Страница:
магической силой: сын был первым при сдаче дипломного экзамена. Когда отец
предложил ему выбрать награду -- поездку на лыжный курорт или деньги, сын
робко спросил, нельзя ли получить фотографию с дарственной надписью своего
покровителя и кумира.
Фотография с надписью была послана.
11 июля 1947 г. фермер из штата Айдахо сообщил в письме, что дал
новорожденному сыну имя Альберт, и просил Эйнштейна написать несколько слов,
которые мог бы хранить как талисман и которые вдохновили бы сына, когда он
вырастет. 30 июля 1947 г. Эйнштейн написал по-английски:
"Ничто истинно ценное не рождается из честолюбия и одного лишь чувства
долга; оно возникает скорее из любви и преданности по отношению к людям и
объективным вещам".
Вложив в конверт фотоснимок маленького Альберта, обрадованный фермер
ответил, что в знак благодарности посылает Эйнштейну мешок картофеля из
Айдахо. Мешок оказался внушительных размеров.
Удивительной дружбе Эйнштейна с королевской четой Бельгии -- королем
Альбертом и королевой Елизаветой -- отчасти способствовали эпохальные
научные съезды в Брюсселе, отчасти любовь к музыке, но больше всего --
взаимное расположение. Характер их дружеских отношений ярко "виден из письма
Эйнштейна жене Эльзе, отправленного из Брюсселя в 1931 г. В этом письме
Эйнштейн рассказывает о визите в королевский дворец:
"Меня приняли с трогательной теплотой. Это люди на редкость
чистосердечные и добрые. Около часа мы провели в беседе. Затем королева и я
играли квартеты и трио (с английской дамой-любительницей и с
преподавательницей музыки). Так промелькнули несколько приятных часов. Потом
все ушли, а я остался один обедать с королями -- вегетарианский стол, без
прислуги. Шпинат и после небольшой паузы -- жареный картофель с яйцом (они
не знали заранее, что я останусь). Мне очень понравилось у них, и я уверен,
что это чувство взаимное".
Дружба с бельгийской королевской семьей продолжалась и крепла. 30 июля
1932 г. королева Елизавета вложила в свое письмо фотографии Эйнштейна,
сделанные ею прежде, и с удовольствием вспоминала о беседах во время
прогулок по парку; она сообщила, что помнит его четкие объяснения каузальной
и вероятностной физических теорий. 19 сентября 1932 г. Эйнштейн ответил:
"Мне доставило большое удовольствие поведать вам о тайнах, с которыми
сталкивает нас современная физика. Человек одарен умом, достаточным для
того, чтобы понять собственную ограниченность при столкновении с
реальностью. Если бы все смиренно осознали это, мир человеческой
деятельности стал бы привлекательнее".
9 февраля 1931 г. Эйнштейн написал королеве Елизавете из городка
Сайта-Барбара в Калифорнии:
"Два дня я в этом райском уголке, где неведомы ветер, жара и холод.
Вчера мне показали сказочную виллу ("Блаженство"), в которой вы, как мне
сообщили, не так давно провели несколько безоблачно-счастливых дней.
Вот уже два месяца, как я приехал в эту страну противоречий и
неожиданностей, где то восхищаешься, то с грустью качаешь головой. Начинаешь
понимать, как привязан к старушке Европе, к ее проблемам и заботам, и с
радостью возвращаешься".
Спустя два года Эйнштейн вновь в Сайта-Барбаре. Он посылает, оттуда
королеве прутик и четверостишие; вот его перевод:
В монастырском саду стоит деревце
Посаженное Вашей рукой.
Оно посылает Вам с приветом свою веточку,
Потому что не может сойти с места.
Ein Baum in Klostergarten stand
Der war gepflanzt von ihner Hand
Ein Zweiglein sendet er zum Gruss,
Weil er dort stehen bleiben muss.
15 марта 1933 г. королева ответила ему в том же тоне из дворца в
Лейкене. К власти уже пришли нацисты, конфисковали имущество Эйнштейна и
дико ругали и оскорбляли его. В конце своих стихов королева намекает на это,
а также обыгрывает фамилию Эйнштейн: если написать ее раздельно -- "Эйн
Штейн" -- она означает "один камень". Вот перевод этих стихов:
Веточка принесла мне привет
От деревца, которое должно остаться на месте,
И от друга, который ее сорвал
И доставил мне этим такое счастье!
Тысячу раз кричу спасибо,
Меня слышат горы, море и небо...
И молюсь сейчас, когда все камни пошатнулись,
Чтобы ОДИН КАМЕНЬ остался невредим.
Das Zweiglein brachter mir den Gruss
Von Baum der stehen bleiben muss,
Auch von dem Freund der ihn gepfluckt,
Und mien damit so sehr begluckt.
Ich rufe Dank viel tausend Mai
Ubers Meer und Berg, und Tal
Und wunsch, da alle Steine wanken jetzt
Ein Stein doch bleibe unverletzt.
В январе 1934 г. Эйнштейны, благополучно обосновавшиеся в Принстоне,
были приглашены к президенту Рузвельту и его жене в Белый Дом. Во время
беседы сердечно вспоминали королеву. Эйнштейну хотелось, чтобы она узнала об
этом; он написал стихотворное приветствие и послал его королеве через
канцелярию Белого Дома. Вот перевод этих стихов:
В гордом величии столицы,
Где вершатся судьбы,
Радостно борется гордый человек,
Которому под силу решать проблемы.
В беседе вчера вечером
О Вас сердечно вспоминали,
Что и довожу до Вашего сведения,
И для этого посылаю привет.
In der Haupstadt stolzer Pfacht .
Wo das Schicksal wird gemacht
Kampfet froh ein stolzer Mann
Der die Losung schaffen kann.
Beim Gesprache gestern Nacht
Herzlich Ihrer ward gedacht
Was berichtet werden muss
Darum send' ich diesen Gruss.
Вернувшись в Европу из Пасадены в 1933 г., вскоре после захвата власти
нацистами в Германии, Эйнштейны не случайно нашли приют в маленьком
Атлантическом курорте Ле Коксюрмер. Ведь Ле Кок находится в Бельгии. Король
Альберт и королева Елизавета тревожились за безопасность Эйнштейна. Когда
просочились слухи о том, что нацисты назначили денежное вознаграждение за
голову Эйнштейна, король Альберт приказал двум телохранителям оберегать его
день и ночь.
Нижеследующее письмо послал Эйнштейн из Принстона Елизавете; оно
приоткрывает еще одну грань их дружбы. В письме кратко упоминаются
Баржанские. Друзья Эйнштейна супруги Баржанские были также приятелями
бельгийской королевской четы. Баржански играл на виолончели в квартете
королевы, а его жена, скульптор, давала королеве уроки. Письмо Эйнштейна
было написано не без их вмешательства. Обстоятельства таковы: весной 1934 г.
