Страница:
А пока продолжаем: хапать и учиться.
Дневник N 2 18 марта 1940 года
Георгий Эфрон Пишу после обеда, в 8 часов 5 мин. Я в хорошем настроении - пришел из Дома отдыха - там интересная компания: писатели - развлекательный народ. Вообще я вечером почти всегда в хорошем настроении, а утром и днем - в неважном. Сейчас в Доме отдыха сидел я против очень красивой женщины, болгарки, дочери писателя Стоянова и вышедшей замуж за испанца. Чорт возьми! Страшно подбадривает, как-то выносит к оптимизму вид красивой женщины. А она действительно красива. У нее черные волосы, большие черные глаза, замечательный чувственный алый рот, главное губы - чорт возьми! Я очень давно не видел таких красивых и желанных. Говорит она по-русски плохо, но с таким, эх, акцентом! Муж у нее высокий, с черными усами, бровями, глазами, волосами. В общем, хорошая пара. Действительно, меня эта женщина, со своим чувственным обликом, здорово накачала энергией и надеждой на какое-то время, где я буду полноправным в своем счастии, буду, ха! ухаживать за красивыми женщинами, время моего блеска (конечно, в моей жизни будет такой период, это безусловно). А как она полузакрывает глаза. Здорово! И я тоже буду иметь и владеть сердцами! Может быть, это все и иллюзии, но я уверен, что по части женщин у меня в будущем здорово пойдет. Не знаю, меня как-то раскачал из скуки неприятных мыслей этот чувственный и соблазнительный облик. Если такой тип, как этот испанец, (впрочем, он симпатичный, я хочу только сказать, что в смысле целостности человека я его обгоню), если такой, говорю, тип, как этот испанец, мог выудить себе такую жену, то я и распроподавно! Нет! я еще твердо верю, что когда-нибудь будут, будут для меня хорошие денечки, незабвенные моменты, дружба, любовь, много ценного и незабываемого! Да! Будем стойко ждать и ковать свое далекое счастье, которое, конечно, когда-нибудь и придет. Завтра возвращаюсь в школу, после четырехшестидневочного отсутствия. Я этому рад. Приятно опять окунуться в глупую и веселую школьную жизнь, и я люблю пикантность того, что после школы я попадаю в Дом отдыха (завтрак) в совершенно противоположную духу нашего класса обстановку и атмосферу, и разговоры, и люди другие. Это действительно очень пикантное положение. Я люблю атмосферу Дома отдыха. Там сейчас живут: критик Перцов, очень симпатичный, но характер которого я пока не определил, критик Ермилов и критик Серебрянский. Эти 3 критика весельчаки и вместе с тем толково и интересно разговаривают о литературе и литературном мире.
Остальные обитатели Дома люди симпатичные, но, исключая В. Финка, менее, на мой взгляд, интересные. (Молчаливый Гроссман - медведь, глухая М. Шагинян, авторитетный В. Финк, скучная старуха Ариан.) Приходят иногда эти "испанцы", и тогда я не могу наглядеться на эту болгарочку. Вообще, литературная среда меня гораздо больше пленит, чем среда художников. Не знаю, что из меня выйдет. Я имею определенное, всепризнанное (как бы заштемпелеванное) художественное графическое дарование, но среды художественной не люблю (как-то уж слишком все там "творческое", с надсадом). Я имею большую тягу к литературе, критике, философии, но не знаю, имею ли в этом смысле какие-нибудь способности, так что будущее мое как-то неопределенно. В общем, поживем - увидим, я думаю, эти вопросы разрешатся как-то сами собой. Значит, завтра - школа. Нужно определенно учиться - это ближайшая цель (т.е. выдержать испытания). 21го, в 4 часа, пойду лечить зубы к голицынской врачихе. Ну вот, иду пить чай.
Дневник N 2 20 марта 1940 года
Георгий Эфрон В школе - все хорошо. Ничего нового тоже нет. Стал вновь заниматься с завучем по алгебре и геометрии. Теперь я абсолютно уверен, что выдержу все испытания.
Завтра, 21го, иду лечить зубы. В школе до того, как я пришел, привили нашим ученикам (7го класса) прививку от брюшного тифа - (брюшняк, sic1). Скоро, наверное, и мне привьют. Нужно узнать от врача, который меня лечил, не может ли эта прививка подействовать на мое состояние (на сердце и т.п.). В общем - увидим. Эта прививка - новый ров на моем пути (в смысле скуки, волынки, температуры и того, что нужно дозваниваться до лечившего меня доктора и, если нельзя прививаться, добывать справку об этом), но мне - наплевать. Все как-нибудь да и устроится. В Дом отдыха приехал некий Пяст - странный субъект болезненно-эпилептического вида с собачьими глазами и страдающий определенной одышкой и грузно-неповоротливым телом, равно как и узкой головой с высоко-желтовато-морщинистым лбом. Видно, что этот Пяст чем-то опасно болен, но жалость, которую к нему по этому поводу испытываешь, оттеняется некоторым омерзением. Сегодня, говорят критики, приедет их собрат Корнелий Зелинский. Посмотрим, что это за индивидуум. В Доме - те же разговоры о людях литературного мира, те же бурно выраженные возмущения и радости Мариэтты Шагинян и те же сухари к вечернему чаю. Вполне возможно, что потом, plus tard1, когда я отсюда уеду, мне будет скучно без писательского щебета и без той все-таки интересной и любопытной атмосферы, которая царит в Доме отдыха. С возобновлением моих школьных занятий я меньше думаю о моем будущем, и это, безусловно, хорошо, так как прикрывает мозг от бурь и надежд (в сущности, одинаково… глупых вещей). Тем не менее есть вещь, в которой я определенно уверен: это что настанут для меня когда-нибудь хорошие денечки и что у меня будут женщины… больше, чем у других. Это - здорово, и я в этом абсолютно убежден.
Дневник N 2 21 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня вылечил один зуб - как говорится, "et d'un"2. Хорошо. Получил отлично по географии - тоже хорошо. Вообще пока все идет сравнительно превосходно.
Сегодня опять видел эту болгарку, и опять каким-то образом, когда я встретил ее жаркие черные глаза и замечательные губы, я накачался оптимизмом и абсолютной уверенностью в моей силе и в том, что я достигну всего того, чего захочу.
