Страница:
– Боюсь, если я скроюсь, он сорвет свой гнев на других, – вздохнула Игрейния.
– Грэхем не будет мстить другим, – помолчав, произнес святой отец.
– Он сам сказал, что перебьет всех, если его жена умрет. Марго скончалась, хотя и не потому, что мы приложили недостаточно усилий.
– Он это понимает – даже теперь: слабый, не до конца оправившийся и истерзанный болезнью.
– Мы рискуем.
– Наш единственный риск – это вы.
– Считаете, он убьет меня, а остальных помилует? Отец Маккинли покачал головой.
– Мертвая вы ему не нужны.
– В таком случае я остаюсь.
– Именно в этом случае вам нельзя оставаться. Возвращайтесь к брату. Вы пережили прекрасные моменты с лордом Афтоном – не забывайте, браки редко оказываются столь удачными. А теперь пора под крылышко брата – пусть он вас стережет. Оставайтесь в своем поместье в окрестностях Лондона, там, где бывают дни, не омраченные войной и смертью. И возможно, когда-нибудь вы снова выйдете замуж.
– Нет.
– От вас этого станут ждать, а при том, что вашим попечителем будет брат, выбор не окажется дурным. Сейчас вы считаете это невероятным, но, возможно, в будущем познаете счастье. Вам не следует здесь оставаться. Этот человек способен на многое. Бросить вас в сырую темницу. Торговаться о вашей судьбе с английскими властями. Ради жизни и – заметьте! – ради вашей чести вам лучше держаться от него подальше. Вам кажется, что благородный человек не способен на зверства? Однако не забывайте, как поступил король Эдуард с пленными шотландскими женщинами.
Игрейния с ужасом вспомнила, что сталось с сестрой Роберта Брюса и юной графиней Бьюкен, которые приехали на коронацию шотландского монарха. В наказание король Эдуард запер их в клетки и, словно диковинных зверей, выставил за стенами города. День за днем женщины томились в своих деревянных тюрьмах. Первоначально такая же кара предусматривалась для двенадцатилетней дочери Брюса, Марджори, но, к счастью, многие из окружения Эдуарда сочли наказание для ребенка чрезмерно суровым и убедили монарха отправить девочку в монастырь. А жену Брюса, дочь английского графа, содержали в большой строгости в поместье Бурствик-ин-Холдернесс.
Отец Игрейнии был графом, брат тоже носил этот титул, но был еще молод и не набрал той силы, с какой могли бы считаться короли. И если захватившие ее шотландцы решат продемонстрировать на ее примере, что они способны на месть, ей останется только покориться своей судьбе.
– А вдруг вы ошибаетесь? – мягко спросила она. – Что, если в ярости он казнит здесь всех, даже вас?
– Не так уж много священников попали под топор палача, даже если вокруг свершалась жестокая месть.
– А остальные?
– Но он же не расправился о вашей охраной?!
– Возможно, потому, что большую часть времени был без сознания.
Отец Маккинли покачал головой.
– Перед тем как обосноваться у постели жены, он отдал приказ никого не убивать, кроме тех, кто отказывался подчиниться. Смерть и так унесла многих людей Лэнгли. Он не захочет устраивать кровавую бойню. Игрейния, я боюсь за вас. Прошу вас, уезжайте.
– Это невозможно. У меня нет охраны, и почти все женщины в замке уже больны. Даже Дженни я не могу взять с собой – она здесь слишком нужна. Зато сэра Роберта, хотя он еще не поправился, надо увезти отсюда как можно быстрее. Он родственник мужа, и шотландцы его не пощадят.
Отец Маккинли посмотрел на нее и кротко улыбнулся.
– С сэром Робертом вам нельзя – именно по этой причине. Но за него не волнуйтесь. Сэр Роберт уже далеко – скачет на юг. Утром он со своим оруженосцем выбрался из замка через подземный ход, который начинается в склепе.
У Игрейнии перехватило дыхание.
– И мне ничего не сказали!
– Я счел, что его нужно отправить, как только представится случай. А с вами не посоветовался не потому, что не доверяю или не ценю ваш совет. Случай представился сегодня утром, и я им воспользовался. Бунтари были заняты во дворе – все, кроме одного, который охранял Эрика Грэхема. Никто не знает, что он уехал. И вам надо ускользнуть точно так же. Ворота нам не открыть и мост не опустить. Побыстрее собирайтесь, правда, вам придется прикинуться нищенкой, которая отправляется на поклонение святым местам на юг. Я вас умоляю, Игрейния, уезжайте! Я буду молиться за вас. А остальным ничто не грозит. Я все тщательно обдумал, пока молился: это вы представляете интерес для шотландцев, и поэтому опасность в первую очередь угрожает вам. Вы должны ехать. Надеюсь, Бог ниспошлет вам мудрость, чтобы это понять.
В первый день после того, как наступил перелом в болезни, Эрик был еще слишком слаб – он мог только лежать в постели и слушать.
Однако он слушал внимательно.
Все его тело болело так, словно было вконец изношено. Но гораздо болезненнее было сознавать то, что он потерял ребенка и жену. Случались моменты, когда он думал, что не стоит больше жить, не стоит делать усилий, чтобы выздоравливать.
Однако с потерей близких появилась мысль, скорее не мысль, а навязчивая идея: он должен выздороветь, потому что предстоит долгий бой, в котором он непременно победит.
Так и будет, а они даже не успеют догадаться, что он уже поправился. Эрик знал, что не все, общаясь с чумными, поддались болезни. Вот и сейчас, как всегда, неподалеку на стуле сидит один из его людей. Священник не заболел. И служанки тоже. Но за ними, слава Богу, приглядывали. Он запомнил голос, который шептал, что следует позволить ему умереть. Хорошо, что его ребята начеку, а то бы его непременно напоили отварами, после которых ему уже ничем нельзя было бы помочь.
Он так много знал, потому что лежал и слушал, но глаза не открывал.
Он провел в постели больше двух недель. А Марго умерла на другой день после того, как он заболел.
Больного родственника покойного лорда Лэнгли, сэра Роберта, священник, который ничего не боялся, уговорил бежать.
Леди Лэнгли тоже уехала.
