— Завтра?
   — Завтра. Убирайся.
   Она вскочила и бросилась к арочному выходу из зала. Она сделала все, что могла, но, быть может, он слишком пьян, чтобы завтра вспомнить о своем обещании, или рассудить, что слово, данное женщине, ни к чему его не обязывает.
   — И скажи Таше, чтобы она вернулась ко мне.
   Она остановилась в дверях.
   — Но я не знаю, где она. Вы ведь отослали ее в свою комнату.
   — Сомневаюсь, чтобы она ушла. Таша очень настойчива.
   — Вы выпили слишком много вина. Она не нужна вам. Позвольте бедняжке остаться в своей постели.
   — Я здесь. — Женщина прошла мимо Tea и подбежала к Вэру. — Я знаю, вы ведь больше не сердитесь на меня? — Она опустилась на колени между его бедер. — Простите меня. Я сделаю все, чтобы вы забыли мою провинность. — Она прижалась ртом к его восставшему фаллосу и принялась ласкать его своим языком и руками. И он отреагировал. Нагло. Его руки сжали подлокотники кресла, и он встретил ее взгляд поверх головы женщины. Его лицо покраснело, и капли пота выступили на высоком лбу, полные губы чувственно улыбались.
   — Останься, — прохрипел он. — Посмотри. Я хочу, чтобы ты была здесь.
   Ее щеки вспыхнули огнем. Благовония, и мускус, и запах горящего дерева проникли в ее ноздри. Комната наполнилась трепетом сладострастных вздохов, звуков, запахов. Она едва могла вздохнуть.
   Он поймал ее взгляд.
   — Останься, — тихо повторил он.
   Она повернулась и выбежала из зала. Быстрее — вверх по лестнице. Бешено колотилось сердце, она вся дрожала. Возможно, он прав… он действительно принадлежит Люциферу. Святые небеса! Она никогда себя так прежде не чувствовала. Она и в самом деле хотела остаться с ними, где все пропитано грехом и чувственностью.
   Но она хотела не просто смотреть…
 
   — Где эта чертова корзина?
   Tea мгновенно открыла глаза и увидела Вэра, стоящего над ее кроватью.
   — Что? — Она судорожно натянула покрывало на грудь и села, сжавшись на постели.
   — Что вы здесь делаете?
   — Корзина.
   — Она моя, — воскликнула она. — Вы не можете взять ее.
   — Мне не нужна эта проклятая корзина. Мне нужен лист. Я должен взять с собой лист, иначе я не смогу найти дерева.
   Она в изумлении глядела на него.
   — Вы собираетесь искать для меня дерево?
   — Кажется, я ясно сказал, разве нет? — Он зевнул.
   — Прямо сейчас?
   — Мне не до твоих вопросов. Голова раскалывается, желудок скрутило, а латы тяжелые, как подъемный мост в этом замке. Скажи мне, где эта чертова корзина.
   — У окна. — Она поспешила подняться, тщательно обмотав вокруг себя покрывало, и прошла по комнате. — Но вам не нужен лист, я поеду тоже.
   — Открывай корзину.
   Tea развязала узлы на крышке и откинула ее.
   — Там осталось не так много листьев.
   Он брезгливо взглянул на копошащуюся серую массу.
   — Боже, они выглядят так же, как чувствует себя мой желудок. — Дай мне лист.
   Она извлекла половинку листа.
   — Вот кусок, правда, не очень большой. — Она углядела червяка, прицепившегося к нему, и, осторожно сняв, стряхнула в корзину. — Но вам это не нужно. Я помогу вам найти дерево.
   Он брезгливо взял лист двумя пальцами и, резко развернувшись, направился к двери.
   — Ты останешься здесь. — Дверь за ним захлопнулась.
   Tea поспешно скинула покрывало и натянула платье, затем подхватила сандалии. Она не стала надевать их, а просто взяла в руку и выбежала из комнаты. Камни лестницы, двора холодили босые ноги. Молодой солдат держал лошадь под уздцы, пока Вэр садился на нее.
