– Джон, тебе нужен адвокат. У нас есть первые отчеты судебных экспертов. Они не в твою пользу. Ты уж извини, – повторил он, ни у кого не оставляя сомнений в своей искренности.
   – Отпечатки пальцев, нитки, волосы? Что у вас есть? – спросил Линли.
   – Много чего.
   – Папа приходил в коттедж, – вмешалась Нэнси.
   Боскован покачал головой. Сент-Джеймс знал, что это значит. Если об отпечатках пальцев еще можно спорить, то нитки и волосы, найденные на трупе, – неоспоримая улика. Если так, значит, Пенеллин убил своего зятя и накануне врал им.
   – Пойдем, – сказал Боскован уже более или менее официальным тоном, и это стало сигналом для другого полицейского, который подошел к Пенеллину и положил руку ему на плечо.
   Через минуту их уже не было в коридоре.
 
   ***
 
   Когда стихли их шаги, Нэнси Кэмбри потеряла сознание, но Линли успел ее подхватить.
   – Позови Хелен, – попросил он Сент-Джеймса.
   Пришла Хелен, и они проводили Нэнси в комнату леди Ашертон в восточной части дома. Это было и удобно, и полезно. Оказавшись среди знакомых вещей и в дружеской обстановке, Нэнси обретет способность мыслить, решил Линли. И даже позволил себе благодарность по отношению к матери, которая взяла на себя продолжение «праздника».
   Сент-Джеймс не забыл захватить из гостиной виски и теперь прижал стакан к губам Нэнси. Леди Хелен держала ее руку. Нэнси успела сделать лишь маленький глоток, как в дверь постучали, после чего послышался голос Джастина Брука.
   – Мне надо кое-что сказать. – Не ожидая ответа, он открыл дверь и просунул в проем голову, ища глазами Линли. – Можно вас на одно слово?
   – На одно слово? – переспросил Линли, не понимая, зачем он мог понадобиться Бруку. – Какого дьявола?..
   – Это важно, – стоял на своем Джастин Брук.
   Он поглядел на остальных, напрасно моля о поддержке. Откликнулась только леди Хелен:
   – Я провожу Нэнси в охотничий домик, Томми. Зачем держать ее тут? Ей лее надо к ребенку.
   Линли подождал, пока за женщинами закрылась дверь, и заговорил с Бруком, который развернул кресло и облокотился на его спинку. Линли стоял возле письменного стола своей матери, Сент-Джеймс – возле камина.
   – Это касается вашей семьи, – сказал Брук и посмотрел на Сент-Джеймса, как бы говоря, что без свидетелей лучше.
   Сент-Джеймс двинулся было к двери.
   – Нет, останься, – попросил Линли, не желая быть наедине с Бруком, тем более не желая, чтобы он так или иначе владел ситуацией в отсутствие Сент-Джеймса. Брук был неприятен ему своей фамильярностью и в то же время мелькавшей на лице злобой.
   Взяв со стоявшего рядом круглого столика бутылку виски, Брук наполнил стакан, из которого пила Нэнси, и сказал:
   – Отлично. Я выпью. А вы? – Он протянул бутылку Линли, потом Сент-Джеймсу. В комнате не было стаканов, поэтому приглашение было бессмысленным, что наверняка понимал и сам Брук. Он выпил. – Отличное виски! – Налил себе еще. – В гостиной уже знают, что Пенеллина арестовали. Но Пенеллин не мог убить Мика Кэмбри.
   Это было не то, чего ожидал Линли.
   – Если вам что-то известно, сообщите в полицию. Я этим если и занимаюсь, то не по долгу службы.
   – Придется заняться вплотную.
   – О чем вы?
   – Ваш брат.
   Звон стукнувшей о стакан бутылки, когда Брук стал наливать себе еще виски, показался неестественно громким. Линли не желал принимать это на веру, не желал даже думать об этом.
   – Там говорят, что у Пенеллина была ссора с Кэмбри перед тем, как тот умер. Говорят, это главная причина, почему Пенеллина арестовали. Кто-то в деревне сегодня слышал об этом.
