Не дождавшись ответа, Элизабет застучала еще сильней. Виллис некоторое время наблюдал за ней, затем сдвинул на затылок шляпу.
   — Может, я помогу вам, мэм?
   — Нет, благодарю вас, Виллис.
   Элизабет снова повернулась к дверям и схватилась за ручку, чтобы с силой потрясти ее.
   Дверь отворилась сама собой.
   Значит, этот несчастный все-таки был дома! Элизабет толкнула дверь и вошла в дом.
   — Натаниель! — позвала она. — Натаниель, выходите, я знаю, что вы здесь.
   Ответом было полное молчание.
   Нет, не совсем, какой-то звук слышался из глубины дома. Слишком сердитая, чтобы думать об осторожности, Элизабет двинулась в гостиную и остановилась на пороге, недовольно созерцая представ перед ней картину. Портьеры были плотно задернуты, и в комнате царил полумрак. Прошло некоторое время, прежде чем глаза Элизабет привыкли темноте. Наверное, этот лентяй все еще нежится в постели. Она уже собралась обыскать спальню, когда до ее слуха донесся слабый стон.
   Только тогда Элизабет разглядела фигуру, распластанную у камина. Он лежал лицом вниз, повернув голову в сторону. Элизабет подошла к нему.
   — Натаниель! — строго позвала она. — Натаниель, ради Бога, ведь уже давно за полдень! Неужели у вас нет здравого смысла…
   Внезапно она замолчала. Сердце бешено заколотилось. Широко открытыми глазами Элизабет смотрела на большое темное пятно на полу. Она в ужасе вскрикнула. Это была кровь!
   В одно мгновение Элизабет опустилась на колени и попыталась повернуть его на спину.
   — Натаниель! — звала она. — Натаниель! Ей удалось повернуть его на бок, и он застонал.
   — Слава Богу, вы живы! — вырвалось у нее с рыданием.
   Его лицо было мертвенно бледным, рубашка красной от пропитавшей ее крови.
   Элизабет поднялась и, подхватив юбки, бросилась бежать. Как безумная, она выскочила наружу и помчалась по дорожке к экипажу.
   — Виллис! — звала она во весь голос. — Идите сюда быстрее!

Глава 22

   — Ножевые раны, — озабоченно пояснил Стивен. — Две. Боюсь, зрелище не из приятных.
   Холодок страха пробежал у Элизабет по спине. Стивен прав: раны были ужасными. Одна длинная рваная на левом плече, другая прямо под ребрами на правом боку.
   Они находились в кабинете Стивена, и Натаниель лежал, вытянувшись на высоком узком столе. По пути сюда Виллис что было мочи гнал лошадей. Растерянная и напуганная, Элизабет буквально ворвалась к Стивену в дом, экономка наверняка приняла ее за невменяемую.
   Стивен разрезал рубашку Натаниеля и бросил окровавленные лоскуты в таз. Плечо было перевязано тугим жгутом, сделанным из нижней юбки Элизабет. Эта рана показалась ей особенно опасной, и она попыталась остановить кровотечение. Разрезав жгут ножницами, Стивен тоже швырнул его в таз.
   Свежая яркая кровь залила рану, и Элизабет содрогнулась. Стивен принялся осушать плечо салфеткой.
   — Обе раны очень глубокие, особенно эта, — пробормотал он. — И ту, и другую придется зашивать, иначе не остановить кровотечения.
   Взгляд Элизабет был прикован к Натаниелю. qh был бледен, как мертвец, кожа белее простыни, на которой он лежал. Он не двигался и неровно, еле слышно дышал.
   — Он все еще не очнулся. Это нормально? — спросила Элизабет, стараясь подавить отчаяние в голосе.
   — Сейчас нет оснований для беспокойства. — Стивен выпрямился. — К тому же лучше зашить раны, пока он без сознания. Так как? Вы мне поможете? А то я позову миссис Хейл.
   Миссис Хейл была той самой экономкой, а также помогала Стивену как медицинская сестра.
   Элизабет проглотила слюну.
