— Ну да. Два, если точно. Один труп свежий, второй не очень… Так почему я вам звоню — мы думаем, что вы можете знать одну из жертв.
   — Я? Почему? — Все мускулы Рида напряглись. Он перестал чертить загогулины.
   — Мы нашли ваше имя в гробу.
   — Что? Мое имя? — Шериф чокнулся, что ли? Его имя в гробу? Что это значит? — Прямо в гробу?
   — Правильно. Записку для вас. Вместе с маленьким микрофоном.
   — Шериф, подождите минутку. Записку для меня и микрофон нашли внутри гроба с двумя трупами в лесах, в трехстах милях от Саванны?
   — Вот именно. В ящике проделана дырка, микрофон в углу, у головы жертвы, а записка в ногах, ее зацепили за обивку.
   — Какие-то документы у жертв есть? — Голова шла кругом. Сначала странная записка с утра, а теперь эта новость о трупах в графстве Лампкин, в той части Джорджии, где он вырос… в том месте, о котором он предпочел бы забыть.
   — Нет, очередные Джейн Доу. Наверное, вам стоит приехать и посмотреть. Я уже согласовал с полицией штата, вас доставят на вертолете. Основная бригада уже на месте, все изучают, но я, как увидел ваше имя на бумажке, решил, что вам лучше на это взглянуть.
   Рид уже тянулся за курткой.
   Около четырех Трина сказала:
   — В графстве Лампкин какое-то громкое дельце.
   Она возвращалась от автомата с запотевшей бутылкой диетической колы. Из скрытых динамиков в редакции «Саванна Сентинел» доносилась инструментальная обработка мелодии Патти Пейдж. Никки размышляла, чем бы разбавить сухую статью о школьном совете.
   — Насколько громкое? — Никки оторвалась от монитора компьютера. Она интересовалась любыми новостями, даже несмотря на то, что графство Лампкин лежит далеко к северу от Атланты, у границы с Каролиной.
   Трина наморщила лоб.
   — Я не знаю. Но раз в «Сентинел» заинтересовались, значит, дело довольно серьезное.
   — Да? — Никки обратилась в слух.
   — Я знаю только, что Мецгер так разволновался, что чуть не забыл позлорадствовать.
   Норман Мецгер был репортером криминальной хроники в «Сентинел». Его имя красовалось рядом с заголовком почти каждой статьи, связанной с управлением полиции Саванны или другими управлениями штата. Он был не то чтобы плох, скорее, на взгляд Никки, бесполезен, и, как выяснила Трина, обладал крайне преувеличенным самомнением.
   — Он как раз хватал куртку и рычал на фотографа, чтобы тот пошевеливался. Когда я его спросила: «Где горит?» — он ухмыльнулся так, что Чеширский кот его бы убил, и сказал только: «В Далонеге». — Трина отвинтила крышку с бутылки и подняла брови. Глаза ее горели. — Я подумала, ты захочешь знать.
   — Ты правильно подумала. — Никки резко отъехала на стуле назад, оглядела зал и увидела, как Мецгер напяливает шерстяную кепку и звенит ключами в кармане куртки. Он посмотрел на Никки через зал, поймал ее взгляд, шутливо отдал ей честь и подмигнул.
   Скотина.
   Он знал, что она метит на его место, и при любом удобном случае напоминал об этом.
   Никки скрипнула зубами, придвинувшись обратно к столу.
   — Не позволяй ему себя раздражать. — Трина явно наблюдала сей немой диалог.
   — С Мецгером это невозможно.
   — Все возможно. Не играй в его игры. Плюнь на него. Будто тебе как с гуся вода.
   — Ну ладно. — Никки лихорадочно соображала. Что же такого важного случилось в горах северной Джорджии? — Спасибо за совет. При случае верну.
   — Ну, при случае тебе придется вернуть дюжину или даже больше, но не будем считать. Можешь поставить мне выпивку вечером. И не вздумай нас прокатить. Я не собираюсь быть единственным островком нормальности между восторгами Даны и отчаянием Эйми. Ни за что, дорогая. Ты должна прийти.