Он понимал ход мыслей молодого служителя Божьего и восхищался им, восхищался тем, что тот решил остаться в замке. Интересно, почему он сам остался в живых: только ли потому, что этот Маккинли чтит законы Божьи, или потому, что рядом были верные люди, которые в случае его смерти могли перебить всех? Нет, пожалуй, священник рассудил правильно: его люди не способны на жестокую, бессмысленную бойню.
Не следовало забывать, что Лэнгли стоял на границе, и верность той или иной стороне постоянно менялась. А покойный хозяин замка был верен и Англии, и Шотландии. Его мать была кельткой до мозга костей, и в прошлом Лэнгли стоял словно бы в стороне. По приказу людей, служивших королю, его главные ворота открывались и подъемный мост ложился через ров. Но неподалеку располагалась армия Пемброка, и если бы она занялась не преследованием Брюса, а окончательным подчинением Лэнгли, замок бы жестоко пострадал. Неприятно сознавать, но люди на равнине сначала гнут спину перед Эдуардом и лишь потом преклоняют колени перед шотландским королем.
Он лежал в господских покоях, в той самой постели, где умерла Марго. И временами тяжесть потери жены и нежной маленькой Эйлин давила на сердце таким нестерпимым грузом, что его не могли облегчить ни ярость, ни горе, ни ненависть. Но иногда, оставаясь в комнате один, он напоминал себе, что поклялся выжить. И тогда он заставлял себя двигаться, чтобы разработать мышцы. Прежде всего руки, поскольку после долгих дней жесточайшей лихорадки даже пальцы отказывались повиноваться разуму. Мало-помалу он научился сжимать кулаки, поднимать руки, садиться, вставать и, наконец, сделал первый шаг. Потом заставлял себя посидеть, потому что знал, что надо сделать передышку. Иногда к нему заглядывал Маккинли, но Эрик уже миновал смертную черту, зато было много других, кто гораздо больше, чем он, нуждался во внимании священника. Его люди охраняли дверь, и когда приходили служанки, сторожили каждый их шаг. Но по мере того как он выздоравливал, его все чаще оставляли одного. Он не выходил из комнаты, пока не вернул себе прежнюю силу, а потом позвал Питера Макдоналда и попросил ему помочь. Эрик хотел как следует вымыться в теплой, успокаивающей тело воде, потому что во все дни болезни, пока он метался в жару, на нем сохранялись кровь и грязь последнего сражения и пот немощной слабости. И теперь ему очень хотелось ощутить себя чистым.
Во время купания он мрачно слушал растерянного Питера, который никак не мог прийти в себя, узнав, что едва живой, прикованный к постели Роберт Невилл сбежал из замка, а вслед за ним отправилась и эта леди, хотя и вполне здоровая, но с которой не спускали глаз.
– Никто не признается, – пожаловался Питер.
Эрик кивнул.
– Здесь явно есть подземный ход. Я непременно его отыщу.
– А у вас хватит сил вытрясти из них правду? – Макдоналд был отнюдь не старым человеком, но его обветренное лицо сплошь избороздили морщины. Подобно Эрику, он сначала был моряком и, только сойдя на берег, обучился ратному делу.
Ни у того, ни у другого не было иного пути.
– Сегодня я объявлю, что от имени Брюса вступаю во владение замком. И открою все его секреты. Скоро, очень скоро…
– Что – скоро?
– Скоро мы поквитаемся в этом смертельном турнире.
Покончив с мытьем, Эрик надел полотняную рубашку покойного лорда, нашел сапоги и неуверенно начал спускаться по лестнице. В зале отодвинул стул, стоящий во главе длинного стола, сел и положил ногу в сапоге на столешницу, чем чуть не вызвал удар у старого слуги.
– Да-да, я жив и в полном здравии! К тому же проголодался и хочу свежего хлеба и мяса. Найдутся здесь такие деликатесы?
Старик чинно поклонился и собрался удалиться.
– Подожди! – окликнул его Эрик. – Как тебя зовут?
– Гарт, милорд.
– Я рад, Гарт, что ты на ногах и в гораздо лучшем состоянии, чем был, когда мы здесь появились.
– И вы, сэр, тоже явно справились с болезнью.
– Безусловно. К великому неудовольствию твоих хозяев.
Старик пожал плечами.
– Нам все равно. Короли и знать воюют, а люди, подобные мне, прислуживают, пока не умрут.
– Неправда, Гарт. В Шотландии простой человек – воин. Он борется за свободу страны.
– Простой человек в Шотландии – это тот, кого до смерти молотят солдаты и морят голодом обе стороны.
– Лэнгли многие годы никто не трогал.
– Лэнгли – может пасть только изнутри.
Эрик удивленно изогнул бровь, но ничего не ответил. Старик был прав. Без хорошей подготовки и многочисленной армии такую крепость не взять.
Вот если только изнутри… Но коль скоро существовал путь, по которому люди выбирались из замка, значит, по тому же самому пути предатели могут проскользнуть внутрь.
– Если бы нас не посадили в темницу и не обрекли на пытку и казнь, зараза бы не проникла в Лэнгли. Некоторые считают это Божьим судом, – сердито произнес он.
– А другие, – донесся голос от порога, – называют идиотами тех ненормальных, у кого нашлось достаточно оружия, чтобы проложить себе путь в замок.
Увидев входящего в зал священника, Эрик ухмыльнулся.
– Прошу вас, проходите, святой отец. Я как раз собирался послать за вами.
– Вы выглядите вполне здоровым.
– Да. Болезнь прошла.
– В самом деле? – удивился Маккинли. – А мне показалось, что недуг оставил гнойник в глубине вашей души.
– Простите, святой отец, но в данный момент душа не представляет для меня интереса.
– Не мое дело, прощать или не прощать…
– Давайте не будем устраивать философский спор по поводу моей души. Есть много других интересных предметов. И первейший тот, что я голоден. Ты слышал, Гарт?
– Да, сэр.
Слуга повернулся и снова собрался уйти.
– Гарт! – опять окликнул его Эрик.
Старик остановился и оглянулся через плечо. Он держался прямо, но чувствовалось, что он очень слаб.
– У меня нет желания устраивать кровавую расправу и кого-то убивать, но если меня или кого-нибудь из моих людей здесь отравят, возмездие последует незамедлительно, и тогда виновные пожалеют, что их не забрала чума. Запомни это, Гарт.
– Хорошо, милорд. Но когда вы заболели, ваш человек, Макдоналд, это уже говорил.