   – Не понимаю, какое отношение это имеет к моему брату?
   – Прямое. Увы. Мик Кэмбри ссорился не с Пенеллином. А если и ссорился, то уж не так, как с Питером.
   Линли глядел на Брука во все глаза. У него появилось сильное желание выкинуть непрошеного гостя из комнаты, однако, едва удерживаясь от этого, он понимал и другое – информация не стала для него неожиданной.
   – О чем вы говорите? И откуда вам это известно?
   – Я был с ним, – ответил Брук. – После ухода Пенеллина. Кэмбри действительно с ним скандалил.
   Линли потянулся к креслу.
   – Пожалуйста, с начала и до конца, – проговорил он подчеркнуто вежливо.
   – Ладно. – Брук кивнул. – Мы с Сид поцапались вчера. Она не хотела меня видеть. Поэтому я отправился в деревню. Вместе с Питером.
   – Зачем?
   – От нечего делать. У Питера не было денег, и он хотел у кого-нибудь одолжить немного. Он сказал, что знает парня, который будет вечером считать деньги. Вот, мол, к нему мы и пойдем. Это был Кэмбри.
   Линли сощурился:
   – Зачем ему понадобились деньги?
   Брук посмотрел в сторону Сент-Джеймса, прежде чем ответить, словно ожидал, что он что-то скажет.
   – Купить дозу.
   – И он взял с собой вас? По-моему, недальновидный поступок.
   – Для верности. Питер знал, что может на меня положиться. – Брук понял, что придется говорить впрямую. – Послушайте, у меня вчера кое-что было с собой, и я дал ему. Больше не осталось. А ему надо было. У меня и денег не осталось. Поэтому мы отправились в Нанруннел. Нам надо было раздобыть денег.
   – Понятно. Вижу, вы отлично поладили с моим братом.
   – Люди легко сходятся, если у них совпадают интересы.
   – Да. Конечно. – Линли старательно сдерживал себя, чтобы не ударить Брука. – Мик одолжил ему денег?
   – Даже слушать не захотел. Из-за этого и разгорелся сыр-бор. Но Питер видел – и я видел, – на столе пять или шесть стопок. А он не хотел расстаться даже с двумя фунтами.
   – Что потом?
   Брук скривился:
   – Черт, я ведь даже не знал парня. Когда Мик и Питер сцепились, я ушел. Мне бы тоже не помешала доза, но я не хотел влипнуть в историю.
   – Что вы делали потом?
   – Побродил немного, нашел паб. Выпил. Потом меня привезли сюда.
   – Привезли? Кто?
   – Фермер с женой. – Брук усмехнулся. – Судя по запаху, – добавил он. – Наверно, у них молочная ферма.
   – А Питер?
   – Он ругался с Миком.
   – Где была Саша?
   – Здесь. Питер как будто еще в Лондоне обещал ей, что на свои деньги купит тут наркотик. Наверно, она ждала его.
   – Сколько было времени, когда вы покинули коттедж? – спросил Сент-Джеймс с непроницаемым выражением на лице.
   Брук поглядел на белый карниз с лепниной в виде чередующихся яиц и стрел. То ли он раздумывал о чем-то, то ли вспоминал, то ли разыгрывал своих слушателей.
   – В десять я был в пабе. Это точно. Я посмотрел на часы.
   – Больше вы Питера не видели той ночью?
   – Не видел до сегодняшнего вечера. – Брук усмехнулся. На сей раз он смотрел на обоих по-приятельски – дружеским, понимающим взглядом. – Я вернулся, пошел к Сид и всю ночь был у нее. Должен сказать, это было неплохо. Она еще та штучка. – Он выпрямился. – Я подумал, лучше уж мне рассказать вам о Питере, а не полицейским. Наверно, вы знаете, что делать. Но если думаете, что я сообщу им…
   Брук умолк. Все понимали бессмысленность последней фразы. Кивнув, он ушел.
   Когда дверь за ним закрылась, Линли полез в карман за сигаретами. Однако, вынув сигаретницу, он с удивлением посмотрел на нее, не понимая, как она очутилась у него на ладони. Курить ему не хотелось.
