Дюма Александр. Асканио

   – О, ваш отец цел и невредим, мадемуазель! Цел и невредим, благодарение господу богу! – воскликнул Асканио.
   – Благодарить надо моего бедного мальчика, – подхватил Бенвенуто. – Он поставил себя под удар, предназначенный мессеру прево… И вы, господин д'Эстурвиль, можете смело сказать, что храбрец спас вам жизнь. Слышите? Да где же вы, мессер Робер? – спросил Челлини, в свою очередь ища глазами мессера Робера и не понимая, куда он исчез.
   – Он есть тут, сударь! – крикнул Герман.
   – Где это «тут»?
   – Тут. Он есть в темница.
   – О, господин Бенвенуто! – всплеснув руками, воскликнула Коломба, в голосе которой прозвучали и мольба и упрек, и побежала к сараю.
   – Откройте же, Герман! – приказал Челлини. Герман отпер дверь, и на пороге появился прево, несколько смущенный своей неудачей. Коломба обняла его.
   – О батюшка, – воскликнула она, – вы не ранены? Вам не причинили вреда? – И, говоря это, она смотрела на Асканио.
   – Нет, – ответил прево, как всегда, резко, – благодарение богу, со мной ничего не случилось.
   – И… и… вас правда спас этот молодой человек? – спросила Коломба запинаясь.
   – Не могу отрицать: он явился весьма кстати.
   – Да, да, господин прево, – сказал Челлини, – его пронзила шпага, направленная на вас… Да, мадемуазель Коломба, – повторял он, – ваш отец обязан жизнью отважному юноше, и, если господин прево не заявит об этом во всеуслышание, значит, он лгун и вдобавок человек неблагодарный!
   – Надеюсь, ваш спаситель не слишком дорого поплатился? – промолвила Коломба и вспыхнула, смущенная своей смелостью.
   – О мадемуазель, – воскликнул Асканио, – я готов был бы поплатиться жизнью!
   – Видите, мессер прево, как вас любят, – заметил Челлини. – Но боюсь, что Асканио ослаб. Повязка наложена, и мне кажется, ему следует отдохнуть.
   То, что Бенвенуто сказал прево об услуге, оказанной ему раненым, было сущей правдой; к тому же правда сама за себя говорит, и прево в глубине души понимал, что он обязан жизнью Асканио; он сделал над собой усилие, подошел к нему и сказал:
   – Молодой человек, передаю в ваше распоряжение часть моего замка.
   – Вашего замка, мессер Робер? – расхохотался Бенвенуто Челлини, который обрел хорошее расположение духа, несколько успокоившись за Асканио. – Вашего замка? Что ж, вам угодно, чтобы схватка возобновилась?
   – Как! – вскричал прево. – Уж не воображаете ли вы, что вам удастся изгнать нас с дочерью?
   – Вы ошибаетесь, мессер. Вы занимаете Малый Нельский замок – ну что ж, и оставайтесь в Малом. Будем жить в добром соседстве. Так вот, мессер:
   Асканио сейчас же водворится в Большом замке, и мы присоединимся к нему вечером. Ну, а если война нравится вам больше…
   – О отец!.. – воскликнула Коломба.
   – Нет, да будет мир! – произнес прево.
   – Мира без условий не бывает, господин прево, – произнес Бенвенуто. – Сделайте милость, последуйте за мной в Большой Нельский замок или, в знак дружбы, примите меня в Малом Нельском, и мы составим договор.
   – Я следую за вами, сударь, – ответил прево.
   – Согласен! – воскликнул Челлини.
   – Мадемуазель, – обратился господин д'Эстурвиль к дочери, – не вздумайте перечить мне. Ступайте домой и ждите моего возвращения.
   Коломба, несмотря на резкий тон приказания, подставила лоб отцу для поцелуя и, бросив на присутствующих прощальный взгляд так, чтобы и Асканио мог принять его на свой счет, удалилась.
