Страница:
– Это универсальное зелье, – заверила меня Тутулия, – может, пока приляжем?
В другое время я бы отреагировал на ее предложение с энтузиазмом, но сейчас, перед липом опасности, я воспринял его как издевку.
– Идите вы! – сказал я.
Меня сильно раздосадовало исчезновение длинноухого – он был мне хорошим другом, и теперь я испытывал по отношению к единорожицам сильное раздражение. Я отпихнул их и пошел к дороге.
«Длинноухий решил остаться с ними? Прекрасно. Значит, дальше я пойду пешком, как шел раньше».
– Немедленно остановись! – с раздражением выкрикнула Балалия.
Испытав легкий укол страха (мало ли что они могли придумать), я продолжал следовать заданным курсом – не хватало еще откликаться на окрики тупоумных самоуверенных дамочек. В ее голосе прозвучал металл, но, чтобы сейчас остановить меня, необходимо было что-то потверже металла.
Достигнув дороги, я обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как на меня несутся два единорога. Обе дамы приняли лошадиный облик, они склонили головы и нацелили острые шипы мне прямо в грудь. Их копыта дробно стучали… Я резко прыгнул в сторону, так что они пролетели мимо. Не обернись я – и сейчас распластанный лежал бы в дорожной пыли, а на моем лбу был бы отчетливо виден отпечаток копыта единорога.
– Эй вы, – сердито закричал я, – вы что, вконец обалдели?!
Их мой крик мало взволновал: я собирался сбежать, я не хотел становиться единорогом, а это означает только одно – я враг, со мной надо расправиться, меня нужно убить.
«Может, действительно выпить их чертово зелье? Все равно оно на меня, скорее всего, не подействует».
Единорожицы заходили на второй круг. Они посмотрели на меня налитыми кровью глазами, потом опустили головы и понеслись ко мне. Ну все, мне наскучило их скверное поведение. В конце концов, сколько можно было терпеть? Я стремительно стал ткать в воздухе огненный знак, постарался, чтобы он был как можно более острым и крупным. Знак получился монументальным, словно храм, выстроенный богами. Я швырнул его на землю, а сам отбежал на несколько шагов, чтобы он закрыл меня от «лошадок» и направленных мне в грудь рогов.
Свой стремительный бег прервать они не успели – одна из единорожиц напоролась на знак грудью, другая в последний момент кинулась в сторону, ее занесло – и она распорола себе бок. Кажется, это была Ту-тулия. Знак растворился в воздухе, и обе рухнули на землю, заливая ее голубой кровью. Тутулия все еще пыталась подняться, вздрагивала своими длинными тонкими ногами и вбивала их в сырую от крови землю, а из ее рассеченного бока вывалились внутренности.
«Ну вот, допрыгались… Так я и знал, что добром общение с единорогами не закончится».
Я приблизился. Балалия не двигалась, а Тутулия шевелила ногами и тяжело дышала, раздувая большие лошадиные ноздри. Дыхание вырывалось из ее горла шумно, со свистом, наверное, знак распорол ей легкие… Потом единорожица стала издавать слабое ржание. В этих звуках мне послышалось что-то, отдаленно напоминающее человеческую речь. Я приложил руку к уху и присел на корточки. Тутулия явно пыталась что-то сказать… Я наклонился еще ниже и наконец различил.
– Эпирукии, – бормотала она, разжимая коченеющие губы, – Эпирукии.
Вот оно что… Она вовсе не хотела передать мне свою предсмертную просьбу, а призывала правителя народа единорогов. Если он все же решит прийти на ее зов, то мне не поздоровится, а потому лучшее, что я мог теперь сделать, это спешно покинуть сию местность.
Я вскочил на ноги и двинулся прочь по дороге в ту сторону, куда мы еще совсем недавно направлялись вместе с длинноухим, пока он не увидел этих проклятых единорожиц, испортивших нам все путешествие. Я шел стремительно, время от времени оборачиваясь через плечо. Позади мне мерещился перестук тяжелых копыт Эпирукия.
«Это же надо, – вдруг посетила меня поразительная мысль, – а ведь длинноухий, если попробует зелья единорога, тоже сможет принимать человеческий облик». Осознание этого факта так поразило меня, что я на мгновение замер, а когда пришел в себя, то понял, что действительно слышу отчетливый стук копыт. Причем, судя по звуку, за мной несся целый табун единорогов, разгневанных смертью сестер. Тогда, не дожидаясь развязки, я побежал – пока успею сотворить что-нибудь похожее на огненный шар, они затопчут меня насмерть.
Я бежал и боялся обернуться, потому что мне казалось, я знаю, что там увижу: табун единорогов, несущихся во весь опор с одной только целью – затоптать меня насмерть. Перестук становился все ближе, я метнулся с дороги вправо, споткнулся о камень и упал, сжав голову руками. И вдруг топот стих. Я лежал в страхе, опасаясь даже пошевелиться, потом приоткрыл один глаз, убрал ладонь и обернулся. На дороге застыл отряд всадников. Их было около пятнадцати, хорошо вооруженные молодцы в броне, с привешенными к поясу мечами и арбалетами. Все они с удивлением смотрели на меня…
– Здоров же ты бегать, приятель, – с благожелательной улыбкой сказал один из них, наверное главный, его шлем был украшен серебристым вензелем, – давно не видел, чтобы у кого-нибудь так пятки сверкали.
Я до сих пор не мог поверить, что это обычные люди, а не мифический Эпирукии со своим шипастым воинством.
– Я… я думал, что это единороги…
– Единороги? – Воин привстал на стременах. – Я слышал, что они есть в этих местах…
«Наверное, они не видели Балалию и Тутулию, напоровшихся на огненный знак, – я убил их немного в стороне от дороги, а – если бы видели, уверен, у них возникло бы ко мне куда больше вопросов».
– Есть в этих местах? – переспросил я. – Да они забрали моего коня, чтобы сделать его единорогом, и то же самое пытались проделать со мной! Но я сбежал от них… Я думал, это единороги гонятся за мной.
– У меня в прошлом году они забрали брата, – свирепо проговорил один из воинов, – в прежние времена они так себя не вели, похоже, совсем распоясались.
– А я потерял сестру, – поддержал его другой.
– Мы из крестьянского ополчения, видишь, как нас хорошо подготовили, скидывались на солдатские обновки всем селом, вот направляемся в Катар, приятель, – сказал главный, – чтобы служить тамошнему королю. Если хочешь, мы можем взять тебя с собой…
– А я думаю, что мы сначала должны свернуть шеи единорогам, – выкрикнул тот, что потерял брата, – слишком много нечисти развелось в королевстве, уже приличному человеку по дороге не проехать.
