То, что буддизм — это не аскетизм, должно быть ясно потому, что аскетизм — это крайность и ограничение себя во всем, а буддизм следует срединным путем, стремясь вывести человека из ограничивающих крайностей и их рамок, то есть освободить от их ограничивающего влияния для безграничного понимания своих действий.
Я могла бы указать еще множество общественных направлений, которых не следует отождествлять с буддизмом, но и этих вполне достаточно».
Ларуна посмотрела на Астома и улыбнулась.
«Ну, все высказались, кто мог. А что мне скажет Человек?»
Курсант встал, как на уроке, и громко сказал:
«Ошибка большинства людей заключается в том, что, не зная принципов буддизма, они приходят к решению и суждениям, соответствующим их незнанию, то есть — к неверному — ошибочному решению.
Буддизм информирует людей о Пути к познанию природы ума, психики и чувств, освобождая ум от иллюзий о „Я“, и, вводя ум в вездесущее состояние сознания, способное освободить как себя, так и окружающих от несовершенства бытия».
«Ну, хорошо! — раскрыл пасть Лев, — У верующих может возникнуть вопрос: неужели Творец мог создать несовершенное Бытие?»
«Хороший вопрос!» — захлопала в ладоши Даки и погладила его по голове.
«Бытие несовершенно, иначе в нём не было бы страданий» — лаконично ответил ученик Ларуны.
«Тысячи простых людей в Тибете доказали возможность достижения Нирваны и стали буддами, пройдя практически путем Гаутамы Шакья Муни!» — подвела итог спору Ларуна.
«Разбегайтесь!» — рявкнул пёс львиным голосом, так что все исчезли без всяких возражений.
«Итак! — ларуна плавными шагами приблизилась к Астому, — разминка закончена. Пойдём со мной вглубь этой пещеры! А ты, Лев — обратилась она к псу — сиди и у входа и никого не пускай!»
В глубине было прохладно и темно. Летучие мыши висели на карнизах пещеры, смотря свои сны вверх ногами.
Ларуна обняла Астома и нежно его поцеловала.
Астом ответил её тем же и в нахлынувшем чувстве стал забывать себя.
Их обнаженные тела, казалось, не могли существовать друг без друга, но Даки предупредила его порыв:
« Сейчас мы не будем сливаться в одно, мой милый! — шепнула ему на ухо. — Сейчас ты должен быть в нормальном обычном сознании — тебе предстоит перейти Рубикон».
«Рубикон, так Рубикон!» — подумал Астом, с трудом отпуская от себя её тело и целуя её глаза.
« Войдём ещё глубже! — сказала Даки, взяв его под руку и направляясь в темноту. — Ступай нормально, как будто ты идёшь по тёмной комнате, в которой всё знаешь. Не бойся, летяги тебя не тронут. Они меня знают. Через несколько шагов начнётся небольшой спуск!» — предупредила она.
Одна из висящих тварей всё же слетела со своего места и с громким писком ринулась к выходу. Остальные продолжали смотреть свои сны.
Спуск становился всё круче.
Темнота была абсолютной, но не тишина.
Было слышно, как где-то журчит вода.
Девушка вела своего подопечного молча, ориентируясь на этот звук, лишь кое-где коротко предупреждая его перед поворотом.
С момента входа в пещеру прошло уже минут двадцать.
Но так как они шли неторопливым шагом, то трудно было пересчитать это расстояние в метрах.
Лёгкий сквознячок тронул лица идущих.
«Скоро река! — тихо сказала ларуна, — она впадает в озеро. Его называют О-Зеро — нулевое место перед входом в новый отчёт времени. О-Зеро сбрасывается в пустоту, но это не пропасть. Там проп а сть невозможно. Ты выйдешь из пустоты на другую Землю, которая находится внутри старой литосферы Земли. Там есть и своё небо, и своё солнце, и своя жизнь».
Астом вздрогнул. Предчувствие подсказывало ему, что изменения в его жизни будут бесповоротными.
«Ты правильно предполагаешь, — сказала ларуна. — Это и есть твой Рубикон, который ты должен перейти без оглядки, без страха, без сомнения. Твоя жизнь будет продолжаться в совершенно новых условиях, к которым мы тебя готовили. Не растеряй наших надежд».
«Мы… — подумал, было пришелец, но ларуна перебила его мысль.
„Не мы. Ты. Меня с тобой не будет. Я останусь в твоём сердце, любимый мой. Понимаю, для тебя это самый трудный шаг. Но ты должен шагнуть в эту реку. Иди! Благодарю тебя за всё!“ —и ларуна отпустила руку Астома.
Подземная река шумела у самых его ног. Астом чувствовал, что Даки ещё не ушла. Она ждала его решительного шага.
Сердце тоскливо сжалось у человека, но второй источник сознания строго вернул его к реальности:
„Привязанность к любимой — снова замкнёт твой Круг. Нет смысла оборачиваться в нём снова!“, — услышал он в своих слуховых улитках.
И Астом решительно шагнул в холодную подземную реку.
Через несколько секунд он уже плыл в своё завтра.
Если только там существует это завтра.
Но это существование уже не входит в старую картину.
Для того, чтобы его увидеть, нужна новая картина.
Картина шестая. ХОМО ИНКОГНИТО
Я могла бы указать еще множество общественных направлений, которых не следует отождествлять с буддизмом, но и этих вполне достаточно».
Ларуна посмотрела на Астома и улыбнулась.
«Ну, все высказались, кто мог. А что мне скажет Человек?»
Курсант встал, как на уроке, и громко сказал:
«Ошибка большинства людей заключается в том, что, не зная принципов буддизма, они приходят к решению и суждениям, соответствующим их незнанию, то есть — к неверному — ошибочному решению.
Буддизм информирует людей о Пути к познанию природы ума, психики и чувств, освобождая ум от иллюзий о „Я“, и, вводя ум в вездесущее состояние сознания, способное освободить как себя, так и окружающих от несовершенства бытия».
«Ну, хорошо! — раскрыл пасть Лев, — У верующих может возникнуть вопрос: неужели Творец мог создать несовершенное Бытие?»
«Хороший вопрос!» — захлопала в ладоши Даки и погладила его по голове.
«Бытие несовершенно, иначе в нём не было бы страданий» — лаконично ответил ученик Ларуны.
«Тысячи простых людей в Тибете доказали возможность достижения Нирваны и стали буддами, пройдя практически путем Гаутамы Шакья Муни!» — подвела итог спору Ларуна.
