Свечи плавились, вино нагревалось, кушанья дымились и дурманили потрясающими ароматами, а Властителя все не было. Тут открылась дверь, все немедленно поднялись, я сидела спиной к входу, но, следуя примеру окружающих, встала и приняла, как и у всех, выражение благоговейного обожания на лице. Раздались торопливые шаги, я с интересом посмотрела на вошедших, позабыв, что должна изображать всепоглощающую любовь и преданность, и едва не рухнула под стол. Рядом с Властителем Фатии стоял тот самый даниец, которого мы с гномом обокрали в Краснодоле. У меня пересохло во рту, а руки сами потянулись к полному серебряному кубку с вином, я схватила его, сделала большой глоток под удивлённые взгляды присутствующих и плюхнулась на стул, покрываясь противным липким потом.
   Моё напряжённое лицо выражало лихорадочную работу мысли: значит, Фатиа и этот даниец близко друг друга знают! Оба они появились во время нашего путешествия, вероятнее всего, оба замешены в похищении малыша. Мне стало трудно дышать: если бы я попала в лапы одного из них, то вряд ли сейчас бы напивалась сладким гномьим вином.
   Между тем, гости расселись, обед начался.
   – Асенька, – раздался приятный голос, – я думаю, Вам не стоит представлять Леона Неаполи, моего друга и помощника.
   После этих слов Петушков раскашлялся, он корчился, на глаза навернулись слезы. Новость о том, что мы обокрали «правую руку» Властителя его подкосила. Ваня теперь мечтал только об одном: умереть быстро, безболезненно и, желательно, прямо сейчас.
   Сидящие за столом, ожидая скандала, перестали на секунду жевать и сфокусировали свои взгляды на моем вытянувшемся лице.
   – Действительно, не стоит! – выдавила я из себя, с грустью разглядывая чистую тарелку. Аппетит пропал, ароматные запахи еды стали раздражать, я схватила бокал с вином и сделала ещё один большой глоток, потом ещё. Ваня толкнул меня в бок, умоляя соблюдать приличия. Хорошо, Фатиа, 1:0, в твою пользу!
   Я физически ощущала, как над столом сгущаются тучи. Напряжение, возникшее между присутствующими, угнетало, мне ужасно хотелось схватить руками куриную ножку и вгрызться в неё зубами, тем самым, выместив на ней накопившуюся злость.
   Я старалась не смотреть в сторону Арвиля Фатиа и его дружка, зато бодренько поглощала содержимое кубка, вино самым таинственным образом в нём прибавлялось. В результате, я почувствовала лёгкость во всем теле и в голове, перед глазами встала приятная пелена, а грудь заполнило привычное ощущение наглости, настроение улучшалось в геометрической прогрессии.
   – Предлагаю произнести тост, – продолжал изображать из себя радушного хозяина Фатиа. – Асенька, – улыбнулся он мне, очевидно, самой обворожительной улыбкой из своего многочисленного арсенала, и хитро посмотрел через аккуратненькие овальные стёклышки очков. От его взгляда настроение резко упало, я скорчила ему гримасу, – предлагаю Вам его произнести, Вы наша маленькая спасительница.
   Я бросила на Арвиля презрительный взгляд. Сейчас разревусь от умиления! Ну, держись, Фатиа! Ты хотел войны, ты получишь войну.
   Я неуверенно встала, комната перед глазами плавно качнулась, ехидные улыбки подёрнулись лёгкой дымкой, и только его ироничный взгляд отчётливо отпечатывался в моей памяти. Стараясь сдержать клокочущую внутри ярость, я подняла бокал повыше и произнесла самую пламенную в своей недолгой жизни речь:
   – Давайте, – я лучезарно улыбнулась, – выпьем за лживые комплименты, за несомненную язвительность Великих Властителей, за их умение отблагодарить, и за тайны, – добавила я, едва не шипя от гнева, – которые скоро будут раскрыты! Виват, 1:1!