во время горного восхождения король Альберт разбился насмерть, а летом
следующего года новая королева Астрид, невестка королевы Елизаветы, погибла
в автомобильной катастрофе в возрасте тридцати лет. Двойной удар подкосил
Елизавету. Она впала в оцепенение, перестала играть в своем квартете, не
могла заниматься ваянием, и это сильно тревожило ее близких.
Госпожа Баржански обратилась к Эйнштейну, обрисовала положение и
выразила надежду, что письмо от Эйнштейна поможет Елизавете. Вот письмо
Эйнштейна; оно датировано 20-м марта, и хотя год не обозначен, можно почти
уверенно сказать, что это был 1936-й:
"Дорогая королева,
сегодня, впервые в этом году, появилось весеннее солнце, и оно
пробудило меня от дремотного полузабытья, в которое впадают люди моего
склада, погружаясь в научно-исследовательскую работу. Приходят мысли о
прежней, более красочной жизни, и с ними -- воспоминания о чудесных часах,
проведенных в Брюсселе.
Г-жа Баржански написала мне, как тяжела для вас жизнь и в какую
глубокую тоску ввергли вас непередаваемо жестокие удары, выпавшие на вашу
долю.
И все-таки мы не должны горевать о тех, кто ушел от нас в расцвете
жизни после; счастливых, деятельных и плодотворных лет и кому было дано в
полной мере выполнить свое жизненное предназначение.
Есть одна вещь, укрепляющая и возрождающая пожилых: радость при виде
энергии младшего поколения, -- радость, которая, конечно, омрачается темными
предчувствиями нашего неустановившегося времени. И все же весеннее солнце,
как и прежде, приносит с собой новую жизнь; и мы можем радоваться этой новой
жизни и помогать ей; и Моцарт так же прекрасен и нежен, каким был всегда и
пребудет вовеки. В конечном счете, существует что-то непреходящее,
недосягаемое для судьбы и всех человеческих заблуждений. Старые люди ближе к
этому вечному, чем молодые, колеблющиеся между страхом и надеждой. У нас
есть преимущество: воспринимать красоту и истину в их самых чистых формах.
Приходилось ли вам читать максимы Ларошфуко? Они кажутся горькими и
терпкими, но своей объективной передачей всечеловеческой природы приносят
странное чувство освобождения. Ларошфуко -- человек, сумевший освободиться,
хотя ему нелегко было в течение всей жизни преодолевать тяжелый груз
страстей, присущий его врожденному темпераменту. Читать его лучше в обществе
людей, чей жизненный челн претерпел много бурь; например, с добрыми
Баржанскими. Я охотно присоединился бы к вам, если бы мне были дозволены
"дальние странствия".
Счастливая судьба -- жить в Принстоне как на острове, который во многом
напоминает очаровательный дворцовый сад в Лейкене. Сюда едва доносятся
сумбурные голоса людских раздоров. Мне почти стыдно жить так безмятежно,
когда все остальные борются и страдают. И все же лучше предаваться
размышлениям о вечном, ибо только они сообщают человеку тот просветленный
дух, который может вернуть мир и спокойствие всем людям.
Всей душой надеясь, что весна принесет вам тихую радость и даст силы
жить, шлю свои лучшие пожелания".
О приведенной ниже заметке известно очень мало. Из ее содержания можно
заключить, что она относится к весне 1933 г., когда Эйнштейн жил в городке
Ле Кок. В ней речь идет о нелепо-смехотворных вещах, потому что Эйнштейн был
не из тех людей, которые прибегают к физическому насилию:
"Вас интересует мое мнение о потсдамской полиции, которая вломилась в
мой летний дом в поисках спрятанного оружия. О чем еще может думать
нацистский полицейский?"
(Содержание записки передано более или менее верно, но последняя фраза
далека от оригинала. Ее дословный перевод звучал бы так: "Это напомнило мне
немецкую пословицу: каждый измеряет своими сапогами". Смысл пословицы в том,
что каждый судит о других по себе, "мерит их на свой аршин".)
Эйнштейн однажды заметил в беседе, что место смотрителя маяка, с его
тишиной и одиночеством, было бы идеальным для философа, склонного к
умозрениям, и для физика-теоретика. Для самого Эйнштейна это вполне могло
быть так. Но как отнестись к его уверенности, что и другие будут преуспевать
в таких аскетически-суровых условиях? Не следует ли по этому поводу
вспомнить ту же немецкую пословицу?
Вот две записки Эйнштейна, которые -- каждая по-своему -- отражают его
настроение в мрачные дни нацистского переворота. Узнав о конфискации всего
имущества Эйнштейна в Германии, голландский астроном В. де Ситтер от имени
своих коллег предложил Эйнштейну финансовую помощь. 5 апреля 1933 г.
Эйнштейн ответил:
"В такое время человеку дано узнать своих истинных друзей. Горячо
благодарен вам за вашу готовность придти на помощь. Но мои обстоятельства
вполне благополучны, так что я не только обеспечиваю себя и свою семью, но
даже помогаю другим "держаться на поверхности воды". Конечно, из Германии я
ничего не могу спасти, потому что против меня выдвинуто обвинение в
государственной измене. Физиолог Жак Леб как-то сказал мне в разговоре, что
политические вожди должны непременно быть патологическими типами: нормальный
человек не выдержал бы такой колоссальной ответственности при столь, слабой
способности предвидеть последствия своих решений и поступков. Тогда это
звучало преувеличением, но в полной мере справедливо по отношению к
сегодняшней Германии. Весьма примечательная вещь -- полный крах так
называемой "интеллектуальной аристократии" (в Германии)".
Во время визита в Англию в 1933 г., вскоре после того, как он навсегда
покинул Германию и незадолго до отъезда в США на работу в Принстонском
Институте перспективных исследований, Эйнштейн получил письмо; автор письма
высказал такие представления о физике, которые едва ли можно назвать
здравыми. Он заявил, к примеру, что мир движется так быстро, что его можно
считать неподвижным; всерьез утверждал, что благодаря тяготению человек на
круглой земле порою стоит головой вверх, порою -- головой вниз, порою под
прямым углом, а зачастую, как он выразился, "под косыми углами"; высказал
предположение, что в положении "вниз головой" люди влюбляются и делают
другие дурацкие вещи.
Письмо осталось без ответа; но на обороте его Эйнштейн набросал
по-немецки:
"Влюбляться -- отнюдь не самое глупое занятие; а тяготение ни в чем не
виновато".
