Только Мэлори, моя Мэлори не выла в предсмертной последней муке, а запрокинув голвоу, стонала в унизительном наслаждении. Я увидел, как глаза дракона налились кровью, как весь он, от когтей на корявых растопыренных лапах до острого гребня вдоль мощного хребта, напрягся, выгнулся...
   Принцесса взмахнула руками.
   - Аах, - этот вздох сдернул меня с места, и вовремя сдернул: еще секунда, и Кэт была бы разорвана - снизу доверху.
   Меч вонзился в то самое место, какое мне столько раз снилось - меж шеей и затылком.
   Но дракон не погиб, он зашипел, роя лапами землю, исходя пеной.
   Он был полупарализован. Я пригвоздил его к земле, как прикалывают бабочку в альбом энтомолога...Она трепыхается так же нелепо и беспомощно.
   - Не убивай, - выкрикнула принцесса.
   Она лежала на земле, опрокинутая навзничь.
   Две наших лошади, привычные ко многому, невозмутимо пощипывали травку чуть поодаль.
   - И то верно, - сказал я, - а ну-ка в сумке, притороченной к седлу, обнаружь-ка клещи.
   - Клещи? - принцесса отползла по земле прочь от места, где хрипел дракон, пригвожденный, пришпиленный моим мечом, как пришпиливают бабочек... ну, и вы знаете.
   - Клещи, Кэт, клещи, - подтвердил я, - и поживее. В противном случае я проколю, продавлю ему кожу, а его смерть не входит в мои... кажется, и в ваши планы...
   Принцесса вскрикнула, вскочила на ноги и уже через мгновение распутывала сумку.
   "Она меня спасла, - думал я, то налегая всем телом на меч, то ослабляя нажим, - если бы я полез защищать ее честь, этот зеленый гад разнес бы меня с моим допотопным вооружением по кусочкам по всем близлежащим полям и долам, горам и низинам..."
   Принцесса протянула мне блистающие на солнце серебряные огромные клещи.
   - Вот, - сказала она, - вот клещи.
   Сейчас она походила на перепуганную, перемазанную в грязи и крови несчастную голую униженную девчонку. Клещи были царственнее, королевственнее ее. Клещи больше походили на голую принцессу, чем она на самое себя.
   Я налег на рукоять меча грудью, освободил обе руки...
   Дракон чуть вздрагивал, точно интеллигентный человек, сдерживающий рыдания.
   "Она спасла меня, - думал я, - если бы я прикончил этого гада, я бы лег рядом с ним".
   Я уже видел вдали цепь конников, наставивших копья.
   "По мою душу, - подумал я, - или... по мое тело..."
   Я примерился, изогнулся и вцепился клещами в изогнутый драконов клык.
   ("Значит, так, - объясняли нам еще в карантине, - если уж не кокнули дракона для рыцаря, если пришпилили бедняжку, то, главное, - выдрать клык... Семь потов сойдет, но...)
   Я расшатывал, тянул... Дракон, обессиленный болью, уже не корябал землю лапами, только выл. И вой его вонзался в широкое пустое небо.
   Принцесса стояла поодаль, тряслась от страха, от жалости - почем я знаю?
   - Ну что ты стоишь? Что стоишь? Хоть помоги, возьмись за ручки и тяни вниз. Я же придавлю, проколю... Ну же!
   Принцессу трясло; ладошкой, испачканной в земле, она утирала слезы и размазывала по лицу грязь.
   Я увидел снова, какая она - маленькая еще девчушка, но не пожалел ее... Я ругнулся:
   - Тяни, тяни же! Человеческим языком тебе говорю...
   Принцесса сквозь всхлипы спросила:
   - Это ты что, творишь заклинания? Да? Ты колдун?
   Только тогда я понял, что говорил и ругался на незнакомом для нее языке. Я стал подбирать слова, мучительно припоминать все, что знал, все, что учил, но... о, удивленье! - я прекрасно понимал все то, что она говорила мне, но сам не мог выговорить ни слова.
   Дракон уже и не выл - хрипел. Красноватые глазки его начали подергиваться белесой птичьей пленкой.