   — Обещаю.
   — Да, да, конечно. — Трина отъехала на стуле и исчезла за перегородкой, где зазвонил телефон. — «Саванна Сентинел», говорит Трина Будин…
   Никки не теряла ни секунды. Она взяла мобильник и набрала номер, который знала наизусть. Номер другого мобильника. Он принадлежал Клиффу Зиберту, который работал в уголовном отделе полиции Саванны. Он считал своим долгом знать все, что происходит, и почему-то снабжал информацией Никки. Может, она ему нравилась — эта мысль таилась в ней, но сейчас Никки не хотела ее признавать. Впрочем, он никогда не клеился. Пока. Может, он открывал ей все потому, что она дочь Большого Рона Жилетта, но, скорее всего, дело в тяжелом чувстве вины.
   — Привет, это я, — бодро сказала она. Он простонал, но добродушно:
   — И чего ты хочешь?
   — Что-то случилось. Что-то серьезное, насколько я могу судить по ухмылке Норма Мецгера. Он как раз туда едет. В Далонегу.
   — Как он об этом узнал?
   — О чем? Я-то вообще ничего не знаю. — Последовала секундная пауза, как бывало всегда, когда Никки хотела что-то выведать, а детектив Зиберт сражался с совестью. — Ну, скажи, Клифф. Что происходит?
   — Ты не можешь узнать там, у себя? — спросил он, чтобы потянуть время. Как обычно.
   — Ты смеешься? Ты же знаешь моего шефа. Том — старый добрый южанин, и он под своим либеральным лоском считает, что все женщины — нечто среднее между Скарлетт О'Хара и Хайди Фляйсс[3].
   — Эй, осторожнее, я ведь тоже старый добрый южанин!
   — Ты понял, о чем я, — вздохнула Никки. Клифф действовал ей на нервы — впрочем, как обычно. Как всегда. Клифф Зиберт был лучшим другом ее старшего брата в школе. Эндрю поступил в университет Дьюка. Клифф пошел в полицейскую академию и окончил колледж, уже работая в полицейском управлении Саванны. У его семьи за городом была собственность, три фермы, которыми они владели уже шесть поколений, но Клифф решительно отказался быть фермером. Он хотел стать копом с той минуты, как увидел черно-белую патрульную машину на улицах городка, где они выросли. В тот уик-энд, когда Эндрю погиб, Клифф должен был к нему приехать, но в последний момент передумал. И с тех пор его терзало чувство вины.
   — Похоже, Мецгер и впрямь тебя достает, — сказал он в конце концов.
   — Аминь, — сердито стукнула карандашом по столу Никки. Надоели мужчины, которые сначала превозносят добродетели работающей женщины, а потом, как в истории доктора Джекила и мистера Хайда, хотят к шести вечера горячий ужин и жену в роли тысячедолларовой девочки по вызову, но только, разумеется, после вечерних новостей и спортивного репортажа. Черт, ведь такое отношение перестало существовать в пятидесятых, нет? ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ пятидесятых?
   Том Свинн, редактор «Сентинел», со своей стороны стеклянной перегородки мог изрыгать пламя, серу и крайне правые политические высказывания — все, что хотел. Но это не остановит Никки Жилетт. Ни за что, никоим образом. Прямо сейчас она собирается прорвать эту невидимую баррикаду. Она рассчитывала, что Свинну придется полностью изменить отношение к ней, когда она промчится мимо него на пути к великому будущему, а из-под ног будут лететь осколки. Все, что ей нужно, — это хорошая статья. Всего одна. И она чувствовала, что из событий в графстве Лампкин статья может получиться.
   — Ну давай, не тяни. Что там?
