Страница:
---------------------------------------------------------------
Перевод с английского А.Н. Лука
OCR: Айбек Бегалин
---------------------------------------------------------------
Albert Einstein: the Human Side,
Selected and edited by H, Dukas & B, Hoffmann, Princeton University
Press, 1979) журнал "Вопросы философии" 1, 1991г., Москва, изд. "Наука"
ФИЛОСОФСКИЕ БИОГРАФИИ
Альберт Эйнштейн был не только крупнейшим ученым своего времени, но и
самым знаменитым. Кроме того, он имел обыкновение отвечать на письма. Все
это вместе взятое сделало возможным настоящую книжку. В отличие от ее
предшественницы "Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь'1, (См.: X о
ф м a h Б, При участия Э, Дюкас. Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь. Пер. с
англ. М„ 1983, (прим, ред.)) эта книга -- не биография; не дает она и
объяснения идей Эйнштейна. Она не разбита на главы, не имеет именного и
предметного указателей, оглавления и, на первый взгляд, никакого плана. Ее
основу составили отрывки из ранее не публиковавшихся писем и других записей,
которые Эйнштейн делал не для печати. Нет нужды подробнее говорить о них --
они сами достаточно красноречивы.
Порядок их представления читателю не совсем случаен. Он подобен
воспоминаниям о богатой событиями жизни. Каждое из них вызывает неожиданный
поворот памяти, перескакивающей через годы от одного воспоминания к другому,
согласно своей собственной логике. В книге несколько таких последовательных
цепочек, и они разделены в тексте более заметно, чем отдельные "сюжеты".
Каждый сюжет представляет собою нечто законченное. Но книгу нужно читать
целиком: это с виду бессистемное ознакомительное путешествие, но общее
впечатление от него поможет лучше понять Эйнштейна как человека.
Для тех, кому нужна схема маршрута, прилагаем в конце книги краткую
хронологию основных событий жизни Эйнштейна.
Книгу об Эйнштейне уместно начать с нарушения сразу трех правил. Мы
расскажем о письме, которое, во-первых, осталось без ответа; во-вторых, для
его пояснения понадобятся подстраничные сноски; в-третьих, это письмо уже
публиковалось ранее.
Летом 1952 г. Карл Зеелиг, биограф Эйнштейна, попросил его сообщить
подробности о первой почетной докторской степени. В своем ответе Эйнштейн
рассказал о событиях 1909 г.; в ту пору он по-прежнему зарабатывал на жизнь
в Швейцарском патентном бюро в Берне, хотя еще за четыре года до этого
выступил со специальной теорией относительности. Летом 1909 г. Женевский
университет, основанный Кальвином, в ознаменование своего 350-летия присудил
свыше ста почетных докторских степеней, Вот что написал об этом Эйнштейн:
"Однажды в бернском патентном бюро мне вручили большой конверт, в
который был вложен лист великолепной бумаги. На нем весьма-весьма колоритно
(я подумал,
что по латыни) (На самом деле -- по-французски, прописными буквами) был
напечатан какой-то текст, показавшийся мне неинтересным и не имеющим ко мне
отношения. Поэтому он тут же отправился в корзину для мусора. Позже я узнал,
что это приглашение на кальвиновские торжества и извещение о присуждении
степени почетного доктора Женевского университета (В этом выразительном
документе была опечатка, которая, возможно, запечатлелась в подсознании
Эйнштейна и повлияла на его реакцию: получатель ученой степени был обозначен
не как "Эйнштейн", а как "Тинштейн"). Видимо, в университете правильно
истолковал мое молчание и обратились к моему другу Люсьену Шавану, который
был родом из Женевы, но жил в Берне. Он убедил меня поехать в Женеву, потому
что это было практически неизбежно, но не посвятил в подробности.
Я отправился туда в назначенный День и вечером в ресторане маленькой
гостиницы, где мы остановились, встретил нескольких цюрихских профессоров...
Все рассказывали, для чего прибыли сюда. Спросили и меня, и я должен был
сознаться, что не имею ни малейшего представления. Однако другие знали и
сообщили мне по секрету. На следующий день предстояло продефилировать в
академической профессии. Но я приехал в соломенной шляпе и повседневном
пиджаке. Моя просьба освободить меня от участия в процессии была решительно
отвергнута, и торжества получились очень забавные -- в той мере, в какой они
касались меня.
Празднование закончилось самым обильным пиршеством из всех, на которых
мне доводилось бывать. Я спросил одного из женевских "отцов города", с
которым сидел рядом: "Знаете ли вы, что сделал бы Кальвин, будь он здесь?".
Сосед полюбопытствовал -- что же именно? Тогда я ответил: "Он устроил бы
пожар и сжег нас всех за грех обжорства". Мой собеседник не издал ни звука,
и на этом обрываются мои воспоминания о достославном праздновании".
В конце 1936 г. Бернское научное общество прислало Эйнштейну почетный
диплом. 4 января 1937 г. он ответил из Принстона:
"Вы не можете себе представить, как я обрадован тем, что Бернское
научное общество хранит обо мне добрую память. Это было послание из моей
давно минувшей молодости. Вспомнились содержательные и уютные вечерние
заседания и особенно профессор-терапевт Сали с его восхитительными
комментариями к лекциям. Я сразу же вставил диплом в рамку, и это
единственный из подобных символов признания, который висит в моем кабинете,
напоминая о Берне и старых друзьях.
Прошу передать свою сердечную благодарность членам Общества и
рассказать им, как высоко я ценю их доброту".
Необходимое добавление. Когда прибыл этот документ, Эйнштейн
воскликнул: "Его я непременно вставлю в рамку и повешу на стене -- ведь они
долго насмехались надо мной и над моими идеями". Разумеется, он получал
множество других отличий. Но не вставлял в рамки и не вешал на стенку. Он
складывал их в дальний угол, который называл "уголком тщеславия"
("Protzenecke").
В 1915 г. в Берлине, в разгар первой мировой войны, Эйнштейн завершил
свой шедевр -- общую теорию относительности. В ней было не только обобщение
специальной теории относительности, но излагалась и новая теория тяготения.
Среди прочих явлений, она предсказывала отклонение световых лучей в
гравитационном поле, что и подтвердили английские ученые, особенно Артур
Эддингтон, во время солнечного затмения 1919 г. Когда было официально
объявлено о подтверждении, Эйнштейн за одну ночь стал знаменит на весь мир.
Он никогда не мог этого понять. Посылая рождественскую открытку своему другу
Генриху Зангеру в Цюрих, он писал:
"Слава делает меня все глупее и глупее, что, впрочем, вполне обычно.
