— Послушайте, друзья, — сказал он. — Это я к тебе, Боб, и к тебе, Дик. Как думаете, справитесь сами с колесами?
   — Конечно, — сказал Дик, но лицо у него при этом приняло несколько озадаченное выражение.
   — Дело в том… Хорошо. Дело в том, что Джои еще слишком мал и пользы от него не много, а я устал. Отсюда до Городской библиотеки всего четыре квартала. Джои может пойти со мной. Хочешь, Джои? А Джои в восторге от предложения уже нетерпеливо приплясывал на одном месте. Ну а остальные были рады вернуться к своим покрышкам. По дороге в библиотеку Джои, торопя события, то забегал вперед, то возвращался к отцу и снова убегал вперед. А Иш думал, что с его стороны было нелепо и неоправданно до сей поры не показать Джои библиотеку. Может быть, потому, что сам не ожидал той скорости, с которой развивался интеллектуальный потенциал его младшего сына. Следуя собственному решению оставить Университетскую библиотеку, как великий резервуар человеческих знаний, нетронутой, он сам долгие годы пользовался только городской библиотекой, и ее главный вход уже испытал на себе силу молотка, открывающего двери. И сейчас, просто распахнув тяжелые створки, Иш гордо повел за собой младшего сына. Для начала они молча постояли в гулкой тишине главного читального зала, а потом пошли к стеллажам с книгами. Джои молчал, но Иш видел, как глазами ребенок жадно пожирал названия книг на корешках. Так они и продвигались в тишине, нарушаемой лишь звуками собственных шагов, пока не вышли из хранилища и не застыли в молчании, продолжая смотреть на книги. И тогда Иш понял, что должен прервать тишину.
   — Ну что скажешь, Джои?
   — И здесь все книги этого мира?
   — О нет! Только малая часть их.
   — Я могу их читать?
   — Конечно, любую, которую захочешь. Только обязательно приноси их назад и ставь на место, иначе они потеряются или порвутся.
   — А что в этих книгах?
   — О, в них почти все. И когда ты их прочтешь, то станешь очень умным.
   — Я прочту их все! Иш почувствовал, как легкая тень тревоги промелькнула на его безмятежно счастливом горизонте.
   — Нет, Джои. Ты вряд ли сможешь прочесть их все, и, наверное, сам не захочешь. Некоторые из них скучны, другие глупы, а третьи просто плохие. Но я тебе помогу выбирать по-настоящему хорошие. А сейчас давай пойдем. Он был рад, что вывел Джои на улицу. Неожиданно представшая перед глазами ребенка картина такого громадного количества книг могла пагубно отразиться на еще не окрепшем сознании. Теперь Иш был рад, что не взял его в Университетскую библиотеку. Но придет время, и он обязательно поведет его туда. На обратном пути к гаражу мальчик уже не забегал вперед. Теперь он шел рядом. Он думал. А потом заговорил:
   — Папа, как называются те штуки, что висят у нас под потолком, — похожие на блестящие мячики? Однажды ты говорил, что они делали свет.
   — Ах это. Они называются электрическими лампочками.
   — Если я прочту эти книги, смогу сделать так, чтобы они снова давали свет? Одновременно с чувством пьянительного счастья Иш испытал страх: «Только не так быстро!» — Видишь ли, Джои… Я не знаю, — медленно произнес он, стараясь придать голосу безразличные интонации. — Может быть, сможешь, а может, нет. Вещи такого рода требуют времени и усилий многих работающих вместе людей. Здесь нельзя торопиться. Они замолчали и шли молча. Иш был на вершине счастья, но одновременно с этим не уходил страх. Джои начал развиваться слишком быстро. Интеллект не должен опережать развитие личности. Джои требуются физическая сила и эмоциональное равновесие. Но все же как быстро он движется вперед! Из состояния глубокой задумчивости его вывели натужные, задавленные звуки — это Джои тошнило на кучу мусора. «Это ленч, — чувствуя вину, подумал Иш. — Я позволил ему есть всю эту мешанину. Его и раньше тошнило». А потом решил, что главной причиной стал не ленч, а пережитое возбуждение. Когда Джои стало лучше и они наконец добрались до гаража, то увидели — мальчики уже успели поменять и накачать все колеса. И былая страсть к машинам с новой силой вспыхнула в душе Иша. Он сел в джип и завел двигатель. Постепенно увеличивая обороты, дал ему как следует прогреться. Все пока шло отлично — двигатель работал, и покрышки держали исправно. Но оставались неразрешенными миллионы вопросов о состоянии сцепления, трансмиссии, коробке передач, не говоря уже обо всех этих загадочных, но, наверное, жизненно важных деталях, населявших внутренности машины и которых Иш не знал даже по имени. Он залил воду в радиатор, а если трубки засорились, тогда одно это могло превратить машину в груду бесполезного металлического лома. Господи, это он опять беспокоится о том, что еще не случилось!