Эрик улыбнулся. Бог послал ему Макдоналда. Его правую руку. Только благодаря Питеру и священнику он остался в живых. А должен был умереть. И умер бы с радостью. Эрик побоялся долго раздумывать над этим. Стоило ему задуматься, и взор словно бы заволакивали черные тучи, возвращалась тупая боль, хотелось в бешенстве разнести этот замок по камешку, хотя он понимал, что таким способом не вернуть ни Марго, ни дочь.
– Вот и славно. Принеси еду, Гарт. Садитесь, отец Маккинли.
Слуга поспешил выполнить приказание, священник тоже повиновался, но глаза его смотрели настороженно.
– Итак, святой отец, расскажите, как обстоят дела.
– Как обстоят дела? – переспросил Маккинли. – Обычно: идет война. Сколько я помню, она никогда не прекращается.
– Таков уж здешний образ жизни. Но вы прекрасно поняли, что меня интересует.
– Мне кажется, вы все прекрасно знаете, и ваш человек Макдоналд держит вас в курсе событий.
– Все это так, но я хотел бы услышать ваше суждение о положении в замке.
– Люди перестали умирать. Многих из тех бедняг, кому не довелось выжить, сожгли на кострах у крепостных стен.
– А остальных?
– Вашу жену и дочь замуровали в склепе рядом с покойным лордом Афтоном.
Несколько секунд Эрик разглядывал свои руки.
– И вы отслужите по ним мессу?
– Уже отслужил. Все равны перед Господом.
У шотландца слегка дрогнули уголки губ. Маккинли был либо очень глуп, либо очень смел.
– А где ваша госпожа? – спросил он. Вопрос был задан очень спокойным тоном, но священник напрягся.
– Уехала.
– Это понятно. Но куда?
– К своему брату.
– Вот как! Молодая вдова возвращается в Англию, где ее снова, словно пешку, с выгодой выдадут замуж?
– Она возвращается в лоно семьи, где ее любят и где будут о ней заботиться.
– Когда она уехала?
– Несколько дней назад.
– Сколько именно?
– Наверное, пять… или шесть.
– Значит, она недалеко.
– Она уехала очень давно. Глупо пытаться ее преследовать.
– Она не уехала, а наверняка ушла пешком.
Священник нахмурился, и Эрик понял, что попал в точку.
– Но как…
– Она воспользовалась потайным ходом, иначе мои люди знали бы о ее исчезновении. Отсюда вывод – она ушла пешком. Полагаю, что смогу ее найти.
– Она не в ответе за смерти в замке. Она спасла вам жизнь.
– Я сам выжил. Она не умеет спасать людей. Вот и моя жена умерла.
– Она не волшебница.
– Но у нее слава врачевателя.
– Никто из смертных не в силах творить чудеса.
– Повторяю: моя жена умерла. И дочь – тоже. Невиннейшее создание, чистейшая душа.
– Но важно то…
– Ничего не важно, кроме смерти Марго и моего ребенка.
– Послушайте, – Маккинли с внезапной страстностью подался вперед, – вы сами-то ведь не умерли! Господу было угодно сохранить вам жизнь, и вам следует благодарить его на коленях, а не помышлять о преследовании невинной, которая вела вас по пути исцеления. Возносите Богу благодарность и примите жизнь, и тогда мир обретет реальность, а существование – смысл.
– Послушайте, святой отец, не надо говорить со мной с таким пылом, словно я заблудшая овца из вашего стада, – сухо заметил Эрик. – Существование в Шотландии имеет определенный смысл.
– Человек должен жить не только для того, чтобы проливать кровь и сражаться. Вы много потеряли, но многое и приобрели. Захватили замок, ваш человек – Брюс – стал королем. Следовательно…
– Брюс – король, но он не правит Шотландией. Куда отправилась леди?
Маккинли нахмурился.
– Я никоим образом вам не лгал. Леди Игрейния уехала к своему брату, юному графу.
– Но ее никто не сопровождает. Я долго болел и находился в постели, но в курсе того, что происходит в замке. Мои люди, хоть их и немного, не теряли времени даром. Некоторые простолюдины, которых призвали под знамена Эдуарда, уже готовы переметнуться на нашу сторону. Не исключено, что потом они захотят вернуться обратно, но только не тогда, когда мы здесь. А из уцелевших работников и ремесленников мало кому интересно, в чьих руках замок, если их не лишают возможности работать и жить дальше. Сторонники Эдуарда чахнут в подземелье, где каждый камень пропитан смертью. Так что у вас не было ни малейшего шанса организовать для леди эскорт. Следовательно, хозяйка Лэнгли пустилась в путь в одиночку. В крайнем случае – со служанкой или лакеем. И даже на границе Англии она не решится открыть свое истинное имя. Слишком уж она заманчивая добыча. Вывод такой: леди Игрейния раздобыла потрепанный шерстяной плащ и прикинулась паломницей. Скажите, святой отец, разве я не прав?
Ему не потребовалось ответа Маккинли: щеки священника вспыхнули пунцовым румянцем.
– Оставьте ее в покое. Она ни в чем не виновата.
Эрик пришел в ярость.
– Она была женой Афтона Лэнгли! А Афтон Лэнгли предоставлял кров людям английского короля, которые убивали шотландских патриотов, а их жен бросали в тюрьму, унижали и мучили. На ней вина не меньше первородного греха!
– Вы не правы! Вы не смеете ей вредить! Не смеете… Эрик бросил на Маккинли презрительный взгляд.
– Мне плевать на вашу леди-ведунью. Но она представляет интерес для Шотландии. Вы ведь, святой отец, слышали, что произошло с некоторыми из наших благородных дам? Молва летит быстрее ветра – не правда ли?
В зале появился Гарт с огромным подносом. На блюде дымилось оленье бедро и лежала буханка свежевыпеченного хлеба. А в кувшине плескался эль. Эрик повернулся к слуге.
– Гарт из Лэнгли, ты давно здесь служишь. Садись и присоединяйся к нашей трапезе.
– В мясе нет яда, – усмехнулся Маккинли. – Мы не для того спасали вашу жизнь, чтобы потом отравить.
– И тем не менее прошу вас первыми отведать еду.
Отрезая большой ломоть мяса и отправляя его в рот, священник не сводил с шотландца глаз. Затем он отломил кусок хлеба, который уверенно последовал за олениной. Эрик посмотрел на слугу, и Гарт тоже отведал еды.
– Теперь эль.