   — Я пойду с вами. — Она прыгала на одной ноге, надевая сандалии. — Вы поступаете неразумно. Без меня это может занять у вас много времени.
   Он не отвечал.
   — Что, если вы вернетесь не с теми листьями?
   — Тогда пойду снова и найду те, что нужны.
   — А я помогу ему. — Кадар выехал из конюшни и направлялся к ним через двор. — Но сомневаюсь, есть ли в этом необходимость, хотя мои глаза так же зорки, как и у моих соколов. Я разгляжу самый маленький листик с расстояния в милю.
   — Ты также останешься, — сказал Вэр.
   Кадар покачал головой.
   — Я тебе нужен.
   — Мне никто не нужен. Я еду один.
   Кадар зевнул.
   — Слишком рано, чтобы спорить. Возьми отряд, и я позволю тебе ехать без меня.
   Взгляд Вэра не отрывался от гор.
   — Я не стану рисковать людьми, раз не могу предложить им добычи.
   Риск? Tea растерянно уставилась на обоих мужчин.
   — Тогда я вынужден быть с тобой, — настаивал Кадар. — Я должен защищать то, что мне принадлежит.
   — Я не принадлежу тебе.
   Кадар послал лошадь вперед.
   — Надеюсь, у тебя еда в том пакете? Мы же не можем, как черви, питаться листьями.
   — Ты не едешь.
   Кадар улыбнулся Tea.
   — Доверьтесь нам. Мы побеспокоимся, чтобы ваши черви не умерли с голоду.
   — Это не состязание сильных натур, — холодно сказал Вэр. — Если ты попытаешься проехать через ворота, я выбью тебя из седла без всякого сожаления.
   — Вэр, я… — Кадар замолк, встретив взгляд Вэра. Он вздохнул. — Как это сложно — владеть таким человеком, как ты. Ты будешь осторожен?
   Вэр кивнул и направил лошадь к воротам.
   На нем были доспехи. Tea насторожилась. Зачем кольчуга?
   — Разве это опасно? Ведь он просто едет в горы.
   Кадар хмуро смотрел вслед Вэру, пока тот не миновал ворот замка.
   — Еще очень рано, — пробормотал он. — Возможно, опасность его минует.
   — Там что, бандиты?
   Кадар покачал головой.
   — Нет.
   Когда Вэр скрылся из виду, Кадар повернулся к ней.
   — Не огорчайтесь, это не ваша вина. Вы ведь не знали.
   Она до сих пор ничего не знает, подумала Tea раздраженно. Все это лишено смысла.
   — Я всего лишь попросила его достать мне немного листьев шелковицы, а вы ведете себя так, словно он направился завоевывать город.
   Кадар улыбнулся.
   — Тогда ему пришлось бы собрать армию. Но чтобы завоевать дерево шелковицы, он, как человек чести, не мог никого взять с собой. Он утверждает, что у него нет чести, но вы ведь понимаете, что это неправда.
   — Я ничего об этом не знаю. Ясно одно, что вы поднимаете слишком много шума из-за какой-то ерунды.
   — Возможно, вы правы. — Он взял ее за локоть. — Но как бы то ни было, мы ничем не можем помочь ему теперь. Нам остается только ждать. Не желаете ли взглянуть на моих соколов?
   — Вы занимаетесь соколами? — Она позволила ему увлечь себя к входу в замок? — Для охоты?
   — Частично для охоты. А еще просто потому, что нравится любоваться их полетом. Нет ничего величественнее и прекраснее на земле, чем сокол, парящий в небе. — Он остановился у входа в замок. — Но прежде всего вам следует разговеться, пост вам ни к чему, вы еще очень слабы.
   — Сегодня я чувствую себя намного сильнее, просто я немного устала.
   — Усталость ведет к болезни. Поберегите свои силы. Они понадобятся вам для того, чтобы выращивать своих червей. Вы на самом деле замечательная вышивальщица?
   — Самая лучшая в Константинополе. — Он прыснул со смеху. Она посмотрела на него с удивлением. — Но это действительно так.