   Юноша провожал ее глазами, пока она не скрылась. Затем он сам попросил, чтобы его унесли, ибо уже ничто его здесь не задерживало. Герман взял Асканио на руки, как ребенка, и перенес в Большой Нельский замок.
   – Право, мессер Робер… – сказал Бенвенуто, р свою очередь провожая глазами девушку, пока она не скрылась, – право, вы хорошо сделали, удалив мою бывшую пленницу. Говоря по чести, я должен благодарить вас за предусмотрительность: присутствие мадемуазель Коломбы, пожалуй, повредило бы моим делам, душа бы у меня смягчилась, и я забыл бы, что я победитель, а помнил бы только, что я художник, то есть поклонник совершенной формы и божественной красоты.
   Мессер д'Эстурвиль ответил на любезные речи весьма неучтивой гримасой; однако он последовал за ваятелем, стараясь скрыть скверное расположение духа, хоть и бормотал какие-то угрозы. Челлини, решив вывести недруга из себя, попросил д'Эстурвиля обойти вместе с ним его новое владение – замок; приглашение это было сделано с такой учтивостью, что прево не мог отказаться. Волей-неволей ему пришлось последовать за своим соседом, который заставил его заглянуть и в сад и в покои – словом, во все уголки и закоулки.
   – Да тут просто великолепно! – воскликнул Бенвенуто, закончив обход, во время которого оба они испытывали весьма противоречивые чувства. – Теперь я извиняю вас, поняв, отчего вам так жаль было покидать замок, господин прево. Нечего и говорить, вы всегда будете здесь желанным гостем, как только соблаговолите оказать мне честь и посетить, как нынче, мое бедное жилище.
   – Вы забываете, сударь, что сегодня я пришел лишь для того, чтобы узнать о ваших условиях и сообщить вам свои. Я жду.
   – Конечно, конечно, мессер Робер! Я в вашем распоряжении. Если разрешите, я первый поведаю о своих желаниях, а потом вы без помех выразите и свою волю.
   – Говорите.
   – Прежде всего – условимся о главном.
   – О чем же?
   – А вот о чем. «Условие первое: мессер Робер д'Эстурвиль, парижский прево, признает права Бенвенуто Челлини на владение Большим Нельским замком и навсегда отказывается от него».
   – Согласен, – ответил прево. – Но, если королю снова захочется отнять у вас то, что он отнял у меня, и передать замок кому-нибудь другому, само собой разумеется, я за это не отвечаю.
   – Гм… – протянул Челлини. – Тут кроется какой-то подвох, господин прево. Но все равно я отстою то, что завоевано. Далее.
   – Моя очередь, – произнес прево.
   – Справедливо, – сказал Челлини.
   – "Условие второе: Бенвенуто Челлини обязуется не совершать покушений на Малый Нельский замок, который является собственностью Робера д'Эстурвиля; больше того, он не будет пытаться проникнуть туда ни как сосед, ни под видом друга".
   – Пусть так, – заметил Бенвенуто, – хоть и нельзя сказать, что с вашей стороны любезно предлагать такое условие; если мне откроют дверь, то, разумеется, я из учтивости войду.
   – Следовательно, я отдам приказ не открывать дверей, – отвечал прево.
   – Далее.
   – Продолжаю. «Условие третье: первый двор, расположенный между Большим и Малым Нельскими замками, будет общим для обоих владений».
   – Весьма справедливо, – сказал Бенвенуто. – И, если мадемуазель Коломба захочет войти туда, я не задержу ее как пленницу.
   – О, не тревожьтесь! Моя дочь будет входить и выходить через дверь, которую я велю прорубить; я только хочу закрепить за собой право на проезд для колясок и телег.
   – Это все? – спросил Бенвенуто.
   – Да, – отвечал мессер Робер и тут же добавил:
   – Кстати, я надеюсь, что вы позволите мне вынести обстановку?
   – Весьма справедливо. Ваша обстановка принадлежит вам, как Большой Нельский – мне… Теперь, мессер прево, последнее дополнение к договору, дополнение, свидетельствующее о нашем доброжелательстве.