– Ну не знаю, Огель, ты уверен, что нам надо это делать? – Главный задумчиво покачал головой…
– Я-то уверен, вопрос только в том, захочешь ли ты сражаться. – Этот Огель выглядел очень решительным малым.
– А может, лучше уехать? – спросил я. – Может, не стоит связываться с единорогами? Они умеют очаровывать, и потом их очень много…
– Может, и не стоит, – поддержал меня командир этого небольшого отряда…
Но единороги не оставили ополченцам выбора. Они появились неожиданно… Послышался дробный стук копыт, такой громкий, что земля затряслась, а потом со всех сторон нас обступили единороги. Их было великое множество, столько, что они мгновенно заполонили все кругом, выставили в нашу сторону острия шипов и рассматривали нас умными серыми глазами.
– Ну ничего себе! – сказал Огель, поправляя внезапно съехавший на ухо шлем. – Эй, что вам нужно?!
– Позволь мне, Огель, – выкрикнул тот, у которого шлем был с вензелем, – по-моему, мы уже решили, что за главного буду я.
– Хорошо-хорошо… – сказал Огель.
– Эй, что вам нужно?!
«Цирк да и только. Тоже мне воины».
Среди единорогов тем временем возникло волнение, они расступились, и в образовавшийся проход стал протискиваться огромный жеребец – таких я в жизни не видел – с лиловой гривой и мордой, словно высеченной из камня. Голова его было шишковатой, а шип был в несколько локтей длиной – более всего он напоминал шпиль башни. Несомненно, это был сам Эпирукий. Он казался очень суровым и злым.
Единороги явно предпочитали лошадиное обличье, иначе в общении с людьми они выглядели бы как люди.
Окруженный яростными единорогами, я почувствовал, что, кажется, мой последний час настанет очень скоро.
Кони под воинами заволновались. Они заприметили симпатичных лошадок, и теперь их усмиренные души рвались к свободе, они видели сотни неоседланных единорогов и ощущали опьяняющий вкус вольной жизни. Кони забили копытами…
– Э-э-э! – закричал Огель. Его сбросили первым, он тяжело рухнул в пыль и вскочил на ноги, но его жеребец быстро смешался с ощерившейся остриями в нашу сторону толпой.
Увидев, что животные сделались неуправляемыми – они вставали на дыбы, били копытами, выгибали спину и старались всеми силами скинуть седоков, – остальные воины поспешили спрыгнуть на землю. Почти сразу лошади покинули своих всадников – только они их и видели.
Эпирукий приблизился почти вплотную, незаметно для глаза обратился в массивного человека со светлой кудрявой шевелюрой и ухватил меня за запястье крепкой жилистой рукой.
– Ты умрешь! – проревел он мне прямо в лицо, сильно забрызгав меня слюной.
«Все понятно, значит, лошадок уже нашли…»
– Ты убил наших сестер…
Увидев, что мои новые знакомцы глядят на меня так, словно я виновен во всех грехах еще со времен Сотворения мира, я поспешно выкрикнул:
– Ваши сестры чуть не прикончили меня – мне пришлось защищаться!
– Ты не хотел стать единорогом – ты достоин смерти!
– Эй, любезнейший! – Командир отряда выхватил меч и резко приставил его к горлу Эпирукия. – Я вот сейчас тебе горло перережу, тогда ты уже не будешь тут сердито вякать.
«А парень-то оказался весьма расторопным малым, – подумал я, – не ожидал от этих крестьянских рекрутов подобной прыти».
– Это не ваше дело, – выдавил Эпирукий, стараясь говорить очень аккуратно, чтобы случайно не напороться острым кадыком на лезвие меча. Он шумно проглотил слюну.
– Ты давай-ка лучше, – сказал отважный парень, – попроси этих своих единорогов разойтись по-хорошему, мы убираемся отсюда… И этого, как там ты его назвал, забираем с собой.
Эпирукий моргнул одним глазом, и толпа его подданных нехотя посторонилась, давая нам пройти. Мы проследовали через живой коридор вместе с их королем, который осторожно переступал ватными от страха ногами.
– В родном селе я пахал на лошадях, – поделился с ним командир отряда, – но лошади были, как правило, слабые, много на них не вспашешь, а вот на тебе я бы вспахал целое поле… Да на тебе не то что пахать, тебя можно для перетаскивания бревен использовать – силищи-то вон сколько.
Эпирукий скрипнул от злости зубами, но смолчал: сейчас он был полностью во власти человека.
– И даже не думай о том, чтобы снова превратиться в лошадь… – продолжал тот, – ой, прости, в коня… тебя, кажется, задела моя ошибка, лошадь…
Воины шли, обнажив мечи и держа на изготовку щиты, чтобы защититься от направленных на них шипов. Они были готовы принять бой в любой момент – вот тебе и деревенщина… Но единороги опасались нас трогать: мы овладели их королем. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Кажется, мне удастся избежать и этой опасности. Сам всевышний послал мне на подмогу этот отряд…
Мы отошли от табуна единорогов на несколько шагов, когда вдруг из угрожающей, напряженной толпы появился мой длинноухий приятель. Или, вернее, тот, кем он стал.
Несмотря на то, что во лбу у него теперь посверкивал шип – спасибо зелью единорогов, – я с радостью шагнул к нему, потому что решил, что он одумался и направляется ко мне. Но длинноухий только раздраженно мотнул в мою сторону головой и внезапно кинулся на храбреца, державшего меч у горла Эпирукия. Я не успел даже вскрикнуть, как мой бывший конь отшвырнул меня и еще нескольких воинов. Шлем с вензелем слетел с головы несчастного, когда длинноухий врезался в него и проткнул ему грудь. Эпирукий мгновенно ухватил главного за руку, но тот все же успел слабо чиркнуть его по горлу, после чего уронил меч и рухнул на пол. Король единорогов грязно выругался и, приложив ладонь к длинной, но неглубокой царапине, помчался прочь. Я ошарашенно смотрел, как длинноухий, совершив убийство, разворачивается и бежит рядом с Эпирукием обратно к табуну. Он и раньше не отличался покладистым характером и частенько порывался кого-нибудь изувечить, но теперь он совершил открытое предательство. Он предал меня. Быть может, сам того не сознавая, но все же предал. Все. Нашей дружбе пришел конец.
Один из воинов сделал длинный выпад, упав на колено: он попытался дотянуться до длинноухого, но не достал его.
