Страница:
— Ну и где же кошка или собака?
— Пока не нашли, — ответила Мозес.
— Вроде бы миску только-только наполнили.
— Значит, кошка на диете, — буркнул мрачный фотограф.
— Да, и еще она заварила чай. — Фарфоровая чашка и молочник стояли на мраморном столике. Пустые и чистые. Чайный пакетик мокнул в уже холодной воде, которая окрасилась в глубокий, непроницаемый коричневый цвет. Два маленьких печенья лежали нетронутыми на стеклянной тарелочке. — Плита была выключена. Свет горел на кухне, на лестнице, на заднем крыльце и в главной спальне. Больше нигде. Все двери и окна, кроме одной, — она указала пальцем в перчатке на заднюю дверь, — были закрыты. Эта оставлена открытой.
— Взлом? — Рид пристально посмотрел на дверь, замок и дверной косяк.
— Нет. И никаких следов борьбы. Мы уже работали в той комнате, на крыльце и на заднем дворе. Видимо, она передумала и не стала пить чай. Мы проверим чай и воду в чайнике на предмет ядов, но, похоже, она так и не сделала ни глотка.
— Есть какие-нибудь сообщения?
— Нет ни автоответчика, ни пейджера, ни компьютера, ни голосовой почты, — сказала Дайана — Зато куча книг. Тысячи книг. И единственный телевизор, настроенный на местный канал, который двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю показывает всякие религиозные программы.
— А кому она звонила?
— Последний набранный номер — в Феникс.
— Тем не менее она жила не одна, — сказал Рид.
— Да, кто-то у нас пропал без вести.
На задней лестнице раздались шаги. Рид выглянул и увидел на террасе новичка в полицейской форме по имени Уилли Армстронг.
— Я нашел кошку, — объявил он. На его щеке красовалась длинная красная царапина. — Она сидит под крыльцом. И не хочет выходить.
— Ага, и оставляет на тебе следы, — сказала Морисетт.
Молодой полицейский покраснел до кончиков своих больших ушей.
— Да. Она просто взбесилась. Либо испугана до смерти, либо ранена. Я вызвал службу спасения животных.
— Спасения животных? — повторила Морисетт. — Господи, Уилли, ты коп или размазня? Ты что, не можешь сам вытащить эту проклятую кошку?
— Да я пытался, но эта чертова скотина расцарапала мне все лицо! — Армстронга, похоже, обидело замечание Морисетт, но он недавно в управлении. Привыкнет. Потирая царапину на щеке, он оправдывался: — Эта зараза чуть глаза мне не выцарапала. И еще я не хотел наследить: вдруг там что-нибудь есть.
— Ты прав, — сказала Дайана.
— Я достану кошку, — заявила Морисетт, глядя на Армстронга то ли как на дурака, то ли как на труса. — Это не нейрохирургия и не охота на медведей. — Она закатила глаза. — Можно даже не пускать слезоточивый газ, Уилли! Господи, это просто кошка.
— Хватит, Армстронг прав, — Дайана потянулась за контейнером для хранения улик. — И ты это знаешь, Морисетт. Оставь парня в покое.
— А чем он лучше других? — пробормотал другой коп, и Морисетт бросила на него взгляд, обещающий скорую кастрацию.
Юный Армстронг торопливо спустился в тихий двор, обнесенный изгородью, с густыми зарослями кустарника.
— Как только мы что-то выясним, мы пришлем это тебе, Морисетт, — сказала Мозес, обращаясь именно к ней. Но искоса взглянула на Рида, коротко кивнула и вернулась к работе.
— Похоже, все уже знают, что тебя отстранили.
— Наверное.
— Ты вроде как зарабатываешь репутацию, — заметила Морисетт, когда они по мощеной дорожке шли к машине.
Рид открыл дверцу и сел.
— У меня она уже была.
Глава 12
Глава 13
Глава 14
— Пока не нашли, — ответила Мозес.
— Вроде бы миску только-только наполнили.
— Значит, кошка на диете, — буркнул мрачный фотограф.
— Да, и еще она заварила чай. — Фарфоровая чашка и молочник стояли на мраморном столике. Пустые и чистые. Чайный пакетик мокнул в уже холодной воде, которая окрасилась в глубокий, непроницаемый коричневый цвет. Два маленьких печенья лежали нетронутыми на стеклянной тарелочке. — Плита была выключена. Свет горел на кухне, на лестнице, на заднем крыльце и в главной спальне. Больше нигде. Все двери и окна, кроме одной, — она указала пальцем в перчатке на заднюю дверь, — были закрыты. Эта оставлена открытой.
— Взлом? — Рид пристально посмотрел на дверь, замок и дверной косяк.
— Нет. И никаких следов борьбы. Мы уже работали в той комнате, на крыльце и на заднем дворе. Видимо, она передумала и не стала пить чай. Мы проверим чай и воду в чайнике на предмет ядов, но, похоже, она так и не сделала ни глотка.
— Есть какие-нибудь сообщения?
— Нет ни автоответчика, ни пейджера, ни компьютера, ни голосовой почты, — сказала Дайана — Зато куча книг. Тысячи книг. И единственный телевизор, настроенный на местный канал, который двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю показывает всякие религиозные программы.
— А кому она звонила?
— Последний набранный номер — в Феникс.
— Тем не менее она жила не одна, — сказал Рид.
— Да, кто-то у нас пропал без вести.
На задней лестнице раздались шаги. Рид выглянул и увидел на террасе новичка в полицейской форме по имени Уилли Армстронг.
— Я нашел кошку, — объявил он. На его щеке красовалась длинная красная царапина. — Она сидит под крыльцом. И не хочет выходить.
— Ага, и оставляет на тебе следы, — сказала Морисетт.
Молодой полицейский покраснел до кончиков своих больших ушей.
— Да. Она просто взбесилась. Либо испугана до смерти, либо ранена. Я вызвал службу спасения животных.
— Спасения животных? — повторила Морисетт. — Господи, Уилли, ты коп или размазня? Ты что, не можешь сам вытащить эту проклятую кошку?
— Да я пытался, но эта чертова скотина расцарапала мне все лицо! — Армстронга, похоже, обидело замечание Морисетт, но он недавно в управлении. Привыкнет. Потирая царапину на щеке, он оправдывался: — Эта зараза чуть глаза мне не выцарапала. И еще я не хотел наследить: вдруг там что-нибудь есть.
— Ты прав, — сказала Дайана.
— Я достану кошку, — заявила Морисетт, глядя на Армстронга то ли как на дурака, то ли как на труса. — Это не нейрохирургия и не охота на медведей. — Она закатила глаза. — Можно даже не пускать слезоточивый газ, Уилли! Господи, это просто кошка.