Мужчины по очереди глотнули пива.
И тогда Эрик с жадностью накинулся на оленину, изо всех сил стараясь сдержаться, понимая, что сочное мясо способно повредить желудку после стольких дней воздержания. Маккинли и Гарт молча наблюдали за ним. Наконец шотландец насытился и откинулся на спинку стула.
– Вы оба вольны покинуть замок, если пожелаете. Ни Маккинли, ни Гарт не ответили.
– Вы меня слышали? Можете отправляться на юг – туда, где безопаснее.
– Куда мне ехать? – удивился старик. – Я служил в Лэнгли всю свою жизнь.
– Здешние люди, – добавил священник, – они… они моя паства. Я буду стараться поддерживать мир между ними и вами.
– В таком случае вам придется поддерживать мир между ними и Питером Макдоналдом.
– А как же вы? Вы уезжаете?
– Да.
– В армию Брюса? – с надеждой спросил Маккинли.
– Сами знаете, что не к нему, – ухмыльнулся шотландец. – Да, я еду. Но не к Брюсу. Пока не к нему. Меня послали склонять людей под знамена нашего короля. Поэтому мы оказались в море и подобрали человека, который наградил нас чумой. Я надеялся явиться к Брюсу с большой армией и оружием. Скоро к нам присоединятся вожди многих ирландских кланов. Но сами… сами мы понесли тяжелые потери. И тем не менее я собираюсь преподнести королю славный политический подарок.
– Вы имеете в виду…
– Леди Лэнгли. Богатенькую дочку покойного графа Уитена. Правда, недурной трофей?
– И отдадите ее Брюсу?
– Скорее всего.
– Но… Игрейнии давно здесь нет… Вам не удастся ее догнать!
Эрик поднялся и посмотрел на священника сверху вниз.
– Удастся. Вы же сами советовали мне искать смысл существования. Я его нашел. Я живу ради двух вещей, всего лишь ради двух – Шотландии и мести. Поверьте мне, святой отец, я никогда не лгу. Я хочу ее разыскать, и я ее разыщу.
– И тогда…
– Тогда ваша леди станет военным трофеем, – припечатал Эрик и, широко шагая, вышел из зала.
По лестнице он поднялся так бодро, словно здоровье полностью возвратилось к нему. У дверей господских покоев его поджидал Питер, при виде Эрика распахнувший перед ним дверь. У шотландца еще хватило энергии – переступить через порог, но там силы его оставили. Он покачнулся и ухватился за плечо Макдоналда.
– Нельзя, чтобы они узнали, что я еще нездоров.
– Не узнают, – ответил верный товарищ. – Но леди Лэнгли придется догонять мне. Ты ещё слишком слаб.
– Твоя сила нужна здесь, Питер, – возразил Эрик. – Замок отнюдь не в безопасности. Его надо оборонять от англичан.
– А ты сможешь держаться в седле?
– Смогу. Через несколько дней. Я чувствую, как с каждым часом становлюсь крепче. Надо отъесться, немного отдохнуть и трогаться в путь. И тогда я ее догоню и привезу обратно.
Глава 4
– Грэхем не будет мстить другим, – помолчав, произнес святой отец.
– Он сам сказал, что перебьет всех, если его жена умрет. Марго скончалась, хотя и не потому, что мы приложили недостаточно усилий.
– Он это понимает – даже теперь: слабый, не до конца оправившийся и истерзанный болезнью.
– Мы рискуем.
– Наш единственный риск – это вы.
– Считаете, он убьет меня, а остальных помилует? Отец Маккинли покачал головой.
– Мертвая вы ему не нужны.
– В таком случае я остаюсь.
– Именно в этом случае вам нельзя оставаться. Возвращайтесь к брату. Вы пережили прекрасные моменты с лордом Афтоном – не забывайте, браки редко оказываются столь удачными. А теперь пора под крылышко брата – пусть он вас стережет. Оставайтесь в своем поместье в окрестностях Лондона, там, где бывают дни, не омраченные войной и смертью. И возможно, когда-нибудь вы снова выйдете замуж.
– Нет.
– От вас этого станут ждать, а при том, что вашим попечителем будет брат, выбор не окажется дурным. Сейчас вы считаете это невероятным, но, возможно, в будущем познаете счастье. Вам не следует здесь оставаться. Этот человек способен на многое. Бросить вас в сырую темницу. Торговаться о вашей судьбе с английскими властями. Ради жизни и – заметьте! – ради вашей чести вам лучше держаться от него подальше. Вам кажется, что благородный человек не способен на зверства? Однако не забывайте, как поступил король Эдуард с пленными шотландскими женщинами.
Игрейния с ужасом вспомнила, что сталось с сестрой Роберта Брюса и юной графиней Бьюкен, которые приехали на коронацию шотландского монарха. В наказание король Эдуард запер их в клетки и, словно диковинных зверей, выставил за стенами города. День за днем женщины томились в своих деревянных тюрьмах. Первоначально такая же кара предусматривалась для двенадцатилетней дочери Брюса, Марджори, но, к счастью, многие из окружения Эдуарда сочли наказание для ребенка чрезмерно суровым и убедили монарха отправить девочку в монастырь. А жену Брюса, дочь английского графа, содержали в большой строгости в поместье Бурствик-ин-Холдернесс.
Отец Игрейнии был графом, брат тоже носил этот титул, но был еще молод и не набрал той силы, с какой могли бы считаться короли. И если захватившие ее шотландцы решат продемонстрировать на ее примере, что они способны на месть, ей останется только покориться своей судьбе.
– А вдруг вы ошибаетесь? – мягко спросила она. – Что, если в ярости он казнит здесь всех, даже вас?
– Не так уж много священников попали под топор палача, даже если вокруг свершалась жестокая месть.
– А остальные?
– Но он же не расправился о вашей охраной?!
– Возможно, потому, что большую часть времени был без сознания.
Отец Маккинли покачал головой.
– Перед тем как обосноваться у постели жены, он отдал приказ никого не убивать, кроме тех, кто отказывался подчиниться. Смерть и так унесла многих людей Лэнгли. Он не захочет устраивать кровавую бойню. Игрейния, я боюсь за вас. Прошу вас, уезжайте.
– Это невозможно. У меня нет охраны, и почти все женщины в замке уже больны. Даже Дженни я не могу взять с собой – она здесь слишком нужна. Зато сэра Роберта, хотя он еще не поправился, надо увезти отсюда как можно быстрее. Он родственник мужа, и шотландцы его не пощадят.