   — Все отлично, — произнес он вслух. — Поехали! А двигатель благодушно урчал. Иш выжал сцепление, и джип тяжело тронулся с места. Иш зримо представил, как неохотно начинают вращаться подшипники, словно не могут проснуться наполнявшие их хрупкие стальные шарики, и как шины расплющились от долгого бездействия. Но машина двигалась и хотя тяжело, но все же слушалась руля. Он нажал на тормоза, и джип остановился, закончив свое путешествие длиною в четыре метра. Но ведь он двигался, и, что не менее важно, когда потребовалось — остановился. Иш был не просто счастлив, он был готов кричать от переполнявшего его восторга. Это не сон! Если за день работы трое мальчишек и один мужчина смогли вдохнуть жизнь в, казалось, окончательно мертвое железо, что же можно сделать совместными усилиями команды крепких парней! Мальчики отвязали собак от одной тележки и отпустили их добираться до дома. Иш с Джои забрались в джип, мальчики, привязав свободную тележку, забрались каждый в свою, и процессия торжественно и храбро тронулась в обратный путь. Но что это был за путь… Рухнувшие дома завалили улицы. Ветры облепили груды кирпичей опавшей листвой, зимние дожди превратили развалы в подобие естественных, созданных самой природой холмов. И зарастали те холмы зеленой травой, а на невысоком пригорке уже вовсю стремились вверх ветви кустарника. Потея от напряжения, Иш крутил баранку, выбираясь из завалов, объезжая засыпанные кирпичом и обломками досок городские улицы. Родной дом был совсем рядом, когда, не успев переложить руль, он наехал задним колесом на кирпич и услышал за спиной хлопок разорвавшейся покрышки. День закончился тряской ездой на лопнувшей шине, но, проявив мастерство, хладнокровие и выдержку, на черепашьей скорости одолев последние мили, он добрался до цели, при этом совсем немного, но все-таки опередив собачьи упряжки. Несмотря на несколько смазанный финал, Иш продолжал ощущать себя сделавшим все как полагается героем. Остановив машину перед домом, Иш облегченно и вместе с тем горделиво откинулся на спинку сиденья. А потом нажал на черный диск гудка, и после стольких лет молчания гудок послушно отозвался ласкающей слух музыкой: «Ту — а — ту — ту». Он ждал, что сначала дети, а потом и люди постарше, привлеченные столь непривычными звуками, прям-таки посыплются из всех домов. Но молчание хранила улица, не хлопнула ни одна дверь, не растворилось ни одно окно. Разве что понесся со всех дворов злобный собачий лай. И лай этот подхватили ездовые собаки в поднимающихся в гору упряжках, и уже стояли рядом мальчики. И внезапную пустоту в душе ощутил Иш, и медленно вползал в эту пустоту страх. Было уже такое однажды, давно было, когда въехал он в странно пустынный город и дрожащими пальцами жал на черный диск автомобильного гудка. И сейчас, когда вся твоя вселенная состояла из тридцати с небольшим беззащитных человеческих существ, как просто было подумать, что произошло непоправимое. Но лишь мгновение длился страх. Потому что увидел выходящую из дома с ребенком на руках безмятежную Мэри и еще увидел, как она машет ему рукой.
   — Они ушли смотреть быков! — крикнула Мэри. И, услышав это, мальчики тут же заволновались. Торопливо отвязав собак, даже не спросив разрешения у Иша, поднимая пыль, бросились они вниз по улице. Да же Джои, окончательно оправившийся от недавней болезни, бросился вдогонку. А Иш неожиданно Понял что он всеми забыт, что он одинок и заброшен, и сладкая гордость от героических усилий по восстановлении транспортного средства приобрела неожиданно горьковатый привкус. Только Мэри пришла смотреть на джип Глаза, нужно отдать ей должное, сделала. Мэри большие но при этом не проронила ни единого звука. Ребенок как и мамочка, тоже смотрел и тоже хранил молчание. А Иш выбрался из машины и потянулся. Его длинные ноги затекли, а в помятой зверем пояснице толчками пульсировала боль от езды по тряской дороге.
