Джерролд Дэвид. День проклятия

   - Да. Они изучают его состояние. Нас вызовут. Я указал на стекло.
   - По-прежнему сыплет.
   - Это на всю ночь. - Она кивнула на экран. - Облачный фронт еще не прошел. Не знаю, как глубоко нас засыплет.
 
    В. Что говорит хторранин, сжирающий голливудского адвоката?
    О. Жесткий и вертлявый.
 

«ЭТО ТОЧНО НЕ ОМАРЫ…»

 
    Удивительно, на что идут люди, чтобы выставить себя дураками.
    Соломон Краткий
 
   Неожиданно я спохватился:
   - У нас хватит воздуха?
   Лиз, поколебавшись, ответила:
   - Да. Среди медицинского оборудования есть емкости с кислородом. В случае чего воспользуемся ими. Теоретически можно продержаться в герметически закрытом корабле почти двое суток. Правда, мне не хотелось бы, чтобы до этого дошло.
   Она сняла наушники и бросила на приборный щиток. - Черт!
   - Что на этот раз?
   - Ничего. Просто у меня срываются планы на вечер. Погребение заживо в них не входило.
   - О! - вырвалось у меня. Представить полковника Тирелли на свидании я не мог. - Простите.
   - За что? Это же не ваша вина.
   - М-м, я просто посочувствовал.
   - Да? Ну спасибо. Сегодня целый день я мечтала о бифштексе и омарах.
   - Омарах?
   - Да. Их снова начали разводить на аризонских фермах. Вы бы видели, каких чудовищ там выращивают! - Лиз задумчиво добавила: - В Аризоне легко поддерживать карантин, по крайней мере на юге: слишком мало корма для червей и почти нет почвы для их гнезд. Там мы сможем долго держать рубежи.
   - Это пункт из долгосрочной стратегической программы?
   - Пока нет, но может им стать.
   - Вы работаете в Комитете?
   - Да, меня пригласили. Хотя, по-моему, все упирается в приоритеты. - Она пожала плечами. - Что толку от долгосрочных программ, если мы не заботимся о настоящем?
   - С другой стороны, - заметил я, - то, что мы делаем сейчас, - работа на будущее, не так ли?
   Лиз пристально посмотрела на меня.
   - Вы, случайно, не общались с доктором Форманом?
   - Что? Нет. Почему вы спросили?
   - Показалось, что вы поете с его голоса. Это комплимент, между прочим. Но вы правы. Я должна быть там, где принесу наибольшую пользу. - Она мягко улыбнулась. - А значит, мне, по-видимому, придется войти в состав Комитета. Просто я боюсь, что тогда у меня останется меньше времени для полетов, а так не хочется расставаться со штурвалом!
   - По-моему, в Комитете вам придется летать еще больше. Я имею в виду инспекционные поездки.
   - Что ж, неплохая мысль, - одобрила Лиз. - Только не знаю, сумею ли я добиться этого. - Она посмотрела в окно. - Дайте-ка фонарик.
   Я передал фонарь. Она направила луч на верхний край стекла обтекателя.
   - Так я и думала. Нос засыпало почти полностью. Сейчас пудра повалила еще гуще.
   Лизард выбралась из кресла и направилась в хвост вертолета. Я пошел за ней. Она покопалась в ящике под обшивкой, достала другой фонарь и аварийную лампу, которую повесила на крюк под потолком.
   - Вот так-то лучше.
   Второй фонарик она передала мне.
   Потом, миновав Дькжа, она прошла еще дальше и осветила хвост машины^ Я не мог понять, что она ищет. Лиз просунула голову в задний фонарь наблюдателя и посветила наверх.
   - Так. Теперь мы похоронены целиком. Надеюсь, эта гадость теплопроводна, иначе здесь будет чертовски жарко.
   - Я считал, что «банши» имеют теплоизоляцию.
   - Конечно, но куда отводить тепло, если нас засыпало? - Она забралась в самый хвост. - Есть не хотите?
   - Хочу.
   - Вот и хорошо. Держите НЗ.
