Страница:
– Я был на севере и на островах, эта страна простирается далеко на юг. Не знаю, усыпана ли она золотом, но испанцы увезли оттуда много прекрасных камней… Но йетты живут просто, у них нет золота, они поклоняются животным, носят незамысловатые амулеты и верят, что те охраняют их.
– Поклоняются животным и носят амулеты? – переспросила Мод. – Но это же…
Она замолчала, задумавшись. Неудивительно, что язычники верят в такие вещи, если и в Англии простые люди весьма охочи до подобного. В том же Боскоме те счастливчики, которые находили подковы, вешали их над дверями своих домов. У одного фермера в прикрепленном к поясу мешочке хранились кости черного кота, и он всем рассказывал, что они не раз помогали ему целым и невредимым добраться до дома после посещения паба. Прачка Мэгги вшила в подол юбки свой вырванный зуб и клялась, что он оберегает ее от дурного глаза. Да что и говорить, когда сама Мод не расставалась с изумрудом, подарком мужа, отчего-то считая, что он приносит ей удачу, хотя эта мысль порой и смущала ее: Господь, хранитель всего, вряд ли бы одобрил все эти поверия.
– Вы боитесь амулетов, леди Вуд? – спросил Ральф, лениво подумав, что она, вероятно, может не поверить его рассказам, а слова об амулетах вообще принять за богохульство. Но искушение удивить девушку было слишком велико, и он, расстегнув ворот рубашки, вытащил на обозрение свой кулон-талисман: маленькую окаменелую раковину в форме закрученного бараньего рога, вставленную в серебряную оправу.
– Это бычий камень, так его называют йетты. Человека, нашедшего такой камень, считают счастливчиком.
Он положил амулет на ладонь, и она осторожно дотронулась до него, проведя пальцами по шероховатости аммонита.
– Вы сами нашли его?
– Нет, это дар… одного йетта, с которым мы охотились.
«Напугал ее, – подумал Ральф. – Еще решит, что я принял языческую веру».
– Но я – католик и был крещен в приходской церкви, – сказал он на всякий случай и, не зная зачем, добавил: – И в детстве знал все праздники святых.
– Где же прошло ваше детство? – спросила леди Вуд.
Она то смущалась, и щеки ее вспыхивали легким румянцем, то осторожно улыбалась, задавая ему вопросы, и Ральф вдруг ощутил давно позабытое чувство умиротворения, словно эта кухня с закопченным очагом, потемневшими стенами, не слишком хорошо начищенной кухонной утварью находилась не в чужом доме, а в давно покинутом Корбридже. Впрочем, умиротворение тесно соседствовало с натянутой струной желания, которая и вытолкнула Ральфа из мирной, почти супружеской беседы.
– На севере, леди Вуд, на берегах Тайна, среди холмов и пустошей, – он поставил кружку на стол и, протянув руку, накрыл ладонью руку девушки.
Она, быстро взглянув на него, осторожно освободила руку и поднялась.
– Я… я устала…
– Прошу прощения, я утомил вас своими рассказами. Ложитесь спать.
Она хотела что-то сказать, но просто кивнула и вышла. Ральф приподнялся было, чтобы проводить ее, но вновь опустился на стул, успокаивая свое рвущееся в бой тело. Когда он уже собирался отправиться следом за ожидающей его – в этом он не сомневался – девушкой, леди Вуд появилась в дверях кухни. Щеки ее пылали.
– Вы не могли бы… не могли бы отнести тот котел с водой, что стоит на огне, в спальню, сэр? Вода, вероятно, нагрелась…
– О! – воскликнул Ральф, поднимаясь с места. – Разумеется, леди Вуд!
Он подхватил котел и двинулся в спальню, столь же крошечную, как и гостиная, с кроватью под балдахином, широкой, с резной спинкой в изголовье. Ральф поставил котел на кованую подставку и шагнул к девушке – она вошла вслед за ним.
– Служанка к вашим услугам, леди Вуд, – сказал он, улыбнувшись.
Она стиснула руки, хотела что-то сказать, но промолчала и послушно повернулась к нему спиной. Ральф занялся шнуровкой, излишне спеша и оттого задерживаясь. Когда платье было спущено с плеч, он обнял ее, прижался губами к нежной коже, поиграл кожаным шнурком, что тонкой нитью струился по шее девушки, спустился к плечу и, чувствуя ее дрожь и не слушая невнятный шепот, готов уже был уложить на постель, на пестрое лоскутное одеяло, но оставил… она не попыталась обернуться к нему. Пусть все будет так, он не станет торопить ее, ведь ночь длинна.
– Позовите, когда понадобится моя помощь, – сказал он ее спине и вышел.
Ополоснувшись остатками воды и облачившись в чистую рубашку, чуть пахнущую дымом и волосами леди Вуд, он взлохматил пятерней волосы, допил остатки эля и, решив, что ждать зова о «помощи» от женщины, которая, возможно, впервые решилась на подобный шаг, бесполезно, распахнул дверь спальни. Леди Вуд в одной камизе стояла возле кровати, гребнем расчесывая волосы. Она ахнула, увидев его. Ральф подхватил ее на руки и шагнул к кровати, до блаженства оставался один шаг…
– Немедленно отпустите меня, сэр! – вдруг закричала она, уперлась в его грудь острыми кулачками и забила ногами в воздухе. – Немедленно! И покиньте сейчас же эту комнату!
Он не понял, что произошло. Вот сейчас она опустилась бы на постель, и он, стаскивая с ее плеч камизу, должен был ощутить гладкость ее кожи, тугую податливость ее тела… Вместо этого леди Вуд начала сражаться с ним. Она не притворялась, она действительно вырывалась из его рук, но зачем? Не хотела его? Но почему она принимала его ласки, отвечала на поцелуи? Разозлившись и озадачившись, он с размаху, резко посадил, почти бросил ее на кровать.
– Леди Вуд, что это значит? Вы дали понять, что готовы принять меня и отвечали мне, а теперь гоните прочь? Может, это ваша дурная привычка, такая же, как разъезжать по ночам? Как вы смеете так поступать со мной? Если я не нравлюсь вам, можно было сообщить об этом раньше и не принимать мои поцелуи с такой страстью!
– Уходите, как вы смеете! – воскликнула она, прижав руки к груди, словно защищаясь от него.
Ральф замолчал, в бешенстве и растерянности. Стоять вот так, перед нею! Никогда ни одна женщина не подвергала его такому унижению! И пусть не надеется, что он возьмет ее силой! Он развернулся и вышел, едва сдержавшись, чтобы не грохнуть дверью.