   Над столом повисла оглушающая тишина, я отхлебнула вина и уселась обратно. Последнее замечание я брякнула просто так, из духа противоречия приличиям, но ведь у всех припрятаны свои скелеты в шкафу, и сейчас, скорее всего, каждый за этим длинным столом с ужасом думал, что мой тост обращён именно к нему. В другое время и из других уст эти слова могли стать поводом для новой войны. Я твёрдо смотрела в прищуренные от злости глаза Властителя. Ваня сдавленно застонал и судорожно опустошил свой кубок.
   – Браво! – Арвиль с кривой улыбкой поднял кубок. – Выпьем же. Глория сольватор!
   – Глория сольватор! – вяло подхватили гости.
   – Вехрова, – задышал мне в ухо адепт, – сколько раз говорил – ненавидишь себя, пожалей меня, ведь каторга за такие канделябры светит!
   Я пьяно усмехнулась Ване:
   – Спокойно, Петушков, меня нельзя нервировать, я же чокнутая, а у всех сумасшедших при смене климата обострение случается! Вот распсихуюсь, схвачу вилку и ткну тебе в глаз!
   Ваня лихорадочно схватился за вновь наполненный кубок. На меня со страхом, граничащим с паникой, смотрел пожилой господин в шикарном чёрном кафтане с лорнетом, висящим на шее, несомненно, он слышал все до последнего слова. Я ему ласково улыбнулась:
   – Не бойтесь, моя агрессия распространяется исключительно на знакомых. Кстати, меня зовут Ася, а Вас? – в знак наивысшего расположения я протянула ему руку. Тот дотронулся до моей ладони дрожащими мокрыми пальцами, а после взаимного рукопожатия незаметно обтёр её салфеткой.
   Я покосилась на Арвиля, старательно изображая крайнюю заинтересованность яблоками на его конце стола, тот заметил мой мимолётный взгляд и широко улыбнулся.
   – А правда, Иван, что Вы нашли Фурбулентус? – вдруг спросила пышная дама, сидящая рядом с Леоном Неаполи, несчастный подавился и сделал поспешный глоток воды.
   Ваня вопроса не ожидал, последние десять минут он тихо накачивался вином, полагая, что в следующий раз сможет напиться только на моих поминках после пары десятков лет каторги – поэтому замешкался с ответом.
   – Он вышел из огромного дуба, как десертный нож из куска сливочного масла! – решила я раззадорить оппонентов. Ваня сделал шумный глоток из, странным образом, увеличившегося в объёме кубка и быстро закивал, соглашаясь со мной.
   Стук вилок и ножей о тарелки на секунду затих, снова зажужжала муха, я её заприметила и с интересом проследила за её неровным полётом над гигантской салатницей. Ха! 1:2, Фатиа, кто следующий? Приборы застучали с новой силой, со всех сторон раздавалось напряжённое чавканье. Обстановка становилась взрывоопасной, казалось, зажги энергетический светильник и весь Дом Властителей взлетит на воздух.
   – Ася, а это правда, что ты потеряла по дороге нашего бесценного Наследника? – с подленькой улыбочкой на губах и хитрым прищуром вдруг подал голос Леон Неаполи.
   Какая прелесть! Как будто сам не знаешь! Хорошо, 2:2! Играем дальше!
   – Нет, что вы, конечно, нет! – выдавил из себя сильно покрасневший Петушков.
   – Да, – холодно отозвалась я, – его похитили. – По комнате раздались нервные вздохи и кашель. Нет, это не мне, а им пора нервы лечить, мои ещё как стальные канаты. – Но, к счастью, все обошлось, и мальчик живой и здоровый находится в надёжном месте. Не так ли, Арвиль? – у Фатии вытянулось лицо, но, к сожаленью, он быстро справился с наплывом чувств и уже вернул себе свою невозмутимость.
   Есть! 2:3, я веду ми-и-илый!
   – А это правда, – вдруг спросил он, – что Вас, Асия Прохоровна, в Петенках собирались продать?
   Ага, думаешь 3:3? Ты ошибаешься, родной!