   — Ну, — начал он с несколько горделивыми нотками, — что скажешь об этом, Мэри? — Мэри, его собственная дочь, по характеру была ни в мать ни в отца, к Иша порой раздражало ее неторопливое ко всему безразличие.
   — Хорошая, — произнесла Мэри с невозмутимостью, оказавшей бы честь вождю индейского племени. И Иш почувствовал, что продолжение разговора не доставит ему приятных ощущений.
   — А где они развлекаются? — спросил Иш, имея в виду «прыжки с быками».
   — Внизу, у большого дуба. И в эту секунду до их слуха донеслись отзвуки восторженного вопля, и Иш понял, что кто-то чрезвычайно ловким маневром увернулся от бычьих рогов.
   — Ну что же, пожалуй, и мне не остается ничего другого, как пойти посмотреть на национальный спорт, — сказал он, к сожалению, понимая, что тонкое ироническое замечание будет не понято и потому оставлено без внимания.
   — Да, — сказала Мэри, повернулась спиной и неторопливо вместе со своим ребенком на руках зашагала к дому. А Иш, свернув на тропинку, протоптанную по заросшему полю, некогда бывшему чьим-то задним двором, пошел спускаться вниз к скалам.
   — Национальный спорт, — бурчал он с сарказмом, понимая, что сарказм и примешанное к нему горькое чувство — прямое следствие неоправдавшихся ожиданий восторженной встречи героя-триумфатора. И снова до него донесся восторженный вопль — еще один новый прыжок всего в нескольких дюймах от рогов разъяренного быка. «Прыжки с быками» — развлечение весьма серьезное и опасное, хотя за все эти годы никого не убило и даже серьезно не ранило. Иш крайне неодобрительно относился к подобного рода занятиям, но не чувствовал в себе достаточной убежденности начать активную кампанию запретов. Мальчикам требовалась разрядка для выхода накопившейся энергии, и, пожалуй, им действительно требовались острые ощущения, а порой и просто опасные приключения. Слишком покойной и безопасной стала для них жизнь в эти годы. Возможно, — перед глазами тут же ожило безмятежное лицо Мэри, — слишком спокойная, лишенная приключений жизнь рождает вот таких безнадежно равнодушных. Сейчас не нужно учить детей быть осторожными на улицах и правильно переходить дорогу, а о существовании прочих бед цивилизации, начиная от гриппа до угрозы атомной бомбардировки, никто даже не догадывался. Были, конечно, вывихнутые ноги, порезанные пальцы, синяки — то есть обычный набор мелких неприятностей среди людей, большую часть времени проводящих на улице и имеющих дело с топориками и остро заточенными ножами. Однажды Молли сильно обожгла руки, да оставленный без присмотра трехлетний малыш чуть не утонул, свалившись во время рыбалки с пирса. Занятый невеселыми мыслями, Иш не заметил, как добрался до открытой поляны у подножия холма, совсем рядом с плоской скалой, на которой каждый год появлялись новые цифры отсчета прожитых ими лет. Раньше здесь был городской парк. А с быком развлекались в самом центре заросшей травой ровной площадки. Конечно, это была не лужайка, которую некогда можно было увидеть в парке. Трава даже в это время года поднялась на целый фут, и поднялась бы еще выше, если бы не скот и примкнувшие к ним лоси. Гарри — пятнадцатилетний сын Молли — сегодня был главным действующим лицом представления, а помогал ему Уолт — сын Иша. Называлось это «играть полузащитника» — термин, рожденный в Старые Времена и сохраненный в памяти потомков. Иш никогда не считал себя знатоком данного вида спорта, но одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: бык не относился к разряду серьезных и опасных противников. Явный потомок херефордов — коричневый, с характерной белой мордой, тем не менее способный показать характер своих предков, вот уже двадцать один год не знавших, что такое заботливые, дававшие пищу и кров руки человека, и потому научившихся выживать и жить сообразно своим способностям и инстинктам. Нынешних херефордов отличали от прежних длинные ноги, поджарое мускулистое тело, да и рога стали слегка подлиннее. К тому времени на