Страница:
Там и тут, там и тут.
Слова песенки не совсем подходили. Ведь была середина лета, и надо бы петь не «по льдинке» , а по «тропинке». Но Людвиг Четырнадцатый, как поэт, был ещё совсем начинающим. Кроме того, он так хотел поскорее увидеть Тутту Карлссон, что ему было совершенно всё равно, что петь – лишь бы время скорей бежало.
Выскочив на опушку и увидев знакомое пугало, Людвиг Четырнадцатый подумал, что оно всё-таки очень напоминает человека. Но он знал, что бояться нечего. Людвиг Четырнадцатый продолжал напевать:
Здравствуй, чучело на грядке! Руки, ноги – в стороны, Словно делает зарядку, Берегитесь, вороны!
На открытом месте он пробирался ползком. Но это не мешало ему петь ещё веселее. Подобравшись к самому пугалу, Людвиг Четырнадцатый уселся на задние лапки, передние развёл в стороны, словно и сам был пугалом, и, покачиваясь, продолжал свою песенку:
Здравствуй, чучело, привет! Ни зубов, ни глазок нет, Носа нет и нет лица, Вот какие чудеса!
До этого он смотрел вниз, словно искал рассыпанные по земле слова. Но когда нашёл, он начал медленно поднимать голову. И – о ужас! – сперва он увидел пару сапог, потом коричневые брюки и зелёную куртку и, наконец, нос, глаза и всё прочее.
Людвиг Четырнадцатый немедленно встал на все четыре лапы, чтобы пуститься наутёк. Но было поздно!
– Ну-и-храбрец-же-ты! – сказал человек.
И Людвиг Четырнадцатый оказался высоко в воздухе. Так высоко он ещё никогда не поднимался, даже когда забирался на покрытый мхом камень, что стоит у их норы. Человек держал его за шкирку. Это было совсем не больно, но очень страшно. Людвиг Четырнадцатый даже взвыл.
– Значит-это-ты-повадился-в-наш-курятник? – спросил человек. «Ну почему люди не могут научиться говорить как следует? – подумал Людвиг Четырнадцатый. – Какие длинные, странные слова!» Подумав немного, Людвиг было собрался сказать человеку, что да, конечно, это именно он навещает их курятник. Но ему было неудобно разговаривать, вися в воздухе. А человек опять заговорил. Он ведь стоял на земле.
– А-ты-мне-нравишься. Такой-милый-шустрый-лисёнок.
Наши-де-тишки-с-удовольствием-будут-играть-с-тобой!
Человек взял лисёнка под мышку и пошёл во двор. Там он посадил Людвига Четырнадцатого в клетку из стальных прутьев.
– Вот-здесь-ты-и-будешь-жить, – сказал человек и защёлкнул замок. – Маллот-и-Петер-сейчас-у-бабушки-в-гостях-но-они-скоро-вернутся.
Людвиг Четырнадцатый надолго задумался: "Что за странные имена у человеческих детей: «Маллотипетер!»
– Максимилиан-поди-сюда! – закричал человеческий голос.
–По-смотри-кого-я-поймал!
Вчера-он-ускользнул-от-тебя-а-сегодня-я-поймал-его-голыми-руками.
Посмотри-какой-хитрый-лисёнок. Вот-будет-хорошая-игрушка-нашим-ребятишкам! Людвиг Четырнадцатый совсем не обрадовался, услышав в третий раз, что он
так хитёр. Ему совсем не хотелось быть игрушкой у человеческих детей. Ему
хотелось обратно в лес.
Максимилиан проводил хозяина и возвратился к клетке.
– Доб-ро-рое утро! Не говорил я тебе, чтоб ты держался подальше?
– Доброе утро. А не выпустишь ли ты меня отсюда? – спросил Людвиг Четырнадцатый.
– Дудки, мы больше не друзья, – возразил пёс и оскалил зубы. – Ты плут.
– Только не я, – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Я совсем не хитрый.
– А кто прятался в моей конуре? – возмутился Максимилиан. – Ты, пожалуй, похитрее даже своего папочки Ларссона.
Пёс обошёл вокруг клетки и тщательно обнюхал каждый прут.
– Вот теперь посмотрим, сумеешь ли ты спасти свою рыжую шкуру, – продолжал он. – Мне даже незачем охранять тебя. Желаю приятно провести время.
И Людвиг Четырнадцатый остался один. Он тыкался носом, искал лазейку, но вокруг были только прочные стальные прутья. Он попытался разгрызть замок, но тот оказался не по зубам.
– Эх, был бы я хитрым, ну хоть чуть-чуть, – вздохнул Людвиг Четырнадцатый.
Он положил голову на передние лапки и загрустил.
– Пин-пин-пинтересно, что ты делаешь в моей клетке? – вдруг услышал он чей-то голосок. Это была Тутта Карлссон.
– Доброе утро! – мрачно ответил Людвиг Четырнадцатый. – Наряжаю новогоднюю ёлку!
– Как ты сюда попал? – продолжала Тутта Карлссон, не слушая его. – Замок-то заперт.
– Разве? А я и не заметил, – хорохорился Людвиг Четырнадцатый.
– Ещё и кип-кип-кипятится! – удивилась Тутта Карлссон. – Как же ты оказался таким дураком, что дал себя поймать?
– Ну, перепутал человека с пугалом! – огрызнулся Людвиг Четырнадцатый.
– Ты сказал правду, – промолвила вдруг Тутта Карлссон. – Ты совсем не такой хитрый, как другие лисы. Поверить, что жив-жив-живой человек – пугало!
Людвиг Четырнадцатый заплакал.
– А разве так не бывает?
Послышались шаги, и человек, который поймал Людвига, остановился у клетки.
– Не-бойся-цыплёночек, – засмеялся человек. -
Лисёнку-теперь-не-сбежать-из-твоей-клетки.
Еду-то-он-получит-но-не-цыплятинку-о-которой-он-мечтал.
Человек поставил в клетку миску с костями и мясом.
– Чего, чего, чего? Что говорит человек? – всполошилась Тутта Карлссон. – Ты пришёл сюда, чтобы пит-пит-питаться цыплятиной? Людвиг Четырнадцатый глубоко вздохнул.
– Я пришёл, чтобы поиграть с тобой. Но меня поймал человек, чтобы мной играли его дети.
– Бедный Людвиг Четырнадцатый, – запищала Тутта Карлссон. -Значит, это я вин-вин-виновата, что тебя посадили в клетку? Обещаю, что помогу тебе выбраться отсюда. А пока до свидания.
И Тутта Карлссон исчезла. А Людвиг Четырнадцатый остался один во дворе у человека в клетке для цыплят.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Слова песенки не совсем подходили. Ведь была середина лета, и надо бы петь не «по льдинке» , а по «тропинке». Но Людвиг Четырнадцатый, как поэт, был ещё совсем начинающим. Кроме того, он так хотел поскорее увидеть Тутту Карлссон, что ему было совершенно всё равно, что петь – лишь бы время скорей бежало.
Выскочив на опушку и увидев знакомое пугало, Людвиг Четырнадцатый подумал, что оно всё-таки очень напоминает человека. Но он знал, что бояться нечего. Людвиг Четырнадцатый продолжал напевать:
Здравствуй, чучело на грядке! Руки, ноги – в стороны, Словно делает зарядку, Берегитесь, вороны!