Вскоре после прибытия в Принстон Эйнштейна попросили написать
что-нибудь для студенческой газеты "The Dink". Его обращение к студентам
было напечатано в декабре 1933 г.:
"Я наслаждаюсь тем, что живу среди молодых и счастливых людей. Если
бывшему студенту дозволено сказать вам несколько слов, вот эти слова: не
считайте свои занятия исполнением долга, ибо это -- завидная возможность
познать освобождающее влияние духовной красоты, для собственной радости и
для пользы общества, которому будет принадлежать ваш дальнейший труд".
24 марта 1951 студентка колледжа написала Эйнштейну в Принстон,
спрашивая, помнит ли он маленькую обсерваторию в Калифорнии, которую
когда-то торжественно открывал. Далее она просила совета. У нее давно уже
возник глубокий интерес к астрономии, и она хотела стать профессиональным
астрономом. Но двое преподавателей сказали ей, что астрономов слишком много,
а она недостаточно талантлива, чтобы преуспеть в этой науке. Признавая, что
ее математические способности не выдающиеся, она спрашивала Эйнштейна --
продолжать ли заниматься астрономией или искать для себя что-нибудь другое.
Эйнштейн ответил по-английски:
"Наука -- удивительная вещь, если только с ее помощью человек не должен
зарабатывать себе на жизнь. Добывать пропитание нужно с помощью занятий, к
которым
человек чувствует себя вполне способным. Лишь не будучи никому
подотчетны, мы получаем радость от научных трудов".
Может показаться, что совет предназначен только этой студентке, о
которой Эйнштейн знал очень мало; на самом же деле он считал его широко
применимым и даже всеобщим. Он знал, как это тяжело, когда от тебя ждут
новых идей. Приглашенный в Берлин, он сравнил себя с курицей, от которой
ждут, чтобы она продолжала нести яйца. Он часто настаивал на том, что
будущему ученому лучше зарабатывать на хлеб с помощью простого ремесла,
вроде сапожного, и тем самым избежать давления "публиковаться или
погибнуть", которое лишает творческую работу всякой радости и приводит к
публикации поверхностных результатов.
Ведь почитаемый им великий философ Спиноза добывал хлеб насущный
шлифовкой линз, и Эйнштейн сам нередко вздыхал о тех временах, когда
зарабатывал на жизнь в бернском патентном бюро и когда у него возникли
многие из его величайших идей.
Следующая заметка служит еще одной иллюстрацией к этой теме.
14 июля 1953 г. житель Дели (Индия) написал Эйнштейну длиннейшее письмо
с повторами, взывая о помощи. Суть дела состояла в следующем. Автор письма,
32-летний холостяк, хотел провести оставшиеся годы, занимаясь исследованиями
в области математики и физики, хотя, по его собственному признанию, был
"ужасно слаб" в этих предметах. У него не было ни гроша, о чем
свидетельствовал и тот факт, что письмо было без марки. Денежные затруднения
в юные годы не дали ему получить хорошую подготовку по естественным наукам и
математике, несмотря на горячий интерес к науке. Семейные обстоятельства
заставили поступить на службу ради куска хлеба -- хотя это шло вразрез с его
натурой. К счастью, после мелкой ссоры его уволили год тому назад и он смог
отдаться своему подлинному призванию, но -- увы! -- без всяких средств для
удержания души в теле. С помощью или без помощи, он твердо решил продолжать
свое дело до самой смерти, но, конечно, легче было бы жить, получая денежную
поддержку, н он надеется, что Эйнштейн окажет ее.
28 июля Эйнштейн ответил довольно пространным письмом, которое
интересно не только своей вежливостью:
"Я получил Ваше письмо, и на меня произвело впечатление Ваше страстное
желание продолжать изучение физики. Однако, должен признаться, я ни в коем
случае не могу согласиться с Вашей жизненной установкой. Пищу и жилье
доставляет нам труд наших ближних, и мы обязаны честно возместить его не
только работой, которую избрали ради внутреннего удовлетворения, но и такой,
которая, по всеобщему признанию, полезна людям. В противном случае человек
превращается в паразита, какими бы скромными ни были его притязания.
Особенно это относится к Вашей стране, где крайне нужны образованные люди в
нынешний период борьбы за экономический подъем.
Это одна сторона дела. Но есть и другая, и ее тоже должны учитывать
даже те, у кого достаточно средств, чтобы свободно выбрать круг занятий. В
ходе научного исследования шанс достигнуть чего-то по-настоящему ценного
слишком мал даже для очень одаренного человека. Так что всегда очень велика
вероятность, что Вы испытаете глубокое разочарование после того, как минует
возраст наивысшей продуктивности.
Есть только один выход: посвятить большую часть времени практической
работе учителя или другому занятию, которое отвечает Вашей природе, а
остальные часы отдать научным исследованиям. Тогда Вы сможете вести
нормальную и гармоничную жизнь даже без специального благословения муз".
Нелюбовь Эйнштейна к академическому давлению, заставляющему непременно
что-то создавать, распространялась и на "борьбу за служебное продвижение". 5
мая 1927 г., когда весь ученый мир живо интересовался тем, кто станет
преемником Планка на университетской кафедре в Берлине, Эйнштейн писал
своему другу Паулю Эренфесту в Голландию:
"Я не вовлечен в гонку "больших умов" и, слава Богу, не нуждаюсь в
этом. Участие в ней всегда казалось мне ужасным типом рабства, не менее
порочным, чем страсть к наживе и власти".
В центральном архиве Иерусалима было найдено послание Эйнштейна,
написанное от руки. Оно датировано 3 октября 1933т. -- в этот день Эйнштейн
и многие другие выдающиеся люди выступили на митинге в лондонском
Альберт-холле с призывам оказать помощь ученым -- беженцам из нацистской
Германии. Вскоре Эйнштейн уехал из Англии в Соединенные Штаты и больше уже
никогда не возвращался в Европу. Неизвестно, кому адресовано послание. В нем
высказаны соображения по поводу массового увольнения еврейских ученых:
''Ценность иудаизма -- исключительно в его духовном и этическом
содержании и в соответствующих качествах евреев. Поэтому с древнейших времен
и поныне наука была самым священным поприщем для тех из нас, у кого есть
способности. Но это не значит, что мы всегда должны зарабатывать на жизнь
умственным трудом, как это, к сожалению, часто бывает среди нас. В это
страшное время мы обязаны сделать все в сфере практически необходимого, не
теряя любви к духовности и интеллектуальности и продолжая культивировать
науку".
Автор письма от 30 марта 1935 г., направленного Эйнштейну в Принстон,
привел слова, которые газета "Нью-Йорк геральд трибюн" приписала Эйнштейну:
"Нет ни немецких евреев, ни русских евреев, ни американских евреев; есть
просто евреи". Ему показалось, что слова Эйнштейна искажены, и он отметил, в
частности, что "люди еврейской веры" сражались в рядах германской, русской и
американской армий и лояльно поддерживали военные усилия своих государств.