арене наступило некоторое затишье, видно, бык здорово устал, чувствовал себя неуверенно, и Гарри приходилось пускаться на всякие ухищрения, чтобы снова пробудить в животном бойцовский дух. На краю уходящей вверх по склону холма лужайки зрители — все их маленькое общество, включая Джини с грудным младенцем на руках. Здесь, в окружении деревьев, они, если быку вдруг вздумается покинуть открытую площадку, могли чувствовать себя в полной безопасности. На этот случай можно было спустить привязанных тут же собак, и еще был Джек с винтовкой на коленях. Бык неожиданно ожил и с такой бешеной энергией перешел в атаку, что, пожалуй, ее малой части хватило бы стереть с лица земли не только двух, а двадцать двух мальчишек. Но Гарри так ловко увернулся от низко опущенных рогов, что бык пролетел по инерции несколько метров и, недоуменно и сконфуженно мотая мордой, замер на месте. Маленькая девчонка (Бетти — дочь Джин) как чертик выскочила из круга мирных зрителей и звонким криком оповестила всех, что собирается занять место Гарри. Не девчонка, а дикий стремительный зверек с подоткнутым подолом юбки, открывающим сильные загорелые ноги. Гарри ничего не оставалось, как уступить место своей сестренке наполовину. Бык был уже достаточно измотан, и его можно было доверить девчонке. Бетти с помощью Уолта удалось заставить быка провести пару атак, предпринятых скорее от безнадежности, чем от злости, и от которых увернуться не составило особого труда. И когда бык снова сконфуженно застыл на месте, громко закричал маленький мальчик:
   — Я, теперь я! Это был Джои. Иш нахмурился, хотя знал, что ему не придется утруждать себя даже единым словом запрета. Джои было только девять, а по строгим законам игры таким малолеткам запрещалось участвовать в «прыжках с быками», даже в роли полузащитника. В таких случаях мальчики постарше быстро наводили порядок. Они были великодушны, но всегда тверды.
   — Эх, Джои, — произнес с высоты своих шестнадцати лет Боб. — Подожди пару лет, а там, гляди, и вырастешь.
   — Да? — сказал Джои. — А я и сейчас не хуже Уолта. То, каким тоном это было сказано, наводило Иша на мысли, что его Джои уже где-нибудь исподтишка занимается этим видом спорта, выбирая какого-нибудь не очень страшного быка, и, наверное, тут не обошлось без Джози — его преданной сестренки-близнеца. На мгновение Ишу стало зябко — зябко от мысли, что его Джои мог подвергать себя опасности, — именно Джои. А тот еще, правда не очень настойчиво, посопротивлялся и покорился запрету старших. А к тому времени нагулявший бока на обильных кормах ленивый бык сдался окончательно. Единственное, на что он еще годился, это рыть копытами землю и тоскливо глядеть на беснующуюся вокруг него, скачущую, даже кувыркающуюся через голову Бетти. Очевидно, развлечение подошло к концу, и, понимая это, зрители неспешно потянулись к выходу. Мальчики постарше крикнули Бетти и Уолту заканчивать мучить животное, и неожиданно, и, вероятно, к своему великому удовольствию, бык понял, что его на такой замечательной поляне, полной высокой сочной травы, наконец оставили в покое. По дороге домой Иш наведался на строительную площадку, дабы собственными глазами удостовериться в объеме выполненных работ по рытью колодца. Фут, не больше, — вот настолько ушла вниз яма с неровными краями. А вокруг нее в беспорядке валялись брошенные лопаты и кирки. Картина, понятная без слов. Легкомысленный характер обитателей Сан-Лупо и безусловная привлекательность «национального спорта» не позволили превратить труд в смысл всей жизни. Вот почему Иш довольно мрачно смотрел на едва очерченные контуры будущего колодца. Но в течение дня ребятишки навезли достаточное количество воды, чтобы сполна удовлетворить все хозяйственные нужды. На ужин подавали превосходные телячьи отбивные, и единственное, что несколько испортило впечатление от хорошей еды, — это содержимое бутылки «Напа Гамэй». Если верить дате на этикетке, то за двадцать пять лет вино слегка прокисло.