   Последовал тяжелый вздох, громкий скрип — наверное, Клифф повернулся на стуле. Затем, понизив голос, он произнес:
   — Хорошо, хорошо. Слушай. Я знаю только одно — туда вызвали Пирса Рида. Видимо, дело серьезное. Он уже едет в ведомство шерифа в графстве Лампкин, веришь или нет. Выехал минут двадцать назад. Не знаю, что там, но слышал, будто из лесов в той части гор какого-то парня забрали на вертолете «скорой помощи», он вроде бы упал со скалы. Сейчас его везут в госпиталь Атланты. Всех подробностей не знаю, даже не знаю, сильно ли он покалечился, но, насколько я понял, все произошло за полчаса до того, как Риду позвонили. — Он помолчал с минуту. — Никки, ну ты знаешь. Я тебе ничего не говорил.
   — Конечно, нет. — Никки взглянула на часы. — Спасибо, Клифф, — сказала она, мысленно уже направляясь в северную Джорджию. — Я этого не забуду.
   — Забудь. Хорошо? Я тебе ничего не говорил. Если ты проболтаешься, я потеряю работу. И помни, что ты узнала об этом, увидев полицейский наряд, ну или еще что-нибудь придумай.
   — Обязательно.
   — И еще, Никки…
   — Да? — Она полезла в сумочку за ключами от машины.
   — Передавай привет маме.
   Никки похолодела. Как и всегда, когда вспоминала о матери. Пальцы коснулись металла ключей и вдруг заледенели.
   — Хорошо, Клифф, — пообещала она и нажала отбой. Ей представился мимолетный образ матери, болезненной, несчастливой в браке, зависящей от человека, который хоть и не любил ее, но хотя бы хранил ей верность. По крайней мере, все так считали. Для постороннего взгляда судья Рональд Жилетт был средоточием пристойности, любящим мужем больной женщины, часто прикованной к постели.
   Никки вскочила и попыталась отделаться от грусти, которая пеленой окутывала ее душу, если она слишком долго думала о матери.
   Она отметилась на контроле, что уходит на весь день, и выбросила из головы все мысли о семье. Натягивая куртку, поспешила на улицу. Ветер тут же растрепал волосы, светло-рыжие пряди упали на глаза, разметались по лицу. Уже темнело, сгущались сумерки, когда она перебежала через дорогу к своей маленькой «субару», припаркованной под фонарем.
   Какого черта Пирс Рид делает в графстве Лампкин, так далеко за пределами своей юрисдикции? Пахло отличной статьей, но она старалась не слишком радоваться — вдруг там ничего особенного? Хотя почему тогда Норм Мецгер помчался за Ридом? Нет, здесь определенно пахло жареным. Она надавила на газ и рванула к магистрали И-16, превышая скорость. Чтобы попасть в Далонегу, придется потратить часов пять. А дальше? Даже если ей попадется Рид, какова вероятность того, что он расскажет что-нибудь?
   Да никакой. Ни шиша.
   Если она не найдет способ к нему подобраться.
   Никки вырулила из города на шоссе, вполуха слушая новости по радио. Работала и полицейская волна, где передавали о пробках на дорогах, об ограблении универмага на юге Саванны, но не упоминалось ни об одном деле, в котором участвовал бы Рид. Ничего.
   Она обогнала грузовик с чем-то огнеопасным и вдавила в пол педаль газа. Водитель грузовика засигналил, и она показала ему непристойный жест, промчавшись мимо так, словно за нею черти гнались. Она не знала, что творится в графстве Лампкин, но была уверена, что это в десять раз интереснее, чем последние решения школьного совета Саванны. И присутствие Рида это гарантировало.
   Привлекательный, мужественный, вечно занятой Пирс Рид — крепкий орешек, полицейский, который никого не подпустит к себе слишком близко, человек, всегда закрытый в общении с прессой.
   Но скоро это изменится.
   Просто Рид об этом еще не знает.
