Экхольм Ян. Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и др.

   Наступил вечер. Людвиг Четырнадцатый немножко продрог, хотя на нём была такая тёплая шубка. К тому же он ещё и проголодался. Ведь он ничего не ел с самого утра, только одну ягодку и один корешок.
   «Скоро они будут ужинать, – подумал Людвиг Четырнадцатый и почувствовал себя так одиноко. – Интересно, скучают они обо мне?»
   Вдруг стало светлее, и лес кончился. Перед ним вырос плетёный забор, за ним раскинулось широкое поле, а за полем светились огоньки.
   Людвиг Четырнадцатый осмотрелся вокруг. Понюхал воздух и вскоре сообразил, где находится.
   Это было то место, где вчера вместе с Лабаном они лежали и смотрели на дома людей, лошадей, коров, кур, цыплят и яиц.
   «Странно, – подумал Людвиг Четырнадцатый и почесал себя за ухом. – Я пробродил целый день, а оказался почти рядом с домом».
   Он подумал было, что ему, пожалуй, стоит вернуться домой и съесть приготовленный мамой Ларссон ужин. Но он тут же одумался.
   – Я сказал, что должен убежать из дому, значит, и убегу, – пробурчал Людвиг. – Всё было бы хорошо, вот только есть хочется.
   Он посмотрел через дырочку в заборе на овсяное поле. Лабан вчера сказал: «Вот из этой травы мама варит овсяную кашу».
   Людвиг Четырнадцатый не очень любил овсяную кашу, но чем-то надо было набить живот. Он перепрыгнул через канаву, пролез под плетнём и начал жевать стебли овса. Но они вовсе не напоминали овсяную кашу.
   – Дурак этот Лабан, – рассердился он.
   Однако он чувствовал, что просто умирает с голоду.
   «У людей всегда есть еда», – любил повторять папа Ларссон. Но разве мог Людвиг Четырнадцатый решиться на такое опасное путешествие, ведь он был совсем не хитрый.
   – Нет, не так уж я и боюсь, – храбрился он. – Есть-то хочется. Была не была, попробую пробраться к людям.
   Среди высоких стеблей овса Людвиг Четырнадцатый чувствовал себя уверенно. Здесь люди не могли заметить его. Но когда поле кончилось, стало страшнее. Людвигу Четырнадцатому пришлось прижиматься к самой земле и ползти между двумя рядами каких-то невысоких растений.
   Он понюхал воздух. Пахло чем-то вкусным и сладким. Папа Ларссон любил рассказывать, что люди выращивают сладкие ягоды, которые называются клубникой. И Людвиг Четырнадцатый решил, что он ползёт по клубничному полю.
   Он навострил свои длинные ушки. Что-то прозвенело в темноте! И опять стихло. Может, Людвиг Четырнадцатый ошибся? Он поднял голову, чтобы посмотреть, как быстрее подползти ко двору.
   И ТОГДА ОН УВИДЕЛ ЧТО-ТО УЖАСНОЕ!
   Прямо перед ним стоял кто-то высокий. На нём было длинное пальто, а руки раскинуты в стороны.
   Людвиг Четырнадцатый никогда ещё не видел живого человека, только на картинке в книжке у Юкке-Юу и Туффе-Ту.
   Может быть, этот высокий на клубничном поле и есть человек?
   Людвиг Четырнадцатый боялся даже дышать. Он стоял как вкопанный и смотрел. И чем больше смотрел, тем чуднее казался ему Этот.
   Людвиг Четырнадцатый протёр глаза. Нет, он не ошибся. На голове у Этого была большая шляпа, но под ней не было лица с глазами, носом – словом, всем, что полагается.
   Вот опять послышались звоночки. Пожалуй, это был не человек, а что-то ещё более ужасное.
   «ПРИВИДЕНИЕ!» – мелькнуло в голове Людвига. И от страха его влажный нос стал совсем горячим. Как же он забыл про осторожность? С быстротой молнии он помчался назад в спасительное овсяное поле, потом один прыжок – и он оказался в канаве за забором.
   – По-мо-ги-и-и-те! – закричал кто-то пискливым голосом.