Замечательное явление: коньяк или вино имеют аналогическое действие. Странно все-таки, что так на меня действует вид красивой женщины. Нет, действительно эта болгарка чудодейственна. Конечно, с такой приятно было бы поспать, но у меня в будущем будут такие же, по крайней мере, женщины. Приехал Зелинский - симпатичный и осторожный. Между прочим, я заметил, что мне вообще нравятся болгары. В Париже я был очень дружен с одной болгаркой, студенткой юридического факультета, и вообще мне болгары нравятся. В болгарских женщинах есть, бесспорно, какая-то чувственность во всем их образе, меня очень привлекающая. 24го я опять пойду лечиться, в час дня. Здорово. Когда я вылечу зубы, я буду себя чувствовать абсолютно всесильным. У меня еще в Париже было абсолютное сознание огромной моральной силы. Это очень хорошо - обладать таким ощущением: оно помогает в трудностях жизни. С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что для меня настанут хорошие дни, дни веселья и чувства силы, дни любви и обладания женщинами, дни радости удавшемуся. Да! Будут эти дни, я в этом уверен. А если не будут, то что ж? - наплевать, значит, не суждено. Но эти дни, конечно, будут.
Здорово все-таки действует на меня эта болгарка; чорт возьми - красивая!
Действительно - что-то вроде безвредного опиума…
Дневник N 2 23 марта 1940 года
Георгий Эфрон Вчера Муля получил от Али письмо, проливающее совершенно новый свет на все дело.
Она пишет, что "все дело рук Павлика и что ей много досталось из-за него: - Так вот где таилась погибель моя, мне смертию кость угрожала". И там что-то еще пишет, как они встретились в кафэ с Павликом и т.д. Павлик - это Павел Толстой, арестованный за два месяца до ареста Али, человек аморальный, блестящий, беспринципный, служил в ВОКСе (как и Николай Андреевич). Теперь объясняется арест Мили - она также служила в ВОКСе и имела отношение к Толстому. Толстой также приехал из Франции. Из письма Али явствует, что причиной всего явился Толстой. Муля думает, что Павел Толстой служил во французской разведке и сказал, что собирался завербовать Алю и Милю. А тут подоспел Васька из Испании, склоки на даче, советско-германский пакт - и всех арестовали. Толстой усиленно тянул Алю работать в ВОКСе и не знал, что папа приехал в СССР, так как отец сам говорил, что нужно непременно скрывать это от Павла. Муля думает, что Павла сейчас расстреляли. Я помню, как в детстве я катался на лодке с отцом и Толстым, в Версале. "Мне много напортил Павел". И "смертию кость угрожала" - это ясно говорит о решающей роли Павла в этом деле. И "кость" - потому что Павел худой и такой же длинный, как Митька. Аля работает с 6 утра до 6 вечера, и письма ее интересны и бодры. Она пишет, что все было бы хорошо, если бы не две вещи - сознание невинности (т.е. невиновности) и неважного здоровья. Пишет она забавно, порой даже весело. Как будто она сидит (т.е. живет) вместе с любовницей Павла Толстого, которая тоже из-за него сослана. Интересная штука! Все это крайне интересно. Но как кончится окончательно это дело? Ведь пока все на месте. Аля пишет, что очень завидует "здоровым девкам", которые могут работать а fond1.
Бесспорно, физическое развитие здесь имеет большое значение. Сегодня король Греции объявил, что столица Греции переводится из Афин на о. Крит, и говорит, что "греческий народ будет продолжать войну до победного конца". Немцы заняли Енину. Греческая армия в Эпире капитулировала. Английские войска продолжают отступать (в Греции). Да, положение греко-английских войск - паршиво. Бои идут упорно. По немецким сведениям, новозеландские войска оборонялись у Лариссы с ожесточенным упорством. Вчера слушал передачу "France Libre" - там говорил англичанин - о замечательном поведении лондонцев в течение и после "самых ожесточенных бомбардировок, какие знала история". Поговаривают о том, что немцы хотят захватить Гибралтар и пробраться через Египет к Суэцкому каналу. В школе - хорошие результаты: по литературе получил отлично, и, о чудо! - по химии не плохо, как ожидал, а пос. с минусом, а по геометрии пос. Еще не спрашивали по анатомии, физике, геометрии. По алгебре получил пос. Сегодня непременно буду слушать передачу "France Libre" - 10 h. 15. Был недавно у Тагеров и у Вильмонтов - и там, и там скука. Читаю Чехова и восторгаюсь.
Дневник N 2 25 марта 1940 года
Георгий Эфрон Вчера, 24го пролечил и вылечил еще два зуба - здорово, я рад. Завтра - последний зуб пойду лечить. Сегодня был у учителя, я с ним занимаюсь алгеброй и геометрией три раза в шестидневку. Соседи ссорятся за перегородкой - вот дураки!
Ничего нового нет. Я у всех выклянчиваю привезти мне из Москвы какие-нибудь номера "Интернациональной литературы". Чтение этого замечательного журнала доставляет мне истинное наслаждение. В Доме отдыха ничего не меняется да и не может измениться. Иногда споры; критики Ермилов, Зелинский, Перцов и Серебрянский - все веселые, культурные и симпатичные люди. Скоро - 28го, писатели нашего Дома отдыха проведут вечер с ребятами 8х, 9х, 10х классов нашей (Голицынской) школы. Сегодня весь Дом отдыха, включая и директоршу, говорил о "больном месте" - т.е. о школе. В сущности - все это пустые разговоры. Не между собой надо говорить, а с преподавателями и учениками. По-моему, истинно талантливый преподаватель отлично совладает с любым классом - в этом и все дело, чтобы были хорошие преподаватели. По-моему, нужно было бы устроить в нашей школе курсы "истории ВКП(б)" для всех желающих - это была бы замечательная штука. Болгарки я с последнего раза не видел и больше не гулял, так как простудился. Сейчас читаю книгу Мариэтты Шагинян "Мэсс-Мэнд"; эти два тома любезно подарила мне сама Мариэтта. От Мирэль, ее дочери, я получил желанную бумагу - теперь снова смогу малевать маслом свои безобразия. Муля сегодня не приехал - весьма очевидно, что был занят. Может быть, приедет завтра, а может, не приедет совсем - он страшно занят. Осталось пять дней до начала четвертой четверти и конца каникул. Я бы страстно хотел изучать английский язык, я его очень люблю, хотя Британию с Чемберленами, Хорами и Черчиллями не переношу. Хотелось бы изучать марксизм, ходить в Новозападный музей, учить английский язык, но все это теперь невозможно.
Ничего. Когда-нибудь все это и осуществится.
Дневник N 2 27 марта 1940 года
Георгий Эфрон Я простудился - кашляю, чихаю, насморк и лежу (слег сегодня) с повышенной температурой - 37,5. Кажется, прививку делать можно. До начала школы осталось четыре дня - авось вылечусь за этот срок. А потом сделают прививку от тифа - дня три, может быть, пролежу, самое большое. Мать уехала в Москву - авось Муля догадается захватить с собой книжки, бумагу и перья и передать все это маме. Я думаю, что у меня грипп. Несолидный же я человек, что-то слишком много болею.