   – Арвиль, – тоненько засмеялась я, сама поражаясь, как мерзко звучит мой голос, – но ведь Вы же сами меня купили за 2500 золотых. Кстати, меня все мучает вопрос: Властители могут себе позволить потерять раба за такие деньжищи?
   Фатиа поднял кубок в молчаливом тосте, отдавая дань моей наглости. 2:4! Скушал?
   – Как понимаю, – усмехнулся он, – за Вами, Асенька, долг в эти 2500 золотых. Будете возвращать наличными сами или спросить с Совета Магов Словении?
   Теперь я подавилась, вино обожгло горло. Я выпучила глаза, стараясь не раскашляться. Ваня выскочил из-за стола и, буквально, выбежал в коридор. Я поспешно извинилась и поспешила за ним, услыхав, что стоило мне прикрыть за собой дверь, как в столовой зале начался галдёж и обсуждение происходившего на их глазах дурно пахнущего, бездарного спектакля.
   На улице царила полночь, свежий, прохладный воздух пьянил сильнее вина, после удушающей обстановки Дома Властителей, захотелось утонуть в ночных ароматах, как в глубокой реке. Ваня стоял посреди двора и, задрав, голову рассматривал толстые ветви липы.
   – Петушков, – позвала я его, с трудом разглядев в темноте длинную худую фигуру в широком чёрном плаще, – ты чего убежал?
   – Да вот, – протянул он, – дай, думаю, пойду, повешусь перед Домом Властителей, глядишь, нам когда-нибудь простят твоё сегодняшнее представление.

Глава 9
Добро пожаловать на землю данийскую

   – Ваня, не спи! Ваня, не смей спать! – я потрясла за плечо дремлющего адепта.
   Петушков с трудом приоткрыл тяжёлые веки, бросил на меня злобный взгляд и перевернулся на другой бок. Я загрустила.
   Не дождавшись конца ужина, мы вернулись на постоялый двор, и теперь сидели в засаде в кустах малины напротив грядок, подстерегая наших огородных разбойников. Хмель все ещё дурманил голову, я сладко зевала, и старалась не заснуть. Тянуло все больше к подушке, нежели на подвиги. Где-то далеко закричал филин, я вздрогнула и поёжилась, от реки шла ощутимая свежесть. Сад, утопающий в чернильной ночи, безмолвствовал, где-то совсем рядом с нашим убежищем хрустнула ветка, я подскочила и снова пихнула Петушкова в бок:
   – Ваня, я слышала шорохи!
   Адепт вяло зевнул и отмахнулся от меня:
   – Тебе на пьяную голову кажется! -пробормотал он.
   Снова захрустели ветки, совсем рядом с кустом раздались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. С трудом я разглядела лёгкую тень.
   – Ваня! – я опять затеребила адепта. – Они здесь, они грабят наш сад, а ты дрыхнешь!
   – Слушай, чокнутая, отстань от меня на пять минут! Надоела уже!
   Тут раздался чей-то едва слышный шёпот: «Осторожно! Куда идёшь?»
   Ваня встрепенулся, сонный хмель моментально выветрился, и Петушков превратился в слух.
   – Там действительно кто-то обчищает грядки! – резюмировал он.
   Голоса начали приближаться, воры перестали бояться облавы и спокойно ходили по огороду.
   – Вань, наколдуй какое-нибудь чудовище пострашнее!
   Петушков кивнул, махнул руками, воздух наполнился ароматом жасмина, и перед нами возникло неясное голубое свечение с размытыми контурами.
   – Ваня, это что угодно, только не приведение! – фыркнула я.
   Адепт почесал затылок, надул щёки, и снова взмахнул руками. Раздался тихий хлопок, на нас повалил белый молочный дым, он медленно оседал и стелился по земле, а пред нашими очами появилась страшная перекошенная рожа с вывалившимся языком и только тремя зубами, казалось, что худое туловище с торчащими рёбрами сейчас сдует ветром.
   – Слушай, а почему у него зуба всего три? – поёжилась я, внезапно узнавая в призраке точный потрёт одного из задушенных пару лет назад Магистров Совета.