3 апреля 1935 г. Эйнштейн ответил следующим образом:
"В конечном счете каждый из людей есть человеческое существо,
независимо от того, американец он или немец, еврей или христианин. Если бы
можно было руководствоваться этой точкой зрения, единственно достойной, я
был бы счастлив. Весьма печально, что разделение людей по национальностям и
культурным традициям играет столь большую роль в современной практической
жизни. Но поскольку этого положения нельзя изменить, не следует закрывать
глаза на действительность.
Что касается евреев и их древних традиционных общин, то история их
страданий -- если взглянуть на нее глазами историка -- учит, что
принадлежность к еврейству оказывалась более значимым фактом в жизни, чем
принадлежность к политическому сообществу. Если, например, немецких евреев
изгоняют из Германии, они перестают быть германскими подданными, меняют язык
и политический статус, но они остаются евреями. Почему это так -- трудный
вопрос. Думаю, что причина не столько в расовых чертах, сколько в глубоко
укоренившихся культурных традициях, которые не ограничиваются одной лишь
религией. Ситуация не меняется от того, что евреи, будучи гражданами тех или
иных государств, отдают свои жизни в войнах между ними".
В приведенных письмах нет упоминания о сионизме. Но о сионизме Эйнштейн
к тому времени уже много размышлял. В начале 1919 г. -- до солнечного
затмения, которое подтвердило общую теорию относительности и принесло
Эйнштейну всемирную славу, -- сионистский деятель Курт Блюменфельд поднял в
разговоре с Эйнштейном эту тему. Два года спустя Блюменфельду удалось
убедить Эйнштейна принять приглашение Хаима Вейцмана и поехать с ним в
Соединенные Штаты для сбора средств на создание Еврейского университета в
Иерусалиме. Вейцман, лидер мирового сионистского движения, впоследствии
первый президент государства Израиль, тоже был ученым. Он рассказывал о
путешествии на корабле через Атлантический океан: "Эйнштейн каждый день
объяснял мне свою теорию, и по приезде в США я твердо знал, что оц ее
понимает".
Вот отрывок из письма Эйнштейна его другу Генриху Зангеру, от 14 марта
1921 г.:
"В субботу я уезжаю в Америку -- не для того, чтобы выступать в
университетах (хотя, вероятно, придется заниматься и этим), а для того,
чтобы помочь основать Еврейский университет в Иерусалиме. Чувствую
настоятельную потребность сделать что-нибудь ради этой цели".
А вот отрывок из письма другу-физику Паулю Эренфесту от 18 июня 1921
г.:
"Сионизм являет собою поистине новый еврейский идеал и может вернуть
еврейскому народу радость существования... Я счастлив, что принял
предложение Вейцмана".
Эйнштейн стал для евреев фигурой огромного символического значения. В
1923 г. он посетил гору Скопус, на которой предстояло воздвигнуть Еврейский
университет, и его пригласили выступить "с кафедры, которая ожидала вас в
течение двух тысяч лет".
В письме Паулю Эренфесту от 12 апреля 1926 г. Эйнштейн писал о
Еврейском университете:
"Верю, что со временем это начинание выльется во что-то поистине
великолепное, и, поскольку я теперь еврейский святой, сердце мое ликует".
Отвечая еврею -- противнику сионизма, по всей вероятности, в январе
1946 года, Эйнштейн писал:
"По-моему, осуждать сионистское движение как националистическое --
несправедливо. Подумайте о том, каким путем пришел Теодор Герцль к задаче
своей жизни. Вначале он был подлинным космополитом. Но во время суда над
Дрейфусом в Париже он внезапно осознал с величайшей отчетливостью, как
ненадежно положение евреев в западном мире. И он имел мужество сделать
вывод, что нас преследуют и убивают не потому, что мы немцы, французы или
американцы "еврейского вероисповедания", а потому, что мы евреи. Таким
образом, непрочность нашего положения заставляет нас держаться вместе,
независимо от нашего подданства. Сионизм не защитил германское еврейство от
уничтожения. Но тем, кто выжил, сионизм дал внутренние силы перенести
бедствие с достоинством, не утратив здорового самоуважения. Не забывайте,
что подобная участь, возможно, уготована и вашим детям".
В марте 1955 г., менее чем за месяц до смерти, Эйнштейн написал
Блюменфельду, который когда-то познакомил его с идеями сионизма, следующие
слова:
"Благодарю Вас в мой поздний час за то, что Вы помогли мне осознать мою
еврейскую душу".
Сэм Гронеман был разносторонним человеком: берлинский адвокат,
писатель, драматург и выдающийся сионистский деятель, он уехал из Германии и
поселился в Израиле. 13 марта 1949 г. к семидесятилетию Эйнштейна он
отправил из Тель-Авива письмо. В письме были стихи; вот их перевод:
Даже тому, кто не вполне постиг учение об относительности,
И кто не утруждал себя изучением систем координат,
Даже и ему ясно,
Что если человеку 70 лет,
А он все еще молод,
То тем самым он доказывает свое учение на практике.
И когда сегодня Вас осаждают толпы поздравителей,
Я тоже без ложного смущения хочу поздравить нас и Вас,
Потому, что для страны Израиля
Вы без сомнения свой.
Auch wer dej Relativitat
Lehre doch nicht ganz versteht
Und wem die Koordinaten
Niemals was zuleide taten.
Auch fur diesen doch ergibt sich
Wenn man jung noch ist mit siebzig
Dann beweist man damit faktisch
Jene Lehre doch auch praktisch.
Und vvenn heute wohl in Mengen
Gratulanten Sie bedrangen,
Will auch ich mich nicht genieren
Uns und Ihnen gratulieren.
Als Unser es gilt er ohne Fehl
Dem Volk vom Lande Israel.
Эйнштейн ответил; вот перевод его ответа:
То, из-за чего другие часто горюют,
Ты умеешь воспринимать с юмором,
Потому что ты понял:
Мы таковы, какими нас сотворил Бог.
И напрасно нас карает тот,
Кто сам создал наши слабости,
С которыми мы, бедные, не в силах совладать,
Будь то на вершине успеха или в нужде и несчастье.
А ты, вместо того, чтобы с тупой серьезностью творить суд и расправу,
Приносишь утешение своими стихами,
Так что и безбожники, и праведники --
Никто не обижен.
Worum andre sich oft gramen
Weisst du mit Humor zu nehmen
Denn du hast dir halt gedacht
Dass uns Gott so hat gemacht.
Der mit Unrecht sich tat rachen
Er, der selber schuf die Schwachen
Denen wehrlos wir erliegen
Ob in Elend, ob in Siegen.