Мать поехала на передачу. Сколько длится вся эта катавасия? Аля была арестована 27го августа и сидит в НКВД семь месяцев. Отец был взят 10го октября и сидит (после короткого пребывания в НКВД) в Бутырках 5 месяцев (и три шестидневки). Львовы были арестованы 7го ноября и сидят 4 месяца (и 20 дней), причем за эти четыре месяца и двадцать дней Алеша Львов "выбыл из строя арестованных", т.е. приговорен к 8 годам ссылки в Архангельскую область; Алеша сказал на свидании своей жене, что "я видел Алю, и это мне доставило большие неприятности". Вот и все. Муля смотрит на всю эту историю очень оптимистично - он говорит, что наши, конечно, будут освобождены, и говорит и думает это вполне искренно. Что ж, поживем - увидим.
Дневник N 2 28 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня утром температура снизилась - 36,9. Вчера навестил меня критик Зелинский - он умный человек, с хитрецой. Он был когда-то во Франции - служил в посольстве - и знает Париж. Он меня ободрил своим оптимистическим взглядом на будущее - что ж, может, он и прав, что через 10-15 лет мы перегоним капиталистов. Конечно, не нужно унывать от трудных бытовых условий, не нужно смотреть обывательски - это он прав. Сегодня он едет в Москву и привезет мне книжек советских авторов и, главное, несколько номеров "Интернациональной литературы". И Серебрянский обещал принести номер с половиной романа Стейнбека "Гроздья гнева". Я, конечно, к школе буду готов, а прививка может и не привиться (доктор Успенский, из Литфонда, говорит, что прививаются 4 из 500). Теперь я каждое утро занимаюсь русским языком, чтобы нагнать отставание (небольшое). Вчера мать привезла от Мули три учебника по французскому языку (6, 7, 8 класс), бумагу (теперь я на некоторое время обеспечен бумагой) и перьев Рондо (тоже обеспечен). Приятно читать опять по-французски - это замечательно красивый и элегантный язык.
Сейчас напишу Мариэтте Шагинян (по настоянию матери) благодарность за ее книги (и с надписью - это ничего) Дневник N 2 29 марта 1940 года Георгий Эфрон Сегодня, 29го марта 40го года, я и мать получили новый и громкий удар по кумполу.
В чем этот удар заключается? Утром мать вышла на улицу и встретила Серафиму Ивановну (директоршу Дома отдыха), которая сообщила, что теперь мы должны платить в два раза больше, чем раньше. Конечно, мама этого платить никак не может. Тогда Серафима позвонила в Литфонд, и там сказали - пусть платит как раньше (т.е. - теперь за одного). Итак, теперь мы будем ходить в Дом отдыха и брать пищу на одного человека и делить между собою. Кончено теперь хождение в Дом отдыха! Будем, конечно, есть дома. Так, 29го, после 3х месяцев и 16ти дней общение с пребывающими в Доме отдыха прекратилось. Это - конечно, большой удар по кумполу, и мы опять внизу волны. Смешно! Брать пищу на одного человека и делить поровну! К тому же вчера мать, не зная нового решения, послала прошение о продлении пищевой путевки на старых условиях. Возможно, что продлят на новых условиях (плата за одного человека), а возможно, что не продлят совсем, а тогда школа полетит к чортовой матери. Вот скучища! Надоело. И все, мне смешно: пища на одного человека, брать, как воры, и не быть там за столом. Мне-то лично наплевать, но каково-то маме! И вдвое увеличили цену - это здорово! Во всяком случае, до 12го апреля есть еда (на одного, делимая на два), и мы остаемся пока здесь. Если продлят на тех же условиях, то мы останемся здесь до мая, а потом придется переезжать в другую комнату в Голицыне, чтобы я смог кончить здесь школу и выдержать испытания; потом переедем (после конца испытаний, в июне) в Москву, т.е. не в Москву, а в Сокольники, в крохотную комнатушку. Нда!
Перспективы, нечего сказать! И так несладко жить, и вот новый удар, который не только лишает нас много пищи, лишает собеседников, но и удар, который некрасивый и несправедливый. В сущности, наплевать. Посмотрим, что будет дальше.
Дневник N 2 30 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мать уехала в Москву. Теперь она каждый день ходит за едой в Дом отдыха.
Унизительное положение! Что-то вроде нищенства, - нужно сказать спасибо Литфонду. Сейчас читаю - вернее, перечитываю замечательную книгу: Эрскин Колдуэлл, "Американские рассказы". Только что прочел книгу Паустовского "Колхида".
Смех берет - если сравнить обе вещи. Сегодня утром написал картиночку маслом - ничего для начинающего. Послезавтра пойду в школу. Все.
Дневник N 3 1 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вчера была жена Москвина - маме привезла папиросы, мне обещала привезти тетради (в которых я очень нуждаюсь, - в школе нет дневников). Вчера вечером был в Доме отдыха: сначала у Зелинского, потом у Гроссмана, куда пришли Зелинский и Любимова (она пишет детские пьесы). Потом я пил чай. Сегодня пошел в школу - там все то же самое. Зелинский привез "Интернациональную литературу", но этот номер я уже читал. Он поедет в столицу 4го и обещал еще кое-что привезти. Чему я научился во время моего пребывания в СССР? - Я научился жить каждым днем и не думать о будущем, раз это будущее все равно от меня абсолютно не зависит. Что хорошего в той комнате в Сокольниках? - То, что она близка (сравнительно) от центра, от Москвы и, следовательно, от развлечений. Единственное, что меня смущает, это - как будет мама с соседями, вернее, каковы будут взаимоотношения матери с соседями по кухне. Как бы не выходило скандалов, сплетен и т.п. Ну, ничего! Нужно жить каждым днем, я так и делаю и буду делать.
Дневник N 3 2 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня произошла прививка - так. В общем - здорово и не было больно прививать.
Во всяком случае, эта штука ликвидирована. Пока температура не подымается.
Укололи в живот - и он болит, но не очень, невелика беда. Сейчас читаю "Первые люди на луне", которые мне одолжил хрюкающий завуч. У этого завуча, у которого я беру уроки алгебры и геометрии, изрядная библиотека. Все продолжается по-старому: я хожу в школу, мать ходит в Дом отдыха за пищей, происходит оттепель, немцы и англо-французы не двигаются, земля все кружится, как оголтелая. В общем, скучища - больше не получаю газет из Дома отдыха, ничего не знаю о происходящих событиях, но скучища спокойная - без перемен. Надеюсь, что узнаю до 12го, срок кончины нашей путевки, продлили ли эту путевку или нет. Я думаю, что продлят (подумаешь, одно питание на одного человека, и мы еще и платим). Мне вообще начхать, но пока живу и наслаждаюсь (конечно, относительно) жизнью.
Дневник N 3 5 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня ночью тошнило, и было расстройство желудка, а также здорово болел живот.