— Хватит, Армстронг прав, — Дайана потянулась за контейнером для хранения улик. — И ты это знаешь, Морисетт. Оставь парня в покое.
— А чем он лучше других? — пробормотал другой коп, и Морисетт бросила на него взгляд, обещающий скорую кастрацию.
Юный Армстронг торопливо спустился в тихий двор, обнесенный изгородью, с густыми зарослями кустарника.
— Как только мы что-то выясним, мы пришлем это тебе, Морисетт, — сказала Мозес, обращаясь именно к ней. Но искоса взглянула на Рида, коротко кивнула и вернулась к работе.
— Похоже, все уже знают, что тебя отстранили.
— Наверное.
— Ты вроде как зарабатываешь репутацию, — заметила Морисетт, когда они по мощеной дорожке шли к машине.
Рид открыл дверцу и сел.
— У меня она уже была.
Глава 12
— Значит, ты думаешь, у нас серийный убийца? — спросила Кэтрин Окано, изучая через бифокальные очки записку, которую получил Рид. Серый шерстяной костюм вполне отражал ее настроение. Она была сдержанна, губы сжались в жесткую линию.
— Похоже на то. — Рид сидел в кресле, а Морисетт стояла у окна.
— Только этого не хватало. — Окано села в кресло. — Ладно, что там у вас?
Они быстро рассказали окружному прокурору о событиях на кладбище Хэритидж и в доме Роберты Питере. Опросили соседей, кто-то вспомнил, как Роберта около десяти звала кота, а еще кто-то сообщил, что женщину, которая жила с Робертой, зовут Анжелина, она ночевала в доме, но раз в неделю у нее был выходной.
— Вы говорили с горничной?
— Нет, пока не нашли.
Окано нахмурилась еще сильнее.
— А пресса уже что-то разнюхала?
— Да, несколько запросов уже было, — признался Рид, вспомнив о двух телефонных звонках и электронном сообщении, которые он получил от Никки Жилетт. Она была, естественно, не одинока, но наиболее решительна. И задалась целью достать Рида. Пока Морисетт, Клиффу Зиберту, Реду Демарко звонили другие журналисты, Никки сосредоточила удар на Риде. — Пресса уже собирает факты.
Окано помрачнела и откинулась на спинку кресла. Пожевала губами; зеленоватые глаза за очками в тонкой оправе потемнели. Явно недовольна.
— Нам придется сделать заявление, но нужно больше фактов.
— Мы ждем отчетов экспертной группы и медиков, — сказал Рид и, когда Окано недобро взглянула на него, добавил: — Да, мы с тобой знаем, что официально я этим делом не занимаюсь, но убийца продолжает посылать мне письма, и я не могу отстраниться.
— Зато я занимаюсь, — настойчиво заявила Морисетт. — Я уже начала опрашивать соседей и родственников Роберты Питере. Список длинный. Она не только активно помогала в библиотеке, но и каждую неделю играла в бридж с постоянными партнершами, была в совете клуба садоводов и состояла еще в нескольких сельских клубах. Дама с разносторонними интересами.
— Значит, пресса немедленно вопьется в нас. — Глаза Окано сузились. — И ты ее знала?
— Я знала о ней. Даже десяти слов ей не сказала, и то все больше «здравствуйте, как поживаете». Я знаю только то, что она была чтецом в библиотеке.
Окано взяла стакан с чем-то вроде кофе, дымившийся на краю стола.
— Хорошо, продолжай работу, но ты, Рид, отстранен. Официально и неофициально. Если убийца снова тебе напишет, скажи Морисетт, а ты… — она повернулась к Морисетт, — держи меня в курсе расследования. — Она постучала длинным пальцем по столу рядом с запиской убийцы. — Отправьте это в лабораторию, пусть сличат с другими записками и сообщат мне. А я пока свяжусь с ФБР.
Рид кивнул, но никак не прокомментировал пункт о федералах. Обычно с ними одна морока, но свое дело тем не менее они знали, к тому же имели доступ к ресурсам, недоступным для саваннской полиции. Федералы могут помочь, а сейчас управлению требовалась любая помощь.
— Надо сделать заявление, предупредить людей, — подумала вслух Окано. — Так, чтобы не вызвать панику. — Она посмотрела на них и остановила взгляд на Морисетт. — Поймай этого ублюдка, и поскорее.
Рид и Морисетт вышли из кабинета окружного прокурора, отдали записку в лабораторию и отправились в отдел убийств, где все шло своим чередом. Детективы сидели за мониторами, висели на телефоне или разгребали завалы бумаг, которые сопутствуют любому делу.
— Мне надо позвонить в пару мест. Увидимся, — сказала Морисетт и ушла к себе.
Рид уселся в кресло, и древний обогреватель принялся обдувать его таким горячим воздухом, что по лбу побежал пот. Снаружи было градусов пятьдесят, в кабинете — около девяноста2 . Духота. Как в самые жаркие летние деньки. Он ослабил галстук и повернулся к монитору. Его ждали и другие дела, но Гробокопатель, как его ни называй, был среди них главным. Черт, он терпеть не мог это прозвище — Гробокопатель. Пусть Никки Жилетт занимается такими глупостями. Он не послушался приказа Окано оставить расследование. Он уже увяз в нем по колено, хотел того или нет. Убийца добился этого.
Почему?
Что связывает его с душевнобольным чудовищем, которое раскапывает могилы на кладбищах и засовывает живых женщин в занятые гробы? И при этом отвозит один гроб за триста миль? Зачем? Хочет этим что-то сказать? Это подсказка, которую Рид не понял? Он щелкнул мышкой, нашел материалы по делу Гробокопателя и вызвал на экран фотографии жертв. Внутри все сжалось, когда он посмотрел на Бобби Джин… Она была так красива, а сейчас превратилась в пепельно-серый труп.
Он посмотрел и на другие тела, два из которых уже разлагались. Что общего у этих людей? Как они связаны с ним? И связаны ли? Или все это мираж? Знает ли его Гробокопатель… или этот чокнутый выкопал имя Рида в газетах прошлым летом? Кто знает… Он все еще размышлял над этим, как вдруг постучали в дверь. Развернувшись на стуле, Рид увидел, что в дверях стоит детектив Макфи.
— Я только хотел попрощаться, — сказал верзила.
— Уже домой?
10° по Цельсию.
32° по Цельсию.
— Да, ненадолго. Надо разобраться с сегодняшними новыми фактами. — Он наморщил высокий лоб. — Похоже, на свободе бродит настоящий маньяк. Я бы остался, но особых причин нет. Шериф требует меня обратно.
— Но ты вернешься?
— Я рассчитываю на это. Пока не раскроем дело, все мы в нем завязли.
Рид кивнул.