Если мгновения назад Мод чуть не задохнулась от удовольствия, когда Кардоне, расшнуровывая ее платья, покрыл поцелуями ее шею и плечо, и даже простила его насмешливую реплику о служанке, то теперь ее дыхание остановилось от возмущения. Он не только посмел войти в комнату, где она, раздетая, готовилась ко сну, но и решил, что у него есть право ложиться с ней в одну кровать! Мод была уверена, что, как джентльмен, он должен был уступить ей единственную спальную комнату в этом домике. Но когда она потребовала, чтобы он вышел, Кардоне разразился гневной отповедью, обвинив ее…
Она уставилась на закрывшуюся за ним дверь, буквально опешив от его слов. Каким образом она дала ему понять, что готова лечь спать вместе с ним? Тем, что поцеловала, а потом разрешала себя целовать? И с чего он решил, что не нравится ей? Как раз очень нравится. Кто позволит себя целовать человеку, который не нравится? Но спать с ним в одной кровати… Это неприлично, это дозволено только мужу и жене.
Мод догадывалась, что существовало еще нечто особое, что происходит между мужчинами и женщинами, о чем со смешком упоминала в разговорах Агнесс, всякий раз обрывая себя словами: «Ну, вам этого, леди Перси, пока лучше не знать. Вы хоть и замужем, но так невинны!» И слово «невинны» звучало в ее устах как издевка. Она действительно весьма смутно представляла себе обязанности жены, поскольку брачная ночь, некогда отложенная до поры ее вступления в определенный возраст, из-за отсутствия мужа до сих пор не состоялась, и не было никакой уверенности в том, что это вообще когда-либо произойдет. Девушка знала, что жена должна разделять с мужем одну постель, но все остальное оставалось для нее тайной, печати на которой чуть приоткрывались намеками миссис Пикок да обрывками разговоров женщин в Боскоме, которые порой судачили при ней о мужчинах и ночах, с ними проведенных, непременно краснея и хихикая.
И вот теперь Кардоне хотел спать с нею в одной постели как муж. Это все объясняло – и его желание целовать ее, и его приход в спальню, и брошенные ей упреки, и его злость, с которой он вышел отсюда. Он решил, что она согласна…
Мод встала и решительно задвинула щеколду на двери. Затем заглянула в большой сундук, что стоял у стены, нашла там чистую простыню, постелила ее на кровать, задула сальную свечу и легла, укутавшись в одеяло. Постель была удобна, только Мод никак не могла заснуть – резкие слова Кардоне растревожили ее.
Как глупо она вела себя с ним! Ведь леди Риттор не раз предупреждала, что нельзя позволять себе вольностей с мужчинами, потому что это может… может ввести в грех…
Мысль о грехе привела Мод в трепет. Измена мужу – вот, о чем говорила Анна. Грешно было даже думать о мужчинах, а еще грешнее – услаждать с ними плоть. Целоваться – тоже означает услаждение плоти, а она сегодня несколько раз целовалась с Кардоне, и ей это очень понравилось. Мод вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь отогнать греховные мысли и справиться со странными и непривычными ощущениями, разливающимися истомой по ее телу, когда она вспоминала себя в его объятиях и его губы, прикасающиеся к ее коже.
Кажется, она задремала, провалившись в полузабытье с таинственными и тревожными видениями, когда вдруг услышала отчетливый звук. Стук входной двери о притолоку. Мод открыла глаза и насторожилась. Ей показалось, что снаружи раздался какой-то шум… Кардоне?
Она села и прислушалась. Во дворе определенно кто-то был. Неужели он так сердит, что решил уехать ночью, бросив ее здесь одну? Мод запаниковала. После того что произошло здесь, в спальне, она не могла ни о чем просить его. Он лишь нагрубит ей и сделает по-своему. Девушка пыталась успокоиться, напомнила себе, что утром приедет лесничий и поможет ей добраться до деревни. Но Кардоне… Он уедет вот так, тихо, один, и она больше никогда не увидит его?! А вдруг он спокойно спит в доме, а на улице бродят разбойники? И застанут их врасплох?
Мод потянулась за платьем, вспомнила, что не может надеть его без «служанки», тихонько встала, завернулась в плащ и пошла к двери. В доме было очень темно – ставни на окнах закрыты. Девушка ощупью выбралась в переднюю комнату, боком больно задела угол стол, сделала еще шаг, наткнулась на кого-то – и завизжала.
Ральф вылетел из комнаты, как ядро из пушки. Он весь кипел и клокотал от негодования. Он кинулся на кухню, выпил остатки эля из кувшина, затем рухнул на стул и несколько минут сидел неподвижно, уставившись на тлеющие угли в очаге и пытаясь понять, что же произошло. Не придя ни к какому мало-мальски утешительному выводу, он натянул дублет и вышел во двор. Тьма уже сгустилась, порыв ветра пробежал по верхушкам деревьев, сыграв на тысячах лютней умирающей осенней листвы. Где-то в глубине леса резко и жутко крикнула сипуха. Ральф прошел в стойло, где зашевелился, потянулся к нему рыжий. Он потрепал коня за гриву, оттолкнул его и двинулся дальше, в стремительный, бешеный обход, с трудом подавив желание вскочить в седло и рвануть в черноту леса, не разбирая дороги, как, бывало, делал в Корбридже, на заре туманной юности. Леди Вуд отвергла его, оттолкнула, плеснула в лицо страхом и презрением. Высокородная леди, считающая его своим наемником?
Рейд по лесу и несколько срезанных взмахом кинжала веток отчасти успокоили его, но с видимостью покоя навалилась усталость и противно заныла спина. Он повернул обратно, чертыхаясь и проклиная ночь и разгулявшуюся в лесу сову.
В доме было совсем темно. Ральф двинулся вперед, в поисках свечи, которая, как он помнил, стояла на столе в деревянном подсвечнике. Он нащупал стол и начал шарить по нему, но в этот момент послышалось какое-то движение, и что-то живое и теплое врезалось в него, вскрикнув голосом леди Вуд. Он схватил ее в темноте и отодвинул от себя.
– Не бойтесь, леди Вуд, это всего лишь я, Кардоне.
– Мистер Кардоне…
Он все-таки нашарил свечу и, вытащив огниво и кресало, зажег огонь. Колеблющийся огонек очертил теплый круг, осветив бледное лицо леди, темные волосы, волной спадающие на плечи, черные, совсем черные глаза. Проклятие, он не мог спокойно смотреть на нее и, сжав кулаки, произнес, внезапно охрипнув:
– Вам что-то требуется, леди Вуд? Ваш наемник к вашим услугам.
– Я… нет… сэр, – голос ее заметался, задрожал, – я просто хотела… хотела…
– Хотели что?
– Я подумала, что вы… уехали, – выдохнула она.
– Уехал? Какого же вы низкого мнения обо мне! Что вы, леди Вуд, я не мог уехать. Во-первых, я не привык бросать на дороге слабых женщин, во-вторых, мы заключили с вами соглашение, а я склонен выполнять таковые, несмотря на то…
– Несмотря на то… Вы хотите сказать…
– Только то, что сказал, ничего более, леди Вуд! – перебил он ее, уже почти не слыша себя, поскольку эти глаза напротив помимо его воли выпили всю его злость и обиду.
