Рэшли и его изумленный взгляд, когда он, уставившись на нее из лодки,
завопил: <Там женщина! У них на борту женщина!>, а она, стоя наверху с
развевающимися по ветру волосами, хохотала и махала ему рукой.
Нет, не может быть, чтобы он ее узнал. Это просто немыслимо! На ней
была мужская одежда, лицо заливали потоки дождя, волосы растрепались... Она
встала и начала одеваться, обдумывая то, что рассказал Гарри. Внезапный
приезд Рокингема и его коварные планы не могли не насторожить ее -- Рокингем
был далеко не глуп, и его присутствие в Нэвроне не сулило ничего хорошего. К
тому же он был живым напоминанием о прошлом: о Лондоне, о булыжных мостовых,
о театрах, о жарких, пропитанных ароматом духов залах Сент-Джеймса. Он был
посланцем старого мира, чужаком, вторгшимся в ее дом и нарушившим его
тишину. Она слышала его голос под окном, он о чем-то болтал с Гарри, оба
смеялись, возились с собаками. <Вот и все, -- думала она, - - вот и
кончилось мое бегство. Лучше бы я совсем не возвращалась>. <Ла Муэтт> мирно
стояла бы у берегов Франции, дожидаясь, пока матросы отведут <Удачливый> в
ближайший порт. Волны накатывали бы на пустынные белые пляжи, лазурное море
сияло в лучах солнца, прозрачная, чистая вода приятно холодила кожу, и сухие
доски палубы казались бы теплыми, когда, растянувшись на них после купания,
она глядела бы вверх на высокие наклонные мачты <Ла Муэтт>, пронзающие
небо...
В дверь постучали. В комнату ворвались дети. Генриетта прижимала к себе
новую куклу, подаренную Гарри, Джеймс забавлялся с игрушечным зайцем. Они
бросились к Доне и принялись обнимать ее горячими ручонками и осыпать
поцелуями. Пру за их спиной приседала в реверансе и заботливо расспрашивала
хозяйку о здоровье. Дона смотрела на детей и думала о том, что где-то,
далеко-далеко, осталась женщина, которой нужны были вовсе не домашний уют и
не детские ласки, а палуба корабля, улыбка возлюбленного, стоящего рядом,
вкус соли на губах, жар солнца да синева морских волн.
--А моя кукла красивей, чем заяц Джеймса, -- неожиданно заявила
Генриетта.
На что Джеймс, примостившийся на коленях у Доны и прижимавшийся своей
пухлой щечкой к ее лицу, тут же возразил:
--А вот и нет, мой заяц красивей!
И, размахнувшись, запустил злополучным зайцем в сестру. Поднялся рев,
начались уговоры, утешения, поцелуи, поиски шоколада, шум, суета -- и
корабль незаметно исчез, море растаяло вдали, и осталась только леди
Сент-Колам, знатная дама с высокой прической, в красивом голубом платье,
медленно спускавшаяся вместе с детьми по лестнице, ведущей в сад.
--С выздоровлением, Дона, -- произнес Рокингем, целуя ей руку. Затем
отступил на шаг и, оглядев ее с ног до головы, добавил: -- Кажется, болезнь
пошла вам на пользу.
--Вот и я так считаю, -- вставил Гарри. -- Посмотри на ее цвет лица.
Она стала смуглой, как цыганка.
Он наклонился, подхватил детей и усадил их себе на плечи. Малыши
радостно завизжали, собаки залаяли. Дона опустилась на скамейку. Рокингем
остановился рядом и принялся расправлять кружевные манжеты.
--Вы не слишком обрадовались нашему приезду, -- проговорил он.
--Почему я должна была обрадоваться?
--Мы не виделись несколько недель, -- ответил он. -- Вы так внезапно
уехали после нашего маленького приключения в Хэмптон-Корте. Я решил, что вы
обиделись.
--Мне не на что было обижаться, -- ответила она.
Он искоса взглянул на нее и пожал плечами.
--Чем же вы занимались все это время? -- спросил он.
Дона зевнула и посмотрела на лужайку, где Гарри и дети играли с
собаками.