Существует громадный разрыв между тем, что человек собою представляет, и
тем, что другие думают о нем или, по крайней мере, говорят вслух. Но все это
нужно принимать беззлобно".
Слава Эйнштейна не меркла и вызвала колоссальный поток разнообразных
писем. Например, школьница из Вашингтона 3 января 1943 г. жаловалась, что ей
с трудом дается математика и приходится заниматься больше других, чтобы не
отстать от товарищей. Ответив по-английски из Принстона 7 января 1943 г.,
Эйнштейн, в частности, писал:
"Не огорчайтесь своими трудностями с математикой, поверьте, мои
затруднения еще больше, чем ваши".
Вернемся в 1895 год. После Годичного перерыва Эйнштейн стал учеником
швейцарской Кантональной Школы Аргау в г. Аарау. 7 ноября 1896 г. он
направил дирекции школы свою автобиографию:
"Родился 14 марта 1879чг. в Ульме; в возрасте одного года
переехал в Мюнхен, где оставался до зимы 1894--95 гг. Там поступил в
начальную школу, а затем в луитпольдовскую гимназию. Закончил шесть классов,
после чего до осени прошлого года жил в Милане и учился самостоятельно.
Прошлой осенью поступил в Кантональную школу в Аарау, и теперь осмеливаюсь
просить о разрешении сдавать выпускной экзамен. Предполагаю после этого
изучать математику и физику на шестом отделении Федерального
Политехнического института".
Спустя много лет Эйнштейну, теперь уже прославленному, вновь
представился случай написать автобиографию. В ней есть несколько любопытных
штрихов..
В 1652 г. в г. Галле была основана Германская Академия Ученых кайзера
Леопольда; в свое время ее членом был Гете. 17 марта 1932 г. на заседании по
случаю столетия со дня смерти Гете общим голосованием было принято решение
-- пригласить Эйнштейна в члены Академии. Эйнштейн дал согласие, и президент
Академии по давней традиции направил ему анкету из девяти пунктов. Места
было мало, и Эйнштейн отвечал на вопросы телеграфным стилем.
Нацисты еще не пришли к власти, но антисемитская пропаганда стала уже
весьма крикливой. Поэтому особый интерес представляет ответ Эйнштейна на
первый вопрос:
I. Родился от еврейских родителей 14 марта 1879 г. в Ульме. Мой отец,
коммерсант, вскоре после моего рождения переехал в Мюнхен, а в 1893 г. в
Италию, где оставался до своей смерти (1902 г.). У меня нет братьев, но есть
сестра в Италии.
Второй и третий пункты касались подробностей юности к образования, и
Эйнштейн добросовестно представил все сведения. Четвертый вопрос был о
научяой карьере. Эйнштейн ответил так:
IV. С 1900 по 1902 гг. был в Швейцарии частным репетитором, время от
времени меня приглашали в домашние учителя; тогда же стал швейцарским
подданным. В 1902-1909 гг. работал экспертом Федерального патентного бюро, в
1909-11 гг. --ассистентом Цюрихского университета; в 1911-12 гг. был
профессором теоретической физики в Пражском университете, а в 1912-14 гг. --
в Федеральном Политехническом институте в Цюрихе. В 1914 г. стал
оплачиваемым членом Прусской Академии наук в Берлине и получил возможность
полностью посвятить себя научно-исследовательской работе.
Пятый пункт спрашивал о достижениях и публикациях. Некоторые даты,
приведенные в ответе, вызывают недоумение. Например, специальная теория
относительности была опубликована в 1905 г., а не в 1906 г.; общая теория
относительности -- в 1915 г., а не в 1916 г. Вполне возможно, что Эйнштейн
отвечал по памяти, а память его подводила. Вот что он написал:
V. Почти все мои публикации представляют собою небольшие статьи по
физике; большею частью они печатались в "Анналах физики" и "Трудах Прусской
Академии наук". Важнейшие из них посвящены следующей тематике:
броуновское движение (1905),
теоретическое обоснование формулы Планка и световые кванты (1905,
1917),
специальная относительность и масса энергии (1006).
общая относительность (1916 и позже).
Следует упомянуть еще о статьях по тепловым флуктуациям, а также о
статье (1931), написанной совместно с проф. В. Майером, о единой природе
тяготения и электричества.
Шестой пункт спрашивал о научных путешествиях. Он ответил так:
VI. Время от времени совершал лекционные турне по Франции, Японии,
Аргентине, Англии и США. Поездки -- за исключением визитов в Пасадену -- не
были связаны с проведением научных исследований.
Седьмой пункт спрашивал о целях его работы. Он ответил:
VII. Подлинная цель моих исследований всегда состояла в том, чтобы
добиться упрощения теоретической физики и ее объединения в целостную
систему. Я сумел удовлетворительно осуществить эту цель для макромира, но не
для квантов и структуры атомов. Думаю, что, несмотря на значительные успехи,
современная квантовая теория все еще далека от удовлетворительного решения
последней группы проблем.
Восьмой пункт касался наград и отличий. Ответ гласил:
VIII. Я стал членом многих и многих научных обществ, мне присудили
несколько медалей, а также нечто вроде звания "гостящего профессора" в
Лейденском университете. Такие же отношения у меня с Оксфордским
университетом (Колледж Крайст Черч).
Необычно в этом перечислении отсутствие упоминания о Нобелевской премии
1921 г. по физике. Конечно же, это нельзя приписать только плохой памяти.
Последний пункт был весьма приземленным: нужно было указать свой точный
почтовый адрес.
В школе г. Аарау Эйнштейн изучал французский язык. Вот более или менее
точный перевод (с учетом исправлений, сделанных преподавателем) сочинения,
которое Эйнштейн написал по-французски. Ему было тогда шестнадцать лет. Судя
по заглавию, тема сочинения была предложена всему классу:
"Мои планы на будущее
Счастливый человек слишком поглощен настоящим, чтобы много размышлять о
будущем. Но с другой стороны, именно молодые люди любят строить смелые
планы. Кроме того, для молодого человека естественно составить по
возможности точное представление о своих целях и желаниях.
Если мне посчастливится успешно выдержать экзамены, я поступлю в
Федеральный институт технологии в г. Цюрихе. Четыре года буду изучать там
математику и физику. В мечтах вижу себя профессором этой области
естественных наук, предпочитая их теоретическую часть.