Сегодня в школу не пошел, а валяюсь в кровати. Нарисовал две хорошие штуки, сделал русский письменный, решил две задачи по алгебре и теперь лежу просто так.
Теперь почти каждый вечер я и мать ходим в Дом отдыха пить чай. Литфонд предоставил нам даровую путевку на 2 с половиной месяца (путевка для меня, чтобы мог окончить здесь учиться). Но у мамы нет денег, и она взяла, по советам Серафимы Ивановны, директорши Дома отдыха, эту путевку для нас двоих, и, таким образом, мы все же не будем ходить в Дом отдыха, но платить не будем ничего, кроме платы за комнату. Сегодня почему-то думал о Майе Левидовой - как-то не верится, что я у них бывал, и с ней говорил, и даже ходил в музей. Пока я езжу в Москву, но потом, когда переедем, остается вопрос - возобновить мне с ними отношения или нет? Хотя я и умнее Майи, гораздо умнее, но все же она как-то выше стоит, чем я: учится в художественном техникуме, сдает нормы на ПВХО, имеет товарищей, перед ней путь ясен, абсолютно - кончит техникум, поступит в институт; она уже сейчас делает рисунки и картины маслом совсем "классически".
Ее путь виден и ясен. Во всей совокупности этих фактов, в более широкой полноценности ее жизни, она, бесспорно, как-то выше меня, и это меня смущает. Я познакомился с семьей Левидовых посредством телефонного звонка Мули. Муля хотел меня познакомить с Майей для того, чтобы узнать кое-что о техникуме, где она учится, и куда я намеревался позже, в ту пору, поступить. После того как я узнал, что мне было нужно, я стал иногда к ним ходить. Они всегда были рады моим посещениям, но мне всегда чудится какая-то искусственность таких отношений. В сущности, я Майе ничего не приношу, и она мне ничего не приносит. Мы с ней ничем не связаны, кроме как абсолютно различными понятиями об искусстве и его целях. Я с ней был в Музее западных искусств, и мы неплохо провели время, но все-таки мы ничем не связаны. Последний раз я у них был 24го февраля: месяц и две шестидневки тому назад. Почему я к ним ходил? Потому что Левидовы люди культурные, особенно отец. Я всегда могу там поистине хорошо поесть. Майя, бесспорно, привлекательна, и, когда я от них ухожу, я как-то накачан оптимизмом и верой в хорошие для меня дни. А вместе с тем когда я смотрю на это со стороны, то мне кажется, что эти отношения ненормальные, не будучи, в сущности, ни на чем основаны, кроме того факта, что Левидов ценит и высоко ставит как поэта мою мать (хотя и не знает ее), и на телефонном звонке. Кроме того, тот интерес, неизбежный к человеку, недавно приехавшему из-за границы, постепенно и со временем утрачивается, что абсолютно понятно. Конечно, мне приятно глядеть на Майю и пить коньяк ее присутствия, но ей-то каково? Вот вопрос. Конечно, я всегда могу показать мои новые рисунки - это любит вся семья. Майя признает, что такого карикатуриста, как я, не найдется во всем их техникуме. Впрочем, я думаю, что этот вопрос об общении с Левидовыми (основанный, в сущности, на общении с Майей) как-нибудь разрешится, особенно когда я буду жить в Сокольниках, близко от Москвы. Интересно, как Майя выглядит в летнем платии? - Должно быть, здорово. Она и так хорошенькая в ее теперешней одежде, а в летней, наверное, совсем "зажигательна". Левидовы, конечно, куда-нибудь уедут на лето, но, тем не менее, я надеюсь увидеть Майю еще до их отъезда.
Я стал гораздо меньше есть, и ничего, чуть ли не вегетарьянские образы мыслей.
Еда как-то мне опротивела; даже когда дают один обед на двоих, выходит слишком много на одного. Муля послал нам телеграмму, в которой говорит, что приедет 8го, т.е. через два дня. В этой же телеграмме говорится о том, что 12го приедет Гольцев, человек, который до сих пор "ведал" предоставлением маме работы по переводам. Мама поедет 10го в Москву. Все-таки жизнь, в конце концов, довольно интересная (с объективной точки зрения). Поживем - увидим, опять "старая русская поговорка".
Дневник N 3 9 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вчера был Муля с Иришей - женой Алеши (сына Львовых). Ириша похудела, но все такая же веселая. Ссылка Алеши не очень ее угнетает; впрочем, она права. Я очень рад, потому что в Москве со вчерашнего дня идет новый американский фильм, который называется "Сто мужчин и одна женщина". В выходной день я на него пойду - Муля обещал достать билеты для меня, Ириши, мамы и себя самого. Ведь не шутка!
Американский фильм в Москве! Я узнал от Мули, что Левидовы несколько раз спрашивали его, что со мной и почему я к ним не прихожу; неплохо. Написал записку Митьке (младшему сыну Львовых), с которым, несмотря на мое отрицательное отношение к остальным членам его семьи, я в хороших товарищеских отношениях.
Попытаюсь ему позвонить, когда буду в Москве. Довольно скучно, что мама тоже хочет посмотреть этот фильм, иначе я бы мог или сговориться с Митькой, или пойти с Майей. Ну, ничего. Интересно, какой будет звук на этом фильме и как отнесутся к нему советские зрители. У нас в школе непрерывные скандалы, грязь, неорганизованность и полнейшая неразбериха. Хотя учусь я неплохо, даже хорошо, и относятся ко мне почти все замечательно, но школа мне порядком надоела. Хотели поехать в Москву к Лиле 11го, чтобы там переночевать, но оказалось, что у Лили (папиной сестры) свинка или ангина, так что придется поехать в выходной день и в выходной же вернуться. Думаю, что мне не удастся повидать Митьку. Митька болел туберкулезом, долго лежал в больнице и в санатории. Он исключительно культурен и остроумен и мне с ним всегда интересно. Мать его всем сердцем не любит, да и Муля его недолюбливает, и это составляет препятствие тому, чтобы я смог с ним повидаться, но, тем не менее, я сделаю все возможное, чтобы хоть раз с ним встретиться, тем более что, по словам Ириши, он скоро должен уехать в подмосковную дачу, чтобы продолжать лечение. Я ему непременно позвоню в Москве.
Узнал от Мули, что болшевская дача, где мы раньше, с приезда по аресты, жили, занята новыми жильцами. Интересно: как нам, отдадут или не отдадут этих вещей?
Муля поедет "в разведку" в Болшево, чтобы разузнать, как обстоит дело насчет этих вещей. Получил очень интересный номер "Интернациональной литературы" от Зелинского, который содержит часть романа Стейнбека "Гроздья гнева" и ряд других рассказов, стихов и разных разностей со всех концов света. Познакомился в школе с симпатичными молодыми людьми и вчера гулял с ними по улице, до станции, здорово веселясь. Сейчас пойду пить чай в Дом отдыха.