   – Что мне?.. – проговорил он хрипло. – Что мне делать?
   – Надо поговорить с Боскованом. Что еще?
   – Он ведь мой брат. Хочешь, чтобы я сыграл роль Каина?
   – Я могу сделать это вместо тебя.
   Линли посмотрел на друга. Тот был настроен неумолимо. Да и сам Линли понимал, что другого пути нет, хотя ему очень хотелось бы его найти.
   – Подожди до утра, – сказал он.

Глава 14

   Дебора оглядела комнату, желая удостовериться, что ничего не забыла, потом закрыла чемодан и стащила его с кровати, решив больше не возвращаться в Корнуолл. За ночь погода резко изменилась, и вчерашнее кобальтовое небо утром стало цвета шифера. Ветер громко стучал ставнями, а из одного окна, которое Дебора оставила полуоткрытым, пахло сыростью. Кроме стука ставень и скрипа веток на буке, других звуков слышно не было, ибо почуявшие приближение бури чайки и бакланы исчезли в поисках убежища.
   – Мисс!
   В дверях стояла одна из горничных, молодая женщина с копной темных волос над треугольным личиком. Звали ее Кэролайн, тотчас вспомнила Дебора, и, подобно другой приходящей прислуге, она не носила форму, а была одета в синюю юбку, белую блузку и туфли на низком каблуке. Выглядела она свежей и аккуратной. В руках у нее был поднос.
   – Его светлость сказал, что вы захотите что-нибудь съесть перед поездом, – проговорила Кэролайн, ставя поднос на маленький трехногий стол около камина. – Он предупредил, что у вас тридцать минут.
   – А леди Хелен знает? Она встала?
   – Встала и одевается. Ей уже принесли завтрак.
   Словно в подтверждение этого, леди Хелен вошла в комнату, одновременно занимаясь тремя делами: она натягивала чулки, жевала тост и держала в руках две пары туфель.
   – Не могу решить, – сказала она, критически оглядывая туфли, – какие надеть. Замшевые удобнее, а зеленые – красивее, правда? Я уже десять раз надевала то те, то эти.
   – Лучше замшевые, – сказала Кэролайн.
   – Хм-м-м. – Леди Хелен бросила замшевую туфлю на пол, надела ее, бросила зеленую туфлю и надела ее. – Смотри, Кэролайн. Ты уверена?
   – Уверена, – ответила Кэролайн. – Замшевые. Если вы дадите мне другую пару, я уберу ее в чемодан.
   Леди Хелен жестом попросила ее подождать. Она изучала свою ногу в зеркале, повешенном внутри шкафа.
   – Понятно. Но все же посмотри на зеленые. Видишь зеленую нитку на юбке? Если даже ее нет, они создают контраст. Короче говоря, у меня есть прелестная сумочка под эти туфли, и я умираю как хочу надеть их. Жаль признаваться, что напрасно купила то и другое. А ты что думаешь, Дебора?
   – Замшевые, – ответила Дебора, поставила чемодан возле двери и вернулась к туалетному столику.
   Леди Хелен вздохнула:
   – Ваша взяла. – Она смотрела на выходившую из комнаты Кэролайн. – Интересно, можно ее украсть у Томми? Только взглянула на туфли, и все уже решено. Черт возьми, Дебора, она бы экономила мне каждый день по многу часов. Не надо было бы стоять перед шкафом и решать, что надеть. Она бы сделала меня свободной женщиной.
   Промычав что-то в ответ, Дебора с недоумением уставилась на свободное место рядом с туалетным столиком. Она подошла к шкафу, заглянула внутрь, поначалу не ощутив ни страха, ни ужаса, разве что смущение. Леди Хелен продолжала болтать.
   – Я сама виновата. Стоит мне услышать «распродажа» в «Гарольде», и я уже сама не своя. Туфли, шляпки, пуловеры, платья. Однажды купила высокие сапоги. Просто они были моего размера. Прекрасно, подумала я, подойдут для работы в саду моей матушки. – Она посмотрела на поднос с завтраком. – Будешь грейпфрут?
   – Нет. Я не голодная.