«Разбегайтесь!» — рявкнул пёс львиным голосом, так что все исчезли без всяких возражений.
«Итак! — ларуна плавными шагами приблизилась к Астому, — разминка закончена. Пойдём со мной вглубь этой пещеры! А ты, Лев — обратилась она к псу — сиди и у входа и никого не пускай!»
В глубине было прохладно и темно. Летучие мыши висели на карнизах пещеры, смотря свои сны вверх ногами.
Ларуна обняла Астома и нежно его поцеловала.
Астом ответил её тем же и в нахлынувшем чувстве стал забывать себя.
Их обнаженные тела, казалось, не могли существовать друг без друга, но Даки предупредила его порыв:
« Сейчас мы не будем сливаться в одно, мой милый! — шепнула ему на ухо. — Сейчас ты должен быть в нормальном обычном сознании — тебе предстоит перейти Рубикон».
«Рубикон, так Рубикон!» — подумал Астом, с трудом отпуская от себя её тело и целуя её глаза.
« Войдём ещё глубже! — сказала Даки, взяв его под руку и направляясь в темноту. — Ступай нормально, как будто ты идёшь по тёмной комнате, в которой всё знаешь. Не бойся, летяги тебя не тронут. Они меня знают. Через несколько шагов начнётся небольшой спуск!» — предупредила она.
Одна из висящих тварей всё же слетела со своего места и с громким писком ринулась к выходу. Остальные продолжали смотреть свои сны.
Спуск становился всё круче.
Темнота была абсолютной, но не тишина.
Было слышно, как где-то журчит вода.
Девушка вела своего подопечного молча, ориентируясь на этот звук, лишь кое-где коротко предупреждая его перед поворотом.
С момента входа в пещеру прошло уже минут двадцать.
Но так как они шли неторопливым шагом, то трудно было пересчитать это расстояние в метрах.
Лёгкий сквознячок тронул лица идущих.
«Скоро река! — тихо сказала ларуна, — она впадает в озеро. Его называют О-Зеро — нулевое место перед входом в новый отчёт времени. О-Зеро сбрасывается в пустоту, но это не пропасть. Там проп а сть невозможно. Ты выйдешь из пустоты на другую Землю, которая находится внутри старой литосферы Земли. Там есть и своё небо, и своё солнце, и своя жизнь».
Астом вздрогнул. Предчувствие подсказывало ему, что изменения в его жизни будут бесповоротными.
«Ты правильно предполагаешь, — сказала ларуна. — Это и есть твой Рубикон, который ты должен перейти без оглядки, без страха, без сомнения. Твоя жизнь будет продолжаться в совершенно новых условиях, к которым мы тебя готовили. Не растеряй наших надежд».
«Мы… — подумал, было пришелец, но ларуна перебила его мысль.
„Не мы. Ты. Меня с тобой не будет. Я останусь в твоём сердце, любимый мой. Понимаю, для тебя это самый трудный шаг. Но ты должен шагнуть в эту реку. Иди! Благодарю тебя за всё!“ —и ларуна отпустила руку Астома.
Подземная река шумела у самых его ног. Астом чувствовал, что Даки ещё не ушла. Она ждала его решительного шага.
Сердце тоскливо сжалось у человека, но второй источник сознания строго вернул его к реальности:
„Привязанность к любимой — снова замкнёт твой Круг. Нет смысла оборачиваться в нём снова!“, — услышал он в своих слуховых улитках.
И Астом решительно шагнул в холодную подземную реку.
Через несколько секунд он уже плыл в своё завтра.
Если только там существует это завтра.
Но это существование уже не входит в старую картину.
Для того, чтобы его увидеть, нужна новая картина.
Картина шестая. ХОМО ИНКОГНИТО
Подземная река несла человека в неведомое.
Течение было довольно быстрое.
Это было понятно по эху, которое отражалось от скал, в толще которых река пробила себе ложе.
На это, возможно, потребовались целые эры.
А это значило, что вход в неведомое существовал очень давно, если не всегда.
Зацепиться за „берег“ не было никакой возможности, даже если бы это захотелось.
„Да и к чему цепляться за старое?“ — подумал тот, кого несло течением.
Вода была очень холодной, и у плывущего стало сводить ноги.
Но их не успело свести до конца.
Неожиданно течение стало более плавным и пловца вынесло в О-зеро.
Некоторое время его крутило в водоворотах, образованных контактом стремительной реки с озером, но пловец понял, что надо двигаться, и, наугад, ринулся к едва слышимой кромке воды, которая звучала в гроте по иному.
Это были последние взмахи его рук в этом течении времени.
Пловца развернуло головой вперед, и он стал падать.
В падении его переворачивало, подбрасывало, скручивало, сгибало, растягивало, сжимало, било, выворачивало и снова разворачивало в неизвестных координатах.
В какой-то момент отвесное падение изогнулось и перешло в скольжение.
Где-то впереди забрезжил свет.
Точка света расширялась, и повеяло теплом.
Тепловое излучение перешло в багровый, а потом в красный цвет.
Красный цвет сменился розовым, потом оранжевым, жёлтым, и, увеличиваясь в диаметре, пройдя все цвета радуги, приблизился к фиолетовому.
Фиолетовое светило уже было различимо как сфера, которая была живым Существом, и, переходя в ультрафиолет, приглашало:
„Иди ко мне, сын мой, сольёмся воедино!“
Бог знает, в какие диапазоны его несло, но ясно было одно, — воды вокруг него уже не было.
Воды отошли. Куда они подевались, — было неясно.
Но это было неважно. Важнее было то, что его принимало. Или кто.
В какой-то миг выплывающий почувствовал, что, пройдя все известные частоты, он попал в последнюю часть электромагнитного диапазона — в плотную частоту вращения электронов вокруг атома.
Это была Материя.
Яркий свет взорвался в его новых раскрывшихся глазах, и он заорал от боли в глазах.
Материя нежно взяла его на руки и прижала к груди.
„Любимый мой! Здравствуй!“
Жгучие, соленые капли упали на его голову, и, появившийся на свет, снова закричал.
„Кричи! Кричи громче! Наполняй свои легкие свежим воздухом!“ — радостно сказала Материя. — Смотрите! Вот сын божий на Свет появился!»
«Матерь Божия! — удивились бомжи, сидевшие в подвале. — А говорили, что не получится!»
«Что значит, не получится?! — сказала бомжи ха, принимавшая роды. — Непорочное зачатие известно с древности. Только тайна его была утрачена навсегда».
«Неужели это Второе Пришествие Иисуса Христа?» — задал вопрос в никуда старый интеллигент, крестясь слева направо.