   "Кончается, - подумал я, - финал... И мне - финал... Если верить принцессе. А почему бы ей и не поверить?"
   Поэт появился совершенно неожиданно. Он вдруг возник рядом с принцессой, словно вынырнул из-под земли, и сообщил, вытянув руку вперед:
   Эклога на смерть великана
   Великан был велик,
   а карлик - мал,
   великан был добр, а карлик - зол,
   великан был силен,
   а карлик - слаб,
   великан был убит,
   а карлик - убийцей,
   великан...
   Покуда Поэт дундел свое, декламировал свою эклогу, бесконечную, как коридор подземелья, я все вспоминал, вспоминал и на "...был мал" - вспомнил.
   - Выдерни КЛЫК! - гаркнул я.
   Поэт прервался, поморщился и вежливо сказал:
   - С удовольствием.
   Он подошел к самой драконовой пасти и взялся за рукоять клещей.
   Я подумал: "А если рискнуть?"
   Я посмотрел на Поэта.
   Он был хиловат на вид, узкогруд, худ.
   Но здесь была важна не сила, а рывок - резкий, отчаянный, как вольный взмах топора при рубке дров, как вольный взлет шашки при рубке людей...
   Я выпрямился. Меч, не сдерживаемый более моим телом, брякнулся оземь.
   Секунда! И дракон за эту секунду налился жизнью, силой; я почувствовал, как он радостно вздрогнул.
   И этот вздрог, эта дрожь жизни могла оказаться моей гибелью, но Поэт выказал себя отличным зубодером.
   Мы рванули одновременно.
   Из пасти дракона хлынула кровь.
   Мы отскочили в сторону. Кони попятились.
   Дракон вертелся на одном месте - вой, комья земли... а потом он остановился, тяжко дыша, двигая всем своим гигантским уродливым телом.
   Принцесса, широко распахнув глаза, прижав ладони к вискам, смотрела на дракона.
   - По такому случаю, - сказал Поэт, - полагается ода.
   Я подошел к дракону для рыцаря.
   Это была декорация мощи; его мог убить любой салабон, вроде меня, юного, глупого, прикончившего Малыша.
   Дракон устало зашипел. И в шипении его было: не тронь, не нужно... моление, а не угроза.
   Я привязал к шее дракона веревку и потянул за собой.
   Я протянул веревку принцессе.
   - Кэт, - сказал я, - волоки чудище...
   Принцесса покорно взяла веревку .
   Поэт махнул рукой раз, второй раз и заорал дурным голосом:
   Ода победителю!
   Кто отличит беду от победы?
   Победу от беды кто отличит?
   Я подошел к двум лошадям, взял поводья... Повел их.
   Следом за мной шла принцесса, за ней покорно-пришибленно полз дракон.
   Замыкал шествие Поэт, все еще выкрикивавший что-то про беду и победу.
   Я глянул через плечо и попросил принцессу:
   - Заткни ему глотку! Ну, никакой же возможности нет!
   Мельком я увидел ее лицо, перекошенное от страха.
   Она боялась меня.
   Меня, своего спасителя.
   А потом я увидел облако пыли и торчащие из этого облака пики.
   - Вам не холодно? - с запоздалой вежливостью спросил я принцессу просто потому, что мне хотелось кого-то о чем-то спросить, чтобы не оставаться один на один с этими наставленными на тебя, несущимися издали в облаке грохочущей пыли пиками.
   Принцесса молчала. И Поэт замолчал тоже.
   Слышно было только жалобное шипение дракона.
   Еще - грохот копыт.
   Рыцари застопорили ход своих коней у самой драконовой морды, так что мне довелось испытать немало неприятных минут.
   Кони знали то, чего не знали люди: это сипящее, хрипящее чудовище не опаснее какой-нибудь каракатицы.
   Раздуйте каракатицу до размера горы - и она будет так же ужасна, ее будет трудно раздавить, но убить труда не составит.
   Рыцарям удалось сдержать коней.
   Дракон задрал голову и, морщась, как морщится брезгливый и сильный человек от унизительной пытки, харкнул в рыцарскую компанию сгустком зелено-красной слюны.
   Рыцари натянули поводья.