   Дебора вышла в ванную, вернулась. Опустилась на колени, чтобы заглянуть под кровать. И все время старалась вспомнить, где оставила металлический ящик. Он был в комнате. Стоял на виду вчера и позавчера или нет? Задав себе этот вопрос, Дебора поняла, что не может с уверенностью ответить на него. Вряд ли она переставляла ящик. Тем более невозможно, чтобы он потерялся. Потому что если он потерялся и она не переставляла его, значит…
   – Что ты делаешь? – спросила леди Хелен, с наслаждением вгрызаясь в Деборин грейпфрут.
   С ужасом осознав, что под кроватью ничего нет, ничего не засунуто туда в спешке, чтобы не стояло на пути, Дебора встала. У нее как будто заледенело лицо.
   Хелен перестала улыбаться:
   – Что такое? Что случилось?
   Делая последнюю и совершенно бесполезную попытку, Дебора вернулась к шкафу и выбросила лишние подушки и одеяла на пол.
   – Мои фотоаппараты, – сказала она. – Хелен, нет моих фотоаппаратов.
   – Фотоаппаратов? – не понимая, переспросила леди Хелен. – Нет? Как это нет?
   – Нет. Ты понимаешь? Их нет. Они были тут. Ты же видела. Я привезла их на уик-энд. А теперь их нет.
   – Не может быть. Ты просто их переложила. Наверняка кто-то подумал…
   – Их нет, – повторила Дебора. – Они были в металлическом ящике. Фотоаппараты, фильтры, объективы. Все.
   Леди Хелен оставила грейпфрут и огляделась:
   – Ты уверена?
   – Ну конечно уверена! Не будь… – Дебора взяла себя в руки. – Все было в ящике, который стоял возле туалетного столика. Смотри. Его нет.
   – Надо спросить Кэролайн, – сказала леди Хелен. – Или Ходжа. Может быть, они отнесли его в машину? Или Томми пришел пораньше и забрал его? Наверняка! Не думаю, чтобы кто-нибудь…
   Ее язык наотрез отказывался произнести слово «украл». Тем не менее именно это слово было у нее на уме и на языке.
   – Со вчерашнего вечера я не выходила отсюда. Разве что в ванную. Если Томми взял ящик, почему он не сказал мне?
   – Я спрошу.
   И леди Хелен вышла из спальни.
   Уставившись в пол, Дебора опустилась на стул возле туалетного столика. Узор из цветов и листьев на ковре расплывался у нее перед глазами. Три фотоаппарата, шесть объективов, несколько дюжин фильтров – все это первоклассное оборудование, после трехлетнего обучения подтверждающее ее статус профессионального фотографа, ей удалось купить благодаря первой удачной выставке в Америке. Она могла работать, не связывая себя никакими обязательствами.
   Любое решение, принятое Деборой в Америке, так или иначе было связано с новыми фотоаппаратами. Ей было легко вспоминать о своей тамошней работе, о принятых и непринятых решениях, потому что как профессионал она добилась успеха. Не имело значения то, что она втайне оплакивала свою юность. Профессиональные победы позволяли не думать о своей потере, а теперь ей грозила переоценка ценностей. Если она считала, что в ее жизни все правильно и оправданно, то только благодаря достигнутому успеху, все знаки и символы которого были налицо.
   Вернулась леди Хелен.
   – Я поговорила и с Кэролайн, и с Ходжем, – неуверенно проговорила она. Продолжать не было нужды. – Послушай, Дебора, Томми купит…
   – Не хочу, чтобы Томми возмещал мне фотоаппараты! – крикнула Дебора.
   – Да нет, послушай, Томми должен знать. Я схожу за ним.
   Леди Хелен не было всего пару минут, и вернулась она вместе с Линли и Сент-Джеймсом. Томми подошел к Деборе. Сент-Джеймс остался стоять возле двери.
   – Черт побери! – пробурчал Линли. – Чего нам еще ждать?
   Он обнял Дебору за плечи и прижал к себе, потом опустился на колени и заглянул ей в глаза.