--Наслаждалась одиночеством, -- ответила она. -- Я предупреждала Гарри,
что хочу побыть одна, и я очень недовольна тем, что вы ради своего
удовольствия нарушили мой покой.
--Мы приехали не только ради удовольствия, -- возразил Рокингем, -- но
и по делу. Мы хотим помочь местным жителям поймать дерзкого пирата,
запугавшего всю округу.
--Как же вы собираетесь его ловить?
--Еще не знаю. Посмотрим. Гарри целиком одобряет мою идею. Последнее
время он что-то совсем заскучал. Да и мне, признаться, изрядно надоела
лондонская жара и вонь. Нам обоим нужно немного размяться.
--И сколько вы намерены здесь пробыть?
--Пока не поймаем пирата.
Дона рассмеялась, сорвала маргаритку и принялась обрывать лепестки.
--А если он уже вернулся во Францию?
--Не думаю.
--Почему?
--Я разговаривал с вашим соседом, Томасом Юстиком...
--С этим нелюдимом? Ну и что?
--Он сказал, что вчера на рассвете рыбаки из Сент-Майклз-Маунта видели
какое-то судно, направлявшееся к юго-западному побережью Англии.
--Мало ли торговых судов бороздит в это время пролив!
--Рыбаки уверяют, что это было не торговое судно.
--В конце концов, юго-западное побережье тянется от Лэндз-Энда до
полуострова Уайт. Не будете же вы обшаривать весь этот район.
--В этом нет никакой необходимости. Француза не видели ни на Уайте, ни
на Лэндз-Энде. Его, похоже, привлекает только этот уголок Корнуолла. Рэшли
утверждает, что он заплывал даже в Хелфорд.
--Разве что ночью, когда я спала.
--Возможно. Так или иначе, но мы намерены положить этому конец. Я сам с
удовольствием возьмусь за это дело. Прежде всего надо осмотреть ближайшие
ручьи и бухты. Их тут, очевидно, немало?
--Спросите у Гарри. Он лучше меня знает эти места.
--Насколько я понимаю, Нэврон -- единственная большая усадьба в округе?
Других домов поблизости нет?
--Кажется.
--Идеальное убежище для разбойника. Если бы я был пиратом, я непременно
взял бы его на заметку. А если бы мне к тому же стало известно, что хозяин
усадьбы в отъезде и очаровательная хозяйка живет в доме одна, я бы...
--Что вы бы?
--Я бы постарался -- при условии, повторяю, что я был бы пиратом, --
постарался вернуться сюда еще раз.
Дона снова зевнула и отбросила растерзанную маргаритку.
--Но вы не пират, Рокингем, вы всего лишь расфранченный, жеманный
щеголь, питающий слабость к женщинам и вину. И давайте оставим эту тему. Мне
она, признаться, уже надоела.
Она встала и направилась к дому.
--Раньше вам никогда не надоедало со мной беседовать, -- небрежно
уронил он.
--Вы себе льстите, Рокингем.
--А тот вечер в Воксхолле, помните?
--Какой именно, Рокингем? Их было так много. Может быть, тот, когда вы,
воспользовавшись моей слабостью и беспечностью после двух выпитых бокалов
вина, осмелились меня поцеловать? Если речь идет о нем, то позвольте вам
сообщить, что этот вечер я до сих пор не могу вспоминать без отвращения.
Они остановились у балконной двери. Рокингем, покраснев от досады,
посмотрел на нее.
--Вы сегодня удивительно красноречивы, -- сказал он. -- Сколько яду!
Неужели здешний климат так на вас повлиял? Или, может быть, это результат
болезни?
--Может быть.
--А с вашим любимчиком, с этим чудаковатым лакеем, вы тоже так суровы?
--Спросите об этом у него самого.
--Спрошу, непременно спрошу. Будь я на месте Гарри, я нашел бы, о чем у
него спросить, и, уж поверьте, не стал бы с ним церемониться.
--О чем это вы тут болтаете? -- раздался у них за спиной голос Гарри.
Он вошел в комнату, плюхнулся в кресло и принялся вытирать лоб кружевным
платком. -- С кем ты не стал бы церемониться, Роки?