Дневник N 2 18 марта 1940 года
Георгий Эфрон Пишу после обеда, в 8 часов 5 мин. Я в хорошем настроении - пришел из Дома отдыха - там интересная компания: писатели - развлекательный народ. Вообще я вечером почти всегда в хорошем настроении, а утром и днем - в неважном. Сейчас в Доме отдыха сидел я против очень красивой женщины, болгарки, дочери писателя Стоянова и вышедшей замуж за испанца. Чорт возьми! Страшно подбадривает, как-то выносит к оптимизму вид красивой женщины. А она действительно красива. У нее черные волосы, большие черные глаза, замечательный чувственный алый рот, главное губы - чорт возьми! Я очень давно не видел таких красивых и желанных. Говорит она по-русски плохо, но с таким, эх, акцентом! Муж у нее высокий, с черными усами, бровями, глазами, волосами. В общем, хорошая пара. Действительно, меня эта женщина, со своим чувственным обликом, здорово накачала энергией и надеждой на какое-то время, где я буду полноправным в своем счастии, буду, ха! ухаживать за красивыми женщинами, время моего блеска (конечно, в моей жизни будет такой период, это безусловно). А как она полузакрывает глаза. Здорово! И я тоже буду иметь и владеть сердцами! Может быть, это все и иллюзии, но я уверен, что по части женщин у меня в будущем здорово пойдет. Не знаю, меня как-то раскачал из скуки неприятных мыслей этот чувственный и соблазнительный облик. Если такой тип, как этот испанец, (впрочем, он симпатичный, я хочу только сказать, что в смысле целостности человека я его обгоню), если такой, говорю, тип, как этот испанец, мог выудить себе такую жену, то я и распроподавно! Нет! я еще твердо верю, что когда-нибудь будут, будут для меня хорошие денечки, незабвенные моменты, дружба, любовь, много ценного и незабываемого! Да! Будем стойко ждать и ковать свое далекое счастье, которое, конечно, когда-нибудь и придет. Завтра возвращаюсь в школу, после четырехшестидневочного отсутствия. Я этому рад. Приятно опять окунуться в глупую и веселую школьную жизнь, и я люблю пикантность того, что после школы я попадаю в Дом отдыха (завтрак) в совершенно противоположную духу нашего класса обстановку и атмосферу, и разговоры, и люди другие. Это действительно очень пикантное положение. Я люблю атмосферу Дома отдыха. Там сейчас живут: критик Перцов, очень симпатичный, но характер которого я пока не определил, критик Ермилов и критик Серебрянский. Эти 3 критика весельчаки и вместе с тем толково и интересно разговаривают о литературе и литературном мире.
Остальные обитатели Дома люди симпатичные, но, исключая В. Финка, менее, на мой взгляд, интересные. (Молчаливый Гроссман - медведь, глухая М. Шагинян, авторитетный В. Финк, скучная старуха Ариан.) Приходят иногда эти "испанцы", и тогда я не могу наглядеться на эту болгарочку. Вообще, литературная среда меня гораздо больше пленит, чем среда художников. Не знаю, что из меня выйдет. Я имею определенное, всепризнанное (как бы заштемпелеванное) художественное графическое дарование, но среды художественной не люблю (как-то уж слишком все там "творческое", с надсадом). Я имею большую тягу к литературе, критике, философии, но не знаю, имею ли в этом смысле какие-нибудь способности, так что будущее мое как-то неопределенно. В общем, поживем - увидим, я думаю, эти вопросы разрешатся как-то сами собой. Значит, завтра - школа. Нужно определенно учиться - это ближайшая цель (т.е. выдержать испытания). 21го, в 4 часа, пойду лечить зубы к голицынской врачихе. Ну вот, иду пить чай.
Дневник N 2 20 марта 1940 года
Георгий Эфрон В школе - все хорошо. Ничего нового тоже нет. Стал вновь заниматься с завучем по алгебре и геометрии. Теперь я абсолютно уверен, что выдержу все испытания.
Завтра, 21го, иду лечить зубы. В школе до того, как я пришел, привили нашим ученикам (7го класса) прививку от брюшного тифа - (брюшняк, sic1). Скоро, наверное, и мне привьют. Нужно узнать от врача, который меня лечил, не может ли эта прививка подействовать на мое состояние (на сердце и т.п.). В общем - увидим. Эта прививка - новый ров на моем пути (в смысле скуки, волынки, температуры и того, что нужно дозваниваться до лечившего меня доктора и, если нельзя прививаться, добывать справку об этом), но мне - наплевать. Все как-нибудь да и устроится. В Дом отдыха приехал некий Пяст - странный субъект болезненно-эпилептического вида с собачьими глазами и страдающий определенной одышкой и грузно-неповоротливым телом, равно как и узкой головой с высоко-желтовато-морщинистым лбом. Видно, что этот Пяст чем-то опасно болен, но жалость, которую к нему по этому поводу испытываешь, оттеняется некоторым омерзением. Сегодня, говорят критики, приедет их собрат Корнелий Зелинский. Посмотрим, что это за индивидуум. В Доме - те же разговоры о людях литературного мира, те же бурно выраженные возмущения и радости Мариэтты Шагинян и те же сухари к вечернему чаю. Вполне возможно, что потом, plus tard1, когда я отсюда уеду, мне будет скучно без писательского щебета и без той все-таки интересной и любопытной атмосферы, которая царит в Доме отдыха. С возобновлением моих школьных занятий я меньше думаю о моем будущем, и это, безусловно, хорошо, так как прикрывает мозг от бурь и надежд (в сущности, одинаково… глупых вещей). Тем не менее есть вещь, в которой я определенно уверен: это что настанут для меня когда-нибудь хорошие денечки и что у меня будут женщины… больше, чем у других. Это - здорово, и я в этом абсолютно убежден.
Дневник N 2 21 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня вылечил один зуб - как говорится, "et d'un"2. Хорошо. Получил отлично по географии - тоже хорошо. Вообще пока все идет сравнительно превосходно.
Сегодня опять видел эту болгарку, и опять каким-то образом, когда я встретил ее жаркие черные глаза и замечательные губы, я накачался оптимизмом и абсолютной уверенностью в моей силе и в том, что я достигну всего того, чего захочу.