   В наступившей тишине стали слышны астматическое дыхание дракона, фырканье и перетоптывание лошадей, равнодушный посвист жаворонка, всхлипывание принцессы и еще вопли Поэта.
   Когда ангелы, - надрывался Поэт,
   устают летать, они
   сдают свои крылья на сохрание Богу
   и спускаются на землю без крыльев
   по невидимой лестнице, они дремлют
   в деревьях, камнях и лягушках, набираются
   сил для новых полетов.
   - Заткни его, - попросил я принцессу, он помог мне выдернуть клык, но...
   - Вздрог - вдркг - друг,
   гром - гроб - сук,
   гроб - горб - груб,
   гриб - рук - мук...
   орал Поэт.
   Дракон принялся давиться и кашлять, как не похмелившийся алкоголик.
   Один из рыцарей наудачу швырнул копье.
   К счастью, он бросал в меня, а не в дракона. И рука у него дрожала. Копье вонзилось у самых моих ног. Конь нагнулся, понюхал копье, презрительно фыркнул и коротко игогокнул.
   - Друзья, - начал я, - прекрасно вас понимаю, приказ есть приказ, но чего-то вы не учли. Вот - дракон, - я указал на бессильную гору живого страдающего мяса со слезящимися глазками пьющего философа, - он не убит, а покорен мною. Вы убьете меня - и он убьет вас. Верно?
   Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.
   Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:
   - Прочти причту притчу и ответь
   на вопрос:
   отчего блеск так похож на лязг?
   Не оттого ль, что бляск
   так похож на лееезг!
   Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.
   - Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?
   Принцесса шмыгнула носом:
   - Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.
   Тот и впрямь что-то разошелся.
   Я повернулся к нему и сказал:
   - Чем орать, пошел бы и принес даме платье...
   К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.
   Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.
   Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)
   Кони отошли пощипать травку подальше.
   - О, рев вер,
   доносилось до меня восторженное токование,
   о , веер верований...
   Я ловил позывные Конторы.
   Я расслышал голос, доносящийся из приемника.
   - Жак! - заорал я.
   - Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?
   - Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...
   - Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.
   Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.
   - Лучше, - сказал я. - выдернул клык.
   - Ох, ты...
   - Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.
   - Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...
   - Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.
   Дракон не пошевелился.
   Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.
   Поэт откровенно охмурял принцессу.
   - Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...
   - Вот суки, - просто сказал я.
   Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.
   Я почти заорал в приемник:
   - Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?
   Георгий отозвался:
   - Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.
   Я поднялся.
   Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.
   - Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.
   Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.
   - Я с тобой, - сказала она.
   Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.
   - Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.
   Кэт закусила нижнюю губу.
   - Я только с тобой. Мне - страшно.
   Я показал на дракона:
   - Его я заберу. Тебе бояться нечего.
   Кэт покачала головой:
   - Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.
   "Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...
   - Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.
   Получилось - с королем. И я пояснил:
   - Со своим королем.
   Кэт не удивилась.
   Она только спросила:
   - Твоя страна - далеко?
   Я ответил:
   - Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...
   Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:
   - Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?
   Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...
   - Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.
   - Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...
   - Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?
   Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.
   Драк он - кадр, но
   ног крад, ногокрад...
   Клад драк, дал рак,
   но - кардддрак... - он
   Карррак.
   - Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...
   - Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.
   - Бывает, - встрял Поэт.
   Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.
   Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.
   Поэт шел чуть поодаль.
   - Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...
   Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.
   Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.
   (Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:
   Горы - ракеты, вросшие в землю
   корнями,
   ракеты - горы, вырвавшие из земли
   свои корни, и корни эти
   превратились в струи огня...)
   Поэт продолжал рассказывать:
   - Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...
   - У этого крестьянина потом был пожар? - спросила Кэт.
   - Да, - с важностию ответил Поэт, - дом, прославленный мною, - сгорел. И я написал эпитафию:
   Приемли хвалу Поэта,
   даже если хвала кажется тебе
   хулою... Иначе
   тебя приемлет огонь.
   Что тоже - неплохо.
   Мне захотелось треснуть Поэта по голове. Но я сдержался, поскольку увидел Куродо.
   Куродо идиллически сидел у подножья ракеты, которое казалось подножьем горы, и покусывал травку.