— В аэропорт подбросить? Макфи покачал головой:
— Спасибо, уже договорился. — Он пересек покрытый линолеумом пол и через стол протянул Риду руку. Тот пожал ее. — Увидимся. Удачи!
— И тебе того же.
— Я сообщу, если что-то найдем.
— Спасибо.
Кивнув, Макфи развернулся и направился к выходу. Сквозь прозрачную дверь Рид видел, как он выходит, и не очень удивился, заметив рядом с ним Сильвию Морисетт. При виде нее верзила просветлел, да и Морисетт казалась не такой мрачной, как обычно. Она даже улыбалась Макфи, заигрывала с ним, выглядела удивительно женственно. Макфи обернулся через плечо, встретился взглядом с Ридом и чуть ли не заговорщически усмехнулся уголком рта, словно говоря: вот так всегда, Рид. Учись. Обаяние простого деревенского парня помогает залезть под юбку быстрее, чем бутылка шабли.
Они исчезли внизу, и Рид снял трубку. Придерживая ее плечом, он нашел записанный телефон и набрал его. Это был последний звонок, который сделала Роберта Питере… точнее, последний звонок, сделанный из ее дома. Либо она звонила в Феникс, либо ее телефоном воспользовался кто-то еще.
После трех гудков ответил приятный женский голос:
— Алло, это Гленда, Евангелическая миссия веры. Господь да пребудет с вами. Кому перенаправить ваш звонок?
Рид представился, уточнил, зачем звонит, и его соединили с несколькими разными людьми, ни один из которых не был расположен давать ему какую-либо информацию. Все дружелюбие тут же испарялось, а приветствие «Господь да пребудет с вами» отбрасывалось, как только Рид упоминал, что он из полиции. В итоге его соединили с неким преподобным Джо, который твердо сказал, что они не разглашают информацию о членах общины, и повесил трубку. Рид сделал запрос в Бюро по улучшению деловой практики и в полицейское управление Феникса относительно Евангелистской миссии веры и в особенности преподобного Джо. По всем источникам, добрый священник и его организация были чисты как стеклышко. Преподобного Джо даже ни разу не штрафовали за нарушение правил дорожного движения. Слишком уж безупречен. Рид сразу заподозрил неладное. Ему не нравилось, что Джо не называет фамилию. Впрочем, возможно, старина Джо — такая знаменитость для богобоязненной толпы, что фамилия ему уже не нужна. Как Шер, Мадонна или Либерачи[6]. Просто преподобный Джо.
Несмотря на предчувствие, звонок оказался напрасным и завел его в тупик. Это раз.
Он сходил вниз к автомату, взял кока-колу, затем позвонил в полицейское управление Нового Орлеана. Он надеялся поговорить с молодым детективом Рубеном Монтойей, который в прошлом году работал с ним по делу Монтгомери, но секретарша сообщила, что Монтойя уволился несколько месяцев назад. Рида направили к детективу по имени Рик Бенц, у того ответила голосовая почта, и Рид вспомнил, что уже работал с ним. Что ж, придется еще раз. Рид оставил короткий запрос о брате Бобби Джин, Винсе Ласситере, продиктовал свой телефон и повесил трубку.
Это два.
Он допил колу, ответил на несколько звонков и погрузился в бумажную работу, но дело Гробокопателя занимало все мысли. Близился вечер, а он все прокручивает дело в голове. Что-то он упустил, думал Рид, и притом что-то важное. Чертов убийца дразнил его записками, нагло посылал ему подсказки, а Рид их не понимал. Он достал желтый блокнот, щелкнул ручкой и стал писать. Начал он с посланий убийцы. Хотя их уже анализировал полицейский психолог, а сейчас, наверное, еще и ФБР, Рид решил подумать над этой задачей самостоятельно. Это его связь с убийцей. В письмах, отправленных ему, должно быть то, что может понять только он. Он записал содержимое первого письма — того, которое прислали ему в кабинет, с обратным адресом Колониального кладбища.
РАЗ, ДВА, ТРИ,
ПЕРВЫХ УБЕРИ.
ИХ КРИКИ СЛУШАЙ,
МОЛИСЬ ЗА ИХ ДУШИ.
Это введение в курс дела. Убийца сообщал, что жертв будет несколько, даже несмотря на то, что Полин Александер умерла естественной смертью и уже давно лежала в земле. Насколько понимал Рид, убийца насмехался над ним, не давая информации, кроме той, что это лишь начало и будут еще жертвы. Бобби Джин и Полин — в начале списка.
ТИХО ХОДЯТ ЧАСИКИ — ТИК, ТАК. ДВА В ОДНОМ У НАС, ВОТ ТАК.
Две жертвы или… или убийца знал о ребенке?
Если так, должно быть три… один плюс два… Но ведь тел было только два. Может, это указание на Томаса Мэсси, который давно уже мертв? Если только Мэсси — действительно часть плана, а не случайный обитатель могилы, которую выбрал убийца.
— Думай, Рид, думай, — прорычал он. Здесь есть что-то еще, что-то со временем. Что? Убийца работает по расписанию? Он так организован? И зачем ему Рид? — Давай, идиот, соображай, — процедил он, записав содержание третьего послания:
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ.
ИХ УЖЕ НЕТ В МИРЕ.
БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?
Очередная насмешка. Убийца играет с ним. Чувствует свое превосходство. Задает вопрос в последней строчке. Но что-то не складывалось, и это беспокоило Рида. «Раз, два, три, четыре». Как детская считалка, но это также и намек на количество трупов. Четыре жертвы — то есть в их число входят не только Бобби Джин Маркс и Роберта Питере, но и Полин Александер, и Томас Мэсси. Иначе зачем считать до четырех? Если только убийца не играет с тобой и нет еще двух жертв, спрятанных в чужих гробах, которые ты еще не раскопал.
— Черт, — пробормотал он и порадовался, что может передать эту записку психологу из ФБР. Федералы с ней попрыгают.
Он забарабанил пальцами по столу, снова просмотрел отчеты по делу, проверил почту и обнаружил предварительный отчет по Томасу Мэсси. Афроамериканец, четверо детей рассеяны по разным уголкам страны, пожилая жена живет за городом в небольшом домике. Мэсси долгие годы был привратником в частной школе и дьяконом в местной церкви. Его жена Беа воспитывала детей и подрабатывала бухгалтером. По всей видимости, у Мэсси никогда не было проблем с законом, и они с женой прожили в браке сорок пять лет до самой его смерти.
Роберта Питере, шестьдесят три года, вдова. Детей нет. Жила одна в старом доме, который они с мужем занимали с 1956 года. Муж умер за четыре года до нее.
Как же связаны жертвы? И связаны ли вообще?
…будет ли еще?