Отец Маккинли посмотрел на нее и кротко улыбнулся.
– С сэром Робертом вам нельзя – именно по этой причине. Но за него не волнуйтесь. Сэр Роберт уже далеко – скачет на юг. Утром он со своим оруженосцем выбрался из замка через подземный ход, который начинается в склепе.
У Игрейнии перехватило дыхание.
– И мне ничего не сказали!
– Я счел, что его нужно отправить, как только представится случай. А с вами не посоветовался не потому, что не доверяю или не ценю ваш совет. Случай представился сегодня утром, и я им воспользовался. Бунтари были заняты во дворе – все, кроме одного, который охранял Эрика Грэхема. Никто не знает, что он уехал. И вам надо ускользнуть точно так же. Ворота нам не открыть и мост не опустить. Побыстрее собирайтесь, правда, вам придется прикинуться нищенкой, которая отправляется на поклонение святым местам на юг. Я вас умоляю, Игрейния, уезжайте! Я буду молиться за вас. А остальным ничто не грозит. Я все тщательно обдумал, пока молился: это вы представляете интерес для шотландцев, и поэтому опасность в первую очередь угрожает вам. Вы должны ехать. Надеюсь, Бог ниспошлет вам мудрость, чтобы это понять.
В первый день после того, как наступил перелом в болезни, Эрик был еще слишком слаб – он мог только лежать в постели и слушать.
Однако он слушал внимательно.
Все его тело болело так, словно было вконец изношено. Но гораздо болезненнее было сознавать то, что он потерял ребенка и жену. Случались моменты, когда он думал, что не стоит больше жить, не стоит делать усилий, чтобы выздоравливать.
Однако с потерей близких появилась мысль, скорее не мысль, а навязчивая идея: он должен выздороветь, потому что предстоит долгий бой, в котором он непременно победит.
Так и будет, а они даже не успеют догадаться, что он уже поправился. Эрик знал, что не все, общаясь с чумными, поддались болезни. Вот и сейчас, как всегда, неподалеку на стуле сидит один из его людей. Священник не заболел. И служанки тоже. Но за ними, слава Богу, приглядывали. Он запомнил голос, который шептал, что следует позволить ему умереть. Хорошо, что его ребята начеку, а то бы его непременно напоили отварами, после которых ему уже ничем нельзя было бы помочь.
Он так много знал, потому что лежал и слушал, но глаза не открывал.
Он провел в постели больше двух недель. А Марго умерла на другой день после того, как он заболел.
Больного родственника покойного лорда Лэнгли, сэра Роберта, священник, который ничего не боялся, уговорил бежать.
Леди Лэнгли тоже уехала.
Он понимал ход мыслей молодого служителя Божьего и восхищался им, восхищался тем, что тот решил остаться в замке. Интересно, почему он сам остался в живых: только ли потому, что этот Маккинли чтит законы Божьи, или потому, что рядом были верные люди, которые в случае его смерти могли перебить всех? Нет, пожалуй, священник рассудил правильно: его люди не способны на жестокую, бессмысленную бойню.
Не следовало забывать, что Лэнгли стоял на границе, и верность той или иной стороне постоянно менялась. А покойный хозяин замка был верен и Англии, и Шотландии. Его мать была кельткой до мозга костей, и в прошлом Лэнгли стоял словно бы в стороне. По приказу людей, служивших королю, его главные ворота открывались и подъемный мост ложился через ров. Но неподалеку располагалась армия Пемброка, и если бы она занялась не преследованием Брюса, а окончательным подчинением Лэнгли, замок бы жестоко пострадал. Неприятно сознавать, но люди на равнине сначала гнут спину перед Эдуардом и лишь потом преклоняют колени перед шотландским королем.
Он лежал в господских покоях, в той самой постели, где умерла Марго. И временами тяжесть потери жены и нежной маленькой Эйлин давила на сердце таким нестерпимым грузом, что его не могли облегчить ни ярость, ни горе, ни ненависть. Но иногда, оставаясь в комнате один, он напоминал себе, что поклялся выжить. И тогда он заставлял себя двигаться, чтобы разработать мышцы. Прежде всего руки, поскольку после долгих дней жесточайшей лихорадки даже пальцы отказывались повиноваться разуму. Мало-помалу он научился сжимать кулаки, поднимать руки, садиться, вставать и, наконец, сделал первый шаг. Потом заставлял себя посидеть, потому что знал, что надо сделать передышку. Иногда к нему заглядывал Маккинли, но Эрик уже миновал смертную черту, зато было много других, кто гораздо больше, чем он, нуждался во внимании священника. Его люди охраняли дверь, и когда приходили служанки, сторожили каждый их шаг. Но по мере того как он выздоравливал, его все чаще оставляли одного. Он не выходил из комнаты, пока не вернул себе прежнюю силу, а потом позвал Питера Макдоналда и попросил ему помочь. Эрик хотел как следует вымыться в теплой, успокаивающей тело воде, потому что во все дни болезни, пока он метался в жару, на нем сохранялись кровь и грязь последнего сражения и пот немощной слабости. И теперь ему очень хотелось ощутить себя чистым.
Во время купания он мрачно слушал растерянного Питера, который никак не мог прийти в себя, узнав, что едва живой, прикованный к постели Роберт Невилл сбежал из замка, а вслед за ним отправилась и эта леди, хотя и вполне здоровая, но с которой не спускали глаз.
– Никто не признается, – пожаловался Питер.
Эрик кивнул.
– Здесь явно есть подземный ход. Я непременно его отыщу.
– А у вас хватит сил вытрясти из них правду? – Макдоналд был отнюдь не старым человеком, но его обветренное лицо сплошь избороздили морщины. Подобно Эрику, он сначала был моряком и, только сойдя на берег, обучился ратному делу.
Ни у того, ни у другого не было иного пути.
– Сегодня я объявлю, что от имени Брюса вступаю во владение замком. И открою все его секреты. Скоро, очень скоро…
– Что – скоро?
– Скоро мы поквитаемся в этом смертельном турнире.
Покончив с мытьем, Эрик надел полотняную рубашку покойного лорда, нашел сапоги и неуверенно начал спускаться по лестнице. В зале отодвинул стул, стоящий во главе длинного стола, сел и положил ногу в сапоге на столешницу, чем чуть не вызвал удар у старого слуги.