Замечательное явление: коньяк или вино имеют аналогическое действие. Странно все-таки, что так на меня действует вид красивой женщины. Нет, действительно эта болгарка чудодейственна. Конечно, с такой приятно было бы поспать, но у меня в будущем будут такие же, по крайней мере, женщины. Приехал Зелинский - симпатичный и осторожный. Между прочим, я заметил, что мне вообще нравятся болгары. В Париже я был очень дружен с одной болгаркой, студенткой юридического факультета, и вообще мне болгары нравятся. В болгарских женщинах есть, бесспорно, какая-то чувственность во всем их образе, меня очень привлекающая. 24го я опять пойду лечиться, в час дня. Здорово. Когда я вылечу зубы, я буду себя чувствовать абсолютно всесильным. У меня еще в Париже было абсолютное сознание огромной моральной силы. Это очень хорошо - обладать таким ощущением: оно помогает в трудностях жизни. С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что для меня настанут хорошие дни, дни веселья и чувства силы, дни любви и обладания женщинами, дни радости удавшемуся. Да! Будут эти дни, я в этом уверен. А если не будут, то что ж? - наплевать, значит, не суждено. Но эти дни, конечно, будут.
Здорово все-таки действует на меня эта болгарка; чорт возьми - красивая!
Действительно - что-то вроде безвредного опиума…
Дневник N 2 23 марта 1940 года
Георгий Эфрон Вчера Муля получил от Али письмо, проливающее совершенно новый свет на все дело.
Она пишет, что "все дело рук Павлика и что ей много досталось из-за него: - Так вот где таилась погибель моя, мне смертию кость угрожала". И там что-то еще пишет, как они встретились в кафэ с Павликом и т.д. Павлик - это Павел Толстой, арестованный за два месяца до ареста Али, человек аморальный, блестящий, беспринципный, служил в ВОКСе (как и Николай Андреевич). Теперь объясняется арест Мили - она также служила в ВОКСе и имела отношение к Толстому. Толстой также приехал из Франции. Из письма Али явствует, что причиной всего явился Толстой. Муля думает, что Павел Толстой служил во французской разведке и сказал, что собирался завербовать Алю и Милю. А тут подоспел Васька из Испании, склоки на даче, советско-германский пакт - и всех арестовали. Толстой усиленно тянул Алю работать в ВОКСе и не знал, что папа приехал в СССР, так как отец сам говорил, что нужно непременно скрывать это от Павла. Муля думает, что Павла сейчас расстреляли. Я помню, как в детстве я катался на лодке с отцом и Толстым, в Версале. "Мне много напортил Павел". И "смертию кость угрожала" - это ясно говорит о решающей роли Павла в этом деле. И "кость" - потому что Павел худой и такой же длинный, как Митька. Аля работает с 6 утра до 6 вечера, и письма ее интересны и бодры. Она пишет, что все было бы хорошо, если бы не две вещи - сознание невинности (т.е. невиновности) и неважного здоровья. Пишет она забавно, порой даже весело. Как будто она сидит (т.е. живет) вместе с любовницей Павла Толстого, которая тоже из-за него сослана. Интересная штука! Все это крайне интересно. Но как кончится окончательно это дело? Ведь пока все на месте. Аля пишет, что очень завидует "здоровым девкам", которые могут работать а fond1.
Бесспорно, физическое развитие здесь имеет большое значение. Сегодня король Греции объявил, что столица Греции переводится из Афин на о. Крит, и говорит, что "греческий народ будет продолжать войну до победного конца". Немцы заняли Енину. Греческая армия в Эпире капитулировала. Английские войска продолжают отступать (в Греции). Да, положение греко-английских войск - паршиво. Бои идут упорно. По немецким сведениям, новозеландские войска оборонялись у Лариссы с ожесточенным упорством. Вчера слушал передачу "France Libre" - там говорил англичанин - о замечательном поведении лондонцев в течение и после "самых ожесточенных бомбардировок, какие знала история". Поговаривают о том, что немцы хотят захватить Гибралтар и пробраться через Египет к Суэцкому каналу. В школе - хорошие результаты: по литературе получил отлично, и, о чудо! - по химии не плохо, как ожидал, а пос. с минусом, а по геометрии пос. Еще не спрашивали по анатомии, физике, геометрии. По алгебре получил пос. Сегодня непременно буду слушать передачу "France Libre" - 10 h. 15. Был недавно у Тагеров и у Вильмонтов - и там, и там скука. Читаю Чехова и восторгаюсь.
Дневник N 2 25 марта 1940 года
Георгий Эфрон Вчера, 24го пролечил и вылечил еще два зуба - здорово, я рад. Завтра - последний зуб пойду лечить. Сегодня был у учителя, я с ним занимаюсь алгеброй и геометрией три раза в шестидневку. Соседи ссорятся за перегородкой - вот дураки!
Ничего нового нет. Я у всех выклянчиваю привезти мне из Москвы какие-нибудь номера "Интернациональной литературы". Чтение этого замечательного журнала доставляет мне истинное наслаждение. В Доме отдыха ничего не меняется да и не может измениться. Иногда споры; критики Ермилов, Зелинский, Перцов и Серебрянский - все веселые, культурные и симпатичные люди. Скоро - 28го, писатели нашего Дома отдыха проведут вечер с ребятами 8х, 9х, 10х классов нашей (Голицынской) школы. Сегодня весь Дом отдыха, включая и директоршу, говорил о "больном месте" - т.е. о школе. В сущности - все это пустые разговоры. Не между собой надо говорить, а с преподавателями и учениками. По-моему, истинно талантливый преподаватель отлично совладает с любым классом - в этом и все дело, чтобы были хорошие преподаватели. По-моему, нужно было бы устроить в нашей школе курсы "истории ВКП(б)" для всех желающих - это была бы замечательная штука. Болгарки я с последнего раза не видел и больше не гулял, так как простудился. Сейчас читаю книгу Мариэтты Шагинян "Мэсс-Мэнд"; эти два тома любезно подарила мне сама Мариэтта. От Мирэль, ее дочери, я получил желанную бумагу - теперь снова смогу малевать маслом свои безобразия. Муля сегодня не приехал - весьма очевидно, что был занят. Может быть, приедет завтра, а может, не приедет совсем - он страшно занят. Осталось пять дней до начала четвертой четверти и конца каникул. Я бы страстно хотел изучать английский язык, я его очень люблю, хотя Британию с Чемберленами, Хорами и Черчиллями не переношу. Хотелось бы изучать марксизм, ходить в Новозападный музей, учить английский язык, но все это теперь невозможно.
Ничего. Когда-нибудь все это и осуществится.
Дневник N 2 27 марта 1940 года
Георгий Эфрон Я простудился - кашляю, чихаю, насморк и лежу (слег сегодня) с повышенной температурой - 37,5. Кажется, прививку делать можно. До начала школы осталось четыре дня - авось вылечусь за этот срок. А потом сделают прививку от тифа - дня три, может быть, пролежу, самое большое. Мать уехала в Москву - авось Муля догадается захватить с собой книжки, бумагу и перья и передать все это маме. Я думаю, что у меня грипп. Несолидный же я человек, что-то слишком много болею.