--С твоим лакеем, -- широко улыбнувшись, ответил Рокингем. -- Я хотел
узнать у Доны, за что ему была оказана такая честь -- ухаживать за ней во
время болезни.
--Да, черт побери, мне это тоже показалось странным. У малого очень
подозрительный вид. Не понимаю, Дона, что ты в нем нашла?
--Он молчалив, сдержан, умеет себя держать, чего не скажешь об
остальных слугах. Только поэтому я его и выбрала.
--Слишком много достоинств для одного лакея, -- полируя ногти,
промолвил Рокингем.
--Вот именно, -- подхватил Гарри. -- Роки совершенно прав. Малый может
черт знает что о себе вообразить. Ей-Богу, дорогая, ты поступила очень
неосмотрительно. Подумать только, ты лежала здесь совсем одна, больная,
беспомощная, а этот тип постоянно шнырял вокруг. Да и вообще, откуда он
взялся? Раньше я его у нас не видел.
--О, так он вдобавок еще и новенький? -- заметил Рокингем.
--Ну да. Ты ведь знаешь, Роки, мы редко бываем в Нэвроне. Хозяин из
меня никудышный, половины слуг я и в глаза не видел. Проще всего, конечно,
его уволить...
--Только попробуй! -- воскликнула Дона. -- Уильям будет жить здесь
столько, сколько я захочу.
--Ну хорошо, хорошо, не надо ссориться, -- проговорил Гарри, поднимая с
пола Герцогиню и сажая ее к себе на колени. -- Я просто хотел сказал, что ты
зря позволяешь лакею безвылазно торчать у себя в спальне. А, вот и он! Несет
какое-то письмо. Ну и физиономия, черт возьми, можно подумать, что он сам
только что оправился от болезни.
Дона оглянулась: Уильям стоял в дверях, держа в руке письмо. Лицо его
было бледно, взгляд выражал тревогу.
--Ну что там у тебя? -- обратился к нему Гарри.
--Письмо от лорда Годолфина, сэр, -- ответил Уильям. -- Только что
получено. Посыльный ждет ответа.
Гарри развернул письмо, прочел его и перебросил Рокингему.
--Так-так, -- проговорил он, -- загонщики собираются. Похоже, охота
будет удачной.
Рокингем с улыбкой пробежал письмо и разорвал его на части.
--Что ты ему ответишь? -- спросил он.
Гарри склонился над собакой и принялся перебирать шерсть у нее на
спине.
--Дьявол, еще одна болячка! Никакого толку от этой мази!.. Что ты
говоришь, Роки? Ах да, ответ Годолфину. -- Он повернулся к Уильяму: -- Скажи
посыльному, что мы ждем лорда Годолфина и остальных господ сегодня на ужин.
--Слушаюсь, сэр, -- ответил Уильям.
--Может быть, вы все-таки объясните мне, в чем дело? -- проговорила
Дона, поправляя волосы перед зеркалом. -- Кого это мы ждем сегодня на ужин?
--Джорджа Годолфина, Томми Юстика, Филипа Рэшли и еще кое-кого из
соседей, -- ответил Гарри, сталкивая собаку на пол. -- Сегодня ночью они
хотят расправиться наконец с этим проклятым лягушатником. И мы им в этом
поможем, верно, Герцогиня?
Дона снова посмотрела в зеркало и встретилась с внимательным взглядом
Рокингема.
--Вечер обещает быть интересным, не правда ли? -- заметил он.
--Посмотрим, -- ответила Дона. -- Боюсь, что при таком гостеприимном
хозяине, как Гарри, к полуночи вы все будете валяться под столом.
И она вышла из гостиной, плотно прикрыв за собой дверь. Уильям уже ждал
ее, вид у него был по-прежнему встревоженный.
--Что с тобой, Уильям? -- спросила она. -- Неужели тебя напугали лорд
Годолфин и его приятели? Не волнуйся, они совершенно не опасны. Прежде чем
они встанут из-за стола, корабль уже благополучно выйдет в море.
--Нет, миледи, -- проговорил Уильям, -- корабль не сможет выйти в море.