– Мне показалось, по двору кто-то ходит, – тихо сказала она, будто оправдываясь.
– Это был я, – ответил Ральф. – Вы напрасно испугались, я только что обошел все вокруг. Лишь кричит сова, но не бойтесь ее… «Ведь я рядом», – хотел он добавить, но промолчал. Повисла напряженная пауза. Леди Вуд отвела взгляд, туже стянула полы плаща, накинутого на плечи.
«А под плащом у нее одна камиза…» – подумал он.
– Простите, я… побеспокоила вас, сэр, – наконец сказала она.
«Она жалеет о том, что сделала? Играет обманный маневр? Или берет на абордаж своими извинительными речами? Ну что ж, леди Вуд, я вовсе не против вашей алебарды! Но, черт побери, как к вам подойти? Словно мы не вдвоем среди леса, а на приеме при дворе. Каков политес, diablo!»
– Вы отнюдь не побеспокоили меня, леди Вуд, отнюдь. Я только что вошел в дом и размышлял, где мне прилечь, поскольку устал с дороги…
– Да, да, конечно, – она сделала шаг назад, словно намереваясь уйти.
Свеча на столе затрещала, пламя задрожало, словно намереваясь погаснуть.
– Спокойной ночи, сэр, – прошептала она, сделав еще один шаг, и вдруг, будто очнувшись, заговорила, пылко и отчаянно: – Вы все неправильно поняли, сэр. Я… я только поцеловала вас, но вовсе не соглашалась… Вероятно, вы привыкли к другому, но это не моя вина. Вы дали слово, и я вам поверила!
– Леди Вуд, – начал он, вновь закипая и мгновенно забыв о тонкостях обхождения, – я дал слово, но вы взяли его назад, и не говорите, что это было не так! Да, я привык следовать за обещанным… И это вы ставите мне в вину! Нет, постойте, леди Вуд, не уходите!
Он перехватил ее, развернул к себе и приподнял над полом, осторожно, как ему показалось. Он просто хотел доказать ей, что она не права. Ничего более.
– Я ничего не забирала! – воскликнула она. – Это вы так почему-то решили! Вы!
Она ощутимо больно ткнула его пальцем в грудь, словно стараясь усилить этим жестом правдивость своих слов. Она не вырывалась, а лишь говорила, чуть задыхаясь и волнуясь, а он держал ее, прижимая к себе и почти не понимая, что она говорит.
– О! Вы целовали меня – или вы целуете всех, раздавая обещания? – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.
– Как, как вы можете такое говорить обо мне? – Она не пыталась вырваться, но вцепилась в его плечи, и он с ужасом увидел слезы, хлынувшие из ее глаз.
«Слезы, опять слезы, diablo!»
– Вы такая красивая, леди Вуд… – ему не оставалось ничего, как собрать их губами, и не только слезы. – Вы же не боитесь меня?
Ральф донес ее до спальни на руках, уложил на постель и лег рядом. Она дрожала, и он осторожно тронул губами ее волосы, откинул прядку с лица, чтобы добраться до еще мокрой от слез щеки, до уже знакомых губ. Потянул камизу с ее плеч, ладони его скользнули к груди, маленькой, совсем девичьей, затем ниже, гладя нежную кожу. Она не сопротивлялась, не шевелилась, он чувствовал лишь ее дрожь.
– Ты красива и нежна, – прошептал он. – Не бойся меня… обними…
Мод не могла противиться его желанию. И своему.
Сначала она попыталась объяснить ему, что ее поцелуи вовсе не были обещанием и согласием на большее, но он словно не слышал и не понимал, и она расплакалась от бессилия что-то втолковать ему, а потом… потом в ней все перевернулось от нежности, с какой он обнял ее, коснулся губами ее мокрых от слез глаз, щек, губ. Глухим, хриплым голосом он сказал ей, как она красива, и Мод поверила, и позволила отнести себя в спальню, положить на кровать, а ему – лечь рядом. Ей было страшно и стыдно, ее била дрожь, и внутри все обмирало, когда Кардоне дотрагивался до нее, но ей было нужно, просто необходимо ощущать его рядом с собой, и мысль о том, что она опять останется одна, а он уйдет, казалась невыносимой. Но он не уходил, шептал ей ласковые слова, руки его гладили ее тело все смелее… Он просил не бояться его.
Мод, желая показать, что не боится, хотя ее пугало то, еще неведомое, что ей предстояло испытать с ним, осмелилась, потянулась, обвила руками его шею, провела – как это делал он – ладонями по его плечам, забираясь под ворот рубашки, осторожно гладя его гладкую горячую кожу.
– Я не боюсь вас, сэр, – прошептала она и услышала его вздох, будто он ждал этих слов.
Он перестал замечать боль в растревоженной ране.
Как давно он не касался женщины! У него мутнело в голове от ее нежной неловкости, и неожиданно покорного «я не боюсь вас», и осторожности рук, гладящих его спину.
Он снял с нее рубашку, жалея, что в комнате совсем темно и он не может видеть ее всю, подвластную ему и несущую греховное наслаждение, которому было невозможно противиться. Да и зачем? Ужели один грех усугубил бы ту чашу, что он носил с собой? Впрочем, сэр Ральф никогда особо не сокрушался по этому поводу, разве что в последнее время, когда ему перевалило за тридцать, и, обращаясь к всевышнему о помощи, прежде всего полагался на себя, свой меч и свои силы. Как распорядилась судьба.
Леди Вуд была неумела и тихо покорна, он слышал, как бьется ее сердце, его ладонь скользнула по какому-то украшению или талисману, тому, что был прикреплен к витому кожаному шнуру – прохладный округлый камень был гладок и казался чуть влажным. Он слышал и удары своего бешено бьющегося в ритм движениям сердца и вдруг понял, почему она так неумела и так сопротивлялась ему. Она испуганно вскрикнула, и Ральф, вряд ли уже владея собой, поцелуем остановил ее крик.
Отпустив ее, он лег рядом, прижав ее к себе, она еще дрожала и, кажется, плакала.
«Она девственница, и я ее первый мужчина? Не муж, а я… Либо мужа нет совсем, либо он не способен стать мужем?»