– Я принимаю командование, – прокричал Огель. – Сомкнуть ряды. Эй ты, как там тебя, давай за наши спины…
Я не заставил себя долго упрашивать и в несколько прыжков оказался позади них.
Табун ощерился шипами, единороги гневной волной ринулись на нас.
– Любовь и жизнь одна, она нам не нужна… – скороговоркой пробурчал Огель и, размахнувшись, рубанул по шее одного из нападавших, который целил ему в бедро.
– Сначала убейте вот этого, – проорал Эпирукий и ткнул в меня пальцем, – с остальными разберемся позже.
После этих слов он снова принял лошадиное обличье и кинулся в бой… В тот момент, когда Эпирукий несся на нас, более всего он походил на обломок скалы, который какой-то неведомой силой был запущен в нашу сторону, настолько он был широк – практически неохватен, – быстр и неотвратим.
– Вот черт, – выругался Огель и отшатнулся, наступив мне на ногу: я прятался за его спиной.
Здесь мог помочь только метеоритный дождь. Не размышляя ни секунды над тем, какие последствия он может иметь в такой толкучке, я поднял руки, свел ладони и разбросал их в стороны, выкрикивая страшные слова заклятия. Несколько воинов, отбивавших атаки единорогов, обернулись… И почти в ту же секунду послышался дикий свист, небо потемнело, а затем взорвалось. Огромные огненные обломки посыпались на единорогов, разрывая в клочья их лошадиные тела, пробивая насквозь черепа, дробя кости, лишая их возможности двигаться, думать, чувствовать что – либо кроме горячего и обжигающего страха.
Эпирукий, который уже был совсем рядом, внезапно замер, увидев, что происходит, метнулся назад, и в то же мгновение получил сильнейший удар в голову, расколовший ее надвое, словно грецкий орех.
Он стал заваливаться на бок и придавил своим мощным гелем Отеля, тот отчаянно закричал от боли. Воины рассыпались в панике и побежали кто куда, поминутно натыкаясь на крупы единорогов. Через мгновение после начала метеоритного дождя ими была завалено все поле. Многие соплеменники Эпи-рукия в надежде, что в человеческом обличье у них будет больше шансов спастись, стали людьми… Теперь уже неясно было, кто есть кто. Все смешалось. Воздух и земля клокотали бурей. Меня царапнул вдоль плеча мелкий метеорит, разодрав рубашку и кожу, кровь сразу же пропитала рукав… От боли в глазах у меня немного помутилось, и я присел на землю… Слышались крики и топот сотен человеческих ног. Люди и единороги метались по полю, попадали под свистящие раскаленные камни…
Дождь стих внезапно, так же, как и начался. Над вспаханной тысячей метеоритов землей стелился едва заметный белый дымок, уцелевшие клочки растительности были обильно сдобрены кровью, все вокруг завалено частями тел убитых. Единороги и люди в страхе разбежались… Единственными, кто пережил метеоритный дождь на этом поле, были я и Огель, придавленный тушей Эпирукия. По ней многократно колотили острые камни, превратили конское тело в окровавленную рванину, так что можно было сказать, что Отелю повезло. Зажимая рану на плече, я приблизился к нему… Воин поднял заляпанное грязью и гарью лицо…
– Это ты устроил? – сипло проговорил он. Я кивнул:
– Иногда приходится защищаться вот таким эффектным способом…
– Не мог устроить немного пораньше? – Он сипло закашлялся.
– Надеялся, что все обойдется..
– Ага, обойдется! – Огель попытался вытянуть себя из-под останков Эпирукия, но не смог.
– Давай помогу…
Вместе мы кое-как справились с громоздким телом единорога и присели на теплую и сырую от крови землю…
– Можно сказать, что ты меня выручил, – сказал Огель.
Похоже, он совсем забыл, что я же и втравил его самого и его товарищей в это дело. Такой расклад меня вполне устраивал. Порой приятно общаться с круглыми идиотами.
– Всегда рад помочь…
– И я, – откликнулся он, – ну давай руку, будем знакомы.
Я протянул ему руку, и мы заключили крепкое рукопожатие, после чего Огель поднялся на ноги.
– Я отправляюсь в обратный путь, расскажу о происшедшем, надеюсь, наши смогут найти для меня еще немного денег…
Я едва не рассмеялся, но все же мне удалось сдержать себя:
– Великолепная идея, – заметил я, – удачи тебе.
– А ты не хочешь отправиться вместе со мной? Тебе там тоже окажут помощь, накормят, обогреют.
– Боюсь, здесь наши дороги расходятся.
– Расходятся? – удивился он. – Но как же ты собираешься появиться в Катаре без гроша в кармане? Ты должен будешь заплатить подорожный сбор, который стража взимает со всякого, кто только входит в великий город.
– Как-нибудь решим эту проблему. – Я беззаботно махнул рукой.
– Понимаю, – с уважением протянул Огель, – ты собираешься воспользоваться темным колдовством?
– Что-то вроде этого… – Я еще раз пожат его руку.
– Может, когда-нибудь увидимся? – проговорил Огель.
– Может…
Я поспешно развернулся и, не оглядываясь, отправился дальше, на восток. Там, за несколькими поворотами дороги, меня ждал Катар.
Кошмар пятнадцатый
Тому, что Катар был так велик, в немалой степени способствовало то, что в прежние времена город был крупным портом. Здесь пересекалось сразу несколько крупных торговых путей – сухопутных и морских. Кое-кто весьма предприимчивый и носатый, по слухам, пытался организовать также воздушный путь, но драконы, благодаря которым идея должна была осуществиться, плохо поддаются дрессировке. Так что пришлось ему довольствоваться меньшими доходами Тем не менее после того, как город был основан, он очень быстро стал развиваться самостоятельно, постепенно сделавшись столицей Катарского королевства. Впрочем, городом он именовался весьма условно. По сути дела, Катар и был государством. В его состав входило несколько мелких поселений, но все они были настолько малы, что можно было не придавать им значения. Здесь жили вконец обнищавшие крестьяне, да еще сюда порой высылали на поселение провинившихся перед короной горожан.
Все эти сведения я почерпнул из книг еще в отрочестве.
Столица Катара вдохнула в меня аромат былого веселья – когда-то мы с Ракрутом де Миртом устраивали замечательно шумные пирушки в большом городе, обнимали за осиные талии томных красоток. То время возвращалось ко мне теперь целым фейерверком красочных образов и необычайно приятных ощущений. В воспоминаниях тоже можно купаться и даже утонуть, если слишком увлечься.
Не успел я и пары шагов ступить по мощенной булыжником широкой мостовой, как был немедленно остановлен отрядом городской стражи.