Вот причины, побудившие меня избрать этот план. Прежде всего,
способность к абстрактному и математическому мышлению, отсутствие фантазии и
практической хватки. Мои желания и склонности ведут меня к такому же
решению. Это вполне естественно. Человеку всегда нравится делать то, к чему
у него есть талант. К тому же профессия ученого дает человеку известную долю
независимости, что очень привлекает меня."
Сестра Эйнштейна Майя в коротком и неопубликованном биографическом
очерке упомянула об отсутствии у Эйнштейна интереса к материальным
предметам, которые высоко ценят другие люди, считая их необходимыми. Она
сообщает, к примеру: "В юности он часто любил повторять: в моей столовой мне
не нужно ничего, кроме соснового стола, скамьи и нескольких стульев".
Вот выдержка из письма сестре в 1898 г., когда Эйнштейн был студентом в
Цюрихе (он обращался к ней в письмах "Дорогая сестра", точно так же, как
впоследствии к бельгийской королеве Елизавете -- "Дорогая королева"):
"Больше всего меня угнетают денежные невзгоды моих родителей. Меня
глубоко удручает, что я, взрослый человек, вынужден стоять в стороне сложа
руки, неспособный оказать хоть какую-нибудь помощь. Я стал обузой для
семьи... Лучше бы мне вовсе не родиться на свет. Порою одна лишь мысль
поддерживает меня и не дает впасть в отчаяние -- я всегда делал все, что в
моих маленьких силах, и ни в нынешнем, ни в минувшем году не позволял себе
никаких забав и развлечений, за исключением тех, которые связаны с моими
занятиями".
Вскоре после этого в том же 1898 г., когда финансовое положение
родителей несколько улучшилось, Эйнштейн писал сестре:
"Мне приходится много работать, но все же не чересчур много. Время от
времени удается выкроить .часок и побездельничать в живописных окрестностях
Цюриха. Я счастлив при мысли, что худшее для моих родителей уже позади. Если
бы все жили, как я, не было бы приключенческих романов...
От ранних студенческих дней перейдем к первым дням в Прусской Академии
наук в Берлине. В 1918 г., после того как общая теория относительности была
завершена, Федеральный институт технологии в Цюрихе стал прощупывать почву
-- не согласится ли Эйнштейн оставить Берлин и вернуться в Цюрих на
должность профессора. Он писал сестре по этому поводу (многоточие стоит и в
подлиннике письма):
"Не могу заставить себя бросить все в Берлине, где люди были так добры
и так помогли мне. Как счастлив был бы я 18 лет тому назад, если бы мог
тогда стать скромным ассистентом в Федеральном институте! Но мне это не
удалось. Мир -- сумасшедший дом. Известность означает все. В конце концов и
другие люди могут читать хорошие лекции -- но..."
Приведенное ниже письмо сестре Майе помечено 31 августа 1935 г. Много
воды утекло после тех первых дней в Берлине. Эйнштейн теперь в Принстоне, он
добивается такого обобщения теории относительности, чтобы она стала единой
теорией поля. В то же время все в нем противилось событиям, развертывавшимся
в квантовой теории, с которыми физики в большинстве своем соглашались.
Однако погруженность в физику не заслоняла от него событий внешнего мира. Он
пишет сестре:
"Моя работа после многообещающего начала движется медленно и урывками.
В фундаментальных исследованиях по физике мы продвигаемся наощупь, никто не
доверяет попыткам других людей, вкладывающих в них свои надежды. Всю жизнь
испытываешь напряженность -- до самого 'момента, когда нужно уйти навсегда.
Мне остается утешение, что существенная часть моей работы вошла в признанный
фундамент нашей науки.
Крупные политические свершения нашего времени вызывают чувство
беспросветности; в нашем поколении ощущаешь себя совершенно одиноким.
Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали
уважать то, что ценою огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие
поколения... В конечном счете основой всех человеческих ценностей служит
нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о
беспримерном величии Моисея. Какой контраст с нынешними людьми!"
В 1936 г. Эйнштейн писал сестре:
"Накапливается корреспонденция, на которую я не ответил, и растет
количество справедливо недовольных мною людей. Но может ли быть иначе с
одержимым человеком? Как и в юности, я сижу здесь бесконечно, думаю, делаю
расчеты, надеясь добраться до глубоких тайн. Так называемый Большой Мир, то
есть людская суета, притягивает меня меньше чем когда-либо; с каждым днем
все больше превращаюсь в отшельника".
Вот выдержки из письма, которое Эйнштейн отправил из Берлина своему
другу Генриху Зангеру в Цюрих весной 1918 г. Общая теория относительности
уже опубликована, но солнечное затмение, подтвердившее ее, и мировая слава
еще впереди. Старший сын Эйнштейна в 14 лет проявил живой интерес к технике
и машиностроению:
"Вначале предполагалось, что и я стану инженером. Но мне была
невыносима мысль использовать изобретательность ума для вещей, лишь
усложняющих повседневную жизнь, -- и все ради тоскливой погони за деньгами.
Мышление ради мышления, как в музыке!.. Когда мой ум не занят какой-нибудь
проблемой, я люблю воспроизводить доказательства математических и физических
теорем, которые знал когда-то давно. В этом нет никакой цели, а просто
возможность погрузиться в приятнейшее занятие -- думать..."
20 августа 1949 г., отвечая на вопрос о научной мотивации, Эйнштейн
написал по-английски:
"Движущей силой моей научной работы служит непреодолимое желание понять
тайны природы -- и никакие иные чувства. Моя любовь к справедливости и
стремление содействовать улучшению условий человеческой жизни совершенно
независимы от моих научных интересов".
Вот фраза из письма, которое Эйнштейн отослал 13 февраля 1934 г. одному
весьма заинтересованному неспециалисту, с которым переписывался:
"Что до поисков истины, я знаю по собственному опыту мучительных
исканий, с многими тупиками, как трудно сделать хотя бы один надежный шаг,
каким бы маленьким он ни был, на пути понимания подлинно значимых вещей".
В берлинские дни Эйнштейн часто посещал Голландию, где у него было
много научных друзей. В Лейдене Эйнштейн сделал запись в памятной книге
профессора Каммерлинга-Оннеса, пионера физики низких температур, получившего
Нобелевскую премию по физике в 1913 г. Запись Эйнштейна датирована 11 ноября
1922 г.:
"Ученому-теоретику не позавидуешь. Ведь природа, точнее эксперимент, --
неумолимый и не очень дружелюбный судья его работы. Он никогда не говорит
теории "Да". В лучшем случае он говорит "Возможно", а в подавляющем
большинстве случаев -- просто "Нет". Если опыт согласуется с теорией, это
означает для теории "Возможно"; если не согласуется, это означает "Нет".