   – По-мо-ги-и-и-те! – заскулил Людвиг Четырнадцатый. Он почувствовал, что лежит на мягком, живом, пищащем маленьком пуховом комочке.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Трудно сказать, кто больше испугался: Людвиг Четырнадцатый или маленький пуховый комочек. Во всяком случае, первым заговорил Людвиг Четырнадцатый.
   – Что за манера налетать ни с того ни с сего на невинных зверей?! – начал он. – Собственно говоря, мне стоило бы заявить на тебя в полицию.
   – Пин-пин-пинтересно, – пропищал пуховый комочек. – Я совсем не налетала на тебя, потому что я почти не умею летать. А уж если на кого и стоит заявить в полицию, то на тебя. Ведь не я же на тебя упала.
   В канаве было темно. Но Людвиг Четырнадцатый напряг зрение и разглядел, что пуховый комочек был куда меньше его самого. И лисёнок расхрабрился.
   – Что ты делаешь здесь на опушке совсем один и так поздно? – спросил он.
   – Такие малыши, как ты, должны уже давно спать.
   – Я боюсь идь-идь-идти домой, – жалобно пропищал комочек. – Я почувствовала запах лисицы, а страшнее зверя, чем лисица, я не знаю. Людвиг Четырнадцатый хихикнул. – Ты никогда не видела лисиц?! – удивился он.
   – Никогда, – ответил комочек. – Я знаю только, что у них длинные уши и вместо хвоста маленький шар-ик-ик-ик. И они скачут.
   – "Ик-ик"! – передразнил Людвиг Четырнадцатый. – А может, ты смотрела не на те рисунки?
   – Ой, какая я глупая, – засмеялся пуховый комочек. – Я всегда повторяю одни и те же ошибки. Ну, ник-ник-никак не могу запомнить разницу между лисицей и зайцем. Значит, тогда лиса – это та, у которой рыжая шубка и большой хвост. Да ещё она ужасно хитрая.
   – Вот это точнее, – заметил Людвиг Четырнадцатый.
   – А ты что, видел жив-жив-живых лисят? – спросил пуховый комочек.
   – Неоднократно, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
   – И ты ник-ник-никогда их не боялся?
   – Нисколечко! – гордо сказал Людвиг Четырнадцатый.
   – Значит, ты очень храбрый! – воскликнул пуховый комочек. – А как тебя зовут?
   – Людвиг Четырнадцатый Ларссон.
   – Какое смешное имя, – засмеялся комочек.
   – И совсем не смешное, – рассердился Людвиг Четырнадцатый. – Всё очень просто. Наша семья самая большая во всём лесу. И я совершенно случайно оказался четырнадцатым в этой семье.
   – У тебя чет-чет-четырнадцать братьев и сестёр? – пропищал комочек. – Есть чем хвастать!
   – Только тринадцать, – рассердился Людвиг Четырнадцатый. – Но можно подумать, что у тебя их больше!
   – Вряд ли я смогла бы сосчитать их всех, – ответил комочек. – А зовут меня Тутта Карлссон.
   В канаве наступила тишина. Оба думали одно и то же: «Кто же сидит напротив меня?»
   И снова первым начал спрашивать Людвиг Четырнадцатый;
   – Ты птица, не правда ли?
   Тутта помотала своей маленькой головкой.
   – Но ведь ты же сама сказала, что летаешь не очень хорошо! Тутта опять помотала головкой.
   – Ты живёшь здесь, в лесу? Тутта покачала головой.
   – У людей?
   Тутта утвердительно кивнула.
   – А какого цвета у тебя шубка?
   – У меня нет ни-ни-никакой шубки, у меня пушинки, и они жёлтые, – ответила Тутта Карлссон.
   Людвиг Четырнадцатый почесал за ухом совсем как папа Ларссон. "Жёлтая птичка, которая не умеет хорошо летать и которая живёт
   у людей, – размышлял он. – Не может быть, чтобы это была..."
   – Ты же, конечно, не курица? – спросил он в ужасе.
   – Да нет, – пропищала Тутта. – Я ещё не курица. А ты что за птица? Ты живёшь в лесу?
   Людвиг Четырнадцатый кивнул.
   – Ты ручной?
   Людвиг Четырнадцатый фыркнул.
   – А какого цвета твои пушинки?
   – У меня нет никаких пушинок, у меня шубка, и она рыжая, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
   – А хвост у тебя есть?
   – О-о, да, конечно.