   ...Так Куродо не вытягивался даже в карантине перед сержантом.
   - Джек! - он проглотил травинку. - Ты поймал дракона?
   - Как видишь, - ответил я.
   - Джек, - Куродо развел руками.
   - Мы его в ангар засунем? - спросил я.
   - Да... - Куродо сглотнул, - о чем речь? какие вопросы...
   Поэт и принцесса не без любопытства слушали наши непонятные беседы.
   - Теперь так, - сказал я, - эта баба хочет лететь со мной, с нами.
   - Колдуны, - объяснил Кэт Поэту, - они притворялись рыцарями. Сейчас они убьют нас и умрут сами.
   Поэт с достоинством поклонился:
   - Я это понял.
   - Не положено, - сказал Куродо растерянно.
   - Не положено? - разозлился я. - Мало ли что не положено? Тебе вон не положено было из ракеты на вольный воздух выбираться. Конторским не положено приемники выключать...
   - А что, - встрял Куродо, - отключили?
   - Отключили, - передразнивая его, ответил я, - поставили галочку против моей фамилий и пошли праздновать юбилей Гризельды.
   -Уу, грымза, - восторженно протянул Куродо, - сколько ей стукнуло триста?
   - Неважно, - поморщился я.
   - Вот из таких грымз образуются очень милые поджарые ящерки-прыгуны. Все, понимаешь ли, наоборот...
   - Я понимаю, - я был очень зол, - что ты мне зубы-то заговариваешь. Я тебе ясно сказал: загоним дракона в холл и берем Кэт...
   - Не положено, - Куродо страдальческим сморщился, - для ее же блага не положено. Ты представь себе, в какой ад она бухнется?
   Я поглядел на принцессу. Я чуть не вздрогнул. Господи, до чего же она была похожа на Мэлори...
   Принцесса спросила:
   - Ты убьешь только меня или еще и Поэта?
   Мне не хотелось долго объяснять, и я коротко брякнул:
   - Только тебя...
   - Что он сказал? - поинтересовался Поэт.
   - Что на небо он возьмет только меня, - ответила Кэт.
   - А мне и не надо, - заносчиво ответил Поэт, - я и сам там бываю...
   - Чего они лопочут? - спросил Куродо.
   Я промолчал, устроился на камне, принялся пробиваться к координатору. Понятно, ничего не получилось.
   Услышав шорохи и свисты, доносящиеся из железного нагрудника, Поэт изрек:
   Молчание - золото, но
   тишина золотее молчания,
   но немота ужаснее
   тишины, и в немоте
   нет ни золота, ни молчания,
   ни тишины...
   Я подумал, подумал и вызвал начальника школ.
   Куродо тем временем распахнул чрево ракеты.
   Поэт остался невозмутим.
   Кэт чуть побледнела.
   Зато дракон попятился. Хотя ему-то что было бояться? Перед ним была пещера, распахнутая настежь, чистая, светлая, гладкостенная.
   Пещера, разинувшая зев, ставшая видной всем, кто смотрит...
   Начальник школ удивился, услышав мой голос, но с готовностью спросил:
   - Джек, чем обязан?
   Я вкратце объяснил ситуацию с драконом.
   - Да, - услышал я, - помещение-то найдется, но, как ты сам понимаешь, это - даже не тренажер. Так, экземпляр. И надо следить, чтобы в другие пещеры не забредал... Съедят за милую душу. Что еще?
   Я рассказал о принцессе.
   Куродо зазывал дракона в ангар ракеты.
   Дракон мотал мордой из стороны в сторону и пятился, пятился назад.
   Поэт, словно поняв, что от него требуется, сбежал с камня вниз, отважно уперся обеими руками в хвост дракона и стал подпихивать дракона к ракете.
   - Это, - ответил начальник школ, - другое дело. Хотя почему - другое?.. Ее тоже нельзя будет отпускать в другие пещеры. Оставь ее там.
   Я глядел на принцессу.
   - Она не хочет, - сказал я и добавил: - Она не хочет, и я не хочу.