– Документ, – потребовал усатый детина, одетый в сине-красный костюм из добротного сукна и стальную кирасу, на голове его красовалась бронзовая каска с двумя маленькими рожками.
Я развел руками.
– Что, нет документа? – изумился он. – А куда тогда суешься, бродяга? Эй, Пайпер!
Коренастый Пайпер мгновенно прибежал, подчинившись приказу командира.
– Этот вот, без документов, собирался просочиться…
– Послушайте, мне нужно…
– И не начинай! – рявкнул Пайпер. – Без документа ты никто, просто бродяга… Да, Арен?
– Вот именно. – Арен рассматривав меня своими маленькими поросячьими глазками. – Но если у тебя есть пара катарских серебряных монет, это, разумеется, все изменит…
– У меня нет катарских монет… – изобразив обреченность, проговорил я.
– Это очень плохо, – сказал Арен, – значит, нам придется сдать тебя в распределитель. Ты же знаешь, что такое распределитель инквизиции?
– Нет, боюсь, что не знаю, а что это?
– Это такое место, где тебе предстоит сознаться во всем… – Арен явно упивался властью, должно быть, он очень дорожил своей работой… – К тому же я, кажется, узнал тебя, бродяга, у тебя шрам на спине, и ты уже пытался проникнуть на территорию нашего города…
– Да я здесь впервые… И нет у меня никакого шрама на спине…
– Без разговорчиков, – рявкнул Арен, надвигаясь на меня.
– А может быть, я просто пойду своей дорогой, выйду из города и отправлюсь куда-нибудь…
– Боюсь, что уже нет! Пайпер, берем его под стражу, неси кандалы…
… Я бодро шагал по центральной улице, насвистывая незатейливый мотив. До чего же все-таки приятно заставлять людей расставаться с их мерзкими иллюзиями. Два стража в сильно обгоревшей одежде лежали на полу в караульной будке без сознания. Сама будка до сих пор дымилась, она начисто выгорела изнутри. Чтобы они не слишком быстро отправились в погоню, когда придут в себя, я на всякий случай сковал их кандалами друг с другом, а заодно пристегнул обоих к оконным рамам.
Оказаться в большом городе было просто восхитительно. Однако следовало где – то набить желудок. Голод уже давал себя знать. Также надо было подыскать местечко, где бы я мог применить свои таланты и заработать деньжат.
Первое подходящее заведение, которое я обнаружил, носило звучное название таверна «Коготь дьявола». Ага, кажется, то, что нужно! Не раздумывая ни секунды, я толкнул дверь и вошел внутрь. Сначала полумрак показался мне совершенно непроглядным, но потом во тьме проступили очертания стульев, столов и до чрезвычайности пьяная публика за ними Чье-то бормотание, одинокие выкрики, стук глиняных кружек об отполированную рукавами поверхность стола и ровный гул нетрезвых голосов доносились до меня вместе с эхом – свод заведения сейчас находился вровень со мной, так что сама таверна «Коготь дьявола» фактически располагалась под землей. Она освещалась тусклым светом свечей из привешенного к потолку плоского металлического светильника. Конечно, на такое обширное пространство пяти свечек, догоревших почти дотла, было крайне мало. Но хозяина заведения этот факт совершенно не смущал. Он стоял возле стойки, навалившись на нее увесистым животом, и наблюдал, как две мухи сидят на краю глиняной кружки, опустив в светлый эль свои маленькие хоботки. Похоже, он всерьез размышлял о том, что, если мухам его эль нравится, значит, его вполне можно было бы разбавить еще немного.
Я сбежал по скрипучей деревянной лестнице в зал и приблизился к стойке.
– Чего тебе? – лениво сказал хозяин таверны, подняв на меня масленые голубые глазки.
– Эля…
Он придвинул мне кружку, из которой лакомились мухи:
– Три медных катара.
Я повернулся в сторону зала. Теперь мои глаза привыкли к полумраку, и я смог разглядеть заведение во всех подробностях. Настоящая клоака. Здесь не было никого, кто мог бы представлять финансовый интерес, вся публика сплошь низшего сословия, пропившая последнее достояние еще на прошлой неделе. Кое-кто из них, могу поспорить, даже не уходил отсюда, а просто отваливался от стола и засыпал, забыв про все на свете.
– Пожалуй, тогда не стоит, – сказан я хозяину или ты, может быть, нальешь мне неразбавленного?
Он что-то буркнул и демонстративно отвернулся.
– А что это твое заведение называется «Коготь дьявола»?
– На то есть причины. Так ты будешь что-нибудь заказывать или мне позвать кого-нибудь, кто тебя отсюда вышвырнет?
– Не надо никого звать, лучше скажи мне, не знаешь ли ты кого-нибудь, с кем я мог бы перекинуться в погер?
Хозяин таверны зло на меня уставился:
– А ты играешь в погер?
– Я профессионал погерной игры, – без ложной скромности сообщил я. – Найди мне партнеров по игре, и двадцать процентов моего выигрыша твои.
– Шестьдесят…
– Тридцать…
– Сорок пять…
– По рукам.
Хозяин перегнулся через стойку, подзывая меня поближе.
– Есть у меня один постоялец, – проговорил он заговорщицким шепотом, – живет в жилой части моего заведения, последняя дверь справа в конце коридора. Это он давным-давно попросил, чтобы я назвал таверну «Коготь дьявола», так вот – он в погер просто отлично играет… Можешь пройти к нему и договориться об игре. Только не забудь про мои пятьдесят процентов.
– Сорок пять?
– Ну да, сорок пять.
– Я самый честный человек на свете.
– Да уж вижу по твоей хитрой физиономии…
Хозяин тяжело вздохнул, пока я обходил вокруг стола. Наверное, его часто обманывали посетители: выигрывали много денег, но никогда не отдавали долг. Позже я понял, что, скорее всего, его мучила совесть, если только совесть может мучить столь недостойных людей.
За стойкой бара открывался узкий коридор, в котором было всего пять дверей. Постояльцы, должно быть, не слишком прихотливы, потому что дощатый пол был ужасно грязным. Складывалось впечатление, что здесь проехал отряд всадников, лошади роняли с копыт комки глины и грязь, а всадники вытряхивали на пол содержимое своих деревянных трубок… А может, здесь просто никогда не убирались. Чем-то мне это местечко напомнило гостиницу с розовыми занавесками, в которой я расстался с девственностью в объятиях юной и жадной проститутки. Только здесь было намного отвратительнее, воздух пах гарью, прокисшим элем и несвежей одеждой.