На открытом месте он пробирался ползком. Но это не мешало ему петь ещё веселее. Подобравшись к самому пугалу, Людвиг Четырнадцатый уселся на задние лапки, передние развёл в стороны, словно и сам был пугалом, и, покачиваясь, продолжал свою песенку:
Здравствуй, чучело, привет! Ни зубов, ни глазок нет, Носа нет и нет лица, Вот какие чудеса!
До этого он смотрел вниз, словно искал рассыпанные по земле слова. Но когда нашёл, он начал медленно поднимать голову. И – о ужас! – сперва он увидел пару сапог, потом коричневые брюки и зелёную куртку и, наконец, нос, глаза и всё прочее.
Людвиг Четырнадцатый немедленно встал на все четыре лапы, чтобы пуститься наутёк. Но было поздно!
– Ну-и-храбрец-же-ты! – сказал человек.
И Людвиг Четырнадцатый оказался высоко в воздухе. Так высоко он ещё никогда не поднимался, даже когда забирался на покрытый мхом камень, что стоит у их норы. Человек держал его за шкирку. Это было совсем не больно, но очень страшно. Людвиг Четырнадцатый даже взвыл.
– Значит-это-ты-повадился-в-наш-курятник? – спросил человек. «Ну почему люди не могут научиться говорить как следует? – подумал Людвиг Четырнадцатый. – Какие длинные, странные слова!» Подумав немного, Людвиг было собрался сказать человеку, что да, конечно, это именно он навещает их курятник. Но ему было неудобно разговаривать, вися в воздухе. А человек опять заговорил. Он ведь стоял на земле.
– А-ты-мне-нравишься. Такой-милый-шустрый-лисёнок.
Наши-де-тишки-с-удовольствием-будут-играть-с-тобой!
Человек взял лисёнка под мышку и пошёл во двор. Там он посадил Людвига Четырнадцатого в клетку из стальных прутьев.
– Вот-здесь-ты-и-будешь-жить, – сказал человек и защёлкнул замок. – Маллот-и-Петер-сейчас-у-бабушки-в-гостях-но-они-скоро-вернутся.
Людвиг Четырнадцатый надолго задумался: "Что за странные имена у человеческих детей: «Маллотипетер!»
– Максимилиан-поди-сюда! – закричал человеческий голос.
–По-смотри-кого-я-поймал!
Вчера-он-ускользнул-от-тебя-а-сегодня-я-поймал-его-голыми-руками.
Посмотри-какой-хитрый-лисёнок. Вот-будет-хорошая-игрушка-нашим-ребятишкам! Людвиг Четырнадцатый совсем не обрадовался, услышав в третий раз, что он
так хитёр. Ему совсем не хотелось быть игрушкой у человеческих детей. Ему
хотелось обратно в лес.
Максимилиан проводил хозяина и возвратился к клетке.
– Доб-ро-рое утро! Не говорил я тебе, чтоб ты держался подальше?
– Доброе утро. А не выпустишь ли ты меня отсюда? – спросил Людвиг Четырнадцатый.
– Дудки, мы больше не друзья, – возразил пёс и оскалил зубы. – Ты плут.
– Только не я, – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Я совсем не хитрый.
– А кто прятался в моей конуре? – возмутился Максимилиан. – Ты, пожалуй, похитрее даже своего папочки Ларссона.
Пёс обошёл вокруг клетки и тщательно обнюхал каждый прут.
– Вот теперь посмотрим, сумеешь ли ты спасти свою рыжую шкуру, – продолжал он. – Мне даже незачем охранять тебя. Желаю приятно провести время.
И Людвиг Четырнадцатый остался один. Он тыкался носом, искал лазейку, но вокруг были только прочные стальные прутья. Он попытался разгрызть замок, но тот оказался не по зубам.
– Эх, был бы я хитрым, ну хоть чуть-чуть, – вздохнул Людвиг Четырнадцатый.
Он положил голову на передние лапки и загрустил.
– Пин-пин-пинтересно, что ты делаешь в моей клетке? – вдруг услышал он чей-то голосок. Это была Тутта Карлссон.
– Доброе утро! – мрачно ответил Людвиг Четырнадцатый. – Наряжаю новогоднюю ёлку!
– Как ты сюда попал? – продолжала Тутта Карлссон, не слушая его. – Замок-то заперт.
– Разве? А я и не заметил, – хорохорился Людвиг Четырнадцатый.
– Ещё и кип-кип-кипятится! – удивилась Тутта Карлссон. – Как же ты оказался таким дураком, что дал себя поймать?
– Ну, перепутал человека с пугалом! – огрызнулся Людвиг Четырнадцатый.
– Ты сказал правду, – промолвила вдруг Тутта Карлссон. – Ты совсем не такой хитрый, как другие лисы. Поверить, что жив-жив-живой человек – пугало!
Людвиг Четырнадцатый заплакал.
– А разве так не бывает?
Послышались шаги, и человек, который поймал Людвига, остановился у клетки.
– Не-бойся-цыплёночек, – засмеялся человек. -
Лисёнку-теперь-не-сбежать-из-твоей-клетки.
Еду-то-он-получит-но-не-цыплятинку-о-которой-он-мечтал.
Человек поставил в клетку миску с костями и мясом.
– Чего, чего, чего? Что говорит человек? – всполошилась Тутта Карлссон. – Ты пришёл сюда, чтобы пит-пит-питаться цыплятиной? Людвиг Четырнадцатый глубоко вздохнул.
– Я пришёл, чтобы поиграть с тобой. Но меня поймал человек, чтобы мной играли его дети.
– Бедный Людвиг Четырнадцатый, – запищала Тутта Карлссон. -Значит, это я вин-вин-виновата, что тебя посадили в клетку? Обещаю, что помогу тебе выбраться отсюда. А пока до свидания.
И Тутта Карлссон исчезла. А Людвиг Четырнадцатый остался один во дворе у человека в клетке для цыплят.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Маллот и Петер вернулись от бабушки.
– Какой-миленький! – обрадовалась Маллот и попробовала погладить Людвига Четырнадцатого.
«И совсем я не миленький», – подумал Людвиг Четырнадцатый в схватил её за руку.
– Папа-можно-мы-заберём-его-к-себе-в-детскую-на-ночь? – умолял Петер. – Пусть-он-спит-в-кукольной-коляске!
«Ещё чего не хватало, – подумал Людвиг Четырнадцатый. – Лис – в кукольной коляске!»
На этот раз человек был с ним, очевидно, согласен.
– Лучше-уж-пусть-лисёнок-останется-в-клетке.
Лесные-звери-плохо-себя-чувствуют-в-доме-у-людей, – сказал он.
Людвиг Четырнадцатый нашёл это заявление вполне справедливым.
– Нужно-дать-ему-имя, – предложил Петер. «У меня уже есть одно, но вам его не отгадать», – подумал Людвиг Четырнадцатый.
– Пусть-будет-Микке. Микке-звучит-очень-мило! – предложила Маллот. Лисёнок вяло улыбнулся: Микке – такое обычное имя. Людвиг Четырнадцатый
куда возвышеннее!
– Рыжий-хвост, – сказал человек.