   — Я и не сомневаюсь. Меня просто восхищает ваша очаровательная, неподражаемая скромность. Нет, правда, я нахожу самоуверенность достойной восхищения. Это как изысканный блеск драгоценности.
   — Лорд Вэр рассказал вам о нашем разговоре? Я не совсем уверена, помнит ли он что-нибудь из того, что я говорила ему прошлой ночью.
   — Он помнит все. — Его улыбка погасла. — Иногда это очень мучительно.
   — Да. — У нее самой в душе немало такого, что она предпочла бы забыть.
   — Я так и думал, что вы поймете. — Кадар провел ее в большой зал. — А теперь давайте с вами поедим, чтобы вы смогли от всего сердца восхититься моими великолепными птицами.

3

   — Это Альенора. — Он достал сокола из клетки. — Ну разве она не красавица? Я назвал ее в честь Альеноры Аквитанской.
   Птица и в самом деле была великолепная, стройная, с крепким загнутым клювом.
   — Почему?
   — Потому что она коварная, неистовая. Она любит свободу и яростно сопротивлялась пленению. У меня ушел почти год на то, чтобы приручить и натренировать ее. — Он усмехнулся. — Впрочем, я справился с этим гораздо лучше, чем король Генрих II, который так и не смог покорить и приручить свою Альенору, а потому он на долгие годы заточил ее в темницу.
   — Это ваш отец рассказал вам о королеве?
   — Мой отец оставил моей матери свое семя и больше никогда не возвращался к ней. Мать говорила, что он погиб славной смертью в великой битве с ее народом. — Он улыбнулся, глядя в соколиные глаза-бусинки. — Жаль, что он так никогда и не узнал о своем самом знаменитом деянии — о том, что причастен к моему появлению на свет.
   Tea с удивлением отметила, что в его тоне не слышалось ни возмущения, ни горечи.
   — И вы простили его?
   — Мальчишкой я ненавидел его. Моя мать умерла, когда мне исполнилось пять лет, и мою жизнь на улицах Дамаска не назовешь легкой. Я был воришкой и старался избегать как соплеменников своей матери, так и отца. — Он посадил Альенору в ее клетку и открыл следующую. — Но я сумел подняться над этим.
   — Как?
   — Я учился. Я стал воровать науку, как раньше — фрукты на базаре. Я брал уроки у франков, и я учился у народа моей матери. — Он взял в руку другого сокола. — К своему ужасу, я обнаружил, что и те и другие правы… и одновременно не правы во многом. Как можно ненавидеть, если не существует такой правды, которую нельзя было бы подвергнуть сомнению или оспорить? — Он протянул ей вторую птицу. — Это Генрих. Он не такой неистовый, как Альенора, и у него нет ее целеустремленности. Она никогда не отступится, если преследует добычу. Я вообще обнаружил, что самочка часто бывает более решительной и настойчивой, когда полностью расправляет крылья. — Он встретил ее пристальный взгляд. — Разве вы сами этого не замечали?
   Его последние слова относились уже не к птицам. Она ответила:
   — Но вначале она должна расправить крылья. — И затем добавила: — А кроме того, всегда находится кто-то, кто хотел бы посадить ее в клетку и использовать в своих целях. Даже вы, Кадар.
   Он кивнул.
   — Да, такова природа мужчины. — Он посадил сокола в клетку. — Но когда их задача выполнена, я отпускаю их на свободу.
   — А их задача — это охота?
   — В действительности, перехват. — Он тщательно запер клетки. — Саладин и некоторые французские предводители используют почтовых голубей, передавая через них приказы своим отрядам. И мы решили посылать соколов, чтобы быть уверенными, что голуби никогда не долетят по назначению.
   Кадар говорил очень спокойно и рассудительно, а у девушки прошел мороз по коже. Перед ее глазами вспыхнула яркая картина: неистовая Альенора яростно бьет несчастного голубя в небе.
   — Жизнь — это всегда битва. Тут ничего не поделаешь. Остается лишь выбрать сторону, на которой будешь сражаться, — сказал Кадар, прочитав ее мысли. — Долетит голубь до цели, погибнут одни люди, остановит сокол голубя — погибнут другие.