Рид стиснул зубы. Убийца явно не собирается останавливаться. Ограничится ли он определенным числом? Видимо, нет. Это риторический вопрос. Ублюдок не прекратит своих смертоносных игр, пока полиция не поймает или не убьет его. Рид надеялся на последнее.
Может, повезет и эта честь выпадет ему.
— Похоже на то. — Рид сидел в кресле, а Морисетт стояла у окна.
— Только этого не хватало. — Окано села в кресло. — Ладно, что там у вас?
Они быстро рассказали окружному прокурору о событиях на кладбище Хэритидж и в доме Роберты Питере. Опросили соседей, кто-то вспомнил, как Роберта около десяти звала кота, а еще кто-то сообщил, что женщину, которая жила с Робертой, зовут Анжелина, она ночевала в доме, но раз в неделю у нее был выходной.
— Вы говорили с горничной?
— Нет, пока не нашли.
Окано нахмурилась еще сильнее.
— А пресса уже что-то разнюхала?
— Да, несколько запросов уже было, — признался Рид, вспомнив о двух телефонных звонках и электронном сообщении, которые он получил от Никки Жилетт. Она была, естественно, не одинока, но наиболее решительна. И задалась целью достать Рида. Пока Морисетт, Клиффу Зиберту, Реду Демарко звонили другие журналисты, Никки сосредоточила удар на Риде. — Пресса уже собирает факты.
Окано помрачнела и откинулась на спинку кресла. Пожевала губами; зеленоватые глаза за очками в тонкой оправе потемнели. Явно недовольна.
— Нам придется сделать заявление, но нужно больше фактов.
— Мы ждем отчетов экспертной группы и медиков, — сказал Рид и, когда Окано недобро взглянула на него, добавил: — Да, мы с тобой знаем, что официально я этим делом не занимаюсь, но убийца продолжает посылать мне письма, и я не могу отстраниться.
— Зато я занимаюсь, — настойчиво заявила Морисетт. — Я уже начала опрашивать соседей и родственников Роберты Питере. Список длинный. Она не только активно помогала в библиотеке, но и каждую неделю играла в бридж с постоянными партнершами, была в совете клуба садоводов и состояла еще в нескольких сельских клубах. Дама с разносторонними интересами.
— Значит, пресса немедленно вопьется в нас. — Глаза Окано сузились. — И ты ее знала?
— Я знала о ней. Даже десяти слов ей не сказала, и то все больше «здравствуйте, как поживаете». Я знаю только то, что она была чтецом в библиотеке.
Окано взяла стакан с чем-то вроде кофе, дымившийся на краю стола.
— Хорошо, продолжай работу, но ты, Рид, отстранен. Официально и неофициально. Если убийца снова тебе напишет, скажи Морисетт, а ты… — она повернулась к Морисетт, — держи меня в курсе расследования. — Она постучала длинным пальцем по столу рядом с запиской убийцы. — Отправьте это в лабораторию, пусть сличат с другими записками и сообщат мне. А я пока свяжусь с ФБР.
Рид кивнул, но никак не прокомментировал пункт о федералах. Обычно с ними одна морока, но свое дело тем не менее они знали, к тому же имели доступ к ресурсам, недоступным для саваннской полиции. Федералы могут помочь, а сейчас управлению требовалась любая помощь.
— Надо сделать заявление, предупредить людей, — подумала вслух Окано. — Так, чтобы не вызвать панику. — Она посмотрела на них и остановила взгляд на Морисетт. — Поймай этого ублюдка, и поскорее.
Рид и Морисетт вышли из кабинета окружного прокурора, отдали записку в лабораторию и отправились в отдел убийств, где все шло своим чередом. Детективы сидели за мониторами, висели на телефоне или разгребали завалы бумаг, которые сопутствуют любому делу.
— Мне надо позвонить в пару мест. Увидимся, — сказала Морисетт и ушла к себе.
Рид уселся в кресло, и древний обогреватель принялся обдувать его таким горячим воздухом, что по лбу побежал пот. Снаружи было градусов пятьдесят, в кабинете — около девяноста2 . Духота. Как в самые жаркие летние деньки. Он ослабил галстук и повернулся к монитору. Его ждали и другие дела, но Гробокопатель, как его ни называй, был среди них главным. Черт, он терпеть не мог это прозвище — Гробокопатель. Пусть Никки Жилетт занимается такими глупостями. Он не послушался приказа Окано оставить расследование. Он уже увяз в нем по колено, хотел того или нет. Убийца добился этого.
Почему?
Что связывает его с душевнобольным чудовищем, которое раскапывает могилы на кладбищах и засовывает живых женщин в занятые гробы? И при этом отвозит один гроб за триста миль? Зачем? Хочет этим что-то сказать? Это подсказка, которую Рид не понял? Он щелкнул мышкой, нашел материалы по делу Гробокопателя и вызвал на экран фотографии жертв. Внутри все сжалось, когда он посмотрел на Бобби Джин… Она была так красива, а сейчас превратилась в пепельно-серый труп.
Он посмотрел и на другие тела, два из которых уже разлагались. Что общего у этих людей? Как они связаны с ним? И связаны ли? Или все это мираж? Знает ли его Гробокопатель… или этот чокнутый выкопал имя Рида в газетах прошлым летом? Кто знает… Он все еще размышлял над этим, как вдруг постучали в дверь. Развернувшись на стуле, Рид увидел, что в дверях стоит детектив Макфи.
— Я только хотел попрощаться, — сказал верзила.
— Уже домой?
10° по Цельсию.
32° по Цельсию.
— Да, ненадолго. Надо разобраться с сегодняшними новыми фактами. — Он наморщил высокий лоб. — Похоже, на свободе бродит настоящий маньяк. Я бы остался, но особых причин нет. Шериф требует меня обратно.
— Но ты вернешься?
— Я рассчитываю на это. Пока не раскроем дело, все мы в нем завязли.
Рид кивнул.
— В аэропорт подбросить? Макфи покачал головой:
— Спасибо, уже договорился. — Он пересек покрытый линолеумом пол и через стол протянул Риду руку. Тот пожал ее. — Увидимся. Удачи!
— И тебе того же.
— Я сообщу, если что-то найдем.
— Спасибо.
Кивнув, Макфи развернулся и направился к выходу. Сквозь прозрачную дверь Рид видел, как он выходит, и не очень удивился, заметив рядом с ним Сильвию Морисетт. При виде нее верзила просветлел, да и Морисетт казалась не такой мрачной, как обычно. Она даже улыбалась Макфи, заигрывала с ним, выглядела удивительно женственно. Макфи обернулся через плечо, встретился взглядом с Ридом и чуть ли не заговорщически усмехнулся уголком рта, словно говоря: вот так всегда, Рид. Учись. Обаяние простого деревенского парня помогает залезть под юбку быстрее, чем бутылка шабли.