Людвиг Четырнадцатый заворчал. Право же, ему надоели все эти глупости. Его зовут Людвиг Четырнадцатый, и точка.
– Давайте-лучше-к-завтрашнему-утру-придумаем-ему-чудесное-пречу-десное-имя! – предложила Маллот.
К завтрашнему утру!
Людвиг Четырнадцатый почувствовал, что нос его снова стал сухим и горячим. Неужели ему придётся скучать в этой проклятой клетке до завтра? Ой, как мама Ларссон будет волноваться! А как папа Ларссон будет сердиться!
– Можно-взять-ошейник-Максимилиана-и-погулять-с-лисёнком? – спросила Маллот.
Людвиг Четырнадцатый сразу же повеселел: во время прогулки, может, ему удастся сбежать в лес?
– Можно, – разрешил человек, – но-будьте-осторожны. – Мне-ка-жется-что-лисёнок-немного-зол.
Людвиг Четырнадцатый решил притвориться добрым. Он разрешил детям надеть па себя ошейник Максимилиана и послушно поковылял рядом с ними.
Максимилиан лежал в своей конуре и мрачно наблюдал за всем.
– Тебе-завидно-что-мы-другого-зверька-а-не-тебя-ведём – на – прогулку, – поддразнил его Петер.
Пёс в ответ заворчал, потом заскулил.
Людвиг Четырнадцатый дёрнулся было в кусты, но поводок так натянулся, что пришлось перекувырнуться кверху лапками через голову назад. Дети рассмеялись. А ему было совсем не смешно.
Людвиг Четырнадцатый надеялся, что, возвратясь с прогулки, дети забудут запереть замок. Но он ошибся. Замок был заперт с особой тщательностью. Петер даже подёргал его.
– Не-убежишь-от-нас, – сказала Маллот. -
Скоро-уже-ночь-и-мы-должны-спать, А-завтра-мы-опять-придём-к-тебе.
«Завтра я буду в лесу», – мысленно возразил ей Людвиг Четырнадцатый. Но как ему удрать обратно в лес, он не знал. Разве что Тутта Карлссон что-нибудь придумает.
После ужина из дому вышла мама Петера и Маллот. В руках она несла миску с едой. Мама говорила медленно и ясно, так что Людвиг Четырнадцатый понимал её довольно сносно, хотя все слова её звучали для него тоже, как одно длинное-длинное слово:
– Пожалуйста-ужин-нашему-новому-гостю-подан, – сказала она. – Дети-очень-просили-чтобы-ты-получил-самые-лучшие – кусочки – те – что-обычно-достаются-Максимилиану.
Мама детей опять ушла в дом, а Людвиг Четырнадцатый почувствовал, что он зверски голоден. Но только он собрался запустить свои острые зубки в кусок вкусно пахнувшего мяса, как услышал знакомый писк.
– Пит-пит-питаешься? – пропищал голос.
Людвиг Четырнадцатый узнал голос Тутты Карлссон.
Тутта осторожно выглянула из-за куста.
– Не ешь эту пи-пи-пищу, – пропищала она.
– Разве она отравлена? – ужаснулся Людвиг Четырнадцатый. – Мне показалось, что она пахнет довольно вкусно. Тутта Карлссон выпорхнула из своего тайничка.
– Максимилиан зол на тебя, – сказала она. – Дети-ти-ти надевали на те-тебя его ошейник. Ходили с тобой гулять. И что самое худшее – ты получил его самые лучшие куски!
– Ничем не могу ему помочь, – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Пусть злится на детей.
– А мне кажется, что те-тебе всё же следует отдать Максимилиану эти-ти куски, – настаивала Тутта Карлссон. – Он такой тип-тип-тип.
Последние слова она пропищала лисёнку прямо в ухо, и тогда он всё понял.
– Ты почти такая же хитрая, как мой папа Ларссон! – похвалил её Людвиг Четырнадцатый. – Даже почти как я!
– Даже хитрее, – засмеялась Тутта Карлссон. – Я же не думаю, что пугало – это человек, а всякий человек обязательно – пугало. – И она опять спряталась в кустах.
Долго ждать не пришлось. Как только начали спускаться сумерки, Максимилиан появился у клетки.
– Пр-р-ривет! Ну как тебе, весело? – проворчал он. – Сегодня ночью я могу спать спокойно. Ты хорошо заперт.
– А разве ты не голоден? – мягким голоском спросил Людвиг Четырнадцатый.
Пёс уставился на лисёнка.
– Ещё спрашиваешь! – сказал он и оскалил свои острые зубки.
– Знаю, знаю, – притворившись совсем грустным, сказал Людвиг Четырнадцатый. – Вот поэтому я и спрятал для тебя эти куски. Посмотри, вот здесь, в миске. О, я не хочу, чтобы кто-то голодал из-за меня!
Максимилиан подошёл к клетке поближе. Смотри-ка, лисёнок сказал правду. В миске лежали лучшие куски мяса. Максимилиан облизнулся.
– Добро пожаловать, – приглашал Людвиг Четырнадцатый. – Входи и будь как дома. В прошлый раз приглашал на ужин ты. Сегодня угощаю я.
Максимилиан не знал, верить ли своим ушам.
– А не обманываешь? – спросил он, глотая слюну.
– Ну, что ты, разве может такой маленький лисёнок, как я, обмануть такого мудреца, как ты! – скромно ответил Людвиг.
Максимилиан рассмеялся. Какой же он, право, чудак! Конечно же, лисёнок хитёр, но надуть старого Максимилиана ещё раз! Нет. Это невозможно.
Он сорвал замок с дверцы и медленно вполз в клетку.
– Милости просим к столу! – Голос Людвига Четырнадцатого звучал спокойно, но сердце его дрожало, как заячий хвост. Не пропустить бы нужный миг.
– Благодар-рю за приглашение, благодар-рю за приглашение, – бормотал Максимилиан. – Сочная косточка к ужину – пррревосходно.
Но только он успел подойти к миске, как вдруг...
Людвиг Четырнадцатый прямо вылетел из клетки и захлопнул её за собой. Тутта Карлссон выпорхнула из-за куста, и им вместе удалось запереть замок.
– Эй вы, кошачьи дети! Что вы натвор-рили! – взревел Максимилиан, не отрываясь от миски. – Я не хочу тор-рчать запер-ртым в цыплячьей клетке. Откро-ройте меня сейчас же! Так ты лгал, лгал, лгал!
– Приятного аппетита, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – Прошу прощения за то, что не могу составить компанию. Очень спешу. Разреши передать привет папе Ларссону от хитрого Максимилиана.
– Бр-р-родяга! – ревел пёс. – Погоди только, встретимся ещё р-раз... Ой, ой, ой, как я зол!
Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон вместе добежали до курятника.
– Тысячу, миллион спасибо тебе за помощь, – раскланялся лисёнок перед Туттой Карлссон.
– Цып-цып-цып! За что благодарить! – кокетливо ответила Тутта Карлссон и скромно опустила головку. – Ведь это из-за меня ты попадаешь во всякие неприятности-ти-ти.
– Сегодня нам не придётся уже поиграть, но можно мне в другой раз с твоего разрешения пригласить тебя, уважаемая Тутта Карлссон?