   — Вот пока все, что у нас есть. Тот, кто притащил сюда гроб, ехал по старой тропе лесорубов. — Шериф Болдуин указал на развилку и повернул джип направо. — Мы думаем, что у него был грузовик с подъемником и лебедкой. Я уже послал человека в дорожную полицию узнать, у кого может быть такая машина. А также мы ищем те, что могли угнать.
   — Хорошая мысль, — сказал Рид, расстегивая куртку.
   Болдуину было уже под шестьдесят, но он оставался таким же стройным, как тридцать лет назад, когда служил сержантом в армии. Это был бесхитростный человек с грубым лицом, колючими глазами и густыми седыми усами. Он включил обогреватель, и тот с ревом погнал горячий воздух на ветровое стекло и в салон служебного автомобиля. На полицейской волне потрескивали помехи, повизгивал двигатель грузовичка, карабкающегося вверх по холму.
   — Ну что ж, это уже начало. Но скромное. Черт возьми, я работаю в этом графстве уже двадцать лет, но ничего подобного не видел. — Болдуин переключился на нижнюю передачу. Фары джипа прорезали мрак, лучи выхватывали из темноты сухую траву, редкий гравий, шершавые стволы дубков и сосенок. Из чахлых кустов выскочил опоссум, сверкая глазами, повернулся и неуклюже утопал во тьму. — Понять не могу, зачем кому-то понадобилось лезть в эти дебри.
   Рид тоже не понимал. Он всматривался в темноту из джипа, который подпрыгивал и ревел на лесной дороге. Какого черта он делает здесь, рядом с маленьким домиком на две спальни, где он родился? Как его имя оказалось на бумажке в этом гребаном гробу — именно здесь? С тех пор как позвонил Болдуин, Рид не мог думать больше ни о чем. Он размышлял над этим и в вертолете, но шериф при встрече не смог толком ответить ему. Да и никто бы не смог.
   По крайней мере, пока.
   Они ехали уже минут сорок, огни Далонеги и цивилизация остались далеко позади, и тут Рид увидел за деревьями свет.
   Вот и приехали, подумал он и почувствовал приток адреналина, как всегда у места преступления.
   — Мы начали расследование сегодня после обеда, но быстро темнело. По прогнозам обещали дождь, и мы опасались потерять большинство следов и улик, если польет как из ведра. Поэтому и оборудование притащили — как только, так сразу, — объяснял шериф, хотя Рид и знал весь процесс. Он уже видел, как поступают в серьезных случаях.
   Легковушки, фургоны, внедорожники и джипы стояли под причудливыми углами футах в ста от ворот. Фары, лампы, фонари, алые кончики сигарет освещали мглу. Место преступления уже огородили представители различных ведомств штата и графства. Задние двери фургона были широко открыты, и эксперты уже начали собирать и изучать следы. Детективы и представители графства присоединились к полиции штата.
   Болдуин быстро представил Риду нескольких человек, затем при свете фонаря, который придерживал один из его людей, указал на ржавые ворота. Те состояли из единственной тяжелой перекладины, которая качалась над сухой травой и грязным редким гравием — остатками дороги.
   — Видишь, как примяло траву и какие на ней капли масла?
   Рид кивнул.
   — А ворота, вот здесь, — продолжал Болдуин, указывая на ржавую перекладину. — Они были заперты на цепочку, но цепь чистенько перерезали. Не иначе, большими кусачками — звенья-то здоровенные.
   Рид присел на корточки и нагнулся, чтобы получше рассмотреть повреждения.
   — Тот, кто это сделал, был так внимателен, что даже закрыл за собой ворота… Смотри сюда. — Болдуин качнул фонарем на участок цепи, где звенья были перекушены, а затем скреплены чем-то вроде вешалки для пальто. Ворота уже посыпали порошком для снятия отпечатков, один полицейский снимал следы шин. Остальные с фонариками осматривали траву и огораживали место, чтобы утром найти хоть какие-то улики.