   – Говорите.
   – "Условие четвертое, и последнее: мессер Робер д'Эстурвиль и Бенвенуто Челлини не таят зла Друг против друга и уславливаются сохранять мир – мир честный и искренний".
   – Я готов принять это условие, – произнес прево, – поскольку оно не обязывает меня оказывать вам поддержку и помощь в случае нападения. Согласен, не стану причинять вам зла, но не обещаю оказывать услуги.
   – Ведь вы, господин прево, превосходно знаете, что я умею себя защитить, не правда ли? Поэтому, если вы, – добавил Челлини, протягивая ему перо, – подписываете, господин прево, то подписывайте.
   – Подписываю! – сказал прево со вздохом. Прево подписал, и каждая из договаривающихся сторон получила копию договора.
   Затем мессер д'Эстурвиль отправился в Малый Нельский замок: ему не терпелось выбранить бедную Коломбу за неосмотрительный поступок. Коломба опустила головку и не перечила отцу. Впрочем, она и не слушала его, она думала лишь об одном – об Асканио. Ей очень хотелось спросить, как его здоровье, но она не могла вымолвить ни слова, и имя прекрасного юноши так и не сорвалось с ее уст.
   А пока все это происходило по одну сторону стены, по другую сторону Катерина, за которой отправили посланца, вошла в Большой Нельский замок и с милой непосредственностью бросилась в объятия Челлини, пожала руку Асканио, поздравила Германа, осыпала насмешками Паголо… Она плакала, смеялась, задавала вопросы и все это делала одновременно. Надо сказать, что все утро девушка провела в тревоге. Звуки выстрелов из аркебузов доносились до нее и не давали ей молиться. Но вот наконец-то все кончилось хорошо; правда, есть убитые, есть раненые, зато остальные целы и невредимы. Скоццоне была весела, как всегда.
   Когда шум поутих, Асканио вспомнил, зачем пришел в замок школяр, вовремя явившийся им на помощь, и, обернувшись к Бенвенуто, сказал:
   – Учитель, вот мой товарищ Жак Обри. Мы собирались сегодня сыграть партию в мяч. При всем своем желании я не в силах быть его партнером, как говорит наш друг Герман. Но он так доблестно помог нам, что я осмеливаюсь просить вас: замените меня.
   – Охотно, – отвечал Бенвенуто. – Ну, держитесь, господин Обри!
   – Постараемся, постараемся, мессер!
   – Ну, а потом мы будем ужинать. И знайте: победитель должен осушить за ужином на две бутылки больше побежденного.
   – Это означает, господин Бенвенуто, что меня вынесут от вас мертвецки пьяным. Да здравствует веселье! Это мне нравится…
   И, взяв мячи и ракетки, оба направились в сад.

Глава 11. Совы, сороки и соловьи

   Тот день был днем воскресным, поэтому Челлини ничего не делал, он только играл в мяч; а после игры попивал вино и осматривал свои новые владения. Но на следующий же день стали перевозить вещи, и девять подмастерьев так старались, что два дня спустя все перевезли. На третий день Бенвенуто принялся за работу так спокойно, будто ничего и не произошло.
   Когда прево увидел, что окончательно побежден, когда он узнал, что мастерская Бенвенуто, ученики его и инструменты окончательно водворены в Большом Нельском замке, он снова пришел в ярость и стал вынашивать планы мести. Он был полон лютой злобы, когда на третий день утром, то есть в среду, к нему неожиданно явился де Мармань. Самовлюбленного хвастуна виконта всегда радовали, как всякого глупого и подлого человека, неудачи и несчастья ближних.
   – Итак, – сказал он, подходя к д'Эстурвилю, – я был прав, любезный прево?
   – Ах, это вы, виконт? Здравствуйте! – ответил д'Эстурвиль.
   – Так, значит, я был прав?
   – Увы, да. Как вы поживаете?