– Ты очень пин-пин-пинтеллигентный лисёнок, – пропищала взволнованная Тутта Карлссон. – Только подальше от курятника. Мне кажется, Максимилиану очень хочется дать тебе хороший пин-пин-пинок.
– Знаешь, давай будем играть за изгородью, ну, там, где мы встретились в первый раз! – предложил Людвиг Четырнадцатый.
Это предложение понравилось Тутте Карлссон. И прежде чем исчезнуть в курятнике, где её ждали сестры, братья и другие родственники, она договорилась с Людвигом, что встретится на следующий день за изгородью.
Людвиг Четырнадцатый поспешил домой. Была уже почти тёмная ночь, и он отлично понимал, что папа Ларссон очень сердится, а мама Ларссон очень волнуется.
Так оно и было. Когда Людвиг Четырнадцатый вошёл в гостиную, папа Ларссон сидел в кресле, сделанном из детской коляски. Он вытащил часы из нагрудного кармашка и нахмурил брови.
– Опять бегал по лесу! – проворчал он. – Оно, конечно, мы, лисы, на охоту ходим ночью. Но ты ведь ещё совсем ребёнок, тебе ночью надо спать.
– Сегодня я опять всех перехитрил, – начал было Людвиг Четырнадцатый.
– Ах вот как! – улыбнулся папа Ларссон. – Ты что, надо полагать, опять встречался с моим старым другом Максимилианом?
– Да, и не только с ним, – с живостью подхватил Людвиг Четырнадцатый, – Сначала меня поймал человек, потом я был игрушкой у человеческих детей, а потом меня заперли в цыплячью клетку и кормили собачьей едой, а потом я и Тутта Карлссон обманули Максимилиана и...
– Милый Людвиг, – прервал его папа Ларссон, – ты что-то, я бы сказал, слишком переутомляешься в последнее время. Людвиг Четырнадцатый сник, хвост его опустился.
– Это пра-а-вда, па-па...
– Да, конечно, правда. Ты заснул в лесу и видел сказочный сон. Иди к себе и досматривай его, спокойной ночи.
– Какой-миленький! – обрадовалась Маллот и попробовала погладить Людвига Четырнадцатого.
«И совсем я не миленький», – подумал Людвиг Четырнадцатый в схватил её за руку.
– Папа-можно-мы-заберём-его-к-себе-в-детскую-на-ночь? – умолял Петер. – Пусть-он-спит-в-кукольной-коляске!
«Ещё чего не хватало, – подумал Людвиг Четырнадцатый. – Лис – в кукольной коляске!»
На этот раз человек был с ним, очевидно, согласен.
– Лучше-уж-пусть-лисёнок-останется-в-клетке.
Лесные-звери-плохо-себя-чувствуют-в-доме-у-людей, – сказал он.
Людвиг Четырнадцатый нашёл это заявление вполне справедливым.
– Нужно-дать-ему-имя, – предложил Петер. «У меня уже есть одно, но вам его не отгадать», – подумал Людвиг Четырнадцатый.
– Пусть-будет-Микке. Микке-звучит-очень-мило! – предложила Маллот. Лисёнок вяло улыбнулся: Микке – такое обычное имя. Людвиг Четырнадцатый
куда возвышеннее!
– Рыжий-хвост, – сказал человек.
Людвиг Четырнадцатый заворчал. Право же, ему надоели все эти глупости. Его зовут Людвиг Четырнадцатый, и точка.
– Давайте-лучше-к-завтрашнему-утру-придумаем-ему-чудесное-пречу-десное-имя! – предложила Маллот.
К завтрашнему утру!
Людвиг Четырнадцатый почувствовал, что нос его снова стал сухим и горячим. Неужели ему придётся скучать в этой проклятой клетке до завтра? Ой, как мама Ларссон будет волноваться! А как папа Ларссон будет сердиться!
– Можно-взять-ошейник-Максимилиана-и-погулять-с-лисёнком? – спросила Маллот.
Людвиг Четырнадцатый сразу же повеселел: во время прогулки, может, ему удастся сбежать в лес?
– Можно, – разрешил человек, – но-будьте-осторожны. – Мне-ка-жется-что-лисёнок-немного-зол.
Людвиг Четырнадцатый решил притвориться добрым. Он разрешил детям надеть па себя ошейник Максимилиана и послушно поковылял рядом с ними.
Максимилиан лежал в своей конуре и мрачно наблюдал за всем.
– Тебе-завидно-что-мы-другого-зверька-а-не-тебя-ведём – на – прогулку, – поддразнил его Петер.
Пёс в ответ заворчал, потом заскулил.
Людвиг Четырнадцатый дёрнулся было в кусты, но поводок так натянулся, что пришлось перекувырнуться кверху лапками через голову назад. Дети рассмеялись. А ему было совсем не смешно.
Людвиг Четырнадцатый надеялся, что, возвратясь с прогулки, дети забудут запереть замок. Но он ошибся. Замок был заперт с особой тщательностью. Петер даже подёргал его.
– Не-убежишь-от-нас, – сказала Маллот. -
Скоро-уже-ночь-и-мы-должны-спать, А-завтра-мы-опять-придём-к-тебе.
«Завтра я буду в лесу», – мысленно возразил ей Людвиг Четырнадцатый. Но как ему удрать обратно в лес, он не знал. Разве что Тутта Карлссон что-нибудь придумает.
После ужина из дому вышла мама Петера и Маллот. В руках она несла миску с едой. Мама говорила медленно и ясно, так что Людвиг Четырнадцатый понимал её довольно сносно, хотя все слова её звучали для него тоже, как одно длинное-длинное слово:
– Пожалуйста-ужин-нашему-новому-гостю-подан, – сказала она. – Дети-очень-просили-чтобы-ты-получил-самые-лучшие – кусочки – те – что-обычно-достаются-Максимилиану.
Мама детей опять ушла в дом, а Людвиг Четырнадцатый почувствовал, что он зверски голоден. Но только он собрался запустить свои острые зубки в кусок вкусно пахнувшего мяса, как услышал знакомый писк.
– Пит-пит-питаешься? – пропищал голос.
Людвиг Четырнадцатый узнал голос Тутты Карлссон.
Тутта осторожно выглянула из-за куста.
– Не ешь эту пи-пи-пищу, – пропищала она.
– Разве она отравлена? – ужаснулся Людвиг Четырнадцатый. – Мне показалось, что она пахнет довольно вкусно. Тутта Карлссон выпорхнула из своего тайничка.
– Максимилиан зол на тебя, – сказала она. – Дети-ти-ти надевали на те-тебя его ошейник. Ходили с тобой гулять. И что самое худшее – ты получил его самые лучшие куски!
– Ничем не могу ему помочь, – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Пусть злится на детей.
– А мне кажется, что те-тебе всё же следует отдать Максимилиану эти-ти куски, – настаивала Тутта Карлссон. – Он такой тип-тип-тип.
Последние слова она пропищала лисёнку прямо в ухо, и тогда он всё понял.
– Ты почти такая же хитрая, как мой папа Ларссон! – похвалил её Людвиг Четырнадцатый. – Даже почти как я!
– Даже хитрее, – засмеялась Тутта Карлссон. – Я же не думаю, что пугало – это человек, а всякий человек обязательно – пугало. – И она опять спряталась в кустах.