Она лежала и вспоминала, как стыдлива и неловка была с ним, не понимая и не подозревая, что ей надо делать и что он собирается сделать с ней. И доверилась ему – как уже привыкла доверять. В какой-то момент ей стало больно, и она не смогла сдержать вскрик, а потом опять расплакалась – уже не из-за боли, а от щемящего ощущения счастья и нежности к мужчине, который ласкал и баюкал ее в своих объятиях. Потому она не протестовала, когда он еще и еще делал то, чего так хотел, и находила поразительное удовольствие в его прикосновениях. И сейчас Мод не жалела о том, что произошло. Стыд и раскаяние придут позже…
Кардоне зашевелился, что-то пробормотал во сне, чуть ослабил объятия, в которых держал девушку. Она тихонько выскользнула из его рук и с трудом встала с постели, ощущая странную, необычную болезненность тела. Наскоро обмыв себя остывшей водой, Мод подобрала с пола и натянула смятую камизу и юбку нижнего платья, смущенно любуясь спящим обнаженным мужчиной, вбирая глазами, будто стараясь навсегда запомнить, силуэт его крупного, сильного тела, смуглую кожу, темные, курчавые волосы на затылке, блестящую золотую серьгу, вдетую в мочку уха. И только потом заметила на простыне темные пятна… Догадываясь, что это означает, Мод быстро вышла из спальни.
Ральф проснулся от холода не столько потому, что в комнате было зябко, сколько оттого, что той, которая согревала его всю эту ночь, не было рядом. Он потрогал еще теплую простыню, взглянул на весьма красноречивые, столь неожиданные последствия этой ночи – бурые пятна, и выбрался из кровати. Сквозь щели в ставне пробивался солнечный свет, платья леди Вуд и ее чепец лежали на сундуке. Ральф с удовольствием потянулся – даже упрямо напоминающая о себе рана не испортила приятной бодрости освобожденного тела – плеснул на лицо пригоршню холодной воды, оделся и причесал пятерней непослушные волосы.
Утро далось сэру Ральфу Перси нелегко. Он разжег очаг, вернулся в спальню, где вновь, уже в который раз, зашнуровал платья леди Вуд, только теперь дело это по сложности исполнения можно было бы сравнить с муками пьяницы-гурмана, которому позволили попробовать чудного вина, при условии, что он не выпьет больше ни капли, пока не доставит сосуд с вином к месту назначения. Но Ральф не потерял и брызг этого вина, покрыв поцелуями ее шею, плечи и губы, разумеется.
Наконец они сели за стол, за которым самым красноречивым из них двоих оказался Ральф – леди Вуд не промолвила и пары слов, упорно пряча от него глаза и смятенно отдергивая руки, если он пытался прикоснуться к ним. Вскоре завтрак был закончен, так же как и нехитрые сборы. Леди Вуд вышла во двор – маленькая, строгая, зашнурованная и застегнутая, гладко причесанные волосы спрятаны под чепец – словно не она металась и плакала ночью в его объятиях.
«Она смущена, она познала таинство плоти, с моей помощью… обманув меня», – думал Ральф, крепя пояс с ножнами и торопливо осматривая комнату, чтобы убедиться, что ничто не забыто. Внезапная мысль заставила его вернуться в спальню. Он снял с постели простыню, смял ее в комок, достал из поясной сумки несколько пенсов и положил их на сундук. Слишком очевидно, но он не стал задумываться об очевидности.
На дворе он затолкал простыню в седельный мешок, смеясь и злясь про себя. «Дожил, сэр Ральф, лишаешь девственности чью-то жену и прячешь следы своего греха. Как же это называется? И как называть ее? Нужно ли мне знать ее имя? И нужно ли знать, в чем она обманула меня? Я довезу ее до Лондона, и все, на этом приключение закончено… приятное, diablo, приключение!»
Леди Вуд вновь неумолимо оказалась в его объятиях, в седле, что причиняло ему сладостное неудобство, и он снова добрался до ее губ. Когда долгий невыносимый поцелуй закончился, он спросил ее:
– Леди Вуд, заслужил ли я, пусть короткое, но право называть вас по имени?
– По имени? – растерялась Мод.
Она еще не пришла в себя после поцелуя, и вопрос Кардоне застал ее врасплох.
«Зачем ему знать мое имя?»
Впрочем, в его вопросе не было ничего странного, только неприятной правдой кольнула фраза: «Короткое, но право». Да, скоро, очень скоро они расстанутся, и у него нет никаких прав на нее, разве право ее целовать, пока они наедине. Мод не знала, как следует вести себя с мужчиной, в объятиях которого провела ночь. Ей было стыдно смотреть ему в глаза, и ощущение неловкости в его присутствии не оставляло ее все утро. Кардоне же то казался равнодушным и даже сердитым, то вдруг начинал целовать ее с такой страстью, что у нее внутри все трепетало.
«Поди пойми этих мужчин». – Мод покосилась на седельный мешок, куда Кардоне сунул испачканную простыню. Сама она не сообразила убрать постель и отстирать эти пятна… или сделать что-то еще. И теперь ее мучил вопрос: зачем Кардоне понадобилось забрать простыню? Не собирается же он кому-то показывать свидетельство ее грехопадения. Грехопадения…
– Мод, – после паузы сказала она, – меня зовут Мод.
– Мод? – Он почему-то удивился, хотя имя ее было самое обычное. И распространенное. Отвык от английских имен?
– Мод, – повторил он. – Мод, кто бы ни был твой муж, но он обидел тебя своим пренебрежением.
«Как он смеет?! Как смеет он после всего, что случилось, говорить о моем муже?!»
Кровь мгновенно отхлынула от ее лица. Резко отстранившись, Мод посмотрела на него потемневшими от гнева глазами.
– Это вас не касается, сэр, – ледяным голосом сказала она и отвернулась, боясь, что не выдержит и расплачется, а сейчас – после его слов – большего унижения ей невозможно было представить.
«Пресвятая Дева, что я наделала?!» – Она совсем забыла о муже! Нет, не забыла, просто этой ночью и утром гнала прочь все мысли о нем, о мужчине, которому была отдана богом и людьми и которому оказалась не нужна. Из-за его «пренебрежения», как верно заметил Кардоне, этой ночью она согрешила. И именно сейчас, после его слов, Мод полностью осознала, в какую пучину греха ввергло ее вынужденное одиночество. Она отдала свою невинность, по праву принадлежащую мужу, случайному попутчику, постороннему, который, в отличие от законного супруга, возжелал ее, а она не смогла устоять…
В отчаянии девушка сжала задрожавшие пальцы в кулак и, не оборачиваясь, бросила через плечо:
– Зато для вас все на редкость удачно сложилось, не так ли, сэр?
Судьба посмеялась над ним, в который уже раз. Мелькнула мысль, показавшаяся Ральфу нелепой и… опасной. Мод – это имя его жены, Мод, леди Перси, и сейчас она примерно того же возраста, что и леди Вуд. Не встретился ли ей, его жене, вот такой же… мессер Кардоне или иной настойчивый рыцарь, охотник до чужого, не заговорил ли ее, вливая яд в уши и сердце, девственна ли она до сих пор? Мысль эта резанула его, как никогда прежде, и заставила сказать то, что говорить он и не собирался. Но, в конце концов, почему нет, ведь сегодня ночью леди Вуд… Мод, принадлежала ему.