В другое время я бы отреагировал на ее предложение с энтузиазмом, но сейчас, перед липом опасности, я воспринял его как издевку.
– Идите вы! – сказал я.
Меня сильно раздосадовало исчезновение длинноухого – он был мне хорошим другом, и теперь я испытывал по отношению к единорожицам сильное раздражение. Я отпихнул их и пошел к дороге.
«Длинноухий решил остаться с ними? Прекрасно. Значит, дальше я пойду пешком, как шел раньше».
– Немедленно остановись! – с раздражением выкрикнула Балалия.
Испытав легкий укол страха (мало ли что они могли придумать), я продолжал следовать заданным курсом – не хватало еще откликаться на окрики тупоумных самоуверенных дамочек. В ее голосе прозвучал металл, но, чтобы сейчас остановить меня, необходимо было что-то потверже металла.
Достигнув дороги, я обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как на меня несутся два единорога. Обе дамы приняли лошадиный облик, они склонили головы и нацелили острые шипы мне прямо в грудь. Их копыта дробно стучали… Я резко прыгнул в сторону, так что они пролетели мимо. Не обернись я – и сейчас распластанный лежал бы в дорожной пыли, а на моем лбу был бы отчетливо виден отпечаток копыта единорога.
– Эй вы, – сердито закричал я, – вы что, вконец обалдели?!
Их мой крик мало взволновал: я собирался сбежать, я не хотел становиться единорогом, а это означает только одно – я враг, со мной надо расправиться, меня нужно убить.
«Может, действительно выпить их чертово зелье? Все равно оно на меня, скорее всего, не подействует».
Единорожицы заходили на второй круг. Они посмотрели на меня налитыми кровью глазами, потом опустили головы и понеслись ко мне. Ну все, мне наскучило их скверное поведение. В конце концов, сколько можно было терпеть? Я стремительно стал ткать в воздухе огненный знак, постарался, чтобы он был как можно более острым и крупным. Знак получился монументальным, словно храм, выстроенный богами. Я швырнул его на землю, а сам отбежал на несколько шагов, чтобы он закрыл меня от «лошадок» и направленных мне в грудь рогов.
Свой стремительный бег прервать они не успели – одна из единорожиц напоролась на знак грудью, другая в последний момент кинулась в сторону, ее занесло – и она распорола себе бок. Кажется, это была Ту-тулия. Знак растворился в воздухе, и обе рухнули на землю, заливая ее голубой кровью. Тутулия все еще пыталась подняться, вздрагивала своими длинными тонкими ногами и вбивала их в сырую от крови землю, а из ее рассеченного бока вывалились внутренности.
«Ну вот, допрыгались… Так я и знал, что добром общение с единорогами не закончится».
Я приблизился. Балалия не двигалась, а Тутулия шевелила ногами и тяжело дышала, раздувая большие лошадиные ноздри. Дыхание вырывалось из ее горла шумно, со свистом, наверное, знак распорол ей легкие… Потом единорожица стала издавать слабое ржание. В этих звуках мне послышалось что-то, отдаленно напоминающее человеческую речь. Я приложил руку к уху и присел на корточки. Тутулия явно пыталась что-то сказать… Я наклонился еще ниже и наконец различил.
– Эпирукии, – бормотала она, разжимая коченеющие губы, – Эпирукии.
Вот оно что… Она вовсе не хотела передать мне свою предсмертную просьбу, а призывала правителя народа единорогов. Если он все же решит прийти на ее зов, то мне не поздоровится, а потому лучшее, что я мог теперь сделать, это спешно покинуть сию местность.
Я вскочил на ноги и двинулся прочь по дороге в ту сторону, куда мы еще совсем недавно направлялись вместе с длинноухим, пока он не увидел этих проклятых единорожиц, испортивших нам все путешествие. Я шел стремительно, время от времени оборачиваясь через плечо. Позади мне мерещился перестук тяжелых копыт Эпирукия.
«Это же надо, – вдруг посетила меня поразительная мысль, – а ведь длинноухий, если попробует зелья единорога, тоже сможет принимать человеческий облик». Осознание этого факта так поразило меня, что я на мгновение замер, а когда пришел в себя, то понял, что действительно слышу отчетливый стук копыт. Причем, судя по звуку, за мной несся целый табун единорогов, разгневанных смертью сестер. Тогда, не дожидаясь развязки, я побежал – пока успею сотворить что-нибудь похожее на огненный шар, они затопчут меня насмерть.
Я бежал и боялся обернуться, потому что мне казалось, я знаю, что там увижу: табун единорогов, несущихся во весь опор с одной только целью – затоптать меня насмерть. Перестук становился все ближе, я метнулся с дороги вправо, споткнулся о камень и упал, сжав голову руками. И вдруг топот стих. Я лежал в страхе, опасаясь даже пошевелиться, потом приоткрыл один глаз, убрал ладонь и обернулся. На дороге застыл отряд всадников. Их было около пятнадцати, хорошо вооруженные молодцы в броне, с привешенными к поясу мечами и арбалетами. Все они с удивлением смотрели на меня…
– Здоров же ты бегать, приятель, – с благожелательной улыбкой сказал один из них, наверное главный, его шлем был украшен серебристым вензелем, – давно не видел, чтобы у кого-нибудь так пятки сверкали.
Я до сих пор не мог поверить, что это обычные люди, а не мифический Эпирукии со своим шипастым воинством.
– Я… я думал, что это единороги…
– Единороги? – Воин привстал на стременах. – Я слышал, что они есть в этих местах…
«Наверное, они не видели Балалию и Тутулию, напоровшихся на огненный знак, – я убил их немного в стороне от дороги, а – если бы видели, уверен, у них возникло бы ко мне куда больше вопросов».
– Есть в этих местах? – переспросил я. – Да они забрали моего коня, чтобы сделать его единорогом, и то же самое пытались проделать со мной! Но я сбежал от них… Я думал, это единороги гонятся за мной.
– У меня в прошлом году они забрали брата, – свирепо проговорил один из воинов, – в прежние времена они так себя не вели, похоже, совсем распоясались.
– А я потерял сестру, – поддержал его другой.
– Мы из крестьянского ополчения, видишь, как нас хорошо подготовили, скидывались на солдатские обновки всем селом, вот направляемся в Катар, приятель, – сказал главный, – чтобы служить тамошнему королю. Если хочешь, мы можем взять тебя с собой…
– А я думаю, что мы сначала должны свернуть шеи единорогам, – выкрикнул тот, что потерял брата, – слишком много нечисти развелось в королевстве, уже приличному человеку по дороге не проехать.