Мать поехала на передачу. Сколько длится вся эта катавасия? Аля была арестована 27го августа и сидит в НКВД семь месяцев. Отец был взят 10го октября и сидит (после короткого пребывания в НКВД) в Бутырках 5 месяцев (и три шестидневки). Львовы были арестованы 7го ноября и сидят 4 месяца (и 20 дней), причем за эти четыре месяца и двадцать дней Алеша Львов "выбыл из строя арестованных", т.е. приговорен к 8 годам ссылки в Архангельскую область; Алеша сказал на свидании своей жене, что "я видел Алю, и это мне доставило большие неприятности". Вот и все. Муля смотрит на всю эту историю очень оптимистично - он говорит, что наши, конечно, будут освобождены, и говорит и думает это вполне искренно. Что ж, поживем - увидим.
Дневник N 2 28 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня утром температура снизилась - 36,9. Вчера навестил меня критик Зелинский - он умный человек, с хитрецой. Он был когда-то во Франции - служил в посольстве - и знает Париж. Он меня ободрил своим оптимистическим взглядом на будущее - что ж, может, он и прав, что через 10-15 лет мы перегоним капиталистов. Конечно, не нужно унывать от трудных бытовых условий, не нужно смотреть обывательски - это он прав. Сегодня он едет в Москву и привезет мне книжек советских авторов и, главное, несколько номеров "Интернациональной литературы". И Серебрянский обещал принести номер с половиной романа Стейнбека "Гроздья гнева". Я, конечно, к школе буду готов, а прививка может и не привиться (доктор Успенский, из Литфонда, говорит, что прививаются 4 из 500). Теперь я каждое утро занимаюсь русским языком, чтобы нагнать отставание (небольшое). Вчера мать привезла от Мули три учебника по французскому языку (6, 7, 8 класс), бумагу (теперь я на некоторое время обеспечен бумагой) и перьев Рондо (тоже обеспечен). Приятно читать опять по-французски - это замечательно красивый и элегантный язык.
Сейчас напишу Мариэтте Шагинян (по настоянию матери) благодарность за ее книги (и с надписью - это ничего) Дневник N 2 29 марта 1940 года Георгий Эфрон Сегодня, 29го марта 40го года, я и мать получили новый и громкий удар по кумполу.
В чем этот удар заключается? Утром мать вышла на улицу и встретила Серафиму Ивановну (директоршу Дома отдыха), которая сообщила, что теперь мы должны платить в два раза больше, чем раньше. Конечно, мама этого платить никак не может. Тогда Серафима позвонила в Литфонд, и там сказали - пусть платит как раньше (т.е. - теперь за одного). Итак, теперь мы будем ходить в Дом отдыха и брать пищу на одного человека и делить между собою. Кончено теперь хождение в Дом отдыха! Будем, конечно, есть дома. Так, 29го, после 3х месяцев и 16ти дней общение с пребывающими в Доме отдыха прекратилось. Это - конечно, большой удар по кумполу, и мы опять внизу волны. Смешно! Брать пищу на одного человека и делить поровну! К тому же вчера мать, не зная нового решения, послала прошение о продлении пищевой путевки на старых условиях. Возможно, что продлят на новых условиях (плата за одного человека), а возможно, что не продлят совсем, а тогда школа полетит к чортовой матери. Вот скучища! Надоело. И все, мне смешно: пища на одного человека, брать, как воры, и не быть там за столом. Мне-то лично наплевать, но каково-то маме! И вдвое увеличили цену - это здорово! Во всяком случае, до 12го апреля есть еда (на одного, делимая на два), и мы остаемся пока здесь. Если продлят на тех же условиях, то мы останемся здесь до мая, а потом придется переезжать в другую комнату в Голицыне, чтобы я смог кончить здесь школу и выдержать испытания; потом переедем (после конца испытаний, в июне) в Москву, т.е. не в Москву, а в Сокольники, в крохотную комнатушку. Нда!
Перспективы, нечего сказать! И так несладко жить, и вот новый удар, который не только лишает нас много пищи, лишает собеседников, но и удар, который некрасивый и несправедливый. В сущности, наплевать. Посмотрим, что будет дальше.
Дневник N 2 30 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мать уехала в Москву. Теперь она каждый день ходит за едой в Дом отдыха.
Унизительное положение! Что-то вроде нищенства, - нужно сказать спасибо Литфонду. Сейчас читаю - вернее, перечитываю замечательную книгу: Эрскин Колдуэлл, "Американские рассказы". Только что прочел книгу Паустовского "Колхида".
Смех берет - если сравнить обе вещи. Сегодня утром написал картиночку маслом - ничего для начинающего. Послезавтра пойду в школу. Все.
Дневник N 3 1 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вчера была жена Москвина - маме привезла папиросы, мне обещала привезти тетради (в которых я очень нуждаюсь, - в школе нет дневников). Вчера вечером был в Доме отдыха: сначала у Зелинского, потом у Гроссмана, куда пришли Зелинский и Любимова (она пишет детские пьесы). Потом я пил чай. Сегодня пошел в школу - там все то же самое. Зелинский привез "Интернациональную литературу", но этот номер я уже читал. Он поедет в столицу 4го и обещал еще кое-что привезти. Чему я научился во время моего пребывания в СССР? - Я научился жить каждым днем и не думать о будущем, раз это будущее все равно от меня абсолютно не зависит. Что хорошего в той комнате в Сокольниках? - То, что она близка (сравнительно) от центра, от Москвы и, следовательно, от развлечений. Единственное, что меня смущает, это - как будет мама с соседями, вернее, каковы будут взаимоотношения матери с соседями по кухне. Как бы не выходило скандалов, сплетен и т.п. Ну, ничего! Нужно жить каждым днем, я так и делаю и буду делать.
Дневник N 3 2 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня произошла прививка - так. В общем - здорово и не было больно прививать.
Во всяком случае, эта штука ликвидирована. Пока температура не подымается.
Укололи в живот - и он болит, но не очень, невелика беда. Сейчас читаю "Первые люди на луне", которые мне одолжил хрюкающий завуч. У этого завуча, у которого я беру уроки алгебры и геометрии, изрядная библиотека. Все продолжается по-старому: я хожу в школу, мать ходит в Дом отдыха за пищей, происходит оттепель, немцы и англо-французы не двигаются, земля все кружится, как оголтелая. В общем, скучища - больше не получаю газет из Дома отдыха, ничего не знаю о происходящих событиях, но скучища спокойная - без перемен. Надеюсь, что узнаю до 12го, срок кончины нашей путевки, продлили ли эту путевку или нет. Я думаю, что продлят (подумаешь, одно питание на одного человека, и мы еще и платим). Мне вообще начхать, но пока живу и наслаждаюсь (конечно, относительно) жизнью.
Дневник N 3 5 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня ночью тошнило, и было расстройство желудка, а также здорово болел живот.