– Поклоняются животным и носят амулеты? – переспросила Мод. – Но это же…
Она замолчала, задумавшись. Неудивительно, что язычники верят в такие вещи, если и в Англии простые люди весьма охочи до подобного. В том же Боскоме те счастливчики, которые находили подковы, вешали их над дверями своих домов. У одного фермера в прикрепленном к поясу мешочке хранились кости черного кота, и он всем рассказывал, что они не раз помогали ему целым и невредимым добраться до дома после посещения паба. Прачка Мэгги вшила в подол юбки свой вырванный зуб и клялась, что он оберегает ее от дурного глаза. Да что и говорить, когда сама Мод не расставалась с изумрудом, подарком мужа, отчего-то считая, что он приносит ей удачу, хотя эта мысль порой и смущала ее: Господь, хранитель всего, вряд ли бы одобрил все эти поверия.
– Вы боитесь амулетов, леди Вуд? – спросил Ральф, лениво подумав, что она, вероятно, может не поверить его рассказам, а слова об амулетах вообще принять за богохульство. Но искушение удивить девушку было слишком велико, и он, расстегнув ворот рубашки, вытащил на обозрение свой кулон-талисман: маленькую окаменелую раковину в форме закрученного бараньего рога, вставленную в серебряную оправу.
– Это бычий камень, так его называют йетты. Человека, нашедшего такой камень, считают счастливчиком.
Он положил амулет на ладонь, и она осторожно дотронулась до него, проведя пальцами по шероховатости аммонита.
– Вы сами нашли его?
– Нет, это дар… одного йетта, с которым мы охотились.
«Напугал ее, – подумал Ральф. – Еще решит, что я принял языческую веру».
– Но я – католик и был крещен в приходской церкви, – сказал он на всякий случай и, не зная зачем, добавил: – И в детстве знал все праздники святых.
– Где же прошло ваше детство? – спросила леди Вуд.
Она то смущалась, и щеки ее вспыхивали легким румянцем, то осторожно улыбалась, задавая ему вопросы, и Ральф вдруг ощутил давно позабытое чувство умиротворения, словно эта кухня с закопченным очагом, потемневшими стенами, не слишком хорошо начищенной кухонной утварью находилась не в чужом доме, а в давно покинутом Корбридже. Впрочем, умиротворение тесно соседствовало с натянутой струной желания, которая и вытолкнула Ральфа из мирной, почти супружеской беседы.
– На севере, леди Вуд, на берегах Тайна, среди холмов и пустошей, – он поставил кружку на стол и, протянув руку, накрыл ладонью руку девушки.
Она, быстро взглянув на него, осторожно освободила руку и поднялась.
– Я… я устала…
– Прошу прощения, я утомил вас своими рассказами. Ложитесь спать.
Она хотела что-то сказать, но просто кивнула и вышла. Ральф приподнялся было, чтобы проводить ее, но вновь опустился на стул, успокаивая свое рвущееся в бой тело. Когда он уже собирался отправиться следом за ожидающей его – в этом он не сомневался – девушкой, леди Вуд появилась в дверях кухни. Щеки ее пылали.
– Вы не могли бы… не могли бы отнести тот котел с водой, что стоит на огне, в спальню, сэр? Вода, вероятно, нагрелась…
– О! – воскликнул Ральф, поднимаясь с места. – Разумеется, леди Вуд!
Он подхватил котел и двинулся в спальню, столь же крошечную, как и гостиная, с кроватью под балдахином, широкой, с резной спинкой в изголовье. Ральф поставил котел на кованую подставку и шагнул к девушке – она вошла вслед за ним.
– Служанка к вашим услугам, леди Вуд, – сказал он, улыбнувшись.
Она стиснула руки, хотела что-то сказать, но промолчала и послушно повернулась к нему спиной. Ральф занялся шнуровкой, излишне спеша и оттого задерживаясь. Когда платье было спущено с плеч, он обнял ее, прижался губами к нежной коже, поиграл кожаным шнурком, что тонкой нитью струился по шее девушки, спустился к плечу и, чувствуя ее дрожь и не слушая невнятный шепот, готов уже был уложить на постель, на пестрое лоскутное одеяло, но оставил… она не попыталась обернуться к нему. Пусть все будет так, он не станет торопить ее, ведь ночь длинна.
– Позовите, когда понадобится моя помощь, – сказал он ее спине и вышел.
Ополоснувшись остатками воды и облачившись в чистую рубашку, чуть пахнущую дымом и волосами леди Вуд, он взлохматил пятерней волосы, допил остатки эля и, решив, что ждать зова о «помощи» от женщины, которая, возможно, впервые решилась на подобный шаг, бесполезно, распахнул дверь спальни. Леди Вуд в одной камизе стояла возле кровати, гребнем расчесывая волосы. Она ахнула, увидев его. Ральф подхватил ее на руки и шагнул к кровати, до блаженства оставался один шаг…
– Немедленно отпустите меня, сэр! – вдруг закричала она, уперлась в его грудь острыми кулачками и забила ногами в воздухе. – Немедленно! И покиньте сейчас же эту комнату!
Он не понял, что произошло. Вот сейчас она опустилась бы на постель, и он, стаскивая с ее плеч камизу, должен был ощутить гладкость ее кожи, тугую податливость ее тела… Вместо этого леди Вуд начала сражаться с ним. Она не притворялась, она действительно вырывалась из его рук, но зачем? Не хотела его? Но почему она принимала его ласки, отвечала на поцелуи? Разозлившись и озадачившись, он с размаху, резко посадил, почти бросил ее на кровать.
– Леди Вуд, что это значит? Вы дали понять, что готовы принять меня и отвечали мне, а теперь гоните прочь? Может, это ваша дурная привычка, такая же, как разъезжать по ночам? Как вы смеете так поступать со мной? Если я не нравлюсь вам, можно было сообщить об этом раньше и не принимать мои поцелуи с такой страстью!
– Уходите, как вы смеете! – воскликнула она, прижав руки к груди, словно защищаясь от него.
Ральф замолчал, в бешенстве и растерянности. Стоять вот так, перед нею! Никогда ни одна женщина не подвергала его такому унижению! И пусть не надеется, что он возьмет ее силой! Он развернулся и вышел, едва сдержавшись, чтобы не грохнуть дверью.
Если мгновения назад Мод чуть не задохнулась от удовольствия, когда Кардоне, расшнуровывая ее платья, покрыл поцелуями ее шею и плечо, и даже простила его насмешливую реплику о служанке, то теперь ее дыхание остановилось от возмущения. Он не только посмел войти в комнату, где она, раздетая, готовилась ко сну, но и решил, что у него есть право ложиться с ней в одну кровать! Мод была уверена, что, как джентльмен, он должен был уступить ей единственную спальную комнату в этом домике. Но когда она потребовала, чтобы он вышел, Кардоне разразился гневной отповедью, обвинив ее…
Она уставилась на закрывшуюся за ним дверь, буквально опешив от его слов. Каким образом она дала ему понять, что готова лечь спать вместе с ним? Тем, что поцеловала, а потом разрешала себя целовать? И с чего он решил, что не нравится ей? Как раз очень нравится. Кто позволит себя целовать человеку, который не нравится? Но спать с ним в одной кровати… Это неприлично, это дозволено только мужу и жене.