Вероятно, каждая теория рано или поздно услышит свое "Нет", а большинство
теорий слышит это сразу после рождения".
26 мая 1936 г. Эйнштейн так ответил на вопросы корреспондента из
Колорадо:
"Внешние события, могущие определить направление мыслей и поступков
человека, вероятно, бывают в жизни каждого. Но на большинство людей такие
события не влияют. Когда я был маленьким мальчиком, отец показал мне компас,
и то сильнейшее впечатление, которое он произвел на меня, несомненно,
сыграло роль в моей жизни.
Я впервые узнал о работе Римана, когда основные принципы общей теории
относительности давно уже отчетливо сложились у меня".
Эйнштейн часто говорил об изумлении, которое испытал, увидев компас.
Это было громадное событие в его жизни. Что до замечания о работе Римана,
оно весьма характерно. Эйнштейн использовал работу Римана как математический
базис общей теории относительности, и некоторые люди думали, что он опирался
на нее с первых шагов, до того как физические идеи были сформулированы в их
первоначальном виде. Это не единственное высказывание Эйнштейна,
затрагивающее подобные вопросы.
17 февраля 1908 г. огорченный Эйнштейн в бернском патентном бюро
написал открытку немецкому физику Иоганнесу Штарку, который вскоре получил
Нобелевскую премию. Вот выдержка:
"Я был несколько ошеломлен тем, что вы не признаете моего приоритета в
установлении связи между инерционной массой и энергией".
Речь шла о знаменитом теперь уравнении Эйнштейна Е = тс2. 19
февраля Штарк ответил подробным письмом; он выражал теплые дружеские чувства
и восхищение и уверял Эйнштейна, эксперта патентного бюро, что где только
может благоприятно отзывается о нем и что Эйнштейн глубоко заблуждается,
если думает по-иному. 22 февраля 1908 г. Эйнштейн ответил:
"Если бы я уже не сожалел, еще до получения вашего письма, о том, что
поддался мелочным побуждениям и заговорил о приоритете, то ваше подробное
письмо ясно показало бы мне, что моя обида была напрасной. Люди, которым
посчастливилось сделать вклад в развитие науки, не должны позволять таким
вещам омрачать радость при созерцании плодов общих усилий".
К сожалению, этот дружеский обмен письмами имел недружественное
продолжение.
С приходом нацистов к власти Штарк, как и многие другие, превратился в
злобного и догматичного критика Эйнштейна и его работ.
В марте 1927 г. Эйнштейн прочитал лекцию, которую один из слушателей
дословно записал и предложил Арнольду Берлинеру, редактору научного журнала
"Die Naturwissenschaften"; Берлинер запросил Эйнштейна, который ответил так:
"Я против публикации, потому что лекция моя недостаточно оригинальна.
Нужно относиться к себе особенно придирчиво. Если хочешь, чтобы тебя
продолжали читать, нельзя печатать ничего малозначительного".
В феврале 1949 г. в рецензии на превосходную биографию Эйнштейна,
принадлежащую перу Филиппа Франка, был мимоходом брошен упрек другому
писателю -- Максу Броду; тот был взбешен, и Эйнштейн в письме от 22 февраля
1949 г. утешал его:
"Ваш справедливый гнев по поводу рецензии в Литературном приложении к
лондонской "Тайме" (The Times Literary Supplement) вызвал у меня добродушное
удивление. Некто за ничтожную плату и после поверхностного знакомства пишет
нечто, звучащее полуправдоподобно, и чего никто внимательно не читает. Как
же вы можете принимать все это всерьез? Обо мне печатали целые чемоданы
такой наглой лжи и такие небылицы, что я давно лежал бы в могиле, если бы
обращал на них внимание. Нужно утешать себя мыслью, что Время -- это сито,
через которое большинство этих важных вещей уплывает в океан забвения. А то,
что остается после просеивания, тоже зачастую банально и скверно".
Вот еще фраза на эту тему из письма Эйнштейна его другу Эренфесту от 21
марта 1930 г.:
"Что касается меня, то малейший писк тотчас превращается в соло на
трубе". Выдержка из письма Эйнштейна биографу Карлу Зеелигу от 25 октября
1953 г.:
"Раньше мне никогда не приходило в голову, что любое случайно
оброненное мною замечание будет подхвачено и увековечено. Если бы знал, еще
глубже спрятался бы в своей раковине".
Эйнштейна озадачивали некоторые черты английского характера. Элен
Дюкас, секретарь Эйнштейна, живо вспоминает, как в 1930 г., во время
короткой остановки в Саутхемптоне по пути в США, британский репортер спросил
у нее, можно ли встретиться с Эйнштейном. Зная Эйнштейна, она ответила:
"нет" -- и приготовилась к сражению. К ее удивлению, репортер принял это
"нет" без возражений и ушел. Это был не единственный случай. Другие
английские журналисты вели себя точно так же. Она рассказала о них
Эйнштейну, и это нашло отражение в его путевом дневнике:
"3 декабря 1930 г. (Саутхемптон): ...В Англии даже репортеры сдержанны!
Честь тому, для кого честь -- не пустой звук. Достаточно простого "нет!".
Мир может еще многому здесь поучиться -- вот только я не хочу учиться и
всегда одет небрежно, Даже за священным таинством обеда".
Позднее профессор Ф.А. Линдеман, будущий научный советник Уинстона
Черчилля, устроил для Эйнштейна поездку в Оксфорд. Эйнштейн остановился в
Крайст Черч Колледже, обычаи и обряды в котором почти ничем не отличались от
обычаев и обрядов других оксфордских колледжей. Как и большинство из них,
Крайст Черч Колледж предназначался только для лиц мужского пола. В комнатах
было холодно.
Каждый вечер преподаватели и студенты -- пятьсот человек -- в
академических мантиях торжественно собирались в большом зале на обед; при
этом читалась латинская молитва. Вот дневниковая запись Эйнштейна:
"Оксфорд, 2/3 мая 1931 г.: тихо живу в своей келье; сильно мерзну.
Вечер: торжественный обед со святой длиннополой братией".
А вот запись другого рода, рассказывающая о буре на море:
"10 декабря 1931 г.: никогда прежде не видал я такого шторма, как
нынешней ночью... Море непередаваемо величественно, особенно когда в него
погружается солнце. Чувствуешь себя так, будто растворился в природе и
слился с ней. Сильнее обычного ощущаешь незначительность отдельного
человека, и это делает тебя счастливым".