   – Пин-пин-пинтересно! Значит, я правильно угадала! – воскликнула Тутта и ближе подошла к Людвигу. – Ты заяц?
   – Положим, – возразил Людвиг Четырнадцатый. Тутта остановилась. «Дикий зверь с рыжей шубкой и большим хвостом. Если это не заяц, то тогда это должен быть...» Тутта задрожала.
   – Тогда, может быть, ты хитрый лис? – заикнулась она. – Нечего сказать пик-пик-пикантно.
   – "Пик-пик-пик"! – сердито передразнил Людвиг Четырнадцатый. – Опять на тебя напала пик-пик-пикота? Тутта вздохнула с облегчением.
   – Вот здорово, – сказала она. – А то я было подумала, что попала в такую ужасную компанию.
   Людвиг Четырнадцатый таинственно улыбнулся. Знала бы Тутта Карлссон... И тут у него засосало под ложечкой.
   – Я хочу есть, – захныкал он. – Я не ел целый день.
   – Бедный Людвиг Четырнадцатый! – воскликнула Тутта Карлссон. – А что ты любишь больше всего?
   – Я ем всё, – ответил Людвиг. – Разве ты не слышишь, как у меня бурчит в животе?
   – У меня есть предложение, – обрадовалась Тутта Карлссон. – Проводи меня домой. Я ведь очень боюсь ли-ли-лисиц. А там у нас во дворе много всякого съестного.
   – А мне можно? – удивился Людвиг Четырнадцатый.
   – Конечно же, это совсем не опасно, – заверила Тутта Карлссон. – Сначала пройдём через овсяное поле, потом через клубничную поляну, и мы дома. Ты же бежал той дорогой, когда упал на меня.
   Людвиг Четырнадцатый вдруг вспомнил, почему он оказался в канаве.
   – Туда я больше не пойду, – заявил он. – Уж лучше умереть с голоду.
   – Вот глупый! – засмеялась Тутта Карлссон. – Люди совсем не опасны. Да и Максимилиан тоже. Даже если ты боишься собак.
   – Я совсем не боюсь ни людей, ни собак, – Его бросило в дрожь от волнения. – Я боюсь Этого на клубничной поляне. Разве ты не видела гам такого огромного, такого ужасного, который вот так расставил руки и страшно звенит? А его лицо без глаз и без носа...
   Тутта Карлссон рассмеялась, да так, что все её пушинки заколыхались.
   – Нечего пи-пищать, – заикнулся Людвиг Четырнадцатый. – Если бы я не сбежал и не спрятался в канаве, Этот догнал бы меня и съел.
   – Пойдём, – сказала Тутта Карлссон и захлопала крылышками. – Обещаю, что Этот не съест тебя.
   – Ты с ним знакома, да? – Людвиг Четырнадцатый разинул рот от удивления.
   Тутта Карлссон ничего не ответила и засеменила через овсяное поле. Вскоре они оказались на клубничной поляне.
   – Остановись, – зашептал Людвиг Четырнадцатый. – Разве ты не видишь? Этот так и стоит на месте. Дальше я не сделаю ни шага.
   – Трусишка, – ответила шёпотом Тутта Карлссон. – Я ведь иду первая. Людвигу Четырнадцатому очень не хотелось показывать, как ему страшно, и
   он поплёлся за Туттой Карлссон. Но с каждым шагом сердце его стучало всё громче и громче.
   И вот они уже стояли под самыми распростёртыми руками,
   – Вот твой ужасный Этот, – сказала Тутта Карлссон. – Смотри, он же совсем не движется.
   – Да, но на нём шуба и шляпа! Так что же это? Может, это всё же человек?
   – прошептал Людвиг Четырнадцатый.
   – Пин-пин-пинтересно, все лесные звери такие дураки? – поинтересовалась Тутта Карлссон. – Какой же это человек?
   Людвиг Четырнадцатый впервые подумал, что, может быть, он действительно глупый.
   – Скажешь ты наконец, кто это? – грозно спросил он.
   – Пугало!
   И Тутта Карлссон начала опять попискивать от смеха.
   – А ты и вправду считал, что пугало может в два счёта проглотить тебя, как червяка? – захлёбываясь, верещала она. – Вот расскажу я всем домашним жив-жив-животным и пич-пич-пичугам. Ну и посмеются же они, пик-чик-чик!