   — Я помогу, — храбро ответила она.
   Вымыв руки, она подошла к столу и приготовилась к худшему. Не отводя глаз, она держала поднос с инструментами и бинтами, мужественно наблюдала, как Стивен действует иглой, раз за разом прокалывая кожу Натаниеля и протаскивая нитку.
   Наконец рваные края были соединены, обе раны зашиты, и с последним стежком Элизабет почувствовала себя почти героиней. Стивен прикрыл обе раны белоснежной марлей. Странно, но как только с ужасной работой было покончено, Элизабет охватила слабость, и к горлу подступила тошнота.
   — Все в порядке, вы молодец, Элизабет. Стивен повернулся и обнаружил, что его добровольная помощница еле держится на ногах.
   — Вам дурно?
   Неуверенная улыбка появилась на ее губах, ослабевшие колени дрожали и подгибались.
   — Боюсь, мне как-то не по себе, — призналась Элизабет и покачнулась.
   Стивен усмехнулся, быстро выхватил у нее из рук поднос с инструментами и подставил ей стул.
   — Садитесь, — приказал он. — Дышите глубже, но не задерживайте выдох. Вот так.
   Через несколько минут головокружение прошло, и Элизабет открыла глаза.
   — Вам лучше? Вот и прекрасно. У вас уже порозовели щеки.
   Он держал пальцы на ее пульсе.
   — Прошу вас, Стивен, я уже хорошо себя чувствую.
   — Здесь я командую, Элизабет, — объявил он с добродушной улыбкой.
   — Мне неловко, что вы заботитесь обо мне, а бедный Натаниель… — Она смолкла, и ее тревожный взгляд опять возвратился к Натаниелю. — Он выздоровеет?
   Стивен отпустил ее руку, но успокаивающе потрепал по плечу:
   — Думаю, он справится. Вопрос в том, надо ли его класть в больницу.
   — Это так необходимо? — Элизабет кусала губу. — Мне бы очень не хотелось оставлять его одного в больнице.
   — Ближайшие несколько дней он будет нуждаться в уходе. Ему необходимы покой и тишина.
   Но Элизабет уже не слушала его, она строила планы:
   — Можно ли его перевозить?
   — Да, но очень осторожно.
   — А что, если я заберу его к нам? У нас довольно прислуги, чтобы за ним присматривать.
   — Я совсем не против, и я могу к вам заезжать так же, как в больницу.
   Стивен замялся, словно что-то хотел добавить.
   — В чем дело, Стивен? Говорите! — настаивала Элизабет.
   Он колебался.
   — Я подумал, а что скажет на это Морган.
   — Морган на несколько дней уехал в Нью-Йорк. Мы не можем дожидаться его возвращения, чтобы решить, как поступить с Натаниелем. К тому же он вряд ли будет возражать, если его больной брат на время поселится в его доме. У нас достаточно места. Мне кажется, я должна сейчас же забрать с собой Натаниеля.
   Элизабет твердо стояла на своем, но это была лишь пустая бравада. Она боялась даже представить реакцию Моргана. Только в одном Элизабет была уверена: она скоро о ней узнает.
   «Поскорее возвращайся домой». С тех самых пор, как Морган покинул Бостон, он только и мечтал поскорей вернуться домой.
   Он не мог поверить тому, что случилось. Элизабет его поразила и доставила ему величайшее наслаждение своим необычайным прощанием. Сколько раз прежде он представлял себе, что держит в объятиях теплую, трепещущую и полную страсти Элизабет. Как он изнемогал от желания зажечь в ней тот же пламень; но действительность превзошла его самые безумные мечты.
   Все дни он думал об Элизабет. Засыпал с воспоминанием о сладости ее поцелуев и просыпался утром с прежней жаждой. После такого расставания Морган был неспособен думать о чем-нибудь другом. Он тешил себя надеждой, что теперь наконец между ними рухнули все преграды.
   В ней было все, что мог пожелать мужчина; все, чем Морган хотел обладать.