   По пути я проверил Дьюка - изменений не было - и взял у нее коробки. Мы вернулись и, развернув пилотские кресла назад, сели. Лучше устроиться лежа на спинке кресла, чем рисковать вывалиться из него. Я вытянул ноги. Плитка НЗ была мягкой, пережевывание не отвлекало от размышлений.
   Неожиданно Лиз спросила:
   - Вас никогда не приглашали на «голубую мессу»? Я покачал головой.
   - Это что, приглашение? Она мрачно взглянула на меня.
   - Просто любопытно, что вы о них знаете.
   - Простите, но я слышал, что новичков туда принимают крайне неохотно.
   Лиз кивнула.
   - На прошлой неделе я получила приглашение Теперь они собираются каждый выходной. Присутствуют сотни людей, и, чтобы попасть туда, каждый из них платит по тысяче. - Теперь Лиз говорила тише. - Меня разобрало любопытство, я ведь знала об этом только по слухам, да и то не из первых рук. Это нечто вроде тайного братства. Однако я слышала, что там… можно освободиться от всех забот. Забыться, хотя я не совсем понимаю, что это значит. Говорят еще, что и секса так хватает.
   Последние слова словно повисли в тишине, потом он добавила:
   - Не уверена, что замучить себя сексом до бесчувствия - лучший способ сохранения рассудка. Хотя кому-то это наверняка помогает. Иногда мне… хочется быть такой, как другие.
   Ее голос стал едва слышным.
   - Иногда я не могу удержаться от искушения. Что если и вправду поможет? Неужели я такая размазня что не осмелюсь попробовать? Как бы мне хотелось забыться хоть на минутку. Вот почему я пойду туда - забыться.
   Я пришел в замешательство. Надо было что-то сказать, но любые слова прозвучали бы сейчас фальшиво.
   - Хотя… - продолжала Лиз, - ясно, что это ловушка, вроде наркотиков. Просто еще один способ уйти от реальности. Стоит только начать - и остановиться уже не сможешь. Слишком многие попались на этот крючок. Я не собираюсь стать следующей.
   Внезапно она замолчала, мрачно рассматривая плитку НЗ. Я взглянул на свою порцию.
   - Да, это уж точно не омары.
   - Не надо, и так тошно. - В ее голосе слышались слезы.
   - Простите.
   И тут я все-таки решился: почему бы не сейчас?
   - Полковник!
   Она не подняла головы.
   - Э… Иногда мне тоже приходят подобные мысли. И не только мне. Наверное, командование должно знать об этом. Я имею в виду, что… у нас должна быть какая-то разрядка… Я не прав?
   Лиз ответила не сразу, и я было решил, что уже вообще не ответит, когда она заговорила:
   - Командованию известно, что большинство людей в военной форме находятся на пределе. Но выхода нет. По крайней мере, такого простого, какой ищете вы.
   Внезапно она опять превратилась в полковника Ти-релли, застегнутого на все пуговицы.
   - Сейчас доктор Форман по личной просьбе президента работает над этой проблемой. Но пока ответ неутешительный. Он считает, что человек сам должен отвечать за свои чувства и мысли и обязан владеть собой…
   - Но как?
   Лизард пожала плечами.
   - Этим-то Форман и занимается. Я подозреваю, что он просто решил усовершенствовать приемы психофизической тренировки. Впрочем, не знаю. Послушайте, - вдруг добавила она. - Вы служите в Спецсилах, в подразделении дяди Аиры, так что в любой момент можете обратиться в Атланту, к доктору Дэвидсону.
   - Вы к нему обращались?
   - Сейчас речь идет о вас, - отрезала Тирелли.
   - Простите.
   - Опять вы извиняетесь. - Она повернулась ко мне и с любопытством спросила: - А что-нибудь еще вы умеете Делать?
   - Простите… Я имел ввиду… Гм, да… Я постоянно все порчу. - Я поднял глаза на Лиз. - Так что повод для извинений всегда есть. Порой мне даже кажется, что только-это я и делаю хорошо. - Я смущенно улыбнулся.
   - Прямо-таки второй Шлемиль