4


   Он решил, что мальчики должны отправиться в путь на четвертый день. Еще одно отличие Старых Времен от настоящего. Раньше кругом царило столько условностей и возникало столько непредвиденных обстоятельств, что все мало-мальски важное приходилось планировать и утрясать загодя. Сейчас ты решаешь и тут же приступаешь к исполнению намеченного. Кроме того, погода благоприятствовала немедленному началу путешествия, и еще Иш боялся, что промедление может погасить искру всеобщего энтузиазма. В оставшиеся дни он просто загонял мальчиков. Он давал им практические уроки вождения. Он отвез их в гараж, где был собран комплект запасных частей и деталей. Насколько умел сам, показал, как и что менять, и заставил много раз тренироваться.
   — Или, — сказал он, тяжело разгибая спину после долгой возни в моторе, — можно остановиться в любом гараже по дороге и попробовать привести в порядок другую машину, как мы сделали с этим джипом. Возможно, это будет даже легче, чем бесконечно чинить старый. Но самое большое удовольствие Иш испытывал от планирования маршрута. На станциях техобслуживания он собрал полный комплект пожелтевших, слегка выцветших дорожных карт и с наслаждением изучал их, извлекая из тайников памяти некогда обширные знания, пытаясь представить, какое влияние паводки, ураганы, лесные деревья могут оказать на отдельные участки дорог.
   — Для начала держите путь на юг в сторону Лос-Анжелеса, — принял он окончательное решение. — В Старые Времена в тех краях жило много людей. Вероятно, и сейчас кто-то продолжает там жить, и, если повезет, можно наткнуться на целую коммуну. И он перевел взгляд с мальчишеских лиц на карту и повел пальцем по знакомым переплетениям красных линий старых дорог.
   — Попробуйте испытать Девяносто девятую, — сказал он. — Скорее всего, по ней вы сможете проехать. Если встретите обвалы в горах, возвращайтесь до Бейкерсфилда, а там переходите на Четыреста шестьдесят шестую и по ней пробивайтесь через перевал Техачапи. Он замолчал. Молчал, потому что перехватило горло и предательски защипало в наполненных соленой влагой глазах. Ностальгия. Старые названия: Бербанк, Голливуд, Пасадена, — когда-то в них жили люди. Он был там. Теперь в их заросших парках койоты охотятся на кроликов. Старые имена, старые названия на листах пожелтевших карт. Он сглотнул давящий горло комок, быстро провел ладонью по глазам и увидел, как удивленно смотрят на него мальчики.
   — Все отлично, — хрипло и излишне резко сказал он. — Из Лос-Анжелеса или Барстоу, если доберетесь, сворачивайте к востоку по Шестьдесят шестой. Это уже мой старый маршрут. Через пустыню проедете без труда. Но не забудьте про запасы воды. Если мост через Колорадо продолжает стоять — считайте, вам повезло. Если нет — сворачивайте на север и попробуйте дорогу через Боулдер-дамб. Дамба никуда не денется — это уж точно. По карте он показал им запасные дороги и объезды, на случай, если основные дороги окажутся непроходимыми и они застрянут. Но на джипе, думал он, это им вряд ли грозит. За час работы мальчики уберут любое упавшее дерево, а имея лопаты и ломы, смогут соорудить объезд по бездорожью. Не хотелось верить, что всего за двадцать один год великие хайвеи пришли в полную негодность и стали непроходимыми.
   — В Аризоне могут начаться некоторые сложности, — продолжал он, — это в горах, но потом…
   — Что такое Арри? Что это — Арри-зон-на? Это Боб спрашивал — и, пожалуй, трудно найти вопрос проще. А Иш неожиданно понял, что простым вопросом его загнали в тупик. Чем была когда-то Аризона — даже на это он не смог бы дать быстрый ответ. Обширная, заключенная в определенные границы территория, реально существующий объект самоуправления, абстракция? Даже если так, как в нескольких словах объяснить, что подразумевается под словом «штат»? Еще меньше он знал, как объяснить, что такое нынешняя Аризона.
   — Да. — Наконец-то нужные слова собрались вместе. — Аризона — это просто название вот этих, начинающихся за рекой земель. — И тут он почувствовал прилив вдохновения. — Смотрите на карту, все, что находится внутри этой желтой линии, и есть Аризона.
   — Понятно, — кивнул Боб. — Там что, все заборами огорожено?
   — Сомневаюсь, что это так.