   – По крайней мере, мне не в чем себя упрекать, я тут ни при чем: ведь я вас предупреждал.
   – А что, король вернулся в Лувр?
   – Все это россказни, твердили вы: «Подумаешь, ремесленник, ничтожество! Хотел бы я на него посмотреть!» Ну что ж, вот вы и посмотрели, мой бедный друг!
   – Я вас спрашиваю: вернулся ли его величество из Фонтенбло?
   – Да, и жалел, что не был в Париже в воскресенье, не видел, стоя на одной из луврских башен, как его золотых и серебряных дел мастер победил прево.
   – А что говорят при дворе?
   – Говорят, что вы были разбиты наголову.
   – Гм…гм… – пробурчал прево, которого приводил в ярость неприятный разговор.
   – Как же это случилось? Неужели он нанес вам такое позорное поражение? – продолжал Мармань.
   – Но…
   – Он убил двух ваших стражников, не правда ли?
   – Как будто…
   – Если вы хотите их заменить, у меня к вашим услугам два храбреца, два итальянца-наемника. Правда, немного дороговато. Зато люди надежные. Были бы они у вас, дело приняло бы другой оборот.
   – Посмотрим, я не отказываюсь; если сам не найму, может быть, они пригодятся моему зятю, графу д'Орбеку.
   – Однако, что бы там ни говорили, но я просто не могу поверить, будто Бенвенуто вас собственноручно избил палкой.
   – Кто вам это сказал?
   – Все говорят. Одни негодуют, как я, другие смеются, как король.
   – Довольно! Борьба еще не кончена.
   – Глупо, что вы связались с этим грубияном. И ради чего? Ради низкой корысти.
   – Теперь я буду драться ради чести.
   – Вот если бы дело касалось женщины, тогда вы могли бы обнажить шпагу и проучить весь этот сброд, но из-за жилища…
   – Нельский замок – жилище, достойное самого короля.
   – Согласен. Но как вы допустили, чтобы из-за жилища, достойного короля, вас проучили, как простолюдина!
   – О, мне пришла в голову одна мысль! – воскликнул прево, вконец выведенный из терпения. – Черт возьми! Вы так мне преданны, что мне тоже хочется оказать вам дружескую услугу. И я в восторге, что выдался такой удачный случай. Любезный виконт, вы – дворянин, вы – секретарь короля, однако вам плохо живется на улице Юшетт. Между тем я недавно просил герцогиню д'Этамп – а она ни в чем мне не отказывает, вы это знаете – за одного своего друга: ему очень хотелось поселиться в каком-нибудь королевском дворце. Мне это удалось, хоть и не без труда; но оказалось, что мой подопечный отозван по неотложным делам в Испанию. Итак, у меня осталась грамота короля – она дает право занять любой дворец. Я не могу воспользоваться грамотой Не хотите ли вы воспользоваться ею? Я буду счастлив, что отплачу таким образом вам за вашу любезность, за услуги и искреннюю дружбу.
   – Милейший д'Эстурвиль, какую же услугу вы мне оказываете! Вы правы, у меня отвратительное жилище, и я двадцать раз жаловался на это королю.
   – Но я ставлю одно условие.
   – Какое?
   – А вот какое: раз вы можете выбрать любой из королевских дворцов, выберите…
   – Договаривайте, я жду.
   –..Нельский замок.
   – Ах, так это ловушка!
   – Полно, что вы! Вот вам и доказательство – королевская грамота за собственноручной подписью его величества. Остается только вписать имя и фамилию просителя и название дворца. Так вот, я пишу – Большой Нельский замок, а вы вольны вписать имя и фамилию, какие вам угодно.
   – Ну, а проклятый Бенвенуто?
   – Он ровно ничего не подозревает – его успокоил договор, заключенный между нами. Тот, кто захочет войны, найдет двери открытыми, и если придет в воскресенье, то будут пустыми и все залы. Кроме того, дело ведь не в том, чтобы выгнать Бенвенуто, а чтобы поделить с ним Большой Нельский замок. Ведь места там довольно для трех-четырех семейств. Бенвенуто внемлет доводам рассудка… Но что вы делаете?