   – У-у-у, болтушка, пик-чик-чик! – обиделся Людвиг Четырнадцатый. – Откуда я могу знать всё на свете? Люди чего только не напри-думывают. Лучше уж достала бы мне поесть, ты же обещала. Ведь я своё обещание исполняю! Ни одна хитрая лиса тебя не тронет.
   – Пойдём в домик, там светит лампа, – сказала Тутта Карлссон. – Там наверняка осталось что-нибудь от ужина. И мы устроим пик-пикник.
   Людвиг Четырнадцатый даже не успел передразнить. Как только он пролез вслед за Туттой и заморгал, глядя на лампу под потолком, раздался крик.
   – По-мо-ги-и-те-е, ли-и-са-а-а! – донеслось из угла.
   А потом раздался такой крик, что бедный Людвиг чуть не оглох.
   – Куда ты, куда, куда ты! – закудахтало со всех сторон. – По-мо-ги-и-и-те!
   И тут Людвиг Четырнадцатый наконец понял, куда он угодил.
   КУРЯТНИК!
   Он поискал глазами Тутту Карлссон и увидел, что она спряталась за большим ведром.
   – Ты соврала мне, – сказал он и зазаикался по-настоящему: – Ты ку-ку-ку-курица!
   – Нет, я не ку-ку-курица, я всего лишь цып-цып-цыплёнок, – сказала она. – Это ты обманул меня. Это ты хитрый лис.
   – Нет, – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Я лис, но я не хитрый.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Вскоре в курятнике снова наступила тишина.
   Все с удивлением смотрели на Людвига Четырнадцатого. Не мудрено, ведь цыплята впервые видели живую лису.
   – Подумать только, хитрюшка-ворюшка – гость в нашем доме, – кудахтала старая курица Лаура. – А ты действительно уверен, что не хочешь нас съесть? Я хорошо знаю твоего папу, он, право же, очень мил.
   – Терпеть не могу курятины. Но я в самом деле голоден. Тутта Карлссон обещала меня накормить чем-нибудь.
   – Бедняжка, – закудахтала Лаура. – Конечно же, ты получишь еду. Мне кажется, что вон в той миске есть чем полакомиться.
   Второй раз Людвига Четырнадцатого приглашать не пришлось. Он мигом подлетел к миске и начал глотать.
   – Это хорошо, что ты так спешишь, – заметила Лаура. – Как только наешься, сейчас же исчезай. Не думаю, чтобы Петрус Певун был в восторге, когда узнает, что у нас в гостях лисёнок.
   – Петрус Певун – это наш петух, – пояснила Тутта Карлссон. – Он сейчас во дворе и поёт, но скоро снова вернётся. А до этого ты должен исчезнуть.
   Но было слишком поздно!
   Через дыру в стене важно вошёл Петрус Певун и взмахнул красивыми разноцветными крыльями.
   – Кукареку-у, кукареку-у, уже четверть девятого, – пропел он и, склонив головку, прислушался.
   Вдруг он круто повернулся к лисёнку и в ужасе закричал что было мочи:
   – Ку-ка-ра-ул! Лис в доме. По-мо-ги-и-те! Максимилиан-ан, сюда! Ку-ка-ра-ул! Спасите женщин и дете-е-ей!
   О Максимилиане – псе, почти таком же хитром, как и сам папа Ларссон, Людвиг Четырнадцатый как-то совсем забыл.
   – Ку-ка-ра-ул! – подхватил поэтому Людвиг. – По-мо-ги-и-те! Я не хочу, чтобы меня поймал Максимилиан!
   Тогда все куры хором начали убеждать Петруса Певуна в том, что Людвиг Четырнадцатый очень милый лисёнок.
   И опять начался дикий шум и возня. Петух кукарекал, куры кудахтали, цыплята пищали, а Людвиг Четырнадцатый подвывал.
   Никто даже и не заметил, как дверь открылась и в курятник, семеня коротенькими ножками, вбежала такса.
   Людвиг Четырнадцатый увидел, как остренький носик пса протиснулся между двумя хохлатками.
   «Пожалуй, мне пора домой», – подумал он. И быстро проскочил мимо таксы. Но... потом вдруг остановился. Прямо перед ним стояло что-то, чего раньше он никогда не видел.