^[6] , - усмехнулась она. - Очень удобная позиция. Вам прощают, и в выигрыше оказываетесь вы. По сути, вы даете взятку. Покуда; люди будут проливать суп на скатерть, ваше положение беспроигрышное. - Тирелли с отвращением посмотрела на свою плитку НЗ. - Но меня такое притворство доводит до белого каления.
   Я не знал, что отвечать, тем не менее открыл рот и слова вылетели непроизвольно:
   - Тогда простите, что я не вовремя родился на одно! планете с вами и отношусь к тому же виду.
   - Вряд ли мы с вами относимся к одному виду, - сухо заметила Лиз. - Я лично придерживаюсь противоположного мнения.
   Я вспыхнул. В другой ситуации следовало бы встать выйти. Но куда здесь выйдешь? Как еще можно отреагировать?
   - Не знаю, какая муха вас укусила, - пробормо-тал я. - Только что мы разговаривали, как нормальные люди, а теперь вы относитесь ко мне, как к какой-то.. мрази!
   Лиз медленно жевала. Когда же заговорила, ее голос был абсолютно спокойным:
   - Я отношусь к вам по заслугам, лейтенант. Вы ведете себя как избалованное дитя. Отвратительное зрелище! Я устала от вашего нытья. Противно слушать, как вы стремитесь взвалить на себя вину за все грехи рода человеческого.
   - Да, но…
   - Никаких «но», лейтенант. Заткнитесь и слушайте. Вы совершенно не уважаете себя - даже за правильные решения.
   - Я вовсе не считаю их правильными!
   - Вот-вот. Это вы так считаете! Вы отправились в этот пыльный комшмар и обнаружили неизвестных хторран-ских существ. Вы спасли Дьюку жизнь - уверяю вас, вы это сделали. Пусть самым невероятным и, может быть, непозволительным способом, но все-таки спасли. В одиночку дотащили его до вертолета. Я знаю многих людей, у которых на вашем месте опустились бы руки. А вы не сдались! Даже добравшись сюда, вы не успокоились. Не занялись собственной шкурой, а сразу же сделали все, что смогли, для Дьюка. Я ведь тоже была здесь, не забыли? И все видела. Между прочим, за такие поступки награждают. Вы сопливый герой, Маккарти…
   - Нет, не герой!
   - … но вы не желаете верить в это, потому что вбили в башку ложное представление о том, каким должен быть настоящий герой, и считаете, что ничуть не похожи на него! Верно? - Э…
   - Верно я говорю? Да или нет?
   - Э… Я знаю, что я не герой, но вы правы.
   - Вот именно. - Она кивнула. - Потому и извиняетесь перед каждым встречным за свои поступки и в то же время забываете взглянуть на себя и увидеть, что не так уж вы и плохи. Знаете, вы были бы довольно милы, если бы перестали занудствовать.
   - Что?
   Лиз вспыхнула и всплеснула руками.
   - Теперь вам известна моя тайна - я считаю вас милым. Ослом, конечно, недовольно милым.
   - Прекратите! Это нечестно! Свою порцию издевок я Получил еще в школе.
   - Я не издеваюсь.
   - Что? - Я перестал соображать. - Вы действительно считаете меня милым?
   - Да, именно вас.
   - Но… как же?.. У меня сломан нос, и сросся он неправильно. Я слишком маленький. И тощий. Я…
   - Опять вы за свое. Разве трудно согласиться и поблагодарить меня?
   - Э… - Это оказалось очень трудно. - Я… не привык к этому. Имею в виду комплименты. Еще никто… Я хотел сказать…
   Дыхание перехватило. Я смутился и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Лиз действительно потрясающая женщина!
   - Спасибо, - выдавил я.
   - Вот и славно. - Она просияла. - Просто великолепно. - Она снова взглянула на остатки НЗ. - Но, знаете, в одном вы правы.
   - Да? В чем?
   - Это, черт возьми, точно не омары.
 
    В. Что хторране говорят о лилипутах?
    О. На один зуб.
 