предложил ему выбрать награду -- поездку на лыжный курорт или деньги, сын
робко спросил, нельзя ли получить фотографию с дарственной надписью своего
покровителя и кумира.
Фотография с надписью была послана.
11 июля 1947 г. фермер из штата Айдахо сообщил в письме, что дал
новорожденному сыну имя Альберт, и просил Эйнштейна написать несколько слов,
которые мог бы хранить как талисман и которые вдохновили бы сына, когда он
вырастет. 30 июля 1947 г. Эйнштейн написал по-английски:
"Ничто истинно ценное не рождается из честолюбия и одного лишь чувства
долга; оно возникает скорее из любви и преданности по отношению к людям и
объективным вещам".
Вложив в конверт фотоснимок маленького Альберта, обрадованный фермер
ответил, что в знак благодарности посылает Эйнштейну мешок картофеля из
Айдахо. Мешок оказался внушительных размеров.
Удивительной дружбе Эйнштейна с королевской четой Бельгии -- королем
Альбертом и королевой Елизаветой -- отчасти способствовали эпохальные
научные съезды в Брюсселе, отчасти любовь к музыке, но больше всего --
взаимное расположение. Характер их дружеских отношений ярко "виден из письма
Эйнштейна жене Эльзе, отправленного из Брюсселя в 1931 г. В этом письме
Эйнштейн рассказывает о визите в королевский дворец:
"Меня приняли с трогательной теплотой. Это люди на редкость
чистосердечные и добрые. Около часа мы провели в беседе. Затем королева и я
играли квартеты и трио (с английской дамой-любительницей и с
преподавательницей музыки). Так промелькнули несколько приятных часов. Потом
все ушли, а я остался один обедать с королями -- вегетарианский стол, без
прислуги. Шпинат и после небольшой паузы -- жареный картофель с яйцом (они
не знали заранее, что я останусь). Мне очень понравилось у них, и я уверен,
что это чувство взаимное".
Дружба с бельгийской королевской семьей продолжалась и крепла. 30 июля
1932 г. королева Елизавета вложила в свое письмо фотографии Эйнштейна,
сделанные ею прежде, и с удовольствием вспоминала о беседах во время
прогулок по парку; она сообщила, что помнит его четкие объяснения каузальной
и вероятностной физических теорий. 19 сентября 1932 г. Эйнштейн ответил:
"Мне доставило большое удовольствие поведать вам о тайнах, с которыми
сталкивает нас современная физика. Человек одарен умом, достаточным для
того, чтобы понять собственную ограниченность при столкновении с
реальностью. Если бы все смиренно осознали это, мир человеческой
деятельности стал бы привлекательнее".
9 февраля 1931 г. Эйнштейн написал королеве Елизавете из городка
Сайта-Барбара в Калифорнии:
"Два дня я в этом райском уголке, где неведомы ветер, жара и холод.
Вчера мне показали сказочную виллу ("Блаженство"), в которой вы, как мне
сообщили, не так давно провели несколько безоблачно-счастливых дней.
Вот уже два месяца, как я приехал в эту страну противоречий и
неожиданностей, где то восхищаешься, то с грустью качаешь головой. Начинаешь
понимать, как привязан к старушке Европе, к ее проблемам и заботам, и с
радостью возвращаешься".
Спустя два года Эйнштейн вновь в Сайта-Барбаре. Он посылает, оттуда
королеве прутик и четверостишие; вот его перевод:
В монастырском саду стоит деревце
Посаженное Вашей рукой.
Оно посылает Вам с приветом свою веточку,
Потому что не может сойти с места.
Ein Baum in Klostergarten stand
Der war gepflanzt von ihner Hand
Ein Zweiglein sendet er zum Gruss,
Weil er dort stehen bleiben muss.
15 марта 1933 г. королева ответила ему в том же тоне из дворца в
Лейкене. К власти уже пришли нацисты, конфисковали имущество Эйнштейна и
дико ругали и оскорбляли его. В конце своих стихов королева намекает на это,
а также обыгрывает фамилию Эйнштейн: если написать ее раздельно -- "Эйн
Штейн" -- она означает "один камень". Вот перевод этих стихов:
Веточка принесла мне привет
От деревца, которое должно остаться на месте,
И от друга, который ее сорвал
И доставил мне этим такое счастье!
Тысячу раз кричу спасибо,
Меня слышат горы, море и небо...
И молюсь сейчас, когда все камни пошатнулись,
Чтобы ОДИН КАМЕНЬ остался невредим.
Das Zweiglein brachter mir den Gruss
Von Baum der stehen bleiben muss,
Auch von dem Freund der ihn gepfluckt,
Und mien damit so sehr begluckt.
Ich rufe Dank viel tausend Mai
Ubers Meer und Berg, und Tal
Und wunsch, da alle Steine wanken jetzt
Ein Stein doch bleibe unverletzt.
В январе 1934 г. Эйнштейны, благополучно обосновавшиеся в Принстоне,
были приглашены к президенту Рузвельту и его жене в Белый Дом. Во время
беседы сердечно вспоминали королеву. Эйнштейну хотелось, чтобы она узнала об
этом; он написал стихотворное приветствие и послал его королеве через
канцелярию Белого Дома. Вот перевод этих стихов:
В гордом величии столицы,
Где вершатся судьбы,
Радостно борется гордый человек,
Которому под силу решать проблемы.
В беседе вчера вечером
О Вас сердечно вспоминали,
Что и довожу до Вашего сведения,
И для этого посылаю привет.
In der Haupstadt stolzer Pfacht .
Wo das Schicksal wird gemacht
Kampfet froh ein stolzer Mann
Der die Losung schaffen kann.
Beim Gesprache gestern Nacht
Herzlich Ihrer ward gedacht
Was berichtet werden muss
Darum send' ich diesen Gruss.
Вернувшись в Европу из Пасадены в 1933 г., вскоре после захвата власти
нацистами в Германии, Эйнштейны не случайно нашли приют в маленьком
Атлантическом курорте Ле Коксюрмер. Ведь Ле Кок находится в Бельгии. Король
Альберт и королева Елизавета тревожились за безопасность Эйнштейна. Когда
просочились слухи о том, что нацисты назначили денежное вознаграждение за
голову Эйнштейна, король Альберт приказал двум телохранителям оберегать его
день и ночь.
Нижеследующее письмо послал Эйнштейн из Принстона Елизавете; оно
приоткрывает еще одну грань их дружбы. В письме кратко упоминаются
Баржанские. Друзья Эйнштейна супруги Баржанские были также приятелями
бельгийской королевской четы. Баржански играл на виолончели в квартете
королевы, а его жена, скульптор, давала королеве уроки. Письмо Эйнштейна
было написано не без их вмешательства. Обстоятельства таковы: весной 1934 г.