Они исчезли внизу, и Рид снял трубку. Придерживая ее плечом, он нашел записанный телефон и набрал его. Это был последний звонок, который сделала Роберта Питере… точнее, последний звонок, сделанный из ее дома. Либо она звонила в Феникс, либо ее телефоном воспользовался кто-то еще.
После трех гудков ответил приятный женский голос:
— Алло, это Гленда, Евангелическая миссия веры. Господь да пребудет с вами. Кому перенаправить ваш звонок?
Рид представился, уточнил, зачем звонит, и его соединили с несколькими разными людьми, ни один из которых не был расположен давать ему какую-либо информацию. Все дружелюбие тут же испарялось, а приветствие «Господь да пребудет с вами» отбрасывалось, как только Рид упоминал, что он из полиции. В итоге его соединили с неким преподобным Джо, который твердо сказал, что они не разглашают информацию о членах общины, и повесил трубку. Рид сделал запрос в Бюро по улучшению деловой практики и в полицейское управление Феникса относительно Евангелистской миссии веры и в особенности преподобного Джо. По всем источникам, добрый священник и его организация были чисты как стеклышко. Преподобного Джо даже ни разу не штрафовали за нарушение правил дорожного движения. Слишком уж безупречен. Рид сразу заподозрил неладное. Ему не нравилось, что Джо не называет фамилию. Впрочем, возможно, старина Джо — такая знаменитость для богобоязненной толпы, что фамилия ему уже не нужна. Как Шер, Мадонна или Либерачи[6]. Просто преподобный Джо.
Несмотря на предчувствие, звонок оказался напрасным и завел его в тупик. Это раз.
Он сходил вниз к автомату, взял кока-колу, затем позвонил в полицейское управление Нового Орлеана. Он надеялся поговорить с молодым детективом Рубеном Монтойей, который в прошлом году работал с ним по делу Монтгомери, но секретарша сообщила, что Монтойя уволился несколько месяцев назад. Рида направили к детективу по имени Рик Бенц, у того ответила голосовая почта, и Рид вспомнил, что уже работал с ним. Что ж, придется еще раз. Рид оставил короткий запрос о брате Бобби Джин, Винсе Ласситере, продиктовал свой телефон и повесил трубку.
Это два.
Он допил колу, ответил на несколько звонков и погрузился в бумажную работу, но дело Гробокопателя занимало все мысли. Близился вечер, а он все прокручивает дело в голове. Что-то он упустил, думал Рид, и притом что-то важное. Чертов убийца дразнил его записками, нагло посылал ему подсказки, а Рид их не понимал. Он достал желтый блокнот, щелкнул ручкой и стал писать. Начал он с посланий убийцы. Хотя их уже анализировал полицейский психолог, а сейчас, наверное, еще и ФБР, Рид решил подумать над этой задачей самостоятельно. Это его связь с убийцей. В письмах, отправленных ему, должно быть то, что может понять только он. Он записал содержимое первого письма — того, которое прислали ему в кабинет, с обратным адресом Колониального кладбища.
РАЗ, ДВА, ТРИ,
ПЕРВЫХ УБЕРИ.
ИХ КРИКИ СЛУШАЙ,
МОЛИСЬ ЗА ИХ ДУШИ.
Это введение в курс дела. Убийца сообщал, что жертв будет несколько, даже несмотря на то, что Полин Александер умерла естественной смертью и уже давно лежала в земле. Насколько понимал Рид, убийца насмехался над ним, не давая информации, кроме той, что это лишь начало и будут еще жертвы. Бобби Джин и Полин — в начале списка.
ТИХО ХОДЯТ ЧАСИКИ — ТИК, ТАК. ДВА В ОДНОМ У НАС, ВОТ ТАК.
Две жертвы или… или убийца знал о ребенке?
Если так, должно быть три… один плюс два… Но ведь тел было только два. Может, это указание на Томаса Мэсси, который давно уже мертв? Если только Мэсси — действительно часть плана, а не случайный обитатель могилы, которую выбрал убийца.
— Думай, Рид, думай, — прорычал он. Здесь есть что-то еще, что-то со временем. Что? Убийца работает по расписанию? Он так организован? И зачем ему Рид? — Давай, идиот, соображай, — процедил он, записав содержание третьего послания:
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ.
ИХ УЖЕ НЕТ В МИРЕ.
БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?
Очередная насмешка. Убийца играет с ним. Чувствует свое превосходство. Задает вопрос в последней строчке. Но что-то не складывалось, и это беспокоило Рида. «Раз, два, три, четыре». Как детская считалка, но это также и намек на количество трупов. Четыре жертвы — то есть в их число входят не только Бобби Джин Маркс и Роберта Питере, но и Полин Александер, и Томас Мэсси. Иначе зачем считать до четырех? Если только убийца не играет с тобой и нет еще двух жертв, спрятанных в чужих гробах, которые ты еще не раскопал.
— Черт, — пробормотал он и порадовался, что может передать эту записку психологу из ФБР. Федералы с ней попрыгают.
Он забарабанил пальцами по столу, снова просмотрел отчеты по делу, проверил почту и обнаружил предварительный отчет по Томасу Мэсси. Афроамериканец, четверо детей рассеяны по разным уголкам страны, пожилая жена живет за городом в небольшом домике. Мэсси долгие годы был привратником в частной школе и дьяконом в местной церкви. Его жена Беа воспитывала детей и подрабатывала бухгалтером. По всей видимости, у Мэсси никогда не было проблем с законом, и они с женой прожили в браке сорок пять лет до самой его смерти.
Роберта Питере, шестьдесят три года, вдова. Детей нет. Жила одна в старом доме, который они с мужем занимали с 1956 года. Муж умер за четыре года до нее.
Как же связаны жертвы? И связаны ли вообще?
…будет ли еще?
Рид стиснул зубы. Убийца явно не собирается останавливаться. Ограничится ли он определенным числом? Видимо, нет. Это риторический вопрос. Ублюдок не прекратит своих смертоносных игр, пока полиция не поймает или не убьет его. Рид надеялся на последнее.
Может, повезет и эта честь выпадет ему.
Глава 13
— Ты не хочешь остаться на обед? — спросила Шарлин Жилетт. Она была очень бледна и весила не больше ста фунтов, но макияж ее был безукоризненным. Она восседала на подушках у окна, выходящего на сады с террасами поместья Жилеттов. На улице было темно, но кусты освещались фонарями, специально расположенными у кирпичных стен. На кухонном столе, возле букета «райских птиц», лежал утренний номер «Сентинел», открытый на статье Никки; на нем покоились забытые очки для чтения.