«Это всё конструкции твоего философского ума — заметил его сосед, протягивая руку к сумке с пустыми бутылками. — Дважды одного не бывает, как дважды не войдешь в одну и ту же реку. Пойду-ка я сдам бутылки, фургон уже должен быть на месте».
Малыша обмыли под краном возвратной воды из теплосистемы, вытерли тряпками, какие попались под руку, а пуповину с плацентой сунули в полиэтиленовый мешок.
Он затих, приложившись к груди, и женщины сдернули старую простынь, которой прикрывали роженицу от нескромных глаз.
«Долго ли сглазить, нехотя!» — сказала старуха, сворачивая простынь.
Теперь вся компания «БИЧей» — бывших интеллигентных человеков могла лицезреть младенца с матерью.
«Пойду-ка я по этому случаю нарву цветов с клумбы!» — сказала молчавшая до сих пор женщина.
«А не сцапают?!» — предупредила её другая.
Малыш оторвался от груди, повернул головку и пролепетал:
«Цветы увядают, когда мы хотим сохранить их…»
После этого его рот снова занялся исполнением его основной функции — приёму пищи.
Бутылки зазвенели из выпавших рук того, кто собирался сдать их. Он споткнулся о порог и чуть не упал.
Остальные с перекошенными лицами испуганно уставились на младенца.
«Матерь Божия! — прохрипела акушерка. — Кого ж ты нам родила?»
Этого не знал никто. Все молчали. Кое-кто крестился.
«Что ж мы с ним будем делать? Ведь узнают — конец нашему покою!» — донёсся голос из угла подвала.
«Тебе твой покой дороже всего! — возмутились женщины. — И почему мы должны что-то делать. Молчать про это надо, вот что!» — галдели они.
«Истину не скроешь!» — снова пролепетал малыш.
«Господи! Ему еще часа нет, а он уже об истине. Да что ты знаешь об истине-то?» — сказал тот, что не пошел с бутылками.
«Я знаю четыре Благородные Истины» — тонким голосочком произнёс младенец.
«Вот как? — удивились другие интеллигенты. — Мы не знаем, а он знает! И что же это за благородные истины?»
«Истина о страдании. Истина о причине страданий. Истина о конце страданий. Истина о Пути прекращения страданий»
«Это правда! — сказал один из „бичей“. — Мы проходили это на факультете, когда я был ещё полон сил. Истинная, правда! Клянусь!»
«Как же мы его назовём?» — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Мать, позволившая себе эксперимент с непорочным зачатием.
«Майтрейя!» — сказал младенец и, закрыв глаза, погрузился в самадхи.
«Ну, наделала ты дел со своим экспериментом! — сказала акушерка. Как теперь будешь выпутываться, Дарья?»
Дарья не ответила. Она с улыбкой смотрела на малыша, нежно качая его на руках. Личико младенца было невозмутимо, как у мудрого старца.
Тем временем в Шереметьево приземлился самолет, летевший из Катманду.
Группа монахов, в ритуальной одежде не задерживаясь в аэропорту, наняла микроавтобус и покатила в Москву.
Монахи что-то говорили по-тибетски, лишь изредка один из них, говоривший на ломаном русском языке, давал указания водителю, сверяясь с дорогой по какому-то прибору.
«Газель» пересекла центр и нашла Варшавское шоссе.
Они долго стояли в пробке у развилки Варшавского и Каширского шоссе. Наконец машина свернула на Каширское шоссе, проехала институт, от которого на километр пахло радиацией, и остановилась у одного из домов.
Монахи расплатились долларами.
Видимо их количество удивило водителя, ибо он быстро спрятал зелёные в карман пиджака и спросил:
«Вас ждать?»
«Если через полчаса нас не будет — уезжайте!» — сказал знающий русский и задвинул дверцу.
Прохожие с удивлением рассматривали буддийскую делегацию, которая направилась к одному из домов.
Как бы по наитию, один из них направился к торцу дома, где находился вход в подвал.
«Это здесь!» — сказал он соплеменникам и трижды постучал кулаком в дверь.
«Кто?»— глухо донеслось из глубины.
«Свои!» — выученной ломаной фразой ответил стучавший.
«Опять напился, — язык еле вяжешь!» — ответил женский голос.
Тем не менее, дверь открылась, но, увидев незнакомцев, женщина попыталась закрыть дверь.
Монахи сделали какой-то жест пальцами, пробормотали непонятное заклинание и консьержка, обмякнув, заснула у дверей.
Толкая друг друга, монахи ввалились в подвал, и бухнулись на колени у входа. Они воздели руки к младенцу и хором запели:
«НАМО БУДДА! НАМО ДХАРМА! НАМО САНГХА!»
Поклонившись младенцу, они снова запели:
«ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!… ОМ МАНИ МАДМЕ ХУМ!»
Сделав глубокий поклон, они снова запели:
«САНГЕ ЧОЙДАН ЦОГЕ ЧОГ НАМДА ЖАНЧУБ БАРДО ДАНЕ ГЬЯБ СУ ЧИО ДАГЕ ЖИНСО ГИВЕ СОНАМ ГИЕ ДОЛА ПАНЧЕР САНГЕ ДУБАР ШОГ»
Младенец вышел из самадхи, повернул голову и чётко ответил:
«ОМ ОМ ОМ САРВА БУДДХА ДАКИНИЙЕ
ХУМ ХУМ ХУМ ПАТ ПАТ ПАТ СУУХА».
Мать, державшая его на руках, склонила голову в почтении и обратилась к пришедшим монахам:
«Майтрейе нет еще и суток. Постарайтесь не утомлять его!» — кротко попросила она.
Монахи сделали глубокий поклон в сторону матери и, достав из своих несессеров ароматические пирамидки, зажгли их.
Затем они достали белые полотенца, и надели их на шею матери и младенца.
После этого они положили дары у ног святой пары.
Не забыли пришельцы и окружающих. Каждый получил то, что хотел.
Подвал наполнился благоуханием и светом, который излучали, казалось, сами стены.
Младенец почмокал губами и сказал по-русски:
«Я вошел в тело этого случайного человечка, и Нирманакайя да спасет его от всех непредвиденных случайностей! Пусть будет так, как заповедовал последний Будда Шакья Муни».
И обратившись к своей Матери, сказал, трогая ручонками его лицо:
«Не беспокойся, Мамма! Утомление мне не грозит. Пойдём с нами!»
Пришельцы и постояльцы облегченно вздохнули, — проблем не будет.