   Но пылающая страсть, сжигавшая его тело, была не просто плотским желанием, а чем-то гораздо большим.
   И еще одно не давало ему покоя. Как Морган ни пытался, он не мог избавиться от грызущего его сомнения. Он терзался, что Натаниель целовал Элизабет и, самое главное, что она, по собственному признанию, позволила ему целовать себя.
   «Натаниель прохвост и пройдоха», — шептал ему голос разума.
   «Но она могла запретить ему целовать себя», — вступал в спор другой голос.
   «И наконец, самое главное: ей незачем было обо всем рассказывать. Она могла возложить всю вину на Натаниеля, но она этого не сделала».
   Амелия всегда твердила о своей невиновности.
   Но Элизабет не была Амелией, в конце концов признал Морган. И, наверное, пришло время посмотреть правде в глаза. Элизабет обладала сердечностью, открытостью и добротой, каких у Амелии не было и в помине.
   Элизабет ему подходила, как никогда не подходила и не могла подходить Амелия. И вместе с этим признанием на душу Моргана опустились незнакомые ему покой и тишина. Впервые за всю жизнь ему выпал шанс стать по-настоящему счастливым, каким он никогда не был.
   Разве мог он его упустить?
   С ликующим сердцем, будто на крыльях, Морган не вошел, а легкой походкой влетел в свой дом. Он возвращался домой, как моряк после разлуки, проведший в море бесконечно долгие месяцы.
   Он поставил саквояж на блестевший, натертый воском пол.
   — Элизабет! Симмонс! — позвал он. — Я вернулся.
   Ответом ему было только громкое эхо, разнесшееся по просторной передней. Морган нахмурился, он ждал совсем другой встречи.
   Симмонс появился из библиотеки и заспешил ему навстречу.
   — Я не сразу понял, что вы вернулись, сэр!
   Симмонс потянулся за саквояжем. — Хотите, чтобы я распаковал ваши вещи?
   Морган рассеянно кивнул.
   — Моя жена дома, Симмонс?
   — Да, конечно, сэр. Она сейчас занимается мистером Натаниелем.
   Морган, уже поставивший ногу на первую ступеньку лестницы, встал как вкопанный. Его недоуменный взгляд остановился на старом Симмонсе.
   — Простите, Симмонс, но я, кажется, недослышал.
   Симмонс показал вверх, на потолок, не замечая растерянности хозяина.
   — Она в северной комнате для гостей, сэр. Мы тут немало поволновались, пока вы были в отъезде. Вашего брата ранили, сами понимаете, какое дело. Но, слава Богу, он уже пошел на поправку.
   Натаниель ранен? Это что еще за новости? Если это одна из его очередных проделок, то он дорого за нее заплатит!
   Прыгая через две ступени, Морган помчался наверх.
   Он действительно нашел Элизабет в комнате для гостей. Одним взглядом Морган охватил всю картину. Элизабет сидела на краю постели, частично заслонив голого по пояс Натаниеля и положив руку ему на лоб. Морган сразу приметил, с какой нежностью касались Натаниеля ее тонкие пальцы.
   Черт возьми, что он тут делает?
   Элизабет сразу вскочила на ноги и быстро направилась к нему. Сложив пухлые губы в недовольную гримасу, она попыталась вытолкнуть мужа в коридор.
   Морган не двинулся с места.
   — Что тут происходит? — потребовал он ответа.
   — Тише, пожалуйста! Он наконец заснул. Ты его разбудишь.
   Элизабет говорила шепотом, но даже в ее тихом голосе слышалось возмущение.
   Морган снова перевел взгляд на брата и вдруг заметил повязку на его плече.
   — Что случилось? — отрывисто спросил он.
   — Его ранили ножом. В плечо и бок. Мы не знаем кто и почему. Мы известили полицию, но там сказали, что, если Натаниель не видел лица нападавшего, поиски вряд ли что дадут.
   — Когда это произошло?
   — В тот день, когда ты уехал в Нью-Йорк. Морган подозрительно прищурился.
   — И где?
   — Точно не знаю, но я нашла его у него дома.