   На лице Томаса Линли легко читалась усталость. Похоже, он не спал всю ночь. Деборе было ясно, что он беспокоился за Джона Пенеллина, и она почувствовала укол совести оттого, что тоже доставляет ему беспокойство.
   – Деб, дорогая, извини меня.
   Значит, он уже знал, что фотоаппараты украдены, но в отличие от леди Хелен даже не попытался предложить ей то или иное возмещение.
   – Дебора, когда ты видела их в последний раз? – спросил Сент-Джеймс.
   Линли коснулся ее волос, убрал прядь с лица, и Дебора почувствовала чистый свежий запах его кожи. Он еще не выкурил ни одной сигареты, и Деборе всегда нравилось, как он пахнет утром. Если ей удастся сконцетрироваться на Томми, все остальное станет неважным.
   – Ты видела их вчера вечером, прежде чем лечь? – настойчиво расспрашивал Сент-Джеймс.
   – Они были тут вчера утром. Я помню, потому что переложила фотоаппарат, которым пользовалась на спектакле. Все было тут, рядом со столом.
   – А потом? Ты не помнишь? Ты больше не брала их?
   – Нет. Меня далее не было в комнате. Я пришла, чтобы переодеться к обеду. Я бы заметила их. Должна была. Я же была тут. Сидела за туалетным столиком. Но я не видела их. А ты, Саймон?
   Линли встал. В его взгляде было любопытство, когда он переводил его с Деборы на Сент-Джеймса, может быть, замешательство. Но ничего больше.
   – Уверен, они были тут, – сказал Сент-Джеймс. – В твоем старом металлическом ящике, да? – Дебора кивнула. – Я видел его возле туалетного столика.
   – Возле туалетного столика, – повторил Линли скорее для себя.
   Он посмотрел на пол, посмотрел на Сент-Джеймса. Посмотрел на кровать.
   – Сент-Джеймс, когда это было? – Он хотел произнести это как ни в чем не бывало, но не смог, и вопрос прозвучал куда значительнее, чем предполагалось.
   – Томми, мы опоздаем на поезд, – вмешалась леди Хелен.
   – Сент-Джеймс, когда ты видел ящик? Вчера? Вечером? Ночью? Когда? Ты был один? Или Дебора?..
   – Томми, – позвала леди Хелен.
   – Нет. Пусть ответит.
   Сент-Джеймс молчал, и Дебора тронула Томми за руку, многозначительно поглядев на леди Хелен.
   – Томми, – леди Хелен предприняла третью попытку, – это не…
   – Я же сказал, пусть он сам ответит.
   Прошло несколько секунд – целая вечность, – прежде чем Сент-Джеймс бесстрастно проговорил:
   – Нам с Хелен удалось вчера раздобыть фотографию Мика Кэмбри. Томми, мы были у его отца. И я принес фотографию Деборе перед обедом. Тогда-то я и видел ящик.
   Линли смотрел на него во все глаза. Потом тяжело вздохнул.
   – Проклятье, – сказал он. – Я прошу прощения. Чертовски глупо получилось. Не понимаю, что на меня нашло.
   Сент-Джеймс мог бы улыбнуться. Он мог бы отмахнуться от извинений Линли и рассмеяться, отвергая обидную, но понятную ошибку. Он не сделал ни того, ни другого. Он только посмотрел на Дебору и быстро отвел взгляд.
   – Дебора, они очень дорогие? – желая разрядить обстановку, спросила леди Хелен.
   – Несколько сотен фунтов.
   Дебора отошла к окну и встала к нему спиной, чтобы ее лицо было в тени. Она чувствовала, как кровь стучит у нее в висках, на шее, на щеках, и ей хотелось лишь одного – поплакать.
   – Значит, кто-то хочет продать их. Но не в Корнуолле. Во всяком случае, не здесь. Не исключено, что в Бодмине, или Эксетере, или даже в Лондоне. Но сомневаюсь, что ящик, украденный во время обеда, предназначен для продажи. После ареста Джона Пенеллина все очень осложнилось, вы не находите? Все выходили и приходили…
   – А не сидели в гостиной, – сказала Дебора.