Монахи достали из рюкзака свежую ритуальную одежду, в которую были облачены сами, одели в неё мать и, поддерживая её под руки, по одному, стали выходить наружу.
«Разве мне не нужно зарегистрировать рождение дитя? Показать плаценту?» — спросила роженица.
Русскоговорящий улыбнулся. Он перевел её слова по-тибетски, и монахи тоже широко улыбнулись.
«Регистрация уже состоялась в Космосе! — ответил переводчик. — А гражданство ему не нужно. Регистрация подразумевает собственность государства на гражданина. Майтрея — не собственность одной страны. Многие хотели бы считать его собственностью. Но даже Космос не может считать его своей собственностью», — объяснил переводчик всем присутствующим.
«Да, нам-то что! Нам всё равно! Делайте, как считаете нужным!» — нестройными голосами ответили бомжи.
«Братва, да ведь это похищение! — воскликнул один из бомжей с татуировкой на груди и на руках. — Стойте! Не выпускайте их! Или платите выкуп!» — кричал он, направляясь к младенцу.
«Нет проблем! — спокойно ответил переводчик. — Выбирай: выкуп и молчание, или будешь немым навсегда. Сколько?»
«Десять кусков зелеными!» — выкрикнул татуированный.
«Хорошо, но с одним условием — на всех! Если не согласны, то ничего не получите, но всё равно немота поразит вас. Итак?» — переводчик ждал ответа.
«Согласны!» — хором ответили бомжи.
Татуированный свирепо глянул на товарищей, но махнул рукой, мол, «хорошо и так — на халяву».
Переводчик сделал знак. Один из монахов достал из мешка кейс, вынул десять пачек и кинул каждую окружившим их бомжам. Никто не остался без подарка. Началась радостная суета, и монахи покинули подвал.
Один из них предусмотрительно задержал «ГАЗель» и, пропустив Буддову Мать вперед, монахи расселись по местам.
«Куда?» — угодливо спросил водитель.
«Один момент!» — сказал русскоговорящий монах, набирая номер на сотовом телефоне. Переговорив с кем-то по-английски, он сказал шофёру:
«В американское посольство!»
«О кей!» — довольно ответил тот, предвкушая хороший навар.
«Вот видите! — сказал монах. — Я же говорил, что всё получится. Россия всегда всё продаёт: Аляску, природные ресурсы, спортсменов, девушек, детей… Вот и Будду продали!»
Буддова Мать заплакала.
Майтрейя поднял головку к её лицу и пролепетал:
«Не плачь, Мамма! Я не продаюсь! У этого ламы ошибочные взгляды. Его ум заржавел в Кали-Юге. Пожалей его, ибо в будущей жизни его самого продадут».
«Сколько же лет этому маленькому?» — спросил водитель.
«У него нет возраста!» — угрюмо ответил переводчик.
И это была истина.
В американском посольстве монахи провели два часа.
Буддовой Матери с сыном отвели гостевую комнату и она, измученная, сразу же заснула.
Малыш не стал спать, и монах-врач взял его на руки.
«Отнеси меня к братству!» — попросил он врача по-тибетски.
Горничная, обслуживающая гостей, удивилась:
«What are you say?»
«You don’t understand!» — ответил ей малыш.
Горничная плюхнулась на стул и открыла рот.
«Close you mouse!» — улыбнулся ей мальчик и уплыл на руках своего попечителя к собранию монахов.
Монахи шумно обсуждали минувшие события. Увидев входящих, упали на колени, опустив лбы в пол.
«Stand up!» — попросил их Майтрейя.
Монахи поднялись и уселись на полу, приняв подобающую религиозную позу.
«Я догадываюсь, — продолжал тонким голосом малыш, — что вы до сих пор не можете постичь тайну Непорочного зачатия».
«Именно так, о Почитаемый в Мирах!» — отвечали монахи.
«Дело не в зачатии. Зачатия никакого не было. Поэтому оно и названо Непорочное. Тайна заключается в Непорочности.
Непорочная Мать моя была христианкой до мозга костей.
Она все дни проводила в храме. Не веря в Бога, она находила там убежище».
Мальчик помолчал, задумавшись.
«Не то убежище выбрала!» — сказал какой-то монах.
«Мать вглядывалась в иконы, — продолжал мальчик. — Ей казалось, что они разговаривали с ней. Особенно она любила Образ Богоматери. И Матерь Божья отвечала ей на многие вопросы, входя в неё.
Знаете ли вы, что Образ Богоматери предначертан в Космосе?» — спросил он монахов.
«Только понаслышке» — ответил один за всех.
«В каком Космосе, о Татхагата? В астрономическом, или в ультракосмосе?» — спросил другой монах.
«Даже в астрономическом, — ответил малыш. — Он, ведь, является базой для психокосма! Знаете ли вы геометрию солнечной системы? Я имею в виду эзотерическую геометрию?»
«Чжуг-по-па знает», — ответил старший лама, указывая на буддийского учёного.
«Жаль, что не все! — заметил Майтрейя. — Поведай всем, Чжуг-по-па, основные тайны эзотерического Космоса!»
Поднялся пожилой монах, и, поправив тогу на плече, сказал:
«Когда некое существо становится достойным родиться новым Светилом в Космосе, оно выбрасывается в Космос сначала в виде ослепительного шарика с ноготь. В этот же миг срабатывает Закон парного рождения и вокруг него смыкается кольцо тьмы. Кольцо тьмы имеет строгие границы, образованные вращением диаметра шара, опущенного в любую крайнюю точку его сияющей сферы».
«Ты забыл сказать, — поправил его Майтрейя. — что, этот шаровидный сгусток плазмы, будучи жизнеспособным, имеет свободную волю. И он должен воспользоваться этой волей для того, чтобы расширить Сферу своего влияния.
Но расширить Сферу влияния он может только исходя из разных степеней свободы вращения своей Сферы.
Он использует вращение, совращение, превращение, извращение, возвращение и так далее и находит, наконец, нужный вид развращения, который определяет границы его полярного продолжения — кольца тьмы»
«Спасибо, Почитаемый в Мирах! — поблагодарил Будду монах и продолжал. — Это, действительно, так. Все степени свободы вращения можно изобразить простейшими жестами — и монах очертил в воздухе все возможности вращения, комментируя их:
А — Абрис вращения вокруг центральной точки.
В — Вращение вокруг вертикальной оси:
С — Совращение вокруг средней точки с Центром в А: и превращение в
Г — Горизонтальное обращение вокруг горизонтальной оси ординат:
...