Перевод с английского А.Н. Лука
OCR: Айбек Бегалин
---------------------------------------------------------------
Albert Einstein: the Human Side,
Selected and edited by H, Dukas & B, Hoffmann, Princeton University
Press, 1979) журнал "Вопросы философии" 1, 1991г., Москва, изд. "Наука"
ФИЛОСОФСКИЕ БИОГРАФИИ
Альберт Эйнштейн был не только крупнейшим ученым своего времени, но и
самым знаменитым. Кроме того, он имел обыкновение отвечать на письма. Все
это вместе взятое сделало возможным настоящую книжку. В отличие от ее
предшественницы "Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь'1, (См.: X о
ф м a h Б, При участия Э, Дюкас. Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь. Пер. с
англ. М„ 1983, (прим, ред.)) эта книга -- не биография; не дает она и
объяснения идей Эйнштейна. Она не разбита на главы, не имеет именного и
предметного указателей, оглавления и, на первый взгляд, никакого плана. Ее
основу составили отрывки из ранее не публиковавшихся писем и других записей,
которые Эйнштейн делал не для печати. Нет нужды подробнее говорить о них --
они сами достаточно красноречивы.
Порядок их представления читателю не совсем случаен. Он подобен
воспоминаниям о богатой событиями жизни. Каждое из них вызывает неожиданный
поворот памяти, перескакивающей через годы от одного воспоминания к другому,
согласно своей собственной логике. В книге несколько таких последовательных
цепочек, и они разделены в тексте более заметно, чем отдельные "сюжеты".
Каждый сюжет представляет собою нечто законченное. Но книгу нужно читать
целиком: это с виду бессистемное ознакомительное путешествие, но общее
впечатление от него поможет лучше понять Эйнштейна как человека.
Для тех, кому нужна схема маршрута, прилагаем в конце книги краткую
хронологию основных событий жизни Эйнштейна.
Книгу об Эйнштейне уместно начать с нарушения сразу трех правил. Мы
расскажем о письме, которое, во-первых, осталось без ответа; во-вторых, для
его пояснения понадобятся подстраничные сноски; в-третьих, это письмо уже
публиковалось ранее.
Летом 1952 г. Карл Зеелиг, биограф Эйнштейна, попросил его сообщить
подробности о первой почетной докторской степени. В своем ответе Эйнштейн
рассказал о событиях 1909 г.; в ту пору он по-прежнему зарабатывал на жизнь
в Швейцарском патентном бюро в Берне, хотя еще за четыре года до этого
выступил со специальной теорией относительности. Летом 1909 г. Женевский
университет, основанный Кальвином, в ознаменование своего 350-летия присудил
свыше ста почетных докторских степеней, Вот что написал об этом Эйнштейн:
"Однажды в бернском патентном бюро мне вручили большой конверт, в
который был вложен лист великолепной бумаги. На нем весьма-весьма колоритно
(я подумал,
что по латыни) (На самом деле -- по-французски, прописными буквами) был
напечатан какой-то текст, показавшийся мне неинтересным и не имеющим ко мне
отношения. Поэтому он тут же отправился в корзину для мусора. Позже я узнал,
что это приглашение на кальвиновские торжества и извещение о присуждении
степени почетного доктора Женевского университета (В этом выразительном
документе была опечатка, которая, возможно, запечатлелась в подсознании
Эйнштейна и повлияла на его реакцию: получатель ученой степени был обозначен
не как "Эйнштейн", а как "Тинштейн"). Видимо, в университете правильно
истолковал мое молчание и обратились к моему другу Люсьену Шавану, который
был родом из Женевы, но жил в Берне. Он убедил меня поехать в Женеву, потому
что это было практически неизбежно, но не посвятил в подробности.
Я отправился туда в назначенный День и вечером в ресторане маленькой
гостиницы, где мы остановились, встретил нескольких цюрихских профессоров...
Все рассказывали, для чего прибыли сюда. Спросили и меня, и я должен был
сознаться, что не имею ни малейшего представления. Однако другие знали и
сообщили мне по секрету. На следующий день предстояло продефилировать в
академической профессии. Но я приехал в соломенной шляпе и повседневном
пиджаке. Моя просьба освободить меня от участия в процессии была решительно
отвергнута, и торжества получились очень забавные -- в той мере, в какой они
касались меня.
Празднование закончилось самым обильным пиршеством из всех, на которых
мне доводилось бывать. Я спросил одного из женевских "отцов города", с
которым сидел рядом: "Знаете ли вы, что сделал бы Кальвин, будь он здесь?".
Сосед полюбопытствовал -- что же именно? Тогда я ответил: "Он устроил бы
пожар и сжег нас всех за грех обжорства". Мой собеседник не издал ни звука,
и на этом обрываются мои воспоминания о достославном праздновании".
В конце 1936 г. Бернское научное общество прислало Эйнштейну почетный
диплом. 4 января 1937 г. он ответил из Принстона:
"Вы не можете себе представить, как я обрадован тем, что Бернское
научное общество хранит обо мне добрую память. Это было послание из моей
давно минувшей молодости. Вспомнились содержательные и уютные вечерние
заседания и особенно профессор-терапевт Сали с его восхитительными
комментариями к лекциям. Я сразу же вставил диплом в рамку, и это
единственный из подобных символов признания, который висит в моем кабинете,
напоминая о Берне и старых друзьях.
Прошу передать свою сердечную благодарность членам Общества и
рассказать им, как высоко я ценю их доброту".
Необходимое добавление. Когда прибыл этот документ, Эйнштейн
воскликнул: "Его я непременно вставлю в рамку и повешу на стене -- ведь они
долго насмехались надо мной и над моими идеями". Разумеется, он получал
множество других отличий. Но не вставлял в рамки и не вешал на стенку. Он
складывал их в дальний угол, который называл "уголком тщеславия"
("Protzenecke").
В 1915 г. в Берлине, в разгар первой мировой войны, Эйнштейн завершил
свой шедевр -- общую теорию относительности. В ней было не только обобщение
специальной теории относительности, но излагалась и новая теория тяготения.
Среди прочих явлений, она предсказывала отклонение световых лучей в
гравитационном поле, что и подтвердили английские ученые, особенно Артур
Эддингтон, во время солнечного затмения 1919 г. Когда было официально
объявлено о подтверждении, Эйнштейн за одну ночь стал знаменит на весь мир.
Он никогда не мог этого понять. Посылая рождественскую открытку своему другу
Генриху Зангеру в Цюрих, он писал:
"Слава делает меня все глупее и глупее, что, впрочем, вполне обычно.