ВРЕМЯ ДЕСЕРТА

 
    Слепой, глядя в зеркало, не может увидеть, что он слеп. Ну и что?
    Соломон Краткий
 
   Меня разбудил голос Лиз:
   - … Нет, мы по-прежнему засыпаны. Темно, как в брюхе у гризли.
   Я открыл глаза. Лиз говорила по радио. Горло мое раздирало так, будто в него напихали стекловаты; грудь горела. От каждого вдоха нестерпимо жгло в легких. Я не осмелился кашлянуть.
   - … Нет, как глубоко, я не знаю. По-моему, сейчас встает солнце. На стеклах обтекателя появился слабый отсвет. Дело в том, что эта гадость прозрачна. Ее сугробы очень рыхлые и пропускают свет. Так что мы вполне можем лежать под десятиметровым слоем, не подозревая об этом.
   Радиопереговоры на эту тему велись еще ночью, на импровизированных койках.
   Я заставил себя сесть. Тело затекло и болело. Каждую клеточку жгло. Хуже всего дело обстояло с легкими, каждый вдох давался с трудом. Душили спазмы, но я знал, что кашлять нельзя - стоит только начать, и уже не остановишься никогда. Поэтому я старался дышать неглубоко и свести движения к минимуму. От сдерживаемого кашля разрывалась грудь.
   Но у меня было неотложное дело - Дьюк. Как он там? Дьюк по-прежнему спал. Выглядел он ужасно: почти все волосы сгорели, обожженный череп покрылся волдырями и лохмотьями омертвелой кожи. Я с трудом заставил себя не отводить взгляд. О том, что там, под одеялом, не хотелось даже думать. Меня тошнило.
   Передо мной лежал не командир, а кусок обгорелого мяса. Вряд ли когданибудь он станет прежним. Мелькнула мысль, что, может, ему лучше умереть, но я тут же выбросил ее из головы и взмолился, чтобы Бог не услышал. «Я не то имел в виду, Господи. Правда не то!»
   Я выдвинул консоль с дисплеем. На экране постоянно высвечивались все показания жизнедеятельности. Уровень болеутоляющих препаратов в крови поддерживался автоматически. На этом долго не продержаться, но что Нам оставалось? В Окленд поступала вся информация, и они все прекрасно понимали. Доведись им придумать что-нибудь еще, они бы с нами связались или напрямую изменили бы программу. Мы могли только сидеть ждать.
   А я терпеть не мог ждать. Я чувствовал себя никчем-ным. От Дьюка шел нехороший запах. Очень тяжелый Экран проинформировал, что началась гангрена. Долго так продолжаться не могло.
   В самом хвосте вертушки был крошечный туалет. Я за шел туда, и меня вывернуло. А потом начался кашель Грудь горела, как в огне, адская боль разрывала ее на части.
   Когда я вернулся, Лиз уже отключила передатчик и, развернув кресло к салону, вскрыла новую упаковку НЗ.
   - С добрым утром, - улыбнулась она. - Хотите еще омаров?
   И повертела перед моим носом серым неаппетитны брикетом.
   - Спасибо, что-то не хочется.
   Я повалился в кресло. Легкие по-прежнему жгло; тело чесалось.
   - Может, вас устроит это жирное ребрышко? - Он продемонстрировала кусок чего-то тошнотворно зеле-ного.
   - Не надо, я вас умоляю…
   Эта пища явно не предназначалась для людей.
   - Все зависит от того, каким вином запивать, - заявила она с полным ртом и бросила мне жестянку с пивом.
   Я посмотрел на Лиз:
   - Когда мы отсюда выберемся, я куплю вам самого большого из этих долбаных аризонских омаров. И поставлю бутылку самого лучшего вина, на какое хватит денег Но до тех пор не желаю ничего слышать о еде.
   - Идет, - согласилась Лиз. - Если не случится ничего непредвиденного, вы угостите меня сегодня вечером.
   - Правда?
   Она кивнула.
   - На карте погоды облака рассеиваются или, по крайней мере, становятся такими тонкими, что уже не фиксируются. Ночью был сильный ветер. Основной фронт прошел над нами в три пополуночи. Из Окленда сообщили, что последние облака разрядились над Сакраменто. Там насыпало пыли всего сантиметров пять - словом, ничего похожего на то, с чем столкнулись мы. К тому же есть вероятность дождя, и довольно большая. Метеослужба проверяет свои расчеты, но держу пари, что, как обычно, с неба закапает раньше, чем они успеют досчитать.