– Ну не знаю, Огель, ты уверен, что нам надо это делать? – Главный задумчиво покачал головой…
– Я-то уверен, вопрос только в том, захочешь ли ты сражаться. – Этот Огель выглядел очень решительным малым.
– А может, лучше уехать? – спросил я. – Может, не стоит связываться с единорогами? Они умеют очаровывать, и потом их очень много…
– Может, и не стоит, – поддержал меня командир этого небольшого отряда…
Но единороги не оставили ополченцам выбора. Они появились неожиданно… Послышался дробный стук копыт, такой громкий, что земля затряслась, а потом со всех сторон нас обступили единороги. Их было великое множество, столько, что они мгновенно заполонили все кругом, выставили в нашу сторону острия шипов и рассматривали нас умными серыми глазами.
– Ну ничего себе! – сказал Огель, поправляя внезапно съехавший на ухо шлем. – Эй, что вам нужно?!
– Позволь мне, Огель, – выкрикнул тот, у которого шлем был с вензелем, – по-моему, мы уже решили, что за главного буду я.
– Хорошо-хорошо… – сказал Огель.
– Эй, что вам нужно?!
«Цирк да и только. Тоже мне воины».
Среди единорогов тем временем возникло волнение, они расступились, и в образовавшийся проход стал протискиваться огромный жеребец – таких я в жизни не видел – с лиловой гривой и мордой, словно высеченной из камня. Голова его было шишковатой, а шип был в несколько локтей длиной – более всего он напоминал шпиль башни. Несомненно, это был сам Эпирукий. Он казался очень суровым и злым.
Единороги явно предпочитали лошадиное обличье, иначе в общении с людьми они выглядели бы как люди.
Окруженный яростными единорогами, я почувствовал, что, кажется, мой последний час настанет очень скоро.
Кони под воинами заволновались. Они заприметили симпатичных лошадок, и теперь их усмиренные души рвались к свободе, они видели сотни неоседланных единорогов и ощущали опьяняющий вкус вольной жизни. Кони забили копытами…
– Э-э-э! – закричал Огель. Его сбросили первым, он тяжело рухнул в пыль и вскочил на ноги, но его жеребец быстро смешался с ощерившейся остриями в нашу сторону толпой.
Увидев, что животные сделались неуправляемыми – они вставали на дыбы, били копытами, выгибали спину и старались всеми силами скинуть седоков, – остальные воины поспешили спрыгнуть на землю. Почти сразу лошади покинули своих всадников – только они их и видели.
Эпирукий приблизился почти вплотную, незаметно для глаза обратился в массивного человека со светлой кудрявой шевелюрой и ухватил меня за запястье крепкой жилистой рукой.
– Ты умрешь! – проревел он мне прямо в лицо, сильно забрызгав меня слюной.
«Все понятно, значит, лошадок уже нашли…»
– Ты убил наших сестер…
Увидев, что мои новые знакомцы глядят на меня так, словно я виновен во всех грехах еще со времен Сотворения мира, я поспешно выкрикнул:
– Ваши сестры чуть не прикончили меня – мне пришлось защищаться!
– Ты не хотел стать единорогом – ты достоин смерти!
– Эй, любезнейший! – Командир отряда выхватил меч и резко приставил его к горлу Эпирукия. – Я вот сейчас тебе горло перережу, тогда ты уже не будешь тут сердито вякать.
«А парень-то оказался весьма расторопным малым, – подумал я, – не ожидал от этих крестьянских рекрутов подобной прыти».
– Это не ваше дело, – выдавил Эпирукий, стараясь говорить очень аккуратно, чтобы случайно не напороться острым кадыком на лезвие меча. Он шумно проглотил слюну.
– Ты давай-ка лучше, – сказал отважный парень, – попроси этих своих единорогов разойтись по-хорошему, мы убираемся отсюда… И этого, как там ты его назвал, забираем с собой.
Эпирукий моргнул одним глазом, и толпа его подданных нехотя посторонилась, давая нам пройти. Мы проследовали через живой коридор вместе с их королем, который осторожно переступал ватными от страха ногами.
– В родном селе я пахал на лошадях, – поделился с ним командир отряда, – но лошади были, как правило, слабые, много на них не вспашешь, а вот на тебе я бы вспахал целое поле… Да на тебе не то что пахать, тебя можно для перетаскивания бревен использовать – силищи-то вон сколько.
Эпирукий скрипнул от злости зубами, но смолчал: сейчас он был полностью во власти человека.
– И даже не думай о том, чтобы снова превратиться в лошадь… – продолжал тот, – ой, прости, в коня… тебя, кажется, задела моя ошибка, лошадь…
Воины шли, обнажив мечи и держа на изготовку щиты, чтобы защититься от направленных на них шипов. Они были готовы принять бой в любой момент – вот тебе и деревенщина… Но единороги опасались нас трогать: мы овладели их королем. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Кажется, мне удастся избежать и этой опасности. Сам всевышний послал мне на подмогу этот отряд…
Мы отошли от табуна единорогов на несколько шагов, когда вдруг из угрожающей, напряженной толпы появился мой длинноухий приятель. Или, вернее, тот, кем он стал.
Несмотря на то, что во лбу у него теперь посверкивал шип – спасибо зелью единорогов, – я с радостью шагнул к нему, потому что решил, что он одумался и направляется ко мне. Но длинноухий только раздраженно мотнул в мою сторону головой и внезапно кинулся на храбреца, державшего меч у горла Эпирукия. Я не успел даже вскрикнуть, как мой бывший конь отшвырнул меня и еще нескольких воинов. Шлем с вензелем слетел с головы несчастного, когда длинноухий врезался в него и проткнул ему грудь. Эпирукий мгновенно ухватил главного за руку, но тот все же успел слабо чиркнуть его по горлу, после чего уронил меч и рухнул на пол. Король единорогов грязно выругался и, приложив ладонь к длинной, но неглубокой царапине, помчался прочь. Я ошарашенно смотрел, как длинноухий, совершив убийство, разворачивается и бежит рядом с Эпирукием обратно к табуну. Он и раньше не отличался покладистым характером и частенько порывался кого-нибудь изувечить, но теперь он совершил открытое предательство. Он предал меня. Быть может, сам того не сознавая, но все же предал. Все. Нашей дружбе пришел конец.
Один из воинов сделал длинный выпад, упав на колено: он попытался дотянуться до длинноухого, но не достал его.
– Я принимаю командование, – прокричал Огель. – Сомкнуть ряды. Эй ты, как там тебя, давай за наши спины…
Я не заставил себя долго упрашивать и в несколько прыжков оказался позади них.