Существует громадный разрыв между тем, что человек собою представляет, и
тем, что другие думают о нем или, по крайней мере, говорят вслух. Но все это
нужно принимать беззлобно".
Слава Эйнштейна не меркла и вызвала колоссальный поток разнообразных
писем. Например, школьница из Вашингтона 3 января 1943 г. жаловалась, что ей
с трудом дается математика и приходится заниматься больше других, чтобы не
отстать от товарищей. Ответив по-английски из Принстона 7 января 1943 г.,
Эйнштейн, в частности, писал:
"Не огорчайтесь своими трудностями с математикой, поверьте, мои
затруднения еще больше, чем ваши".
Вернемся в 1895 год. После Годичного перерыва Эйнштейн стал учеником
швейцарской Кантональной Школы Аргау в г. Аарау. 7 ноября 1896 г. он
направил дирекции школы свою автобиографию:
"Родился 14 марта 1879чг. в Ульме; в возрасте одного года
переехал в Мюнхен, где оставался до зимы 1894--95 гг. Там поступил в
начальную школу, а затем в луитпольдовскую гимназию. Закончил шесть классов,
после чего до осени прошлого года жил в Милане и учился самостоятельно.
Прошлой осенью поступил в Кантональную школу в Аарау, и теперь осмеливаюсь
просить о разрешении сдавать выпускной экзамен. Предполагаю после этого
изучать математику и физику на шестом отделении Федерального
Политехнического института".
Спустя много лет Эйнштейну, теперь уже прославленному, вновь
представился случай написать автобиографию. В ней есть несколько любопытных
штрихов..
В 1652 г. в г. Галле была основана Германская Академия Ученых кайзера
Леопольда; в свое время ее членом был Гете. 17 марта 1932 г. на заседании по
случаю столетия со дня смерти Гете общим голосованием было принято решение
-- пригласить Эйнштейна в члены Академии. Эйнштейн дал согласие, и президент
Академии по давней традиции направил ему анкету из девяти пунктов. Места
было мало, и Эйнштейн отвечал на вопросы телеграфным стилем.
Нацисты еще не пришли к власти, но антисемитская пропаганда стала уже
весьма крикливой. Поэтому особый интерес представляет ответ Эйнштейна на
первый вопрос:
I. Родился от еврейских родителей 14 марта 1879 г. в Ульме. Мой отец,
коммерсант, вскоре после моего рождения переехал в Мюнхен, а в 1893 г. в
Италию, где оставался до своей смерти (1902 г.). У меня нет братьев, но есть
сестра в Италии.
Второй и третий пункты касались подробностей юности к образования, и
Эйнштейн добросовестно представил все сведения. Четвертый вопрос был о
научяой карьере. Эйнштейн ответил так:
IV. С 1900 по 1902 гг. был в Швейцарии частным репетитором, время от
времени меня приглашали в домашние учителя; тогда же стал швейцарским
подданным. В 1902-1909 гг. работал экспертом Федерального патентного бюро, в
1909-11 гг. --ассистентом Цюрихского университета; в 1911-12 гг. был
профессором теоретической физики в Пражском университете, а в 1912-14 гг. --
в Федеральном Политехническом институте в Цюрихе. В 1914 г. стал
оплачиваемым членом Прусской Академии наук в Берлине и получил возможность
полностью посвятить себя научно-исследовательской работе.
Пятый пункт спрашивал о достижениях и публикациях. Некоторые даты,
приведенные в ответе, вызывают недоумение. Например, специальная теория
относительности была опубликована в 1905 г., а не в 1906 г.; общая теория
относительности -- в 1915 г., а не в 1916 г. Вполне возможно, что Эйнштейн
отвечал по памяти, а память его подводила. Вот что он написал:
V. Почти все мои публикации представляют собою небольшие статьи по
физике; большею частью они печатались в "Анналах физики" и "Трудах Прусской
Академии наук". Важнейшие из них посвящены следующей тематике:
броуновское движение (1905),
теоретическое обоснование формулы Планка и световые кванты (1905,
1917),
специальная относительность и масса энергии (1006).
общая относительность (1916 и позже).
Следует упомянуть еще о статьях по тепловым флуктуациям, а также о
статье (1931), написанной совместно с проф. В. Майером, о единой природе
тяготения и электричества.
Шестой пункт спрашивал о научных путешествиях. Он ответил так:
VI. Время от времени совершал лекционные турне по Франции, Японии,
Аргентине, Англии и США. Поездки -- за исключением визитов в Пасадену -- не
были связаны с проведением научных исследований.
Седьмой пункт спрашивал о целях его работы. Он ответил:
VII. Подлинная цель моих исследований всегда состояла в том, чтобы
добиться упрощения теоретической физики и ее объединения в целостную
систему. Я сумел удовлетворительно осуществить эту цель для макромира, но не
для квантов и структуры атомов. Думаю, что, несмотря на значительные успехи,
современная квантовая теория все еще далека от удовлетворительного решения
последней группы проблем.
Восьмой пункт касался наград и отличий. Ответ гласил:
VIII. Я стал членом многих и многих научных обществ, мне присудили
несколько медалей, а также нечто вроде звания "гостящего профессора" в
Лейденском университете. Такие же отношения у меня с Оксфордским
университетом (Колледж Крайст Черч).
Необычно в этом перечислении отсутствие упоминания о Нобелевской премии
1921 г. по физике. Конечно же, это нельзя приписать только плохой памяти.
Последний пункт был весьма приземленным: нужно было указать свой точный
почтовый адрес.
В школе г. Аарау Эйнштейн изучал французский язык. Вот более или менее
точный перевод (с учетом исправлений, сделанных преподавателем) сочинения,
которое Эйнштейн написал по-французски. Ему было тогда шестнадцать лет. Судя
по заглавию, тема сочинения была предложена всему классу:
"Мои планы на будущее
Счастливый человек слишком поглощен настоящим, чтобы много размышлять о
будущем. Но с другой стороны, именно молодые люди любят строить смелые
планы. Кроме того, для молодого человека естественно составить по
возможности точное представление о своих целях и желаниях.
Если мне посчастливится успешно выдержать экзамены, я поступлю в
Федеральный институт технологии в г. Цюрихе. Четыре года буду изучать там
математику и физику. В мечтах вижу себя профессором этой области
естественных наук, предпочитая их теоретическую часть.