Мод догадывалась, что существовало еще нечто особое, что происходит между мужчинами и женщинами, о чем со смешком упоминала в разговорах Агнесс, всякий раз обрывая себя словами: «Ну, вам этого, леди Перси, пока лучше не знать. Вы хоть и замужем, но так невинны!» И слово «невинны» звучало в ее устах как издевка. Она действительно весьма смутно представляла себе обязанности жены, поскольку брачная ночь, некогда отложенная до поры ее вступления в определенный возраст, из-за отсутствия мужа до сих пор не состоялась, и не было никакой уверенности в том, что это вообще когда-либо произойдет. Девушка знала, что жена должна разделять с мужем одну постель, но все остальное оставалось для нее тайной, печати на которой чуть приоткрывались намеками миссис Пикок да обрывками разговоров женщин в Боскоме, которые порой судачили при ней о мужчинах и ночах, с ними проведенных, непременно краснея и хихикая.
И вот теперь Кардоне хотел спать с нею в одной постели как муж. Это все объясняло – и его желание целовать ее, и его приход в спальню, и брошенные ей упреки, и его злость, с которой он вышел отсюда. Он решил, что она согласна…
Мод встала и решительно задвинула щеколду на двери. Затем заглянула в большой сундук, что стоял у стены, нашла там чистую простыню, постелила ее на кровать, задула сальную свечу и легла, укутавшись в одеяло. Постель была удобна, только Мод никак не могла заснуть – резкие слова Кардоне растревожили ее.
Как глупо она вела себя с ним! Ведь леди Риттор не раз предупреждала, что нельзя позволять себе вольностей с мужчинами, потому что это может… может ввести в грех…
Мысль о грехе привела Мод в трепет. Измена мужу – вот, о чем говорила Анна. Грешно было даже думать о мужчинах, а еще грешнее – услаждать с ними плоть. Целоваться – тоже означает услаждение плоти, а она сегодня несколько раз целовалась с Кардоне, и ей это очень понравилось. Мод вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь отогнать греховные мысли и справиться со странными и непривычными ощущениями, разливающимися истомой по ее телу, когда она вспоминала себя в его объятиях и его губы, прикасающиеся к ее коже.
Кажется, она задремала, провалившись в полузабытье с таинственными и тревожными видениями, когда вдруг услышала отчетливый звук. Стук входной двери о притолоку. Мод открыла глаза и насторожилась. Ей показалось, что снаружи раздался какой-то шум… Кардоне?
Она села и прислушалась. Во дворе определенно кто-то был. Неужели он так сердит, что решил уехать ночью, бросив ее здесь одну? Мод запаниковала. После того что произошло здесь, в спальне, она не могла ни о чем просить его. Он лишь нагрубит ей и сделает по-своему. Девушка пыталась успокоиться, напомнила себе, что утром приедет лесничий и поможет ей добраться до деревни. Но Кардоне… Он уедет вот так, тихо, один, и она больше никогда не увидит его?! А вдруг он спокойно спит в доме, а на улице бродят разбойники? И застанут их врасплох?
Мод потянулась за платьем, вспомнила, что не может надеть его без «служанки», тихонько встала, завернулась в плащ и пошла к двери. В доме было очень темно – ставни на окнах закрыты. Девушка ощупью выбралась в переднюю комнату, боком больно задела угол стол, сделала еще шаг, наткнулась на кого-то – и завизжала.
Ральф вылетел из комнаты, как ядро из пушки. Он весь кипел и клокотал от негодования. Он кинулся на кухню, выпил остатки эля из кувшина, затем рухнул на стул и несколько минут сидел неподвижно, уставившись на тлеющие угли в очаге и пытаясь понять, что же произошло. Не придя ни к какому мало-мальски утешительному выводу, он натянул дублет и вышел во двор. Тьма уже сгустилась, порыв ветра пробежал по верхушкам деревьев, сыграв на тысячах лютней умирающей осенней листвы. Где-то в глубине леса резко и жутко крикнула сипуха. Ральф прошел в стойло, где зашевелился, потянулся к нему рыжий. Он потрепал коня за гриву, оттолкнул его и двинулся дальше, в стремительный, бешеный обход, с трудом подавив желание вскочить в седло и рвануть в черноту леса, не разбирая дороги, как, бывало, делал в Корбридже, на заре туманной юности. Леди Вуд отвергла его, оттолкнула, плеснула в лицо страхом и презрением. Высокородная леди, считающая его своим наемником?
Рейд по лесу и несколько срезанных взмахом кинжала веток отчасти успокоили его, но с видимостью покоя навалилась усталость и противно заныла спина. Он повернул обратно, чертыхаясь и проклиная ночь и разгулявшуюся в лесу сову.
В доме было совсем темно. Ральф двинулся вперед, в поисках свечи, которая, как он помнил, стояла на столе в деревянном подсвечнике. Он нащупал стол и начал шарить по нему, но в этот момент послышалось какое-то движение, и что-то живое и теплое врезалось в него, вскрикнув голосом леди Вуд. Он схватил ее в темноте и отодвинул от себя.
– Не бойтесь, леди Вуд, это всего лишь я, Кардоне.
– Мистер Кардоне…
Он все-таки нашарил свечу и, вытащив огниво и кресало, зажег огонь. Колеблющийся огонек очертил теплый круг, осветив бледное лицо леди, темные волосы, волной спадающие на плечи, черные, совсем черные глаза. Проклятие, он не мог спокойно смотреть на нее и, сжав кулаки, произнес, внезапно охрипнув:
– Вам что-то требуется, леди Вуд? Ваш наемник к вашим услугам.
– Я… нет… сэр, – голос ее заметался, задрожал, – я просто хотела… хотела…
– Хотели что?
– Я подумала, что вы… уехали, – выдохнула она.
– Уехал? Какого же вы низкого мнения обо мне! Что вы, леди Вуд, я не мог уехать. Во-первых, я не привык бросать на дороге слабых женщин, во-вторых, мы заключили с вами соглашение, а я склонен выполнять таковые, несмотря на то…
– Несмотря на то… Вы хотите сказать…
– Только то, что сказал, ничего более, леди Вуд! – перебил он ее, уже почти не слыша себя, поскольку эти глаза напротив помимо его воли выпили всю его злость и обиду.
– Мне показалось, по двору кто-то ходит, – тихо сказала она, будто оправдываясь.