? — проекция своего Диаметра в предельно нижнюю точку своей окружности.
...
Горизонтально поднятый конец позволяет диаметру начать новое совращение
вокруг центра А, чем создаётся Новая Окружность и Искомая Сфера Влияния.
...
Таким образом, проекция собственного диаметра в нижнюю часть своей окружности при вращении описывает проект первой устойчивой, то есть стоячей волны, которая образована движением от сердца А.
И эта тайная Тантра, диаметра со своей окружностью, на космическом Плане рождает — новую жизнеспособную планет арную орбиту.
Все остальные орбиты строятся аналогичным образом.
Таким образом, новоявленное Светило планирует и расширяет Сферу своего влияния в Космосе!» — закончил монах своё объяснение.
«И этим самым действием Светила обретают свою Карму!» — добавил другой монах.
«Современные люди уже подметили, что орбиты планет расположены не случайно, — заметил третий монах, — кто-то из русских подсчитал, что расстояние между планетами точно соответствует „золотому сечению“, которое является эталоном Гармонии в Космосе».
«Браво, монахи, браво! — захлопал в ладошки малыш. — Вот вы и создали базовое полотно, на котором мы должны написать картину Светлого Образа Непорочной Богоматери».
«Воистину удивительно превращение Света Сознания в Космосе!» — сказал один из присутствующих.
«Не только Превращения, но и Трансформация Света Сознания в Космосе не знает пределов, — заметил Майтрейя. — Преображение Света бесподобно.
И вот здесь мы подходим к самой главной тайне, — Свет образует материю, — он создает Образ Матери на своем базовом полотне, следуя во тьме Неповторимым контуром своего Пути для своего бесконечного существования.
Почему Неповторимым, о монахи! Потому что если свет повторит свои движения, то вторичный Свет — уже не Свет!
Но мы хотели воздать славу Непорочной Матери Божьей — Богородице.
С неё и начнём. Кто попытается сделать первый штрих?» — обратился Майтрейя к монахам.
Монахи обратили свои головы к старшему ламе.
Лама понял, что ему предстоит отвечать за всех, и начал так:
«Надо полагать, что на космическом полотне, Свет передаетСЯ в своём преемнике, — Сыне, который и зарождается непорочным зачатием.
Зачатие непорочно, ибо зачать, значит — начать, а Начало всегда непорочно.
Непорочно — значит, не порчено, не испорчено никаким разложением».
Лама сделал паузу, раздумывая.
«Браво, браво, лама! — одобрил его Майтрея. — Ты замечательно владеешь Словом — даже опошленный термин „зачатие“ возвысил до непорочного начала!»
«На базе Логоса, — продолжал лама, — как Принципа логическогораспределение орбит в неповторимых пропорциях „золотого сечения“ Свет может Начать создавать Любимый Образ.
Свет разбивает орбитальную базу по полам.
При этом делении, диаметр пятойорбиты точно укладывается между центром в точке А, и предельной конечной точкой на последней, девятой орбите.
Таким образом, вырисовывается контур ?. Лепестки бесконечности — ?, являются Главным условием для дальнейшего бесконечногопути Света.
Они создают Ауру Света в вертикальной оси вокруг предстоящей Главы Матери, который необходим для развития в ней дальнейшего неповторимого развития Света» — монах замолчал.
«В прошлой жизни ты был христианским священником?» — спросил Майтрейя.
«Да, Бесподобный!» — ответствовал тот.
«Почему же ты перешел на позиции буддизма?» — спрашивал мальчик.
«Никакой Бог не может запретить своему поклоннику узнать каноны соседней веры, — сказал лама. — Для того чтобы защищать свою, надо хорошо знать противника.
Таковы стратагемы религии. Когда я постиг Законы Будды, то понял, что христианство не освобождает от страданий.
И тогда я попросил разрешения у христианского Бога покинуть его пределы, для того, чтобы познать беспредельность!» — твердо ответил он.
Монахи одобрительно закивали головами.
«Я спросил это потому, — пояснил Майтрейя, — что бывший христианин так и не постиг тайну образования Великой Формы и Образа Матери Божией.
Ему было не дано.
И поскольку он не может воспроизвести неповторимый рисунок Света на базовом полотне с „золотым сечением“, то это постарается сделать Татхагата.
Космический контур в Целом можно воспроизвести таким Образом…»
Майтрея сделал круговой жест рукой, от чего перед его лицом развернулась прозрачная плоскость, на которую проецировался Непорочный Образ.
Плоскость затемнилась, а контур Образа засветилась золотистым светом.
«Вы видите, что эзотерическая геометрия всех сопряжений идеальна! — продолжал Майтрейя. — Образуя неполные окружности в трех четвертях, где сопрягаются, левое плечо Матери, контур её Главы и правая часть, * не опускается в четвертую четверть, чтобы не зациклиться на используемой орбите.
Используя свои центры на пересечениях других орбит, * образует еще три сопрягающиеся полудуги, контур которых создает-СЯ в Образе Сына, „сидящего“ на левой, закрытой от зрителя, „руке“ контура Матери.
Совершенно очевидно, что не случайно
Течение было довольно быстрое.
Это было понятно по эху, которое отражалось от скал, в толще которых река пробила себе ложе.
На это, возможно, потребовались целые эры.
А это значило, что вход в неведомое существовал очень давно, если не всегда.
Зацепиться за „берег“ не было никакой возможности, даже если бы это захотелось.
„Да и к чему цепляться за старое?“ — подумал тот, кого несло течением.
Вода была очень холодной, и у плывущего стало сводить ноги.
Но их не успело свести до конца.
Неожиданно течение стало более плавным и пловца вынесло в О-зеро.
Некоторое время его крутило в водоворотах, образованных контактом стремительной реки с озером, но пловец понял, что надо двигаться, и, наугад, ринулся к едва слышимой кромке воды, которая звучала в гроте по иному.
Это были последние взмахи его рук в этом течении времени.
Пловца развернуло головой вперед, и он стал падать.
В падении его переворачивало, подбрасывало, скручивало, сгибало, растягивало, сжимало, било, выворачивало и снова разворачивало в неизвестных координатах.
В какой-то момент отвесное падение изогнулось и перешло в скольжение.
Где-то впереди забрезжил свет.
Точка света расширялась, и повеяло теплом.
Тепловое излучение перешло в багровый, а потом в красный цвет.
Красный цвет сменился розовым, потом оранжевым, жёлтым, и, увеличиваясь в диаметре, пройдя все цвета радуги, приблизился к фиолетовому.