   Его голос был ровен. И все же она как бы внезапно открыла другую, суровую, темную, половину души Кадара.
   — И вы выбрали сторону лорда Вэра?
   — В настоящее время. — Он усмехнулся. — Мое несчастье в том, что я спас ему жизнь. Теперь я просто не смогу перенести его гибели.
   — Как это случилось?
   — Я нашел его раненного, умирающего. Он бежал к Старцу с гор за помощью.
   — Старцу?
   — Шейх Рашид эд-Дин Синан. Король ассасинов. Это было верное решение Вэра. Никто не отважится вторгнуться во владения Синана без приглашения.
   — А что же, в таком случае, делали там вы?
   — Учился. — Он улыбнулся. — Необходимо знать жизнь во всех ее проявлениях. Но временами встречается такое, о чем лучше не думать. Можно умело ходить по темным тропам, но не следует заходить по ним слишком далеко. Я тогда чуть не потерял себя и уже был готов бросить все и возвращаться в Дамаск, когда нашел Вэра на горной тропинке. Я выходил его и забрал в крепость Синана.
   — От кого же он бежал?
   Кадар помедлил с ответом, затем пожал плечами.
   — Я не открою никакого секрета, которого не знал бы любой в этих краях, если скажу вам, что он бежал от рыцарей-тамплиеров. Вы что-нибудь знаете о них?
   — То же, что и все, что это духовный рыцарский Орден. Его солдаты лучшие в христианском мире и самые богатые, могущественные. Они предлагают свои мечи и купцам, и королям за хорошие деньги. Николас однажды нанимал их для защиты каравана, который он посылал в Каир. — Она замолчала, пытаясь вспомнить что-нибудь еще о них. — Добрая часть их добычи идет папе, но немало золота оседает и в их собственных сокровищницах. И они приняли монашеские обеты.
   — О да, и теперь вы, конечно, понимаете, почему папа так тепло относится к этому Ордену. — Он нежно пригладил перья сокола согнутыми пальцами. — И дает им такую власть, что они наводят больше страха, чем Саладин.
   — За что они преследовали лорда Вэра?
   — К сожалению, они не любят блудных сыновей. Они предпочли бы стереть его с лица земли.
   Она покачала головой.
   — Я ничего не поняла.
   — Вэр был одним из рыцарей-тамплиеров, быть может, самым храбрым воином в Ордене. Когда его изгнали оттуда, то сам Великий Магистр отдал приказ уничтожить его.
   Она уставилась на него в полном изумлении.
   — Он был монахом?
   Кадар прыснул со смеху.
   — Да, я тоже поначалу считал это совершенно невероятным, пока хорошо не узнал его. Его характер так сложен и противоречив, что вы и представить не можете.
   Перед ее внутренним взором немедленно возник облик Вэра в полутемном зале, освещенном только огнем очага, с голой Ташей возле его ног, ласкающей его фаллос своим ртом.
   — Он — монах? — повторила она.
   — Я порой говорю, что битва может так же волновать, как и женщина, а рыцари-тамплиеры — это особое племя.
   — Почему они изгнали его?
   Улыбка Кадара погасла.
   — Вам лучше поинтересоваться у него.
   — Я не собираюсь его ни о чем спрашивать. — В каждой линии тела, в каждой черточке лица воина Вэра из Дандрагона сквозила чувственность. Он не смог бы вынести долгого воздержания. — Он не монах.
   — Сейчас нет. — Кадар чуть наклонил голову. — Я рассказал вам, от какой опасности бежал Вэр. А от чего спасаетесь вы, Tea из Димаса?
   Она внутренне сжалась от этой внезапной атаки. Ее так поглотило разгадывание сложной личности Кадара и попытки постичь невероятную, не укладывающуюся в голове правду, которую он сообщил ей о лорде Вэре, что ее застиг врасплох неожиданный вопрос.
   — Я направляюсь в Дамаск, чтобы открыть собственный Дом шелка и заниматься вышивкой.