   — Правильно. Зачем забор там, где течет река. «Не стоит больше об этом говорить, — решил Иш. — Боб, видно, и правда думает, что Аризона — это вроде обнесенного забором нашего заднего двора, только чуть побольше». И Иш перестал упоминать штаты и называть города. Мальчики знали, что такое города. Для них города — это засыпанные мусором улицы и облупившаяся краска обветшалых домов. Сами городские жители, они, конечно, без труда представят другой город и похожий на них клан родичей. Но все же, желая узнать, во что сейчас превратились некогда огромные города, он показал им маршрут через Денвер, Омаху и Чикаго. К тому времени начнется весна. А потом они смогут добраться до Нью-Йорка и Вашингтона.
   — Пенсильванское шоссе, пожалуй, самый безопасный путь через горы. Трудно сделать непроходимыми сразу все четыре полосы, да, наверное, и туннели пока не обвалились. Как решили, обратный путь мальчики выберут для себя сами. И когда придет время отправляться в обратный путь, они будут знать состояние дорог лучше, чем он. Единственное, что он посоветовал, — это держаться ближе к югу. Скорее всего, холодные зимы заставили людей перебраться к южному побережью. Участники будущей экспедиции каждый день водили джип, на практике определяя долговечность покрышек, и потому собрали небольшой запас покрышек, способных выдержать пускай незначительные, но все же расстояния. На четвертый день джип, тяжело груженный запасными колесами, аккумулятором и прочей необходимой мелочью, тронулся в путь. У мальчиков в предвкушении необычайных приключений сделались безумные глаза, а их матери с трудом сдерживали слезы. Иш сам чудом удержался, чтобы в самый последний момент не запрыгнуть в машину.
   Границы разделили землю стойкими, не идущими на компромисс линиями. Сотворенная человеческими руками и победившая реальность здравого смысла абстракция… Ты стремительно несешься на машине по федеральному шоссе, пересекаешь невидимую линию и чувствуешь, как изменилось дорожное покрытие. Такое гладкое в Делавэре, оно становится тряским в Мэриленде, и колеса тут же ощущают разницу и начинают возмущенно вздрагивать. «Граница штата» — читаешь на дорожном указателе. «Въезд в Небраску. Скорость не более 60 миль в час». Как все меняется за этой незримой чертой, делящей неделимое. Почему то, что раньше было злом, становится добродетелью, думаешь ты и сильнее давишь на педаль газа. А на государственных границах смотрят друг на друга флаги разных цветов, хотя один ветер перебирает их полотнища. Ты проходишь таможню и зал регистрации, и вдруг все становится другим, непривычным глазу. «Смотрите, — говоришь ты, — на полицейских другая форма!» Ты кладешь в карман новые деньги, и с марок на конвертах на тебя смотрят чужие, незнакомые лица. «Надо ехать крайне осторожно, — говоришь ты. — Совсем не хочется попадать здесь в участок». Однако до чего смешно! Переступаешь невидимую глазом черту и в одно мгновение становишься одним из этих нелепых людей — иностранцем. Но границы исчезают даже быстрее, чем заборы. Невидимым линиям не требуется разрушающего действия ржавчины, чтобы через недолгое время вычеркнуть их из памяти навсегда. И наверное, тогда проще станет жизнь. И будут люди говорить, как уже говорили когда-то: «Там, где сосны сменяют дубы». Или скажут вот так: «Не знаю, как точно называется, ну, в общем, где у склона холма земля становится сухой и начинает расти трава».
   А когда уехали мальчики, потекли спокойные, размеренные, полные довольства и счастья дни, совсем как те прошлые дни, после которых называли они год — Хорошим Годом. День за днем уходило время, неделя за неделей. Поздно наступил сезон дождей, и были ливни короткими, а после дождя разгонял ветер тучи, и снова сияло голубое небо, а воздух был таким прозрачным, что как на ладони видны были величественно стремящиеся вниз башни моста Золотые Ворота. По утрам Ишу удавалось сгонять большую часть жителей на общественные работы по строительству колодца. Их первый ствол еще до того, как достиг воды, уперся в подножие скалы, потому что на склоне холма неглубоким оказался слой мягкой земли. Но люди вырыли другой ствол, и на этот раз повезло, и они добрались до обильного водоносного слоя. И тогда обшили стены колодца досками, поставили крышку и приладили ручной насос.