Фиолетовое светило уже было различимо как сфера, которая была живым Существом, и, переходя в ультрафиолет, приглашало:
„Иди ко мне, сын мой, сольёмся воедино!“
Бог знает, в какие диапазоны его несло, но ясно было одно, — воды вокруг него уже не было.
Воды отошли. Куда они подевались, — было неясно.
Но это было неважно. Важнее было то, что его принимало. Или кто.
В какой-то миг выплывающий почувствовал, что, пройдя все известные частоты, он попал в последнюю часть электромагнитного диапазона — в плотную частоту вращения электронов вокруг атома.
Это была Материя.
Яркий свет взорвался в его новых раскрывшихся глазах, и он заорал от боли в глазах.
Материя нежно взяла его на руки и прижала к груди.
„Любимый мой! Здравствуй!“
Жгучие, соленые капли упали на его голову, и, появившийся на свет, снова закричал.
„Кричи! Кричи громче! Наполняй свои легкие свежим воздухом!“ — радостно сказала Материя. — Смотрите! Вот сын божий на Свет появился!»
«Матерь Божия! — удивились бомжи, сидевшие в подвале. — А говорили, что не получится!»
«Что значит, не получится?! — сказала бомжи ха, принимавшая роды. — Непорочное зачатие известно с древности. Только тайна его была утрачена навсегда».
«Неужели это Второе Пришествие Иисуса Христа?» — задал вопрос в никуда старый интеллигент, крестясь слева направо.
«Это всё конструкции твоего философского ума — заметил его сосед, протягивая руку к сумке с пустыми бутылками. — Дважды одного не бывает, как дважды не войдешь в одну и ту же реку. Пойду-ка я сдам бутылки, фургон уже должен быть на месте».
Малыша обмыли под краном возвратной воды из теплосистемы, вытерли тряпками, какие попались под руку, а пуповину с плацентой сунули в полиэтиленовый мешок.
Он затих, приложившись к груди, и женщины сдернули старую простынь, которой прикрывали роженицу от нескромных глаз.
«Долго ли сглазить, нехотя!» — сказала старуха, сворачивая простынь.
Теперь вся компания «БИЧей» — бывших интеллигентных человеков могла лицезреть младенца с матерью.
«Пойду-ка я по этому случаю нарву цветов с клумбы!» — сказала молчавшая до сих пор женщина.
«А не сцапают?!» — предупредила её другая.
Малыш оторвался от груди, повернул головку и пролепетал:
«Цветы увядают, когда мы хотим сохранить их…»
После этого его рот снова занялся исполнением его основной функции — приёму пищи.
Бутылки зазвенели из выпавших рук того, кто собирался сдать их. Он споткнулся о порог и чуть не упал.
Остальные с перекошенными лицами испуганно уставились на младенца.
«Матерь Божия! — прохрипела акушерка. — Кого ж ты нам родила?»
Этого не знал никто. Все молчали. Кое-кто крестился.
«Что ж мы с ним будем делать? Ведь узнают — конец нашему покою!» — донёсся голос из угла подвала.
«Тебе твой покой дороже всего! — возмутились женщины. — И почему мы должны что-то делать. Молчать про это надо, вот что!» — галдели они.
«Истину не скроешь!» — снова пролепетал малыш.
«Господи! Ему еще часа нет, а он уже об истине. Да что ты знаешь об истине-то?» — сказал тот, что не пошел с бутылками.
«Я знаю четыре Благородные Истины» — тонким голосочком произнёс младенец.
«Вот как? — удивились другие интеллигенты. — Мы не знаем, а он знает! И что же это за благородные истины?»
«Истина о страдании. Истина о причине страданий. Истина о конце страданий. Истина о Пути прекращения страданий»
«Это правда! — сказал один из „бичей“. — Мы проходили это на факультете, когда я был ещё полон сил. Истинная, правда! Клянусь!»
«Как же мы его назовём?» — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Мать, позволившая себе эксперимент с непорочным зачатием.
«Майтрейя!» — сказал младенец и, закрыв глаза, погрузился в самадхи.
«Ну, наделала ты дел со своим экспериментом! — сказала акушерка. Как теперь будешь выпутываться, Дарья?»
Дарья не ответила. Она с улыбкой смотрела на малыша, нежно качая его на руках. Личико младенца было невозмутимо, как у мудрого старца.
Тем временем в Шереметьево приземлился самолет, летевший из Катманду.
Группа монахов, в ритуальной одежде не задерживаясь в аэропорту, наняла микроавтобус и покатила в Москву.
Монахи что-то говорили по-тибетски, лишь изредка один из них, говоривший на ломаном русском языке, давал указания водителю, сверяясь с дорогой по какому-то прибору.
«Газель» пересекла центр и нашла Варшавское шоссе.
Они долго стояли в пробке у развилки Варшавского и Каширского шоссе. Наконец машина свернула на Каширское шоссе, проехала институт, от которого на километр пахло радиацией, и остановилась у одного из домов.
Монахи расплатились долларами.
Видимо их количество удивило водителя, ибо он быстро спрятал зелёные в карман пиджака и спросил:
«Вас ждать?»
«Если через полчаса нас не будет — уезжайте!» — сказал знающий русский и задвинул дверцу.
Прохожие с удивлением рассматривали буддийскую делегацию, которая направилась к одному из домов.
Как бы по наитию, один из них направился к торцу дома, где находился вход в подвал.
«Это здесь!» — сказал он соплеменникам и трижды постучал кулаком в дверь.
«Кто?»— глухо донеслось из глубины.
«Свои!» — выученной ломаной фразой ответил стучавший.
«Опять напился, — язык еле вяжешь!» — ответил женский голос.
Тем не менее, дверь открылась, но, увидев незнакомцев, женщина попыталась закрыть дверь.
Монахи сделали какой-то жест пальцами, пробормотали непонятное заклинание и консьержка, обмякнув, заснула у дверей.
Толкая друг друга, монахи ввалились в подвал, и бухнулись на колени у входа. Они воздели руки к младенцу и хором запели:
«НАМО БУДДА! НАМО ДХАРМА! НАМО САНГХА!»
Поклонившись младенцу, они снова запели:
«ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!… ОМ МАНИ МАДМЕ ХУМ!»