   – Вписываю в конце грамоты свое имя и титул. Видите?
   – Однако берегитесь, ибо Бенвенуто может оказаться страшнее, чем вы думаете.
   – Хорошо! Я оставлю у себя наемников, и как-нибудь в воскресенье мы захватим его врасплох.
   – Как? Вы свяжетесь с грубияном ради низкой корысти?
   – Победителей не судят, да и к тому же я мщу за Друга.
   – В таком случае, желаю успеха! Я вас предупредил, Мармань.
   – В таком случае, вдвойне благодарю: во-первых, за подарок, во-вторых, за предупреждение.
   И Мармань, вне себя от радости, положил грамоту в карман и поспешил уйти, чтобы не упустить наемных убийц.
   – Отлично! – произнес, потирая руки и провожая его взглядом, мессер д'Эстурвиль. – Отправляйся, виконт. Одно из двух: или ты отомстишь за меня, победив Бенвенуто, или Бенвенуто отомстит тебе за насмешки надо мной. И в том и в другом случае я в выигрыше. Я всегда натравливаю Друг на друга своих врагов: пусть себе дерутся, пусть убивают друг друга, а я стану рукоплескать любому их удару, ибо любой удар доставит мне удовольствие.
   А сейчас, когда прево, горя ненавистью, задумал отомстить обитателям Большого Нельского замка, перейдем Сену и взглянем, как им пока живется. Мы уже сказали, что Бенвенуто со спокойной уверенностью сильного человека отдался работе, не тревожась, не подозревая о злопамятстве мессера д'Эстурвиля. Вот как ваятель проводил дни: поднимаясь с рассветом, он отправлялся в уединенную комнатку над литейной мастерской, окно которой выходило в сад Малого Нельского замка. Там он лепил модель статуи Гебы. После обеда, то есть в час пополудни, он входил в мастерскую, где трудился над Юпитером; вечером для отдыха играл в мяч или прогуливался. А вот как проводила день Катерина: она вертелась вьюном, шила, веселилась, пела, и ей больше нравилось в Большом Нельском замке, чем во дворце кардинала Феррарского. Рана еще не позволяла Асканио работать, но он не скучал – он мечтал.
   Теперь, если мы воспользуемся преимущественным правом воров и, перебравшись через стену, войдем в Малый Нельский замок, вот что мы там увидим: сначала Коломбу, как и Асканио мечтающую у себя в комнате, и да будет нам позволено до поры до времени ничего к этому не добавлять. Скажем только, что если мечты Асканио розовы, то мысли бедной Коломбы черны, как ночь. А вот и госпожа Перрина; она отправилась за провизией, и мы тоже, если вам угодно, последуем за ней.
   Мы совсем потеряли из виду достойную дуэнью. Откровенно говоря, смелость не являлась основной добродетелью этой дамы; она умышленно держалась в тени, в стороне от опасных событий, о которых мы рассказали, но теперь, когда мир восстановлен, розы на ее щеках снова зацвели, и в ту пору, когда к Бенвенуто вернулось вдохновение и он отдался творчеству, к ней вернулись веселое расположение духа, словоохотливость, любопытство, свойственное каждой кумушке, – словом, все добродетели домоправительницы.
   Когда госпожа Перрина отправлялась за провизией, ей приходилось пересекать общий двор обоих владений, так как новые ворота в ограде Малого Нельского замка еще не были пробиты. И вот случилось так, что Руперта, старая служанка Бенвенуто, вышла именно в ту самую минуту за провизией для обеда. Обе эти уважаемые и достойные особы были слишком высокого мнения друг о друге, чтобы разделять неприязнь своих хозяев.
   Вот почему они отправились в путь вместе в самом трогательном согласии; ну, а так как дорога кажется наполовину короче, когда с кем-нибудь болтаешь, они и болтали. Госпожа Перрина начала с того, что познакомила Руперту с ценами на съестные припасы и с фамилиями лавочников здешнего квартала, затем разговор у них стал задушевнее и интереснее.
