Дюма Александр. Королева Марго

   – Де Муи де Сен-Фаль! – воскликнул он.
   – Морвель! – крикнул гугенот, поднимая шпагу, – Я искал тебя, а ты сам пришел ко мне? Спасибо!
   Однако гнев не заставил его забыть о Генрихе и, повернувшись к окну, он свистнул, как свистят беарнские пастухи.
   – Этого довольно, – сказал он Сокуру. – Ну, а теперь подходи, убийца! Подходи! И он бросился на Морвеля. Морвель успел вытащить из-за пояса пистолет.
   – Ага! На этот раз ты, кажется, погиб, – прицеливаясь в молодого человека, сказал Истребитель короля.
   Он выстрелил, но де Муи отскочил вправо, и пуля пролетела мимо.
   – А теперь моя очередь! – крикнул молодой человек и нанес Морвелю такой стремительный удар шпагой, что, хотя удар пришелся в кожаный пояс, отточенное острие пробило его и вонзилось в тело.
   Истребитель короля испустил дикий крик, выражавший такую страшную боль, что сопровождавшие его стражники решили, что он ранен смертельно, и в страхе бросились бежать по направлению к улице Сент-Оноре.
   Морвель был не из храбрецов Увидев, что стражники бросили его, а перед ним такой противник, как де Муи, он тоже решил спастись бегством и с криком: «Помогите!» побежал в том же направлении, что и стражники, Де Муи, Сокур и Бартельми бросились за ними.
   Когда они вбегали на улицу Гренель, на которую они свернули, чтобы перерезать путь врагам, одно из окон распахнулось, и какой-то человек спрыгнул со второго этажа на землю, только что смоченную дождем.
   Это был Генрих.
   Свист де Муи предупредил его об опасности, а пистолетный выстрел показал, что опасность серьезна, и увлек его на помощь друзьям.
   Пылкий и сильный, он бросился по их следам с обнаженной шпагой в руке.
   Генрих бежал на крик, доносившийся от Заставы Сержантов. Это кричал Морвель – чувствуя, что де Муи настигает его, он снова стал звать на помощь своих людей, гонимых страхом.
   Ему оставалось только или обернуться, или получить удар в спину.
   Морвель обернулся, встретил клинок своего врага и почти в тот же миг нанес такой ловкий удар, что Проколол ему перевязь. Но де Муи тотчас дал ему отпор.
   Шпага еще раз вонзилась в то место, куда Морвель уже был ранен, и кровь хлынула из двойной раны двойной струей.
   – Попал! – подбегая, крикнул Генрих. – Улю-лю! Улю-лю, де Муи!
   Де Муи в подбадривании не нуждался.
   Он снова атаковал Морвеля, но тот не стал ждать его. Зажав рану левой рукой, он бросился бежать со всех ног.
   – Бей скорее! Бей! – кричал король. – Вон его солдаты остановились, да эти отчаянные трусы – пустяк для храбрецов!
   У Морвеля разрывались легкие, он дышал со свистом, каждый его вздох вырывался вместе с кровавой пеной. И вдруг он упал, сразу потеряв все силы, но тотчас приподнялся и, повернувшись на одном колене, наставил острие своей шпаги на де Муи.
   – Друзья! Друзья! – кричал Морвель. – Их только двое! Стреляйте, стреляйте в них!
   Сокур и Бартельми заблудились, преследуя двух стражников, бежавших по улице Де-Пули, так что король и де Муи оказались вдвоем против четверых.
   – Стреляй! – продолжал вопить Морвель, видя, что один из солдат взял на изготовку свой мушкет.
   – Пускай стреляет, но прежде умри, предатель! Умри, жалкий трус! Умри, проклятый убийца! – кричал де Муи.
   Отведя левой рукой шпагу Морвеля, он правой всадил свою шпагу сверху вниз в грудь врага, да с такой силой, что пригвоздил его к земле.
   – Берегись! Берегись! – крикнул Генрих.
   Де Муи отскочил, оставив шпагу в груди Морвеля: один из солдат уже прицелился и готов был выстрелить в него в упор. В то же мгновение Генрих проткнул солдата шпагой – тот испустил крик и упал рядом с Морвелем. Два других солдата бросились бежать.
   – Идем, идем, де Муи! – крикнул Генрих. – Нельзя терять ни минуты: если нас узнают, нам конец!