   Осторожно, чтобы не мешать работе, Болдуин повел Рида в лес, вверх по крутому подъему и вниз, к полянке, где были установлены прожекторы дневного света, эксперты тщательно исследовали почву, брали образцы, снимали все на видео, цифровые фотоаппараты и поляроиды. Холодный ветер забрался Риду под куртку, в воздухе пахло дождем, но не только. Чем-то безымянным. Чем-то темным. Злым. Он чувствовал это. Как и на многих местах преступлений. Болдуин свернул в рощицу тонких деревьев и вышел на полянку. Они прошли мимо мертвого оленя, осветив фонарем его невидящие глаза. Внутренности вывалились на землю, темная кровь вытекла на траву и запеклась. Рид представил, как любители падали скрываются в темном лесу. И выжидают.
   Болдуин подошел к неглубокой могиле. У Рида внутри все сжалось, когда он заметил землю, набросанную вокруг гроба из розового дерева и меди. Дерево почернело и пошло пятнами, металл потускнел, крышка гроба лежала под зловещим неестественным светом прожекторов, стоящих рядом на штативах. Рид весь подобрался и шагнул ближе.
   — Господи! — воскликнул он тихо и тонко, а слово прозвучало, как молитва. Он глубоко вдохнул. — Почему, черт возьми, ты не сказал, что этот ублюдок запихал ее туда живой? — Его распирал гнев. — Кто, боже мой…
   В потемневший ящик, обитый атласом, были втиснуты два тела, одно из которых почти скрывало другое. Запах смерти, разлагающейся плоти был невыносим. Яркие огни фонарей казались в этом темном лесу жутковатыми и неуместными; они освещали страшную картину. Морщась от вони, Рид подошел ближе. Сверху лежало тело обнаженной женщины, кожа была синюшно-белой, царапины обескровили лицо, руки и ноги — было очевидно, что она пыталась вырваться из могилы.
   Господь всемогущий, ее похоронили заживо.
   Он старался не думать о ее страданиях, пока не обратил внимания на лицо.
   О господи, нет… это невозможно. Его чуть не вырвало, когда под синяками разглядел прекрасные тонкие черты, руки с содранными наманикюренными ногтями, открытые, полные ужаса мертвые глаза Барбары Джин Маркс.
   — Твою мать, — пробормотал он, отвернувшись, чтобы глотнуть свежего воздуха. Бобби? Нет…
   Но когда он снова взглянул на этот ужас, то убедился, что это она. Длинные голые ноги в кровоподтеках, идеальные груди распластались на ребрах, а сама она, полностью раздетая, лежача на чьих-то останках. Было ясно, что умерла она недавно, может быть, меньше суток назад. Кровь текла у нее из ушей, пальцы скрючились, словно кровавые когти. Должно быть, смерть наступила, когда она все еще пыталась выкарабкаться на свободу.
   — Знаешь ее? — спросил Болдуин.
   У Рида скрутило желудок. В горле стоял ком. Он боролся с тошнотой.
   — Да, — прошептал он в конце концов, все еще не веря, не сводя глаз с мертвой женщины. Господи! Неужели это правда? Бобби? Сексуальная, шаловливая проказница Бобби? Казалось, время остановилось. Затихли ночные звуки. Перед глазами сменялись образы — жаркие эротические сцены, знойные карие глаза, упругое тренированное тело, непокорные рыжие локоны, большие груди с невероятной величины сосками. Она заводила его медленно, словно дразнила, касалась каждого из его ребер, ногтями пощипывала его грудь; он потел, жадно смотрел на нее, часто дышал, ему бьио почти больно от мощной эрекции. Господи, как же он тогда ее хотел.
   Сейчас, глядя на ее бледные останки, он прочистил горло и отогнал чувственные мысли. В этот момент они казались почти кощунственными. Стискивая зубы, он ощутил не только грусть и отвращение, но и — неожиданно — усталость. Как она дошла до этого? Кто это сделал?