– Да-да, я жив и в полном здравии! К тому же проголодался и хочу свежего хлеба и мяса. Найдутся здесь такие деликатесы?
Старик чинно поклонился и собрался удалиться.
– Подожди! – окликнул его Эрик. – Как тебя зовут?
– Гарт, милорд.
– Я рад, Гарт, что ты на ногах и в гораздо лучшем состоянии, чем был, когда мы здесь появились.
– И вы, сэр, тоже явно справились с болезнью.
– Безусловно. К великому неудовольствию твоих хозяев.
Старик пожал плечами.
– Нам все равно. Короли и знать воюют, а люди, подобные мне, прислуживают, пока не умрут.
– Неправда, Гарт. В Шотландии простой человек – воин. Он борется за свободу страны.
– Простой человек в Шотландии – это тот, кого до смерти молотят солдаты и морят голодом обе стороны.
– Лэнгли многие годы никто не трогал.
– Лэнгли – может пасть только изнутри.
Эрик удивленно изогнул бровь, но ничего не ответил. Старик был прав. Без хорошей подготовки и многочисленной армии такую крепость не взять.
Вот если только изнутри… Но коль скоро существовал путь, по которому люди выбирались из замка, значит, по тому же самому пути предатели могут проскользнуть внутрь.
– Если бы нас не посадили в темницу и не обрекли на пытку и казнь, зараза бы не проникла в Лэнгли. Некоторые считают это Божьим судом, – сердито произнес он.
– А другие, – донесся голос от порога, – называют идиотами тех ненормальных, у кого нашлось достаточно оружия, чтобы проложить себе путь в замок.
Увидев входящего в зал священника, Эрик ухмыльнулся.
– Прошу вас, проходите, святой отец. Я как раз собирался послать за вами.
– Вы выглядите вполне здоровым.
– Да. Болезнь прошла.
– В самом деле? – удивился Маккинли. – А мне показалось, что недуг оставил гнойник в глубине вашей души.
– Простите, святой отец, но в данный момент душа не представляет для меня интереса.
– Не мое дело, прощать или не прощать…
– Давайте не будем устраивать философский спор по поводу моей души. Есть много других интересных предметов. И первейший тот, что я голоден. Ты слышал, Гарт?
– Да, сэр.
Слуга повернулся и снова собрался уйти.
– Гарт! – опять окликнул его Эрик.
Старик остановился и оглянулся через плечо. Он держался прямо, но чувствовалось, что он очень слаб.
– У меня нет желания устраивать кровавую расправу и кого-то убивать, но если меня или кого-нибудь из моих людей здесь отравят, возмездие последует незамедлительно, и тогда виновные пожалеют, что их не забрала чума. Запомни это, Гарт.
– Хорошо, милорд. Но когда вы заболели, ваш человек, Макдоналд, это уже говорил.
Эрик улыбнулся. Бог послал ему Макдоналда. Его правую руку. Только благодаря Питеру и священнику он остался в живых. А должен был умереть. И умер бы с радостью. Эрик побоялся долго раздумывать над этим. Стоило ему задуматься, и взор словно бы заволакивали черные тучи, возвращалась тупая боль, хотелось в бешенстве разнести этот замок по камешку, хотя он понимал, что таким способом не вернуть ни Марго, ни дочь.
– Вот и славно. Принеси еду, Гарт. Садитесь, отец Маккинли.
Слуга поспешил выполнить приказание, священник тоже повиновался, но глаза его смотрели настороженно.
– Итак, святой отец, расскажите, как обстоят дела.
– Как обстоят дела? – переспросил Маккинли. – Обычно: идет война. Сколько я помню, она никогда не прекращается.
– Таков уж здешний образ жизни. Но вы прекрасно поняли, что меня интересует.
– Мне кажется, вы все прекрасно знаете, и ваш человек Макдоналд держит вас в курсе событий.
– Все это так, но я хотел бы услышать ваше суждение о положении в замке.
– Люди перестали умирать. Многих из тех бедняг, кому не довелось выжить, сожгли на кострах у крепостных стен.
– А остальных?
– Вашу жену и дочь замуровали в склепе рядом с покойным лордом Афтоном.
Несколько секунд Эрик разглядывал свои руки.
– И вы отслужите по ним мессу?
– Уже отслужил. Все равны перед Господом.
У шотландца слегка дрогнули уголки губ. Маккинли был либо очень глуп, либо очень смел.
– А где ваша госпожа? – спросил он. Вопрос был задан очень спокойным тоном, но священник напрягся.
– Уехала.
– Это понятно. Но куда?
– К своему брату.
– Вот как! Молодая вдова возвращается в Англию, где ее снова, словно пешку, с выгодой выдадут замуж?
– Она возвращается в лоно семьи, где ее любят и где будут о ней заботиться.
– Когда она уехала?
– Несколько дней назад.
– Сколько именно?
– Наверное, пять… или шесть.
– Значит, она недалеко.
– Она уехала очень давно. Глупо пытаться ее преследовать.
– Она не уехала, а наверняка ушла пешком.
Священник нахмурился, и Эрик понял, что попал в точку.
– Но как…
– Она воспользовалась потайным ходом, иначе мои люди знали бы о ее исчезновении. Отсюда вывод – она ушла пешком. Полагаю, что смогу ее найти.
– Она не в ответе за смерти в замке. Она спасла вам жизнь.
– Я сам выжил. Она не умеет спасать людей. Вот и моя жена умерла.
– Она не волшебница.
– Но у нее слава врачевателя.
– Никто из смертных не в силах творить чудеса.
– Повторяю: моя жена умерла. И дочь – тоже. Невиннейшее создание, чистейшая душа.
– Но важно то…
– Ничего не важно, кроме смерти Марго и моего ребенка.
– Послушайте, – Маккинли с внезапной страстностью подался вперед, – вы сами-то ведь не умерли! Господу было угодно сохранить вам жизнь, и вам следует благодарить его на коленях, а не помышлять о преследовании невинной, которая вела вас по пути исцеления. Возносите Богу благодарность и примите жизнь, и тогда мир обретет реальность, а существование – смысл.
– Послушайте, святой отец, не надо говорить со мной с таким пылом, словно я заблудшая овца из вашего стада, – сухо заметил Эрик. – Существование в Шотландии имеет определенный смысл.