Долго ждать не пришлось. Как только начали спускаться сумерки, Максимилиан появился у клетки.
– Пр-р-ривет! Ну как тебе, весело? – проворчал он. – Сегодня ночью я могу спать спокойно. Ты хорошо заперт.
– А разве ты не голоден? – мягким голоском спросил Людвиг Четырнадцатый.
Пёс уставился на лисёнка.
– Ещё спрашиваешь! – сказал он и оскалил свои острые зубки.
– Знаю, знаю, – притворившись совсем грустным, сказал Людвиг Четырнадцатый. – Вот поэтому я и спрятал для тебя эти куски. Посмотри, вот здесь, в миске. О, я не хочу, чтобы кто-то голодал из-за меня!
Максимилиан подошёл к клетке поближе. Смотри-ка, лисёнок сказал правду. В миске лежали лучшие куски мяса. Максимилиан облизнулся.
– Добро пожаловать, – приглашал Людвиг Четырнадцатый. – Входи и будь как дома. В прошлый раз приглашал на ужин ты. Сегодня угощаю я.
Максимилиан не знал, верить ли своим ушам.
– А не обманываешь? – спросил он, глотая слюну.
– Ну, что ты, разве может такой маленький лисёнок, как я, обмануть такого мудреца, как ты! – скромно ответил Людвиг.
Максимилиан рассмеялся. Какой же он, право, чудак! Конечно же, лисёнок хитёр, но надуть старого Максимилиана ещё раз! Нет. Это невозможно.
Он сорвал замок с дверцы и медленно вполз в клетку.
– Милости просим к столу! – Голос Людвига Четырнадцатого звучал спокойно, но сердце его дрожало, как заячий хвост. Не пропустить бы нужный миг.
– Благодар-рю за приглашение, благодар-рю за приглашение, – бормотал Максимилиан. – Сочная косточка к ужину – пррревосходно.
Но только он успел подойти к миске, как вдруг...
Людвиг Четырнадцатый прямо вылетел из клетки и захлопнул её за собой. Тутта Карлссон выпорхнула из-за куста, и им вместе удалось запереть замок.
– Эй вы, кошачьи дети! Что вы натвор-рили! – взревел Максимилиан, не отрываясь от миски. – Я не хочу тор-рчать запер-ртым в цыплячьей клетке. Откро-ройте меня сейчас же! Так ты лгал, лгал, лгал!
– Приятного аппетита, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – Прошу прощения за то, что не могу составить компанию. Очень спешу. Разреши передать привет папе Ларссону от хитрого Максимилиана.
– Бр-р-родяга! – ревел пёс. – Погоди только, встретимся ещё р-раз... Ой, ой, ой, как я зол!
Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон вместе добежали до курятника.
– Тысячу, миллион спасибо тебе за помощь, – раскланялся лисёнок перед Туттой Карлссон.
– Цып-цып-цып! За что благодарить! – кокетливо ответила Тутта Карлссон и скромно опустила головку. – Ведь это из-за меня ты попадаешь во всякие неприятности-ти-ти.
– Сегодня нам не придётся уже поиграть, но можно мне в другой раз с твоего разрешения пригласить тебя, уважаемая Тутта Карлссон?
– Ты очень пин-пин-пинтеллигентный лисёнок, – пропищала взволнованная Тутта Карлссон. – Только подальше от курятника. Мне кажется, Максимилиану очень хочется дать тебе хороший пин-пин-пинок.
– Знаешь, давай будем играть за изгородью, ну, там, где мы встретились в первый раз! – предложил Людвиг Четырнадцатый.
Это предложение понравилось Тутте Карлссон. И прежде чем исчезнуть в курятнике, где её ждали сестры, братья и другие родственники, она договорилась с Людвигом, что встретится на следующий день за изгородью.
Людвиг Четырнадцатый поспешил домой. Была уже почти тёмная ночь, и он отлично понимал, что папа Ларссон очень сердится, а мама Ларссон очень волнуется.
Так оно и было. Когда Людвиг Четырнадцатый вошёл в гостиную, папа Ларссон сидел в кресле, сделанном из детской коляски. Он вытащил часы из нагрудного кармашка и нахмурил брови.
– Опять бегал по лесу! – проворчал он. – Оно, конечно, мы, лисы, на охоту ходим ночью. Но ты ведь ещё совсем ребёнок, тебе ночью надо спать.
– Сегодня я опять всех перехитрил, – начал было Людвиг Четырнадцатый.
– Ах вот как! – улыбнулся папа Ларссон. – Ты что, надо полагать, опять встречался с моим старым другом Максимилианом?
– Да, и не только с ним, – с живостью подхватил Людвиг Четырнадцатый, – Сначала меня поймал человек, потом я был игрушкой у человеческих детей, а потом меня заперли в цыплячью клетку и кормили собачьей едой, а потом я и Тутта Карлссон обманули Максимилиана и...
– Милый Людвиг, – прервал его папа Ларссон, – ты что-то, я бы сказал, слишком переутомляешься в последнее время. Людвиг Четырнадцатый сник, хвост его опустился.
– Это пра-а-вда, па-па...
– Да, конечно, правда. Ты заснул в лесу и видел сказочный сон. Иди к себе и досматривай его, спокойной ночи.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон часто встречались на полянке у забора. Конечно, это была довольно странная пара – лисёнок и цыплёнок. Но вместе им было очень хорошо. Всегда у них находилось так много новых интересных игр. Больше всего они любили играть в школу. Один из них садился на пенёк и притворялся, будто он учитель. А другой садился под пеньком и притворялся, что внимательно слушает урок.
Людвиг Четырнадцатый учил Тутту Карлссон всему, чему научился у Лабана: что растёт в лесу, какие ягоды надо есть, чтобы не болел живот. Предостерегал её от грибов, красные головки которых покрыты белыми пятнышками, – потому что это мухоморы и они ядовитые. Людвиг показывал Тутте, как распознавать следы на тропинках и узнавать по ним зверей.
А Тутта Карлссон рассказывала Людвигу Четырнадцатому обо всех домашних животных, о растениях, которые растут в саду и в огородах и которые очень полезны. О людях и о том, как надо быть осторожным, чтобы тебя не поймали.
– Обещай мне, что никогда не придёшь в курятник, чтобы съесть нас, – дрожа от страха, просила Тутта. – Я ведь хорошо знаю, как вы любите набить курятиной жив-жив-живот.
– Никто из нашей семьи не будет воровать вас, – торжественно поклялся Людвиг. – А ты обещай мне, что предупредишь меня, если люди задумают устроить на нас облаву.
Тутта Карлссон обещала.
Когда Людвиг Четырнадцатый договаривался с Туттой о встрече, он обычно исчезал из норы рано-рано утром и возвращался только поздно вечером.
– Где ты, однако, бродишь целыми днями? – спросил его папа Ларссон однажды вечером.
– Я играю со своей новой подружкой, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – И научился у неё многим хитростям.
– Это, надо полагать, хорошо, – сказал папа Ларссон. – А как зовут твою подружку?
– Тутта Карлссон, – ответил Людвиг Четырнадцатый в надежде, что на том расспросы и закончатся. Ведь он понимал, что папе Ларссону совсем не понравится, если он узнает, что его сын играет с цыплёнком.