Я спускался к ручью и беседовал с капитаном. Сегодня утром во время отлива
<Ла Муэтт> села на мель и повредила днище. Матросы сразу же начали его
чинить, но пробоина большая, и раньше чем через сутки они не управятся.
Он вдруг поднял голову и посмотрел через ее плечо. Дона обернулась:
дверь, которую она только что плотно закрыла, была снова распахнута. На
пороге стоял Рокингем и расправлял кружевные манжеты.

    17


День тянулся томительно долго. Стрелки на часах, казалось, замерли.
Звон, каждые тридцать минут разносившийся по двору, звучал мрачно и угрюмо.
Было душно, небо хмурилось с утра, предвещая грозу, которая так и не
разразилась.
Гарри громко храпел на лужайке, прикрыв лицо платком. Рядом прикорнули
собаки. Рокингем сидел с раскрытой книгой, но Дона видела, что он почти не
переворачивает страниц. Стоило ей поднять голову, как она тут же натыкалась
на его холодный, испытующий взгляд.
Он, конечно, ничего не знал наверняка, но благодаря своей
поразительной, поистине женской интуиции сразу почувствовал происшедшую в
ней перемену. Слишком многое казалось ему странным: и ее добровольное
затворничество, и чересчур теплые отношения с лакеем, и весьма недружелюбный
прием, оказанный ему и Гарри. Все это не могло объясняться одной лишь скукой
-- нет, причины были гораздо более серьезные и опасные. Его настораживало ее
непривычное молчание и то, что она не шутила и не болтала, как прежде, а
сидела, прикрыв глаза и теребя в руках цветок, погруженная в какие-то тайные
думы. Он ловил каждое ее движение, каждый жест, и она это видела, но ничего
не могла сделать. И с каждой минутой напряжение, возникшее между ними с
самого их приезда, становилось все сильней и ощутимей. Он следил за ней,
словно кот, подкарауливающий птичку, готовую вот-вот вспорхнуть из высокой
травы.
Гарри, ни о чем не подозревая, мирно посапывал на лужайке.
Дона думала о корабле. Она представляла матросов, которые, скинув
рубашки и закатав брюки, работают на мелководье -- пот струится по их
спинам, <Ла Муэтт> лежит на боку, на корме зияет пробоина, обшивка потемнела
от ила.
И он тоже работает вместе со всеми, нахмурив лоб и сжав губы. На лице
его застыло серьезное, озабоченное выражение, которое она так любит, - - он
знает, что времени осталось мало, что мешкать нельзя, что сейчас, так же как
тогда, в Фой-Хэвене, от их расторопности и решительности зависит их жизнь.
<Я должна во что бы то ни стало пробраться к ручью до темноты, --
думала она, -- и уговорить его выйти в море с первым отливом, даже если они
не успели закончить ремонт. С каждой минутой опасность, нависшая над ними,
становится все серьезней, каждый лишний час, проведенный в ручье, может
оказаться для них роковым. С тех пор как рыбаки заметили корабль, прошли
целые сутки. За это время Годолфин и его приятели наверняка успели
предпринять какие-то шаги. Может быть, уже сейчас их люди бродят по берегу,
рыщут в окрестных лесах, прячутся на холмах. А вечером все они: и Годолфин,
и Юстик -- соберутся в Нэвроне для последнего обсуждения, и кто знает, чем
окончится эта встреча>.
--О чем задумались, Дона? -- услышала она голос Рокингема.
Кинув взгляд в его сторону, она увидела, что он отложил книгу и
пристально смотрит на нее, прищурив глаза и склонив голову набок.
--Вы сильно изменились за время болезни, -- сказал он. -- В Лондоне вы
и пяти минут не могли просидеть молча.
--Старею, должно быть, -- небрежно ответила она, жуя травинку. -- Как-
никак через несколько недель мне исполняется тридцать.
--Странная все-таки на вас напала болезнь, -- пропустив ее реплику мимо
ушей, продолжал он. -- Никогда не слышал, чтобы от простуды у людей
появлялся загар, а глаза делались такими большими. Вы не пробовали
обращаться к врачу?
--Я предпочитаю обходиться домашними средствами.