во время горного восхождения король Альберт разбился насмерть, а летом
следующего года новая королева Астрид, невестка королевы Елизаветы, погибла
в автомобильной катастрофе в возрасте тридцати лет. Двойной удар подкосил
Елизавету. Она впала в оцепенение, перестала играть в своем квартете, не
могла заниматься ваянием, и это сильно тревожило ее близких.
Госпожа Баржански обратилась к Эйнштейну, обрисовала положение и
выразила надежду, что письмо от Эйнштейна поможет Елизавете. Вот письмо
Эйнштейна; оно датировано 20-м марта, и хотя год не обозначен, можно почти
уверенно сказать, что это был 1936-й:
"Дорогая королева,
сегодня, впервые в этом году, появилось весеннее солнце, и оно
пробудило меня от дремотного полузабытья, в которое впадают люди моего
склада, погружаясь в научно-исследовательскую работу. Приходят мысли о
прежней, более красочной жизни, и с ними -- воспоминания о чудесных часах,
проведенных в Брюсселе.
Г-жа Баржански написала мне, как тяжела для вас жизнь и в какую
глубокую тоску ввергли вас непередаваемо жестокие удары, выпавшие на вашу
долю.
И все-таки мы не должны горевать о тех, кто ушел от нас в расцвете
жизни после; счастливых, деятельных и плодотворных лет и кому было дано в
полной мере выполнить свое жизненное предназначение.
Есть одна вещь, укрепляющая и возрождающая пожилых: радость при виде
энергии младшего поколения, -- радость, которая, конечно, омрачается темными
предчувствиями нашего неустановившегося времени. И все же весеннее солнце,
как и прежде, приносит с собой новую жизнь; и мы можем радоваться этой новой
жизни и помогать ей; и Моцарт так же прекрасен и нежен, каким был всегда и
пребудет вовеки. В конечном счете, существует что-то непреходящее,
недосягаемое для судьбы и всех человеческих заблуждений. Старые люди ближе к
этому вечному, чем молодые, колеблющиеся между страхом и надеждой. У нас
есть преимущество: воспринимать красоту и истину в их самых чистых формах.
Приходилось ли вам читать максимы Ларошфуко? Они кажутся горькими и
терпкими, но своей объективной передачей всечеловеческой природы приносят
странное чувство освобождения. Ларошфуко -- человек, сумевший освободиться,
хотя ему нелегко было в течение всей жизни преодолевать тяжелый груз
страстей, присущий его врожденному темпераменту. Читать его лучше в обществе
людей, чей жизненный челн претерпел много бурь; например, с добрыми
Баржанскими. Я охотно присоединился бы к вам, если бы мне были дозволены
"дальние странствия".
Счастливая судьба -- жить в Принстоне как на острове, который во многом
напоминает очаровательный дворцовый сад в Лейкене. Сюда едва доносятся
сумбурные голоса людских раздоров. Мне почти стыдно жить так безмятежно,
когда все остальные борются и страдают. И все же лучше предаваться
размышлениям о вечном, ибо только они сообщают человеку тот просветленный
дух, который может вернуть мир и спокойствие всем людям.
Всей душой надеясь, что весна принесет вам тихую радость и даст силы
жить, шлю свои лучшие пожелания".
О приведенной ниже заметке известно очень мало. Из ее содержания можно
заключить, что она относится к весне 1933 г., когда Эйнштейн жил в городке
Ле Кок. В ней речь идет о нелепо-смехотворных вещах, потому что Эйнштейн был
не из тех людей, которые прибегают к физическому насилию:
"Вас интересует мое мнение о потсдамской полиции, которая вломилась в
мой летний дом в поисках спрятанного оружия. О чем еще может думать
нацистский полицейский?"
(Содержание записки передано более или менее верно, но последняя фраза
далека от оригинала. Ее дословный перевод звучал бы так: "Это напомнило мне
немецкую пословицу: каждый измеряет своими сапогами". Смысл пословицы в том,
что каждый судит о других по себе, "мерит их на свой аршин".)
Эйнштейн однажды заметил в беседе, что место смотрителя маяка, с его
тишиной и одиночеством, было бы идеальным для философа, склонного к
умозрениям, и для физика-теоретика. Для самого Эйнштейна это вполне могло
быть так. Но как отнестись к его уверенности, что и другие будут преуспевать
в таких аскетически-суровых условиях? Не следует ли по этому поводу
вспомнить ту же немецкую пословицу?
Вот две записки Эйнштейна, которые -- каждая по-своему -- отражают его
настроение в мрачные дни нацистского переворота. Узнав о конфискации всего
имущества Эйнштейна в Германии, голландский астроном В. де Ситтер от имени
своих коллег предложил Эйнштейну финансовую помощь. 5 апреля 1933 г.
Эйнштейн ответил:
"В такое время человеку дано узнать своих истинных друзей. Горячо
благодарен вам за вашу готовность придти на помощь. Но мои обстоятельства
вполне благополучны, так что я не только обеспечиваю себя и свою семью, но
даже помогаю другим "держаться на поверхности воды". Конечно, из Германии я
ничего не могу спасти, потому что против меня выдвинуто обвинение в
государственной измене. Физиолог Жак Леб как-то сказал мне в разговоре, что
политические вожди должны непременно быть патологическими типами: нормальный
человек не выдержал бы такой колоссальной ответственности при столь, слабой
способности предвидеть последствия своих решений и поступков. Тогда это
звучало преувеличением, но в полной мере справедливо по отношению к
сегодняшней Германии. Весьма примечательная вещь -- полный крах так
называемой "интеллектуальной аристократии" (в Германии)".
Во время визита в Англию в 1933 г., вскоре после того, как он навсегда
покинул Германию и незадолго до отъезда в США на работу в Принстонском
Институте перспективных исследований, Эйнштейн получил письмо; автор письма
высказал такие представления о физике, которые едва ли можно назвать
здравыми. Он заявил, к примеру, что мир движется так быстро, что его можно
считать неподвижным; всерьез утверждал, что благодаря тяготению человек на
круглой земле порою стоит головой вверх, порою -- головой вниз, порою под
прямым углом, а зачастую, как он выразился, "под косыми углами"; высказал
предположение, что в положении "вниз головой" люди влюбляются и делают
другие дурацкие вещи.
Письмо осталось без ответа; но на обороте его Эйнштейн набросал
по-немецки:
"Влюбляться -- отнюдь не самое глупое занятие; а тяготение ни в чем не
виновато".