– Тутта Карлссон, – задумчиво произнёс папа Ларссон. – Я ее не знаю. Приведи её как-нибудь в нашу нору. Я был бы не против познакомиться с ней.
– Не думаю, чтобы ей захотелось прийти сюда, – возразил Людвиг Четырнадцатый и попытался улизнуть.
Но папа Ларссон был стар и хитёр. Он ещё долго сидел в кресле и думал. Тутта Карлссон! Этого имени он никогда не слышал. А ведь он знал всех лесных зверей.
На следующее утро он отозвал Лабана в сторонку. На лбу у папы Ларссона появились глубокие морщины.
– Ты знаешь, кто такая Тутта Карлссон?
Лабан отрицательно покачал головой.
Папа Ларссон почесал за спиной. Обычно это означало, что он очень углублён в свои мысли, больше, чем когда чешет за ухом. И тут он вспомнил, что ему рассказывал Людвиг Четырнадцатый несколько вечеров подряд. О таксе Максимилиане, о курятнике, о людях...
Либо все это сыну мерещится, либо...
А Лабану он сказал:
– Вот что, узнай, пожалуйста, кто такая эта Тутта Карлссон. Подсмотри за Людвигом, когда он утром опять исчезнет из дому.
На следующее утро Людвиг Четырнадцатый, как всегда, спешил на свидание с Туттой Карлссон. Он даже и не заметил, как что-то рыжее промелькнуло сзади в кустах. Но это рыжее следовало за ним, как тень.
Тутта Карлссон начала громко считать:
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, двадцать десять, двадцать одиннадцать, двадцать двенадцать... цать-цать, цать, цать – я иду искать.
И она начала искать. За одним из кустов она увидела что-то очень похожее на хвост лисёнка.
– Пи-пи-пи! Ти-ти-ти! – обрадовалась Тутта Карлссон и замахала крылышками. – Я нашла те-те-тебя!
– Ты хитришь, – ответил ей Людвиг с другого конца. – Ты меня видела? Что за ерунда!
– Пи-пи-пименно, – растерянно согласилась Тутта Карлссон. – Но как же это ты и тут и там?
– Ты ошиблась, – возразил ей Людвиг Четырнадцатый. – Наверное, это были жёлтые листья.
Но Тутта Карлссон видела совершенно точно.
За кустом был лисий хвост, и этот хвост принадлежал Лабану. И он видел, как Людвиг Четырнадцатый играл с цыплёнком в прятки!
Его огромные тёмно-коричневые глаза, похожие на пятаки, ещё больше расширились.
– Нет, мне надо заказать очки, – сказал Лабан сам себе и заморгал. – Бедный папа! Бедный наш прадедушка!
Он помчался обратно и пулей влетел в гостиную.
– Это что-то ужасное! – задыхаясь, кричал Лабан. – Тутта четырнадцатая Лабан – это лис. Нет. что я говорю? Людвиг цыплёнок четырнадцатый! Двадцать десять, двадцать двенадцать, цать, цать!
Папа Ларссон поспешно вставил ему в пасть морковку.
– Заткнись и успокойся, – сказал он, потом поправился: – Съешь её и расскажи по порядку всё, что ты видел и что тебя так напугало.
Лабан съел морковку и рассказал обо всём, что он увидел на поляне возле изгороди.
Ему очень хотелось, чтобы папа Ларссон рассердился на Людвига Четырнадцатого. Но всё получилось наоборот. Папа сидел в кресле и смеялся.
– Ты не рассердился? – удивился Лабан. – Тебе должно быть стыдно за весь наш род, да? Что скажет наш прадедушка?
– Мне кажется, что он тоже будет смеяться, – ответил папа Ларссон. – Ай да Людвиг! Я-то думал, что он всё это видел во сне, а теперь мне кажется, что он рассказал чистую правду.
– Мне кажется, что я слышу твои слова тоже во сне, – продолжал возмущаться Лабан.
Но папа Ларссон больше не обращал на него внимания.
– Ай да Людвиг! Ай да Людвиг! – бормотал он. – Ведь это значит, что наш Людвиг Четырнадцатый проложил для нас прямую дорогу в курятник. Играть с цыплёнком, а! Таким хитрым даже я никогда не был!
– Но Людвиг же сказал, что он не собирается воровать еду у людей! Нет, он просто позорит всю нашу семью!
– Тихо, вот он идёт, – прошептал папа Ларссон. Лабан с нетерпением ждал, что же будет дальше. Но папа дружелюбно посмотрел на Людвига и вкрадчиво спросил его:
– Ты, я полагаю, и сегодня играл со своей подружкой, этой Туттой Карлссон?
– Да, и нам было очень весело, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
– Однако ведь я тебе уже говорил, что неплохо бы ей как-нибудь заглянуть к нам в гости, – продолжал он, облизываясь. – А если у неё есть сестрички и другие родственники, то и их пригласи. Мы так гостеприимны, не правда ли, Лабан, а?
– Конечно, – отозвался тот, уставившись в пол и ещё ничего не понимая. Людвиг Четырнадцатый внимательно посмотрел на папу и брата. Неужели они
знают, что Тутта Карлссон – цыплёнок?
– Ну, какого ты об этом мнения? – снова спросил папа Ларссон. – Пригласи всю её родню. Были бы гости, а мы уж устроим пир!
– Не знаю, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – Тутта Карлссон такая огромная. Не знаю, влезет ли она в нашу нору.
– Ничего, как-нибудь! – хитрил папа Ларссон. – Скажи ей, что мы ждём её к обеду.
Людвиг Четырнадцатый вздрогнул. Ему стало не по себе.
– Мне уже сейчас весело, – причмокнул Лабан. Услышав об обеде, он наконец всё понял. – Она, право же, хороша. Людвиг Четырнадцатый навострил уши.
– Ты что, видел мою Тутту Карлссон? – спросил он. Лабан не знал, что ответить.
– Видел её? Я? Нет. Совсем н-нет! – запинаясь, сказал он. – Я хотел сказать только, что она должна быть хорошей и весёлой, раз она играет с моим лучшим, с младшим братиком.
– Пойду в детскую и чем-нибудь займусь, – сказал Людвиг Четырнадцатый.
Он лёг на свою кроватку и задумался. Лабан и папа, конечно, узнали, что Тутта Карлссон – цыплёнок. Ну конечно же!
Людвиг Четырнадцатый укусил себя за кончик хвоста. Что же теперь будет?
Людвиг Четырнадцатый учил Тутту Карлссон всему, чему научился у Лабана: что растёт в лесу, какие ягоды надо есть, чтобы не болел живот. Предостерегал её от грибов, красные головки которых покрыты белыми пятнышками, – потому что это мухоморы и они ядовитые. Людвиг показывал Тутте, как распознавать следы на тропинках и узнавать по ним зверей.
А Тутта Карлссон рассказывала Людвигу Четырнадцатому обо всех домашних животных, о растениях, которые растут в саду и в огородах и которые очень полезны. О людях и о том, как надо быть осторожным, чтобы тебя не поймали.
– Обещай мне, что никогда не придёшь в курятник, чтобы съесть нас, – дрожа от страха, просила Тутта. – Я ведь хорошо знаю, как вы любите набить курятиной жив-жив-живот.
