Ястреб.
   — Конечно, — Шона улыбнулась. — В таком случае прошу меня простить — сегодня у нас всех выдался трудный день.
   — Я уже слышал, — ответил Ястреб и вгляделся в нее так, что Шона встревожилась. Зеленые глаза Ястреба напоминали ей о Дэвиде. — По дороге сюда мы останавливались выпить эля в таверне. Насколько я понял, ты совершила настоящий подвиг, спустившись в шахту и попытавшись проползти в самую узкую из штолен, чтобы спасти мальчика.
   Шона вспыхнула.
   — Все мы спускались в шахту — Гоуэйн, Лоуэлл, Алистер, Аларих, Айдан и я. Это наш долг, и мы исполнили его, только и всего.
   — Нет, вы сделали гораздо больше, — заверил ее Ястреб. Он встал, и остальные последовали его примеру. Ястреб обнял жену за талию — нежно и вместе с тем по-хозяйски.
   — Благодарю за комплимент, — ответила Шона. — Раз все знают дороги в свои комнаты, остается только пожелать вам спокойной ночи. — Она поцеловала Гоуэйна и Алистера и направилась к лестнице, но оглянулась, едва шагнув к ступеням. Ястреб по-прежнему стоял рядом с женой. Они являли собой поразительно красивую пару: она — белокожая и хрупкая, и он — смуглый и мускулистый. Шона порадовалась счастью Эндрю и огорчилась, вспомнив, что вскоре Ястреб узнает, в чем ее обвиняет Дэвид. Ей нелегко будет загладить давнюю вину.
   — Спокойной ночи, Сабрина, — произнесла она. Сабрина улыбнулась.
   — Спокойной ночи. Благодарю вас за заботу и гостеприимство.
   — Это дом вашей сестры, — напомнила Шона.
   — Однако он вверен вашим заботам.
   — Надеюсь, мне еще представится возможность принять вас во владениях Мак-Гиннисов, — заметила Шона.
   — Буду весьма признательна.
   — Вы ездите верхом? Ястреб рассмеялся.
   — Сабрина — лихая наездница.
   — Не могу дождаться, когда увижу здешние места! — воскликнула Сабрина.
   — Возможно, это удастся уже завтра, — ответила Шона и взглянула на Ястреба. — Разумеется, когда мы покончим с делами.
   Наконец она направилась вверх по лестнице — сначала медленно, но на площадку второго этажа почти взлетела. Она поспешила по коридору ко второй, более узкой лестнице, которая вела в верхние комнаты, и достигла северной башни, где решила обосноваться на время визита Ястреба. Войдя в комнату, Шона заперла дверь на засов.
   В комнате с избытком хватало места. Некогда здесь содержали пленников, захваченных в бою; иногда их заточение продолжалось месяцами в ожидании обмена — кланы горцев часто сталкивались с необходимостью обмениваться пленниками, чтобы покончить с враждой. В круглой комнате имелось два окна — оба меньше размером, чем окна в хозяйских покоях, но к ним вели ступени, а снаружи вдоль стены проходил узкий балкон, позволяющий «гостям» замка любоваться волей, куда им пока было нельзя.
   Шона подумала, что ей следовало вернуться в замок Мак-Гиннисов. Но теперь уже поздно.
   Дрожа, она присела на кровать. Затем поднялась, рассеянно сбросила одежду и надела ночную рубашку. Если сегодня Дэвид предпримет один из своих таинственных визитов, он окажется в постели рядом с братом. Чему Шона очень радовалась. Но одновременно ее одолевала тревога: теперь она утратила все шансы на связь с Дэвидом и, в сущности, лишилась его. Хотя Дэвид никогда и не принадлежал ей. Все, что было между ними, исчезло пять лет назад…
   Шона задула свечи. Мэри-Джейн позаботилась о том, чтобы развести в камине круглой комнаты огонь. Свернувшись клубком в постели, Шона уставилась на пламя. Прошло немало времени, прежде чем она закрыла глаза, предвкушая спокойную ночь и никем не потревоженный сон.
   Закрыв дверь, Ястреб поднялся по ступеням к окну на балкон, пока Скайлар оглядывала комнату: древние каменные стены, мебель столетней давности и отделку викторианской эпохи, придающую комнате некоторую элегантность.
   — Великолепно! — с восхищением произнесла Скайлар. Увидев, что Ястреб вышел, она быстро поднялась по ступенькам вслед за ним, подошла поближе и обняла мужа за талию обеими руками. — Ты не устаешь удивлять меня, дорогой. Теперь у меня есть самый элегантный из домов, типичный замок. — Она прижалась головой к спине мужа. — Я молюсь, чтобы Дэвид оказался жив, Ястреб. Я знаю, что это значит для тебя.
   Обернувшись, Ястреб обнял ее. — И я молюсь, чтобы Дэвид был жив. До сих пор он сомневался в этом. Единственным доказательством того, что брат жив, было загадочное послание, привезенное его адвокату человеком, смахивающим на обезьяну. В нем говорилось, что Ястреб должен побывать у камтипи — жилище индейцев Северной Америки.
   ней друидов в Ночь лунной девы. Письмо было скреплено печатью Дагласов.
   Ястреб слегка коснулся губ жены и с трудом заставил себя оторваться от них.
   — Ляжем спать, хорошо? — предложил он. — Путешествие затянулось надолго. Завтра я покажу тебе дом моих предков. — Он утомился, но не знал, сумеет ли заснуть. Жест нежного внимания со стороны жены вызвал в Эндрю медленно разгорающийся огонь; он устал, но не настолько, чтобы не ощущать влечения к прелестной молодой женщине. — По крайней мере можно лечь в постель, — предложил он.
   Скайлар спустилась по ступеням, расстегивая мелкие пуговки лифа.
   — Здесь повсюду нас окружает редкостная красота, — заметила она и повернулась к мужу. — Взять хотя бы леди Мак-Гиннис…
   Ястреб не сумел сдержать улыбку. Он считал, что самые бурные дни их брака давно в прошлом. А теперь Скайлар задала ему вопрос с ноткой ревности в голосе.
   Он спустился вслед за ней, сел в ногах кровати и притянул к себе Скайлар, принимаясь сам расстегивать непослушные пуговицы.
   — Шона прекрасна. Она и ребенком была очень мила, а с годами еще больше похорошела. Меня всегда поражало сочетание ее ярких синих глаз и иссиня-черных волос.
   — Значит, ты был неравнодушен к ней, — заключила Скайлар. Ястреб заметил, что она вновь застегивает пуговицы лифа.