— Что значит — «не хочу», мама? — ответила Никки, ее желудок чуть не стонал от пряного аромата мяса в горшочке, который доносился из духовки. На столе остывал пирог с пеканом, на плите варилась картошка. Сандра, наполовину горничная, наполовину сиделка, делала салат со шпинатом, грушами и голубым сыром. Никки стояла у стола, подбирая кусочки орехов, которые еще не попали в миску.
— Ты всегда куда-то торопишься. Что случится, если ты сядешь и поешь с нами?
— Ничего, конечно, — но Никки уже собиралась сделать новые ключи от квартиры, потому что кто-то к ней недавно забрался, — маленькая тайна от родителей. Иначе они забеспокоятся и будут настаивать, чтобы она пошла в полицию или пожила у них… а это не выход.
— Не знаю, когда ты отдыхаешь, — озабоченно произнесла Шарлин.
— Это не в моих правилах.
— Вся в отца.
Сандра подняла бровь, высыпая горсть орехов на шпинат.
— Это плохо?
Мать не стала отвечать прямо. Вместо этого стиснула пальцы, словно вспомнила что-то важное.
— Кстати, дорогая, угадай, кто сюда недавно заезжал?
— Не знаю, — честно сказала Никки. — У тебя слишком много знакомых.
— Это не мой знакомый. А твой… то есть бывший знакомый.
— И кто? — спросила Никки без особого интереса.
— Шон, — ответила она, в глазах мелькнул огонек, и Никки застонала про себя.
— Шон Хок? Что ему было нужно?
— Просто заехал меня навестить. Ты же знаешь, мы с его мамой вместе ходили в школу.
Никки помнила. Хотя лучше бы не помнила.
— Он спрашивал о тебе.
— Мы уже разговаривали.
— И что? — Мать подняла бровь.
— И ничего. Он хотел встретиться. Меня эта мысль не порадовала.
— Да? А мне Шон всегда нравился. — Она подняла руки к голове, словно защищаясь от удара. — Знаю, знаю. У вас не сложилось. Он увлекся другой, но ведь тогда вы были так молоды. Может быть, сейчас…
— Нет, мама, никогда, и поверить не могу, что ты это говоришь. Шон всегда был и остается подлецом. Разговор окончен. — Никки почувствовала невольное раздражение. Похоже, Шарлин считает ее старой девой, потому что ей уже за тридцать. Это просто смешно. — Отцу он никогда не нравился, — заметила она и краем глаза увидела, что Сандра коротко кивнула.
— Твой отец ко всем относится с подозрением. — Шарлин скрестила руки на узкой груди. Губы решительно сжались в тонкую ленту, которую Никки слишком часто видела на ее лице. — Все оттого, что он занимается уголовщиной и каждый день видит преступников.
Никки услышала, как открывается дверь гаража:
— Легок на помине.
Мать непроизвольно выпрямилась, как если бы потягивалась, и Никки кольнула грусть. Что же случилось с ее родителями, которые в молодости танцевали и смеялись, глаза их светились, когда они шутили, стараясь перещеголять друг друга? Они были преданы друг другу, хотя и независимы, и прежде всего уважали друг друга. Они были великодушны и счастливы. Любили друг друга, даже после рождения четверых детей и двадцати лет совместной жизни. И их счастье разрушилось, сломалось со смертью Эндрю и их чувством собственной смертности. Возраст и печаль лишили Шарлин юмора и жизненной силы, и те же демоны не обошли стороной и отца.
Сандра смахнула последние крошки орехов, и достопочтенный судья на пенсии Рональд Жилетт распахнул дверь из гаража и появился в кухне, освещенной теплым светом.
У него были румяные щеки, уже постоянно красный нос, голубые глаза сверкали, несмотря на лопнувшие сосудики. Некоторые считали, что он похож на Санта-Клауса, но Никки он напоминал Берла Айвса в роли Большого Папы в старом фильме «Кошка на раскаленной крыше».
— Привет, Петардочка! — прогремел он и заключил младшую дочь в медвежьи объятия, которых она, впрочем, и ожидала. От него пахло сигарами, ржаным виски и дождем. — Значит, ты наконец попала на первую страницу! Поздравляю! — Очередное объятие.
Когда он выпустил ее, Никки широко улыбнулась:
— Ключевое слово — «наконец». Большой Рон хихикнул:
— Похоже, дела у тебя пошли на лад.
— Пока да.
— Что ж, думаю, нам стоит за это выпить. Шарлин?..
— Нет. — Она покачала головой, стараясь скрыть неодобрение.
— А ты-то будешь? — спросил он Никки.
Она вспомнила о назначенной встрече с Клиффом.
— Как-нибудь в другой раз, папа. Мне нужно работать.
— Ну, всего стаканчик. — Он уже направился в комнату. Мать перевела взгляд на темные окна, и Никки увидела в них бледное отражение Шарлин; в этом призрачном образе читались боль и осуждение.
— Мама, как ты себя чувствуешь? Шарлин моргнула, выдавила улыбку.
— Прекрасно.
— Не надо меня обманывать, ладно? — Никки уселась рядом на подушку и обняла мать. От Шарлин пахло духами и пудрой. — Вчера ты была у врача. Что он сказал?
— Как обычно. Что я все выдумываю. — Бросив взгляд на коридор, где скрылся ее муж, она добавила: — Он предложил мне сходить к психиатру.
Никки взяла маму за руку и поразилась, какая она маленькая и сухая. Кольца сидели так свободно, что чуть не соскользнули Никки в ладонь.
— Может, действительно стоит?
На миг подбородок Шарлин задрожал, и она взглянула в глаза дочери:
— Значит, ты тоже думаешь, что я сошла с ума?
— Нет. Просто у тебя депрессия.
— А разве это не одно и то же?
— Нет, конечно. Есть большая разница. — Никки старалась смягчить свои слова, но это было трудно, ведь приходилось говорить правду. — Просто у тебя такой несчастный вид, мама.
— Да уж, тончайшее наблюдение, — сердито буркнула Шарлин, потом овладела собой и вынула свои пальцы из ладони Никки. — Со мной все в порядке. Все хорошо. Не беспокойся, пожалуйста.
В коридоре раздались тяжелые шаги, и снова губы матери скривились, будто она не выносила присутствия мужа. Большой Рон вернулся с двумя стаканами, и она натянуто улыбнулась. В золотистой жидкости звякали кубики льда.
— Вот. — Он вручил Никки стакан.
— Она сказала, что не будет, — произнесла Шарлин.
— Да? — Он покосился на дочь. — Ну, пусть я этого не слышал. — Чокнувшись с Никки, он сказал: — За то, чтобы у тебя было больше сенсаций и статей на первой полосе!
— Спасибо. — Она сделала маленький глоток, нашла напиток сносным и решила не обращать внимания на висящее в воздухе напряжение.