– Никто из нашей семьи не будет воровать вас, – торжественно поклялся Людвиг. – А ты обещай мне, что предупредишь меня, если люди задумают устроить на нас облаву.
Тутта Карлссон обещала.
Когда Людвиг Четырнадцатый договаривался с Туттой о встрече, он обычно исчезал из норы рано-рано утром и возвращался только поздно вечером.
– Где ты, однако, бродишь целыми днями? – спросил его папа Ларссон однажды вечером.
– Я играю со своей новой подружкой, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – И научился у неё многим хитростям.
– Это, надо полагать, хорошо, – сказал папа Ларссон. – А как зовут твою подружку?
– Тутта Карлссон, – ответил Людвиг Четырнадцатый в надежде, что на том расспросы и закончатся. Ведь он понимал, что папе Ларссону совсем не понравится, если он узнает, что его сын играет с цыплёнком.
– Тутта Карлссон, – задумчиво произнёс папа Ларссон. – Я ее не знаю. Приведи её как-нибудь в нашу нору. Я был бы не против познакомиться с ней.
– Не думаю, чтобы ей захотелось прийти сюда, – возразил Людвиг Четырнадцатый и попытался улизнуть.
Но папа Ларссон был стар и хитёр. Он ещё долго сидел в кресле и думал. Тутта Карлссон! Этого имени он никогда не слышал. А ведь он знал всех лесных зверей.
На следующее утро он отозвал Лабана в сторонку. На лбу у папы Ларссона появились глубокие морщины.
– Ты знаешь, кто такая Тутта Карлссон?
Лабан отрицательно покачал головой.
Папа Ларссон почесал за спиной. Обычно это означало, что он очень углублён в свои мысли, больше, чем когда чешет за ухом. И тут он вспомнил, что ему рассказывал Людвиг Четырнадцатый несколько вечеров подряд. О таксе Максимилиане, о курятнике, о людях...
Либо все это сыну мерещится, либо...
А Лабану он сказал:
– Вот что, узнай, пожалуйста, кто такая эта Тутта Карлссон. Подсмотри за Людвигом, когда он утром опять исчезнет из дому.
На следующее утро Людвиг Четырнадцатый, как всегда, спешил на свидание с Туттой Карлссон. Он даже и не заметил, как что-то рыжее промелькнуло сзади в кустах. Но это рыжее следовало за ним, как тень.
Тутта Карлссон начала громко считать:
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, двадцать десять, двадцать одиннадцать, двадцать двенадцать... цать-цать, цать, цать – я иду искать.
И она начала искать. За одним из кустов она увидела что-то очень похожее на хвост лисёнка.
– Пи-пи-пи! Ти-ти-ти! – обрадовалась Тутта Карлссон и замахала крылышками. – Я нашла те-те-тебя!
– Ты хитришь, – ответил ей Людвиг с другого конца. – Ты меня видела? Что за ерунда!
– Пи-пи-пименно, – растерянно согласилась Тутта Карлссон. – Но как же это ты и тут и там?
– Ты ошиблась, – возразил ей Людвиг Четырнадцатый. – Наверное, это были жёлтые листья.
Но Тутта Карлссон видела совершенно точно.
За кустом был лисий хвост, и этот хвост принадлежал Лабану. И он видел, как Людвиг Четырнадцатый играл с цыплёнком в прятки!
Его огромные тёмно-коричневые глаза, похожие на пятаки, ещё больше расширились.
– Нет, мне надо заказать очки, – сказал Лабан сам себе и заморгал. – Бедный папа! Бедный наш прадедушка!
Он помчался обратно и пулей влетел в гостиную.
– Это что-то ужасное! – задыхаясь, кричал Лабан. – Тутта четырнадцатая Лабан – это лис. Нет. что я говорю? Людвиг цыплёнок четырнадцатый! Двадцать десять, двадцать двенадцать, цать, цать!
Папа Ларссон поспешно вставил ему в пасть морковку.
– Заткнись и успокойся, – сказал он, потом поправился: – Съешь её и расскажи по порядку всё, что ты видел и что тебя так напугало.
Лабан съел морковку и рассказал обо всём, что он увидел на поляне возле изгороди.
Ему очень хотелось, чтобы папа Ларссон рассердился на Людвига Четырнадцатого. Но всё получилось наоборот. Папа сидел в кресле и смеялся.
– Ты не рассердился? – удивился Лабан. – Тебе должно быть стыдно за весь наш род, да? Что скажет наш прадедушка?
– Мне кажется, что он тоже будет смеяться, – ответил папа Ларссон. – Ай да Людвиг! Я-то думал, что он всё это видел во сне, а теперь мне кажется, что он рассказал чистую правду.
– Мне кажется, что я слышу твои слова тоже во сне, – продолжал возмущаться Лабан.
Но папа Ларссон больше не обращал на него внимания.
– Ай да Людвиг! Ай да Людвиг! – бормотал он. – Ведь это значит, что наш Людвиг Четырнадцатый проложил для нас прямую дорогу в курятник. Играть с цыплёнком, а! Таким хитрым даже я никогда не был!
– Но Людвиг же сказал, что он не собирается воровать еду у людей! Нет, он просто позорит всю нашу семью!
– Тихо, вот он идёт, – прошептал папа Ларссон. Лабан с нетерпением ждал, что же будет дальше. Но папа дружелюбно посмотрел на Людвига и вкрадчиво спросил его:
– Ты, я полагаю, и сегодня играл со своей подружкой, этой Туттой Карлссон?
– Да, и нам было очень весело, – ответил Людвиг Четырнадцатый.
– Однако ведь я тебе уже говорил, что неплохо бы ей как-нибудь заглянуть к нам в гости, – продолжал он, облизываясь. – А если у неё есть сестрички и другие родственники, то и их пригласи. Мы так гостеприимны, не правда ли, Лабан, а?
– Конечно, – отозвался тот, уставившись в пол и ещё ничего не понимая. Людвиг Четырнадцатый внимательно посмотрел на папу и брата. Неужели они
знают, что Тутта Карлссон – цыплёнок?
– Ну, какого ты об этом мнения? – снова спросил папа Ларссон. – Пригласи всю её родню. Были бы гости, а мы уж устроим пир!
– Не знаю, – ответил Людвиг Четырнадцатый. – Тутта Карлссон такая огромная. Не знаю, влезет ли она в нашу нору.
– Ничего, как-нибудь! – хитрил папа Ларссон. – Скажи ей, что мы ждём её к обеду.
Людвиг Четырнадцатый вздрогнул. Ему стало не по себе.
– Мне уже сейчас весело, – причмокнул Лабан. Услышав об обеде, он наконец всё понял. – Она, право же, хороша. Людвиг Четырнадцатый навострил уши.
– Ты что, видел мою Тутту Карлссон? – спросил он. Лабан не знал, что ответить.
– Видел её? Я? Нет. Совсем н-нет! – запинаясь, сказал он. – Я хотел сказать только, что она должна быть хорошей и весёлой, раз она играет с моим лучшим, с младшим братиком.
– Пойду в детскую и чем-нибудь займусь, – сказал Людвиг Четырнадцатый.
Он лёг на свою кроватку и задумался. Лабан и папа, конечно, узнали, что Тутта Карлссон – цыплёнок. Ну конечно же!