– Это был я, – ответил Ральф. – Вы напрасно испугались, я только что обошел все вокруг. Лишь кричит сова, но не бойтесь ее… «Ведь я рядом», – хотел он добавить, но промолчал. Повисла напряженная пауза. Леди Вуд отвела взгляд, туже стянула полы плаща, накинутого на плечи.
«А под плащом у нее одна камиза…» – подумал он.
– Простите, я… побеспокоила вас, сэр, – наконец сказала она.
«Она жалеет о том, что сделала? Играет обманный маневр? Или берет на абордаж своими извинительными речами? Ну что ж, леди Вуд, я вовсе не против вашей алебарды! Но, черт побери, как к вам подойти? Словно мы не вдвоем среди леса, а на приеме при дворе. Каков политес, diablo!»
– Вы отнюдь не побеспокоили меня, леди Вуд, отнюдь. Я только что вошел в дом и размышлял, где мне прилечь, поскольку устал с дороги…
– Да, да, конечно, – она сделала шаг назад, словно намереваясь уйти.
Свеча на столе затрещала, пламя задрожало, словно намереваясь погаснуть.
– Спокойной ночи, сэр, – прошептала она, сделав еще один шаг, и вдруг, будто очнувшись, заговорила, пылко и отчаянно: – Вы все неправильно поняли, сэр. Я… я только поцеловала вас, но вовсе не соглашалась… Вероятно, вы привыкли к другому, но это не моя вина. Вы дали слово, и я вам поверила!
– Леди Вуд, – начал он, вновь закипая и мгновенно забыв о тонкостях обхождения, – я дал слово, но вы взяли его назад, и не говорите, что это было не так! Да, я привык следовать за обещанным… И это вы ставите мне в вину! Нет, постойте, леди Вуд, не уходите!
Он перехватил ее, развернул к себе и приподнял над полом, осторожно, как ему показалось. Он просто хотел доказать ей, что она не права. Ничего более.
– Я ничего не забирала! – воскликнула она. – Это вы так почему-то решили! Вы!
Она ощутимо больно ткнула его пальцем в грудь, словно стараясь усилить этим жестом правдивость своих слов. Она не вырывалась, а лишь говорила, чуть задыхаясь и волнуясь, а он держал ее, прижимая к себе и почти не понимая, что она говорит.
– О! Вы целовали меня – или вы целуете всех, раздавая обещания? – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.
– Как, как вы можете такое говорить обо мне? – Она не пыталась вырваться, но вцепилась в его плечи, и он с ужасом увидел слезы, хлынувшие из ее глаз.
«Слезы, опять слезы, diablo!»
– Вы такая красивая, леди Вуд… – ему не оставалось ничего, как собрать их губами, и не только слезы. – Вы же не боитесь меня?
Ральф донес ее до спальни на руках, уложил на постель и лег рядом. Она дрожала, и он осторожно тронул губами ее волосы, откинул прядку с лица, чтобы добраться до еще мокрой от слез щеки, до уже знакомых губ. Потянул камизу с ее плеч, ладони его скользнули к груди, маленькой, совсем девичьей, затем ниже, гладя нежную кожу. Она не сопротивлялась, не шевелилась, он чувствовал лишь ее дрожь.
– Ты красива и нежна, – прошептал он. – Не бойся меня… обними…
Мод не могла противиться его желанию. И своему.
Сначала она попыталась объяснить ему, что ее поцелуи вовсе не были обещанием и согласием на большее, но он словно не слышал и не понимал, и она расплакалась от бессилия что-то втолковать ему, а потом… потом в ней все перевернулось от нежности, с какой он обнял ее, коснулся губами ее мокрых от слез глаз, щек, губ. Глухим, хриплым голосом он сказал ей, как она красива, и Мод поверила, и позволила отнести себя в спальню, положить на кровать, а ему – лечь рядом. Ей было страшно и стыдно, ее била дрожь, и внутри все обмирало, когда Кардоне дотрагивался до нее, но ей было нужно, просто необходимо ощущать его рядом с собой, и мысль о том, что она опять останется одна, а он уйдет, казалась невыносимой. Но он не уходил, шептал ей ласковые слова, руки его гладили ее тело все смелее… Он просил не бояться его.
Мод, желая показать, что не боится, хотя ее пугало то, еще неведомое, что ей предстояло испытать с ним, осмелилась, потянулась, обвила руками его шею, провела – как это делал он – ладонями по его плечам, забираясь под ворот рубашки, осторожно гладя его гладкую горячую кожу.
– Я не боюсь вас, сэр, – прошептала она и услышала его вздох, будто он ждал этих слов.
Он перестал замечать боль в растревоженной ране.
Как давно он не касался женщины! У него мутнело в голове от ее нежной неловкости, и неожиданно покорного «я не боюсь вас», и осторожности рук, гладящих его спину.
Он снял с нее рубашку, жалея, что в комнате совсем темно и он не может видеть ее всю, подвластную ему и несущую греховное наслаждение, которому было невозможно противиться. Да и зачем? Ужели один грех усугубил бы ту чашу, что он носил с собой? Впрочем, сэр Ральф никогда особо не сокрушался по этому поводу, разве что в последнее время, когда ему перевалило за тридцать, и, обращаясь к всевышнему о помощи, прежде всего полагался на себя, свой меч и свои силы. Как распорядилась судьба.
Леди Вуд была неумела и тихо покорна, он слышал, как бьется ее сердце, его ладонь скользнула по какому-то украшению или талисману, тому, что был прикреплен к витому кожаному шнуру – прохладный округлый камень был гладок и казался чуть влажным. Он слышал и удары своего бешено бьющегося в ритм движениям сердца и вдруг понял, почему она так неумела и так сопротивлялась ему. Она испуганно вскрикнула, и Ральф, вряд ли уже владея собой, поцелуем остановил ее крик.
Отпустив ее, он лег рядом, прижав ее к себе, она еще дрожала и, кажется, плакала.
«Она девственница, и я ее первый мужчина? Не муж, а я… Либо мужа нет совсем, либо он не способен стать мужем?»
* * *
Мод проснулась на рассвете, когда узкие полосы серого света проникли через щели ставен в темную комнату, где она лежала в постели в объятиях мужчины. Кардоне, даже спящий, не выпускал ее из своих рук. А ей было так приятно ощущать его тепло и тяжесть, что и, проснувшись, она не спешила вставать, пытаясь растянуть последние мгновения близости с ним, потому что это была не только первая, но и последняя ночь, когда они могли быть вместе.Она лежала и вспоминала, как стыдлива и неловка была с ним, не понимая и не подозревая, что ей надо делать и что он собирается сделать с ней. И доверилась ему – как уже привыкла доверять. В какой-то момент ей стало больно, и она не смогла сдержать вскрик, а потом опять расплакалась – уже не из-за боли, а от щемящего ощущения счастья и нежности к мужчине, который ласкал и баюкал ее в своих объятиях. Потому она не протестовала, когда он еще и еще делал то, чего так хотел, и находила поразительное удовольствие в его прикосновениях. И сейчас Мод не жалела о том, что произошло. Стыд и раскаяние придут позже…
Кардоне зашевелился, что-то пробормотал во сне, чуть ослабил объятия, в которых держал девушку. Она тихонько выскользнула из его рук и с трудом встала с постели, ощущая странную, необычную болезненность тела. Наскоро обмыв себя остывшей водой, Мод подобрала с пола и натянула смятую камизу и юбку нижнего платья, смущенно любуясь спящим обнаженным мужчиной, вбирая глазами, будто стараясь навсегда запомнить, силуэт его крупного, сильного тела, смуглую кожу, темные, курчавые волосы на затылке, блестящую золотую серьгу, вдетую в мочку уха. И только потом заметила на простыне темные пятна… Догадываясь, что это означает, Мод быстро вышла из спальни.