   Я только хмыкнул в ответ. Даже если небо очистится от розовой пыли, проблем у нас не убавится. Как, например, выбраться наружу? Если над нами больше двух метров пыли, об этом и мечтать не приходится. Одна проблема тянула за собой другую. По собственному опыту я знал, что по глубоким сугробам мы не уйдем далеко и едва ли сможем расчистить посадочную площадку. Нет, им придется забирать нас прямо отсюда. Но как тогда транспортировать Дьюка?
   Я приник к бутылке с водой, поглядывая на Лиз. Она задумалась, но мой взгляд почувствовала. - Да?
   - Как мы вытащим Дьюка?
   - Далеко же вы зашли в своих размышлениях.
   - Вообще-то я зашел в тупик. Дьюк - самая сложная проблема. Если мы сумеем решить вопрос с ним, остальное пойдет как по маслу.
   - Мне кажется, нам остается только сидеть и ждать помощи. Конечно, лучшим выходом был бы «Сикорский Скайхук». Он просто выдернул бы нас отсюда, если мы сумеем закрепить стропы.
   - Тогда пусть подцепят нас за парашют, если, конечно, его не засыпало.
   - А что, неплохая мысль.
   - Спасибо.
   - Жаль только - неосуществимая. - Лиз улыбнулась. - Вы не виноваты, все дело в «Сикорском». Он может выдернуть вертушку, но при этом поднимет столько пыли, что у него сгорят движки, и он рухнет прямо на нас.
   - Может, дождь все смоет? Когда-то бабушка учила меня индейскому танцу дождя. Вы же говорили, что вероятность осадков велика. Хотите, попробую вызвать дождь?
   Лиз грустно усмехнулась:
   - От дождя пыль превратится в грязь и, высохнув, затвердеет, как бетон.
   - Но это же… сахарная пудра!
   - Вы что, никогда не ели холодный пончик? Я вскинул руки:
   - Сдаюсь.
   - Больше конструктивных идей нет? - поинтересовалась Лиз.
   - А может, сжечь все к чертям? - неуверенно предложил я.
   - Да, это мысль, - весело отозвалась Лизард. - Вы с Дьюком доказали, что пудра горит, а вертушка тер-моизолирована, так что отличная духовка получится. - Она ухмыльнулась. - Любите мясо в собственном соку?
   - Нет, не люблю. - Я взял фонарик и направил луч на стекло. - Интересно, как ведут себя в таких случаях на Хторре?
   - По-видимому, не летают во время сахарных снегопадов.
   - Потому что заранее получают штормовое предупреждение, - подыграл я Лиз.
   - Могу себе представить, - сказала она. - Ожидаются перистые облака из сахарной пудры и кратковременные лимонадные дожди.
   - Не лимонадные, - поправил я. - Цвет не тот. Скорее, с земляничным сиропом.
   - Вы что, никогда не слышали о лимонаде розового цвета? - улыбнулась Лиз.
   Я собрался парировать, но зашелся в кашле.
   - С вами все в порядке? - встревожилась Лиз, когда приступ прошел.
   Похоже, она не на шутку испугалась. Я слабо кивнул, еще не совсем оправившись от приступа.
   - Немножко вашего розового лимонада попало не в то горло.
   Я сумел улыбнуться, и она успокоилась.
   - Довольно неприятная погода для лета, - задумчиво сказала Лиз, повидимому стараясь меня отвлечь. - Интересно, какие у них зимы?
   Я осторожно прокашлялся.
   - Более холодные и влажные.
   - А вместо снега сироп, да? Так, пожалуй, и калитку не откроешь.
   Я задумался.
   - А ведь вы недалеки от истины. Там все хоть для кого-нибудь да съедобно. Мы для червей - разновидность закуски. Наша планета - лишь один из подносов на шведском столе. Все зависит от того, давно ли они приступили к обеду. Может, как раз сейчас у них время десерта.
   - Тогда в ближайшее время у нас появится возможность прикончить парочку червей… сладкоедов? Сладкоежек, - поправилась Лиз.
   - Не исключено, тем более что они уже пришли, - медленно проговорил я.
   - Как? Где?
   - Повернитесь и посмотрите. По-моему, снаружи что-то шевелится.
 