   – Подождите, государь! Неужели вы думаете, что я оставлю свою шпагу в теле этого жалкого труса?
   Он подошел к Морвелю, лежавшему, казалось, без движения, но в тот момент, когда де Муи взялся за рукоять шпаги, оставшейся в груди Морвеля, тот приподнялся, схватил мушкет и выстрелил в грудь де Муи.
   Молодой человек упал даже не вскрикнув: он был убит наповал.
   Генрих бросился на Морвеля, но Морвель тоже упал, и шпага Генриха пронзила труп.
   Надо было бежать: шум привлек множество людей, мог прийти сюда и ночной дозор. Генрих искал среди привлеченных шумом любопытных какое-нибудь знакомое лицо и внезапно вскрикнул от радости.
   Он узнал Ла Юрьера.
   Вся эта сцена происходила у подножия Трагуарского креста, то есть напротив улицы Арбр-сек, и наш старый знакомый, мрачный от природы и вдобавок до глубины души опечаленный казнью Ла Моля и Коконнаса, своих любимых посетителей, бросил свои печи и кастрюли как раз в то время, когда готовил ужин для короля Наваррского, и примчался сюда.
   – Дорогой Ла Юрьер. Поручаю вам де Муи, хотя сильно опасаюсь, что ему ничто уже не поможет. Отнесите его к себе, и если он еще жив, ничего не жалейте, вот вам кошелек. А того, другого, оставьте в канаве, пусть там гниет, как собака!
   – А вы? – спросил Ла Юрьер.
   – Мне надо еще попрощаться. Бегу и через десять минут буду у вас. Моих лошадей держите наготове.
   Генрих побежал к домику у Круа-де-Пти-Шан, но, пробежав улицу Гренель, в ужасе остановился.
   Многочисленная группа людей собралась у дверей домика.
   – Кто в этом доме? Что случилось? – спросил Генрих.
   – Ох! Большое несчастье, сударь, – ответил тот, к кому он обратился. – Сейчас одну молодую красивую женщину зарезал ее муж – ему передали записку, и он узнал, что его жена здесь с любовником.
   – А муж? – вскричал Генрих.
   – Удрал.
   – А жена?
   – Там.
   – Умерла?
   – Нет еще, но, слава Богу, лучшего-то она и не заслуживает.
   – О-о! Я проклят! – воскликнул Генрих.
   Он бросился в дом.
   Комната была полна народу, и весь этот народ окружил кровать, на которой лежала несчастная Шарлотта, пронзенная двумя ударами кинжала.
   Ее муж, два года скрывавший ревность к Генриху, воспользовался случаем, чтобы отомстить ей.
   – Шарлотта! Шарлотта! – крикнул Генрих, расталкивая толпу и падая на колени перед кроватью.
   Шарлотта открыла красивые глаза, уже затуманенные смертью, испустила крик, от которого кровь брызнула из обеих ран, и сделала усилие, чтобы приподняться.
   – О, я знала, что не могу умереть, не увидев его, – произнесла она.
   Она будто ждала этой минуты, чтобы вручить Генриху свою душу, так сильно его любившую: она коснулась губами лба короля Наваррского, прошептала в последний раз:
   «Люблю тебя» и упала бездыханной.
   Генрих не мог дольше оставаться, иначе он погубил бы себя. Он вынул из ножен кинжал, отрезал локон от прекрасных белокурых волос, которые так часто распускал, любуясь их длиной, зарыдал и вышел, сопровождаемый рыданиями присутствующих, не подозревавших, что они оплакивают несчастье столь высокопоставленных особ.
   – Друг, любимая – все меня бросают, – воскликнул обезумевший от горя Генрих, – все меня покидают, все от меня уходят!
   – Да, государь, – тихо произнес какой-то человек, который отделился от толпы любопытных, теснившихся у домика, и пошел за Генрихом, – но в будущем у вас по-прежнему трон!
   – Рене! – воскликнул Генрих.
   – – Да, государь, Рене, и он оберегает вас: этот негодяй перед смертью назвал вас. Стало известно, что вы в Париже, и вас всюду разыскивают стрелки. Бегите, бегите!
   – А ты, Рене, говоришь, что я буду королем! Это беглец-то?
   – Смотрите, государь, – отвечал флорентиец, показывая звезду, просверкивавшую сквозь черную тучу. – Это не я говорю вам это – это говорит она.
   Генрих вздохнул и исчез в темноте.