Вскоре после прибытия в Принстон Эйнштейна попросили написать
что-нибудь для студенческой газеты "The Dink". Его обращение к студентам
было напечатано в декабре 1933 г.:
"Я наслаждаюсь тем, что живу среди молодых и счастливых людей. Если
бывшему студенту дозволено сказать вам несколько слов, вот эти слова: не
считайте свои занятия исполнением долга, ибо это -- завидная возможность
познать освобождающее влияние духовной красоты, для собственной радости и
для пользы общества, которому будет принадлежать ваш дальнейший труд".
24 марта 1951 студентка колледжа написала Эйнштейну в Принстон,
спрашивая, помнит ли он маленькую обсерваторию в Калифорнии, которую
когда-то торжественно открывал. Далее она просила совета. У нее давно уже
возник глубокий интерес к астрономии, и она хотела стать профессиональным
астрономом. Но двое преподавателей сказали ей, что астрономов слишком много,
а она недостаточно талантлива, чтобы преуспеть в этой науке. Признавая, что
ее математические способности не выдающиеся, она спрашивала Эйнштейна --
продолжать ли заниматься астрономией или искать для себя что-нибудь другое.
Эйнштейн ответил по-английски:
"Наука -- удивительная вещь, если только с ее помощью человек не должен
зарабатывать себе на жизнь. Добывать пропитание нужно с помощью занятий, к
которым
человек чувствует себя вполне способным. Лишь не будучи никому
подотчетны, мы получаем радость от научных трудов".
Может показаться, что совет предназначен только этой студентке, о
которой Эйнштейн знал очень мало; на самом же деле он считал его широко
применимым и даже всеобщим. Он знал, как это тяжело, когда от тебя ждут
новых идей. Приглашенный в Берлин, он сравнил себя с курицей, от которой
ждут, чтобы она продолжала нести яйца. Он часто настаивал на том, что
будущему ученому лучше зарабатывать на хлеб с помощью простого ремесла,
вроде сапожного, и тем самым избежать давления "публиковаться или
погибнуть", которое лишает творческую работу всякой радости и приводит к
публикации поверхностных результатов.
Ведь почитаемый им великий философ Спиноза добывал хлеб насущный
шлифовкой линз, и Эйнштейн сам нередко вздыхал о тех временах, когда
зарабатывал на жизнь в бернском патентном бюро и когда у него возникли
многие из его величайших идей.
Следующая заметка служит еще одной иллюстрацией к этой теме.
14 июля 1953 г. житель Дели (Индия) написал Эйнштейну длиннейшее письмо
с повторами, взывая о помощи. Суть дела состояла в следующем. Автор письма,
32-летний холостяк, хотел провести оставшиеся годы, занимаясь исследованиями
в области математики и физики, хотя, по его собственному признанию, был
"ужасно слаб" в этих предметах. У него не было ни гроша, о чем
свидетельствовал и тот факт, что письмо было без марки. Денежные затруднения
в юные годы не дали ему получить хорошую подготовку по естественным наукам и
математике, несмотря на горячий интерес к науке. Семейные обстоятельства
заставили поступить на службу ради куска хлеба -- хотя это шло вразрез с его
натурой. К счастью, после мелкой ссоры его уволили год тому назад и он смог
отдаться своему подлинному призванию, но -- увы! -- без всяких средств для
удержания души в теле. С помощью или без помощи, он твердо решил продолжать
свое дело до самой смерти, но, конечно, легче было бы жить, получая денежную
поддержку, н он надеется, что Эйнштейн окажет ее.
28 июля Эйнштейн ответил довольно пространным письмом, которое
интересно не только своей вежливостью:
"Я получил Ваше письмо, и на меня произвело впечатление Ваше страстное
желание продолжать изучение физики. Однако, должен признаться, я ни в коем
случае не могу согласиться с Вашей жизненной установкой. Пищу и жилье
доставляет нам труд наших ближних, и мы обязаны честно возместить его не
только работой, которую избрали ради внутреннего удовлетворения, но и такой,
которая, по всеобщему признанию, полезна людям. В противном случае человек
превращается в паразита, какими бы скромными ни были его притязания.
Особенно это относится к Вашей стране, где крайне нужны образованные люди в
нынешний период борьбы за экономический подъем.
Это одна сторона дела. Но есть и другая, и ее тоже должны учитывать
даже те, у кого достаточно средств, чтобы свободно выбрать круг занятий. В
ходе научного исследования шанс достигнуть чего-то по-настоящему ценного
слишком мал даже для очень одаренного человека. Так что всегда очень велика
вероятность, что Вы испытаете глубокое разочарование после того, как минует
возраст наивысшей продуктивности.
Есть только один выход: посвятить большую часть времени практической
работе учителя или другому занятию, которое отвечает Вашей природе, а
остальные часы отдать научным исследованиям. Тогда Вы сможете вести
нормальную и гармоничную жизнь даже без специального благословения муз".
Нелюбовь Эйнштейна к академическому давлению, заставляющему непременно
что-то создавать, распространялась и на "борьбу за служебное продвижение". 5
мая 1927 г., когда весь ученый мир живо интересовался тем, кто станет
преемником Планка на университетской кафедре в Берлине, Эйнштейн писал
своему другу Паулю Эренфесту в Голландию:
"Я не вовлечен в гонку "больших умов" и, слава Богу, не нуждаюсь в
этом. Участие в ней всегда казалось мне ужасным типом рабства, не менее
порочным, чем страсть к наживе и власти".
В центральном архиве Иерусалима было найдено послание Эйнштейна,
написанное от руки. Оно датировано 3 октября 1933т. -- в этот день Эйнштейн
и многие другие выдающиеся люди выступили на митинге в лондонском
Альберт-холле с призывам оказать помощь ученым -- беженцам из нацистской
Германии. Вскоре Эйнштейн уехал из Англии в Соединенные Штаты и больше уже
никогда не возвращался в Европу. Неизвестно, кому адресовано послание. В нем
высказаны соображения по поводу массового увольнения еврейских ученых:
''Ценность иудаизма -- исключительно в его духовном и этическом
содержании и в соответствующих качествах евреев. Поэтому с древнейших времен
и поныне наука была самым священным поприщем для тех из нас, у кого есть
способности. Но это не значит, что мы всегда должны зарабатывать на жизнь
умственным трудом, как это, к сожалению, часто бывает среди нас. В это
страшное время мы обязаны сделать все в сфере практически необходимого, не
теряя любви к духовности и интеллектуальности и продолжая культивировать
науку".
Автор письма от 30 марта 1935 г., направленного Эйнштейну в Принстон,
привел слова, которые газета "Нью-Йорк геральд трибюн" приписала Эйнштейну:
"Нет ни немецких евреев, ни русских евреев, ни американских евреев; есть
просто евреи". Ему показалось, что слова Эйнштейна искажены, и он отметил, в
частности, что "люди еврейской веры" сражались в рядах германской, русской и
американской армий и лояльно поддерживали военные усилия своих государств.