Очень хотелось есть, да и маму порадовать, и она осталась на ужин, слушала рассказы отца про гольф и рыбалку и безуспешно старалась втянуть Шарлин в разговор. В гостиной они ели на десерт пирог, пили кофе, и Никки пыталась не обращать внимания на то, что уже так поздно. Она уже почти доела, и тут до нее дошло, что она совершенно забыла о Симоне. Опять. О господи, она становится необязательной, хотя сама терпеть этого не может.
— Ой, мне правда пора бежать! — Она вскочила, оставив на столе половину пирога и нетронутый кофе.
— Где пожар? — Отец сидел в своем любимом кожаном кресле, задрав ноги и расстегнув рубашку, а теперь пытался снять кобуру с лодыжки. Он всегда носил с собой оружие после того, как на него покушались в результате особо непопулярного судебного решения.
— Я обещала Симоне, что пойду с ней в спортзал, — объяснила Никки, хватая сумочку. Она взглянула на часы: — Если потороплюсь, еще успею.
— Но мы тебя так редко видим, — возразила Шарлин. Большой Рон потер ногу, отстегнул кобуру и положил ее вместе с пистолетом на кофейный столик.
— Убери эту чертову штуковину, — велела Шарлин, указывая пальцем на оружие. — Когда ты в последний раз оставил его на видном месте, пришла Лили с Офелией!
Большой Рон не двинулся с места, только переключил программу на телевизоре.
— Ну, пожалуйста. — Губы Шарлин сложились в несчастную, затравленную гримасу.
Никки очень не хотелось уходить. Пахло большим скандалом.
— Я вернусь. Скоро. Обещаю. — Она поцеловала маму в макушку, обняла отца и выбежала из дома. У ее родителей непростой период. Но все наладится. И все же она скрестила пальцы.
Как же она забыла о подруге? Несмотря на амбиции, она никогда не считала, что работа превыше всего, и высоко ценила семью и друзей. И все-таки она бросила родителей, уже два дня как не перезванивала сестре, оставила Трину разбираться с Эйми и Даной, а теперь чуть не подвела лучшую подругу.
— Да, Жилетт, — призналась она себе, — ты настоящий друг.
Она на полной скорости понеслась домой, зашла к домовладельцу, где ей вручили два сверкающих новеньких ключа и сказали, что новые замки «уж точно отгонят непрошеных парней».
— Спасибо, — сказала Никки, сверкнув улыбкой, и помчалась вверх по лестнице. Она замешкалась, вставляя ключ в новый замок, но дверь отворилась, и уютная маленькая квартирка предстала перед ней такой же, как она ее оставила. По крайней мере, с виду. Дженнингс проворно соскочил с кухонного стола и стал тереться о ноги. Она погладила его, подсыпала еды и поменяла туалет. Затем позвонила Клиффу Зиберту на сотовый и объяснила, что приедет в придорожное кафе к «Братьям Уивер», но опоздает из-за встречи с Симоной. Затем с легким чувством вины перед котом, который опять оставался один, тщательно заперла дверь и слетела по лестнице. До начала занятий оставалось пять минут.
К сожалению, ехать до спортзала минут двадцать.
— Что значит — «не хочу», мама? — ответила Никки, ее желудок чуть не стонал от пряного аромата мяса в горшочке, который доносился из духовки. На столе остывал пирог с пеканом, на плите варилась картошка. Сандра, наполовину горничная, наполовину сиделка, делала салат со шпинатом, грушами и голубым сыром. Никки стояла у стола, подбирая кусочки орехов, которые еще не попали в миску.
— Ты всегда куда-то торопишься. Что случится, если ты сядешь и поешь с нами?
— Ничего, конечно, — но Никки уже собиралась сделать новые ключи от квартиры, потому что кто-то к ней недавно забрался, — маленькая тайна от родителей. Иначе они забеспокоятся и будут настаивать, чтобы она пошла в полицию или пожила у них… а это не выход.
— Не знаю, когда ты отдыхаешь, — озабоченно произнесла Шарлин.
— Это не в моих правилах.
— Вся в отца.
Сандра подняла бровь, высыпая горсть орехов на шпинат.
— Это плохо?
Мать не стала отвечать прямо. Вместо этого стиснула пальцы, словно вспомнила что-то важное.
— Кстати, дорогая, угадай, кто сюда недавно заезжал?
— Не знаю, — честно сказала Никки. — У тебя слишком много знакомых.
— Это не мой знакомый. А твой… то есть бывший знакомый.
— И кто? — спросила Никки без особого интереса.
— Шон, — ответила она, в глазах мелькнул огонек, и Никки застонала про себя.
— Шон Хок? Что ему было нужно?
— Просто заехал меня навестить. Ты же знаешь, мы с его мамой вместе ходили в школу.
Никки помнила. Хотя лучше бы не помнила.
— Он спрашивал о тебе.
— Мы уже разговаривали.
— И что? — Мать подняла бровь.
— И ничего. Он хотел встретиться. Меня эта мысль не порадовала.
— Да? А мне Шон всегда нравился. — Она подняла руки к голове, словно защищаясь от удара. — Знаю, знаю. У вас не сложилось. Он увлекся другой, но ведь тогда вы были так молоды. Может быть, сейчас…
— Нет, мама, никогда, и поверить не могу, что ты это говоришь. Шон всегда был и остается подлецом. Разговор окончен. — Никки почувствовала невольное раздражение. Похоже, Шарлин считает ее старой девой, потому что ей уже за тридцать. Это просто смешно. — Отцу он никогда не нравился, — заметила она и краем глаза увидела, что Сандра коротко кивнула.
— Твой отец ко всем относится с подозрением. — Шарлин скрестила руки на узкой груди. Губы решительно сжались в тонкую ленту, которую Никки слишком часто видела на ее лице. — Все оттого, что он занимается уголовщиной и каждый день видит преступников.
Никки услышала, как открывается дверь гаража:
— Легок на помине.
Мать непроизвольно выпрямилась, как если бы потягивалась, и Никки кольнула грусть. Что же случилось с ее родителями, которые в молодости танцевали и смеялись, глаза их светились, когда они шутили, стараясь перещеголять друг друга? Они были преданы друг другу, хотя и независимы, и прежде всего уважали друг друга. Они были великодушны и счастливы. Любили друг друга, даже после рождения четверых детей и двадцати лет совместной жизни. И их счастье разрушилось, сломалось со смертью Эндрю и их чувством собственной смертности. Возраст и печаль лишили Шарлин юмора и жизненной силы, и те же демоны не обошли стороной и отца.
Сандра смахнула последние крошки орехов, и достопочтенный судья на пенсии Рональд Жилетт распахнул дверь из гаража и появился в кухне, освещенной теплым светом.