    В. Как хторране называют анализ мочи?
    О. Стаканчик сока.
 

СНАРУЖИ

 
    Новые проблемы требуют новых решений; новые решения создают новые проблемы.
    Соломон Краткий
 
   - Где? - спросила Лиз.
   - Вон там, на верхней кромке стекла.
   - Ничего не вижу.
   - Смотрите внимательнее. Видите, что-то шевелится? Словно кто-то копошится в пудре.
   Мы молча смотрели на стекло и ждали. Ничего не произошло. Спустя минуту Лиз сказала:
   - Я ничего не заметила.
   - Но я точно видел. - Я повысил голос.
   - Разумеется, видели, - покорно согласилась она. - Когда вам что-то показалось в прошлый раз, вы сорвали конференцию.
   «Пусть издевается сколько угодно».
   - Но тогда я оказался прав, не так ли? Лиз пожала плечами:
   - Редко кто не ошибается. - Что?
   - Не обращайте внимания, - Она зацепила ногой приборную доску и развернула кресло спинкой к окну. - Если там что-то есть, мы скоро увидим это снова.
   Я непечатно выругался и, схватив фонарь, кинулся в хвостовой отсек посмотреть на Дьюка. Судя по показани - ям, состояние не изменилось. Только он стал совсем се - рым. Я пожалел, что не довелось поучиться на каких-ни - будь медицинских курсах. Я был беспомощен.
   - Эй!.. Полковник!
   - Да?
   - Вы что-нибудь смыслите в медицине?
   - Немного.
   - Идите сюда и послушайте. Дьюк как-то странно дышит.
   Она подошла и, присев на корточки рядом с Дьюком, прислушалась. Потом улыбнулась:
   - Он отлично дышит.
   - Но эти хрипы…
   - Не хрипы, а храп, - поправила Лиз. - Он спит.
   - Вы уверены?
   Она не отвела взгляд.
   - Уж я-то знаю, как храпит мужчина.
   - Ладно, спасибо.
   Я подобрал фонарик и пошел к кормовому орудию. Здесь сахарная пудра казалась наиболее прозрачной. У меня до сих пор горело лицо.
   Интересно, сколько еще потребуется времени, чтобы мы действительно начали задевать друг друга за живое? И сможет ли она разозлить меня до такой степени, что я убью ее? Мне стало страшно: не дай бог выяснить это. Я сел на сиденье стрелка, скрестил руки на груди и уставился в стекло.
   Ну чего, в конце концов, добиваются эти женщины? Почему им кажется, что жизнь - постоянное противоборство с мужчинами? И еще удивляются: что это мужчины такие ранимые…
   Так я размышлял несколько минут, пока не осознал, что вижу перед собой, и вскочил на сиденье, ударившись головой о плексиглас.
   - Е-мое!
   - С вами все в порядке? - окликнула меня Лиз. - Нет!
   - Что случилось?
   - Голову ушиб. - У меня до сих пор звенело в ушах. - Идите сюда быстрее!
   - Зачем? Вы хотите, чтобы я тоже треснулась головой?
   - Я хочу показать кое-что! Скорее!
   Меня скрутило в приступе кашля, и на целую минуту я отключился. С каждым вдохом казалось, что наступил конец. Я пытался остановиться, но не мог. Грудь разры-вало на куски, слезы текли ручьем.
   Открыв глаза, я увидел перед собой обеспокоенную Лиз. Она держала бутылку с водой.
   - Спасибо.
   Она перешагнула через Дьюка и вздохнула.
   - Ладно, что вы хотели показать? Я уперся пальцем в стекло.
   - Там кто-то есть.
   Она присмотрелась и озадаченно нахмурилась. Потом ее глаза расширились…
   Пудра на поверхности стекла ожила. С розовой массой происходило что-то непонятное. Раньше она лишь слегка шевелилась, пересыпаясь, а теперь трепетала, и трепет на глазах переходил в рывки.
   - Что это?
   - Не знаю. Но оно все время усиливается.
   - Усиливается? Неужели нельзя подобрать слово поточнее?
   - Как насчет «приближается»?