Вот причины, побудившие меня избрать этот план. Прежде всего,
способность к абстрактному и математическому мышлению, отсутствие фантазии и
практической хватки. Мои желания и склонности ведут меня к такому же
решению. Это вполне естественно. Человеку всегда нравится делать то, к чему
у него есть талант. К тому же профессия ученого дает человеку известную долю
независимости, что очень привлекает меня."
Сестра Эйнштейна Майя в коротком и неопубликованном биографическом
очерке упомянула об отсутствии у Эйнштейна интереса к материальным
предметам, которые высоко ценят другие люди, считая их необходимыми. Она
сообщает, к примеру: "В юности он часто любил повторять: в моей столовой мне
не нужно ничего, кроме соснового стола, скамьи и нескольких стульев".
Вот выдержка из письма сестре в 1898 г., когда Эйнштейн был студентом в
Цюрихе (он обращался к ней в письмах "Дорогая сестра", точно так же, как
впоследствии к бельгийской королеве Елизавете -- "Дорогая королева"):
"Больше всего меня угнетают денежные невзгоды моих родителей. Меня
глубоко удручает, что я, взрослый человек, вынужден стоять в стороне сложа
руки, неспособный оказать хоть какую-нибудь помощь. Я стал обузой для
семьи... Лучше бы мне вовсе не родиться на свет. Порою одна лишь мысль
поддерживает меня и не дает впасть в отчаяние -- я всегда делал все, что в
моих маленьких силах, и ни в нынешнем, ни в минувшем году не позволял себе
никаких забав и развлечений, за исключением тех, которые связаны с моими
занятиями".
Вскоре после этого в том же 1898 г., когда финансовое положение
родителей несколько улучшилось, Эйнштейн писал сестре:
"Мне приходится много работать, но все же не чересчур много. Время от
времени удается выкроить .часок и побездельничать в живописных окрестностях
Цюриха. Я счастлив при мысли, что худшее для моих родителей уже позади. Если
бы все жили, как я, не было бы приключенческих романов...
От ранних студенческих дней перейдем к первым дням в Прусской Академии
наук в Берлине. В 1918 г., после того как общая теория относительности была
завершена, Федеральный институт технологии в Цюрихе стал прощупывать почву
-- не согласится ли Эйнштейн оставить Берлин и вернуться в Цюрих на
должность профессора. Он писал сестре по этому поводу (многоточие стоит и в
подлиннике письма):
"Не могу заставить себя бросить все в Берлине, где люди были так добры
и так помогли мне. Как счастлив был бы я 18 лет тому назад, если бы мог
тогда стать скромным ассистентом в Федеральном институте! Но мне это не
удалось. Мир -- сумасшедший дом. Известность означает все. В конце концов и
другие люди могут читать хорошие лекции -- но..."
Приведенное ниже письмо сестре Майе помечено 31 августа 1935 г. Много
воды утекло после тех первых дней в Берлине. Эйнштейн теперь в Принстоне, он
добивается такого обобщения теории относительности, чтобы она стала единой
теорией поля. В то же время все в нем противилось событиям, развертывавшимся
в квантовой теории, с которыми физики в большинстве своем соглашались.
Однако погруженность в физику не заслоняла от него событий внешнего мира. Он
пишет сестре:
"Моя работа после многообещающего начала движется медленно и урывками.
В фундаментальных исследованиях по физике мы продвигаемся наощупь, никто не
доверяет попыткам других людей, вкладывающих в них свои надежды. Всю жизнь
испытываешь напряженность -- до самого 'момента, когда нужно уйти навсегда.
Мне остается утешение, что существенная часть моей работы вошла в признанный
фундамент нашей науки.
Крупные политические свершения нашего времени вызывают чувство
беспросветности; в нашем поколении ощущаешь себя совершенно одиноким.
Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали
уважать то, что ценою огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие
поколения... В конечном счете основой всех человеческих ценностей служит
нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о
беспримерном величии Моисея. Какой контраст с нынешними людьми!"
В 1936 г. Эйнштейн писал сестре:
"Накапливается корреспонденция, на которую я не ответил, и растет
количество справедливо недовольных мною людей. Но может ли быть иначе с
одержимым человеком? Как и в юности, я сижу здесь бесконечно, думаю, делаю
расчеты, надеясь добраться до глубоких тайн. Так называемый Большой Мир, то
есть людская суета, притягивает меня меньше чем когда-либо; с каждым днем
все больше превращаюсь в отшельника".
Вот выдержки из письма, которое Эйнштейн отправил из Берлина своему
другу Генриху Зангеру в Цюрих весной 1918 г. Общая теория относительности
уже опубликована, но солнечное затмение, подтвердившее ее, и мировая слава
еще впереди. Старший сын Эйнштейна в 14 лет проявил живой интерес к технике
и машиностроению:
"Вначале предполагалось, что и я стану инженером. Но мне была
невыносима мысль использовать изобретательность ума для вещей, лишь
усложняющих повседневную жизнь, -- и все ради тоскливой погони за деньгами.
Мышление ради мышления, как в музыке!.. Когда мой ум не занят какой-нибудь
проблемой, я люблю воспроизводить доказательства математических и физических
теорем, которые знал когда-то давно. В этом нет никакой цели, а просто
возможность погрузиться в приятнейшее занятие -- думать..."
20 августа 1949 г., отвечая на вопрос о научной мотивации, Эйнштейн
написал по-английски:
"Движущей силой моей научной работы служит непреодолимое желание понять
тайны природы -- и никакие иные чувства. Моя любовь к справедливости и
стремление содействовать улучшению условий человеческой жизни совершенно
независимы от моих научных интересов".
Вот фраза из письма, которое Эйнштейн отослал 13 февраля 1934 г. одному
весьма заинтересованному неспециалисту, с которым переписывался:
"Что до поисков истины, я знаю по собственному опыту мучительных
исканий, с многими тупиками, как трудно сделать хотя бы один надежный шаг,
каким бы маленьким он ни был, на пути понимания подлинно значимых вещей".
В берлинские дни Эйнштейн часто посещал Голландию, где у него было
много научных друзей. В Лейдене Эйнштейн сделал запись в памятной книге
профессора Каммерлинга-Оннеса, пионера физики низких температур, получившего
Нобелевскую премию по физике в 1913 г. Запись Эйнштейна датирована 11 ноября
1922 г.:
"Ученому-теоретику не позавидуешь. Ведь природа, точнее эксперимент, --
неумолимый и не очень дружелюбный судья его работы. Он никогда не говорит
теории "Да". В лучшем случае он говорит "Возможно", а в подавляющем
большинстве случаев -- просто "Нет". Если опыт согласуется с теорией, это
означает для теории "Возможно"; если не согласуется, это означает "Нет".