   – Говорил, в страшной схватке выбили, – хмыкнул Ваня – но мне кажется, они у него от старости выпали, ещё при жизни.
   Ваня тихо щёлкнул пальцами, призрак беззвучно полетел по направлению к единственно сохранившейся в неприкосновенности огуречной грядке.
   – Вань, а ты уверен, что мы его туда заслали? – поинтересовалась я.
   Приведение, между тем, проплыло около деревьев, меня непроизвольно передёрнуло: «Ну, и страшная же, однако, рожа!»
   – Куда оно направляется? – зашептала я, наблюдая за призраком через колючие малиновые ветки. – Там же цветник.
   В это время сад огласил леденящий душу визг, мы с Ваней довольно переглянулись.
   – Бежим! – тоненько завизжал один из налётчиков.
   Раздался топот ног и чьё-то тяжёлое дыхание, наше приведение метнулось в сторону высокого забора, который было возможно лишь перелететь, но никак не перелезть. Я, наконец-то, увидела две мечущиеся тени, одна повыше, другая пониже. Воры, зажатые между ограждением и призраком, вжались в каменную стену, практически сливаясь с ней в темноте. Вдруг раздался ещё один протяжный крик, больше походящий на рык умирающего лося, к нему присоединился тоненькое сопрано: «Чур, меня!»
   Пленники пробежали мимо оскаленного, с тремя кривыми зубами, торчащими из пасти, приведения, и шустро забрались на высокую, аршинов в шесть, грушу.
   Ваня довольно кивнул, хлопнул в ладоши и морок превратился в большой голубой шар, осветивший сад. Мы подбежали к дереву с тоненьким стволом, макушка сиротливо накренилась, на фоне неправдоподобно большой оранжевой луной и тысячи мелких звёздочек темнели две скрюченные фигурки.
   – Акробаты, – хмыкнул Петушков, поднимая с земли сломанную тонкую веточку, рассматривая её в призрачном свете энергетического светильника.
   – Эй, вы там, наверху, слазьте! – заорал он так, что у меня зазвенело в ушах.
   – И не подумаем! – донёсся сверху знакомый голос. И где же я его слышала?
   – Тогда скидывай наши огурчики! – потребовал Ваня, потрясая в воздухе кулаком.
   – Да, нет никаких огурцов, – раздался второй жалобный голос, несколько хрипловатый, скорее всего сорванный, – только две штуки ирисов срезали!
   – Скидывай их! – заорала я. На звук моего голоса сначала завыл Тризорка, а потом и все соседские шавки.
   – Ну, уж нет! Это отступные за моральный ущерб!
   «Сидр!» – вдруг догадалась я, вспоминая моего неожиданного знакомого. Так вот кто наш огород разоряет.
   – Сидор! Я тебя узнала! – заорала я. – Зачем тебе два цветка, на смерть что ли?
   – Ах, ты ведьма! Убери своего подельщика! – рядом со мной шмякнулась зелёная груша. Так они ещё и покалечить решили! Я устало вздохнула:
   – Вань наколдуй что-нибудь! Не хотят по-хорошему, поговорим, как можем!
   Адепт закатал рукава, поплевал на пальцы и плавно взмахнул руками, дерево со страшной силой закачало в разные стороны, гибкий ствол наклонялся практически до земли, так что мы даже смогли разглядеть перекошенные от ужаса лица грабителей, намертво вцепившихся в ветки.
   – Эй, Вань, – толкнула я Петушкова под локоть, – хватит, а то грушу сломаем!
   Дерево ещё раз дёрнулось и остановилось, сверху послышались проклятья на чистейшем словенском мате.
   – Чего делать будем? – деловито поинтересовался Иван.
   – Давай, Петушков, – кивнула я, – полезай на дерево! Раз не они к нам, то мы к ним.
   – А почему я должен к ним карабкаться, это твоя идея, тебе и воплощать! – возмутился адепт.
   – Иван Питримыч, – я упёрла руки в бока и посмотрела на него с чувством глубокого превосходства, – кто я? Глупая необразованная женщина! Кто ты? Сильный смелый маг четвёртой степени! Забирайся! – я ткнула пальцем в ствол дерева.