   Она вспомнила о Питере Линли и его злом тосте. Кому, как не Питеру, могло прийти в голову досадить ей? А досадив ей, он досадил и Томми.
   Сент-Джеймс посмотрел на часы.
   – Отвези Хелен и Дебору на вокзал, – сказал он Линли. – Им все равно нет смысла оставаться тут. Мы попробуем разобраться сами.
   – Прекрасно, – отозвалась леди Хелен. – Мне вдруг захотелось вдохнуть лондонский смог.
   Она направилась к двери и по дороге коснулась руки Сент-Джеймса, который последовал за ней.
   – Саймон, я прошу прощения, – сказал Линли. – Мне нет оправдания.
   – Если не считать твоего брата и Пенеллина, усталости и отчаяния. Все в порядке, Томми.
   – Ладно. Я чувствую себя дурак дураком.
   Сент-Джеймс покачал головой, но лицо у него было несчастное.
   – Ничего. Пожалуйста, забудь.
   И он вышел из комнаты.
 
   ***
 
   Сент-Джеймс сначала увидел, а потом услышал, как его сестра зевает в дверях.
   – Ну и вечерок, – проговорила она, входя в столовую и усаживаясь за стол. Подперев рукой голову, она потянулась за кофе, налила его в чашку, добавила сахар. Словно не удосужившись поглядеть в окно, Сидни надела ярко-синие шорты, украшенные серебряными звездами, и коротенькую кофточку. – Ужасные тосты, визит полицейских, арест. Нас вызовут на допрос?
   Сидни посмотрела на блюда под крышками, расставленные на буфете, но не пожелала встать и стащила с тарелки брата кусок бекона, который положила на его тост.
   – Сид…
   – Хм-м-м? – Она придвинула к себе несколько газетных страниц. – Что ты читаешь?
   Сент-Джеймс не ответил. Он проглядывал нанруннелский «Споуксмен» и не хотел, чтобы его дергали.
   Газета была местная, и по большей части в ней были местные новости. Как бы Мик Кэмбри ни был предан своему изданию, Сент-Джеймс не мог связать его убийство с тем, что он читал: о состоявшейся в Ламорна-Коув свадьбе, об осуждении воришки из Пензанса, о нововведениях на молочной ферме неподалеку от Сэйнт-Бериана. Было здесь и сообщение о постановке «Много шума из ничего». Спортивные новости представляли собой заметку о местном теннисном матче, а что касается преступлений, то речь шла лишь о дорожно-транспортной разборке между водителем грузовика и коровой. В редакторской колонке были кое-какие намеки, но они касались будущего газеты, а не убийства Мика Кэмбри.
   Страница вместила в себя две статьи и семь писем. Первая статья была подписана Кэмбри, и в ней говорилось об оружии, которое провозится в Северную Ирландию. В другой статье Джулиана Вендейл писала о национальной программе защиты детей. В письмах, присланных из Пензанса и Нанруннела, были отклики на статьи в предыдущих номерах о расширении городских границ и о школьных проблемах. Все это отражало желание Мика Кэмбри сделать газету более значимой, однако никак не могло стать причиной убийства.
   Сент-Джеймс не забыл, что отец Мика рассказывал, будто его сын работал над какой-то важной темой, которая якобы должны была дать новую жизнь их газете. Очевидно, ничего больше Гарри Кэмбри не знал. И так же очевидно, что Мик собирался с помощью своего журналистского расследования заполучить куда большую аудиторию, чем это реально в корнуоллском захолустье. Оставался вопрос: не обнаружил ли Гарри Кэмбри, что его сын расходовал время и деньги, принадлежавшие «Споуксмену», на что-то такое, что не имело к нанруннелской газете никакого отношения? А если он обнаружил это, то как отреагировал? Мог бы он ударить сына, как один раз уже сделал это в присутствии сотрудников?
   На вопросы, возникавшие в связи с убийством Мика, нельзя было ответить, не получив ответ на главный вопрос – было это предумышленное убийство или убийство в порыве страсти? То, что свидетели слышали крики, предполагает страсть, не говоря уж о надругательстве над трупом. Однако все остальное – беспорядок в гостиной, пропажа денег – указывает на злой умысел. Даже вскрытие вряд ли это прояснит.