   — Это ты его нашла?
   Элизабет быстро отвела взгляд. Слишком поздно заметила она свою ошибку, подумал он в бешенстве.
   — Да, это была я, — подтвердила она.
   — И что ты там делала, Элизабет?
   Тихий голос Моргана был полон скрытой угрозы.
   Элизабет низко склонила голову и промолчала; она смотрела на сложенные на коленях руки.
   Как долго сдерживаемый пар, гнев Моргана наконец вырвался наружу.
   — Ты почувствовала внезапные угрызения совести? Я понимаю, что тебя смущает, Элизабет.
   Его слова заставили Элизабет поднять голову. Вызов блеснул в ее глазах.
   — Мне нечего стыдиться! — крикнула она. — Я не сделала ничего плохого. Тебе, конечно, все равно, но я, наверное, спасла жизнь твоему брату.
   — Весьма похвально. Ты изменяешь мужу и одновременно спасаешь жизнь своему любовнику.
   — Ради Бога, перестань! Натаниель никогда не был моим любовником. И я тебе не изменяла!
   — Тогда объясни, что ты там делала?
   — Я не могу тебе сказать. — Элизабет говорила уже не так уверенно. — Пока еще рано. Потерпи немного…
   — Мне кажется, я уже достаточно долго терпел. И ты меня не обманешь, Элизабет. Ты утверждаешь, что не можешь мне все рассказать, а на самом деле ты не хочешь.
   — Ты прав, — хладнокровно подтвердила она. — Я действительно не хочу. И все из-за того, что твои обвинения смехотворны. Извини, но мне пора заняться Натаниелем.
   Она демонстративно повернулась к нему спиной.
   Морган готов был взглядом пригвоздить ее к месту.
   — Скажи мне, Элизабет, если бы это был я, а не Натаниель, что бы ты делала? Рыла для меня могилу на кладбище?
   У себя в кабинете Морган немедленно достал бутылку бренди. Он знал, что следует остановиться, но, как и прежде, за первой рюмкой немедленно последовала вторая.
   Самые противоречивые чувства кипели у него в душе. Он был вне себя оттого, что Элизабет привезла к ним в дом Натаниеля. Но она и не могла поступить иначе, она хотела, чтобы он был рядом…
   В глубине души он осуждал себя за гневную вспышку, признавая, что у Элизабет не было другого выбора. Но он не мог справиться со слепой, неоправданной яростью, клокотавшей в нем, как разбушевавшееся море.
   С самого начала он знал, что был ей безразличен, она вышла за него по необходимости. Тем не менее он не мог себя усмирить. Почему никто никогда не считается с его чувствами? Почему всегда и во всем он должен потакать Натаниелю?
   Боль сдавила ему грудь, так что он не мог дышать. Мать всегда в первую очередь думала о Натаниеле. Только о нем…
   Теперь на смену ей пришла Элизабет.
   Тяжелые мысли омрачили его лицо. Господи, ведь он ее любит! И ему показалось, что она отвечает взаимностью!
   Он горько усмехнулся. Чем была для него любовь? Ударом ножа. Раной на сердце. Вот чем обернулась для него женская любовь…
   На этот раз он вырвется из ее оков.
   Морган не знал, сколько времени он провел в долгом раздумье; в руке, лежавшей на ручке кресла, он держал пустой бокал. Как сквозь сон, до него доносились разные звуки: открывающаяся парадная дверь, отдаленный говор и, наконец, громкие решительные шаги рядом с ним.
   — Я, кажется, ясно сказал, Симмонс, чтобы меня не беспокоили, — резко бросил он.
   — Симмонс помнит твой приказ, — отозвался недовольный мужской голос. — Но я не Симмонс.
   Это был Стивен. Всем своим видом он выражал неодобрение и немедленно высказал Моргану все, что о нем думает.
   — На этот раз ты, кажется, превзошел себя, Морган.
   Морган помрачнел.
   — Не лезь не в свое дело, Стивен.