   Ваня плюнул и, кряхтя, полез на грушу, по воздуху развивался его длинный чёрный с заляпанным низом плащ.
   – Сидорик, – заорала я, – к вам лезет наш посланник!
   – А не пошли бы вы все к лешему! – отозвался испуганный голос.
   – Сейчас сам пойдёшь! – пообещал Петушков, забравшийся практически до середины дерева. Тут случилось неожиданное: тонкая хрупкая ветка подломилась под тяжёлым Ваниным сапогом, и Петушков с криком плюхнулся на землю, его плавно накрыл чёрный плащ. С кроны донёсся ехидный голос:
   – Не долез твой маг!
   В это время Ванятка, отключившийся от удара о землю, начал приходить в себя и тихо застонал. Я бросилась к нему, осторожно приподняла плащ и посмотрела в бледное худое лицо.
   – Аська, – процедил он сквозь зубы, – я кажется, ногу сломал. Давай лечи!
   Я с готовностью положила руку на неестественно вывернутую голень и приготовилась к боли, которая всякий раз сопровождает мои опыты по врачеванию, но ничего не произошло. Я закрыла глаза и постаралась представить себе рану, но никакой реакции не последовало.
   – Аська, ну, давай же быстрее!
   – Не отвлекай меня! Я пытаюсь сосредоточиться! – открыла я один глаз. Сколько я ни старалась, ничего не получалось. Казалось, что сила во мне заснула мертвецким сном и радостно храпит, переворачиваясь с боку на бок.
   – Вань, – вынуждена была признаться я, – не получается что-то.
   – Аська, дура, – простонал он, – распоротый живот лечишь, а дурацкий перелом не можешь. Зови врача.
   Следующие полчаса уже втроём: я, Гарий и Мария носились от дома до сада, вызывали доктора, переносили на носилках стонущего Ивана. Воспользовавшись переполохом, воры решили спуститься с дерева и покинуть место преступление, но им помешал огромный лохматый пёс Тризор. Нас он знал и не трогал, а, почувствовав, наконец, чужой запах, с диким лаем сорвался с цепи и кинулся в сторону сада. То-то мальчики повеселятся, если решат спуститься!
   Сложнее всего было объяснить доктору, приятному мужчине лет пятидесяти с пенсне на носу и с дурацким полосатым зонтиком в руках, что произошло. На вопрос, а как же Ваня так неудачно, я произнесла следующий текст, с первых слов почувствовав, что несу полную ахинею.
   – Ваня упал с дерева.
   – Но позвольте, зачем он туда забрался так поздно?
   – За цветами…
   – В каком смысле «за цветами»?
   – Э-э-э, ну мы, в общем, мы ловили воров. Вернее огородных налётчиков. Они все время обдирают помидоры с огурцами, вот мы и решили это прекратить. В этот раз они, почему-то взяли только два гладиолуса.
   – Ириса, – простонал с кровати Ваня.
   – Ну, ириса. Мы сотворили приведение, оно загнало их на грушу, ну, ту самую высокую.
   – Магдалена, – скорбно прошептал Гарий, хватаясь за сердце.
   – Что?
   – Сорт груши называется Магдалена редчайший, они вырастают высокие и плоды, как сахарные. Деревце одно во всем городе. А эти изверги, все ветки уже поломали…
   Я сглотнула, вот и помогли гостеприимным хозяевам!
   – Так вот, – продолжала я, – слезать они не хотели, ирисы отдавать тоже не хотели, тогда Ваня полез к ним на переговоры, оступился, упал, очнулся…
   – Ах, ну теперь все понятно, – по лицу доктора было видно, что не понятно ему ровным счётом ничего, но хорошее воспитание и деликатность не позволяют спросить, зачем мы, идиоты, вообще, все это затеяли.
   – Ну, что же наложим гипс, – ласково улыбнулся он Ванечке.