Табун ощерился шипами, единороги гневной волной ринулись на нас.
– Любовь и жизнь одна, она нам не нужна… – скороговоркой пробурчал Огель и, размахнувшись, рубанул по шее одного из нападавших, который целил ему в бедро.
– Сначала убейте вот этого, – проорал Эпирукий и ткнул в меня пальцем, – с остальными разберемся позже.
После этих слов он снова принял лошадиное обличье и кинулся в бой… В тот момент, когда Эпирукий несся на нас, более всего он походил на обломок скалы, который какой-то неведомой силой был запущен в нашу сторону, настолько он был широк – практически неохватен, – быстр и неотвратим.
– Вот черт, – выругался Огель и отшатнулся, наступив мне на ногу: я прятался за его спиной.
Здесь мог помочь только метеоритный дождь. Не размышляя ни секунды над тем, какие последствия он может иметь в такой толкучке, я поднял руки, свел ладони и разбросал их в стороны, выкрикивая страшные слова заклятия. Несколько воинов, отбивавших атаки единорогов, обернулись… И почти в ту же секунду послышался дикий свист, небо потемнело, а затем взорвалось. Огромные огненные обломки посыпались на единорогов, разрывая в клочья их лошадиные тела, пробивая насквозь черепа, дробя кости, лишая их возможности двигаться, думать, чувствовать что – либо кроме горячего и обжигающего страха.
Эпирукий, который уже был совсем рядом, внезапно замер, увидев, что происходит, метнулся назад, и в то же мгновение получил сильнейший удар в голову, расколовший ее надвое, словно грецкий орех.
Он стал заваливаться на бок и придавил своим мощным гелем Отеля, тот отчаянно закричал от боли. Воины рассыпались в панике и побежали кто куда, поминутно натыкаясь на крупы единорогов. Через мгновение после начала метеоритного дождя ими была завалено все поле. Многие соплеменники Эпи-рукия в надежде, что в человеческом обличье у них будет больше шансов спастись, стали людьми… Теперь уже неясно было, кто есть кто. Все смешалось. Воздух и земля клокотали бурей. Меня царапнул вдоль плеча мелкий метеорит, разодрав рубашку и кожу, кровь сразу же пропитала рукав… От боли в глазах у меня немного помутилось, и я присел на землю… Слышались крики и топот сотен человеческих ног. Люди и единороги метались по полю, попадали под свистящие раскаленные камни…
Дождь стих внезапно, так же, как и начался. Над вспаханной тысячей метеоритов землей стелился едва заметный белый дымок, уцелевшие клочки растительности были обильно сдобрены кровью, все вокруг завалено частями тел убитых. Единороги и люди в страхе разбежались… Единственными, кто пережил метеоритный дождь на этом поле, были я и Огель, придавленный тушей Эпирукия. По ней многократно колотили острые камни, превратили конское тело в окровавленную рванину, так что можно было сказать, что Отелю повезло. Зажимая рану на плече, я приблизился к нему… Воин поднял заляпанное грязью и гарью лицо…
– Это ты устроил? – сипло проговорил он. Я кивнул:
– Иногда приходится защищаться вот таким эффектным способом…
– Не мог устроить немного пораньше? – Он сипло закашлялся.
– Надеялся, что все обойдется..
– Ага, обойдется! – Огель попытался вытянуть себя из-под останков Эпирукия, но не смог.
– Давай помогу…
Вместе мы кое-как справились с громоздким телом единорога и присели на теплую и сырую от крови землю…
– Можно сказать, что ты меня выручил, – сказал Огель.
Похоже, он совсем забыл, что я же и втравил его самого и его товарищей в это дело. Такой расклад меня вполне устраивал. Порой приятно общаться с круглыми идиотами.
– Всегда рад помочь…
– И я, – откликнулся он, – ну давай руку, будем знакомы.
Я протянул ему руку, и мы заключили крепкое рукопожатие, после чего Огель поднялся на ноги.
– Я отправляюсь в обратный путь, расскажу о происшедшем, надеюсь, наши смогут найти для меня еще немного денег…
Я едва не рассмеялся, но все же мне удалось сдержать себя:
– Великолепная идея, – заметил я, – удачи тебе.
– А ты не хочешь отправиться вместе со мной? Тебе там тоже окажут помощь, накормят, обогреют.
– Боюсь, здесь наши дороги расходятся.
– Расходятся? – удивился он. – Но как же ты собираешься появиться в Катаре без гроша в кармане? Ты должен будешь заплатить подорожный сбор, который стража взимает со всякого, кто только входит в великий город.
– Как-нибудь решим эту проблему. – Я беззаботно махнул рукой.
– Понимаю, – с уважением протянул Огель, – ты собираешься воспользоваться темным колдовством?
– Что-то вроде этого… – Я еще раз пожат его руку.
– Может, когда-нибудь увидимся? – проговорил Огель.
– Может…
Я поспешно развернулся и, не оглядываясь, отправился дальше, на восток. Там, за несколькими поворотами дороги, меня ждал Катар.
Кошмар пятнадцатый
ТАВЕРНА «КОГОТЬ ДЬЯВОЛА»
То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая
Данте Алигьери. Божественная комедия
Тому, что Катар был так велик, в немалой степени способствовало то, что в прежние времена город был крупным портом. Здесь пересекалось сразу несколько крупных торговых путей – сухопутных и морских. Кое-кто весьма предприимчивый и носатый, по слухам, пытался организовать также воздушный путь, но драконы, благодаря которым идея должна была осуществиться, плохо поддаются дрессировке. Так что пришлось ему довольствоваться меньшими доходами Тем не менее после того, как город был основан, он очень быстро стал развиваться самостоятельно, постепенно сделавшись столицей Катарского королевства. Впрочем, городом он именовался весьма условно. По сути дела, Катар и был государством. В его состав входило несколько мелких поселений, но все они были настолько малы, что можно было не придавать им значения. Здесь жили вконец обнищавшие крестьяне, да еще сюда порой высылали на поселение провинившихся перед короной горожан.
Все эти сведения я почерпнул из книг еще в отрочестве.
Столица Катара вдохнула в меня аромат былого веселья – когда-то мы с Ракрутом де Миртом устраивали замечательно шумные пирушки в большом городе, обнимали за осиные талии томных красоток. То время возвращалось ко мне теперь целым фейерверком красочных образов и необычайно приятных ощущений. В воспоминаниях тоже можно купаться и даже утонуть, если слишком увлечься.
Не успел я и пары шагов ступить по мощенной булыжником широкой мостовой, как был немедленно остановлен отрядом городской стражи.