   — Нет уж, ты меня выслушай. Я зашел, чтобы посмотреть Натаниеля. Я застал Элизабет в слезах. Не надо быть очень сообразительным, чтобы догадаться почему.
   Морган молча враждебно смотрел на него, но Стивен не собирался сдаваться.
   — Не хочешь говорить об Элизабет, не надо, — спокойно продолжал он. — Давай поговорим о тебе. Ты сегодня вернулся из Нью-Йорка?
   — Да.
   — И как ты отреагировал на события? Морган одарил его свирепым взглядом.
   — Ты у нас самый умный, вот и догадайся. Мгновение Стивен пристально изучал его, затем сделал вывод: '
   — Ты рассердился, это ясно. Господи, Морган, ведь он твой брат. Ты должен радоваться, что она его вовремя нашла.
   Морган сорвался с кресла и, словно зверь в клетке, заметался по комнате.
   — Теперь ты выслушай меня, — сказал он волнуясь. — Это она его нашла, Стивен. Моя жена. Стоит мне скрыться из виду, как моя жена тут же спешит на свидание с моим братом. Ты когда-нибудь задумывался, почему это происходит?
   — А тебе никогда не приходило в голову, что причина может быть совершенно безобидной?
   Морган остановился как вкопанный.
   — Как это безобидной? — возмутился он.
   Ты забыл, что Элизабет приехала сюда, чтобы выйти за него замуж!
   — Но она за него не вышла. Пойми, Морган, у нее просто мягкое сердце…
   — И симпатия к моему брату! Неужели, Стивен, ты ничего не видишь? Все повторяется сначала!
   — Я так не думаю, Морган. Мне кажется, она прекрасно в нем разобралась. Но она его не клеймит и не осуждает.
   Морган не стал спорить, наконец вспомнив о брате.
   — Ты считаешь, он справится?
   Показное безразличие тона не скрывало его озабоченности. Стивен задумался.
   — Странно, но у меня такое чувство, — неуверенно начал он, — что нападавший на самом деле не хотел убивать Натаниеля. Возможно, моя мысль покажется тебе безумной, но, наверное, это было что-то вроде предупреждения.
   — Зная Натаниеля, я абсолютно с тобой согласен. Это могло быть что угодно, мелькнуло в голове у Моргана: денежный долг, плутовство в карточной игре или амурная история.
   — Она сделает глупость, если решит, что он когда-нибудь изменится, — вновь помрачнев, заметил Морган.
   Стивен улыбнулся про себя и похлопал друга по плечу. Кто из них двоих был глупцом? Элизабет или Морган? Если кто и был, то только не Элизабет.

Глава 23

   Натаниель быстро выздоравливал, и никто не радовался этому больше Элизабет. Но ее глубоко огорчали отношения между братьями. Она втайне надеялась, что печальный случай поможет им примириться, но Морган продолжал упорствовать и держался от брата на расстоянии. Он ни разу не зашел к Натаниелю, чтобы справиться о его здоровье.
   Тем не менее Стивен сообщил Элизабет, что Морган всякий день спрашивал о состоянии брата, что вызвало у нее большое удивление.
   Когда-то она была твердо уверена, что Морган ненавидит Натаниеля, но теперь в ее душе зародились сомнения. Если Моргану безразличен брат, то почему он о нем спрашивает?
   Значит, Натаниель по-прежнему ему дорог. Узы, связывающие братьев, ослабли, но не нарушились совсем. И все же отчего Морган прячет свои чувства? Что так разделило их? Какое ужасное событие сделало их врагами?
   Натаниель был слабым, но не злым человеком, он не обладал таким сильным характером, как Морган. Почему же Морган не проявлял в отношениях с ним больше терпения и снисходительности?
   Прошла неделя, прежде чем Натаниель достаточно окреп, чтобы ему можно было задать некоторые важные вопросы.
   У Элизабет их накопилось несколько, и она твердо решила, что получит на них ответ.
   Как-то она зашла в комнату Натаниеля, когда тот только что закончил обед. Он сидел в постели, опираясь на гору подушек, и с удивлением поднял бровь, когда Элизабет взяла стул и села рядом.