   — Похвальные намерения. Но эта страна не место для одинокой женщины. Вам будет очень тяжело.
   — В любой стране одинокой женщине приходится не сладко. Но со мной мое мастерство, которое очень ценится здесь. Я смогу найти для себя место, пока не заработаю достаточно денег, чтобы открыть свое дело. Дамаск давно славится своими вышивальщицами, и их работы действительно великолепны.
   — Но не так хороши, как ваши?
   Она согласилась.
   — У них не хватает фантазии. В настоящем искусстве замысел так же важен, как и исполнение. Вышивальщицы Дамаска выполняют те же рисунки, что век назад.
   — Как давно вы занимаетесь этим ремеслом?
   — С тех пор как себя помню. Меня совсем маленькой девочкой посадили вязать коврики. Но моя мать убедила его, что мне лучше быть вышивальщицей.
   — Его?
   Каждый ее ответ скрывал в себе новую ловушку. Единственный способ избежать этого — совсем не отвечать. Она отвернулась от клеток и подошла к окну. Вдали виднелись горы. Она перевела взгляд на двор замка. Его земли представляли собой не только камни и укрепления, как она вначале думала. На севере простиралась зеленая, покрытая травой и деревьями земля, заканчивающаяся крутым обрывом.
   — Из этой башни далеко видно. — Ее взгляд вернулся к горам. — Что это за дома вдали?
   — Это деревня Джеда. Все слуги и солдаты для Дандрагона оттуда. Ее отдали Вэру в качестве платы за службу французскому дворянину, который нашел, что на его вкус эта земля небезопасна. Возвращаясь во Францию, он увел с собой всех своих людей, и Вэру пришлось набирать офицеров и солдат среди мусульман. — Кадар покачал головой. — У лордов, нанимавших Вэра, лишь одно оправдание: в борьбе с Сатаной все средства хороши. Но многие страшатся раздражать рыцарей-тамплиеров переходом в лагерь отступника. Это очень опасно — присоединяться к врагам Храма и поддерживать их.
   — И все же вы это делаете.
   — Я уже говорил вам, у меня нет выбора. Он принадлежит мне. Кроме того, жизнь с Вэром среди теней научила меня не меньшему, чем наука Старца с гор.
   Тени. Но день стоял ясный и солнечный, странно даже думать о какой-то угрозе.
   — Он должен вернуться до темноты.
   — Да. Если Бог того пожелает. — Кадар присоединился к ней у окна. — Если же нет, я поеду искать его.
   Снова намек на опасность. Она совершенно не понимала этих людей. Кадар, которого она сразу восприняла как доброго и мягкого, обучался у убийц. Лорд Вэр, которого она успела узнать, как грубого и безжалостного, готов рисковать, чтобы найти для нее листья шелковицы. Все казалось непонятным и необъяснимым в этой новой жизни, в которую волей судьбы она вовлечена так неожиданно.
   И все же лучше это непонятное состояние, чем удушающий порядок дома Николаса. Четкость и организованность, которым подчинялась вся жизнь там, были просто необходимы, чтобы производить изумительные вышивки, но это не оправдывало царящих там тюремных порядков. Здесь, в Дандрагоне, она более свободна, и как только она уйдет отсюда, хаос и неопределенность полностью исчезнут из ее жизни. Ей просто надо немного потерпеть.
   — Знайте, вы можете не опасаться нас, — тихо сказал Кадар. — Нам известно, что это такое, когда за тобой охотятся.
   Она не решалась никому доверять. Она не имела на это права, ведь Селин тоже рисковала.
   Не услышав ответа, Кадар отвернулся от окна.
   — Это будет длинный день. Не желаете ли сыграть партию в шахматы?
   — Я не умею.
   — Вы предпочитаете другие игры?
   Она покачала головой.
   — Я ни во что не умею играть.
   — Но игры — это очень важно. Они забирают голову и освобождают сердце.
   — Мне они не нужны. У меня есть моя работа.
   Он взял ее за локоть и подвел к двери.