   Это «что-то» напоминало два коричневых ствола, правда значительно более гладких и блестящих, чем стволы обычных деревьев. А когда он поднял взгляд чуть повыше, он увидел ещё что-то коричневое, а ещё выше – что-то зелёное.
   Дальше смотреть Людвиг Четырнадцатый не решился. Он и так уже понял, кто стоял перед ним:
   ЧЕЛОВЕК!!!
   Это был первый человек, которого Людвиг Четырнадцатый увидел. То блестящее, что Людвиг принял за стволы деревьев, было парой начищенных сапог. Коричневыми оказались и брюки. Зелёной – куртка.
   – Максимилиан-смотри-живой-лисёнок-в-курятнике! – закричал голос. – Странно-видеть-и-странно-слышать-это-не-правда-ли?
   Ты, конечно, думаешь, что маленький Людвиг Четырнадцатый не понимал, что говорил человек. Так или иначе, но он почувствовал, что наступил очень опасный момент.
   – Лисёнок-не-должен-сбежать, – сердито заворчал человеческий голос. – За-ним!
   Охота началась.
   Никогда ещё в своей жизни Людвиг Четырнадцатый не бегал так быстро. Но такса не отставала от него.
   Людвиг Четырнадцатый, наверное, сто раз обежал все дома, прятался между кустами, и под колодцем, и за дровами, раз даже залез под корыто, а потом притаился за грядкой. Но такса всё время вынюхивала его по следу.
   «Мне нужно найти какое-нибудь потайное местечко, – думал Людвиг. – Ведь скоро у меня уже не будет сил бежать».
   Около большого дома, где жил человек, он обнаружил что-то похожее на ящик. Он впрыгнул туда через круглую дырку и свалился прямо на пол. Ему так надо было отдышаться,
   – Здесь уже Максимилиан не найдёт меня, – простонал он. – Я не хочу попадаться в руки людей. Я хочу домой, в лес.
   Тайник оказался хоть куда. Максимилиан носился по двору, и каждый раз, когда он пробегал мимо, Людвиг Четырнадцатый замирал от страха. Но таксе почему-то и в голову не приходило заглянуть в этот ящик с дыркой.
   Наконец охота кончилась. Максимилиан перестал лаять. Наступила тишина. Людвиг Четырнадцатый высунул голову и только собрался вылезти, как вдруг услышал шаги. Нырнув обратно, Людвиг стал наблюдать через дырку, как большие сапоги медленно двигались мимо.
   – Да-лисёнок-сбежал-хотя-Максимилиан-всё-время-шёл-за-ним-по-пя-там, – сказал человеческий голос. – Хитрые-бестии-эти-рыжие-шкуры.
   Людвиг Четырнадцатый хотел было сказать, что он совсем не хитрый, но передумал и надулся от гордости. Слышал бы папа Ларссон! Сам человек утверждал, что Людвиг провёл даже его!
   – Пошли-в-дом-пить-кофе, – продолжал человеческий голос. – Что-поделаешь. Будем-надеяться-что-в-следующий-раз-Максимилиан-тебе-по-везёт-больше.
   Людвиг Четырнадцатый облегчённо вздохнул и во второй раз решился выйти из укрытия. И тут он увидел, что кто-то стоит на пути. Это был Максимилиан! Его чёрная шубка встала дыбом. А красный язык свисал изо рта. Людвиг Четырнадцатый сжался и стал маленьким-маленьким.
   – Фу, какой ужасный вечер, – простонал Максимилиан. – На этот раз лис сбежал. Но в следующий раз я ему покажу, как пекут пироги. При этих словах Людвиг Четырнадцатый вспомнил, до чего он голоден.
   – А ты умеешь печь пироги? – спросил он не совсем кстати. И тут же прикусил язык.
   – Что это за р-раз-разговорчики? – проворчал Максимилиан.
   – Добрый вечер, дружище! – ответил Людвиг слабеньким голоском. – Мы уже виделись с тобой сегодня вечером. Меня зовут Людвиг Четырнадцатый Ларссон. Добрый вечер, добрый вечер! Только прости меня, к большому сожалению, я тороплюсь.
   Но уйти Людвигу Четырнадцатому не удалось. Максимилиан закрывал грудью выход.
   «Сейчас он меня укусит», – подумал Людвиг и зажмурился.