Ральф проснулся от холода не столько потому, что в комнате было зябко, сколько оттого, что той, которая согревала его всю эту ночь, не было рядом. Он потрогал еще теплую простыню, взглянул на весьма красноречивые, столь неожиданные последствия этой ночи – бурые пятна, и выбрался из кровати. Сквозь щели в ставне пробивался солнечный свет, платья леди Вуд и ее чепец лежали на сундуке. Ральф с удовольствием потянулся – даже упрямо напоминающая о себе рана не испортила приятной бодрости освобожденного тела – плеснул на лицо пригоршню холодной воды, оделся и причесал пятерней непослушные волосы.
Утро далось сэру Ральфу Перси нелегко. Он разжег очаг, вернулся в спальню, где вновь, уже в который раз, зашнуровал платья леди Вуд, только теперь дело это по сложности исполнения можно было бы сравнить с муками пьяницы-гурмана, которому позволили попробовать чудного вина, при условии, что он не выпьет больше ни капли, пока не доставит сосуд с вином к месту назначения. Но Ральф не потерял и брызг этого вина, покрыв поцелуями ее шею, плечи и губы, разумеется.
Наконец они сели за стол, за которым самым красноречивым из них двоих оказался Ральф – леди Вуд не промолвила и пары слов, упорно пряча от него глаза и смятенно отдергивая руки, если он пытался прикоснуться к ним. Вскоре завтрак был закончен, так же как и нехитрые сборы. Леди Вуд вышла во двор – маленькая, строгая, зашнурованная и застегнутая, гладко причесанные волосы спрятаны под чепец – словно не она металась и плакала ночью в его объятиях.
«Она смущена, она познала таинство плоти, с моей помощью… обманув меня», – думал Ральф, крепя пояс с ножнами и торопливо осматривая комнату, чтобы убедиться, что ничто не забыто. Внезапная мысль заставила его вернуться в спальню. Он снял с постели простыню, смял ее в комок, достал из поясной сумки несколько пенсов и положил их на сундук. Слишком очевидно, но он не стал задумываться об очевидности.
На дворе он затолкал простыню в седельный мешок, смеясь и злясь про себя. «Дожил, сэр Ральф, лишаешь девственности чью-то жену и прячешь следы своего греха. Как же это называется? И как называть ее? Нужно ли мне знать ее имя? И нужно ли знать, в чем она обманула меня? Я довезу ее до Лондона, и все, на этом приключение закончено… приятное, diablo, приключение!»
Леди Вуд вновь неумолимо оказалась в его объятиях, в седле, что причиняло ему сладостное неудобство, и он снова добрался до ее губ. Когда долгий невыносимый поцелуй закончился, он спросил ее:
– Леди Вуд, заслужил ли я, пусть короткое, но право называть вас по имени?
– По имени? – растерялась Мод.
Она еще не пришла в себя после поцелуя, и вопрос Кардоне застал ее врасплох.
«Зачем ему знать мое имя?»
Впрочем, в его вопросе не было ничего странного, только неприятной правдой кольнула фраза: «Короткое, но право». Да, скоро, очень скоро они расстанутся, и у него нет никаких прав на нее, разве право ее целовать, пока они наедине. Мод не знала, как следует вести себя с мужчиной, в объятиях которого провела ночь. Ей было стыдно смотреть ему в глаза, и ощущение неловкости в его присутствии не оставляло ее все утро. Кардоне же то казался равнодушным и даже сердитым, то вдруг начинал целовать ее с такой страстью, что у нее внутри все трепетало.
«Поди пойми этих мужчин». – Мод покосилась на седельный мешок, куда Кардоне сунул испачканную простыню. Сама она не сообразила убрать постель и отстирать эти пятна… или сделать что-то еще. И теперь ее мучил вопрос: зачем Кардоне понадобилось забрать простыню? Не собирается же он кому-то показывать свидетельство ее грехопадения. Грехопадения…
– Мод, – после паузы сказала она, – меня зовут Мод.
– Мод? – Он почему-то удивился, хотя имя ее было самое обычное. И распространенное. Отвык от английских имен?
– Мод, – повторил он. – Мод, кто бы ни был твой муж, но он обидел тебя своим пренебрежением.
«Как он смеет?! Как смеет он после всего, что случилось, говорить о моем муже?!»
Кровь мгновенно отхлынула от ее лица. Резко отстранившись, Мод посмотрела на него потемневшими от гнева глазами.
– Это вас не касается, сэр, – ледяным голосом сказала она и отвернулась, боясь, что не выдержит и расплачется, а сейчас – после его слов – большего унижения ей невозможно было представить.
«Пресвятая Дева, что я наделала?!» – Она совсем забыла о муже! Нет, не забыла, просто этой ночью и утром гнала прочь все мысли о нем, о мужчине, которому была отдана богом и людьми и которому оказалась не нужна. Из-за его «пренебрежения», как верно заметил Кардоне, этой ночью она согрешила. И именно сейчас, после его слов, Мод полностью осознала, в какую пучину греха ввергло ее вынужденное одиночество. Она отдала свою невинность, по праву принадлежащую мужу, случайному попутчику, постороннему, который, в отличие от законного супруга, возжелал ее, а она не смогла устоять…
В отчаянии девушка сжала задрожавшие пальцы в кулак и, не оборачиваясь, бросила через плечо:
– Зато для вас все на редкость удачно сложилось, не так ли, сэр?
Судьба посмеялась над ним, в который уже раз. Мелькнула мысль, показавшаяся Ральфу нелепой и… опасной. Мод – это имя его жены, Мод, леди Перси, и сейчас она примерно того же возраста, что и леди Вуд. Не встретился ли ей, его жене, вот такой же… мессер Кардоне или иной настойчивый рыцарь, охотник до чужого, не заговорил ли ее, вливая яд в уши и сердце, девственна ли она до сих пор? Мысль эта резанула его, как никогда прежде, и заставила сказать то, что говорить он и не собирался. Но, в конце концов, почему нет, ведь сегодня ночью леди Вуд… Мод, принадлежала ему.