   — Мне кажется, вам они нужны даже больше, чем другим людям. Идемте, я научу вас играть в шахматы.
 
   Только после полудня Вэр нашел небольшую рощицу шелковицы. Он изнывал от жары, голова страшно болела, и настроение, конечно, соответствующее.
   Он срубил огромную ветку дерева одним ударом меча и проследил глазами за ее падением. Затем спешился и принялся обдирать листья и набивать ими корзину.
   Матерь Божья, он чувствовал себя девицей, собирающей цветочки в майский день. Разве это работа для рыцаря!
   Когда же их будет достаточно? Каждый раз, когда он наклонялся, его голова в шлеме, казалось, вот-вот оторвется, так тянула она его к земле. Он закончил обдирать листья с ветки и сердито посмотрел на корзину: они едва закрыли дно. Он срубил еще одну ветку, затем еще.
   Ну, теперь, кажется, все. Если и этого количества не хватит, тогда пусть лучше эти проклятые черви подыхают с голоду. Он закрыл глаза и поднял корзину, чтобы привязать ее к седлу.
   За ним кто-то следил.
   Он замер. Каждый его мускул застыл от напряжения.
   Ваден.
   Он всегда узнавал, когда тот был рядом. Связь между ними невозможно разорвать, ее удалось лишь изуродовать. Боже, какая злая ирония судьбы — умереть вот так. Не в битве, а собирая листья для кучки шелковичных червей.
   В ожидании Вэр прислонился спиной к лошади и откинул голову на седло. Господи, как он устал от всего этого! Казалось, он всю свою жизнь только и ждал этого последнего мгновения. Внезапно он почувствовал дикое, неумолимое желание скорейшего конца всего…
   Он резко развернулся, сорвал с головы шлем и устремил взгляд в сторону скалистых гор.
   — Я здесь, Ваден! — крикнул он. — Простой выстрел. Целься в глаз. Это надежнее, чем искать щель в доспехах.
   Он видел однажды, как стрела Вадена угодила в такую щель. У него была твердая, сильная рука и убийственно меткий глаз. Ваден слыл лучшим из всех стрелков, которых Вэр когда-либо встречал.
   Он стоял и ждал, подняв голову.
   В ответ ни звука, ни свиста летящей стрелы.
   Но Ваден был здесь. Почему он не нанес удара?
   Вэр медленно надвинул шлем на голову. Привязал корзину к седлу и вскочил в него.
   Все выглядело так, словно Ваден был сегодня не расположен к убийству. Но он никогда не действовал по настроению, только по холодному расчету.
   Вэр подождал некоторое время, предоставляя Вадену еще один шанс, затем сжал коленями бока своей лошади и направился по тропинке вверх, в сторону Дандрагона.
 
   Он еще мог послать стрелу.
   Ваден продолжал держать под прицелом точку на спине Вэра, там, где соединялись латы.
   Затем медленно опустил лук.
   Если бы он собирался послать эту стрелу в цель, ему следовало бы сделать это, когда Вэр в отчаянии стоял перед ним.
   Он мог убить его, и тогда все было бы кончено. Он смог бы вернуться в Храм, и тайна была бы сохранена.
   Великий Магистр сказал бы, что, не выстрелив, он предал Орден. Со смертью Вэра Дандрагон не смог бы защищаться, и тогда он получил бы приказ сровнять крепость с землей и убить всех ее обитателей.
   Ваден вернул стрелу в колчан, притороченный к седлу. Он никогда не являлся послушным исполнителем воли Великого Магистра и не собирался стать им сейчас. Его выбрали исполнителем приговора, но решать, кому — жить, а кому — умереть, будет только сам Ваден. Он не знал, открыл ли Вэр кому-нибудь то, что увидел в сокровищнице. Видит Бог, с той ночи утекли уже потоки крови.
   Ваден пришпорил коня и неохотно повернул влево по тропинке, ведущей на юг. Отсюда он мог бы пересечь долину и завтра к вечеру добраться до Акры. Уже второе послание от Великого Магистра призывало его на встречу в лагерь тамплиеров, расположенный под Акрой. Первое он проигнорировал, но, зная вспыльчивый, сумасбродный характер этого человека, решил ублажить его прежде, чем мог быть нанесен непоправимый вред.