   Но ничего такого не случилось. И Людвиг осторожно открыл глаза. Максимилиан совсем не был зол. Наоборот, он лежал и посмеивался своими великолепными зубами.
   – Нет, ты самый хитрый и самый храбрый лисёнок из всех, за кем я когда-либо охотился, – сказал он.
   Людвиг Четырнадцатый тоже расплылся в улыбке. И зубы у него были ничуть не хуже, чем у Максимилиана. Ну почему нет с ним налы Ларссона?!
   – Я избегал весь двор, – продолжал уже серьёзно Максимилиан. – А ты вот оказывается где! В МОЕЙ СОБСТВЕННОЙ КОНУРЕ.
   – В конуре? – смущённо переспросил Людвиг. – Значит, это твой дом?
   – Представь себе, никогда бы не подумал, что ты подумаешь, что можно подумать, что можно забраться сюда.
   – А я так и подумал, что ты подумаешь, что я не додумаюсь подумать так, – схитрил Людвиг Четырнадцатый. – Вот я и спрятался здесь. Максимилиан опять рассмеялся.
   – Нет, я положительно не могу сердиться на тебя. Скажи, ты, наверное, очень проголодался после такой погони? Разреши предложить тебе косточку!
   Дважды таксе предлагать не пришлось. Людвиг Четырнадцатый совсем не насытился пшеном, которым его угощали куры. И поэтому он тут же схватил самую большую кость из миски Максимилиана. Тот тоже принялся за еду.
   – Увидел бы нас кто-нибудь, – с удовольствием причмокивая, проворчал Максимилиан. – Собака ест из одной миски с лисом! Это звучит как в сказке. Как, ты сказал, тебя зовут?
   – Людвиг Четырнадцатый Ларссон, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
   – Ларссон? – заинтересовался Максимилиан. – А ты не знаешь, случайно, хитрых Ларссонов из ближайшего леса?
   – Это – мы, – скромно ответил Людвиг Четырнадцатый. – Мой папа часто рассказывал нам о тебе, Максимилиан.
   – Правда? – Максимилиан засиял от удовольствия. – Да, я имел честь не раз гоняться за ним. Не хвастаясь, я должен тебе сказать, что твой папа почти такой же хитрый, как я. Помню, гром гремит, кусты трещат, а мы бежим, бежим. Как я здорово укусил его тогда за заднюю лапу! В следующий раз ещё веселее будет, так и передай.
   Так они сгрызли все кости. Оба почувствовали усталость, и оба с удовольствием растянулись на полу собачьей конуры.
   – Ну, а теперь тебе всё-таки пора домой, – заявил Максимилиан и сладко зевнул. – С тобой очень приятно беседовать. Но не думаю, чтобы хозяину понравилось, что я дружу с лисами.
   – А мне так далеко идти, – вздохнул Людвиг Четырнадцатый. – И я так устал, так устал. Не знаю даже, найду ли я дорогу домой.
   – Это совсем недалеко, – возразил Максимилиан. – Я провожу тебя до изгороди. Мне ведь совсем не вредно прогуляться перед сном.
   Пёс и лисёнок прокрались во двор, потом через клубничную поляну, потом через овсяное поле. У самой изгороди Максимилиан остановился.
   – Теперь тебе уже совсем недалеко, – сказал он. – Беги вот по этой тропинке всё прямо и прямо
   – Разве ты знаешь, где я живу? – удивился Людвиг Четырнадцатый.
   Максимилиан вдруг ощетинился.
   – Знаю ли я, где нора хитрых Ларссонов?! Вот что я скажу тебе: дружба дружбой, а служба службой. С этого момента мы больше не друзья. Ещё раз повадишься в курятник, пеняй на себя.
   Максимилиан зло залаял, давая Людвигу Четырнадцатому понять, что он всё-таки собака.
   Людвиг Четырнадцатый припустил по тропинке. Сперва он думал о Максимилиане, потом стал думать о папе Ларссоне. Так поздно он ещё никогда не возвращался домой.
   Когда он осторожно прокрался в нору, папа Ларссон сидел в гостиной в своём кресле, сделанном из детской коляски. Он вытащил часы из нагрудного кармана, посмотрел сначала на них, а потом на лисёнка и сердито спросил:
   – Где это ты пропадаешь? Давно пора спать.