– Человек должен жить не только для того, чтобы проливать кровь и сражаться. Вы много потеряли, но многое и приобрели. Захватили замок, ваш человек – Брюс – стал королем. Следовательно…
– Брюс – король, но он не правит Шотландией. Куда отправилась леди?
Маккинли нахмурился.
– Я никоим образом вам не лгал. Леди Игрейния уехала к своему брату, юному графу.
– Но ее никто не сопровождает. Я долго болел и находился в постели, но в курсе того, что происходит в замке. Мои люди, хоть их и немного, не теряли времени даром. Некоторые простолюдины, которых призвали под знамена Эдуарда, уже готовы переметнуться на нашу сторону. Не исключено, что потом они захотят вернуться обратно, но только не тогда, когда мы здесь. А из уцелевших работников и ремесленников мало кому интересно, в чьих руках замок, если их не лишают возможности работать и жить дальше. Сторонники Эдуарда чахнут в подземелье, где каждый камень пропитан смертью. Так что у вас не было ни малейшего шанса организовать для леди эскорт. Следовательно, хозяйка Лэнгли пустилась в путь в одиночку. В крайнем случае – со служанкой или лакеем. И даже на границе Англии она не решится открыть свое истинное имя. Слишком уж она заманчивая добыча. Вывод такой: леди Игрейния раздобыла потрепанный шерстяной плащ и прикинулась паломницей. Скажите, святой отец, разве я не прав?
Ему не потребовалось ответа Маккинли: щеки священника вспыхнули пунцовым румянцем.
– Оставьте ее в покое. Она ни в чем не виновата.
Эрик пришел в ярость.
– Она была женой Афтона Лэнгли! А Афтон Лэнгли предоставлял кров людям английского короля, которые убивали шотландских патриотов, а их жен бросали в тюрьму, унижали и мучили. На ней вина не меньше первородного греха!
– Вы не правы! Вы не смеете ей вредить! Не смеете… Эрик бросил на Маккинли презрительный взгляд.
– Мне плевать на вашу леди-ведунью. Но она представляет интерес для Шотландии. Вы ведь, святой отец, слышали, что произошло с некоторыми из наших благородных дам? Молва летит быстрее ветра – не правда ли?
В зале появился Гарт с огромным подносом. На блюде дымилось оленье бедро и лежала буханка свежевыпеченного хлеба. А в кувшине плескался эль. Эрик повернулся к слуге.
– Гарт из Лэнгли, ты давно здесь служишь. Садись и присоединяйся к нашей трапезе.
– В мясе нет яда, – усмехнулся Маккинли. – Мы не для того спасали вашу жизнь, чтобы потом отравить.
– И тем не менее прошу вас первыми отведать еду.
Отрезая большой ломоть мяса и отправляя его в рот, священник не сводил с шотландца глаз. Затем он отломил кусок хлеба, который уверенно последовал за олениной. Эрик посмотрел на слугу, и Гарт тоже отведал еды.
– Теперь эль.
Мужчины по очереди глотнули пива.
И тогда Эрик с жадностью накинулся на оленину, изо всех сил стараясь сдержаться, понимая, что сочное мясо способно повредить желудку после стольких дней воздержания. Маккинли и Гарт молча наблюдали за ним. Наконец шотландец насытился и откинулся на спинку стула.
– Вы оба вольны покинуть замок, если пожелаете. Ни Маккинли, ни Гарт не ответили.
– Вы меня слышали? Можете отправляться на юг – туда, где безопаснее.
– Куда мне ехать? – удивился старик. – Я служил в Лэнгли всю свою жизнь.
– Здешние люди, – добавил священник, – они… они моя паства. Я буду стараться поддерживать мир между ними и вами.
– В таком случае вам придется поддерживать мир между ними и Питером Макдоналдом.
– А как же вы? Вы уезжаете?
– Да.
– В армию Брюса? – с надеждой спросил Маккинли.
– Сами знаете, что не к нему, – ухмыльнулся шотландец. – Да, я еду. Но не к Брюсу. Пока не к нему. Меня послали склонять людей под знамена нашего короля. Поэтому мы оказались в море и подобрали человека, который наградил нас чумой. Я надеялся явиться к Брюсу с большой армией и оружием. Скоро к нам присоединятся вожди многих ирландских кланов. Но сами… сами мы понесли тяжелые потери. И тем не менее я собираюсь преподнести королю славный политический подарок.
– Вы имеете в виду…
– Леди Лэнгли. Богатенькую дочку покойного графа Уитена. Правда, недурной трофей?
– И отдадите ее Брюсу?
– Скорее всего.
– Но… Игрейнии давно здесь нет… Вам не удастся ее догнать!
Эрик поднялся и посмотрел на священника сверху вниз.
– Удастся. Вы же сами советовали мне искать смысл существования. Я его нашел. Я живу ради двух вещей, всего лишь ради двух – Шотландии и мести. Поверьте мне, святой отец, я никогда не лгу. Я хочу ее разыскать, и я ее разыщу.
– И тогда…
– Тогда ваша леди станет военным трофеем, – припечатал Эрик и, широко шагая, вышел из зала.
По лестнице он поднялся так бодро, словно здоровье полностью возвратилось к нему. У дверей господских покоев его поджидал Питер, при виде Эрика распахнувший перед ним дверь. У шотландца еще хватило энергии – переступить через порог, но там силы его оставили. Он покачнулся и ухватился за плечо Макдоналда.
– Нельзя, чтобы они узнали, что я еще нездоров.
– Не узнают, – ответил верный товарищ. – Но леди Лэнгли придется догонять мне. Ты ещё слишком слаб.
– Твоя сила нужна здесь, Питер, – возразил Эрик. – Замок отнюдь не в безопасности. Его надо оборонять от англичан.
– А ты сможешь держаться в седле?
– Смогу. Через несколько дней. Я чувствую, как с каждым часом становлюсь крепче. Надо отъесться, немного отдохнуть и трогаться в путь. И тогда я ее догоню и привезу обратно.