--Ах да, конечно, ведь за вами ухаживал безупречный Уильям. Кстати, что
это у него за акцент? Он говорит почти как иностранец.
--Все корнуоллцы так говорят.
--Но он-то не корнуоллец, по крайней мере конюх сегодня утром уверял
меня, что он не из этих мест.
--Значит, из Девона... Меня никогда не интересовало, откуда он родом.
--А правда ли, что до вашего приезда дом почти целый год простоял
пустой и неподражаемый Уильям хозяйничал здесь в полном одиночестве?
--Вот уж не думала, Рокингем, что вы станете собирать сплетни на
конюшне.
--А почему бы и нет? Очень полезное занятие. Когда мне требуется узнать
самые свежие новости, я иду именно в людскую. Во-первых, все, что говорят
слуги, как правило, подтверждается, а во-вторых, в их изложении сплетни
звучат гораздо забавней.
--И что же вам удалось выведать в людской Нэврона?
--Довольно любопытные вещи.
--Например?
--Например, то, что ее светлость обожает долгие прогулки по солнцепеку.
И платья для таких прогулок выбирает самые старые и поношенные. А когда
возвращается, платья почему-то оказываются заляпаны илом.
--Ну что ж, все верно.
--Кроме того, я узнал, что аппетит у ее светлости до крайности
капризный. То она спит до полудня, а потом требует завтрак. То ничего не ест
с обеда, а после десяти, когда слуги отправляются на боковую, просит верного
Уильяма приготовить ей ужин.
--И это верно.
--Потом вдруг, ни с того ни с сего, будучи до этого совершенно
здоровой, ее светлость заболевает, и никому, даже детям, не разрешено
заходить к ней в спальню, поскольку болезнь ее объявлена заразной, и один
незаменимый Уильям имеет право проникать за запертые двери, чтобы ухаживать
за ней.
--И что же дальше, Рокингем?
--Почти ничего, если не считать вашего внезапного выздоровления, а
также полного отсутствия интереса к мужу и его ближайшему другу, приехавшим,
чтобы вас навестить.
Послышался протяжный вздох. Гарри откинул с лица платок и сел, зевая,
потягиваясь и почесывая парик.
--Что касается последнего, Роки, то тут ты чертовски прав. Впрочем,
Дона всегда была ледышкой. Уж я-то знаю -- как-никак мы шесть лет живем
вместе. Проклятые мухи, совсем одолели! Ну-ка, Герцогиня, прогони этих
мерзавок. Никакого спасенья от них нет!
Он принялся махать платком. Собаки проснулись, зарычали и запрыгали
вокруг него. Из-за угла террасы выбежали дети, которым разрешили поиграть
полчаса перед сном, и начали носиться по лужайке.
После шести наконец хлынул ливень и прогнал всех в дом. Гарри, зевая и
жалуясь на жару, уселся играть в пикет с Рокингемом. До ужина оставалось три
с половиной часа, а <Ла Муэтт> все еще не покинула ручей.
Дона стояла у окна, барабаня пальцами по стеклу, и смотрела на крупные,
частые капли, стекавшие вниз. В комнате было душно, пахло псиной и духами,
которыми неумеренно надушился Гарри. Время от времени он разражался хохотом,
приветствуя малейшую промашку, допущенную Рокингемом. Стрелки часов, до
этого, казалось, не желавшие двигаться с места, вдруг припустили во весь
дух, словно наверстывая упущенное. Не в силах сдержать обуревавшее ее
волнение, Дона принялась шагать из угла в угол.
--Что с вами, Дона? -- спросил Рокингем, отрываясь на минуту от карт.
-- Отчего вы так взволнованны? Может быть, загадочная болезнь снова дает о
себе знать?
Она не ответила и опять подошла к окну.
--А мы вас валетом! -- со смехом проговорил Гарри, шмякая на стол
карту. -- Ну что, Роки, плохи твои дела? Оставь мою жену в покое и следи
лучше за игрой. Видишь, вот и еще один соверен перекочевал ко мне в карман.
Дона, сядь, ради Бога, собаки от твоих хождений совсем взбесились.