   — Ее имя Бобби Джин. Барбара Джин Маркс. — Собственный голос показался ему хриплым и грубым. Он не любил ее, и все же…
   — Откуда ты ее знаешь? — спросил шериф, и в том, как он поднял брови, мелькнула тень подозрения.
   Рид скрипнул зубами. Глубоко вдохнул. Почувствовал на себе взгляды полудюжины копов. Да, он знал ее. В библейском смысле. Нет причин скрывать правду. Сейчас все выплывет наружу.
   — Пару месяцев назад мы были любовниками.

Глава 3

   — Микрофон внутри гроба работает?
   О да, подумал Супергерой, он прекрасно работает. Как и этот магнитофончик. Вот в чем прелесть современных технологий. Голос Пирса Рида доносился лишь с небольшими искажениями, хотя его владелец находился в полумиле отсюда. Супергерой расположился выше по склону, спрятавшись в деревьях и настроив бинокль на пятно, освещенное прожекторами. Он слушал, магнитофон записывал каждый звук. Растительность загораживала обзор, но тем не менее, глядя сквозь ветки сосен, он чувствовал удовлетворение от хорошо проделанной работы.
   — Скорее всего. С виду новый, — ответил наконец мужской голос.
   — Так этот подонок, наверное, нас сейчас слышит. — Голос Пирса Рида. Хотя прошло столько лет, Супергерой узнал его, и волоски на шее встали дыбом.
   — Да запросто, — согласился чей-то еще голос, может, этой деревенщины — шерифа. Какое-то время слышался только фоновый шум, приглушенные голоса. Похоже, полицейские отошли и обсуждали, как прочесывают окружающие холмы, говорили, что копов с собаками послали в ущелья и на вершины. Его это не беспокоило. Этого и следовало ожидать. Но пора было идти.
   — Ты говорил, там письмо. — Снова голос Рида.
   — Здесь… воткнули внутри. Пауза. И голос Рида:
   — Тихо ходят часики — тик-так, два в одном у нас, вот так.
   Супергерой продекламировал эти слова вместе с Ридом. Подумай над этим, ублюдок.
   — Что, черт побери, это значит? — требовательно спросил другой голос — того, кого называли Болдуином.
   По спине Супергероя пробежали мурашки.
   — Не знаю, но с утра похожая бумажка пришла мне в управление.
   Супергерой улыбнулся, уловив волнение в голосе Рида. Коп беспокоился. Это хорошо. Так тебе и надо, дерьмо собачье. Давай, хоть раз в жизни сделай свою работу, блин!
    И что там было написано?
   — «Раз, два, три, мертвых убери. Их крики слушай, молись за их души».
   Правильно.
   — Да уж, блин, этот парень явно не Шекспир. Улыбка сползла с лица Супергероя… Что они хотят этим сказать?
   — Но ты уверен, что это он же? Конечно, да, безмозглый кретин!
    Та же бумага, тот же почерк. — Это снова Рид. Какой серьезный. Нотки гнева в голосе. Замечательно.
   — Итак, у нас маньяк, и ему что-то нужно от тебя.
   — Похоже на то.
   — И что-то очень серьезное, раз он убил твою женщину и засунул ее в гроб, который перед тем не поленился выкопать. Надо будет проверить ближайшее кладбище.
   — И проверьте, кто вторая женщина. Может, они как-то связаны.
   Супергерой облизал сухие губы. Было слышно, как ветер шуршит над головой хрупкими ветками. Может, он выдал им слишком много и слишком быстро?
   — Выясним.
   — Минутку, — коротко пролаял Рид.
   Время шло, утекали драгоценные секунды, и эти хреновы дворняжки уже могли его найти, но он все медлил, не в силах противиться искушению услышать остальное. Он снова настроил полевой бинокль на пятно света. Надеялся разглядеть Рида, жаждал увидеть боль на его лице. Какая сладкая месть — представлять, как Рид, нагнувшись, узнает в хладном трупе черты своей обнаженной любовницы. От предвкушения участился пульс.