   – А где все? – спросила Сидни, вскочив с места, и, не выпуская из рук чашку с кофе, подошла к окну, где уютно устроилась на обитой бархатом скамейке. – Отвратительная погода. Собирается дождь.
   – Томми повез Дебору и Хелен на вокзал. Больше я никого не видел.
   – Нам с Джастином, наверно, тоже надо ехать в Лондон. Ему завтра на работу. Ты видел его?
   – Сегодня – нет.
   Сент-Джеймс не расстраивался по этому поводу. Он заметил, что чем реже он видит Джастина Брука, тем лучше для него, и мечтал только о том, чтобы его сестра очнулась и изгнала этого человека из своей жизни.
   – Пойду-ка вытащу его из спальни, – сказала Сидни, но не двинулась с места.
   Она все еще пила кофе и смотрела в окно, когда пришла леди Ашертон, которая не собиралась завтракать, судя по ее одежде: завернутые до колен синие джинсы, мужская рубашка, бейсболка. В руках у нее была пара плотных перчаток для работы в саду, которыми она в волнении била о свою ладонь.
   – Ты здесь, Саймон? Отлично. Можно тебя на минутку? Это касается фотоаппаратов Деборы.
   – Вы нашли их?
   – Нашли? – не поняла Сидни. – Не хватало еще, чтобы Дебора потеряла свои фотоаппараты.
   Она мрачно тряхнула головой, вернулась к столу и взялась за газету, которую читал ее брат.
   – Нашла, – сказала леди Ашертон и повела Сент-Джеймса в сад, куда соленый ветер гнал с моря серые тучи.
   Недалеко от южного крыла дома их ждал садовник, стоявший напротив бука в сдвинутой на глаза кепке. Заметив Сент-Джеймса и леди Ашертон, он кивнул им и показал на плющ на стене.
   – Жалко, – сказал он, – очень уж повредили плющ.
   – Комната Деборы как раз над дырой в плюще, – пояснила леди Ашертон.
   Сент-Джеймс посмотрел наверх, на плющ, поломанный, вырванный с корнем, явно поврежденный чем-то упавшим сверху, и упавшим совсем недавно, что подтверждалось не только видом плюща, но и резким запахом.
   Отступив на шаг, Сент-Джеймс посмотрел на окна. Комната Деборы действительно находилась немного выше поврежденного плюща, сразу над бильярдной и довольно далеко от столовой и гостиной, где накануне принимали гостей. Насколько Сент-Джеймс знал, никто не играл в бильярд, так что никто не мог слышать шум, когда разбивались брошенные сверху фотоаппараты.
   Садовник вернулся к своей работе и вновь стал собирать ветки в пластиковый мешок. Леди Ашертон заговорила тихо и с очевидным облегчением:
   – Хотя бы это, Саймон. По крайней мере, ясно, что никто из наших не замешан в воровстве.
   – Вы о чем?
   – Не вижу смысла в том, чтобы кто-то из нас взял их и уронил. Проще ведь спрятать их в комнате, а потом ускользнуть вместе с ними. Ты не согласен?
   – Проще. Да. Но не разумнее. Особенно если кто-то хотел изобразить все так, будто в дом проник чужой человек. Но и это не очень разумно. Ведь вчера в доме были посторонние? Мистер и миссис Суини, доктор Тренэр-роу, ваша невестка, член парламента от Плимута.
   – Джон Пенеллин, – добавила леди Ашертон. – Приходящая прислуга из деревни.
   – Их-то вряд ли заподозришь.
   По выражению лица леди Ашертон Сент-Джеймс понял, что она уже сделала свои выводы относительно того, кто мог взять фотоаппараты Деборы и где они теперь. Но признаваться в этом ей не хотелось.
   – Не понимаю, почему украли именно фотоаппараты.
   – Они дорого стоят. И их можно легко продать, если очень нужны деньги, – отозвался Сент-Джеймс.
   На мгновение ее лицо изменилось, но она тотчас взяла себя в руки, и Сент-Джеймс пожалел ее.