Сделав глубокий поклон, они снова запели:
«САНГЕ ЧОЙДАН ЦОГЕ ЧОГ НАМДА ЖАНЧУБ БАРДО ДАНЕ ГЬЯБ СУ ЧИО ДАГЕ ЖИНСО ГИВЕ СОНАМ ГИЕ ДОЛА ПАНЧЕР САНГЕ ДУБАР ШОГ»
Младенец вышел из самадхи, повернул голову и чётко ответил:
«ОМ ОМ ОМ САРВА БУДДХА ДАКИНИЙЕ
ХУМ ХУМ ХУМ ПАТ ПАТ ПАТ СУУХА».
Мать, державшая его на руках, склонила голову в почтении и обратилась к пришедшим монахам:
«Майтрейе нет еще и суток. Постарайтесь не утомлять его!» — кротко попросила она.
Монахи сделали глубокий поклон в сторону матери и, достав из своих несессеров ароматические пирамидки, зажгли их.
Затем они достали белые полотенца, и надели их на шею матери и младенца.
После этого они положили дары у ног святой пары.
Не забыли пришельцы и окружающих. Каждый получил то, что хотел.
Подвал наполнился благоуханием и светом, который излучали, казалось, сами стены.
Младенец почмокал губами и сказал по-русски:
«Я вошел в тело этого случайного человечка, и Нирманакайя да спасет его от всех непредвиденных случайностей! Пусть будет так, как заповедовал последний Будда Шакья Муни».
И обратившись к своей Матери, сказал, трогая ручонками его лицо:
«Не беспокойся, Мамма! Утомление мне не грозит. Пойдём с нами!»
Пришельцы и постояльцы облегченно вздохнули, — проблем не будет.
Монахи достали из рюкзака свежую ритуальную одежду, в которую были облачены сами, одели в неё мать и, поддерживая её под руки, по одному, стали выходить наружу.
«Разве мне не нужно зарегистрировать рождение дитя? Показать плаценту?» — спросила роженица.
Русскоговорящий улыбнулся. Он перевел её слова по-тибетски, и монахи тоже широко улыбнулись.
«Регистрация уже состоялась в Космосе! — ответил переводчик. — А гражданство ему не нужно. Регистрация подразумевает собственность государства на гражданина. Майтрея — не собственность одной страны. Многие хотели бы считать его собственностью. Но даже Космос не может считать его своей собственностью», — объяснил переводчик всем присутствующим.
«Да, нам-то что! Нам всё равно! Делайте, как считаете нужным!» — нестройными голосами ответили бомжи.
«Братва, да ведь это похищение! — воскликнул один из бомжей с татуировкой на груди и на руках. — Стойте! Не выпускайте их! Или платите выкуп!» — кричал он, направляясь к младенцу.
«Нет проблем! — спокойно ответил переводчик. — Выбирай: выкуп и молчание, или будешь немым навсегда. Сколько?»
«Десять кусков зелеными!» — выкрикнул татуированный.
«Хорошо, но с одним условием — на всех! Если не согласны, то ничего не получите, но всё равно немота поразит вас. Итак?» — переводчик ждал ответа.
«Согласны!» — хором ответили бомжи.
Татуированный свирепо глянул на товарищей, но махнул рукой, мол, «хорошо и так — на халяву».
Переводчик сделал знак. Один из монахов достал из мешка кейс, вынул десять пачек и кинул каждую окружившим их бомжам. Никто не остался без подарка. Началась радостная суета, и монахи покинули подвал.
Один из них предусмотрительно задержал «ГАЗель» и, пропустив Буддову Мать вперед, монахи расселись по местам.
«Куда?» — угодливо спросил водитель.
«Один момент!» — сказал русскоговорящий монах, набирая номер на сотовом телефоне. Переговорив с кем-то по-английски, он сказал шофёру:
«В американское посольство!»
«О кей!» — довольно ответил тот, предвкушая хороший навар.
«Вот видите! — сказал монах. — Я же говорил, что всё получится. Россия всегда всё продаёт: Аляску, природные ресурсы, спортсменов, девушек, детей… Вот и Будду продали!»
Буддова Мать заплакала.
Майтрейя поднял головку к её лицу и пролепетал:
«Не плачь, Мамма! Я не продаюсь! У этого ламы ошибочные взгляды. Его ум заржавел в Кали-Юге. Пожалей его, ибо в будущей жизни его самого продадут».
«Сколько же лет этому маленькому?» — спросил водитель.
«У него нет возраста!» — угрюмо ответил переводчик.
И это была истина.
В американском посольстве монахи провели два часа.
Буддовой Матери с сыном отвели гостевую комнату и она, измученная, сразу же заснула.
Малыш не стал спать, и монах-врач взял его на руки.
«Отнеси меня к братству!» — попросил он врача по-тибетски.
Горничная, обслуживающая гостей, удивилась:
«What are you say?»
«You don’t understand!» — ответил ей малыш.
Горничная плюхнулась на стул и открыла рот.
«Close you mouse!» — улыбнулся ей мальчик и уплыл на руках своего попечителя к собранию монахов.
Монахи шумно обсуждали минувшие события. Увидев входящих, упали на колени, опустив лбы в пол.
«Stand up!» — попросил их Майтрейя.
Монахи поднялись и уселись на полу, приняв подобающую религиозную позу.
«Я догадываюсь, — продолжал тонким голосом малыш, — что вы до сих пор не можете постичь тайну Непорочного зачатия».
«Именно так, о Почитаемый в Мирах!» — отвечали монахи.
«Дело не в зачатии. Зачатия никакого не было. Поэтому оно и названо Непорочное. Тайна заключается в Непорочности.
Непорочная Мать моя была христианкой до мозга костей.
Она все дни проводила в храме. Не веря в Бога, она находила там убежище».
Мальчик помолчал, задумавшись.
«Не то убежище выбрала!» — сказал какой-то монах.
«Мать вглядывалась в иконы, — продолжал мальчик. — Ей казалось, что они разговаривали с ней. Особенно она любила Образ Богоматери. И Матерь Божья отвечала ей на многие вопросы, входя в неё.
Знаете ли вы, что Образ Богоматери предначертан в Космосе?» — спросил он монахов.
«Только понаслышке» — ответил один за всех.
«В каком Космосе, о Татхагата? В астрономическом, или в ультракосмосе?» — спросил другой монах.
«Даже в астрономическом, — ответил малыш. — Он, ведь, является базой для психокосма! Знаете ли вы геометрию солнечной системы? Я имею в виду эзотерическую геометрию?»
«Чжуг-по-па знает», — ответил старший лама, указывая на буддийского учёного.
«Жаль, что не все! — заметил Майтрейя. — Поведай всем, Чжуг-по-па, основные тайны эзотерического Космоса!»