   — Смотрите! Обивка содрана, а ее пальцы… — Голос Рида дрогнул от ярости и отчаяния.
   Правильно, Рид, она пыталась оттуда выбраться. При этой мысли у Супергероя кровь быстрее побежала по жилам Барбара Джин Маркс получила то, чего заслуживала. И другие тоже получат.
   Залаяла собака, возбужденное гавканье гулко разнеслось по каньону.
   Дольше оставаться нельзя. Это чревато. Супергерою понравилась идея затащить Рида сюда, в захолустье, где и родился этот ублюдок. А сейчас пора возвращаться в Саванну. Да, волочь сюда гроб было опасно, его могли заметить, но дело того стоило, просто чтобы попугать Рида. Чтобы направить проклятых колов по ложному следу. Но он не рассчитывал, что эти тупоголовые мальчишки появятся здесь первыми. Это была ошибка.
   Но больше он не ошибется.
   — Какого черта ты не сказал мне, что она была жива?.. Господи, ты что, хотел посмотреть на мою реакцию? Да? Ты думал, я к этому причастен, подложил туда бумажку с собственным именем и… — На секунду его голос пропал. Супергерой представил, как Рид пытается совладать с нервами. — Слушай меня, ублюдок, кем бы ты ни был! — Сейчас звук был чистым, потому что коп говорил прямо в микрофон. — Тебе это с рук не сойдет, слышишь? Я поймаю тебя, урод чокнутый. Я загоню тебя в гроб. В гроб, мать твою! Тебе больше не вздохнуть свободно!
   Да ну, Рид? Супергерой собрал вещи и быстро пошел по дороге к грузовику. Размечтался.
   Стрелка спидометра зашкалила за шестьдесят миль в час. В ночи Никки неуклонно двигалась на север. На поворотах машину чуть не заносило, но она все мчалась по холмам. Пошел мелкий дождь. Она машинально включила «дворники» и тут заметила, что бензин кончается.
   Никки заранее спланировала маршрут, но ей так недоставало волшебной палочки или устройства для телепортации, какие описывают в научной фантастике, чтобы приземлиться прямо в графстве Лампкин, на месте преступления, — двойного убийства, как она поняла, — в тот момент, когда там окажется Рид. По полицейской волне передали какую-то информацию, но явно неполную. Она знала одно — надо ехать к старой тропе лесорубов у Кровавой горы. Подключив ноутбук к Интернету, она выяснила маршрут, но данных все равно не хватало. Она позвонила в ведомство шерифа графства Лампкин, и, естественно, автоответчик сообщил, что там закрыто до утра. Никки набрала еще несколько знакомых номеров, но ничего не вышло. Когда она вновь позвонила Клиффу Зиберту, никто не ответил. Коп явно избегал ее.
   Она вписалась в поворот чуть быстрее, чем следовало, и шины взвизгнули. Ей очень хотелось поговорить с самим детективом Пирсом Ридом, но это будет сложно. Никки пыталась подобраться к нему во время расследования дела Монтгомери, но он вел себя сдержанно, да что там, просто грубо. Все знали, что он не любит прессу, и она не винила его за это, после того как во время его дежурства погибла та женщина в Калифорнии. Несмотря на то что отдел внутренних расследований полицейского управления Сан-Франциско полностью оправдал Рида, газетчики просто распяли его.
   Очень может быть, что отец знает о Риде больше ее. Никки выключила дальний свет — навстречу ехала машина — и нахмурилась. Она не любила просить Большого Рона Жилетта об одолжении. Никогда не просила. И не будет.
   Конечно, будешь, девочка моя. Ты на все пойдешь ради статьи. Она почти слышала насмешливый голос старшего брата, что вообще-то было невозможно, ведь Эндрю давно мертв. Мимо пронеслась еще одна машина; «дворники» размазывали дождь по лобовому стеклу. Ей стало холодно внутри.
   Эндрю, прекрасный спортсмен.
   Эндрю, выдающийся студент.