   Начальник школ некторое время молчал (я уже опасался, что прервана связь), потом ответил:
   - Это - твое дело. Своя рука - владыка. Даже если нарушишь инструкцию, кто тебе слово скажет? Но я бы на твоем месте... - начальник школ не договорил, вздохнул, - ладно... Дам знать координатору: в довесок к дракону для рыцаря - для рыцаря - принцесса... Кстати, из Северного городка, третья рота, в ветераны перешел твой знакомый...
   - Бриганд, - обрадовался я, - Мишель?
   - Точно.
   Отбой.
   Я поднялся.
   Куродо звал дракона:
   - Цыпа, цыып, цыып...
   - Кэт, - сказал я, - встань туда и кликни чудище - по-своему. Вперед, а то еще шажок-другой - и был Поэт, вот и не стало Поэта. Гляди, он уже почти под брюхом...
   Дракон, в самом деле. отползал, отодвигался от зовущего, приманивающего его Куродо, так что Поэт, упиравшийся обеими руками в хвост дракона, находился в весьма опасном положении.
   Принцесса подхватила веревку, довольно грубо дернула (так тянет старуха упрямую глупую корову) - и дракон шаг за шагом, нелепо и неуклюже пополз за принцессой.
   - Готово, - с восхищением выдохнул Куродо.
   - Еще бы нет, - усмехнулся я.
   Поэт отряхивался.
   - Может, вы и меня возьмете? - кажется, больше из приличия поинтересовался он.
   - Нет, - я покачал головой, - ни в коем случае. У меня и с Кэт были сложности. Вам, впрочем, и ни к чему. Вы и здесь как на другой планете.
   Поэт зарделся.
   Я посоветовал:
   - Вам лучше бы удалиться - подальше и побыстрее. Сейчас будет сноп огня, дрожание земли и прочие неприятности. Вы умеете скакать на лошади?
   - Да, - горделиво сказал Поэт, - умею.
   - Ну и прекрасно, - сказал я, - забирайтесь на принцессину лошадь, она вроде бы посмирнее, и - рвите как можно дальше.
   - Прощальную оду прочитать? - спросил Поэт.
   - Уносясь вдаль, - заметил я, - вы можете читать все что угодно - хоть прощальную, хоть величальную...
   Глава восьмая. Семейные сложности
   Первое время я старался научить Кэт нашему языку. Она не понимала, пугалась. Она всего пугалась.
   Я понимал, что зря приволок Кэт в подземелье.
   Впрочем, Жанна Порфирьевна успокаивала:
   - Там... девочке было бы много сложнее.
   А потом Кэт освоилась. Она словно бы пришла в себя и даже научилась бойко лопотать по-нашему.
   А потом случилось превращение Жанны Порфирьевны - и мы общими усилиями отволокли Жанну Порфирьевну в близлежащую санчасть.
   Огромная жаба с выпуклыми прекрасными глазами все смотрела и смотрела на меня, покуда мы волокли ее в санчасть - и часто вздрагивала своим отвратительным горлом-мешком.
   - Вот так, - засмеялся и хлопнул меня по плечу Мишель , - будешь плохо себя вести - станешь такой же красивый...
   Я рассердился и ударил Мишеля. Нас едва растащили.
   Мишель орал мне:
   - Дурачок, ты не хыщнык - у тебя рога! Забодать можешь, а загрызть ни-ни...
   Я вырвался из рук Куродо, схватил бриганда за грудки, прижал к стене туннеля:
   - Ты про что? Про что ты?
   - Сдурели, - спокойно сказал Георгий Алоисович, - что, не можете свои ротные дела дорешить? Крепко тебя бриганд кантовал?
   Я отпустил Мишеля.
   - Не особенно, - сказал я и добавил: - Как положено...
   Потом мы всей комнатой поминали Жанну Порфирьевну.
   Глафира, которая стала квартуполномоченной вместо Жанны, пела песни, а Мишель объяснял мне:
   - Да все нормально, честно... ну, подумаешь, шлюха, ну, бывает...
   - Конечно, бывает, - соглашался я, - это как я в какой-то книге читал: "Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной". В этом смысле - шлюха?
   - В этом, в этом, - кивал Мишель , - со мной она и впрямь спать не хочет... У нее есть магнит попритягательней.