   – Стало быть, у вашего хозяина свирепый нрав, а? – спросила госпожа Перрина.
   – Что вы! Если его не обижаешь, он кроток, просто как Христос; вот если не выполнишь его воли, тогда держись! Уж очень он любит, чтобы все делали, как он хочет. Такой у него нрав. А если он что заберет в голову, то тут всем чертям ада с ним не справиться. Зато будет послушен, как ребенок, если ему покажется, что ты ему подчиняешься. И до того уж обходителен! Послушайте только, как он со мной беседует: «Госпожа Руперти, – он меня зовет „Руперти“ на свой иностранный лад; по-настоящему я называюсь Руперта, – госпожа Руперти, баранья ножка превосходно зажарена, в самый раз, да и бобы приправлены на славу; право, госпожа Руперти, право, вы королева стряпух!» Да так любезно скажет все это, что сердце у меня просто тает.
   – Вот как! Но, говорят, он людей убивает.
   – О да, попробуй пойди наперекор – сразу убьет! Таков уж обычай в его стране. Убьет защищаясь, если на него нападут. А вообще он превеселый и уж такой приветливый!
   – Я его никогда не видала. Он рыжий, не правда ли?
   – Да нет же! Черноволосый, как мы с вами, то есть как я прежде была… Ах, так вы его никогда не видели? Хорошо. Зайдите ко мне что-нибудь занять, не подавая виду, и я вам его покажу. Он красавец мужчина, и из него получился бы отличный воин.
   – Кстати, о красавцах… Как здоровье нашего любезного кавалера? Знаете, того раненого юноши приятной наружности, который принял на себя ужасный удар и спас жизнь господина прево.
   – Асканио? Вы с ним знакомы?
   – Еще бы! Он обещал Коломбо, моей госпоже, и мне показать кое-какие украшения. Напомните ему, пожалуйста, милочка. Но не в этом дело. Скажите, как он?
   Коломба обрадуется, если знает, что спаситель ее отца вне опасности.
   – О, вы можете ей передать, что все идет отлично. Сейчас он даже встал. Только костоправ запретил Асканио выходить из комнаты, а меж тем ему было бы полезно подышать свежим воздухом. Но в такую жару это просто невозможно. Ведь при Большом Нельском замке не сад, а пустыня. Ни одного тенистого уголка: крапива и колючки вместо огорода да четыре-пять деревьев без листвы вместо рощи. Места много, а гулять приятности мало. Наш хозяин развлекается игрой в мяч; а бедный Асканио даже не в состоянии отбить мяч – вот он и томится от скуки. А ведь наш милый юноша такой непоседа! Я говорю о нем так потому, что он мой любимец. Уж очень он вежлив с пожилыми людьми! Не то что грубиян Паголо или ветреница Катерина.
   – И вы говорите, что бедный молодой человек…
   – Да он с ума сойдет, сидя целыми днями как пригвожденный к креслу в своей комнате!
   – Ах боже мой! – воскликнула сердобольная дуэнья. – Скажите же бедному молодому человеку, чтобы он пришел в Малый Нельский замок, у нас там чудесные тернистые деревья. Я с удовольствием открою ему дверь, хотя мессер прево и строго-настрого запретил. Ну и пусть! Ослушаться прево – просто доброе дело, раз мы поможем его спасителю. Вот вы говорите, что юноша тоскует. Да и мы от тоски сохнем! Милый юноша нас развлечет, он нам расскажет о своей стране, об Италии, покажет нам ожерелья, браслеты, побеседует с Коломбой. Молодые люди любят общество, любят поболтать и томятся в одиночестве. Итак, решено: скажите своему любимчику – пусть не стесняется и приходит к нам гулять, сколько его душе угодно, но только один или, само собой разумеется, с вами, госпожа Руперта. Вы поможете ему. Постучите четыре раза – первые три тихонько, а напоследок посильнее: я буду знать, что это означает, и сама вам открою.