   Он оглянулся на ободранные ветви, разбросанные на земле под деревом, и недоуменно нахмурился.
   Что, черт его возьми, делал здесь Вэр?
 
   — Он вернулся! — Кадар отодвинул кресло, игра была тут же забыта. — Я слышу, как опускается мост. — И он поспешно покинул зал.
   Tea встала и последовала за ним. Она почувствовала, что испытывает такое же облегчение, как и Кадар, только постаралась его не проявлять так живо, как он. Она прекрасно видела, насколько рассеян был молодой человек последние два часа, и его волнение невольно передалось ей.
   Вэр проезжал через ворота, когда она спустилась по ступеням во двор и подошла к Кадару. Солнце садилось в этот момент за спиной Вэра, и, направляя к ним лошадь, он казался лишь огромным темным силуэтом на фоне пылающего неба.
   Кадар прикрыл глаза рукой, глядя на Вэра.
   — Его там не было?
   — Он там был. Но что-то удержало его руку. — Вэр отвязал корзину и бросил ее на землю. — Ваши листья.
   — Почему? — спросил Кадар.
   — Откуда я знаю? — Он спешился и повернулся к Tea. — Зто то?
   Она опустилась на колени прямо на камни и открыла крышку. Вздох облегчения вырвался из ее груди, когда она увидела листья с характерным зубчатым краем.
   — Да, это те, что нужны.
   — Достаточно?
   Она кивнула.
   — Их хватит как раз на месяц. К тому времени я доберусь до Дамаска и смогу найти еще.
   — Это произойдет гораздо раньше. — Он повернулся и двинулся к ступеням. — Я хочу, чтобы она ушла как можно скорее, Кадар. Я хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое.
   — Ты всегда так негостеприимен. — Кадар пошел за ним. — Но я прощаю тебя сегодня. Ты, очевидно, очень утомился, обдирая эти листья с шелковицы.
   Вэр снял шлем и повернулся к Кадару.
   — Я больше не могу позволить тебе оставаться здесь. Настало время тебе уйти.
   Он выглядит очень замученным, подумала Tea. Две глубокие складки прорезали его лицо по обе стороны рта, и странная пустота отражалась в его глазах. Словно смертельная усталость из тела проникла прямо в душу.
   — Вам необходима ванна и ночной отдых, — сказала она, повинуясь внезапному порыву сочувствия. Поспешно встав с колен, она взяла корзину и подошла к нему. — Я попрошу Жасмин нагреть вам воды. — И, обращаясь к Кадару, добавила: — Проводите его в покои и помогите освободиться от этих доспехов.
   — Кадару вовсе не требуется никуда меня провожать.
   — Глупости. Вы готовы вот-вот упасть. — Она посмотрела на его шею и покачала головой. — У вас все мускулы напряжены и сжаты. Я могу помочь вам расслабить их и снять боль.
   — У меня нет боли.
   Она насмешливо фыркнула.
   — Помогите ему снять его латы, Кадар. Я не терплю ложь. — Она проскользнула мимо него в замок и, окликнув Жасмин, спускающуюся вниз по лестнице, приказала:
   — Горячей воды для лорда Вэра.
   Жасмин окинула ее холодным взглядом.
   — Я распорядилась об этом сразу, как только увидела, что он въезжает в замок. Вам нет необходимости напоминать мне о моих обязанностях. Я знаю, как позаботиться о своем хозяине. Я уже послала за Ташей.
   — Я сама буду ухаживать за ним.
   — Я послала за Ташей, — повторила Жасмин упрямо.
   — Нет. — Tea постаралась сдержать себя. — Сегодня он послужил мне, и теперь моя очередь помочь ему. — Заметив каменное выражение лица Жасмин, девушка добавила с внезапно вспыхнувшим раздражением: — Я не собираюсь занимать место Таши в кровати вашего хозяина, я просто хочу, чтобы он отдохнул и успокоился.