--В самом деле, Дона, -- поддержал Рокингем, -- садитесь и последите,
чтобы Гарри не жульничал. Когда-то вы любили играть в пикет и шутя
обыгрывали нас обоих.
Дона взглянула на приятелей: Гарри, шумный, оживленный, раскрасневшийся
от выпитого вина, с головой ушел в игру и ни на что не обращал внимания;
Рокингем хоть и поддразнивал его по старой привычке, но в то же время не
спускал с нее алчного, испытующего взгляда. Она поняла, что они просидят еще
по меньшей мере час -- Гарри ни за что не встанет раньше, -- и, зевнув,
направилась к двери.
--Пойду прилягу перед ужином, -- проговорила она. -- Что-то голова
разболелась. Наверное, перед грозой.
--Твой ход, Роки, -- произнес Гарри, наклоняясь вперед. -- Могу
поспорить, что с червами у тебя не густо. Может быть, сделаешь прикуп?
Думай, дружище, думай. Дона, будь добра, подлей мне еще вина, совсем в горле
пересохло.
--Не забывай, что вечером нам предстоит серьезное дело, -- с улыбкой
предупредил его Рокингем.
--Помню, помню. Мы идем ловить этого подлого лягушатника. Что такое,
дорогая? Почему ты на меня так странно смотришь?
Он повернулся к жене -- парик его съехал набок, голубые глаза
затуманились, лицо побагровело.
--Я подумала, что лет через десять ты станешь удивительно похож на
Годолфина, -- ответила она.
--Ну и что в этом плохого, черт побери? Джордж Годолфин -- отличный
малый, мы с ним сто лет знакомы. Что там опять, Роки? Что ты суешь мне под
нос? Ах, туз!.. Дьявольщина! И не стыдно тебе грабить лучшего друга, старый
ты плут?
Дона тихонько выскользнула из комнаты. Поднявшись в спальню, она
закрыла дверь и дернула за толстый шнурок, свисающий над камином. Через
минуту в дверь постучали, и в комнату заглянула молоденькая горничная.
--Пришли ко мне Уильяма, -- попросила ее Дона.
--Простите, миледи, -- присев, проговорила девушка, -- Уильяма нет в
доме. Он ушел часов в пять и до сих пор не вернулся.
--А куда он пошел?
--Не знаю, миледи.
--Хорошо, можешь идти.
Служанка вышла. Дона бросилась на кровать и закинула руки за голову.
Наверное, Уильям отправился к ручью. Его тоже беспокоит судьба корабля, и он
решил посмотреть, как продвигается ремонт, а заодно предупредить капитана о
готовящейся в Нэвроне вечеринке. Но почему он так задерживается? Служанка
сказала, что он ушел около пяти, а сейчас уже семь...
Она закрыла глаза. В тишине спальни отчетливо слышался стук ее сердца.
Вот так же стучало оно несколько дней назад, когда она стояла на палубе <Ла
Муэтт> и смотрела на темный берег Лэнтикской бухты. Она вспомнила холодок,
пробежавший по ее спине в ту минуту, и бесшабашное веселье, охватившее ее
после того, как она спустилась в каюту, перекусила и выбросила из головы
обуревавшие ее страхи. Теперь все было иначе. Теперь она осталась одна,
рядом с ней не было руки, на которую она могла опереться, и глаз, в которые
она могла заглянуть. Помощи ждать было неоткуда. Скоро приедут гости, и она
должна их принять.
Дождь за окном постепенно стих, в саду запели птицы. Уильям по-
прежнему не возвращался. Она встала, подошла к двери и прислушалась. Из
гостиной доносился негромкий гул голосов. Через некоторое время послышался
хохот Гарри и короткий смешок Рокингема. Затем все стихло - - наверное, они
возобновили игру. В тишине отчетливо раздавались окрики Гарри, бранившего
собаку, которая не переставая почесывалась. Дона поняла, что не может больше
ждать. Она накинула плащ, осторожно, на цыпочках спустилась по лестнице в
прихожую и через черный ход выбралась в сад.
Трава была мокрая после дождя и поблескивала серебристыми росинками. В
воздухе пахло сыростью, словно осенью во время тумана.