– Документ, – потребовал усатый детина, одетый в сине-красный костюм из добротного сукна и стальную кирасу, на голове его красовалась бронзовая каска с двумя маленькими рожками.
Я развел руками.
– Что, нет документа? – изумился он. – А куда тогда суешься, бродяга? Эй, Пайпер!
Коренастый Пайпер мгновенно прибежал, подчинившись приказу командира.
– Этот вот, без документов, собирался просочиться…
– Послушайте, мне нужно…
– И не начинай! – рявкнул Пайпер. – Без документа ты никто, просто бродяга… Да, Арен?
– Вот именно. – Арен рассматривав меня своими маленькими поросячьими глазками. – Но если у тебя есть пара катарских серебряных монет, это, разумеется, все изменит…
– У меня нет катарских монет… – изобразив обреченность, проговорил я.
– Это очень плохо, – сказал Арен, – значит, нам придется сдать тебя в распределитель. Ты же знаешь, что такое распределитель инквизиции?
– Нет, боюсь, что не знаю, а что это?
– Это такое место, где тебе предстоит сознаться во всем… – Арен явно упивался властью, должно быть, он очень дорожил своей работой… – К тому же я, кажется, узнал тебя, бродяга, у тебя шрам на спине, и ты уже пытался проникнуть на территорию нашего города…
– Да я здесь впервые… И нет у меня никакого шрама на спине…
– Без разговорчиков, – рявкнул Арен, надвигаясь на меня.
– А может быть, я просто пойду своей дорогой, выйду из города и отправлюсь куда-нибудь…
– Боюсь, что уже нет! Пайпер, берем его под стражу, неси кандалы…
… Я бодро шагал по центральной улице, насвистывая незатейливый мотив. До чего же все-таки приятно заставлять людей расставаться с их мерзкими иллюзиями. Два стража в сильно обгоревшей одежде лежали на полу в караульной будке без сознания. Сама будка до сих пор дымилась, она начисто выгорела изнутри. Чтобы они не слишком быстро отправились в погоню, когда придут в себя, я на всякий случай сковал их кандалами друг с другом, а заодно пристегнул обоих к оконным рамам.
Оказаться в большом городе было просто восхитительно. Однако следовало где – то набить желудок. Голод уже давал себя знать. Также надо было подыскать местечко, где бы я мог применить свои таланты и заработать деньжат.
Первое подходящее заведение, которое я обнаружил, носило звучное название таверна «Коготь дьявола». Ага, кажется, то, что нужно! Не раздумывая ни секунды, я толкнул дверь и вошел внутрь. Сначала полумрак показался мне совершенно непроглядным, но потом во тьме проступили очертания стульев, столов и до чрезвычайности пьяная публика за ними Чье-то бормотание, одинокие выкрики, стук глиняных кружек об отполированную рукавами поверхность стола и ровный гул нетрезвых голосов доносились до меня вместе с эхом – свод заведения сейчас находился вровень со мной, так что сама таверна «Коготь дьявола» фактически располагалась под землей. Она освещалась тусклым светом свечей из привешенного к потолку плоского металлического светильника. Конечно, на такое обширное пространство пяти свечек, догоревших почти дотла, было крайне мало. Но хозяина заведения этот факт совершенно не смущал. Он стоял возле стойки, навалившись на нее увесистым животом, и наблюдал, как две мухи сидят на краю глиняной кружки, опустив в светлый эль свои маленькие хоботки. Похоже, он всерьез размышлял о том, что, если мухам его эль нравится, значит, его вполне можно было бы разбавить еще немного.
Я сбежал по скрипучей деревянной лестнице в зал и приблизился к стойке.
– Чего тебе? – лениво сказал хозяин таверны, подняв на меня масленые голубые глазки.
– Эля…
Он придвинул мне кружку, из которой лакомились мухи:
– Три медных катара.
Я повернулся в сторону зала. Теперь мои глаза привыкли к полумраку, и я смог разглядеть заведение во всех подробностях. Настоящая клоака. Здесь не было никого, кто мог бы представлять финансовый интерес, вся публика сплошь низшего сословия, пропившая последнее достояние еще на прошлой неделе. Кое-кто из них, могу поспорить, даже не уходил отсюда, а просто отваливался от стола и засыпал, забыв про все на свете.
– Пожалуй, тогда не стоит, – сказан я хозяину или ты, может быть, нальешь мне неразбавленного?
Он что-то буркнул и демонстративно отвернулся.
– А что это твое заведение называется «Коготь дьявола»?
– На то есть причины. Так ты будешь что-нибудь заказывать или мне позвать кого-нибудь, кто тебя отсюда вышвырнет?
– Не надо никого звать, лучше скажи мне, не знаешь ли ты кого-нибудь, с кем я мог бы перекинуться в погер?
Хозяин таверны зло на меня уставился:
– А ты играешь в погер?
– Я профессионал погерной игры, – без ложной скромности сообщил я. – Найди мне партнеров по игре, и двадцать процентов моего выигрыша твои.
– Шестьдесят…
– Тридцать…
– Сорок пять…
– По рукам.
Хозяин перегнулся через стойку, подзывая меня поближе.
– Есть у меня один постоялец, – проговорил он заговорщицким шепотом, – живет в жилой части моего заведения, последняя дверь справа в конце коридора. Это он давным-давно попросил, чтобы я назвал таверну «Коготь дьявола», так вот – он в погер просто отлично играет… Можешь пройти к нему и договориться об игре. Только не забудь про мои пятьдесят процентов.
– Сорок пять?
– Ну да, сорок пять.
– Я самый честный человек на свете.
– Да уж вижу по твоей хитрой физиономии…
Хозяин тяжело вздохнул, пока я обходил вокруг стола. Наверное, его часто обманывали посетители: выигрывали много денег, но никогда не отдавали долг. Позже я понял, что, скорее всего, его мучила совесть, если только совесть может мучить столь недостойных людей.
За стойкой бара открывался узкий коридор, в котором было всего пять дверей. Постояльцы, должно быть, не слишком прихотливы, потому что дощатый пол был ужасно грязным. Складывалось впечатление, что здесь проехал отряд всадников, лошади роняли с копыт комки глины и грязь, а всадники вытряхивали на пол содержимое своих деревянных трубок… А может, здесь просто никогда не убирались. Чем-то мне это местечко напомнило гостиницу с розовыми занавесками, в которой я расстался с девственностью в объятиях юной и жадной проститутки. Только здесь было намного отвратительнее, воздух пах гарью, прокисшим элем и несвежей одеждой.