   Я смотрел в наглое ухмыляющееся лицо Мишеля и вспоминал слова капитана.
   Вот оно как повернулось, вот оно как.
   - Мишель, - сказал я, - тут дело пахнет дуэлью... Поединком - чуешь?
   Мишель заулыбался еще шире, ликующе.
   - Валяй, - с каким-то яросно-радостным надрывом выкрикнул он, валяй... давно ты дерьма не хавал, да?
   - Виноват, - улыбнулся я, - но вы... ошибаетесь, это вы, кажется, употребляли... дважды... Спросите у сослуживцев...
   - Тссс, - поднялся Куродо, - тихо. Тихо, ребята.
   - Чего тихо, - громыхнул по столу кулаком Мишель, - чего тихо-то?
   Глафира набрала полные легкие воздуху и вывела звонко-звонко, печально-печально...
   - Это правда, курица - не птица,
   но с куриными мозгами хватишь горя,
   если выпало в Империи родиться,
   лучше жить в провинции, у моря...
   Песня была хороша, но она не утихомирила Мишеля, нагнувшись ко мне, он проговорил отчетливо, ясно:
   - Джекки - Ббте - Пародист, знай свое место...
   Я вздрогнул. Ад возвращался, а я должен был предотвратить это возвращение.
   Я молчал, я знал, что реакция у Мишеля лучше и руки сильнее. И вообще, я чудом, случайно, оказался в ветеранах, а ему-то давным-давно должно было здесь оказаться.
   - Молчишь? - Мишель погладил себе горло. - Правильно молчишь. Знаешь свое место. Помнишь... Не ты, блин, косточки твои помнят... Да?
   Это было правдой. Я страшился того избиения. Мне было жутко вспомнить тот ад.
   А он надвигался. И горло ада было похоже на горло жабы, отвратительный дряблый колеблющийся ме-шок...
   - Твоя жена, - говорил Мишель, - блядь. Сходи к седьмому болоту убедись... У тебя, Ббте-Пародист, только такая...
   Он слишком увлекся. А я слишком разозлился. Только этим я объясняю свой удачный удар.
   А может быть, он был слишком пьян?
   Не знаю. Когда перестаешь держать душу за копыта, о теле тоже как-то подзабываешь.
   Загребая бутылки и тарелки со стола, Мишель опрокинулся навзничь.
   И даже поднялся не сразу.
   - Нокаут, - прокомментировал событие Георгий Алоисович, - из-за чего шум, ребята?
   Куродо объяснил:
   - Бывший бриганд стал выстябываться. Он решил, что он в роте. Это нехорошо.
   Георгий Алоисович сказал:
   - Но Джеку тоже нельзя руки распускать, а то что же такое получается? Чуть что не по мне - в харю? Райская жизнь получается, а не суровые будни...
   Захмелевшая Глафира подперла щеку рукой и затянула:
   - Ой да не вечер, да не вечер...
   Кэт подошла ко мне, обняла за плечи и попросила, тихо вышептала в самое ухо:
   - Пойдем?
   Она не была на вечеринке. Сидела в комнате, вязала или шила, или читала - здесь она пристрастилась к чтению - да вот и появилась в самый подходящий момент на кухне.
   Мишель шумно поднялся, водрузил два огромных кулака на стол и выругался.
   - Какие слова, - удивилась Кэт, - я их не знаю.
   - Это - нехорошие слова, голубка, - сказал я, - тебе совсем необязательно их знать.
   - Решено, - выдохнул Мишель, - дуэль? Сегодня... Здесь.
   - Завтра, - примирительно сказал я, - завтра - и где-нибудь подальше отсюда. Сегодня у тебя трясутся руки.
   - Нееет, - замотал головой Мишель , - дуэль! Здесь, сейчас...
   - Это просто хамство, - внезапно возмутилась Глафира, - он побил все тарелки, сдернул скатерть... Мы сидели нормально, поминали Жанну, а этот... Все! Ты у меня завтра будешь дежурным - все вымоешь. выскоблишь...
   Куродо поглядел на Глафиру и спросил:
   - А если он сегодня ляжет смертью храбрых?
   -Тогда дежурным будет он! - Глафира ткнула пальцем в меня.