   — Боже мой, — пошутил он, — вижу, дело будет серьезное.
   Элизабет не ответила на его улыбку.
   — Вы правы, две ножевые раны — это, безусловно, серьезно. Добавлю, что вопрос нуждается в дальнейшем изучении.
   — Я уже все рассказал вчера полицейским, — вздохнул Натаниель, пожимая плечами. — Я не видел, кто на меня напал, злоумышленник появился откуда-то сзади.
   — Это все мы уже слышали. Но меня интересует то, что вы от них скрыли.
   Натаниель невольно опешил…
   — Почему вы так думаете, Элизабет?
   — Я не такая уж недогадливая, Натаниель. Вы являетесь сюда и просите денег. Вы признаетесь, что попали в беду. На следующий день вы подвергаетесь нападению. Тут есть какая-то связь, и не пытайтесь меня убедить в обратном.
   Видимо, Элизабет не ошиблась, потому что на его лице промелькнуло выражение растерянности и обиды, но тут же исчезло. Надо отдать ему должное,
   Натаниель был талантливым актером! Внезапно его плечи сгорбились.
   — Вероятно, мне следует кое-что вам объяснить, — пробормотал он.
   Глаза Элизабет горели от возмущения.
   — Мне нужно не объяснение, а правда. Натаниель растерянным жестом пригладил волосы.
   — Господи, я не знаю, с чего начать.
   Поджатые губы Элизабет не обещали ничего хорошего, на этот раз ему не удастся вывернуться! Натаниель покорно вздохнул.
   — Вы помните мой внезапный отъезд из Лондона?
   — Еще бы! Вы утверждали, что причиной были дела, но вы лукавили.
   — Вы правы. С первых дней приезда в Лондон мне страшно везло в игре в кости. Я поверил в свою удачу, Элизабет! Словно все, к чему я ни прикасался, тут же превращалось в золото. И я позабыл о чувстве меры.
   — Продолжайте, — напомнила она, не спуская с него взгляда.
   — Я узнал, что есть человек, у которого можно занять денег. Некий виконт Филипп Хэдли. Я взял у него в долг двадцать тысяч фунтов, я не сомневался, что выиграю целое состояние.
   — Вас одолела жадность, — заметила Элизабет.
   Натаниель кивнул.
   — Но удача мне изменила. Я все спустил, Элизабет. Все, до последнего фунта.
   — Все-все? — ужаснулась она.
   — Одна-единственная партия, и я всего лишился! — Нечто похожее на рыдание вырвалось из груди Натаниеля. — Тогда я занял еще.
   — Опять у виконта Хэдли?
   — Да. Я слышал, что он может быть, как бы это сказать… неприятным. Но только так я мог отдать ему долг.
   — И вы снова проиграли, правда? Натаниель кивнул.
   — Хэдли требовал, чтобы я вернул деньги, но у меня их не было. Как-то он подослал ко мне нескольких головорезов, они меня отделали и пообещали прийти снова, если я через неделю не отдам деньги. Я был в отчаянии, Элизабет. У меня не было возможности расплатиться с ним.
   Дальнейший ход событий был ясен.
   — И вы решили скрыться?
   — У меня не было другого выхода. Я не хотел его обмануть, просто спасал свою жизнь! Я не думал, что он станет преследовать меня за океаном, но на всякий случай решил замести следы.
   — Поэтому вы не остались в Бостоне, а поехали в Нью-Йорк?
   — Именно так. Там я переждал некоторое время, а потом возвратился домой, в Бостон. Но однажды вечером я заметил, что за мной идет какой-то человек.
   Элизабет почувствовала леденящий душу страх.
   — Его подослал Хэдли?
   — Он приставил мне к горлу нож и потребовал через три дня принести деньги в бар под названием «Воронье гнездо».
   — Вот тогда-то вы и явились сюда? Вы сказали мне, что вам пригодится любая сумма.