Глава 4
На этот раз Игрейния путешествовала совсем не так, как она привыкла. В первый раз она явилась в Приграничье с отцом, в сопровождении рыцарей, оруженосцев и дюжины слуг. Рыцари выглядели очень красиво – в сияющих шлемах и доспехах, со стягами, на которых пестрели цвета отца: красный, черный и желтый. Кони тоже были великолепны. У Игрейнии была горничная Дженни и еще две служанки, и если она испытывала усталость, в ее распоряжении для отдыха была отдельная повозка. По пути они останавливались в поместьях и замках, и их шумно приветствовали, устраивали празднества, угощали подогретым вином и окружали заботой. Потом она ездила по этому краю с Афтоном – обязательно в сопровождении свиты, и их принимали в лучших домах. Игрейния скакала на Менфрее, своей быстроногой сильной кобыле. Конечно, и тогда случались неприятности: дождь, снег, гололед и извечная слякоть на дорогах. Летом выпадали дни, когда нещадно палило солнце, но Игрейния любила его лучи, а жару почти всегда скрашивал влажный шепоток прохладного ветерка. Ей нравилось путешествовать, посещать новые места, знакомиться с людьми. Слов нет, в поездках неизменно присутствовал элемент опасности, но они никогда не удалялись от дома без надежной охраны.
На этот раз все было по-другому.
Игрейния выскользнула из замка с Джоном Симпсоном и его женой Мерри. Супруги, сколько себя помнили, работали в Лэнгли на кухне. И были женаты с незапамятных времен. И хотя Господь не наградил их детьми, он ниспослал им удивительную любовь. Теперь они состарились. Джон был высок и худ словно жердь, а Мерри, наоборот, коротышка, кругленькая, как мячик, со светло-голубыми глазами и седыми кудельками. Даже в самых ужасных обстоятельствах она находила силы улыбаться и успокаивать себя и других, объясняя это тем, что даже плохое свершается по воле Божьей, а человеку остается только ждать, когда наступит великий день и перед ним откроются небесные врата. Она была превосходной спутницей, как и ее супруг, который любил поразглагольствовать, насколько хорошо жилось в Шотландии при Александре, когда в стране царил мир.
Итак, неприятности грозили не со стороны компаньонов-«паломников» – опасно было само путешествие.
Они покинули замок пешком. Отец Маккинли указал им направление – к маленькой приходской церкви, которая стояла к северу от вечно спорной границы. Там они надеялись разжиться лошадьми у его давнишнего приятеля. Пешее путешествие заняло больше двух недель: Джон на своих длинных худых ногах мог передвигаться довольно быстро, но Мерри начинала пыхтеть и отдуваться, и всей честной компании приходилось останавливаться на отдых. Им надо было нести кое-какие припасы, и с каждым шагом по каменистой земле поклажа казалась все тяжелее. Ночевали где придется, раскатав на траве одеяла, но Игрейния от этого не страдала: ей нравилось чувствовать себя крохотной частичкой мироздания. Но для Мерри и Джона сон на земле заканчивался охами и стонами, и по утрам они долго не могли разогнуть спину и заставить двигаться суставы. Путники не решались разводить костры, чтобы их не заметили мародеры из армии бунтарей, и потому питались ягодами, которые собирали по пути. Зато воды было в изобилии: этот край славился озерами, прудами и ручьями. Погода стояла удивительно мягкой, и иногда по ночам Игрейния решалась сбросить с себя одежду и в одной рубашке окуналась в прохладную воду, плавая до тех пор, пока не начинала синеть.
Они продвигались вперед с большой осторожностью и много дней держались только тех тропинок, про которые говорил им преподобный Маккинли. Казалось, мир принадлежал им одним, и это был очень красивый мир: он светился зеленью и пастельными красками лета, открывался солнечным лучам склонами холмов и прятался в тень под сенью лесов. Повсюду в изобилии пестрели дикие цветы. Цепкий вьюн полз по валунам. И хозяйка замка думала с грустью о том, что вся эта красота в любой момент может исчезнуть под копытами боевых коней.
На этот раз все было по-другому.
Игрейния выскользнула из замка с Джоном Симпсоном и его женой Мерри. Супруги, сколько себя помнили, работали в Лэнгли на кухне. И были женаты с незапамятных времен. И хотя Господь не наградил их детьми, он ниспослал им удивительную любовь. Теперь они состарились. Джон был высок и худ словно жердь, а Мерри, наоборот, коротышка, кругленькая, как мячик, со светло-голубыми глазами и седыми кудельками. Даже в самых ужасных обстоятельствах она находила силы улыбаться и успокаивать себя и других, объясняя это тем, что даже плохое свершается по воле Божьей, а человеку остается только ждать, когда наступит великий день и перед ним откроются небесные врата. Она была превосходной спутницей, как и ее супруг, который любил поразглагольствовать, насколько хорошо жилось в Шотландии при Александре, когда в стране царил мир.
Итак, неприятности грозили не со стороны компаньонов-«паломников» – опасно было само путешествие.
Они покинули замок пешком. Отец Маккинли указал им направление – к маленькой приходской церкви, которая стояла к северу от вечно спорной границы. Там они надеялись разжиться лошадьми у его давнишнего приятеля. Пешее путешествие заняло больше двух недель: Джон на своих длинных худых ногах мог передвигаться довольно быстро, но Мерри начинала пыхтеть и отдуваться, и всей честной компании приходилось останавливаться на отдых. Им надо было нести кое-какие припасы, и с каждым шагом по каменистой земле поклажа казалась все тяжелее. Ночевали где придется, раскатав на траве одеяла, но Игрейния от этого не страдала: ей нравилось чувствовать себя крохотной частичкой мироздания. Но для Мерри и Джона сон на земле заканчивался охами и стонами, и по утрам они долго не могли разогнуть спину и заставить двигаться суставы. Путники не решались разводить костры, чтобы их не заметили мародеры из армии бунтарей, и потому питались ягодами, которые собирали по пути. Зато воды было в изобилии: этот край славился озерами, прудами и ручьями. Погода стояла удивительно мягкой, и иногда по ночам Игрейния решалась сбросить с себя одежду и в одной рубашке окуналась в прохладную воду, плавая до тех пор, пока не начинала синеть.
Они продвигались вперед с большой осторожностью и много дней держались только тех тропинок, про которые говорил им преподобный Маккинли. Казалось, мир принадлежал им одним, и это был очень красивый мир: он светился зеленью и пастельными красками лета, открывался солнечным лучам склонами холмов и прятался в тень под сенью лесов. Повсюду в изобилии пестрели дикие цветы. Цепкий вьюн полз по валунам. И хозяйка замка думала с грустью о том, что вся эта красота в любой момент может исчезнуть под копытами боевых коней.