   – Благодарю за Асканио и за себя. Непременно передам ему о вашем любезном приглашении, и он непременно им воспользуется.
   – Очень рада, госпожа Руперта.
   – До свидания, госпожа Перрина! Я в восторге от знакомства с такой любезной особой.
   – И я также, госпожа Руперта.
   Кумушки присели в глубоком реверансе и расстались, очарованные друг другом.
   Действительно, сады в Нельском поместье были, как сказала госпожа Руперта, сухи и выжжены, словно вересковая пустошь, с одной стороны; свежи и тенисты, будто лес, – с другой. Сад Большого Нельского замка оставался невозделанным из-за жадности прево: уход за садом обошелся бы слишком дорого, а прево не совсем был уверен в своем праве на замок и, не желая на благопреемника взращивать деревья, поспешил их вырубить, вступив во владение поместьем. Но в Малом Нельском жила его дочь, поэтому ему пришлось сохранить там тенистые аллеи и купы деревьев, единственную радость и развлечение бедной девушки. Рембо с двумя помощниками поддерживали и даже украшали сад Коломбы.
   Сад этот был пышен и довольно хорошо разбит. В глубине зеленел огород – царство госпожи Перрины. Вдоль стен Большого Нельского замка тянулся цветник, за которым ухаживала Коломба. Госпожа Перрина называла его Утренней аллеей, потому что сюда проникали лучи восходящего солнца, и Коломба обычно на восходе поливала маргаритки и розы. Отметим мимоходом, что из комнаты; расположенной над литейной мастерской в Большом Нельском замке, можно было незаметно для окружающих наблюдать за хорошенькой садовницей, не упуская из виду ни одного ее движения. Следуя географическим определениям, придуманным госпожой Перриной, упомянем еще Полуденную аллею, что обрывалась у купы деревьев, – там Коломба в жаркие дни любила читать или вышивать. А на противоположном конце сада была Вечерняя аллея, обсаженная тремя рядами лип, под сенью которых всегда царила сладостная прохлада; аллею эту избрала Коломба для прогулок после ужина.
   Добросердечная госпожа Перрина предназначала эту аллею для успешного восстановления сил и укрепления здоровья раненого Асканио. Тем не менее она побоялась поведать Коломбо о своих христианских намерениях. Девушка, покорная воле отца, могла, пожалуй, и не дать согласия ослушнице-дуэнье. А что подумала бы в таком случае госпожа Руперта о своей соседке, о ее положении и влиянии? Нет, раз уж она сделала такое предложение, пусть даже и необдуманно, дело нужно довести до конца. Напомним в оправдание этой превосходной женщины, что ей с утра до ночи приходилось довольствоваться обществом Коломбы; да и то чаще всего Коломба, поглощенная своими думами, не отвечала ей.
   Понятно, в какой восторг пришел Асканио, когда узнал, что ему открыты врата рая, и как он благословлял Руперту! Он готов был тотчас же воспользоваться неслыханно удачным случаем, и госпоже Руперте с трудом удалось убедить его подождать хотя бы до вечера. Ведь все говорило о том, что госпожа Перрина пригласила его с ведома Коломбы, и при этой мысли Асканио просто сходил с ума от радости. С каким нетерпением, смешанным с непонятным страхом, он считал часы, которые текли так медленно! Наконец-то, наконец бьет пять часов! Подмастерья ушли. Бенвенуто уже с полудня не было в мастерской: очевидно, он отправился в Лувр.
   И вот Руперта торжественно сказала юноше:
   – Вот время и пришло. Следуйте за мной, молодой человек.
   Они пересекли двор, и госпожа Руперта постучала четыре раза в дверь Малого Нельского замка.
   – Только не рассказывайте об этом учителю, добрая моя Руперта, – обратился к ней Асканио: он знал, какой Челлини шутник, и не хотел, чтобы над его целомудренной любовью шутили.