3 апреля 1935 г. Эйнштейн ответил следующим образом:
"В конечном счете каждый из людей есть человеческое существо,
независимо от того, американец он или немец, еврей или христианин. Если бы
можно было руководствоваться этой точкой зрения, единственно достойной, я
был бы счастлив. Весьма печально, что разделение людей по национальностям и
культурным традициям играет столь большую роль в современной практической
жизни. Но поскольку этого положения нельзя изменить, не следует закрывать
глаза на действительность.
Что касается евреев и их древних традиционных общин, то история их
страданий -- если взглянуть на нее глазами историка -- учит, что
принадлежность к еврейству оказывалась более значимым фактом в жизни, чем
принадлежность к политическому сообществу. Если, например, немецких евреев
изгоняют из Германии, они перестают быть германскими подданными, меняют язык
и политический статус, но они остаются евреями. Почему это так -- трудный
вопрос. Думаю, что причина не столько в расовых чертах, сколько в глубоко
укоренившихся культурных традициях, которые не ограничиваются одной лишь
религией. Ситуация не меняется от того, что евреи, будучи гражданами тех или
иных государств, отдают свои жизни в войнах между ними".
В приведенных письмах нет упоминания о сионизме. Но о сионизме Эйнштейн
к тому времени уже много размышлял. В начале 1919 г. -- до солнечного
затмения, которое подтвердило общую теорию относительности и принесло
Эйнштейну всемирную славу, -- сионистский деятель Курт Блюменфельд поднял в
разговоре с Эйнштейном эту тему. Два года спустя Блюменфельду удалось
убедить Эйнштейна принять приглашение Хаима Вейцмана и поехать с ним в
Соединенные Штаты для сбора средств на создание Еврейского университета в
Иерусалиме. Вейцман, лидер мирового сионистского движения, впоследствии
первый президент государства Израиль, тоже был ученым. Он рассказывал о
путешествии на корабле через Атлантический океан: "Эйнштейн каждый день
объяснял мне свою теорию, и по приезде в США я твердо знал, что оц ее
понимает".
Вот отрывок из письма Эйнштейна его другу Генриху Зангеру, от 14 марта
1921 г.:
"В субботу я уезжаю в Америку -- не для того, чтобы выступать в
университетах (хотя, вероятно, придется заниматься и этим), а для того,
чтобы помочь основать Еврейский университет в Иерусалиме. Чувствую
настоятельную потребность сделать что-нибудь ради этой цели".
А вот отрывок из письма другу-физику Паулю Эренфесту от 18 июня 1921
г.:
"Сионизм являет собою поистине новый еврейский идеал и может вернуть
еврейскому народу радость существования... Я счастлив, что принял
предложение Вейцмана".
Эйнштейн стал для евреев фигурой огромного символического значения. В
1923 г. он посетил гору Скопус, на которой предстояло воздвигнуть Еврейский
университет, и его пригласили выступить "с кафедры, которая ожидала вас в
течение двух тысяч лет".
В письме Паулю Эренфесту от 12 апреля 1926 г. Эйнштейн писал о
Еврейском университете:
"Верю, что со временем это начинание выльется во что-то поистине
великолепное, и, поскольку я теперь еврейский святой, сердце мое ликует".
Отвечая еврею -- противнику сионизма, по всей вероятности, в январе
1946 года, Эйнштейн писал:
"По-моему, осуждать сионистское движение как националистическое --
несправедливо. Подумайте о том, каким путем пришел Теодор Герцль к задаче
своей жизни. Вначале он был подлинным космополитом. Но во время суда над
Дрейфусом в Париже он внезапно осознал с величайшей отчетливостью, как
ненадежно положение евреев в западном мире. И он имел мужество сделать
вывод, что нас преследуют и убивают не потому, что мы немцы, французы или
американцы "еврейского вероисповедания", а потому, что мы евреи. Таким
образом, непрочность нашего положения заставляет нас держаться вместе,
независимо от нашего подданства. Сионизм не защитил германское еврейство от
уничтожения. Но тем, кто выжил, сионизм дал внутренние силы перенести
бедствие с достоинством, не утратив здорового самоуважения. Не забывайте,
что подобная участь, возможно, уготована и вашим детям".
В марте 1955 г., менее чем за месяц до смерти, Эйнштейн написал
Блюменфельду, который когда-то познакомил его с идеями сионизма, следующие
слова:
"Благодарю Вас в мой поздний час за то, что Вы помогли мне осознать мою
еврейскую душу".
Сэм Гронеман был разносторонним человеком: берлинский адвокат,
писатель, драматург и выдающийся сионистский деятель, он уехал из Германии и
поселился в Израиле. 13 марта 1949 г. к семидесятилетию Эйнштейна он
отправил из Тель-Авива письмо. В письме были стихи; вот их перевод:
Даже тому, кто не вполне постиг учение об относительности,
И кто не утруждал себя изучением систем координат,
Даже и ему ясно,
Что если человеку 70 лет,
А он все еще молод,
То тем самым он доказывает свое учение на практике.
И когда сегодня Вас осаждают толпы поздравителей,
Я тоже без ложного смущения хочу поздравить нас и Вас,
Потому, что для страны Израиля
Вы без сомнения свой.
Auch wer dej Relativitat
Lehre doch nicht ganz versteht
Und wem die Koordinaten
Niemals was zuleide taten.
Auch fur diesen doch ergibt sich
Wenn man jung noch ist mit siebzig
Dann beweist man damit faktisch
Jene Lehre doch auch praktisch.
Und vvenn heute wohl in Mengen
Gratulanten Sie bedrangen,
Will auch ich mich nicht genieren
Uns und Ihnen gratulieren.
Als Unser es gilt er ohne Fehl
Dem Volk vom Lande Israel.
Эйнштейн ответил; вот перевод его ответа:
То, из-за чего другие часто горюют,
Ты умеешь воспринимать с юмором,
Потому что ты понял:
Мы таковы, какими нас сотворил Бог.
И напрасно нас карает тот,
Кто сам создал наши слабости,
С которыми мы, бедные, не в силах совладать,
Будь то на вершине успеха или в нужде и несчастье.
А ты, вместо того, чтобы с тупой серьезностью творить суд и расправу,
Приносишь утешение своими стихами,
Так что и безбожники, и праведники --
Никто не обижен.
Worum andre sich oft gramen
Weisst du mit Humor zu nehmen
Denn du hast dir halt gedacht
Dass uns Gott so hat gemacht.
Der mit Unrecht sich tat rachen
Er, der selber schuf die Schwachen
Denen wehrlos wir erliegen
Ob in Elend, ob in Siegen.