 
* * *
   Сон был лёгкий мимолётный, окутывал меня словно прохладная шёлковая простыня, скользил по уставшим за ночь чреслам, изгонял усталость…
   Я резко открыла глаза и упёрлась взглядом в побелённый потолок, что-то меня потревожило, что-то неуловимое заставило проснуться. Я недовольно повернулась набок, стоило мне сомкнуть веки и задремать, как что-то снова вывело меня из блаженного забытья.
   – Да, что же это такое! – буркнула я, недовольно взбила подушку и уткнулась в неё лицом.
   «Дзинь» – я резко подняла голову. Что это было?
   «Дзинь», – снова зазвенело окно.
   «Камушки! – догадалась я. – Кто-то кидает камушки в оконное стекло!» Я поднялась повыше, пытаясь рассмотреть кидающего, но из-за густого тумана, идущего с реки в ранний предрассветный час ничего рассмотреть не удалось.
   «Дзинь» – жалобно тренькнуло стекло.
   «Ну, держись!» – я со злобным выражением лица распахнула створки, в комнату ворвалась влажная прохлада утра. Я уже открыла рот для гневной отповеди, как между глаз ударил маленький камушек. Я дёрнулась, схватилась за голову и упала обратно на подушку. «Может, это наши бравые ребятки спустились с дерева, как обезьяны, и теперь жаждут кровавой мести? – озадачилась я, осторожно выглядывая из окна. – Как же они, – при виде стоящего под моим окном мужчины у меня отвисла челюсть, – прошли кордон в виде Тризорки? – по инерции додумала я».
   Такого даже моё живое воображение не смогло бы нарисовать, на изумрудной, мокрой от утренней росы траве стоял Арвиль Фатиа собственной персоны, умытый, побритый, в чистой рубахе, даже небольшие стёклышки очков излучали свежесть. Очевидно, у данийцев званые вечера не перерастают в пьяные дебоши, как у людей.
   – Чего надо? – грубо спросила хриплым спросонья голосом, чувствуя раздражение усталого, не выспавшегося человека, пробегавшего полночи по малиновым кустам, перед свеженьким, хорошо отдохнувшим гостем.
   – Я хотел предложить утреннюю конную прогулку, – лучезарно улыбнулся Фатиа.
   То ли у меня так сильно голова гудела, то ли просто очень хотелось спать, но эта подленькая улыбочка на его пунцовых губах меня добила.
   – Хорошо не пробежку рысцой, ты хотя бы знаешь, сколько сейчас времени?
   – Половина пятого.
   – Сколько? – задохнулась я от возмущения. – Знаешь, изверг, я всю ночь спасала раненого друга и спать легла только два часа назад.
   Фатиа пожал плечами, повернулся ко мне спиной и скрылся в тумане. Я облегчённо вздохнула и повалилась на кровать, закрывая горящие огнём глаза.
   – Я думал, у тебя много вопросов, на которые я смогу ответить! – раздался с улицы насмешливый голос.
   «Чтоб тебя!» – пробормотала я, знает ведь, чем девушку завлечь.
   – Стой на месте, – заорала я, не поднимая головы от подушки, – сейчас иду!
   Я свесила голые ноги с кровати и поёжилась. Интересно, это большая наглость заставлять ждать самого Арвиля Фатиа под окнами спальни? – я ухмыльнулась собственным мыслям. Не торопясь, натянула рубаху, порты, поплескала в лицо остывшей за ночь водой из кувшина, вяло провела расчёской по спутанным кудрям и вышла на веранду.
   Арвиль стоял, опираясь рукой о перила крыльца, на его смуглом красивом лице застыла улыбка. Во дворе я заприметила двух отменных эльфийских жеребцов.
   – Шикуем, господин Властитель, – хмыкнула я вместо приветствия, кивнув на гнедых. Тот улыбнулся ещё шире и дал мне пройти, я, не торопясь, спустилась по ступенькам во двор, от всей души надеясь, что не слишком сильно виляю бёдрами. Не хватало только, чтобы он решил, будто я с ним заигрываю!