Вероятно, каждая теория рано или поздно услышит свое "Нет", а большинство
теорий слышит это сразу после рождения".
26 мая 1936 г. Эйнштейн так ответил на вопросы корреспондента из
Колорадо:
"Внешние события, могущие определить направление мыслей и поступков
человека, вероятно, бывают в жизни каждого. Но на большинство людей такие
события не влияют. Когда я был маленьким мальчиком, отец показал мне компас,
и то сильнейшее впечатление, которое он произвел на меня, несомненно,
сыграло роль в моей жизни.
Я впервые узнал о работе Римана, когда основные принципы общей теории
относительности давно уже отчетливо сложились у меня".
Эйнштейн часто говорил об изумлении, которое испытал, увидев компас.
Это было громадное событие в его жизни. Что до замечания о работе Римана,
оно весьма характерно. Эйнштейн использовал работу Римана как математический
базис общей теории относительности, и некоторые люди думали, что он опирался
на нее с первых шагов, до того как физические идеи были сформулированы в их
первоначальном виде. Это не единственное высказывание Эйнштейна,
затрагивающее подобные вопросы.
17 февраля 1908 г. огорченный Эйнштейн в бернском патентном бюро
написал открытку немецкому физику Иоганнесу Штарку, который вскоре получил
Нобелевскую премию. Вот выдержка:
"Я был несколько ошеломлен тем, что вы не признаете моего приоритета в
установлении связи между инерционной массой и энергией".
Речь шла о знаменитом теперь уравнении Эйнштейна Е = тс2. 19
февраля Штарк ответил подробным письмом; он выражал теплые дружеские чувства
и восхищение и уверял Эйнштейна, эксперта патентного бюро, что где только
может благоприятно отзывается о нем и что Эйнштейн глубоко заблуждается,
если думает по-иному. 22 февраля 1908 г. Эйнштейн ответил:
"Если бы я уже не сожалел, еще до получения вашего письма, о том, что
поддался мелочным побуждениям и заговорил о приоритете, то ваше подробное
письмо ясно показало бы мне, что моя обида была напрасной. Люди, которым
посчастливилось сделать вклад в развитие науки, не должны позволять таким
вещам омрачать радость при созерцании плодов общих усилий".
К сожалению, этот дружеский обмен письмами имел недружественное
продолжение.
С приходом нацистов к власти Штарк, как и многие другие, превратился в
злобного и догматичного критика Эйнштейна и его работ.
В марте 1927 г. Эйнштейн прочитал лекцию, которую один из слушателей
дословно записал и предложил Арнольду Берлинеру, редактору научного журнала
"Die Naturwissenschaften"; Берлинер запросил Эйнштейна, который ответил так:
"Я против публикации, потому что лекция моя недостаточно оригинальна.
Нужно относиться к себе особенно придирчиво. Если хочешь, чтобы тебя
продолжали читать, нельзя печатать ничего малозначительного".
В феврале 1949 г. в рецензии на превосходную биографию Эйнштейна,
принадлежащую перу Филиппа Франка, был мимоходом брошен упрек другому
писателю -- Максу Броду; тот был взбешен, и Эйнштейн в письме от 22 февраля
1949 г. утешал его:
"Ваш справедливый гнев по поводу рецензии в Литературном приложении к
лондонской "Тайме" (The Times Literary Supplement) вызвал у меня добродушное
удивление. Некто за ничтожную плату и после поверхностного знакомства пишет
нечто, звучащее полуправдоподобно, и чего никто внимательно не читает. Как
же вы можете принимать все это всерьез? Обо мне печатали целые чемоданы
такой наглой лжи и такие небылицы, что я давно лежал бы в могиле, если бы
обращал на них внимание. Нужно утешать себя мыслью, что Время -- это сито,
через которое большинство этих важных вещей уплывает в океан забвения. А то,
что остается после просеивания, тоже зачастую банально и скверно".
Вот еще фраза на эту тему из письма Эйнштейна его другу Эренфесту от 21
марта 1930 г.:
"Что касается меня, то малейший писк тотчас превращается в соло на
трубе". Выдержка из письма Эйнштейна биографу Карлу Зеелигу от 25 октября
1953 г.:
"Раньше мне никогда не приходило в голову, что любое случайно
оброненное мною замечание будет подхвачено и увековечено. Если бы знал, еще
глубже спрятался бы в своей раковине".
Эйнштейна озадачивали некоторые черты английского характера. Элен
Дюкас, секретарь Эйнштейна, живо вспоминает, как в 1930 г., во время
короткой остановки в Саутхемптоне по пути в США, британский репортер спросил
у нее, можно ли встретиться с Эйнштейном. Зная Эйнштейна, она ответила:
"нет" -- и приготовилась к сражению. К ее удивлению, репортер принял это
"нет" без возражений и ушел. Это был не единственный случай. Другие
английские журналисты вели себя точно так же. Она рассказала о них
Эйнштейну, и это нашло отражение в его путевом дневнике:
"3 декабря 1930 г. (Саутхемптон): ...В Англии даже репортеры сдержанны!
Честь тому, для кого честь -- не пустой звук. Достаточно простого "нет!".
Мир может еще многому здесь поучиться -- вот только я не хочу учиться и
всегда одет небрежно, Даже за священным таинством обеда".
Позднее профессор Ф.А. Линдеман, будущий научный советник Уинстона
Черчилля, устроил для Эйнштейна поездку в Оксфорд. Эйнштейн остановился в
Крайст Черч Колледже, обычаи и обряды в котором почти ничем не отличались от
обычаев и обрядов других оксфордских колледжей. Как и большинство из них,
Крайст Черч Колледж предназначался только для лиц мужского пола. В комнатах
было холодно.
Каждый вечер преподаватели и студенты -- пятьсот человек -- в
академических мантиях торжественно собирались в большом зале на обед; при
этом читалась латинская молитва. Вот дневниковая запись Эйнштейна:
"Оксфорд, 2/3 мая 1931 г.: тихо живу в своей келье; сильно мерзну.
Вечер: торжественный обед со святой длиннополой братией".
А вот запись другого рода, рассказывающая о буре на море:
"10 декабря 1931 г.: никогда прежде не видал я такого шторма, как
нынешней ночью... Море непередаваемо величественно, особенно когда в него
погружается солнце. Чувствуешь себя так, будто растворился в природе и
слился с ней. Сильнее обычного ощущаешь незначительность отдельного
человека, и это делает тебя счастливым".