С деревьев капало; извилистая тропинка, ведущая к ручью, раскисла и
покрылась лужами. Солнце не торопилось выходить из-за туч, и лес стоял
темный и мрачный. Густая свежая зелень непроницаемым пологом сомкнулась над
ее головой. Дойдя до того места, где тропинка круто обрывалась, убегая вниз,
она собралась уже по привычке свернуть налево, к ручью, как вдруг ее
внимание привлек негромкий звук, похожий на хруст сучка. Она остановилась
под деревом, придерживая рукой раскидистую нижнюю ветку. Через несколько
секунд впереди послышался шорох раздвигаемого папоротника. Дона затаила
дыхание. Шорох стих. Она осторожно выглянула из-за ветки: в двадцати ярдах
от нее, прислонившись спиной к дереву, стоял человек с мушкетом в руке.
Его лицо, отчетливо вырисовывающееся под треуголкой и повернутое к ней
в профиль, было ей незнакомо, но напряженная, выжидательная поза и взгляд,
устремленный в сторону ручья, объясняли многое.
С дерева упала тяжелая капля. Человек снял шляпу и, повернувшись к Доне
спиной, стал вытирать лоб платком. Воспользовавшись этим, она выбралась из
своего укрытия и по той же тропинке, которая привела ее сюда, побежала
обратно к дому. Руки ее похолодели, она плотней закуталась в плащ. Так вот
почему Уильяма нет до сих пор! Его схватили и держат под стражей, или он
прячется в лесу, так же как и она. Наверняка этот часовой здесь не один,
где-нибудь поблизости притаились и другие. К тому же он не из местных --
скорей всего, это слуга Юстика, Годолфина или Рэшли.
<Вот и все, -- думала она, -- теперь мне остается только вернуться
домой, переодеться в парадное платье, надеть серьги, ожерелье, браслеты и
спуститься в столовую, чтобы, усевшись во главе стола, улыбаться Годолфину,
расположившемуся справа, и Рэшли, расположившемуся слева, стараясь не думать
о том, что их люди уже прочесывают лес>.
Она бежала по тропинке; с деревьев падали тяжелые дождевые капли;
дрозды в чаще примолкли; наступил загадочный, тихий вечер.
Выбравшись на опушку леса, незаметно переходящую в лужайку, она
взглянула на дом: балконная дверь была распахнута, на террасе стоял Рокингем
и смотрел на небо. У его ног вились спаниели. Дона поспешно отпрянула назад.
Одна из собак, учуяв в мокрой траве ее следы, выскочила на лужайку и,
помахивая хвостом, побежала к лесу. Рокингем проследил за ней взглядом,
потом поднял голову и посмотрел на одно из окон второго этажа, помедлил
минуту-другую и осторожно двинулся следом за собакой, не спуская глаз с
предательской цепочки следов, тянущихся по траве и исчезающих среди
деревьев.
Дона кинулась обратно в лес, слыша, как Рокингем за ее спиной тихо
окликает собаку: <Герцогиня... Герцогиня...> Слева в папоротнике зашуршали
собачьи лапы. Дона углубилась в чащу, намереваясь выбраться на аллею и
окольным путем попасть во внутренний двор. Собаку она больше не слышала:
очевидно, та побежала по ее первому следу к ручью.
Никем не замеченная, она добрела до дома, открыла парадную дверь и
вошла в столовую. Свечи, к счастью, еще не зажигали, в комнате царил
полумрак. В дальнем углу у сервировочного стола стояла служанка, раскладывая
тарелки к ужину. Ей помогал лакей, приехавший с Гарри из Лондона. Уильяма
по-прежнему нигде не было видно.
Дождавшись, пока слуги скроются на кухне, Дона тихо поднялась по
лестнице и подошла к своей спальне.
--Кто там? -- послышалось из-за соседней двери.
Она, не отвечая, проскользнула в комнату и едва успела скинуть плащ и,
юркнув в кровать, накрыть ноги одеялом, как в коридоре раздались тяжелые
шаги и Гарри, без камзола, в рубашке и брюках и по своему обыкновению забыв
постучать, ворвался следом за ней.
--Куда, черт возьми, подевался твой негодный Уильям? -- проревел он. -