   – Хорошо выглядишь! – отозвался он, скорее всего, разглядывая именно место пониже спины, обтянутое узкими портами.
   – Не мели чепухи! – разозлилась я, ощущая его оценивающий взгляд. – Я даже толком не умылась.
   Арвиль легко сел на вороного длинноного жеребца, а мне пришло в голову, что было бы неплохо узнать, как там, на ветках, поживают наши давние знакомые.
   – Слушай, у меня тут одно дельце есть, – подала я голос, – ты со мной или здесь подождёшь?
   Очевидно, Властитель, вообще, в первый раз в своей жизни кого-либо ждал, а уж безродную пигалицу, тем паче. На лице его заходили желваки, но он молча спешился и обречено кивнул в знак согласия следовать за мной.
   Сад пугал и выглядел плачевно. Все, что могло быть помято и поломано, было помято и поломано. Сиротливо темнели остатки малины, глаз радовал помятый куст смородины, наверное, на него вчера упал один из налётчиков. Грядки превратились в земляное месиво, кое-где сиротливо торчали хвостики моркови и свёклы, и завершал картину огромный, распотрошённый качан капусты, особая гордость Гария, но мне показалось, что он сам же на него вчера и наступил, когда спасал Петушкова.
   – У вас здесь ураган прошёл? – хмыкнул Арвиль, рассматривая царивший на огороде хаос.
   Я вытянула губы трубочкой, вот и помогли гостеприимным хозяевам избавиться от урожая.
   – Да, мы тут ночью побаловались, – уклончиво произнесла я, поймав изумлённый взгляд Властителя.
   Мы подошли к груше. Под деревом с поцарапанным стволом лежал лохматый огромный Тризор, флегматично дожёвывая сидоркин сапог и грустно поглядывая на его филейную часть, свисающую над землёй.
   Лицо Властителя вытянулось от изумления, а глаза под прозрачными стёклышками очков округлились до размера настоящего золотого.
   – Орлы, – заорала я, задрав голову, – гнездо ещё не свили?
   – Ведьма, – голос Сидорки потерял былую уверенность и казался плаксивым, – убери это исчадие ада, оно нас едва не сожрало!
   Я рассмотрела через обломанные ветви, как жалостливо свисают его ноги – одна в сапоге, другая в полосатом носке с дырой на пятке.
   – Ася, что здесь происходит? – в полголоса спросил Арвиль, глядя на покорёженную грушу и прилипшие к ней фигуры.
   – Воспитываем твоих подданных! – усмехнулась я.
   – Это он?! – вдруг заорал сидоркин приятель, узнавший Властителя по голосу.
   – Он, он, родименький, пришёл на вас пташек полюбоваться! – захохотала я.
   В ту же секунду мне на голову посыпались помятые, завядшие ирисы, не обращая внимания ни на меня, ни на пса, выделывая такие сальто, какие акробатам и во сне не снились, воры покинули поле боя. Они со скоростью света перемахнулись через неприступный забор и скрылись из виду. Тризор ничего не понял, но, догадавшись внутренним собачьим чутьём, что завтрак убежал, обиженно потрусил к своему сараю, таща в пасти остатки сапога. Я согнулась пополам, пытаясь унять приступы хохота.
   – Знали б, что они тебя так бояться, посадили бы в засаду, глядишь, Петушков не стал бы колченогим! – между приступами смеха простонала я.
   Властитель опешил и тронул меня за плечо:
   – Ты что? Успокойся!
   Я вытерла выступившие на глаза слезы:
   – Ладно, поехали на твою прогулку.
   Мы выехали со двора на пустынную улицу, затопленную уже отступающим речным туманом, небо пока серое, но готовое в любой момент вспыхнуть голубизной, ждало восхода солнца. Вся природа затаилась перед новым рождением светила, просыпалась, потягивалась, чистила пёрышки, чтобы враз заполнить предрассветную тишину оглушительным пением. На больших темно-зелёных листьях кустарника дрожали холодные капли росы, сжатые бутоны утренних цветов приготовились раскрыться и одарить мир чарующим ароматом.