   — Я сказал ему, что скоро добуду остальные, но, видно, он не поверил. В тот вечер он поджидал меня у дома, сказал, что хочет проучить меня на будущее, чтобы я не тянул с выплатой.
   — Боже мой, — пробормотала Элизабет. — Вот тогда он вас и ранил. Постойте! В тот день, когда я вас нашла, я видела человека, который вышел из переулка. Он был высокий, худой и в коричневом котелке…
   — Это он. Вы не ошиблись.
   Все смешалось у нее в голове, и все же Элизабет нашла силы задать ему главный вопрос.
   — Скажите, Натаниель, — тихо попросила она, — вы поэтому взяли мое ожерелье?
   Он кивнул и отвел глаза в сторону:
   — Я надеялся, что вы его не сразу хватитесь.
   — Вы хотели, чтобы я подумала, что я его потеряла? Или куда-то положила?
   Его молчание говорило само за себя, это было признание вины.
   — Простите меня, — произнес он наконец. — Теперь оно у того человека. — Он замолчал, потом внезапно спросил:
   — Морган знает, что я его взял?
   — Нет. Но вы должны обязательно рассказать ему о Хэдли, Натаниель.
   — Ни за что! Обещайте мне, Элизабет, что вы ему ничего не скажете. Я сам во всем разберусь!
   — Не глупите, Натаниель! Вам нужна помощь Моргана. Если вы сами ему не скажете, то это сделаю я.
   — Нет! И я не хочу, чтобы в это дело вмешивалась полиция.
   — Подумайте, Натаниель, ведь вы рискуете жизнью.
   — Совершенно верно, — вдруг прервал он ее. — Но это моя жизнь, а не чья-то другая. И я должен сам за нее отвечать. Я не желаю, чтобы Морган меня опекал.
   Элизабет в нерешительности смотрела на него, беспокойство и тревога ясно читались в глубине ее прозрачных зеленых глаз.
   Лицо Натаниеля смягчилось.
   — Вижу, вы меня не понимаете, правда?
   — Нет, понимаю… Или мне кажется, что понимаю. Но я боюсь за вас, Натаниель.
   — Не надо за меня бояться. Я уже давно сам принимаю решения. — Он горько усмехнулся. — Часто ошибочные. Но Морган всегда обитает где-то неподалеку, чтобы надзирать за мной. Возможно, я сам в этом виноват.
   Казалось, он разговаривает не с ней, а с самим собой.
   — Вы были правы, когда говорили, что я сам должен себя содержать, а не обращаться за помощью к Моргану. Но так было всегда. Он давал мне деньги, когда я в них нуждался. Выручал из беды. Так, наверное, было легче для меня. Я ведь никогда не был особенно прилежным, я оставлял это Моргану. Он у нас в семье самый трудолюбивый. А я самый беззаботный. И беспечный.
   Натаниель со значением посмотрел на свое забинтованное плечо.
   — Элизабет, прошу вас, не рассказывайте ничего Моргану, — вновь повторил он. — Я сам хочу выкарабкаться. Может, у меня снова ничего не выйдет. Как бывало уже не раз.
   — Не говорите так, — мягко пожурила его Элизабет. — Вы ведь не неудачник.
   — Как раз наоборот. — Его улыбка была дьявольски насмешливой, настоящая улыбка Натаниеля. — Я мошенник. Негодяй. Безнравственный человек.
   — Это не правда.
   — Нет, правда.
   — Но вы можете измениться. Я вам помогу, Натаниель.
   — Какая у вас отзывчивая душа, — рассмеялся он. — Ни одна порядочная женщина не посмотрит на меня, Элизабет.
   Здесь пропущен небольшой отрывок…
   Она подняла лицо, уже не скрывая слез.
   — Боже мой, вы его любите!
   — Натаниель, я очень сожалею. Я не хотела вас обидеть.
   Он схватил ее руки в свои и крепко сжал.
   — К чему сожалеть, — заговорил он с жаром. — Элизабет, встреча с вами была величайшим счастьем моей жизни. Я просто слишком поздно это понял. Если кто должен сожалеть, так только я один.