Людвиг Четырнадцатый укусил себя за кончик хвоста. Что же теперь будет?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Людвиг Четырнадцатый прислушался.
Папа Ларссон и Лабан оставались в гостиной, и оттуда раздавался приглушённый шёпот. Но вот Людвиг Четырнадцатый совершенно отчётливо услышал имя Тутты Карлссон. Он крадучись сполз с кровати и встал за дверью, которая была сделана из ржавого куска железа.
– Неужели ты веришь, папа, что Людвиг приведёт Тутту Карлссон к нам в нору? – спрашивал Лабан.
– Не думаю, – отвечал папа Ларссон. – Но когда цыплёнок не идёт к нам, мы идём к цыплёнку.
Людвиг Четырнадцатый икнул.
– Итак, – рассмеялся папа, – мы сами пойдём в курятник и там вежливо поздороваемся с Туттой Карлссон и её роднёй. Почему бы даже не сегодня же вечером? Я, право, очень голоден.
Людвиг Четырнадцатый чуть не вскрикнул.
– Нет, моё предложение лучше, – возразил Лабан. – В курятник отправлюсь я один.
– А достаточно ли ты хитёр, чтобы выполнить такое важное и такое сложное задание? – засомневался папа Ларссон. – Ведь надо учитывать что во дворе весьма опытная собака, а у людей весьма неприятные ружья.
– Ну, уж если даже Людвиг смог пробраться туда, то я уж и подавно проберусь. Только разреши мне, отец. Папа Ларссон задумался.
– Ну, что же, что же, – хотя и с сомнением, согласился он. – Только не делай глупостей. А пока поди поспи немножко. Во двор пробираться следует, только когда совсем стемнеет.
– Хорошо! – воскликнул Лабан и рывком распахнул дверь в детскую.
Это произошло неожиданно. Людвиг Четырнадцатый не успел отскочить, и его стукнуло дверью так, что он даже перевернулся. На лбу у него вскочила шишка.
Лабан заорал:
– Ты подслушал наш разговор с папой?!
– О чём ты говоришь? – Людвиг Четырнадцатый зевнул и притворился, будто только что проснулся. – Я встал, чтобы выйти на минутку, а ты влетел как бешеный. Я уже думал, не пожар ли?
– Малыши не должны мешать, когда взрослые заняты серьёзным делом, – гордо сказал Лабан. – Давай улепётывай отсюда. Мне нужен абсолютный покой перед серьёзным делом, которое мне предстоит сегодня ночью.
Выйдя из норы, Людвиг Четырнадцатый тут же лёг прямо на мох. Он должен помешать Лабану пробраться в курятник. Но как?
Людвиг Четырнадцатый подумал ещё немножко и решил, что есть только один выход: он должен предупредить кур и цыплят. И сделать это нужно сейчас же!
Хотя было ещё совсем светло и его легко могли заметить люди, и особенно Максимилиан, колебаться Людвиг Четырнадцатый не стал. Он ведь обещал Тутте Карлссон защищать кур от лис. А обещания надо выполнять. И он помчался по тропинке к изгороди, легко пересек овсяное поле... Ползти было некогда, и он так быстро бежал через клубничную поляну, что с разгона налетел на чучело-палку. На лбу у него вскочила вторая шишка. А тут ещё с пугала что-то упало. Людвиг Четырнадцатый в ужасе сделал отчаянный прыжок в сторону, но пугаться было нечего:
то, что свалилось, оказалось просто шляпой, упавшей с головы пугала. Она-то и угодила как раз между Людвигом и палкой.
Людвиг потёр лоб и продолжил своё опасное путешествие. Скоро кончится клубничная поляна, и тогда начнутся настоящие трудности. Перед курятником совсем открытое место, там и спрятаться-то негде.
Папа Ларссон и Лабан оставались в гостиной, и оттуда раздавался приглушённый шёпот. Но вот Людвиг Четырнадцатый совершенно отчётливо услышал имя Тутты Карлссон. Он крадучись сполз с кровати и встал за дверью, которая была сделана из ржавого куска железа.
– Неужели ты веришь, папа, что Людвиг приведёт Тутту Карлссон к нам в нору? – спрашивал Лабан.
– Не думаю, – отвечал папа Ларссон. – Но когда цыплёнок не идёт к нам, мы идём к цыплёнку.
Людвиг Четырнадцатый икнул.
– Итак, – рассмеялся папа, – мы сами пойдём в курятник и там вежливо поздороваемся с Туттой Карлссон и её роднёй. Почему бы даже не сегодня же вечером? Я, право, очень голоден.
Людвиг Четырнадцатый чуть не вскрикнул.
– Нет, моё предложение лучше, – возразил Лабан. – В курятник отправлюсь я один.
– А достаточно ли ты хитёр, чтобы выполнить такое важное и такое сложное задание? – засомневался папа Ларссон. – Ведь надо учитывать что во дворе весьма опытная собака, а у людей весьма неприятные ружья.
– Ну, уж если даже Людвиг смог пробраться туда, то я уж и подавно проберусь. Только разреши мне, отец. Папа Ларссон задумался.
– Ну, что же, что же, – хотя и с сомнением, согласился он. – Только не делай глупостей. А пока поди поспи немножко. Во двор пробираться следует, только когда совсем стемнеет.
– Хорошо! – воскликнул Лабан и рывком распахнул дверь в детскую.
Это произошло неожиданно. Людвиг Четырнадцатый не успел отскочить, и его стукнуло дверью так, что он даже перевернулся. На лбу у него вскочила шишка.
Лабан заорал:
– Ты подслушал наш разговор с папой?!
– О чём ты говоришь? – Людвиг Четырнадцатый зевнул и притворился, будто только что проснулся. – Я встал, чтобы выйти на минутку, а ты влетел как бешеный. Я уже думал, не пожар ли?
– Малыши не должны мешать, когда взрослые заняты серьёзным делом, – гордо сказал Лабан. – Давай улепётывай отсюда. Мне нужен абсолютный покой перед серьёзным делом, которое мне предстоит сегодня ночью.
Выйдя из норы, Людвиг Четырнадцатый тут же лёг прямо на мох. Он должен помешать Лабану пробраться в курятник. Но как?
Людвиг Четырнадцатый подумал ещё немножко и решил, что есть только один выход: он должен предупредить кур и цыплят. И сделать это нужно сейчас же!
Хотя было ещё совсем светло и его легко могли заметить люди, и особенно Максимилиан, колебаться Людвиг Четырнадцатый не стал. Он ведь обещал Тутте Карлссон защищать кур от лис. А обещания надо выполнять. И он помчался по тропинке к изгороди, легко пересек овсяное поле... Ползти было некогда, и он так быстро бежал через клубничную поляну, что с разгона налетел на чучело-палку. На лбу у него вскочила вторая шишка. А тут ещё с пугала что-то упало. Людвиг Четырнадцатый в ужасе сделал отчаянный прыжок в сторону, но пугаться было нечего:
то, что свалилось, оказалось просто шляпой, упавшей с головы пугала. Она-то и угодила как раз между Людвигом и палкой.
Людвиг потёр лоб и продолжил своё опасное путешествие. Скоро кончится клубничная поляна, и тогда начнутся настоящие трудности. Перед курятником совсем открытое место, там и спрятаться-то негде.