Сегодня в школу не пошел, а валяюсь в кровати. Нарисовал две хорошие штуки, сделал русский письменный, решил две задачи по алгебре и теперь лежу просто так.
Теперь почти каждый вечер я и мать ходим в Дом отдыха пить чай. Литфонд предоставил нам даровую путевку на 2 с половиной месяца (путевка для меня, чтобы мог окончить здесь учиться). Но у мамы нет денег, и она взяла, по советам Серафимы Ивановны, директорши Дома отдыха, эту путевку для нас двоих, и, таким образом, мы все же не будем ходить в Дом отдыха, но платить не будем ничего, кроме платы за комнату. Сегодня почему-то думал о Майе Левидовой - как-то не верится, что я у них бывал, и с ней говорил, и даже ходил в музей. Пока я езжу в Москву, но потом, когда переедем, остается вопрос - возобновить мне с ними отношения или нет? Хотя я и умнее Майи, гораздо умнее, но все же она как-то выше стоит, чем я: учится в художественном техникуме, сдает нормы на ПВХО, имеет товарищей, перед ней путь ясен, абсолютно - кончит техникум, поступит в институт; она уже сейчас делает рисунки и картины маслом совсем "классически".
Ее путь виден и ясен. Во всей совокупности этих фактов, в более широкой полноценности ее жизни, она, бесспорно, как-то выше меня, и это меня смущает. Я познакомился с семьей Левидовых посредством телефонного звонка Мули. Муля хотел меня познакомить с Майей для того, чтобы узнать кое-что о техникуме, где она учится, и куда я намеревался позже, в ту пору, поступить. После того как я узнал, что мне было нужно, я стал иногда к ним ходить. Они всегда были рады моим посещениям, но мне всегда чудится какая-то искусственность таких отношений. В сущности, я Майе ничего не приношу, и она мне ничего не приносит. Мы с ней ничем не связаны, кроме как абсолютно различными понятиями об искусстве и его целях. Я с ней был в Музее западных искусств, и мы неплохо провели время, но все-таки мы ничем не связаны. Последний раз я у них был 24го февраля: месяц и две шестидневки тому назад. Почему я к ним ходил? Потому что Левидовы люди культурные, особенно отец. Я всегда могу там поистине хорошо поесть. Майя, бесспорно, привлекательна, и, когда я от них ухожу, я как-то накачан оптимизмом и верой в хорошие для меня дни. А вместе с тем когда я смотрю на это со стороны, то мне кажется, что эти отношения ненормальные, не будучи, в сущности, ни на чем основаны, кроме того факта, что Левидов ценит и высоко ставит как поэта мою мать (хотя и не знает ее), и на телефонном звонке. Кроме того, тот интерес, неизбежный к человеку, недавно приехавшему из-за границы, постепенно и со временем утрачивается, что абсолютно понятно. Конечно, мне приятно глядеть на Майю и пить коньяк ее присутствия, но ей-то каково? Вот вопрос. Конечно, я всегда могу показать мои новые рисунки - это любит вся семья. Майя признает, что такого карикатуриста, как я, не найдется во всем их техникуме. Впрочем, я думаю, что этот вопрос об общении с Левидовыми (основанный, в сущности, на общении с Майей) как-нибудь разрешится, особенно когда я буду жить в Сокольниках, близко от Москвы. Интересно, как Майя выглядит в летнем платии? - Должно быть, здорово. Она и так хорошенькая в ее теперешней одежде, а в летней, наверное, совсем "зажигательна". Левидовы, конечно, куда-нибудь уедут на лето, но, тем не менее, я надеюсь увидеть Майю еще до их отъезда.
Я стал гораздо меньше есть, и ничего, чуть ли не вегетарьянские образы мыслей.
Еда как-то мне опротивела; даже когда дают один обед на двоих, выходит слишком много на одного. Муля послал нам телеграмму, в которой говорит, что приедет 8го, т.е. через два дня. В этой же телеграмме говорится о том, что 12го приедет Гольцев, человек, который до сих пор "ведал" предоставлением маме работы по переводам. Мама поедет 10го в Москву. Все-таки жизнь, в конце концов, довольно интересная (с объективной точки зрения). Поживем - увидим, опять "старая русская поговорка".
Дневник N 3 9 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вчера был Муля с Иришей - женой Алеши (сына Львовых). Ириша похудела, но все такая же веселая. Ссылка Алеши не очень ее угнетает; впрочем, она права. Я очень рад, потому что в Москве со вчерашнего дня идет новый американский фильм, который называется "Сто мужчин и одна женщина". В выходной день я на него пойду - Муля обещал достать билеты для меня, Ириши, мамы и себя самого. Ведь не шутка!
Американский фильм в Москве! Я узнал от Мули, что Левидовы несколько раз спрашивали его, что со мной и почему я к ним не прихожу; неплохо. Написал записку Митьке (младшему сыну Львовых), с которым, несмотря на мое отрицательное отношение к остальным членам его семьи, я в хороших товарищеских отношениях.
Попытаюсь ему позвонить, когда буду в Москве. Довольно скучно, что мама тоже хочет посмотреть этот фильм, иначе я бы мог или сговориться с Митькой, или пойти с Майей. Ну, ничего. Интересно, какой будет звук на этом фильме и как отнесутся к нему советские зрители. У нас в школе непрерывные скандалы, грязь, неорганизованность и полнейшая неразбериха. Хотя учусь я неплохо, даже хорошо, и относятся ко мне почти все замечательно, но школа мне порядком надоела. Хотели поехать в Москву к Лиле 11го, чтобы там переночевать, но оказалось, что у Лили (папиной сестры) свинка или ангина, так что придется поехать в выходной день и в выходной же вернуться. Думаю, что мне не удастся повидать Митьку. Митька болел туберкулезом, долго лежал в больнице и в санатории. Он исключительно культурен и остроумен и мне с ним всегда интересно. Мать его всем сердцем не любит, да и Муля его недолюбливает, и это составляет препятствие тому, чтобы я смог с ним повидаться, но, тем не менее, я сделаю все возможное, чтобы хоть раз с ним встретиться, тем более что, по словам Ириши, он скоро должен уехать в подмосковную дачу, чтобы продолжать лечение. Я ему непременно позвоню в Москве.
Узнал от Мули, что болшевская дача, где мы раньше, с приезда по аресты, жили, занята новыми жильцами. Интересно: как нам, отдадут или не отдадут этих вещей?
Муля поедет "в разведку" в Болшево, чтобы разузнать, как обстоит дело насчет этих вещей. Получил очень интересный номер "Интернациональной литературы" от Зелинского, который содержит часть романа Стейнбека "Гроздья гнева" и ряд других рассказов, стихов и разных разностей со всех концов света. Познакомился в школе с симпатичными молодыми людьми и вчера гулял с ними по улице, до станции, здорово веселясь. Сейчас пойду пить чай в Дом отдыха.