   – Меня похвалили за то, что я хитрый, – гордо ответил Людвиг Четырнадцатый.
   – Приятно слышать, – сказал папа Ларссон. – Мне показалось, что только что неподалёку лаяла собака. Это правда?
   – Да, папа, это был Максимилиан.
   – Ах, вот как! Значит, это и вправду был мой злейший враг Максимилиан? – И добавил: – Я не раз имел честь гоняться за ним. Не хвастаясь, должен сказать тебе, что он почти такой же хитрый, как я. Помню, гром гремит, кусты трещат, а мы бежим, бежим. Здорово я тогда укусил его за заднюю лапу. В следующий раз ещё веселее будет, пусть он так себе и зарубит на носу,
   Людвиг Четырнадцатый улыбнулся. Кто говорит правду, Максимилиан или папа Ларссон?
   Но вдруг до папы Ларссона дошло то, что сказал Людвиг Четырнадцатый. И он тут же вскочил с кресла.
   – Что ты тут сочиняешь, мой мальчик? – закричал он. – Ты встретился с Максимилианом?
   – Это потом, – сказал Людвиг Четырнадцатый. – Он гнался за мной, но не мог догнать, потому что сперва я хорошо поужинал в курятнике. А когда я устал бегать, то залез к нему в конуру, он очень обрадовался и угостил меня косточкой. Мы ели с ним из одной миски. А потом он проводил меня, чтоб я не заблудился. А когда мы расставались, он сказал, что дружба службой, но он мне лучший враг, – выпалил Людвиг Четырнадцатый на одном дыхании,
   Папа Ларссон встревоженно подошёл к сыну и погладил его по головке.
   – Ты, наверное, слишком долго спал под елью, – сказал он. – Ладно, иди в детскую и продолжай спать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Утром за завтраком Лабан спросил Людвига Четырнадцатого:
   – Где ты вчера болтался?
   – Ничего особенного, – нехотя промямлил Людвиг. – Бродил, и вообще...
   – Что – вообще?.. – полюбопытствовал Лабан. – Надеюсь, ты не играл с этими глупыми уличными зайчишками?
   Папа Ларссон вмешался:
   – Малыш Людвиг играл в прятки с Максимилианом. Надо полагать, ему понравилось.
   Вся семья разинула рты.
   – С этим ужасным Максимилианом? – закричали все. Папа Ларссон рассмеялся.
   – Успокойтесь, – сказал он. – Хотя Людвиг и не хочет вырасти плутишкой, однако он уже самый настоящий плут. Вы же понимаете, что он, очевидно, просто решил посмеяться над своим старым отцом.
   – Ну-ка быстро работайте задними лапками, если не хотите опоздать в школу, – переменила разговор мама Ларссон,
   Двенадцать маленьких лисят выскочили из норы так, словно промелькнула одна ленточка рыжего пламени. Остались только Лабан и Людвиг Четырнадцатый.
   – Может, поиграем? – спросил Людвиг Четырнадцатый.
   – Ни за что в жизни, – ответил Лабан. – Думаешь, я забыл, как ты надул меня с медовыми пряниками? Я не играю с тем, на кого нельзя положиться.
   Людвиг Четырнадцатый побрёл к выходу.
   – Но ты, конечно, можешь повторить свой вчерашний опыт и поиграть с Максимилианом.
   И когда Людвиг Четырнадцатый был одной ногой по другую сторону норы, до него донёсся ехидный смех Лабана.
   Если бы только папа Ларссон, и Лабан, и все остальные знали, что он говорил правду! Но больше с Максимилианом ему поиграть не удастся.
   Вдруг Людвиг Четырнадцатый остановился. Да, Максимилиан ему больше не друг, но во дворе человека у него остался другой друг – Тутта Карлссон. О ней-то он после всех вчерашних событий совсем и забыл.
   "Пожалуй, пойду опять в курятник, – сказал сам себе Людвиг Четырнадцатый.
   – Дорогу туда я уже хорошо знаю. Только бы не встретиться с Максимилианом!"
   А вообще-то у Людвига Четырнадцатого было отличное настроение.
   Лис бежит по тонкой льдинке,
   Он и плут и неплут, -
   запел Людвиг Четырнадцатый и побежал по лесной дорожке.
   Побеждает в поединке