   - Не намного лучше. - Лиз обхватила себя руками. - Становится светлее, правда? Может, это ветер? - предположила она. - Ветер сдувает пыль?
   - Хорошо, если так, но вряд ли.
   Я приник к стеклу, напрягая глаза. В розовой пудре что-то шевелилось. По тому, как она смещалась и кружилась, создавалось впечатление, словно там копошатся тысячи крошечных призраков.
   И тут все встало на место.
   - О Боже! - простонал я.
   - Что? - нетерпеливо спросила Лиз.
   - Взгляните поближе.
   Она наклонилась к стеклу, приглядываясь, и в ужасе отпрянула.
   - Насекомые!
   Вся наружная поверхность стекла мерцала, переливалась, бурлила. Перед нашими глазами роились миллионы обезумевших насекомых.
   - Они едят пудру, - сказал я и, поеживаясь, опустился на сиденье. Тело зудело.
   Лиз отправилась в нос корабля, останавливаясь у каждого иллюминатора.
   - Они окружают нас!
   Я пошел за ней. Поскольку вертолет зарылся носом в дюну, то впереди бурлила лишь тонкая полоска у верхней кромки стекла.
   Лиз вздрогнула. Она не могла оторвать глаз от вибрирующей розовой стены за стеклом.
   - Они окружают нас! - повторила она.
   Я попробовал представить, как сейчас выглядит вертушка с воздуха. Большой розовый сахарный холм среди розовых сугробов, кишащий миллиардами насекомых - крохотных, но совершенных механизмов для пожирания. Я видел мелькающие челюсти, вгрызающиеся в пудру, слышал, как они копошатся, давятся, дерутся…
   Я схватил Лиз за плечо.
   - Послушайте! Машина герметична?
   - Должна быть… О Господи! Днище!
   - Разве пол не герметичен?
   - Да… Должен быть…
   - Ладно. Теперь нам предстоит законопатить каждую брешь, каждую трещинку, какой бы маленькой она ни была.
   - Законопатить?
   - Я и не знал, что здесь есть эхо. Когда насекомые доберутся до днища, они попытаются проникнуть внутрь!
   И попадут сюда голодными! Дьюк и мы - единственные съедобные предметы в этом погребе. Есть у вас что-нибудь, что может остановить этих тварей?
   - Н-не знаю. Дайте подумать.
   - Думайте. Мне казалось, что эти вертушки оснащены на все случаи жизни.
   Лиз собиралась с мыслями.
   - По-моему, это чрезвычайное происшествие. Командование не предполагало хоронить вертолеты в сахарной вате и отдавать их на съедение насекомым. - Она разозлилась, и это хороший признак. - Очевидно, нам предоставлена возможность исследовать нештатную ситуацию.
   - Что? - воскликнул я. - Какая еще возможность? Что мы можем сделать?
   Лиз, нахмурившись, уставилась вниз. Потом ее взгляд стал методично шарить по бортам вплоть до самого хвоста. Казалось, что она, как рентген, прощупывает содержимое грузовых отсеков.
   Затем она отрывисто бросила:
   - Пенобетон. - И прикинула на глаз расстояние. - Надо перенести Дьюка.
   - Какой пенобетон?
   - Если вы где-то потерпели аварию - особенно в холодных районах - и вынуждены соорудить укрытие, то надуваете большой баллон и опрыскиваете его пенобетоном. Через полчаса он застывает, и вам остается только прорезать дверь и забраться внутрь этой жилой тыквы. Мы пользовались такими временными жилищами в Пакистане. Перенесите Дьюка подальше в хвост. Он лежит как раз над тем отсеком, который мне нужен.
   Дьюк застонал, когда я передвигал его, но не проснулся. Компьютер предложил ввести ему еще одну дозу глюкозы, что я и сделал.
   Розовый отсвет в хвосте вертушки стал ярче - вставало солнце, светлое пятно на кипящем розовом фоне. Мне показалось, что я чувствую его тепло.