Поднялся пожилой монах, и, поправив тогу на плече, сказал:
«Когда некое существо становится достойным родиться новым Светилом в Космосе, оно выбрасывается в Космос сначала в виде ослепительного шарика с ноготь. В этот же миг срабатывает Закон парного рождения и вокруг него смыкается кольцо тьмы. Кольцо тьмы имеет строгие границы, образованные вращением диаметра шара, опущенного в любую крайнюю точку его сияющей сферы».
«Ты забыл сказать, — поправил его Майтрейя. — что, этот шаровидный сгусток плазмы, будучи жизнеспособным, имеет свободную волю. И он должен воспользоваться этой волей для того, чтобы расширить Сферу своего влияния.
Но расширить Сферу влияния он может только исходя из разных степеней свободы вращения своей Сферы.
Он использует вращение, совращение, превращение, извращение, возвращение и так далее и находит, наконец, нужный вид развращения, который определяет границы его полярного продолжения — кольца тьмы»
«Спасибо, Почитаемый в Мирах! — поблагодарил Будду монах и продолжал. — Это, действительно, так. Все степени свободы вращения можно изобразить простейшими жестами — и монах очертил в воздухе все возможности вращения, комментируя их:
А — Абрис вращения вокруг центральной точки.
В — Вращение вокруг вертикальной оси:
С — Совращение вокруг средней точки с Центром в А: и превращение в
Г — Горизонтальное обращение вокруг горизонтальной оси ординат:
...
? — проекция своего Диаметра в предельно нижнюю точку своей окружности.
...
Горизонтально поднятый конец позволяет диаметру начать новое совращение
вокруг центра А, чем создаётся Новая Окружность и Искомая Сфера Влияния.
...
Таким образом, проекция собственного диаметра в нижнюю часть своей окружности при вращении описывает проект первой устойчивой, то есть стоячей волны, которая образована движением от сердца А.
И эта тайная Тантра, диаметра со своей окружностью, на космическом Плане рождает — новую жизнеспособную планет арную орбиту.
Все остальные орбиты строятся аналогичным образом.
Таким образом, новоявленное Светило планирует и расширяет Сферу своего влияния в Космосе!» — закончил монах своё объяснение.
«И этим самым действием Светила обретают свою Карму!» — добавил другой монах.
«Современные люди уже подметили, что орбиты планет расположены не случайно, — заметил третий монах, — кто-то из русских подсчитал, что расстояние между планетами точно соответствует „золотому сечению“, которое является эталоном Гармонии в Космосе».
«Браво, монахи, браво! — захлопал в ладошки малыш. — Вот вы и создали базовое полотно, на котором мы должны написать картину Светлого Образа Непорочной Богоматери».
«Воистину удивительно превращение Света Сознания в Космосе!» — сказал один из присутствующих.
«Не только Превращения, но и Трансформация Света Сознания в Космосе не знает пределов, — заметил Майтрейя. — Преображение Света бесподобно.
И вот здесь мы подходим к самой главной тайне, — Свет образует материю, — он создает Образ Матери на своем базовом полотне, следуя во тьме Неповторимым контуром своего Пути для своего бесконечного существования.
Почему Неповторимым, о монахи! Потому что если свет повторит свои движения, то вторичный Свет — уже не Свет!
Но мы хотели воздать славу Непорочной Матери Божьей — Богородице.
С неё и начнём. Кто попытается сделать первый штрих?» — обратился Майтрейя к монахам.
Монахи обратили свои головы к старшему ламе.
Лама понял, что ему предстоит отвечать за всех, и начал так:
«Надо полагать, что на космическом полотне, Свет передаетСЯ в своём преемнике, — Сыне, который и зарождается непорочным зачатием.
Зачатие непорочно, ибо зачать, значит — начать, а Начало всегда непорочно.
Непорочно — значит, не порчено, не испорчено никаким разложением».
Лама сделал паузу, раздумывая.
«Браво, браво, лама! — одобрил его Майтрея. — Ты замечательно владеешь Словом — даже опошленный термин „зачатие“ возвысил до непорочного начала!»
«На базе Логоса, — продолжал лама, — как Принципа логическогораспределение орбит в неповторимых пропорциях „золотого сечения“ Свет может Начать создавать Любимый Образ.
Свет разбивает орбитальную базу по полам.
При этом делении, диаметр пятойорбиты точно укладывается между центром в точке А, и предельной конечной точкой на последней, девятой орбите.
Таким образом, вырисовывается контур ?. Лепестки бесконечности — ?, являются Главным условием для дальнейшего бесконечногопути Света.
Они создают Ауру Света в вертикальной оси вокруг предстоящей Главы Матери, который необходим для развития в ней дальнейшего неповторимого развития Света» — монах замолчал.
«В прошлой жизни ты был христианским священником?» — спросил Майтрейя.
«Да, Бесподобный!» — ответствовал тот.
«Почему же ты перешел на позиции буддизма?» — спрашивал мальчик.
«Никакой Бог не может запретить своему поклоннику узнать каноны соседней веры, — сказал лама. — Для того чтобы защищать свою, надо хорошо знать противника.
Таковы стратагемы религии. Когда я постиг Законы Будды, то понял, что христианство не освобождает от страданий.
И тогда я попросил разрешения у христианского Бога покинуть его пределы, для того, чтобы познать беспредельность!» — твердо ответил он.
Монахи одобрительно закивали головами.
«Я спросил это потому, — пояснил Майтрейя, — что бывший христианин так и не постиг тайну образования Великой Формы и Образа Матери Божией.
Ему было не дано.
И поскольку он не может воспроизвести неповторимый рисунок Света на базовом полотне с „золотым сечением“, то это постарается сделать Татхагата.
Космический контур в Целом можно воспроизвести таким Образом…»
Майтрея сделал круговой жест рукой, от чего перед его лицом развернулась прозрачная плоскость, на которую проецировался Непорочный Образ.
Плоскость затемнилась, а контур Образа засветилась золотистым светом.
«Вы видите, что эзотерическая геометрия всех сопряжений идеальна! — продолжал Майтрейя. — Образуя неполные окружности в трех четвертях, где сопрягаются, левое плечо Матери, контур её Главы и правая часть, * не опускается в четвертую четверть, чтобы не зациклиться на используемой орбите.
Используя свои центры на пересечениях других орбит, * образует еще три сопрягающиеся полудуги, контур которых создает-СЯ в Образе Сына, „сидящего“ на левой, закрытой от зрителя, „руке“ контура Матери.
Совершенно очевидно, что не случайно