У него были румяные щеки, уже постоянно красный нос, голубые глаза сверкали, несмотря на лопнувшие сосудики. Некоторые считали, что он похож на Санта-Клауса, но Никки он напоминал Берла Айвса в роли Большого Папы в старом фильме «Кошка на раскаленной крыше».
— Привет, Петардочка! — прогремел он и заключил младшую дочь в медвежьи объятия, которых она, впрочем, и ожидала. От него пахло сигарами, ржаным виски и дождем. — Значит, ты наконец попала на первую страницу! Поздравляю! — Очередное объятие.
Когда он выпустил ее, Никки широко улыбнулась:
— Ключевое слово — «наконец». Большой Рон хихикнул:
— Похоже, дела у тебя пошли на лад.
— Пока да.
— Что ж, думаю, нам стоит за это выпить. Шарлин?..
— Нет. — Она покачала головой, стараясь скрыть неодобрение.
— А ты-то будешь? — спросил он Никки.
Она вспомнила о назначенной встрече с Клиффом.
— Как-нибудь в другой раз, папа. Мне нужно работать.
— Ну, всего стаканчик. — Он уже направился в комнату. Мать перевела взгляд на темные окна, и Никки увидела в них бледное отражение Шарлин; в этом призрачном образе читались боль и осуждение.
— Мама, как ты себя чувствуешь? Шарлин моргнула, выдавила улыбку.
— Прекрасно.
— Не надо меня обманывать, ладно? — Никки уселась рядом на подушку и обняла мать. От Шарлин пахло духами и пудрой. — Вчера ты была у врача. Что он сказал?
— Как обычно. Что я все выдумываю. — Бросив взгляд на коридор, где скрылся ее муж, она добавила: — Он предложил мне сходить к психиатру.
Никки взяла маму за руку и поразилась, какая она маленькая и сухая. Кольца сидели так свободно, что чуть не соскользнули Никки в ладонь.
— Может, действительно стоит?
На миг подбородок Шарлин задрожал, и она взглянула в глаза дочери:
— Значит, ты тоже думаешь, что я сошла с ума?
— Нет. Просто у тебя депрессия.
— А разве это не одно и то же?
— Нет, конечно. Есть большая разница. — Никки старалась смягчить свои слова, но это было трудно, ведь приходилось говорить правду. — Просто у тебя такой несчастный вид, мама.
— Да уж, тончайшее наблюдение, — сердито буркнула Шарлин, потом овладела собой и вынула свои пальцы из ладони Никки. — Со мной все в порядке. Все хорошо. Не беспокойся, пожалуйста.
В коридоре раздались тяжелые шаги, и снова губы матери скривились, будто она не выносила присутствия мужа. Большой Рон вернулся с двумя стаканами, и она натянуто улыбнулась. В золотистой жидкости звякали кубики льда.
— Вот. — Он вручил Никки стакан.
— Она сказала, что не будет, — произнесла Шарлин.
— Да? — Он покосился на дочь. — Ну, пусть я этого не слышал. — Чокнувшись с Никки, он сказал: — За то, чтобы у тебя было больше сенсаций и статей на первой полосе!
— Спасибо. — Она сделала маленький глоток, нашла напиток сносным и решила не обращать внимания на висящее в воздухе напряжение.
Очень хотелось есть, да и маму порадовать, и она осталась на ужин, слушала рассказы отца про гольф и рыбалку и безуспешно старалась втянуть Шарлин в разговор. В гостиной они ели на десерт пирог, пили кофе, и Никки пыталась не обращать внимания на то, что уже так поздно. Она уже почти доела, и тут до нее дошло, что она совершенно забыла о Симоне. Опять. О господи, она становится необязательной, хотя сама терпеть этого не может.
— Ой, мне правда пора бежать! — Она вскочила, оставив на столе половину пирога и нетронутый кофе.
— Где пожар? — Отец сидел в своем любимом кожаном кресле, задрав ноги и расстегнув рубашку, а теперь пытался снять кобуру с лодыжки. Он всегда носил с собой оружие после того, как на него покушались в результате особо непопулярного судебного решения.
— Я обещала Симоне, что пойду с ней в спортзал, — объяснила Никки, хватая сумочку. Она взглянула на часы: — Если потороплюсь, еще успею.
— Но мы тебя так редко видим, — возразила Шарлин. Большой Рон потер ногу, отстегнул кобуру и положил ее вместе с пистолетом на кофейный столик.
— Убери эту чертову штуковину, — велела Шарлин, указывая пальцем на оружие. — Когда ты в последний раз оставил его на видном месте, пришла Лили с Офелией!
Большой Рон не двинулся с места, только переключил программу на телевизоре.
— Ну, пожалуйста. — Губы Шарлин сложились в несчастную, затравленную гримасу.
Никки очень не хотелось уходить. Пахло большим скандалом.
— Я вернусь. Скоро. Обещаю. — Она поцеловала маму в макушку, обняла отца и выбежала из дома. У ее родителей непростой период. Но все наладится. И все же она скрестила пальцы.
Как же она забыла о подруге? Несмотря на амбиции, она никогда не считала, что работа превыше всего, и высоко ценила семью и друзей. И все-таки она бросила родителей, уже два дня как не перезванивала сестре, оставила Трину разбираться с Эйми и Даной, а теперь чуть не подвела лучшую подругу.
— Да, Жилетт, — призналась она себе, — ты настоящий друг.
Она на полной скорости понеслась домой, зашла к домовладельцу, где ей вручили два сверкающих новеньких ключа и сказали, что новые замки «уж точно отгонят непрошеных парней».
— Спасибо, — сказала Никки, сверкнув улыбкой, и помчалась вверх по лестнице. Она замешкалась, вставляя ключ в новый замок, но дверь отворилась, и уютная маленькая квартирка предстала перед ней такой же, как она ее оставила. По крайней мере, с виду. Дженнингс проворно соскочил с кухонного стола и стал тереться о ноги. Она погладила его, подсыпала еды и поменяла туалет. Затем позвонила Клиффу Зиберту на сотовый и объяснила, что приедет в придорожное кафе к «Братьям Уивер», но опоздает из-за встречи с Симоной. Затем с легким чувством вины перед котом, который опять оставался один, тщательно заперла дверь и слетела по лестнице. До начала занятий оставалось пять минут.
К сожалению, ехать до спортзала минут двадцать.
Глава 14
— На сегодня все. Спасибо. — Джейк Вон поклонился, сложив руки лодочкой, выпрямился и улыбнулся группе. Вспотевшая Никки вдруг ощутила наличие мышц там, где их вроде никогда не было. Она опоздала на десять минут и пропустила растяжку, но успела проскользнуть на свободное место рядом с Симоной. Ее подруга вовсю старалась и строила глазки тренеру.